Страница:
11. Создание крупного денежного фонда для борьбы с мировым коммунизмом, руководимым Советами[530].
18 августа 1948 года была утверждена директива Совета национальной безопасности под номером 20/1. Она называлась «Цели США в отношении России»,
Из вступительной части:
«Правительство вынуждено… наметить определенные военные цели в отношении России уже теперь, в мирное время…»[531].
«Наши основные цели в отношении России:
а) свести мощь и влияние Москвы до пределов, в которых она не будет более представлять угрозу миру и стабильности международных отношений;
б) в корне изменить теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России»[532].
Далее в директиве говорилось:
«Речь идет прежде всего о том, чтобы Советский Союз был слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля»[533].
Что же касается «послевоенного урегулирования», то здесь американским маньякам недоставало уверенности в полной победе, поэтому предполагалось несколько вариантов. Например:
«В худшем случае, то есть при сохранении Советской власти на всей или почти на всей нынешней советской территории, мы должны потребовать:
а) выполнения чисто военных условий (сдача вооружения, эвакуация ключевых районов и т. д.), с тем чтобы надолго обеспечить военную беспомощность;
б) выполнения условий с целью обеспечить значительную экономическую зависимость от внешнего мира… Все условия должны быть подчеркнуто тяжелыми и унизительными для коммунистического режима»[534].
При более предпочтительном исходе войны директива СНБ-20/1 планировала:
«Мы должны принять меры безопасности, которые автоматически обеспечивали бы такое положение, что даже некоммунистический и дружественно, настроенный по отношению к нам режим:
а) не имел бы сильного военного потенциала;
б) экономически в значительной степени зависел бы от внешнего мира»[535].
Что же, по замыслу фашиствующих молодчиков из Пентагона, должно быть сделано с советской государственностью? Кому планировалось передать власть? На этот счет директива до предела откровенна. Трудно поверить, что этот документ исходит от правительства США, а не от рейха Гитлера. Но это так. Процитируем его:
«В настоящее время среди русских эмигрантов есть ряд интересных и сильных группировок… Любая из них была бы более предпочтительной, с нашей точки зрения, чем Советское правительство, для управления Россией»[536]. И дальше: «На каждой части освобождаемой от Советов территории нам придется иметь дело с людьми, работавшими в советском аппарате власти. При организованном отходе советских войск местный аппарат коммунистической партии перейдет; вероятно, на нелегальное положение, как он делал это в областях, которые в прошлую войну были заняты немцами. По-видимому, он будет действовать в виде партизанских банд и повстанческих отрядов. В этом случае относительно просто ответить на вопрос: „Что делать?“ — нам нужно только предоставить некоммунистическим (какого бы рода они ни были) русским органам, контролирующим область, необходимое оружие, поддержать их в военном отношении и позволить им поступать с коммунистическими бандами в соответствии с традиционным способом русской гражданской войны. Куда более трудную проблему создадут рядовые члены коммунистической партии или работники советского аппарата, которых обнаружат и арестуют или которые сдадутся на милость наших войск или любой русской власти… Мы можем быть уверены, что такая власть сможет лучше, чем мы сами, судить об опасности, которую могут представлять бывшие коммунисты для безопасности нового режима, и распорядиться ими так, чтобы они в будущем не наносили вреда…»[537].
И все это написано всерьез, в порядке директивы для действий. Это не шизофренический бред, хотя и выглядит таковым, а государственная политика США в отношении суверенного государства. И насколько же омерзительной становится обычная демагогия западного мира о свободе, демократии, правах человека и т. д., когда читаешь эти документы, для квалификации которых трудно найти адекватные определения. Здесь и фашизм, и расизм, и человеконенавистничество, что так ярко характеризует американское общество империализма и тоталитаризма, Американских военных преступников, сочинявших планы ядерного уничтожения СССР, ничуть не смущало, что директива СНБ-20/1 повторяла, по существу, по идеям и даже местами словесно директиву Гитлера № 21 по плану «Барбаросса» — плану нападения на Советский Союз в 1941 году.
Стратегия осуществления подготовленных СНБ планов была одобрена Г. Трумэном в форме директивы № 30 от 16 сентября 1948 года. В ней говорилось, что вооруженные силы «должны быть готовы незамедлительно и эффективно использовать все надлежащие средства, имеющиеся в их распоряжении, включая атомное оружие», и обязаны «разработать соответствующие планы»[538], СНБ-30 ориентировала «на безусловное использование атомного оружия, а любое публичное обсуждение возможности его неиспользования рассматривалось как неприемлемое и подрывающее безопасность США»[539].
Другой директивой, СНБ-10/2 от 1948 года, предписывались также подрывные действия, и, разумеется, не только в военное время. Директива указывала: «Тайные операции включают пропаганду; экономическую войну; превентивные прямые действия, включая саботаж… подрывную работу против враждебных государств, включая помощь подпольному движению… Эта деятельность планируется и проводится так, что внешне не заметен ее организатор — правительство США, а в случае каких-либо разоблачений правительство США может правдоподобно отрицать всякую ответственность за нее»[540].
А генералам, мистифицированным своими же директивами, вообще не терпелось поскорее обрушить ядерные бомбы на Советский Союз. Министр армии США убеждал правительство: «Мы тратим 98% всех расходов по атомной энергии на изготовление оружия. Если мы не намереваемся использовать его теперь, тогда это не имеет никакого смысла»[541]. Некий полковник Болтер подходил к делу еще проще. Он спрашивал: «Зачем бог дал нам атомную бомбу?» И отвечал!
