Страница:
В представлении «новых правых» они победили «надолго», и никакие политические силы не одолеют их влияния в политической жизни страны. По их мнению, средства массовой информации ныне не враждуют с ними, а готовы к сотрудничеству. Видные либералы сошли с политической сцены или капитулировали перед правыми. Ультраправые убеждены, что именно они являются сегодня главными действующими лицами в политическом развитии страны, хотя, мол, и не представлены напрямую в высших звеньях государственного аппарата США. «Новые правые» атаковали по ряду вопросов «умеренных консерваторов», обвиняя их в предательстве «идеалов» консерватизма.
Они действовали с откровенно экстремистских позиций, проявляя резкую и бескомпромиссную идеологическую нетерпимость. Но это вовсе не значит, что между «новыми правыми» и «умеренными консерваторами» нет точек сближения. В социально-экономических программах, наоборот, их позиции совпадают почти полностью. Правда, «новые правые» стремятся к достижению тех же целей несколько иными средствами. И здесь, конечно, экстремизм «новых правых» очевиден. Известный американский обозреватель У. Пфафф пишет: «Настоящая беда американских правых в том, что они не очень-то разбираются в собственном прошлом и не слишком умны. Полезная классификация правых, существующая в современной Европе, различает правых, ориентирующихся на бизнес, выступающих за свободный рынок, консервативных в своих социальных и политических взглядах. Затем идут националистические и авторитарные правые (французские „бонапартисты“). Наконец, существуют еще интеллектуальные и „реалистические“ правые, в число которых входят крупные мыслители — как Алексис де Токвиль во Франции, Эдмунд Бёрк в Англии, покойный Раймон Арон во Франции. Среди американских правых эквивалентной традиции не существует.
Тем не менее вообще в США такая традиция есть. В современном университетском мире и журналистике США ее представляли Уолтер Липпман, Ханна Арендт, Ганс Моргентау, Райнхольд Нибур и Джордж Кеннан. Но американские правые считают таких людей опасными леваками главным образом потому, что они отрицают воинствующий национализм и манихейский подход к миру, присущий правым.
Результатом этого стало обезглавливание американского консерватизма. В своем нынешнем виде американские правые сочетают экономические доктрины бизнеса с джингоизмом и наивным, но очень злым антикоммунизмом. В интеллектуальном плане они, как и всегда раньше, на вторых ролях.
Это осложняет жизнь тем, кто хочет отыскать глубокий смысл и всеобщую значимость в посланиях, провозглашаемых сегодня из Вашингтона. Люди в Вашингтоне подают заявку на изобретение велосипеда. Зарубежный наблюдатель отмечает, что это изобретение выглядит до боли знакомо; он уверен, что уже видел эту машину раньше. В Вашингтоне говорят: «Мы нашли путь разрешения мирового кризиса». Наблюдатель, пользуясь выражением Гертруды Стайн, проверяет ответ и в результате обнаруживает, что его вообще нет»[186].
Было бы упрощением, однако, считать, что воззрения администрации Р. Рейгана и позиции «новых правых» по вопросам внешней политики США тождественны, что президент лишь механически воспроизводит идеологию и политику крайне правых. При всем сходстве и даже высокой степени заимствования идей из багажа «новых правых» у администрации есть и некоторые собственные позиции. Идеологически и политически они не уступают крайне правым по степени консерватизма и экстремизма одновременно, но имеют определенные особенности скорее по форме, чем по существу. В целом лидеры «новых правых» убеждены, что нынешний президент идет «нужным курсом», хотя и считают, что «авангардисты» и в этом вопросе именно они, а нынешний президент робеет, отстает, плетется позади них и в замыслах и в действиях. Они намекают на то, что не сказали еще своего последнего слова в политической жизни страны и будущее за ними. Правые готовы, с некоторыми коррективами, считать, что дело «Pax Americana» находится в надежных руках Р. Рейгана и его единомышленников. Роль же «корректировщиков» внешнеполитического курса справа берут на себя лидеры «новых правых». Они собираются обойти или «превзойти» Р. Рейгана в его политической философии и действиях, поставить в Белом доме еще более правую фигуру. Возможно, нынешний президент им кажется недостаточно «новым» в среде правых, архаичным и слишком «осторожным» политиком «умеренного» толка. Им нужен гораздо более воинственный и авантюристичный деятель, который бы совместил «имперское» мышление с ядерной войной.
И все же ультраправые ныне всерьез обсуждают, кому же возглавить их движение «после Рейгана». Среди потенциальных лидеров, которые могут сменить Р. Рейгана, оказываются сенатор-республиканец от штата Колорадо У. Армстронг, член палаты представителей от республиканской партии из штата Иллинойс Д. Крейн, сенатор-республиканец от штата Алабама Дж. Дентон, член палаты представителей от республиканской партии из штата Джорджия Н. Гингрич, сенатор-республиканец из штата Юта О. Хэтч, сенатор-республиканец из штата Северная Каролина Дж. Хелмс, сенатор-республиканец из штата Висконсин Р. Кэстен, член палаты представителей от республиканской партии из Нью-Йорка Дж. Кемп, член палаты представителей от республиканской партии из штата Техас Р. Пол, сенатор-республиканец из штата Айдахо С. Симмс. В этом списке был член палаты представителей, председатель «Общества Джона Бэрча» Л. Макдональд, вскоре погибший на южнокорейском самолете, брошенном американскими разведслужбами в воздушное пространство СССР.
Все эти имена хорошо известны. Люди, которых назвал «Консерватив дайджест», принадлежат к крайне правому крылу республиканской партии. Это опытные, тертые политиканы. Почти все они имеют рычаги контроля в конгрессе. Они являются членами ряда влиятельных комиссий и подкомиссий, одновременно руководят крупными организациями крайне правых.
