Якоби Кейт. Голос демона (Легенды Элайты - 2)

   - Леди Дженнифер, - проговорил Мика в самой светской манере, - вы выглядите прекрасно. И вы, леди Белла.
   - Очень любезно с вашей стороны приехать, - с легкой запинкой ответила Дженн.
   - Да, - подтвердила Белла с улыбкой. Она тоже, казалось, нервничала, но при таком количестве гостей это было неудивительно.
   - Мика. - Дженн приподнялась и, оглянувшись по сторонам, прошептала: Предупреди его! Тут не все так, как... Прошу тебя, не отходи от него. Я не хочу, чтобы он оставался в одиночестве.
   Бросив быстрый взгляд на Беллу, Мика кивнул. Что бы Дженн ни имела в виду, Белла не сделала попытки ни остановить ее, ни пуститься в объяснения. Мика прошептал так тихо, что только Дженн могла его услышать:
   - Если захотите избавиться от всего этого, только скажите. Будет достаточно одного слова.
   Дженн улыбнулась ему с такой теплотой, что сердце Мики перевернулось.
   - Спасибо за предложение, Мика. Но ответ будет "нет", и ты знаешь почему. А теперь, пожалуйста, отправляйся к нему. У нас позже еще будет время поговорить.
   С новым поклоном Мика отступил назад. Оглянувшись, он обнаружил, что Роберт в дальнем конце зала тихо с кем-то беседует; собеседника его Мика не разглядел, но заметил, что прислушиваются к разговору многие. Пробираясь между группами гостей, Мика старался поймать словечко-другое, но странное дело: как только он приближался, все умолкали. Единственная фраза, которую он уловил, была: "Это Ангел Тьмы".
   Да, Роберт прекрасно разбирался, как следует одеваться для подобной церемонии. Жаль, что при этом ему в черном облачении, с черными, как вороново крыло волосами не хватало чувства самосохранения...
   Роберт заметил приближающегося Мику и отошел от своего собеседника.
   - Никаких подробностей?
   - Похоже, она не захотела со мной откровенничать. Впрочем, есть кое-кто, жаждущий с вами поговорить, лорд Якоб.
   Сидевший в кресле у камина старик призывно махал им рукой. Окружавшие его друзья при приближении Роберта и Мики начали исчезать в толпе. Старый граф оглядел зал, заполненный блестящими придворными и влиятельными аристократами со всей страны. В отличие от Дженн Якоб сидел не на возвышении как если бы этой ночью он не хотел смотреть на своих гостей сверху, а стремился оказаться одним из них.
   - Я рад, что вы приняли мое приглашение, Роберт. Если кому и следует быть сегодня здесь, то это вам.
   Роберт лукаво улыбнулся:
   - Благодарю вас. Должен признаться: я был удивлен.
   - Поступки и друзей, и врагов часто нас удивляют. Все дело в том, как мы на них реагируем.
   Роберт приветствовал друзей Якоба со своим обычным обаянием, однако все они как один, казалось, чего-то ждали, словно приехали сюда не на свадебные торжества, а для чего-то другого. Мика уже начал чувствовать себя очень неловко, когда в зале вдруг воцарилась полная тишина. Впервые стали ясно слышны звуки музыки, но от этого стало только хуже. Мика резко обернулся, ожидая увидеть перед собой врага, но обнаружил совсем другое: толпа расступилась, и к ним приближались двое мужчин.
   Инстинктивно Мика сделал шаг вперед, заслонив собой Роберта, однако тот ласково положил руку ему на плечо и отодвинул в сторону. Те двое приближались, и мужчины низко им кланялись, а женщины приседали, так что скоро в зале осталось всего трое, не склонивших головы, - Роберт, Тьеж Ичерн и Селар.
   - Добро пожаловать в Люсару, - громко, чтобы слышали все в зале, сказал Селар. - Жаль, что вам не удалось до сих пор побывать при дворе, но после такого долгого отсутствия вас, должно быть, ждали дома многие важные и срочные дела.
