Страница:
– Тебе отец рассказал об этом?
– Он упомянул об этом вскользь.
– Да. Когда они разбежались, мама уехала к своим родителям в Женеву. Я тогда была грудным младенцем. А когда мама умерла, я стала жить с бабушкой.
Клодия помолчала.
– Твоя мама была швейцаркой?
– У нее мама англичанка, а отец – бразилец, но он много лет работал в Европе, и они постоянно жили в Швейцарии.
Наконец что-то стало проясняться. Экзотическая смуглость Аннушки объяснялась наличием бразильских предков.
Когда-то у Клодии была подружка, похожая на Аннушку, которая благодаря итальянскому происхождению в свои тринадцать лет выглядела как женщина, тогда как ее сверстницы были еще детьми. Однажды она подслушала, как бабушка презрительно говорила маме: «Я бы на твоем месте запретила Клодии водить с ней дружбу. Девочкам в ее возрасте неприлично выглядеть подобным образом. Помяни мое слово, она попадет в беду». Лишь позднее Клодия поняла, о чем шла речь. Сэйра излучала сексуальность и обладала врожденной чувственностью, а у людей строгих правил, вроде ее бабушки, это вызывало недоверие с первого взгляда.
Аннушка выглядела так же. Кошмарный сон для родителей. Особенно для отца. Особенно для такого отца, который не так уж давно сам был молодым парнем.
– Тебе, наверное, было нелегко переехать в Англию? – спросила она.
– Я ее сразу же возненавидела. Лондон показался мне настоящей забытой Богом дырой.
– Разве ты не бывала там раньше? Ведь ты, наверное, виделась с отцом все эти годы?
– Время от времени. – Она передернула плечами и взяла в руки журнал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
В течение последующих двух дней Клодия почти не виделась с Гаем. Он уезжал рано, возвращался поздно, и их разговоры были краткими и носили сугубо деловой характер. В четверг к вечеру он подошел к ней у бассейна.
– Аннушки нет в комнате, – сказал он.
Клодия в полудреме лежала на солнце и совсем не ожидала его появления. Она села и надела солнцезащитные очки.
– Она пошла прогуляться по пляжу.
– Прогуляться? Она чем-нибудь расстроена?
– Наверное, ей просто стало скучно. Страдает от отсутствия радио.
– Понятно. – Он поднял журнал, который Аннушка оставила на лежаке, и уселся. – Почему она читает эту чушь? – пробормотал он, бросая беглый взгляд на обложку журнала. На обложке крупным шрифтом было написано: НАУЧИ СВОЕГО МУЖЧИНУ НАХОДИТЬ ТВОИ ЭРОГЕННЫЕ ТОЧКИ.
Появись он на пляже на двадцать минут раньше, застал бы Клодию за чтением этой самой статьи, к которой она приступила после гороскопа, не сулившего ей ничего интересного.
– А что, по-вашему, она должна читать в шестнадцатилетнем возрасте? Советы по домоводству? «Экономист»?
– Нет, наверное.
На нем снова были темно-синие шорты и удобная голубая рубашка с коротким рукавом, которая была не застегнута и распахнулась, когда он сел.
Она старалась не замечать волосы на груди, дорожкой сбегавшие по животу и исчезавшие под шортами.
– Почему бы вам не поискать ее?
– Потому что я сначала хотел поговорить с вами. – Он искоса взглянул на нее. – Надо внести ясность в характер ваших служебных обязанностей, которые вы, очевидно, не вполне правильно поняли.
О Боже!
– Например?
– Например, я плачу вам не за то, чтобы вы выполняли за Аннушку ее домашние задания. А точнее, я плачу вам не за то, чтобы вы писали за нее рефераты по английской литературе.
– Что? – Почувствовав облегчение, она сразу же возмутилась: – Я не писала реферат за нее.
– Но вы ей помогали?
– Немного. Что в этом плохого?
– По ее словам, вы сделали больше чем «немного». – Клодия подумала, что надо будет поговорить с Аннушкой.
Из-за чего эта буря в стакане воды?
– Да, я ей помогала. Она не знала, с чего начать, а я по чистой случайности прочитала еще в школе именно этот роман Остен.
– Ладно, не ершитесь. Вижу, что вы не относитесь к числу ярых поклонников классики.
Черт побери!
Его взгляд упал на любовный роман, валявшийся между лежаками. Книга раскрылась на том месте, где она остановилась, заложив страницу своим посадочным билетом на самолет, и где подробно описывались самые невообразимые манипуляции Доминика с Натали и остальной компанией.
Она надеялась, что Гай, взглянув на книгу, отложит ее в сторону с каким-нибудь ехидным замечанием относительно «макулатуры», что позволило бы ей пробормотать что-нибудь не менее язвительное о «литературных снобах».
Вместо этого он секунд двадцать внимательно читал текст.
Как ни смешно это звучит, но она почувствовала смущение. Не потому, что он читал об акробатических трюках, которые проделывал Доминик с Натали, а потому, что он, наверное, представлял себе, как она читает эти бредни и млеет от возбуждения.
На самом деле это ее не возбуждало, потому что самые, казалось бы, пикантные сцены были на редкость неэротичны и возбуждали не более чем чтение главы о том, как починить водопроводный кран своими руками, из справочника «Сделай сам».
– Иисусе Христе, – пробормотал он наконец. – Но это невозможно с чисто анатомической точки зрения.
Ей уже удалось взять себя в руки.
– Не обязательно.
Гай бросил на нее насмешливый взгляд.
– Вы говорите это, основываясь на собственном опыте? – Какое счастье, что на ней были солнцезащитные очки, хотя, по правде говоря, она все равно не смотрела ему в глаза.
– Отказываюсь отвечать, поскольку ответ может изобличить меня. Но, если хотите знать, Натали была олимпийской чемпионкой по гимнастике.
Гай насмешливо фыркнул.
– Не сомневаюсь, потому что иначе ей такое не удалось бы осуществить.
Разговор принимал опасное направление.
– Наверное, вам следует поискать свою дочь. А я пока поплаваю.
Она почти бегом направилась к бассейну и нырнула. Вода напоминала скорее теплую ванну, чем холодный душ, но это было лучше, чем ничего. Черт побери, ее безумно возбуждала даже мысль о том, что Гай подумал, будто она млеет от желания.
Проплыв три раза от борта до борта, она достаточно охладилась и, остановившись на глубоком конце бассейна, увидела, как он шагает по направлению к пляжу.