Среди этих людей значится Дж. Хелмс — уже известный нам лидер ультраправых в сенате. Другие, быть может, уступают ему по значению в иерархии власти и влияния. Но они придерживаются тех же убеждений, требуя прямой конфронтации с СССР, отказа от соглашений, наращивания военных бюджетов, неограниченной гонки ядерных вооружений, в том числе и в космосе. У Дж. Дентона, отставного контр-адмирала,—«опыт» войны во Вьетнаме. Д. Крейн в 1978 году был претендентом в кандидаты на пост президента от республиканцев, но отступил, чтобы помочь Р. Рейгану. Дж. Кемп участвовал в работе специальной сессии Генеральной Ассамблеи по разоружению и в сорванных Соединенными Штатами переговорах об ограничении стратегических вооружений в Женеве. Весьма «перспективным» человеком в среде ультраправых долгое время считался и Л. Макдональд, возглавлявший движение «бэрчистов», превратившихся в открыто фашистскую организацию.
Конвент республиканской партии в Далласе в 1984 году придал особое значение фигуре Дж. Кемпа. Он произнес там одну из самых одиозных речей, пронизанную шовинизмом, антикоммунизмом и антисоветизмом, нацеливая республиканцев на новый виток борьбы за власть, осуществление программы крайне правых дома и за рубежом. И сам конвент, и средства массовой информации подавали Кемпа как будущего преемника Рейгана на посту главы республиканской партии и кандидата в президенты в 1988 году.
По своей идеологии, политической карьере, разветвленной системе связей и в кругах ультраправых, и в вашингтонской машине власти, и в военно-промышленном комплексе, многие из кандидатур, подсказанных «Консерватив дайджест», могли бы в случае необходимости захватить руководство в республиканской партии «после Рейгана». Ясно, что вопрос о его «преемнике» уже заботит правые круги. Они хотели бы получить наследника еще правее, чтобы не выпустить власть из своих рук.
Сама постановка вопроса о том, чтобы скорректировать рейганизм «справа», могла возникнуть лишь в определенных условиях. Правые в самом деле овладели многими ключевыми позициями в американском обществе и государстве. Либералы, если они остались ими, потеснены, а некоторые из них переметнулись к правым, пополнив их ряды. Страну захлестнули настроения шовинизма, гегемонизма, агрессии. Усилился диктат монополий, военно-промышленного комплекса. Реакция наступает по всем линиям. Ф. Фитцджеральд отмечал в «Нью-Йорк ревью оф букс»: «Поскольку деятели — организаторы в правом движении — Вигери, Уэйрич, Долан и другие — сами остаются вне политических постов, они оставляют за собой возможность варьировать экстремизм своих позиций»[187].
В либеральных кругах США стремятся все же найти какие-то «демаркационные линии» между «новыми правыми» и Р. Рейганом, но они, по-видимому, сильно преувеличивают существующие расхождения. Либеральный обозреватель А. Тоннелсон в статье, опубликованной в «Форин сервис джорнэл»[188], склонен, например, полагать, будто бы главное различие между консервативными воззрениями президента и «новых правых» заключается в том, что президент и его окружение стремятся обеспечить господство США в рамках существующей ныне системы международных отношений, а «новые правые» не хотят с ней считаться, требуют отказа от «всяких правил» в осуществлении «имперской» внешней политики и руководствоваться исключительно «национальными интересами» США, причем такими, которые можно толковать произвольно.
Похоже, что водораздел между Р. Рейганом и «новыми правыми» здесь все же не обнаружить. Сам президент верит в способность США изменять сложившиеся порядки в международных отношениях в желательном для США направлении. Если система международных отношений 70—80-х годов не укладывается в схему «Pax Americana», то администрация Р. Рейгана готова ликвидировать сложившееся в этой системе прежде всего военное, а затем и политическое равновесие. Это и должно, по идее Вашингтона, привести к тому, что схема «Pax Americana» будет наложена на нынешнюю систему международных отношений, деформируя ее по этому образцу. Нет, граница между Р. Рейганом и «новыми правыми» здесь отчетливо не проходит. «Политика сдерживания» нынешнего президента отнюдь не сводит ее к традиционным вариантам, кстати говоря, тоже ориентированным на «имперское» мышление. Нынешняя администрация мечтает о реализации той же политики, но новейшими ядерными средствами. И это вовсе не поиски обязательств и соглашений, несовместимых с «национальными интересами» США. Наоборот. Это отказ от переговоров, обязательств и соглашений именно для того, чтобы иметь свободу рук на международной арене, навязывать миру «национальные», а по сути, «имперские» интересы США, наращивать ядерную мощь для осуществления нового мирового господства Вашингтона. Это ядерный вариант «сдерживания», ядерный вариант «Pax Americana». И «новые правые» могли бы под этим вполне подписаться, хотя они имитируют свое несогласие с хозяином Белого дома по данному вопросу, даже готовы с ним «ссориться».
Тот же «Хэритэдж фаундэйшн» в сборнике «Первый год», подводя промежуточный итог деятельности Рейгана, одобрил изменение внешнеэкономической стратегии США в отношении развивающихся стран, предпочтение в торговле странам, идущим по капиталистическому пути, указал, что торговля могла бы быть использована в целях отдаления некоторых социалистических стран от СССР. Однако при анализе советско-американских отношений позиция администрации была подвергнута критике за «недостаточную последовательность в проведении жесткого курса» на переговорах об ограничении стратегических вооружений, в области прав человека и в торгово-экономической сфере. Крайнее неудовлетворение «Хэритэдж» выразил политикой правительства в военных вопросах, отставанием роста военного бюджета, сохранением мифического «окна уязвимости» в стратегических силах США, отсутствием необходимых «быстрых изменений» в соотношении сил[189]. Тот же Р. Вигери призывает к «политике военного превосходства» США, скомбинированной с многомиллиардными усилиями в области пропаганды во всем мире для борьбы с коммунизмом[190].