   После едва заметной паузы Роберт поклонился. В зале царило напряжение, но он держался совершенно свободно. Он подошел к Селару и заговорил так непринужденно, словно расстался с ним всего неделю, а не четыре года назад. Это был редкий талант, которому Мика всегда завидовал.
   - Благодарю вас, сир. Вы совершенно правы недавняя смерть брата лишь увеличила мою ответственность перед моими людьми.
   - Не говоря уже о смерти вашего дяди, - проворчал Ичерн. Селар бросил рассеянный взгляд на собравшихся в зале.
   Придворные тут же попятились, так что перед Селаром остался только Якоб в своем кресле. Барон Кемпбелл, заметив это, подошел и встал рядом со старым другом. Оба они молчали, но смотрели на короля с вызовом. Они явно знали о предстоящем противостоянии. Что они задумали?
   Мика почувствовал, что дрожит. Так вот о чем пыталась предупредить его Дженн! Селар, возможно, прикажет Мике убираться, но теперь не было на свете такой силы, которая заставила бы его покинуть Роберта.
   Король еще раз обвел зал рассеянным и презрительным, как всегда, взглядом. За эти четыре года он, казалось, совсем не постарел и выглядел здоровым и бодрым. Его светлые волосы блестели, серые глаза смотрели твердо и решительно. Светлая туника Селара была расшита рубинами и изумрудами, на боку сверкал меч.
   - Смерть вашего брата оказалась, должно быть, тяжким ударом для вашей матушки, - ровным голосом продолжал Селар. - Несомненно, потерять юного сына - ужасная трагедия для нее.
   Роберт выслушал это, не поморщившись.
   - Да, она очень тяжело переживает свою потерю, сир. Однако она в добром здравии. Матушка всегда находила утешение и поддержку у церкви, как вы, несомненно, помните.
   Теперь была очередь Селара услышать, не поморщившись, намек на те гонения, которые он обрушил на церковь. Он взглянул на Ичерна, потом на Якоба. Мику он, казалось, не замечал. Разговоры и смех в зале звучали теперь, как и раньше. Краем глаза Мика заметил, что Дженн и Белла стоят на возвышении, неподвижные и напряженные, всего в двадцати футах от короля.
   - Я думал, Данлорн, что весной вы, может быть, все же явитесь ко двору. Входит это в ваши планы?
   - У меня нет совсем никаких планов, сир. - Роберт с невинным видом развел руками. - Как видите, я явился сюда только по настоянию Якоба.
   - Конечно. - Теперь Селар улыбался. Улыбка была зловещей; немногие, увидев ее, спокойно спали бы ночью. - На самом деле мне следовало бы поблагодарить вас за отсутствие. Вы оказали трону больше услуг, оставаясь вдали от столицы, чем когда были при дворе. Я не хочу, конечно, сказать, что не рад вашему возвращению в Люсару. Однако, оглядываясь на прошлое, я не смог бы назвать лорда более преданного короне. Думаю, что так же считает и весь мой народ.
   Селар откровенно насмехался над Робертом это понял даже Якоб. Ичерн качался на пятках, не скрывая надежды на то, что Роберт ответит резкостью. И он, и Селар оказались в этом разочарованы: тот лишь любезно улыбнулся:
   - Я не хотел бы себе лучшей эпитафии, сир. Быть добрым и верным слугой короны - разве это не самое сокровенное желание любого человека?
   - Вот как? - усмехнулся Селар. - А я-то думал, что желанием мужчины было бы иметь мужественное сердце.
   - Но как может служить трону человек, не обладающий мужеством, сир?
   Селар сделал шаг вперед.
   - Не знаю, Данлорн. Может быть, вы сами могли бы ответить на этот вопрос. Да, может быть, мне следует теперь, когда ваш предатель-дядюшка мертв, называть вас Хаддоном? Должен сказать, что мне не много встречалось людей, осмеливавшихся вставать на моем пути, но еще меньше так откровенно помогавших мне своим бездействием.
   Селар с презрением бросал слова в лицо Роберту, выпрямившись во весь рост и повысив голос, чтобы его слышали во всех концах зала. Музыканты в страхе перестали играть.