Желаю удачи.
Она представила себе сцену, которая совсем не напоминала встречу с отцом радостно улыбающейся доченьки, которая бежит к нему навстречу со словами: «Привет, папочка! Как прошел у тебя день?»
Но он все-таки предпринимает попытки наладить отношения. Она проплыла еще кружок, продираясь сквозь плескавшуюся в бассейне детвору, и снова остановилась передохнуть на глубоком конце бассейна.
Отдыхая, она вытянула руки по борту бассейна и стала делать упражнения для укрепления бедер. Он подошел сзади. Рядом с ним шла Аннушка с недовольной физиономией.
Они подошли к лежакам, Аннушка собрала свои пожитки, и он что-то сказал ей. Отвечая ему, Аннушка старалась не смотреть на него, и он сказал ей что-то еще. Коротко ответив, Аннушка побрела по направлению к отелю.
Клодия не слышала, что сказал Гай, но по выражению его лица было не похоже, что он ее отчитывал. Клодии вдруг захотелось догнать Аннушку и хорошенько встряхнуть ее. Неужели она не может хоть изредка быть любезной по отношению к отцу? Что с ней такое?
Она еще совсем ребенок – и в этом все дело.
Гай с минуту глядел в спину удаляющейся дочери, потом повернул к бассейну, снял рубашку и нырнул.
Клодия была уверена, что он направляется к ней, и не ошиблась. Почти весь путь он проплыл под водой, вынырнув на поверхность совсем рядом с ней. Тряхнув головой и отфыркавшись, он приблизился и ухватился за поручни около нее.
– Кажется, Аннушка не в лучшем настроении, – сказала Клодия.
– Разве она бывает когда-нибудь в хорошем?
Смахнув с лица капли воды, Гай отвернулся. Они теперь смотрели в противоположных направлениях, но, поскольку он был рядом, она хорошо видела его лицо, выражавшее крайнее раздражение.
– На каждый вопрос она односложно огрызается. Не хочет ли она покататься на водных лыжах? Нет. Не хочет ли пить? Нет. Не хочет ли поплавать? Нет. – Он замолчал и сердито вздохнул. – Я сыт по горло ее поведением. – Не успела она ответить, как он продолжил: – Боюсь, сегодня вечером мне снова придется задержаться. Меня пригласил на ужин знакомый одного министерства, а я не предупредил его, что приехал не один. Таким людям как-то не принято говорить, что привезли с собой дочь, потому что ее исключили из школы.
– Понятно.
– Надеюсь, вам не слишком наскучило целыми днями безотлучно находиться в отеле?
– Нет-нет, – из вежливости солгала она. – Тем более что завтра утром нам предстоит поездка. Я с нетерпением ее жду.
– Приятно, что хоть кто-то радуется этой поездке. Когда я сказал об этом Аннушке, она отреагировала так, как будто я предложил ей съездить полюбоваться на публичную казнь.
О Господи!
– Но здесь их не бывает, не так ли?
– Вы снова путаете с Саудовской Аравией. Там нет. А здесь бывают. Бывают, по утрам каждую пятницу на Чоп-сквер.
Она даже вздрогнула.
– В котором часу мы завтра выезжаем?
– Между 9.30 и 10 утра. Трудно точно сказать, сколько времени потребуется ее светлости, чтобы пробудиться и позволить привести себя в хорошее настроение.
Неподалеку от них несколько ребятишек весело «бомбардировали» бассейн, прыгая с борта и стараясь поднять как можно больше брызг. Когда нырнул очередной прыгун, Клодия отвернулась, чтобы не попасть под душ.
– Хоть кто-то здесь развлекается, – сухо сказал он, когда раздался радостный визг. – Аннушка когда-то была такой же, можете себе представить?
– Она перерастет нынешнюю трудную стадию, – сказала Клодия, придав голосу уверенность, которой отнюдь не чувствовала. – Это просто трудный переходный возраст.
– Все твердят мне это с тех самых пор, как она переехала ко мне. Все говорят: «Это возраст! Это гормоны! Это нормальная подростковая непокорность!» – Он криво усмехнулся. – Вы, наверное, не смогли бы мне подсказать, сколько потребуется времени, чтобы девочка переросла все эти проблемы с гормонами и непокорностью?
– Я не уверена, что у меня все это было.
Он едва заметно усмехнулся уголком губ, не сознавая, что у нее все переворачивается внутри от этой его улыбки.
– Ладно, я вам верю. Ну, а чисто теоретически?
Ну, если тебе нужна теория вместо горькой правды…
– Дайте ей еще год-другой, – сказала она. – К восемнадцати годам, я уверена, она превратится в очаровательную, разумную взрослую женщину.
– Вы так думаете? – Дети продолжали свои забавы, прыгали в воду в каких-нибудь трех футах от него, и он придвинулся к ней. – Иногда мне начинает казаться, что виноваты в этом не только проблемы с гормонами и подростковый мятежный дух.
– А что же еще?
Гай почти прикасался к ней под водой, и пока Клодия раздумывала, отодвинуться ли от него или насладиться этой близостью по полной программе, сзади на нее с размаху налетел какой-то мальчишка верхом на надувном крокодиле.
Она, в свою очередь, налетела на Гая, прикоснувшись к нему грудью и бедрами. На какую-то секунду ее ожег жар его тела.
– Извините, – сказала она дрожащим голосом и отодвинулась, стараясь не встречаться с ним взглядом и не отводя глаз от мальчишки, уплывавшего на своем крокодиле. – Так что же, по-вашему, виновато в этом, если не гормоны и непокорность?
– Я думаю, что виноват я.
Ей пришлось взглянуть на него.
– Что вы имеете в виду?
На какое-то мгновение, пока он не отвел глаза в сторону, в них промелькнула тоскливая безнадежность.
– Если хотите знать… – Он помедлил в нерешительности. – Иногда мне кажется, что она меня ненавидит.
Какой бы там орган внутри ее тела ни отзывался на его близость, сейчас ей показалось, что именно в это место ей всадили ржавый нож.
– Почему?
– Не знаю.
Ей вдруг захотелось обнять его и сказать, чтобы он не говорил глупости. Если бы они не находились на глубоком конце бассейна, она, возможно, поддалась бы этому желанию. Но в данных обстоятельствах было бы трудновато удерживаться на воде и одновременно обнимать его.