«Для того чтобы сознательно использовать ее для уничтожения коммунизма»[542].
Подпевали и законодатели. Председатель сенатской комиссии по атомной энергии Макмагон открыто призывал начать войну. «Война с русскими неизбежна, — кликушествовал он. — Надо „смести их с лица земли, и быстрее… Весь мир вращается вокруг взрывающегося атома — в этом заключено все, и нет никакой другой надежды“[543]. Этот сенатор, имевший прозвище «мистер Атом», заявил, что «бомбардировка Хиросимы была величайшим событием в мировой истории после рождения Иисуса Христа»[544]. А в ноябре 1947 года генерал ВВС X. Ванденберг задавался вопросом, что уничтожать в случае войны: русский народ, промышленность, коммунистическую партию или всех вместе[545].
23 ноября 1948 года принимается меморандум СНБ-20/4, где подтверждались основные положения директивы СНБ-20/1 и обосновывалось положение, согласно которому СССР — это «единственная величайшая угроза для США в обозримом будущем»[546]. Директива СНБ-20/4 послужила основой для составления последующих планов атомных бомбардировок СССР. К концу года (21 декабря) главнокомандующий ВВС представил Объединенному комитету начальников штабов оценку планов стратегического наступления в воздухе, где говорилось:
«2. Война начнется до 1 апреля 1949 года.
3. Атомные бомбы будут применены в таком масштабе, в каком это будет возможно и желательно<…>
32а. После тщательного рассмотрения вопросов о числе имеющихся атомных бомб, радиусе действия авиации союзников, ориентировочной точности попадания при бомбардировках, возможных масштабах налета и времени, необходимом для его осуществления, очень важно наметить районы, где расположены наиболее значительные советские промышленные центры…
…в. Карты с обозначенными целями и маршрутами полетов для осуществления операций, затрагивающих первые 70 городов, будут готовы к 1 февраля 1949 года»[547].
Масштабы атомного разбоя варьировались в зависимости от накопления атомных бомб. В середине 1948 года появился план «Чариотер». Война должна была начаться «концентрированными налетами с баз в западном полушарии и Англии с применением атомных бомб против правительственных, политических и административных центров, промышленных центров и отдельных предприятий нефтяной промышленности»[548]. Намечалось сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов. (Эти цифры были подтверждены планом операции «Троуджэн», одобренным в декабре 1948 года.) Из них восемь — на Москву и семь — на Ленинград. Затем планировалось сбросить еще 200 атомных бомб и 250 000 тонн обычных бомб. На смену «Чариотеру» пришел комплексный план «Хафмун», позднее переименованный во «Флитвуд», а затем в «Даблстар»[549].
Для анализа возможных последствий атомного нападения на СССР в начале 1949 года был создан специальный комитет во главе с генералом X. Хармоном. 11 мая того же года комитет представил свой сверхсекретный доклад «Оценка последствий стратегического воздушного наступления для боеспособности СССР». Комитет пришел к выводу, что такое наступление — «единственное средство причинить внезапный и серьезный ущерб жизненно важным элементам советского военного потенциала… Его целесообразно было бы предпринять на начальном этапе, так как это дало бы весьма значительные и непреходящие преимущества»[550]. По оценкам комитета, первый атомный удар привел бы к гибели 2 миллионов 700 тысяч человек, а 4 миллиона было бы ранено.
В целом выводы комитета Хармона подстегивали гонку вооружений. В докладе говорилось, что, «даже если бы все 133 бомбы были детонированы точно в тех точках, на которые они были нацелены», этого было бы недостаточно, чтобы «обеспечить капитуляцию, уничтожить корни коммунизма или критически ослабить власть советского руководства»[551]. Атомные бомбардировки приведут к тому, что СССР прибегнет к максимальным ответным мерам.
Исходя из этих посылок, комитет пришел к выводу, что превыше всего стоят «преимущества раннего применения атомного оружия». Осенью 1949 года Трумэн одобрил значительное увеличение производства ядерного оружия, запрошенное комитетом начальников штабов в ответ на доклад комитета Хармона. Уже в следующем году по плану «Оффтэкл» предусматривалось нанесение ударов по 104 городам с применением 220 атомных бомб, 72 бомбы держались в резерве для второго удара.
Генерал К. Лимей, возглавивший стратегическую авиацию, заявил, что уроки американской истории учат тому, что первый удар надо наносить не задумываясь. Он рассматривал стратегическую авиацию как инструмент первого удара — по гражданскому населению, удара, который, кроме массового уничтожения людей, должен устранить оставшихся в живых. При этом генерал ссылался на опыт Муссолини в Эфиопии в 1935 году, японцев в Китае в 1937 году, немецкой атаки на испанскую Гернику. Вершиной такого подхода он считал уничтожение Хиросимы и Нагасаки. Цель послевоенного мира, по Лимею, «сделать существование цивилизации зависящим от доброй воли и здравого смысла людей, контролирующих использование воздушной мощи». (По-иному оценил этот акт вандализма Пол Брегман, бывший штурман американского самолета В-29, который принимал участие в атомной бомбардировке Нагасаки. Накануне 40-й годовщины этой акции он покончил жизнь самоубийством.)
Американская военщина лихорадочно готовила войну. Мир приближался к катастрофе. Планы нападения на СССР разрабатывались один за другим. Экономика США переводилась на военные рельсы. Милитаристские идеи полным ходом внедрялись в сознание и психологию людей. Цели пропагандистской политики сводились к возбуждению ненависти к Советскому Союзу. Генералы грезили об очищении от людей целых пространств Земли. Предпринимались настойчивые усилия, чтобы пристегнуть к подготовке атомной войны западноевропейские государства. Создается ударная сила агрессии — НАТО. Это было весной 1949 года.