   - Да, - со смехом продолжал Селар, - великое имя Дугласов теперь путают с прозванием "трус". Знали бы вы, сколько раз мои люди советовали мне схватить вас, обвинить в чем-нибудь. Хаддон это угроза, говорили они. Но вот видите, я оставил вас в покое, позволил забиться в норку, которую вы для себя выкопали. Я знал, что вы не восстанете против меня, знал, что вы выдохлись. Клянусь богами, даже в вашем дяде было больше храбрости! Я знал, что вы не пикнете, даже когда я приказал его уничтожить! А все почему? Потому что вы - трус. Поэтому-то вы и сбежали из Марсэя, поэтому сейчас стоите передо мной, не смея слова сказать в свою защиту. Ну же, Хаддон! Попробуйте отрицать! Вот Ичерн посмеется!
   Роберт молчал, лицо его оставалось совершенно неподвижным, руки были опущены.
   - Вот как? Вам нечего сказать? Какая жалость я надеялся, что вы поразвлечете гостей. Вогн будет очень разочарован, когда узнает, что вы проделали такой путь и ничего не смогли мне ответить. Мы столько лет были рядом, но только теперь я понял, как мало давала мне ваша дружба. А все-таки порадуйте собравшихся, попробуйте мне ответить! Вы, последняя надежда Люсары, единственный, кто противостоял узурпатору! Вам так-таки нечего сказать? Почему вы не обнажите меч, почему не убьете меня на месте? Почему не освободите от меня свою любимую страну?
   - Не могу, сир, - спокойно ответил Роберт. - Если помните, я принес вам присягу.
   Селар отбросил всякое притворство и угрожающе надвинулся на Роберта. Глядя ему в глаза, он бросил с такой яростью, что она одна, казалось, могла сокрушить человека:
   - Ну, если вас останавливает только это, Роберт, вперед! Я совсем не хочу, чтобы потом говорили, будто я дал оправдание вашей трусости. Да в таком оправдании вы никогда и не нуждались! Доказательство тому ваше поведение при Селуте. Зачем мне присяга труса, когда у моих ног вся эта страна рабов! Клятва, которую вы мне дали, имела цену, пока вы были народным героем, но теперь ваша трусливая осмотрительность и бездействие сделали ее ненужной. Я освобождаю вас от клятвы!
   Роберт, глаза которого вспыхнули опасным огнем, повернулся к Якобу:
   - Мне кажется, милорд, что мое присутствие не доставляет удовольствия гостям. С вашего разрешения, я удалюсь.
   Якоб смог только кивнуть; глаза его были холодны как лед. Роберт повернулся на каблуках и вышел из зала, толпа расступалась перед ним, как перед прокаженным.
   - Я же говорил вам, Ичерн, - снова вернулся к своему издевательскому тону Селар, что он ни на что не осмелится.
   - Да, сир, говорили. И все равно жалко: хорошая потасовка всех развлекла бы.
   - Ну, проливать кровь накануне вашей свадьбы было бы плохой приметой и нарушением благочестия. Правда, это послужило бы актом очищения. Ладно, кузен. Думаю, пора вам познакомиться с вашей прелестной будущей супругой.
   Король и Ичерн двинулись к возвышению, а Якоб дернул за рукав Мику:
   - Скорее, мальчик, иди за ним. Ему сейчас нужен друг.
   Дженн следила, как Мика пробирается сквозь толпу, не замечая, что Белла дергает ее за руку и шепчет: "Пора".
   Дженн только рассеянно кивнула. Мика исчез в дальнем проходе, но это не принесло облегчения. Они сейчас уедут? Он покинет замок? Выедет в ворота Элайты, чтобы никогда больше сюда не вернуться?
   - Пойдем, Дженн. Они ждут.
   Дженн подняла глаза, но по-прежнему ничего перед собой не видела. В ее душе все еще звучали сказанные Селаром слова.
   Трус.
   Так он назвал Роберта.
   Трус.
   Но... Роберт ведь не был трусом. Он был Врагом.
   Врагом... всего этого.