Не успел остыть порыв утешить его, как ей вспомнилось нечто другое. Та злополучная киссограмма.
Стараясь, чтобы не дрожал голос, она сказала:
– Гай, можно спросить вас еще кое о чем?
– Валяйте. Но не обещаю, что отвечу на ваш вопрос. – Она чуть было не отказалась от своего намерения. Ведь если он не ответит, она пожалеет, что задала вопрос.
– Скажите, когда вы расходились с матерью Аннушки, это было по вашей инициативе?
Он помедлил с ответом, и за эти несколько секунд она успела пожалеть, что раскрыла рот.
– А-а, кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните, – насмешливо сказал он. – Вы подумали, что причина ненависти ко мне у моей дочери может заключаться в том, что я бросил ее мать?
С трудом сглотнув комок, образовавшийся в горле, она посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно ее бросили?
– По правде говоря, это она меня бросила.
Зачем я его об этом спросила?
– Я совсем не хотела сказать, что вы это сделали.
– Но вы так подумали. – Не дав ей возразить, он продолжил резким тоном: – Какая разница, кто был инициатором? Извините, меня ждет работа.
В тот вечер Клодия была в отвратительном настроении, хотя Аннушка снизошла до того, что составила ей компанию за ужином и даже немного поболтала с ней.
Мысль о завтрашней поездке совсем ее не радовала. В присутствии отца Аннушка будет дуться и не пожелает разговаривать, а Гай после их сегодняшнего разговора будет похож на комок нервов, и она окажется между ними, как между молотом и наковальней, и будет из кожи вон лезть, чтобы разрядить обстановку.
Короче говоря, веселее не бывает.
Клодия рано улеглась в постель, но была настолько выведена из равновесия, что не могла заснуть.
Зачем я вообще сюда приехала? Даже Райан и его проклятые киссограммы были бы, возможно, лучше, чем это. По крайней мере там я знала, что можно ожидать от этого дьявола в лице Райана.
Уж если говорить о дьяволах, то интересно было бы узнать, почему жена Гая ушла от него. Почему вообще жены бросают своих мужей?
– Может, он с ней плохо обращался?
– Не похоже.
– Может, изменял ей?
– Вполне возможно.
– Может, каждый вечер пропадал в пивной с приятелями?
– Не тот тип.
– Может быть, у него была очень властная мать, которая заставила его сделать это?
– Он бы такого не допустил. Кстати, он никогда не упоминал о своей матери. И об отце тоже.
– В чем же в таком случае заключалась причина?
Пока она искала ответ на этот вопрос, зазвонил телефон.
Помогите!
А что, если это Гай, решивший извиниться за то, что говорил с ней неподобающим тоном, и предлагающий еще разок прогуляться по пляжу?
– Алло, – сказала она дрожащим голосом.
– Клодия? Я тебя не разбудила?
– Кейт! Слава Богу, что ты позвонила, мне до смерти хотелось поговорить с тобой! Ты меня не разбудила, я не могу заснуть.
– Я не стала бы звонить так поздно, но…
Когда до нее дошло, что обычно жизнерадостный, бодрый голос Кейт звучит как-то странно, она услышала голос Пола:
– Скажи ей прямо, Кейт.
В трубке зашуршало, потом она снова услышала голос Кейт и почувствовала, что та плачет.
– Не могу. Скажи сам.
Клодия похолодела от страха. В голове пронеслось: «родители», «несчастный случай», «смертельный исход»… Потом она снова услышала голос Пола:
– Кейт немного расстроена. Из-за Портли. Его сбила машина и…
– Дай мне скорее трубку! – послышался голос Кейт, перемежающийся всхлипываниями. – Он жив, но в тяжелом состоянии. Это произошло примерно час тому назад. Он не явился ужинать, и я начала беспокоиться, а потом позвонили соседи и сказали, что нашли его в палисаднике перед домом. Пол сразу же отвез его в ветеринарную лечебницу, и сейчас его там оперируют, но у них мало надежды. – Голос у нее прервался. – Извини, Клодия, я чувствую себя очень виноватой.
– Ты не виновата, Кейт. – Голос у Клодии тоже дрожал от сдерживаемых слез. – Ты ни в чем не виновата, успокойся.
– Не могу. Мне его жалко. Бедненький Портли. – Она снова всхлипнула. – Пол сказал, чтобы я тебя не беспокоила, пока не будет известно, как закончилась операция. Но я подумала, что тебе нужно знать, чтобы ты могла мысленно поддержать его и пообещать кормить его вкусными обедами, если он поправится.
С большим трудом ей все-таки удалось придать бодрость своему голосу.
– Я это сделаю, не сомневайся. Пообещаю цыплячью печенку и сливки двойной жирности.
– Я знала, что надо было рассказать тебе об этом. – Потом, заметно изменив тон, она обратилась к Полу: – А я тебе что говорила, дурень? Я говорила, что надо ей сообщить!
– Да, дорогая. Ты права, дорогая. Как скажешь, дорогая.
Несмотря на жалость к бедняге Портли, Клодия не могла удержаться от улыбки. Всякий раз, когда Кейт его отчитывала, невозмутимый Пол неизменно соглашался с ней голосом заклеванного супругой муженька-подкаблучника.
– Я позвоню тебе завтра, как только мы узнаем о его состоянии, – продолжала Кейт.
Черт бы побрал эту проклятую поездку!
– Не надо, я тебе сама позвоню. Мы завтра, наверное, уедем из города, не думаю, что мне удастся отвертеться от этой поездки. Если тебе позволят взглянуть на Портли, поцелуй его за меня.
Засыпая, она мысленно подбадривала Портли: «Ты получишь целую банку трески в сливочном соусе в полное свое распоряжение, и я обещаю забыть о том, что ветеринар запретил давать тебе молоко, только не смей умирать».
Глава 10
– Он упомянул об этом вскользь.
– Да. Когда они разбежались, мама уехала к своим родителям в Женеву. Я тогда была грудным младенцем. А когда мама умерла, я стала жить с бабушкой.
Клодия помолчала.
– Твоя мама была швейцаркой?
– У нее мама англичанка, а отец – бразилец, но он много лет работал в Европе, и они постоянно жили в Швейцарии.
Наконец что-то стало проясняться. Экзотическая смуглость Аннушки объяснялась наличием бразильских предков.