Но осенью того же года американским правящим силам пришлось пережить удар, который невозможно переоценить. Произошло событие, положившее конец американской неуязвимости и военному превосходству. 3 сентября 1949 года бомбардировщик В-29, пролетавший в северной части Тихого океана, обнаружил повышенную радиоактивность. Стало ясно: в Советском Союзе испытана атомная бомба. ТАСС сообщил: «Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований. Следует сказать, что Советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия»[552].
Надежды на завоевание мирового господства были порушены. Монополия на атомную бомбу исчезла, что заставляло по-новому взглянуть на стратегическую ситуацию. Начинал играть свою роль и фактор ядерного возмездия. Кроме того, и сил для победного удара явно не хватало. И все же, несмотря на пережитый шок, военная лихорадка трепала американских милитаристов, теперь они вынашивают планы превентивного удара. Определяется новая дата войны — 1 января 1950 года. Планировалось сбросить 300 атомных бомб и 20 тысяч тонн обычных бомб на 100 советских городов. Новому плану дали название «Троян». Но анализ вновь показал, что потери будут слишком велики, молниеносность и внезапность не будут обеспечены. Американскому министру авиации было доложено 11 апреля 1950 года: «ВВС США не могут:
а) полностью осуществить авиационное наступление по плану «Троян»;
б) обеспечить противовоздушную оборону территории США и Аляски»[553].
Лишь арифметика спасла мир от войны.
На какое-то время превентивный удар по СССР откладывался из-за страха перед возмездием и возможности проиграть войну в целом. Но это вовсе не означало, что американская правящая клика смирилась с мыслью о недостижимости мирового господства через атомное уничтожение Советского Союза. 15 августа 1950 года комитет начальников штабов определил «уничтожение известных объектов, от которых зависит способность Советского Союза применять атомные бомбы»[554], в качестве первоочередной задачи. На второе место была выдвинута задача замедления наступления советских войск. На третье — нанесение ударов по предприятиям, производящим жидкое топливо, обычным и атомным электростанциям. Эти три категории получили кодовые названия «Браво», «Ромео» и «Дельта».
Нагнетание военной истерии продолжалось полным ходом. Особой авантюристичностью отличалась директива СНБ-68. Ее составлением руководит тот самый П. Нитце, которому Р. Рейган впоследствии поручил вести переговоры о ядерном разоружении. Директива была утверждена Г. Трумэном 30 сентября 1950 года, она полностью подтверждала цели, выдвинутые в директиве СНБ-20/4, но в то же время П. Нитце использовал появление ядерного оружия v Советского Союза для того, чтобы придать новой директиве еще более агрессивный характер, возбудить новые страхи и панические настроения и тем самым подыграть милитаристскому психозу правящих сил США.
Авторы меморандума, который лег в основу директивы СНБ-68, писали: «Советская угроза безопасности США резко возросла. Она носит тот же характер, что указан в директиве СНБ-20/4, утвержденной президентом 24 ноября 1948 года, однако она значительно ближе, чем считали раньше. Республика и ее граждане в зените своей мощи подвергаются самой страшной опасности. Речь идет о жизни или смерти не только республики, но и всей цивилизации»[555]. Как видим, американские политики являются большими мастаками по части демагогии не только в работе непосредственно на публику, но и в закрытых документах. Возможно, и с расчетом на последующие публикации.
В директиве СНБ-68 четко отражены интересы военно-промышленного комплекса. Рекомендовалось значительное повышение военных расходов, вплоть до 50 процентов валового национального продукта страны. Кроме чисто милитаристских целей, выражалась надежда втянуть СССР в новую гонку вооружений и на этом пути обескровить его. Директива содержала и такие примечательные слова: «Нам предлагают заявить, что мы не станем применять атомное оружие иначе как в ответ на применение этого оружия агрессором… Если мы не собираемся отказаться от наших целей, мы не можем искренне выступить с таким заявлением, пока не убедимся, что в состоянии достигнуть наших целей без войны или в случае войны, не применяя атомное оружие в стратегических и тактических целях»[556].
Директива была программной. Она предусматривала не только рост вооружений и готовности к самой войне, но и требовала «сеять семена разрушения внутри советской системы», ведения «открытой психологической войны», осуществления «мер и операций тайными средствами в области экономической, политической и психологической войн». Политика «сдерживания» характеризовалась как политика «постепенного принуждения».
Конечные цели директивы сформулированы так:
«1. Мы должны стать сильными как в утверждении наших принципов в национальной жизни, так и в развитии нашей военной и экономической мощи.
2. Мы должны быть первыми в строительстве успешно функционирующей политической и экономической системы свободного мира.
3. Но, помимо утверждения наших принципов, наша политика и действия должны вызвать коренные изменения в характере советской системы… Если эти изменения явятся в основном результатом действия внутренних сил советского общества, то они будут эффективнее и обойдутся нам дешевле»[557].
Как видно из приведенных документов, нынешняя американская администрация заимствует не только идеи «холодной войны», концепции прошлого, но даже слова, аргументы, если таковые встречаются. Сравнение текстов официальных директив первого послевоенного десятилетия с тем, что говорят политические лидеры США сегодня, иллюстрирует последовательность американского курса на атомную войну. Сменялись президенты, министры и партии у власти, а директивы оставались теми же.