Согласно А. Тонелсону, противоречия рейганистов и «новых правых» кроются в оценке главных неудач внешней политики США на протяжении последних десятилетий. Для ультраправых они коренятся в утере «долгосрочных целей» и «идеологически обоснованных принципов». Это произошло якобы из-за того, что к руководству внешней политикой США в течение всех послевоенных лет приходили профессиональные дипломаты и те, которых сами правые считают «академическими мыслителями». В то же время у руля внешней политики, сетуют «новые правые», не оказывалось людей, обладающих «твердыми убеждениями и последовательным мировоззрением» истинно консервативного толка. Вот где корень тяги к «компромиссам» на международной арене, считают ультраправые.
Правый экстремизм во взглядах на внешнюю политику США — это «инстинктивное неприятие любых переговоров с потенциальными противниками, особенно в области ограничения вооружений, уверенность в том, что в ходе этих переговоров США всегда остаются в проигрыше, а их противники — в выигрыше; неверие а эффективность американских политических и военных союзов, плохо скрываемое презрение к союзникам США в Западной Европе как к „либералам“, „трусам“ и даже „предателям“, стремление во всем опираться лишь на собственные силы; глубокий пессимизм в отношении будущего развития международной системы, ожидание периода дестабилизации, конфликтов и хаоса; безусловная вера в технологические возможности США, которые позволили бы добиться решающего военного превосходства над СССР путем создания некоего „абсолютного оружия“. И отличается этот подход от позиции администрации, быть может, чуть большей степенью „раскованности“ формулировок.
Когда на руководителей дипломатии США навешивается ярлык «предателей», вспоминается, что и Дж. Даллеса в свое время маккартисты считали чуть ли не «красным», уступившим первое место, занимаемое доселе США, «коммунистам». Мы знаем, кем в действительности был этот американский деятель. Но ни один из преемников Дж. Даллеса не уступал ему в уровне правой, антикоммунистической ориентации, в приверженности «имперской» идеологии и политике. Вряд ли эту линию могли бы проводить «новые правые» с большей последовательностью, чем Р. Рейган, К. Уайнбергер, Дж. Шульц.
Можно согласиться, однако, с автором статьи в «Форин сервис джорнэл» в одном: ультраправые в самом деле выступают против «рационального анализа» формирования внешней политики США. Они хотели бы «вернуться к средневековым и непререкаемым догмам»[191]. И если говорить всерьез, то это вовсе не попытка припасть к традиционным истокам политической жизни США, а стремление односторонне опереться лишь на самое худшее, реакционное, агрессивное в этих традициях — концепцию «Pax Americana» с ее новейшим «имперским», антикоммунистическим и ядерным содержанием. Это и делают сегодня Р. Рейган и его единомышленники.
Разумеется, в политической жизни, да и в самом правящем классе США не все развивается так, как хотелось бы ультраправым. Наблюдаются и другие тенденции. «Новые правые», увлеченные открывшимися перед ними политическими горизонтами, не замечают или игнорируют эти тенденции, которые тем не менее способны усиливаться. Сдвиг вправо и впрямь очевиден в США, но политическое размежевание в стране носит гораздо более сложный и противоречивый характер. Идеологического и политического «консенсуса», стержнем которого стал бы сдвиг вправо, в стране не наблюдается. Если в самом деле «консенсус» и существует по ряду важных параметров, то только в правящем классе, да и он не столь устойчив, как, например, в 50-е годы.
«Новые правые» намерены добиваться подъема экономики за счет углубления социального неравенства. Но это подрывает их социальную базу в «среднем классе». В своей аргументации по поводу «советской угрозы» «новые правые» оказались в нитях путаницы, которую сами соорудили. Они лавируют между стереотипами о «климате осадного положения», якобы созданном «ростом советской мощи», и о том, что СССР в экономическом и военном отношениях «не столь уж страшен». Но в общем знаменателе всех этих рассуждений лежит образ американской империи, увлекающий их на самый опасный путь в международных отношениях, который только может быть в ядерную эру.
«Новые правые» не единственная фракция ультраправых, которая хотела бы воздействовать на нынешнюю республиканскую администрацию с целью побудить ее к «строительству новой империи». В гораздо большей близости к центрам принятия внешнеполитических решений оказалась другая группировка, не столь уж отсоединенная от «новых правых», но все же имеющая собственную историю, в том числе и историю взаимоотношений с администрацией, вес и значение в ее деятельности. Это «неоконсерватизм».
«Неоконсерваторы» часто отождествляются с правым крылом республиканской партии. Это верно лишь отчасти. На самом деле эта группировка значительно более пестрая по своему политическому происхождению и связям. Среди них есть и правые республиканцы «со стажем», но есть и перебежчики из рядов левых и традиционных либералов из демократической партии, которые были психологически и политически «сломлены» исходом войны во Вьетнаме и омертвлением либерализма как движения. Ч. Тайролер, один из руководителей «неоконсерваторов», заявлял, что их задача заключается в том, чтобы «просвещать элиту».
Группировка «неоконсерваторов» возникла еще в ту пору, когда зримо определилось поражение США во Вьетнаме, возник «вьетнамский синдром». Их «имперское» мышление связано не с пиком американской «мощи», а с моментом «сползания» от этого пика к гораздо более низкой точке на рубеже 60—70-х годов. Неоконсерваторы жадно искали признаки эрозии влияния США на международной арене и в «„росте советской военной мощи“, и в появлении „окна уязвимости“ США для советских ракет, и в „„утрате“ Анголы, Эфиопии, Кампучии, Ирана, Афганистана, Никарагуа, хотя эти события не имели касательства к «национальной безопасности“ США, отражали настроение освободительной борьбы народов.
Они видели «славное прошлое» США в «холодной войне», в Карибском кризисе. Все остальное казалось им «упадком», «гниением», «оттеснением к обрыву». Но это не пассивная ностальгия по «добрым старым временам», а откровенное стремление вернуться в эпоху, когда военное и политическое господство США в мире представлялось обеспеченным на века. «Неоконсерваторы» сознательно сеяли среди американцев настроения унижения, страха, уныния, отчаяния по поводу «бедствий» родины, пытаясь переплавить их в чувства раздражения, ненависти, национализма, шовинизма, расизма, милитаризма, антисоветизма. В какой-то мере это удалось и на этапе 1976 года, когда Дж. Картер шел к власти, и особенно в 1980 году, когда Р. Рейган, использовав, в частности, ситуацию ирано-американского кризиса и шовинистическо-воинственный психоз в стране, стал президентом.