Когда-то у Клодии была подружка, похожая на Аннушку, которая благодаря итальянскому происхождению в свои тринадцать лет выглядела как женщина, тогда как ее сверстницы были еще детьми. Однажды она подслушала, как бабушка презрительно говорила маме: «Я бы на твоем месте запретила Клодии водить с ней дружбу. Девочкам в ее возрасте неприлично выглядеть подобным образом. Помяни мое слово, она попадет в беду». Лишь позднее Клодия поняла, о чем шла речь. Сэйра излучала сексуальность и обладала врожденной чувственностью, а у людей строгих правил, вроде ее бабушки, это вызывало недоверие с первого взгляда.
Аннушка выглядела так же. Кошмарный сон для родителей. Особенно для отца. Особенно для такого отца, который не так уж давно сам был молодым парнем.
– Тебе, наверное, было нелегко переехать в Англию? – спросила она.
– Я ее сразу же возненавидела. Лондон показался мне настоящей забытой Богом дырой.
– Разве ты не бывала там раньше? Ведь ты, наверное, виделась с отцом все эти годы?
– Время от времени. – Она передернула плечами и взяла в руки журнал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
В течение последующих двух дней Клодия почти не виделась с Гаем. Он уезжал рано, возвращался поздно, и их разговоры были краткими и носили сугубо деловой характер. В четверг к вечеру он подошел к ней у бассейна.
– Аннушки нет в комнате, – сказал он.
Клодия в полудреме лежала на солнце и совсем не ожидала его появления. Она села и надела солнцезащитные очки.
– Она пошла прогуляться по пляжу.
– Прогуляться? Она чем-нибудь расстроена?
– Наверное, ей просто стало скучно. Страдает от отсутствия радио.
– Понятно. – Он поднял журнал, который Аннушка оставила на лежаке, и уселся. – Почему она читает эту чушь? – пробормотал он, бросая беглый взгляд на обложку журнала. На обложке крупным шрифтом было написано: НАУЧИ СВОЕГО МУЖЧИНУ НАХОДИТЬ ТВОИ ЭРОГЕННЫЕ ТОЧКИ.
Появись он на пляже на двадцать минут раньше, застал бы Клодию за чтением этой самой статьи, к которой она приступила после гороскопа, не сулившего ей ничего интересного.
– А что, по-вашему, она должна читать в шестнадцатилетнем возрасте? Советы по домоводству? «Экономист»?
– Нет, наверное.
На нем снова были темно-синие шорты и удобная голубая рубашка с коротким рукавом, которая была не застегнута и распахнулась, когда он сел.
Она старалась не замечать волосы на груди, дорожкой сбегавшие по животу и исчезавшие под шортами.
– Почему бы вам не поискать ее?
– Потому что я сначала хотел поговорить с вами. – Он искоса взглянул на нее. – Надо внести ясность в характер ваших служебных обязанностей, которые вы, очевидно, не вполне правильно поняли.
О Боже!
– Например?
– Например, я плачу вам не за то, чтобы вы выполняли за Аннушку ее домашние задания. А точнее, я плачу вам не за то, чтобы вы писали за нее рефераты по английской литературе.
– Что? – Почувствовав облегчение, она сразу же возмутилась: – Я не писала реферат за нее.
– Но вы ей помогали?
– Немного. Что в этом плохого?
– По ее словам, вы сделали больше чем «немного». – Клодия подумала, что надо будет поговорить с Аннушкой.
Из-за чего эта буря в стакане воды?
– Да, я ей помогала. Она не знала, с чего начать, а я по чистой случайности прочитала еще в школе именно этот роман Остен.
– Ладно, не ершитесь. Вижу, что вы не относитесь к числу ярых поклонников классики.
Черт побери!
Его взгляд упал на любовный роман, валявшийся между лежаками. Книга раскрылась на том месте, где она остановилась, заложив страницу своим посадочным билетом на самолет, и где подробно описывались самые невообразимые манипуляции Доминика с Натали и остальной компанией.
Она надеялась, что Гай, взглянув на книгу, отложит ее в сторону с каким-нибудь ехидным замечанием относительно «макулатуры», что позволило бы ей пробормотать что-нибудь не менее язвительное о «литературных снобах».
Вместо этого он секунд двадцать внимательно читал текст.
Как ни смешно это звучит, но она почувствовала смущение. Не потому, что он читал об акробатических трюках, которые проделывал Доминик с Натали, а потому, что он, наверное, представлял себе, как она читает эти бредни и млеет от возбуждения.
На самом деле это ее не возбуждало, потому что самые, казалось бы, пикантные сцены были на редкость неэротичны и возбуждали не более чем чтение главы о том, как починить водопроводный кран своими руками, из справочника «Сделай сам».
– Иисусе Христе, – пробормотал он наконец. – Но это невозможно с чисто анатомической точки зрения.
Ей уже удалось взять себя в руки.
– Не обязательно.
Гай бросил на нее насмешливый взгляд.
– Вы говорите это, основываясь на собственном опыте? – Какое счастье, что на ней были солнцезащитные очки, хотя, по правде говоря, она все равно не смотрела ему в глаза.
– Отказываюсь отвечать, поскольку ответ может изобличить меня. Но, если хотите знать, Натали была олимпийской чемпионкой по гимнастике.
Гай насмешливо фыркнул.
– Не сомневаюсь, потому что иначе ей такое не удалось бы осуществить.
Разговор принимал опасное направление.
– Наверное, вам следует поискать свою дочь. А я пока поплаваю.
Она почти бегом направилась к бассейну и нырнула. Вода напоминала скорее теплую ванну, чем холодный душ, но это было лучше, чем ничего. Черт побери, ее безумно возбуждала даже мысль о том, что Гай подумал, будто она млеет от желания.
Проплыв три раза от борта до борта, она достаточно охладилась и, остановившись на глубоком конце бассейна, увидела, как он шагает по направлению к пляжу.
Желаю удачи.
Она представила себе сцену, которая совсем не напоминала встречу с отцом радостно улыбающейся доченьки, которая бежит к нему навстречу со словами: «Привет, папочка! Как прошел у тебя день?»
Но он все-таки предпринимает попытки наладить отношения. Она проплыла еще кружок, продираясь сквозь плескавшуюся в бассейне детвору, и снова остановилась передохнуть на глубоком конце бассейна.
Отдыхая, она вытянула руки по борту бассейна и стала делать упражнения для укрепления бедер. Он подошел сзади. Рядом с ним шла Аннушка с недовольной физиономией.