В последний год правления Г. Трумэна мир был особенно близок к атомной войне. Развязав корейскую авантюру, американские правящие круги перед лицом поражения не знали, как ее закончить. И вновь атомный шантаж, угрозы. Американский президент писал 27 января 1952 года: «Мне кажется, что правильным решением теперь был бы ультиматум с десятидневным сроком, извещающий Москву, что мы намерены блокировать китайское побережье от корейской границы до Индокитая и что мы намерены разрушить все военные базы в Маньчжурии… Мы уничтожим все порты или города для того, чтобы достичь наших мирных целей… Это означает общую войну. Это означает, что Москва, Санкт-Петербург и Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград и все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе будут стерты с лица земли. Это — последний шанс для Советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать, или нет!»[558] Вот это язык! Вот это мораль! Для такой прыти и самоуверенности надо было действительно застыть на уровне «здорового миссурийского провинциала».
Общественно-политический климат, сложившийся в то время в США, рельефно отражает специальный выпуск журнала «Кольерс», разошедшийся тиражом в 3,9 миллиона экземпляров. Сочинили его известные публицисты и политические деятели Р. Шервуд, X. Болдуин, У. Рейтер и другие.
Третья мировая война изображается как благо для человечества, избавление от угрозы «советского порабощения». На первом этапе войны, в 1952 году, США, к которым присоединяются важнейшие государства, представленные в ООН, осуществляют атомную бомбардировку СССР. Советская Армия вторгается на территорию Западной Германии, Среднего Востока, высаживает десант на Аляске и одерживает победу. Атомные бомбы сброшены на Детройт, Нью-Йорк и завод по производству атомного оружия в Ханфорде (штат Вашингтон). Но атомная артиллерия союзников отражает наступление Советской Армии в Европе, и на этом, по мнению авторов, первый этап войны завершен.
На втором этапе территория США подвергается еще одному атомному налету. Авиация союзников в порядке возмездия уничтожает Москву и завоевывает господство в воздухе. Затем в Советский Союз забрасывают на парашютах русских эмигрантов. На всех фронтах начинается наступление союзников, и инициатива полностью переходит к Западу. К 1955 году военные действия прекращаются. Войска союзников берут на себя оккупационные функции на территориях стран — союзников СССР. В Москве учреждается временное командование оккупационных войск, а власть на местах переходит в руки «русских монархистов», «украинских националистов», «церковников».
Весь этот бред являлся выдумкой лишь в том отношении, что в действительности война не состоялась. В остальном это лишь «беллетризованное» изложение стратегических разработок американских военных штабов и Совета национальной безопасности, возглавляемого президентом США.
Заканчивая свое бесславное президентство, Г. Трумэн оставил преемнику концепцию стратегического планирования, в которой первому ядерному удару отводилась решающая роль.
В первых директивах по вопросам войны после вступления в должность Д. Эйзенхауэра упоминания о первом ядерном ударе были убраны, но вскоре Пентагон взял свое. Уже 7 октября 1953 года на заседании Совета национальной безопасности было определено, что «в случае военных действий Соединенные Штаты будут рассматривать возможность применения ядерного оружия на такой же основе, как и других боеприпасов». Первый испуг перед возможностью возмездия стал проходить. Американская военщина вновь ухватилась за старую идею первого ядерного удара, но теперь уже прикрываясь более активными разговорами об обороне, запугивая советской ядерной атакой и т. д. Начались надуманные рассуждения о том, что «советская угрозам ставит США перед необходимостью „начать войну ради обеспечение собственной обороны“. По плану „Соляриум“, Советскому Союзу предполагалось предъявить ультиматум с требованием согласиться на американские условия. Отказ означал войну. Этот вариант всерьез обсуждался Д. Эйзенхауэром и Дж. Даллесом. В новой директиве СНБ-5410/1 цель сформулирована так: „Достижение победы, которая гарантирует выживание США“[559].
Возникло множество военно-политических проектов превентивной войны. Например, группа перспективных исследований при комитете начальников штабов предложила рассмотреть возможность «преднамеренного ускорения войны с СССР в ближайшем будущем», прежде чем советский термоядерный потенциал превратится в реальную угрозу[560]. Хотя планы превентивного удара не получили официального одобрения, вопрос о нападении на СССР не был снят. Теперь начали говорить об «упреждающем ударе». Командующий ВВС Лимэй заявил, что мы «не поколеблемся нанести удар первыми». Генерал понимал, что пропагандистской машине США сфабриковать причины для «упреждающего удара» было делом легче легкого. Стратегия превентивного удара прожила в словесной опале недолго. В марте 1954 года президент Эйзенхауэр поручил научной консультативной комиссии провести изучение проблемы внезапного удара в термоядерный век. Комиссия сочла необходимым ускорить разработку баллистических ракет[561].
А пока шли бесплодные споры о приоритетных объектах для нападения, американские военные вновь и вновь разными путями продвигали идею о внезапном обезоруживающем ударе. Например, «группа по оценке систем вооружений-12» утверждала, что реализация сценария атомного наступления, изложенного в едином плане использования стратегических средств, могла бы обеспечить достижение конечной цели — прекращения всеобщей войны одним ударом. Такой удар уничтожил бы практически весь советский потенциал производства атомного оружия, разрушил бы 118 из 134 крупных городов, вызвал бы гибель 60 миллионов человек и «практически уничтожил бы промышленный потенциал советского блока». Но в том же докладе содержалось и предупреждение, что, даже если бы стратегическая авиация уничтожила все 645 аэродромов, выделенных ей в качестве целей, осталось бы как минимум 240 аэродромов, на которые могли быть рассредоточены советские бомбардировщики и где они уцелели бы при нападении. Это считалось достаточным для ответного удара по США и их союзникам.