Главное же для «неоконсерваторов» в 70-х годах было связано с их фанатической ненавистью к разрядке напряженности, от которой и пошли, по их мнению, все «беды». Она, мол, «погубила» военную и политическую мощь Вашингтона, завела страну в ловушку. СССР стал «смертельной угрозой» для США. «Спасти» страну от катастрофы, от прямого «вторжения» СССР может только гонка вооружений, развертывание новых систем оружия для воссоздания военного превосходства над «русскими».
«Имперская» идеология «неоконсерваторов» сложилась на основе исторической ретроспективы «холодной войны». Но это еще не все. Характерной ее чертой стал упор на войну ядерную. «Внезапно, — отмечает. Р. Шеер, — на поверхность всплыла целая клика сторонников „холодной войны“ из числа неисправимых „ястребов“ и „неоястребов“, чьи симпатии никогда не были на стороне усилий в области контроля над вооружениями при правительствах Никсона, Форда и Картера. Члены этой группы категорически отвергают мирное сосуществование с Советским Союзом… Вместо этого они ищут возможности конфронтации, пытаясь путем использования политического и экономического давления и угрозы военным оружием коренным образом изменить характер советского общества… Будучи убеждены в том, что не сама по себе гонка ядерного оружия, а лишь достижение Советами „превосходства“ в этой гонке было бы опасным, они сдвинули акцент в американской внешней политике от необходимости избежать ядерной войны к подготовке подобного исхода событий»[192].
На пересечении линий искусственно нагнетаемого «разочарования» в прошедшем этапе внешней политики, связанного в представлении неоконсерваторов прежде всего с разрядкой и «коммунистическим заговором» и столь же навязываемого представления о том, что с помощью оружия, в том числе ядерного, «мир по-американски» может быть заново создан, и родилась равнодействующая «неоконсервативной» идеологии и политики. Это дало импульс рейгановской кампании на выборах. «Серьезное давление со стороны правых республиканцев было оказано с конца 1975 года до августа 1976 года. Главный формальный успех в этом секторе общественного мнения был достигнут в конце периода во внешнеполитической программе, принятой сторонниками Рейгана на республиканском конвенте», — отмечает английский исследователь К. Белл[193].
Когда в ноябре 1976 года Р. Рейган провалился на выборах, начал действовать «Комитет по существующей опасности». Вокруг него стали концентрироваться увлеченные идеей имперского реваншизма «неоконсерваторы». Здесь встретились люди типа М. Тейлора, Д. Диллона, Г. Фаулера, Л. Керкленда, Д. Паккарда, Э. Уильямса, Ю. Ростоу, П. Нитце, У. Кейси, Ч. Тайролера, Н. Подгоретца, С. Беллоу, Р. Аллена, Р. Пайпса, Ф. Карлуччи, Дж. Кемпа, Ф. Икле, Дж. Киркпатрик, Р. Стилуэлла, И. Кристола, Р. Перла, Э. Роуни, Дж. У. Ван-Клива, К. Грея, К. Эдельмана, Дж. Шульца, А. Уоллиса, Дж. Лемана, М. Новака, М. Кампелмана. Среди них был и Р. Рейган.
В вывеске комитета был свой исторический смысл. Именно так называлась организация крайне правых в дни корейской войны. Теперь мишенью комитета стала разрядка и Договор ОСВ-2. Конечно, это были другие люди, чем в руководстве «новых правых». Р. Шеер подчеркивает, что в комитете слились «в целом изощренная идеология бывших левых и бывших либералов с примитивными, крайне правыми взглядами Рональда Рейгана, его советников и помощников», и это имело далеко идущие последствия для американской политики[194]. Кроме того, у этой группировки и цель была иной — проникнуть непосредственно в «интимный круг» внешней политики США, в самые центры принятия внешнеполитических решений, чтобы не только словом, но и делом продвигать новое «имперское» строительство на ядерной основе.
Для понимания политической устремленности «Комитета по существующей опасности» характерно выступление Н. Подгоретца в журнале «Комментарии — цитадели „неоконсерваторов“: „Утратили ли мы волю защищать свободный мир — да, свободный мир — против распространяющегося повсюду коммунизма? Видя, как сегодня растут изоляционистские настроения в Соединенных Штатах, можно было бы прийти с легкостью к заключению, что мы такую волю и в самом деле потеряли“[195]. Ю. Ростоу считает, что мир живет в обстановке «кануна третьей мировой войны»[196]. В этом заявлении есть и стремление «переиграть» историю. «В особом мире Ростоу и „Комитета по существующей опасности“ кубинский ракетный кризис 1962 года — высший пункт американского ядерного превосходства над Советами, представлялся добрыми старыми денечками… Но к концу 60-х годов отчаяние по поводу поражения во Вьетнаме истощило национальную волю и привело к разрядке и разоружению 70-х годов, наиболее опасному из десятилетий с точки зрения комитета», — пишет Р. Шеер[197].
Уже упоминавшийся на страницах этой книги Р. Барнет, директор вашингтонского Института политических исследований, отмечал в связи с этим, что воссозданный «Комитет по существующей опасности» сыграл важную роль в перестройке общественного сознания в США на более милитаристский лад. Комитет развязал три кампании против сторонников разрядки. Его члены активно участвовали в так называемой группе «Б», составившей доклад о «росте советской военной угрозы» и задавшей тон «игре цифрами», из которых следовало военное отставание США[198]. Затем последовала атака на главу Агентства по разоружению и контролю над вооружениями Л. Уорнке. Самую активную роль комитет сыграл в срыве ратификации Договора ОСВ-2[199]. В результате, по мнению Р. Барнета, правительство Картера было вынуждено отступить от идеи ограничения гонки вооружений[200]. Р. Барнет лукавит. На самом деле и администрация Картера, и «Комитет по существующей опасности» делали общее дело, просто каждый играл свою роль.