Они подошли к лежакам, Аннушка собрала свои пожитки, и он что-то сказал ей. Отвечая ему, Аннушка старалась не смотреть на него, и он сказал ей что-то еще. Коротко ответив, Аннушка побрела по направлению к отелю.
Клодия не слышала, что сказал Гай, но по выражению его лица было не похоже, что он ее отчитывал. Клодии вдруг захотелось догнать Аннушку и хорошенько встряхнуть ее. Неужели она не может хоть изредка быть любезной по отношению к отцу? Что с ней такое?
Она еще совсем ребенок – и в этом все дело.
Гай с минуту глядел в спину удаляющейся дочери, потом повернул к бассейну, снял рубашку и нырнул.
Клодия была уверена, что он направляется к ней, и не ошиблась. Почти весь путь он проплыл под водой, вынырнув на поверхность совсем рядом с ней. Тряхнув головой и отфыркавшись, он приблизился и ухватился за поручни около нее.
– Кажется, Аннушка не в лучшем настроении, – сказала Клодия.
– Разве она бывает когда-нибудь в хорошем?
Смахнув с лица капли воды, Гай отвернулся. Они теперь смотрели в противоположных направлениях, но, поскольку он был рядом, она хорошо видела его лицо, выражавшее крайнее раздражение.
– На каждый вопрос она односложно огрызается. Не хочет ли она покататься на водных лыжах? Нет. Не хочет ли пить? Нет. Не хочет ли поплавать? Нет. – Он замолчал и сердито вздохнул. – Я сыт по горло ее поведением. – Не успела она ответить, как он продолжил: – Боюсь, сегодня вечером мне снова придется задержаться. Меня пригласил на ужин знакомый одного министерства, а я не предупредил его, что приехал не один. Таким людям как-то не принято говорить, что привезли с собой дочь, потому что ее исключили из школы.
– Понятно.
– Надеюсь, вам не слишком наскучило целыми днями безотлучно находиться в отеле?
– Нет-нет, – из вежливости солгала она. – Тем более что завтра утром нам предстоит поездка. Я с нетерпением ее жду.
– Приятно, что хоть кто-то радуется этой поездке. Когда я сказал об этом Аннушке, она отреагировала так, как будто я предложил ей съездить полюбоваться на публичную казнь.
О Господи!
– Но здесь их не бывает, не так ли?
– Вы снова путаете с Саудовской Аравией. Там нет. А здесь бывают. Бывают, по утрам каждую пятницу на Чоп-сквер.
Она даже вздрогнула.
– В котором часу мы завтра выезжаем?
– Между 9.30 и 10 утра. Трудно точно сказать, сколько времени потребуется ее светлости, чтобы пробудиться и позволить привести себя в хорошее настроение.
Неподалеку от них несколько ребятишек весело «бомбардировали» бассейн, прыгая с борта и стараясь поднять как можно больше брызг. Когда нырнул очередной прыгун, Клодия отвернулась, чтобы не попасть под душ.
– Хоть кто-то здесь развлекается, – сухо сказал он, когда раздался радостный визг. – Аннушка когда-то была такой же, можете себе представить?
– Она перерастет нынешнюю трудную стадию, – сказала Клодия, придав голосу уверенность, которой отнюдь не чувствовала. – Это просто трудный переходный возраст.
– Все твердят мне это с тех самых пор, как она переехала ко мне. Все говорят: «Это возраст! Это гормоны! Это нормальная подростковая непокорность!» – Он криво усмехнулся. – Вы, наверное, не смогли бы мне подсказать, сколько потребуется времени, чтобы девочка переросла все эти проблемы с гормонами и непокорностью?
– Я не уверена, что у меня все это было.
Он едва заметно усмехнулся уголком губ, не сознавая, что у нее все переворачивается внутри от этой его улыбки.
– Ладно, я вам верю. Ну, а чисто теоретически?
Ну, если тебе нужна теория вместо горькой правды…
– Дайте ей еще год-другой, – сказала она. – К восемнадцати годам, я уверена, она превратится в очаровательную, разумную взрослую женщину.
– Вы так думаете? – Дети продолжали свои забавы, прыгали в воду в каких-нибудь трех футах от него, и он придвинулся к ней. – Иногда мне начинает казаться, что виноваты в этом не только проблемы с гормонами и подростковый мятежный дух.
– А что же еще?
Гай почти прикасался к ней под водой, и пока Клодия раздумывала, отодвинуться ли от него или насладиться этой близостью по полной программе, сзади на нее с размаху налетел какой-то мальчишка верхом на надувном крокодиле.
Она, в свою очередь, налетела на Гая, прикоснувшись к нему грудью и бедрами. На какую-то секунду ее ожег жар его тела.
– Извините, – сказала она дрожащим голосом и отодвинулась, стараясь не встречаться с ним взглядом и не отводя глаз от мальчишки, уплывавшего на своем крокодиле. – Так что же, по-вашему, виновато в этом, если не гормоны и непокорность?
– Я думаю, что виноват я.
Ей пришлось взглянуть на него.
– Что вы имеете в виду?
На какое-то мгновение, пока он не отвел глаза в сторону, в них промелькнула тоскливая безнадежность.
– Если хотите знать… – Он помедлил в нерешительности. – Иногда мне кажется, что она меня ненавидит.
Какой бы там орган внутри ее тела ни отзывался на его близость, сейчас ей показалось, что именно в это место ей всадили ржавый нож.
– Почему?
– Не знаю.
Ей вдруг захотелось обнять его и сказать, чтобы он не говорил глупости. Если бы они не находились на глубоком конце бассейна, она, возможно, поддалась бы этому желанию. Но в данных обстоятельствах было бы трудновато удерживаться на воде и одновременно обнимать его.
Не успел остыть порыв утешить его, как ей вспомнилось нечто другое. Та злополучная киссограмма.
Стараясь, чтобы не дрожал голос, она сказала:
– Гай, можно спросить вас еще кое о чем?
– Валяйте. Но не обещаю, что отвечу на ваш вопрос. – Она чуть было не отказалась от своего намерения. Ведь если он не ответит, она пожалеет, что задала вопрос.
– Скажите, когда вы расходились с матерью Аннушки, это было по вашей инициативе?
Он помедлил с ответом, и за эти несколько секунд она успела пожалеть, что раскрыла рот.
– А-а, кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните, – насмешливо сказал он. – Вы подумали, что причина ненависти ко мне у моей дочери может заключаться в том, что я бросил ее мать?