18 августа 1948 года была утверждена директива Совета национальной безопасности под номером 20/1. Она называлась «Цели США в отношении России»,
Из вступительной части:
«Правительство вынуждено… наметить определенные военные цели в отношении России уже теперь, в мирное время…»[531].
«Наши основные цели в отношении России:
а) свести мощь и влияние Москвы до пределов, в которых она не будет более представлять угрозу миру и стабильности международных отношений;
б) в корне изменить теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России»[532].
Далее в директиве говорилось:
«Речь идет прежде всего о том, чтобы Советский Союз был слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля»[533].
Что же касается «послевоенного урегулирования», то здесь американским маньякам недоставало уверенности в полной победе, поэтому предполагалось несколько вариантов. Например:
«В худшем случае, то есть при сохранении Советской власти на всей или почти на всей нынешней советской территории, мы должны потребовать:
а) выполнения чисто военных условий (сдача вооружения, эвакуация ключевых районов и т. д.), с тем чтобы надолго обеспечить военную беспомощность;
б) выполнения условий с целью обеспечить значительную экономическую зависимость от внешнего мира… Все условия должны быть подчеркнуто тяжелыми и унизительными для коммунистического режима»[534].
При более предпочтительном исходе войны директива СНБ-20/1 планировала:
«Мы должны принять меры безопасности, которые автоматически обеспечивали бы такое положение, что даже некоммунистический и дружественно, настроенный по отношению к нам режим:
а) не имел бы сильного военного потенциала;
б) экономически в значительной степени зависел бы от внешнего мира»[535].
Что же, по замыслу фашиствующих молодчиков из Пентагона, должно быть сделано с советской государственностью? Кому планировалось передать власть? На этот счет директива до предела откровенна. Трудно поверить, что этот документ исходит от правительства США, а не от рейха Гитлера. Но это так. Процитируем его:
«В настоящее время среди русских эмигрантов есть ряд интересных и сильных группировок… Любая из них была бы более предпочтительной, с нашей точки зрения, чем Советское правительство, для управления Россией»[536]. И дальше: «На каждой части освобождаемой от Советов территории нам придется иметь дело с людьми, работавшими в советском аппарате власти. При организованном отходе советских войск местный аппарат коммунистической партии перейдет; вероятно, на нелегальное положение, как он делал это в областях, которые в прошлую войну были заняты немцами. По-видимому, он будет действовать в виде партизанских банд и повстанческих отрядов. В этом случае относительно просто ответить на вопрос: „Что делать?“ — нам нужно только предоставить некоммунистическим (какого бы рода они ни были) русским органам, контролирующим область, необходимое оружие, поддержать их в военном отношении и позволить им поступать с коммунистическими бандами в соответствии с традиционным способом русской гражданской войны. Куда более трудную проблему создадут рядовые члены коммунистической партии или работники советского аппарата, которых обнаружат и арестуют или которые сдадутся на милость наших войск или любой русской власти… Мы можем быть уверены, что такая власть сможет лучше, чем мы сами, судить об опасности, которую могут представлять бывшие коммунисты для безопасности нового режима, и распорядиться ими так, чтобы они в будущем не наносили вреда…»[537].
И все это написано всерьез, в порядке директивы для действий. Это не шизофренический бред, хотя и выглядит таковым, а государственная политика США в отношении суверенного государства. И насколько же омерзительной становится обычная демагогия западного мира о свободе, демократии, правах человека и т. д., когда читаешь эти документы, для квалификации которых трудно найти адекватные определения. Здесь и фашизм, и расизм, и человеконенавистничество, что так ярко характеризует американское общество империализма и тоталитаризма, Американских военных преступников, сочинявших планы ядерного уничтожения СССР, ничуть не смущало, что директива СНБ-20/1 повторяла, по существу, по идеям и даже местами словесно директиву Гитлера № 21 по плану «Барбаросса» — плану нападения на Советский Союз в 1941 году.
Стратегия осуществления подготовленных СНБ планов была одобрена Г. Трумэном в форме директивы № 30 от 16 сентября 1948 года. В ней говорилось, что вооруженные силы «должны быть готовы незамедлительно и эффективно использовать все надлежащие средства, имеющиеся в их распоряжении, включая атомное оружие», и обязаны «разработать соответствующие планы»[538], СНБ-30 ориентировала «на безусловное использование атомного оружия, а любое публичное обсуждение возможности его неиспользования рассматривалось как неприемлемое и подрывающее безопасность США»[539].
Другой директивой, СНБ-10/2 от 1948 года, предписывались также подрывные действия, и, разумеется, не только в военное время. Директива указывала: «Тайные операции включают пропаганду; экономическую войну; превентивные прямые действия, включая саботаж… подрывную работу против враждебных государств, включая помощь подпольному движению… Эта деятельность планируется и проводится так, что внешне не заметен ее организатор — правительство США, а в случае каких-либо разоблачений правительство США может правдоподобно отрицать всякую ответственность за нее»[540].
А генералам, мистифицированным своими же директивами, вообще не терпелось поскорее обрушить ядерные бомбы на Советский Союз. Министр армии США убеждал правительство: «Мы тратим 98% всех расходов по атомной энергии на изготовление оружия. Если мы не намереваемся использовать его теперь, тогда это не имеет никакого смысла»[541]. Некий полковник Болтер подходил к делу еще проще. Он спрашивал: «Зачем бог дал нам атомную бомбу?» И отвечал!
«Для того чтобы сознательно использовать ее для уничтожения коммунизма»[542].