Они действовали с откровенно экстремистских позиций, проявляя резкую и бескомпромиссную идеологическую нетерпимость. Но это вовсе не значит, что между «новыми правыми» и «умеренными консерваторами» нет точек сближения. В социально-экономических программах, наоборот, их позиции совпадают почти полностью. Правда, «новые правые» стремятся к достижению тех же целей несколько иными средствами. И здесь, конечно, экстремизм «новых правых» очевиден. Известный американский обозреватель У. Пфафф пишет: «Настоящая беда американских правых в том, что они не очень-то разбираются в собственном прошлом и не слишком умны. Полезная классификация правых, существующая в современной Европе, различает правых, ориентирующихся на бизнес, выступающих за свободный рынок, консервативных в своих социальных и политических взглядах. Затем идут националистические и авторитарные правые (французские „бонапартисты“). Наконец, существуют еще интеллектуальные и „реалистические“ правые, в число которых входят крупные мыслители — как Алексис де Токвиль во Франции, Эдмунд Бёрк в Англии, покойный Раймон Арон во Франции. Среди американских правых эквивалентной традиции не существует.
Тем не менее вообще в США такая традиция есть. В современном университетском мире и журналистике США ее представляли Уолтер Липпман, Ханна Арендт, Ганс Моргентау, Райнхольд Нибур и Джордж Кеннан. Но американские правые считают таких людей опасными леваками главным образом потому, что они отрицают воинствующий национализм и манихейский подход к миру, присущий правым.
Результатом этого стало обезглавливание американского консерватизма. В своем нынешнем виде американские правые сочетают экономические доктрины бизнеса с джингоизмом и наивным, но очень злым антикоммунизмом. В интеллектуальном плане они, как и всегда раньше, на вторых ролях.
Это осложняет жизнь тем, кто хочет отыскать глубокий смысл и всеобщую значимость в посланиях, провозглашаемых сегодня из Вашингтона. Люди в Вашингтоне подают заявку на изобретение велосипеда. Зарубежный наблюдатель отмечает, что это изобретение выглядит до боли знакомо; он уверен, что уже видел эту машину раньше. В Вашингтоне говорят: «Мы нашли путь разрешения мирового кризиса». Наблюдатель, пользуясь выражением Гертруды Стайн, проверяет ответ и в результате обнаруживает, что его вообще нет»[186].
Было бы упрощением, однако, считать, что воззрения администрации Р. Рейгана и позиции «новых правых» по вопросам внешней политики США тождественны, что президент лишь механически воспроизводит идеологию и политику крайне правых. При всем сходстве и даже высокой степени заимствования идей из багажа «новых правых» у администрации есть и некоторые собственные позиции. Идеологически и политически они не уступают крайне правым по степени консерватизма и экстремизма одновременно, но имеют определенные особенности скорее по форме, чем по существу. В целом лидеры «новых правых» убеждены, что нынешний президент идет «нужным курсом», хотя и считают, что «авангардисты» и в этом вопросе именно они, а нынешний президент робеет, отстает, плетется позади них и в замыслах и в действиях. Они намекают на то, что не сказали еще своего последнего слова в политической жизни страны и будущее за ними. Правые готовы, с некоторыми коррективами, считать, что дело «Pax Americana» находится в надежных руках Р. Рейгана и его единомышленников. Роль же «корректировщиков» внешнеполитического курса справа берут на себя лидеры «новых правых». Они собираются обойти или «превзойти» Р. Рейгана в его политической философии и действиях, поставить в Белом доме еще более правую фигуру. Возможно, нынешний президент им кажется недостаточно «новым» в среде правых, архаичным и слишком «осторожным» политиком «умеренного» толка. Им нужен гораздо более воинственный и авантюристичный деятель, который бы совместил «имперское» мышление с ядерной войной.
И все же ультраправые ныне всерьез обсуждают, кому же возглавить их движение «после Рейгана». Среди потенциальных лидеров, которые могут сменить Р. Рейгана, оказываются сенатор-республиканец от штата Колорадо У. Армстронг, член палаты представителей от республиканской партии из штата Иллинойс Д. Крейн, сенатор-республиканец от штата Алабама Дж. Дентон, член палаты представителей от республиканской партии из штата Джорджия Н. Гингрич, сенатор-республиканец из штата Юта О. Хэтч, сенатор-республиканец из штата Северная Каролина Дж. Хелмс, сенатор-республиканец из штата Висконсин Р. Кэстен, член палаты представителей от республиканской партии из Нью-Йорка Дж. Кемп, член палаты представителей от республиканской партии из штата Техас Р. Пол, сенатор-республиканец из штата Айдахо С. Симмс. В этом списке был член палаты представителей, председатель «Общества Джона Бэрча» Л. Макдональд, вскоре погибший на южнокорейском самолете, брошенном американскими разведслужбами в воздушное пространство СССР.
Все эти имена хорошо известны. Люди, которых назвал «Консерватив дайджест», принадлежат к крайне правому крылу республиканской партии. Это опытные, тертые политиканы. Почти все они имеют рычаги контроля в конгрессе. Они являются членами ряда влиятельных комиссий и подкомиссий, одновременно руководят крупными организациями крайне правых.