С трудом сглотнув комок, образовавшийся в горле, она посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно ее бросили?
– По правде говоря, это она меня бросила.
Зачем я его об этом спросила?
– Я совсем не хотела сказать, что вы это сделали.
– Но вы так подумали. – Не дав ей возразить, он продолжил резким тоном: – Какая разница, кто был инициатором? Извините, меня ждет работа.
В тот вечер Клодия была в отвратительном настроении, хотя Аннушка снизошла до того, что составила ей компанию за ужином и даже немного поболтала с ней.
Мысль о завтрашней поездке совсем ее не радовала. В присутствии отца Аннушка будет дуться и не пожелает разговаривать, а Гай после их сегодняшнего разговора будет похож на комок нервов, и она окажется между ними, как между молотом и наковальней, и будет из кожи вон лезть, чтобы разрядить обстановку.
Короче говоря, веселее не бывает.
Клодия рано улеглась в постель, но была настолько выведена из равновесия, что не могла заснуть.
Зачем я вообще сюда приехала? Даже Райан и его проклятые киссограммы были бы, возможно, лучше, чем это. По крайней мере там я знала, что можно ожидать от этого дьявола в лице Райана.
Уж если говорить о дьяволах, то интересно было бы узнать, почему жена Гая ушла от него. Почему вообще жены бросают своих мужей?
– Может, он с ней плохо обращался?
– Не похоже.
– Может, изменял ей?
– Вполне возможно.
– Может, каждый вечер пропадал в пивной с приятелями?
– Не тот тип.
– Может быть, у него была очень властная мать, которая заставила его сделать это?
– Он бы такого не допустил. Кстати, он никогда не упоминал о своей матери. И об отце тоже.
– В чем же в таком случае заключалась причина?
Пока она искала ответ на этот вопрос, зазвонил телефон.
Помогите!
А что, если это Гай, решивший извиниться за то, что говорил с ней неподобающим тоном, и предлагающий еще разок прогуляться по пляжу?
– Алло, – сказала она дрожащим голосом.
– Клодия? Я тебя не разбудила?
– Кейт! Слава Богу, что ты позвонила, мне до смерти хотелось поговорить с тобой! Ты меня не разбудила, я не могу заснуть.
– Я не стала бы звонить так поздно, но…
Когда до нее дошло, что обычно жизнерадостный, бодрый голос Кейт звучит как-то странно, она услышала голос Пола:
– Скажи ей прямо, Кейт.
В трубке зашуршало, потом она снова услышала голос Кейт и почувствовала, что та плачет.
– Не могу. Скажи сам.
Клодия похолодела от страха. В голове пронеслось: «родители», «несчастный случай», «смертельный исход»… Потом она снова услышала голос Пола:
– Кейт немного расстроена. Из-за Портли. Его сбила машина и…
– Дай мне скорее трубку! – послышался голос Кейт, перемежающийся всхлипываниями. – Он жив, но в тяжелом состоянии. Это произошло примерно час тому назад. Он не явился ужинать, и я начала беспокоиться, а потом позвонили соседи и сказали, что нашли его в палисаднике перед домом. Пол сразу же отвез его в ветеринарную лечебницу, и сейчас его там оперируют, но у них мало надежды. – Голос у нее прервался. – Извини, Клодия, я чувствую себя очень виноватой.
– Ты не виновата, Кейт. – Голос у Клодии тоже дрожал от сдерживаемых слез. – Ты ни в чем не виновата, успокойся.
– Не могу. Мне его жалко. Бедненький Портли. – Она снова всхлипнула. – Пол сказал, чтобы я тебя не беспокоила, пока не будет известно, как закончилась операция. Но я подумала, что тебе нужно знать, чтобы ты могла мысленно поддержать его и пообещать кормить его вкусными обедами, если он поправится.
С большим трудом ей все-таки удалось придать бодрость своему голосу.
– Я это сделаю, не сомневайся. Пообещаю цыплячью печенку и сливки двойной жирности.
– Я знала, что надо было рассказать тебе об этом. – Потом, заметно изменив тон, она обратилась к Полу: – А я тебе что говорила, дурень? Я говорила, что надо ей сообщить!
– Да, дорогая. Ты права, дорогая. Как скажешь, дорогая.
Несмотря на жалость к бедняге Портли, Клодия не могла удержаться от улыбки. Всякий раз, когда Кейт его отчитывала, невозмутимый Пол неизменно соглашался с ней голосом заклеванного супругой муженька-подкаблучника.
– Я позвоню тебе завтра, как только мы узнаем о его состоянии, – продолжала Кейт.
Черт бы побрал эту проклятую поездку!
– Не надо, я тебе сама позвоню. Мы завтра, наверное, уедем из города, не думаю, что мне удастся отвертеться от этой поездки. Если тебе позволят взглянуть на Портли, поцелуй его за меня.
Засыпая, она мысленно подбадривала Портли: «Ты получишь целую банку трески в сливочном соусе в полное свое распоряжение, и я обещаю забыть о том, что ветеринар запретил давать тебе молоко, только не смей умирать».
Глава 10
Еще до того, как они тронулись в путь, поездка не предвещала ничего хорошего.
За завтраком Гай насмешливо сказал:
– Я ожидал, что во время поездки в Низву меня будет сопровождать всего одна хмурая физиономия, а не две.
Клодия воздержалась от замечания по поводу того, что сам он за последнее время отнюдь не выглядел радостным лучиком солнца среди хмурых туч. Они завтракали втроем почти в полном молчании. Гай нервничал, Аннушка, как и следовало ожидать, дулась, а сама она была расстроена мыслями о Портли, но помалкивала, потому что, если начать говорить о Портли, можно расплакаться, а, насколько она понимала, мужчины вроде Гая сочли бы слезы из-за какого-то кота излишней сентиментальностью.
– А ты как думал? – набросилась на отца Аннушка, отрываясь на минуту от колы, которую шумно втягивала через соломинку. – Ей, наверное, не больше, чем мне, хочется, чтобы ее тащили в какую-то пустыню!
Гай нахмурился еще больше.
– Может быть, ты перестанешь хлюпать? И неужели обязательно пить на завтрак эту дрянь?
– Я не люблю ни чай, ни кофе.
– В таком случае выпей апельсинового соку!
– Я-не-люблю-апельсиновый-сок!