   - Если время пришло, - выдохнула Дженн, чувствуя, что ярость вот-вот прорвет все сдерживающие ее плотины, - то, пожалуй, нам следует идти.
   Вместе с Беллой она спустилась с возвышения. Глаза Дженн самой кротости и скромности были опущены, она двигалась со всей грацией, которой ее научила сестра.
   Лицо Дженн было спокойно, руки не дрожали, дышала она ровно.
   Она была готова убивать.
   Левая ладонь Дженн начала чесаться, напомнив о клятве, данной Уилфу. Клятва была выжжена в памяти девушки так же неизгладимо, как отпечаток ее руки на столе совета. Дженн тогда сказала Уилфу, что могла бы сжечь Анклав. Может быть, придет день, когда она и сделает это. Но сегодня ее действия будут иными. Иными и гораздо более смертоносными.
   Белла подвела Дженн к креслу Якоба. Девушка присела в низком реверансе, потом Якоб взял ее за руку своей морщинистой холодной рукой и заговорил. Дженн не слышала этих тихих вежливых слов: их уносил прочь ураган ее гнева. Только когда Якоб умолк, она поняла, что пришло ее время.
   Якоб вложил ее правую руку в руку Ичерна. Герцог склонился и коснулся губами ее пальцев. Лишь бушевавшая в Дженн ярость не дала ей вздрогнуть от этого прикосновения и выдернуть руку. Гнев помог ей сохранить холодную голову и самообладание. Никогда еще не бывала Дженн такой совершенно спокойной.
   Она подняла глаза, но не на Ичерна, а на Селара.
   Он наблюдал за ней со смесью любопытства и насмешки, с презрительной снисходительностью типичный тиран.
   Тиран, обреченный на смерть.
   Дженн чувствовала, как растет в ней смертоносная сила; она наслаждалась даруемым ею ощущением власти разрушать. Он так и не поймет, что с ним случилось, никогда не догадается, что сам обрек себя на смерть.
   Дженн подняла левую руку, чтобы точнее направить колдовской удар, который она сейчас нанесет, сделала глубокий вдох...
   На ее плечо легла чья-то рука.
   Белла. Дженн услышала ее шепот:
   - Ты должна приветствовать своего будущего мужа, сестра. Он ждет.
   Сила, как огонек свечи, дрогнула и погасла. Разочарованная и огорченная, Дженн уронила руку и пробормотала положенные слова. Она даже заставила себя взглянуть на Ичерна. Он ничего не заметил. Никто из них ничего не заметил.
   Дженн снова посмотрела на Селара, но внимание короля было уже направлено не на нее. Откуда-то в уме Дженн возникли слова: "В один прекрасный день, король, будешь ли ты тогда могуществен или впадешь в ничтожество, я уничтожу тебя".
   - Ну, как, по-вашему, кузен, - обратился Селар к Ичерну, совершенно не подозревая, что ему только что был вынесен приговор, - эта прелестная малютка вас устроит?
   Легким усилием Дженн, воспользовавшись тем, что ее рука все еще касалась руки Ичерна, наложила на него Печать. Союзником ей он, конечно, никогда не станет, но все, что возможно, кузен тирана для ее защиты сделает.
   - Да, сир, - склонил свою толстую шею Ичерн. Он все еще сжимал руку Дженн, и хотя от его прикосновения по ее коже бежали мурашки, девушка не отстранилась. - Она очаровательна. Графу Якобу, должно быть, жаль расставаться с такой драгоценностью.
   - Ваша светлость сама доброта, - буркнул Якоб, потом, неожиданно улыбнувшись, разъединил руки Дженн и Ичерна. - Прошу вас, господа, вас ждут угощение и развлечения. Надеюсь, гостеприимство Элайты не посрамит мой дом.
   Селар рассмеялся и хлопнул Ичерна по плечу:
   - Он хочет, чтобы вы пока оставили его дочь в покое, Ичерн. Ничего, завтра вечером она станет вашей. Пойдем промочим горло.