Среди этих людей значится Дж. Хелмс — уже известный нам лидер ультраправых в сенате. Другие, быть может, уступают ему по значению в иерархии власти и влияния. Но они придерживаются тех же убеждений, требуя прямой конфронтации с СССР, отказа от соглашений, наращивания военных бюджетов, неограниченной гонки ядерных вооружений, в том числе и в космосе. У Дж. Дентона, отставного контр-адмирала,—«опыт» войны во Вьетнаме. Д. Крейн в 1978 году был претендентом в кандидаты на пост президента от республиканцев, но отступил, чтобы помочь Р. Рейгану. Дж. Кемп участвовал в работе специальной сессии Генеральной Ассамблеи по разоружению и в сорванных Соединенными Штатами переговорах об ограничении стратегических вооружений в Женеве. Весьма «перспективным» человеком в среде ультраправых долгое время считался и Л. Макдональд, возглавлявший движение «бэрчистов», превратившихся в открыто фашистскую организацию.
Конвент республиканской партии в Далласе в 1984 году придал особое значение фигуре Дж. Кемпа. Он произнес там одну из самых одиозных речей, пронизанную шовинизмом, антикоммунизмом и антисоветизмом, нацеливая республиканцев на новый виток борьбы за власть, осуществление программы крайне правых дома и за рубежом. И сам конвент, и средства массовой информации подавали Кемпа как будущего преемника Рейгана на посту главы республиканской партии и кандидата в президенты в 1988 году.
По своей идеологии, политической карьере, разветвленной системе связей и в кругах ультраправых, и в вашингтонской машине власти, и в военно-промышленном комплексе, многие из кандидатур, подсказанных «Консерватив дайджест», могли бы в случае необходимости захватить руководство в республиканской партии «после Рейгана». Ясно, что вопрос о его «преемнике» уже заботит правые круги. Они хотели бы получить наследника еще правее, чтобы не выпустить власть из своих рук.
Сама постановка вопроса о том, чтобы скорректировать рейганизм «справа», могла возникнуть лишь в определенных условиях. Правые в самом деле овладели многими ключевыми позициями в американском обществе и государстве. Либералы, если они остались ими, потеснены, а некоторые из них переметнулись к правым, пополнив их ряды. Страну захлестнули настроения шовинизма, гегемонизма, агрессии. Усилился диктат монополий, военно-промышленного комплекса. Реакция наступает по всем линиям. Ф. Фитцджеральд отмечал в «Нью-Йорк ревью оф букс»: «Поскольку деятели — организаторы в правом движении — Вигери, Уэйрич, Долан и другие — сами остаются вне политических постов, они оставляют за собой возможность варьировать экстремизм своих позиций»[187].
В либеральных кругах США стремятся все же найти какие-то «демаркационные линии» между «новыми правыми» и Р. Рейганом, но они, по-видимому, сильно преувеличивают существующие расхождения. Либеральный обозреватель А. Тоннелсон в статье, опубликованной в «Форин сервис джорнэл»[188], склонен, например, полагать, будто бы главное различие между консервативными воззрениями президента и «новых правых» заключается в том, что президент и его окружение стремятся обеспечить господство США в рамках существующей ныне системы международных отношений, а «новые правые» не хотят с ней считаться, требуют отказа от «всяких правил» в осуществлении «имперской» внешней политики и руководствоваться исключительно «национальными интересами» США, причем такими, которые можно толковать произвольно.
Похоже, что водораздел между Р. Рейганом и «новыми правыми» здесь все же не обнаружить. Сам президент верит в способность США изменять сложившиеся порядки в международных отношениях в желательном для США направлении. Если система международных отношений 70—80-х годов не укладывается в схему «Pax Americana», то администрация Р. Рейгана готова ликвидировать сложившееся в этой системе прежде всего военное, а затем и политическое равновесие. Это и должно, по идее Вашингтона, привести к тому, что схема «Pax Americana» будет наложена на нынешнюю систему международных отношений, деформируя ее по этому образцу. Нет, граница между Р. Рейганом и «новыми правыми» здесь отчетливо не проходит. «Политика сдерживания» нынешнего президента отнюдь не сводит ее к традиционным вариантам, кстати говоря, тоже ориентированным на «имперское» мышление. Нынешняя администрация мечтает о реализации той же политики, но новейшими ядерными средствами. И это вовсе не поиски обязательств и соглашений, несовместимых с «национальными интересами» США. Наоборот. Это отказ от переговоров, обязательств и соглашений именно для того, чтобы иметь свободу рук на международной арене, навязывать миру «национальные», а по сути, «имперские» интересы США, наращивать ядерную мощь для осуществления нового мирового господства Вашингтона. Это ядерный вариант «сдерживания», ядерный вариант «Pax Americana». И «новые правые» могли бы под этим вполне подписаться, хотя они имитируют свое несогласие с хозяином Белого дома по данному вопросу, даже готовы с ним «ссориться».
Тот же «Хэритэдж фаундэйшн» в сборнике «Первый год», подводя промежуточный итог деятельности Рейгана, одобрил изменение внешнеэкономической стратегии США в отношении развивающихся стран, предпочтение в торговле странам, идущим по капиталистическому пути, указал, что торговля могла бы быть использована в целях отдаления некоторых социалистических стран от СССР. Однако при анализе советско-американских отношений позиция администрации была подвергнута критике за «недостаточную последовательность в проведении жесткого курса» на переговорах об ограничении стратегических вооружений, в области прав человека и в торгово-экономической сфере. Крайнее неудовлетворение «Хэритэдж» выразил политикой правительства в военных вопросах, отставанием роста военного бюджета, сохранением мифического «окна уязвимости» в стратегических силах США, отсутствием необходимых «быстрых изменений» в соотношении сил[189]. Тот же Р. Вигери призывает к «политике военного превосходства» США, скомбинированной с многомиллиардными усилиями в области пропаганды во всем мире для борьбы с коммунизмом[190].
Согласно А. Тонелсону, противоречия рейганистов и «новых правых» кроются в оценке главных неудач внешней политики США на протяжении последних десятилетий. Для ультраправых они коренятся в утере «долгосрочных целей» и «идеологически обоснованных принципов». Это произошло якобы из-за того, что к руководству внешней политикой США в течение всех послевоенных лет приходили профессиональные дипломаты и те, которых сами правые считают «академическими мыслителями». В то же время у руля внешней политики, сетуют «новые правые», не оказывалось людей, обладающих «твердыми убеждениями и последовательным мировоззрением» истинно консервативного толка. Вот где корень тяги к «компромиссам» на международной арене, считают ультраправые.