У Клодии не было настроения разряжать атмосферу.
– Вы оба намерены продолжать в том же духе? Если так, то скажите сейчас, и я останусь здесь. Мне совсем не хочется целый день находиться в эпицентре третьей мировой войны!
Ее резкий тон ошеломил их обоих.
– Извините, – пробормотал Гай, бросив выразительный взгляд на дочь.
Аннушка ничего не сказала, но по ее лицу было видно, что нелицеприятные высказывания Клодии были для нее большой неожиданностью.
Может быть, им обоим и нужно говорить правду в глаза? Может быть, их следует взять за шиворот и стукнуть лбами?
Голубой «рейнджровер» ждал их перед входом, и тут снова разгорелся спор.
– Ты сядешь впереди, – сказала Клодия, когда они с Аннушкой обе подошли к задней дверце.
– Я хочу сидеть на заднем сиденье.
Гай, который уже сидел в машине, их не слышал.
– Ради Бога, иди и сядь рядом со своим отцом, – прошипела Клодия сквозь зубы.
– Садись с ним сама! Как я смогу спать на переднем сиденье?
Ну, как тебе будет угодно.
Когда они отъехали от отеля, Клодия почувствовала, что Гай время от времени искоса на нее поглядывает.
Наверное, удивляется, что я в таком отвратительном настроении. Ну и пусть. Они меня оба достали.
Бедный Портли. Возможно, он уже умер и его выбросили в специальный контейнер для дохлых животных, как того требуют Санитарно-гигиенические правила.
– Клодия, вы не заболели?
Его голос вернул ее к реальности.
– Нет.
Он снова взглянул на нее.
– Тогда в чем дело?
– Ни в чем! – Ответ прозвучал раздраженно, хотя она этого не хотела. – Со мной все в порядке, – добавила она, стараясь придать голосу бодрое звучание. – Очень приятно уехать из города и ознакомиться со страной.
– Говори за себя, – раздался с заднего сиденья недовольный голос Аннушки. – Здесь ландшафт похож на поверхность луны.
«Все зависит от того, как на него посмотреть, – подумала Клодия. – Если ты из тех, кто любит нежные, радующие глаз красоты природы, то здесь тебя ждет разочарование».
Они уже находились довольно далеко от столицы с ее ухоженными газонами и цветниками, на обильное орошение которых затрачивались огромные деньги.
В пустынной каменистой местности, по которой они проезжали теперь, лишь изредка встречались низкорослые деревца, по виду которых можно было сказать, что они годами испытывали нехватку воды.
– Нигде ни травинки, – продолжала жаловаться Аннушка.
Правда. Но ландшафт был красив суровой, трогательной в своей простоте красотой. На горизонте виднелись темные пурпурпо-серые горы на фоне ярко-синего неба.
– Никогда в жизни не видывала такого противного места, – продолжала Аннушка.
– Если ты будешь продолжать свои причитания, я отвезу тебя прямиком в Низву и обменяю на полдюжины коз.
– Меня бы это не удивило.
– Замолчите! – потеряв терпение, взмолилась Клодия. – Перестаньте цапаться, оба! Я пытаюсь получить удовольствие от поездки.
– Считайте, что мы перестали. – Гай сиял с себя солнцезащитные очки и передал ей. – Протрите их, пожалуйста, я, черт возьми, ничего не могу разглядеть.
Она протерла очки бумажной салфеткой. Когда она передавала очки назад, он попытался взять их, не отрывая взгляда от дороги, и их пальцы соприкоснулись.
Поскольку она была расстроена из-за Портли, прикосновение не вызвало почти никакого трепета.
Может быть, Портли тут ни при чем? Может быть, твоя влюбленность постепенно сходит на нет?
Если бы. Она-то знала, что трепет отступил только из-за мысли о контейнерах с дохлыми кошками. Еще вчера она бы одним глазом любовалась ландшафтом, а другой бы не спускала с его красиво загоревшего предплечья, с его руки на рычаге переключения скоростей и с железобетонного бедра, обтянутого бежевыми хлопчатобумажными брюками. Она бы мечтала о том, чтобы на дороге встретились глубокие рытвины, от тряски по которым она могла бы очутиться у него на коленях. Но поскольку никаких ухабов не было, а сама она была пристегнута ремнем безопасности, то сочла бы, что ей не повезло.
Но сегодня она в оба глаза смотрела на открывающийся ландшафт, и в машине надолго воцарилось молчание. Наконец, когда они свернули налево, на дорогу, поднимающуюся вверх по склону холма, он сказал:
– Вон там, наверху, Низва. – Вдали, словно одинокая свеча среди сухого каменистого пространства, виднелась широкая зеленая полоса.
– Боже мой, да ведь это оазис! – воскликнула Клодия. – Я всегда думала, что оазис – это несколько пальм среди песков.
– Здесь есть довольно большие оазисы. Вода поступает с Хаджарских гор. – Он указал рукой на гряду неровных скалистых гор, которые по мере приближения к ним выглядели все более недоступными. – Отсюда до Низвы рукой подать.
Клодия заметно оживилась и сказала через плечо:
– Разве тебе не интересно, Аннушка, своими глазами увидеть настоящий оазис?
Не получив ответа, она оглянулась и сказала с сожалением:
– Она спит.
– Ну, по крайней мере не ноет, – печально ответил он.
Низва представляла собой еще более крупный оазис, который издали казался затерявшимся среди сухого коричневого моря островом, покрытым пальмовым лесом.
– Этот форт был сооружен около трехсот лет тому назад, – сказал Гай, когда они проезжали мимо массивного сооружения из саманного кирпича с высокой круглой башней. – Местные строили его для защиты от португальских колонизаторов.
Аннушка, видимо, проснулась.
– Эти португальцы, должно быть, были с приветом. Кому нужна эта вонючая дыра?
– А в другой крепости неподалеку отсюда, – продолжал Гай, – имеется специальная темница, на которой написано «Женское исправительное заведение», куда обычно сажают всех строптивых шестнадцатилетних девчонок, чтобы они там поразмыслили на досуге над своими возрастными проблемами.
– Ах, как смешно!
– Думаешь, я шучу? – Он бросил на нее угрожающий взгляд в зеркало заднего вида. – Я, может быть, нанесу визит местному вали и спрошу, нельзя ли арендовать там местечко на полгодика.
– Что еще за «вали»?
– Вали здесь главный начальник. Что-то вроде мэра.