   Ичерн кивнул, по-прежнему не сводя глаз с Дженн. Медленно и нехотя, только повинуясь Селару, он повернулся и последовал за королем. Голова Дженн от облегчения на мгновение закружилась.
   Якоб, Белла и Дженн остались одни. Только Лоренс и Кемпбелл стояли рядом, как часовые, охраняя последние мирные минуты этой семьи. Якоб притянул к себе Дженн, до нее донеслись его слова, похожие на покаянную молитву:
   - Прости меня, дитя. Я очень виноват. Я ошибался насчет Данлорна.
   Дженн рассеянно коснулась губами его морщинистой щеки, потом, выпрямившись, посмотрела отцу в глаза.
   - Зло уже свершилось, батюшка, и сожаления ничего не изменят. Скорее всего, тебе никогда не выпадет возможность принести ему извинения лично. Якоб нахмурился, но Дженн продолжала, тихо и холодно: - Чего ты ожидал, батюшка? Неужели думал, что Селар обрадуется возвращению Роберта? Что они снова станут друзьями? Или ты рассчитывал, что Роберт убьет короля? Здесь? Сейчас? Ты должен был знать, что случится именно то, что случилось. Не ноги твои отказываются тебе служить, а глаза. Ты всегда говоришь мне, батюшка, что я не предвижу возможной опасности. Теперь, мне кажется, ясно, от кого я унаследовала такую черту.
   Прежде чем Якоб смог ответить, Дженн резко повернулась и отошла от него. Это было необходимо: иначе она наговорила бы такого, о чем потом пожалела бы.
   Мика проталкивался сквозь толпу, стараясь догнать Роберта. Зал был полон опасностей, он чувствовал их кожей. С отчаянно колотящимся сердцем Мика выбежал в дверь, но Роберта не увидел. В панике Мика помчался через двор. Где может быть Роберт? Собирается, чтобы покинуть Элайту?
   Мика добежал до Соколиной башни и задрал голову. Ни в одном окне не мелькал свет, ничто не выдавало присутствия человека. Все же, повинуясь инстинкту, Мика бросился вверх по лестнице. Комнаты были пусты, но дверь, ведущая на верхнюю площадку башни, оказалась открыта. Задыхаясь, Мика выглянул и увидел Роберта, стоящего к нему спиной. Руки его лежали на холодном камне перил, взгляд был устремлен на темный лес вдалеке. Совершенная неподвижность его была пугающей.
   Все еще пытаясь отдышаться, Мика пропыхтел:
   - Не могу поверить, что Селар решился на такое! И при всех! Ведь все слышали его слова! Он что, рассчитывал, что вы его ударите? Назвать вас трусом! После всего, что вы для него сделали! Нет, просто не могу поверить!
   Роберт не пошевелился. Он никогда не показывал своих чувств, но после такого!..
   Только теперь начал Мика догадываться...
   - Все было подстроено, да? Поэтому Якоб и пригласил вас. Он рассчитывал, что вы выступите против Селара. А Селар... Селар постарался лишить вас поддержки, опорочить, назвав трусом! О боги! Вам следовало его убить.
   Мика судорожно вздохнул, в ужасе от того, что только что произнес. Роберт не сразу откликнулся; он медленно повернул голову, и когда Мика увидел его глаза, то окаменел.
   Во взгляде Роберта было что-то настолько зловещее, такая темная бездна, что Мика замер на месте и затаил дыхание. Когда Роберт, наконец, заговорил, голос его прозвучал как скрежет камня, падающего в пропасть.
   - Мне не следовало сюда приезжать. Я знал, что совершаю ошибку, но не мог удержаться.
   Мика сглотнул и стиснул кулаки, чтобы руки не дрожали.
   - Может быть... Но ведь нет причины, почему бы Селар...
   - Ты прав. - Роберт слегка переменил позу, и теперь, хоть его глаза и горели по-прежнему мрачным огнем, в них не было больше слепой ярости. - Но что я мог сделать, она ведь была рядом!
   Мика, хмурясь, придвинулся к хозяину, в темноте тот не мог видеть выражения его лица, да это и не имело значения. Неожиданно Мика почувствовал, что расстояние, всегда разделявшее их господина и слугу, тоже не имеет значения. Он опустился на холодный камень скамьи и прошептал:
   - Вы ее любите.