Правый экстремизм во взглядах на внешнюю политику США — это «инстинктивное неприятие любых переговоров с потенциальными противниками, особенно в области ограничения вооружений, уверенность в том, что в ходе этих переговоров США всегда остаются в проигрыше, а их противники — в выигрыше; неверие а эффективность американских политических и военных союзов, плохо скрываемое презрение к союзникам США в Западной Европе как к „либералам“, „трусам“ и даже „предателям“, стремление во всем опираться лишь на собственные силы; глубокий пессимизм в отношении будущего развития международной системы, ожидание периода дестабилизации, конфликтов и хаоса; безусловная вера в технологические возможности США, которые позволили бы добиться решающего военного превосходства над СССР путем создания некоего „абсолютного оружия“. И отличается этот подход от позиции администрации, быть может, чуть большей степенью „раскованности“ формулировок.
Когда на руководителей дипломатии США навешивается ярлык «предателей», вспоминается, что и Дж. Даллеса в свое время маккартисты считали чуть ли не «красным», уступившим первое место, занимаемое доселе США, «коммунистам». Мы знаем, кем в действительности был этот американский деятель. Но ни один из преемников Дж. Даллеса не уступал ему в уровне правой, антикоммунистической ориентации, в приверженности «имперской» идеологии и политике. Вряд ли эту линию могли бы проводить «новые правые» с большей последовательностью, чем Р. Рейган, К. Уайнбергер, Дж. Шульц.
Можно согласиться, однако, с автором статьи в «Форин сервис джорнэл» в одном: ультраправые в самом деле выступают против «рационального анализа» формирования внешней политики США. Они хотели бы «вернуться к средневековым и непререкаемым догмам»[191]. И если говорить всерьез, то это вовсе не попытка припасть к традиционным истокам политической жизни США, а стремление односторонне опереться лишь на самое худшее, реакционное, агрессивное в этих традициях — концепцию «Pax Americana» с ее новейшим «имперским», антикоммунистическим и ядерным содержанием. Это и делают сегодня Р. Рейган и его единомышленники.
Разумеется, в политической жизни, да и в самом правящем классе США не все развивается так, как хотелось бы ультраправым. Наблюдаются и другие тенденции. «Новые правые», увлеченные открывшимися перед ними политическими горизонтами, не замечают или игнорируют эти тенденции, которые тем не менее способны усиливаться. Сдвиг вправо и впрямь очевиден в США, но политическое размежевание в стране носит гораздо более сложный и противоречивый характер. Идеологического и политического «консенсуса», стержнем которого стал бы сдвиг вправо, в стране не наблюдается. Если в самом деле «консенсус» и существует по ряду важных параметров, то только в правящем классе, да и он не столь устойчив, как, например, в 50-е годы.
«Новые правые» намерены добиваться подъема экономики за счет углубления социального неравенства. Но это подрывает их социальную базу в «среднем классе». В своей аргументации по поводу «советской угрозы» «новые правые» оказались в нитях путаницы, которую сами соорудили. Они лавируют между стереотипами о «климате осадного положения», якобы созданном «ростом советской мощи», и о том, что СССР в экономическом и военном отношениях «не столь уж страшен». Но в общем знаменателе всех этих рассуждений лежит образ американской империи, увлекающий их на самый опасный путь в международных отношениях, который только может быть в ядерную эру.
«Новые правые» не единственная фракция ультраправых, которая хотела бы воздействовать на нынешнюю республиканскую администрацию с целью побудить ее к «строительству новой империи». В гораздо большей близости к центрам принятия внешнеполитических решений оказалась другая группировка, не столь уж отсоединенная от «новых правых», но все же имеющая собственную историю, в том числе и историю взаимоотношений с администрацией, вес и значение в ее деятельности. Это «неоконсерватизм».
«Неоконсерваторы» часто отождествляются с правым крылом республиканской партии. Это верно лишь отчасти. На самом деле эта группировка значительно более пестрая по своему политическому происхождению и связям. Среди них есть и правые республиканцы «со стажем», но есть и перебежчики из рядов левых и традиционных либералов из демократической партии, которые были психологически и политически «сломлены» исходом войны во Вьетнаме и омертвлением либерализма как движения. Ч. Тайролер, один из руководителей «неоконсерваторов», заявлял, что их задача заключается в том, чтобы «просвещать элиту».
Группировка «неоконсерваторов» возникла еще в ту пору, когда зримо определилось поражение США во Вьетнаме, возник «вьетнамский синдром». Их «имперское» мышление связано не с пиком американской «мощи», а с моментом «сползания» от этого пика к гораздо более низкой точке на рубеже 60—70-х годов. Неоконсерваторы жадно искали признаки эрозии влияния США на международной арене и в «„росте советской военной мощи“, и в появлении „окна уязвимости“ США для советских ракет, и в „„утрате“ Анголы, Эфиопии, Кампучии, Ирана, Афганистана, Никарагуа, хотя эти события не имели касательства к «национальной безопасности“ США, отражали настроение освободительной борьбы народов.
Они видели «славное прошлое» США в «холодной войне», в Карибском кризисе. Все остальное казалось им «упадком», «гниением», «оттеснением к обрыву». Но это не пассивная ностальгия по «добрым старым временам», а откровенное стремление вернуться в эпоху, когда военное и политическое господство США в мире представлялось обеспеченным на века. «Неоконсерваторы» сознательно сеяли среди американцев настроения унижения, страха, уныния, отчаяния по поводу «бедствий» родины, пытаясь переплавить их в чувства раздражения, ненависти, национализма, шовинизма, расизма, милитаризма, антисоветизма. В какой-то мере это удалось и на этапе 1976 года, когда Дж. Картер шел к власти, и особенно в 1980 году, когда Р. Рейган, использовав, в частности, ситуацию ирано-американского кризиса и шовинистическо-воинственный психоз в стране, стал президентом.