Подпевали и законодатели. Председатель сенатской комиссии по атомной энергии Макмагон открыто призывал начать войну. «Война с русскими неизбежна, — кликушествовал он. — Надо „смести их с лица земли, и быстрее… Весь мир вращается вокруг взрывающегося атома — в этом заключено все, и нет никакой другой надежды“[543]. Этот сенатор, имевший прозвище «мистер Атом», заявил, что «бомбардировка Хиросимы была величайшим событием в мировой истории после рождения Иисуса Христа»[544]. А в ноябре 1947 года генерал ВВС X. Ванденберг задавался вопросом, что уничтожать в случае войны: русский народ, промышленность, коммунистическую партию или всех вместе[545].
23 ноября 1948 года принимается меморандум СНБ-20/4, где подтверждались основные положения директивы СНБ-20/1 и обосновывалось положение, согласно которому СССР — это «единственная величайшая угроза для США в обозримом будущем»[546]. Директива СНБ-20/4 послужила основой для составления последующих планов атомных бомбардировок СССР. К концу года (21 декабря) главнокомандующий ВВС представил Объединенному комитету начальников штабов оценку планов стратегического наступления в воздухе, где говорилось:
«2. Война начнется до 1 апреля 1949 года.
3. Атомные бомбы будут применены в таком масштабе, в каком это будет возможно и желательно<…>
32а. После тщательного рассмотрения вопросов о числе имеющихся атомных бомб, радиусе действия авиации союзников, ориентировочной точности попадания при бомбардировках, возможных масштабах налета и времени, необходимом для его осуществления, очень важно наметить районы, где расположены наиболее значительные советские промышленные центры…
…в. Карты с обозначенными целями и маршрутами полетов для осуществления операций, затрагивающих первые 70 городов, будут готовы к 1 февраля 1949 года»[547].
Масштабы атомного разбоя варьировались в зависимости от накопления атомных бомб. В середине 1948 года появился план «Чариотер». Война должна была начаться «концентрированными налетами с баз в западном полушарии и Англии с применением атомных бомб против правительственных, политических и административных центров, промышленных центров и отдельных предприятий нефтяной промышленности»[548]. Намечалось сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов. (Эти цифры были подтверждены планом операции «Троуджэн», одобренным в декабре 1948 года.) Из них восемь — на Москву и семь — на Ленинград. Затем планировалось сбросить еще 200 атомных бомб и 250 000 тонн обычных бомб. На смену «Чариотеру» пришел комплексный план «Хафмун», позднее переименованный во «Флитвуд», а затем в «Даблстар»[549].
Для анализа возможных последствий атомного нападения на СССР в начале 1949 года был создан специальный комитет во главе с генералом X. Хармоном. 11 мая того же года комитет представил свой сверхсекретный доклад «Оценка последствий стратегического воздушного наступления для боеспособности СССР». Комитет пришел к выводу, что такое наступление — «единственное средство причинить внезапный и серьезный ущерб жизненно важным элементам советского военного потенциала… Его целесообразно было бы предпринять на начальном этапе, так как это дало бы весьма значительные и непреходящие преимущества»[550]. По оценкам комитета, первый атомный удар привел бы к гибели 2 миллионов 700 тысяч человек, а 4 миллиона было бы ранено.
В целом выводы комитета Хармона подстегивали гонку вооружений. В докладе говорилось, что, «даже если бы все 133 бомбы были детонированы точно в тех точках, на которые они были нацелены», этого было бы недостаточно, чтобы «обеспечить капитуляцию, уничтожить корни коммунизма или критически ослабить власть советского руководства»[551]. Атомные бомбардировки приведут к тому, что СССР прибегнет к максимальным ответным мерам.
Исходя из этих посылок, комитет пришел к выводу, что превыше всего стоят «преимущества раннего применения атомного оружия». Осенью 1949 года Трумэн одобрил значительное увеличение производства ядерного оружия, запрошенное комитетом начальников штабов в ответ на доклад комитета Хармона. Уже в следующем году по плану «Оффтэкл» предусматривалось нанесение ударов по 104 городам с применением 220 атомных бомб, 72 бомбы держались в резерве для второго удара.
Генерал К. Лимей, возглавивший стратегическую авиацию, заявил, что уроки американской истории учат тому, что первый удар надо наносить не задумываясь. Он рассматривал стратегическую авиацию как инструмент первого удара — по гражданскому населению, удара, который, кроме массового уничтожения людей, должен устранить оставшихся в живых. При этом генерал ссылался на опыт Муссолини в Эфиопии в 1935 году, японцев в Китае в 1937 году, немецкой атаки на испанскую Гернику. Вершиной такого подхода он считал уничтожение Хиросимы и Нагасаки. Цель послевоенного мира, по Лимею, «сделать существование цивилизации зависящим от доброй воли и здравого смысла людей, контролирующих использование воздушной мощи». (По-иному оценил этот акт вандализма Пол Брегман, бывший штурман американского самолета В-29, который принимал участие в атомной бомбардировке Нагасаки. Накануне 40-й годовщины этой акции он покончил жизнь самоубийством.)
Американская военщина лихорадочно готовила войну. Мир приближался к катастрофе. Планы нападения на СССР разрабатывались один за другим. Экономика США переводилась на военные рельсы. Милитаристские идеи полным ходом внедрялись в сознание и психологию людей. Цели пропагандистской политики сводились к возбуждению ненависти к Советскому Союзу. Генералы грезили об очищении от людей целых пространств Земли. Предпринимались настойчивые усилия, чтобы пристегнуть к подготовке атомной войны западноевропейские государства. Создается ударная сила агрессии — НАТО. Это было весной 1949 года.