   Ответа не последовало - лишь слабое пожатие плеч.
   - Роберт! - Мика протянул руку и развернул Роберта к себе лицом. Ответьте мне. Ведь вы ее любите?
   Роберт неохотно взглянул на Мику и после долгой паузы прошептал:
   - Какая разница?
   - Но еще не поздно все остановить... Если бы вы сказали ей об этом, вы могли бы ее увезти.
   - Ох, едва ли Селар позволит мне подобное. Да и что я стал бы делать потом? Обречь ее на жизнь беглянки? Разве могу я причинить ей такое зло! И как насчет матушки и всех, кто от меня зависит? Могу ли я бросить их всех на растерзание хищникам Селара только потому, что питаю к Дженн какие-то чувства? - Роберт горько усмехнулся. - Да и скажи я ей о своей любви, ничего бы не изменилось. Она меня ненавидит.
   - Откуда вы знаете?
   - Ну, об этом я позаботился.
   Мика, ничего не понимая, развел руками:
   - Но зачем? Вы решили, что и она может испытывать к вам те же чувства?
   - Не знаю. Я просто не мог рисковать.
   - Но если вы ее любите...
   Роберт отвернулся и обреченно склонил голову:
   - Не важно, люблю я ее или нет. Я не могу доверять никаким своим чувствам. Да к тому же тут просто действуют те проклятые Узы...
   Мика ничего не мог понять.
   - Откуда вы знаете, что тут просто действие Уз? И какое имеет значение, если это и так?
   - Дело в том, - Роберт выпрямился во весь рост и повернулся к Мике, что Ключ ошибается. Пророчество ложно. Иначе не может быть. И у меня нет выбора: я должен противиться... Мика, я должен противиться всему! Если я этого не сделаю...
   - Что? Что случится, если вы не будете противиться?
   - Тебе незачем это знать. - Роберт твердо посмотрел Мике в глаза. - Не настаивай, друг мой. Поверь, ты ничем не можешь мне помочь. Хотел бы я, чтобы все было иначе.
   ГЛАВА 22
   Он лениво снял рубашку, подержал в руке и уронил на пол. Лихорадка заставляла его то гореть в огне, то дрожать от леденящего холода. Здорово он осадил этого труса!
   Кинул ему в лицо все его жалкие уловки, и что же? в ответ лишь полная покорность...
   Значит, все эти годы он боялся того, чего на самом деле не существовало! Все эти годы он помнил об угрозе, да и выслушивал напоминания о ней тоже. И вот теперь доказал: придворные ошибались. Теперь они не могут не видеть этого. Никогда больше никто не посмеет усомниться в проницательности короля! Не будет больше вопросов о том, почему он защищает Хаддона. Впрочем, и защиты не будет тоже.
   Долг заплачен. Только слабость могла тогда заставить Хаддона спасти жизнь незнакомцу. Именно слабость хоть он всегда и считал этого человека сильным. Хаддон слаб. Поэтому он и бежал - и тогда, и сейчас, снова и снова. Вечное бегство, никакого мужества. Трус.
   Хаддон заслужил то, что получил.
   Закинув руки за голову, Селар потянулся. Лунный свет призрачной лужей растекся по полу. Селар улегся в постель, и некоторое время лежал неподвижно. Теперь его ничто не тревожило, и скоро он уснул.
   В ее комнате было так холодно! Слишком холодно, чтобы оставаться неподвижной даже под одеялами. Воздух казался сырым и промозглым. Дженн расстелила одеяло у камина и уселась на него, обхватив руками колени. Пламя вспыхивало и потрескивало, угли сияли золотом, но тепла почти не чувствовалось. Закутавшись в одеяло, Дженн продолжала дрожать.
   В замке все стихло. Последние пирующие разошлись по своим комнатам: сегодня нужно было отдохнуть, набраться сил перед завтрашними торжествами. Даже Белла уснула в кресле в гардеробной Дженн. Слуги убрали зал, собаки угомонились. Часовня, полная цветов, блистала убранством. Не было ничего, что могло бы помешать будущей церемонии, разве что начнется война...