Главное же для «неоконсерваторов» в 70-х годах было связано с их фанатической ненавистью к разрядке напряженности, от которой и пошли, по их мнению, все «беды». Она, мол, «погубила» военную и политическую мощь Вашингтона, завела страну в ловушку. СССР стал «смертельной угрозой» для США. «Спасти» страну от катастрофы, от прямого «вторжения» СССР может только гонка вооружений, развертывание новых систем оружия для воссоздания военного превосходства над «русскими».
«Имперская» идеология «неоконсерваторов» сложилась на основе исторической ретроспективы «холодной войны». Но это еще не все. Характерной ее чертой стал упор на войну ядерную. «Внезапно, — отмечает. Р. Шеер, — на поверхность всплыла целая клика сторонников „холодной войны“ из числа неисправимых „ястребов“ и „неоястребов“, чьи симпатии никогда не были на стороне усилий в области контроля над вооружениями при правительствах Никсона, Форда и Картера. Члены этой группы категорически отвергают мирное сосуществование с Советским Союзом… Вместо этого они ищут возможности конфронтации, пытаясь путем использования политического и экономического давления и угрозы военным оружием коренным образом изменить характер советского общества… Будучи убеждены в том, что не сама по себе гонка ядерного оружия, а лишь достижение Советами „превосходства“ в этой гонке было бы опасным, они сдвинули акцент в американской внешней политике от необходимости избежать ядерной войны к подготовке подобного исхода событий»[192].
На пересечении линий искусственно нагнетаемого «разочарования» в прошедшем этапе внешней политики, связанного в представлении неоконсерваторов прежде всего с разрядкой и «коммунистическим заговором» и столь же навязываемого представления о том, что с помощью оружия, в том числе ядерного, «мир по-американски» может быть заново создан, и родилась равнодействующая «неоконсервативной» идеологии и политики. Это дало импульс рейгановской кампании на выборах. «Серьезное давление со стороны правых республиканцев было оказано с конца 1975 года до августа 1976 года. Главный формальный успех в этом секторе общественного мнения был достигнут в конце периода во внешнеполитической программе, принятой сторонниками Рейгана на республиканском конвенте», — отмечает английский исследователь К. Белл[193].
Когда в ноябре 1976 года Р. Рейган провалился на выборах, начал действовать «Комитет по существующей опасности». Вокруг него стали концентрироваться увлеченные идеей имперского реваншизма «неоконсерваторы». Здесь встретились люди типа М. Тейлора, Д. Диллона, Г. Фаулера, Л. Керкленда, Д. Паккарда, Э. Уильямса, Ю. Ростоу, П. Нитце, У. Кейси, Ч. Тайролера, Н. Подгоретца, С. Беллоу, Р. Аллена, Р. Пайпса, Ф. Карлуччи, Дж. Кемпа, Ф. Икле, Дж. Киркпатрик, Р. Стилуэлла, И. Кристола, Р. Перла, Э. Роуни, Дж. У. Ван-Клива, К. Грея, К. Эдельмана, Дж. Шульца, А. Уоллиса, Дж. Лемана, М. Новака, М. Кампелмана. Среди них был и Р. Рейган.
В вывеске комитета был свой исторический смысл. Именно так называлась организация крайне правых в дни корейской войны. Теперь мишенью комитета стала разрядка и Договор ОСВ-2. Конечно, это были другие люди, чем в руководстве «новых правых». Р. Шеер подчеркивает, что в комитете слились «в целом изощренная идеология бывших левых и бывших либералов с примитивными, крайне правыми взглядами Рональда Рейгана, его советников и помощников», и это имело далеко идущие последствия для американской политики[194]. Кроме того, у этой группировки и цель была иной — проникнуть непосредственно в «интимный круг» внешней политики США, в самые центры принятия внешнеполитических решений, чтобы не только словом, но и делом продвигать новое «имперское» строительство на ядерной основе.
Для понимания политической устремленности «Комитета по существующей опасности» характерно выступление Н. Подгоретца в журнале «Комментарии — цитадели „неоконсерваторов“: „Утратили ли мы волю защищать свободный мир — да, свободный мир — против распространяющегося повсюду коммунизма? Видя, как сегодня растут изоляционистские настроения в Соединенных Штатах, можно было бы прийти с легкостью к заключению, что мы такую волю и в самом деле потеряли“[195]. Ю. Ростоу считает, что мир живет в обстановке «кануна третьей мировой войны»[196]. В этом заявлении есть и стремление «переиграть» историю. «В особом мире Ростоу и „Комитета по существующей опасности“ кубинский ракетный кризис 1962 года — высший пункт американского ядерного превосходства над Советами, представлялся добрыми старыми денечками… Но к концу 60-х годов отчаяние по поводу поражения во Вьетнаме истощило национальную волю и привело к разрядке и разоружению 70-х годов, наиболее опасному из десятилетий с точки зрения комитета», — пишет Р. Шеер[197].
Уже упоминавшийся на страницах этой книги Р. Барнет, директор вашингтонского Института политических исследований, отмечал в связи с этим, что воссозданный «Комитет по существующей опасности» сыграл важную роль в перестройке общественного сознания в США на более милитаристский лад. Комитет развязал три кампании против сторонников разрядки. Его члены активно участвовали в так называемой группе «Б», составившей доклад о «росте советской военной угрозы» и задавшей тон «игре цифрами», из которых следовало военное отставание США[198]. Затем последовала атака на главу Агентства по разоружению и контролю над вооружениями Л. Уорнке. Самую активную роль комитет сыграл в срыве ратификации Договора ОСВ-2[199]. В результате, по мнению Р. Барнета, правительство Картера было вынуждено отступить от идеи ограничения гонки вооружений[200]. Р. Барнет лукавит. На самом деле и администрация Картера, и «Комитет по существующей опасности» делали общее дело, просто каждый играл свою роль.