Но осенью того же года американским правящим силам пришлось пережить удар, который невозможно переоценить. Произошло событие, положившее конец американской неуязвимости и военному превосходству. 3 сентября 1949 года бомбардировщик В-29, пролетавший в северной части Тихого океана, обнаружил повышенную радиоактивность. Стало ясно: в Советском Союзе испытана атомная бомба. ТАСС сообщил: «Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований. Следует сказать, что Советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия»[552].
Надежды на завоевание мирового господства были порушены. Монополия на атомную бомбу исчезла, что заставляло по-новому взглянуть на стратегическую ситуацию. Начинал играть свою роль и фактор ядерного возмездия. Кроме того, и сил для победного удара явно не хватало. И все же, несмотря на пережитый шок, военная лихорадка трепала американских милитаристов, теперь они вынашивают планы превентивного удара. Определяется новая дата войны — 1 января 1950 года. Планировалось сбросить 300 атомных бомб и 20 тысяч тонн обычных бомб на 100 советских городов. Новому плану дали название «Троян». Но анализ вновь показал, что потери будут слишком велики, молниеносность и внезапность не будут обеспечены. Американскому министру авиации было доложено 11 апреля 1950 года: «ВВС США не могут:
а) полностью осуществить авиационное наступление по плану «Троян»;
б) обеспечить противовоздушную оборону территории США и Аляски»[553].
Лишь арифметика спасла мир от войны.
На какое-то время превентивный удар по СССР откладывался из-за страха перед возмездием и возможности проиграть войну в целом. Но это вовсе не означало, что американская правящая клика смирилась с мыслью о недостижимости мирового господства через атомное уничтожение Советского Союза. 15 августа 1950 года комитет начальников штабов определил «уничтожение известных объектов, от которых зависит способность Советского Союза применять атомные бомбы»[554], в качестве первоочередной задачи. На второе место была выдвинута задача замедления наступления советских войск. На третье — нанесение ударов по предприятиям, производящим жидкое топливо, обычным и атомным электростанциям. Эти три категории получили кодовые названия «Браво», «Ромео» и «Дельта».
Нагнетание военной истерии продолжалось полным ходом. Особой авантюристичностью отличалась директива СНБ-68. Ее составлением руководит тот самый П. Нитце, которому Р. Рейган впоследствии поручил вести переговоры о ядерном разоружении. Директива была утверждена Г. Трумэном 30 сентября 1950 года, она полностью подтверждала цели, выдвинутые в директиве СНБ-20/4, но в то же время П. Нитце использовал появление ядерного оружия v Советского Союза для того, чтобы придать новой директиве еще более агрессивный характер, возбудить новые страхи и панические настроения и тем самым подыграть милитаристскому психозу правящих сил США.
Авторы меморандума, который лег в основу директивы СНБ-68, писали: «Советская угроза безопасности США резко возросла. Она носит тот же характер, что указан в директиве СНБ-20/4, утвержденной президентом 24 ноября 1948 года, однако она значительно ближе, чем считали раньше. Республика и ее граждане в зените своей мощи подвергаются самой страшной опасности. Речь идет о жизни или смерти не только республики, но и всей цивилизации»[555]. Как видим, американские политики являются большими мастаками по части демагогии не только в работе непосредственно на публику, но и в закрытых документах. Возможно, и с расчетом на последующие публикации.
В директиве СНБ-68 четко отражены интересы военно-промышленного комплекса. Рекомендовалось значительное повышение военных расходов, вплоть до 50 процентов валового национального продукта страны. Кроме чисто милитаристских целей, выражалась надежда втянуть СССР в новую гонку вооружений и на этом пути обескровить его. Директива содержала и такие примечательные слова: «Нам предлагают заявить, что мы не станем применять атомное оружие иначе как в ответ на применение этого оружия агрессором… Если мы не собираемся отказаться от наших целей, мы не можем искренне выступить с таким заявлением, пока не убедимся, что в состоянии достигнуть наших целей без войны или в случае войны, не применяя атомное оружие в стратегических и тактических целях»[556].
Директива была программной. Она предусматривала не только рост вооружений и готовности к самой войне, но и требовала «сеять семена разрушения внутри советской системы», ведения «открытой психологической войны», осуществления «мер и операций тайными средствами в области экономической, политической и психологической войн». Политика «сдерживания» характеризовалась как политика «постепенного принуждения».
Конечные цели директивы сформулированы так:
«1. Мы должны стать сильными как в утверждении наших принципов в национальной жизни, так и в развитии нашей военной и экономической мощи.
2. Мы должны быть первыми в строительстве успешно функционирующей политической и экономической системы свободного мира.
3. Но, помимо утверждения наших принципов, наша политика и действия должны вызвать коренные изменения в характере советской системы… Если эти изменения явятся в основном результатом действия внутренних сил советского общества, то они будут эффективнее и обойдутся нам дешевле»[557].
Как видно из приведенных документов, нынешняя американская администрация заимствует не только идеи «холодной войны», концепции прошлого, но даже слова, аргументы, если таковые встречаются. Сравнение текстов официальных директив первого послевоенного десятилетия с тем, что говорят политические лидеры США сегодня, иллюстрирует последовательность американского курса на атомную войну. Сменялись президенты, министры и партии у власти, а директивы оставались теми же.