   Удивительно: как могла самая большая ее драгоценность так медленно, так незаметно растаять, что Дженн заметила это, только когда ее лишилась? Где теперь ее свобода? Развеяна временем, обстоятельствами, желанием выжить, а не жить...
   Неужели свобода всегда была такой хрупкой, такой призрачной? Неужели ее всегда было так легко потерять?
   Нет, не может быть! Дженн всегда чувствовала ее как нечто реальное, как надежную опору. Свободолюбие направляло ее поступки почти всю жизнь.
   И вот теперь совсем скоро, всего через несколько часов она лишится последних остатков свободы...
   Дженн протянула руки к огню, но так и не почувствовала тепла. Тогда она встала и начала ходить по комнате, чтобы разогнать кровь по телу. Однако и это не помогло. Беспокойство было похоже на ледяной сквозняк.
   Где он теперь?
   Уехал ли? Посмеет ли она воспользоваться своим умением искательницы? Да, конечно, после издевательств Селара он должен был уехать...
   Заставив себя успокоиться, Дженн остановилась и закрыла глаза. Искательница она была неумелая, но все же, если Роберт в замке, она узнает об этом.
   Ничего. Уехал...
   Но...
   Что это там? Что он делает? Не в замке, но рядом, в лесу у старой мельницы... Он стоит неподвижно...
   Дженн широко открыла глаза. Ее охватила нерешительность, но всего на мгновение. Отбросив одеяло, она неслышно подошла к сундуку у двери и вытащила старую поношенную одежду ту, в которой отправлялась в свои ночные походы. Дженн натянула платье, закуталась в плащ и низко надвинула капюшон. Бесшумно отперев дверь, она выскользнула в коридор. Винтовая лестница была погружена во мрак, но Дженн не замедлила шагов: в последнее время у нее было достаточно практики в том, чтобы находить дорогу в темноте.
   С опаской, делая каждый шаг, Дженн выбралась во двор, сразу свернула в сад и двинулась к калитке в стене. Близость свободы наполняла легкостью ее тело, звала вперед. Мимо прошли двое стражников, но тень скрывала Дженн, и они ее не заметили. Огромные дубовые створки ворот были распахнуты, но железная решетка опущена. Замок тихо щелкнул под пальцами Дженн, она чуть отвела решетку, потом вернула ее на место.
   Всю дорогу до озера Дженн держалась как можно ближе к стене замка, зная, что так ее нельзя увидеть. Только оказавшись на берегу, она стремглав кинулась бежать по траве к деревьям. Кочки, о которые она спотыкалась, не замедляли ее бега. Дженн чувствовала непреодолимую потребность двигаться, из нее била энергия. Казалось, ее помимо воли несет ураган мщения. Запыхавшись, она добежала до леса и только там упала на колени.
   Как же все запуталось! Все эти заговоры, тайны, интриги... И вот теперь Роберту причинена такая нестерпимая боль!
   Что с ним будет? Начнет ли та тьма внутри, которую разглядела Дженн, расти, питаясь унижением, бессилием, гневом?
   Дженн поднялась на ноги и начала пробираться сквозь кусты.
   Ей не следовало допускать, чтобы дело дошло до такого. Теперь поздно. Завтра она окажется навсегда прикована к этому чудовищу, Ичерну. Стоя в часовне, она произнесет слова, в которые не верит. Но произнесет их она все равно. Она не опозорит Якоба никогда и ни за что. Пусть обет, который она даст, будет ложью, но ведь потом... потом... ей придется отдаться этому... этому человеку...
   Неужели только это ей и суждено? Неужели в ее жизни не будет ничего другого?
   Глупая девчонка! Какой идиотизм думать, мечтать о чем-то другом! Почему должна ее судьба быть иной, почему страдание должно ее миновать? Как может она мечтать о праве выбора, когда другие люди такие, как ее отец, как Роберт этого права лишены?
   Да, слишком поздно...