В последний год правления Г. Трумэна мир был особенно близок к атомной войне. Развязав корейскую авантюру, американские правящие круги перед лицом поражения не знали, как ее закончить. И вновь атомный шантаж, угрозы. Американский президент писал 27 января 1952 года: «Мне кажется, что правильным решением теперь был бы ультиматум с десятидневным сроком, извещающий Москву, что мы намерены блокировать китайское побережье от корейской границы до Индокитая и что мы намерены разрушить все военные базы в Маньчжурии… Мы уничтожим все порты или города для того, чтобы достичь наших мирных целей… Это означает общую войну. Это означает, что Москва, Санкт-Петербург и Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград и все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе будут стерты с лица земли. Это — последний шанс для Советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать, или нет!»[558] Вот это язык! Вот это мораль! Для такой прыти и самоуверенности надо было действительно застыть на уровне «здорового миссурийского провинциала».
Общественно-политический климат, сложившийся в то время в США, рельефно отражает специальный выпуск журнала «Кольерс», разошедшийся тиражом в 3,9 миллиона экземпляров. Сочинили его известные публицисты и политические деятели Р. Шервуд, X. Болдуин, У. Рейтер и другие.
Третья мировая война изображается как благо для человечества, избавление от угрозы «советского порабощения». На первом этапе войны, в 1952 году, США, к которым присоединяются важнейшие государства, представленные в ООН, осуществляют атомную бомбардировку СССР. Советская Армия вторгается на территорию Западной Германии, Среднего Востока, высаживает десант на Аляске и одерживает победу. Атомные бомбы сброшены на Детройт, Нью-Йорк и завод по производству атомного оружия в Ханфорде (штат Вашингтон). Но атомная артиллерия союзников отражает наступление Советской Армии в Европе, и на этом, по мнению авторов, первый этап войны завершен.
На втором этапе территория США подвергается еще одному атомному налету. Авиация союзников в порядке возмездия уничтожает Москву и завоевывает господство в воздухе. Затем в Советский Союз забрасывают на парашютах русских эмигрантов. На всех фронтах начинается наступление союзников, и инициатива полностью переходит к Западу. К 1955 году военные действия прекращаются. Войска союзников берут на себя оккупационные функции на территориях стран — союзников СССР. В Москве учреждается временное командование оккупационных войск, а власть на местах переходит в руки «русских монархистов», «украинских националистов», «церковников».
Весь этот бред являлся выдумкой лишь в том отношении, что в действительности война не состоялась. В остальном это лишь «беллетризованное» изложение стратегических разработок американских военных штабов и Совета национальной безопасности, возглавляемого президентом США.
Заканчивая свое бесславное президентство, Г. Трумэн оставил преемнику концепцию стратегического планирования, в которой первому ядерному удару отводилась решающая роль.
В первых директивах по вопросам войны после вступления в должность Д. Эйзенхауэра упоминания о первом ядерном ударе были убраны, но вскоре Пентагон взял свое. Уже 7 октября 1953 года на заседании Совета национальной безопасности было определено, что «в случае военных действий Соединенные Штаты будут рассматривать возможность применения ядерного оружия на такой же основе, как и других боеприпасов». Первый испуг перед возможностью возмездия стал проходить. Американская военщина вновь ухватилась за старую идею первого ядерного удара, но теперь уже прикрываясь более активными разговорами об обороне, запугивая советской ядерной атакой и т. д. Начались надуманные рассуждения о том, что «советская угрозам ставит США перед необходимостью „начать войну ради обеспечение собственной обороны“. По плану „Соляриум“, Советскому Союзу предполагалось предъявить ультиматум с требованием согласиться на американские условия. Отказ означал войну. Этот вариант всерьез обсуждался Д. Эйзенхауэром и Дж. Даллесом. В новой директиве СНБ-5410/1 цель сформулирована так: „Достижение победы, которая гарантирует выживание США“[559].
Возникло множество военно-политических проектов превентивной войны. Например, группа перспективных исследований при комитете начальников штабов предложила рассмотреть возможность «преднамеренного ускорения войны с СССР в ближайшем будущем», прежде чем советский термоядерный потенциал превратится в реальную угрозу[560]. Хотя планы превентивного удара не получили официального одобрения, вопрос о нападении на СССР не был снят. Теперь начали говорить об «упреждающем ударе». Командующий ВВС Лимэй заявил, что мы «не поколеблемся нанести удар первыми». Генерал понимал, что пропагандистской машине США сфабриковать причины для «упреждающего удара» было делом легче легкого. Стратегия превентивного удара прожила в словесной опале недолго. В марте 1954 года президент Эйзенхауэр поручил научной консультативной комиссии провести изучение проблемы внезапного удара в термоядерный век. Комиссия сочла необходимым ускорить разработку баллистических ракет[561].
А пока шли бесплодные споры о приоритетных объектах для нападения, американские военные вновь и вновь разными путями продвигали идею о внезапном обезоруживающем ударе. Например, «группа по оценке систем вооружений-12» утверждала, что реализация сценария атомного наступления, изложенного в едином плане использования стратегических средств, могла бы обеспечить достижение конечной цели — прекращения всеобщей войны одним ударом. Такой удар уничтожил бы практически весь советский потенциал производства атомного оружия, разрушил бы 118 из 134 крупных городов, вызвал бы гибель 60 миллионов человек и «практически уничтожил бы промышленный потенциал советского блока». Но в том же докладе содержалось и предупреждение, что, даже если бы стратегическая авиация уничтожила все 645 аэродромов, выделенных ей в качестве целей, осталось бы как минимум 240 аэродромов, на которые могли быть рассредоточены советские бомбардировщики и где они уцелели бы при нападении. Это считалось достаточным для ответного удара по США и их союзникам.