– Иди, иди, нанеси ему визит. Уверена, что он будет в восторге от такой чести и, возможно, даже угостит тебя чашечкой прокисшего козьего молока с печеньем из овечьих глаз.
Оставив без внимания ее слова, Гай припарковал машину на городской площади. В тени большого дерева сидели несколько бородатых мужчин, которые, несомненно, обсуждали достоинства коз, пасущихся здесь же. Транспортный поток на улицах составляли самые разнообразные средства передвижения: от запыленных, нагруженных овцами пикапов «тойота» и старых «мерседесов» до осла с седоком на спине.
За завтраком Гай насмешливо сказал:
– Я ожидал, что во время поездки в Низву меня будет сопровождать всего одна хмурая физиономия, а не две.
Клодия воздержалась от замечания по поводу того, что сам он за последнее время отнюдь не выглядел радостным лучиком солнца среди хмурых туч. Они завтракали втроем почти в полном молчании. Гай нервничал, Аннушка, как и следовало ожидать, дулась, а сама она была расстроена мыслями о Портли, но помалкивала, потому что, если начать говорить о Портли, можно расплакаться, а, насколько она понимала, мужчины вроде Гая сочли бы слезы из-за какого-то кота излишней сентиментальностью.
– А ты как думал? – набросилась на отца Аннушка, отрываясь на минуту от колы, которую шумно втягивала через соломинку. – Ей, наверное, не больше, чем мне, хочется, чтобы ее тащили в какую-то пустыню!
Гай нахмурился еще больше.
– Может быть, ты перестанешь хлюпать? И неужели обязательно пить на завтрак эту дрянь?
– Я не люблю ни чай, ни кофе.
– В таком случае выпей апельсинового соку!
– Я-не-люблю-апельсиновый-сок!
У Клодии не было настроения разряжать атмосферу.
– Вы оба намерены продолжать в том же духе? Если так, то скажите сейчас, и я останусь здесь. Мне совсем не хочется целый день находиться в эпицентре третьей мировой войны!
Ее резкий тон ошеломил их обоих.
– Извините, – пробормотал Гай, бросив выразительный взгляд на дочь.
Аннушка ничего не сказала, но по ее лицу было видно, что нелицеприятные высказывания Клодии были для нее большой неожиданностью.
Может быть, им обоим и нужно говорить правду в глаза? Может быть, их следует взять за шиворот и стукнуть лбами?
Голубой «рейнджровер» ждал их перед входом, и тут снова разгорелся спор.
– Ты сядешь впереди, – сказала Клодия, когда они с Аннушкой обе подошли к задней дверце.
– Я хочу сидеть на заднем сиденье.
Гай, который уже сидел в машине, их не слышал.
– Ради Бога, иди и сядь рядом со своим отцом, – прошипела Клодия сквозь зубы.
– Садись с ним сама! Как я смогу спать на переднем сиденье?
Ну, как тебе будет угодно.
Когда они отъехали от отеля, Клодия почувствовала, что Гай время от времени искоса на нее поглядывает.
Наверное, удивляется, что я в таком отвратительном настроении. Ну и пусть. Они меня оба достали.
Бедный Портли. Возможно, он уже умер и его выбросили в специальный контейнер для дохлых животных, как того требуют Санитарно-гигиенические правила.
– Клодия, вы не заболели?
Его голос вернул ее к реальности.
– Нет.
Он снова взглянул на нее.
– Тогда в чем дело?
– Ни в чем! – Ответ прозвучал раздраженно, хотя она этого не хотела. – Со мной все в порядке, – добавила она, стараясь придать голосу бодрое звучание. – Очень приятно уехать из города и ознакомиться со страной.
– Говори за себя, – раздался с заднего сиденья недовольный голос Аннушки. – Здесь ландшафт похож на поверхность луны.
«Все зависит от того, как на него посмотреть, – подумала Клодия. – Если ты из тех, кто любит нежные, радующие глаз красоты природы, то здесь тебя ждет разочарование».
Они уже находились довольно далеко от столицы с ее ухоженными газонами и цветниками, на обильное орошение которых затрачивались огромные деньги.
В пустынной каменистой местности, по которой они проезжали теперь, лишь изредка встречались низкорослые деревца, по виду которых можно было сказать, что они годами испытывали нехватку воды.
– Нигде ни травинки, – продолжала жаловаться Аннушка.
Правда. Но ландшафт был красив суровой, трогательной в своей простоте красотой. На горизонте виднелись темные пурпурпо-серые горы на фоне ярко-синего неба.
– Никогда в жизни не видывала такого противного места, – продолжала Аннушка.
– Если ты будешь продолжать свои причитания, я отвезу тебя прямиком в Низву и обменяю на полдюжины коз.
– Меня бы это не удивило.
– Замолчите! – потеряв терпение, взмолилась Клодия. – Перестаньте цапаться, оба! Я пытаюсь получить удовольствие от поездки.
– Считайте, что мы перестали. – Гай сиял с себя солнцезащитные очки и передал ей. – Протрите их, пожалуйста, я, черт возьми, ничего не могу разглядеть.
Она протерла очки бумажной салфеткой. Когда она передавала очки назад, он попытался взять их, не отрывая взгляда от дороги, и их пальцы соприкоснулись.
Поскольку она была расстроена из-за Портли, прикосновение не вызвало почти никакого трепета.
Может быть, Портли тут ни при чем? Может быть, твоя влюбленность постепенно сходит на нет?
Если бы. Она-то знала, что трепет отступил только из-за мысли о контейнерах с дохлыми кошками. Еще вчера она бы одним глазом любовалась ландшафтом, а другой бы не спускала с его красиво загоревшего предплечья, с его руки на рычаге переключения скоростей и с железобетонного бедра, обтянутого бежевыми хлопчатобумажными брюками. Она бы мечтала о том, чтобы на дороге встретились глубокие рытвины, от тряски по которым она могла бы очутиться у него на коленях. Но поскольку никаких ухабов не было, а сама она была пристегнута ремнем безопасности, то сочла бы, что ей не повезло.
Но сегодня она в оба глаза смотрела на открывающийся ландшафт, и в машине надолго воцарилось молчание. Наконец, когда они свернули налево, на дорогу, поднимающуюся вверх по склону холма, он сказал:
– Вон там, наверху, Низва. – Вдали, словно одинокая свеча среди сухого каменистого пространства, виднелась широкая зеленая полоса.
– Боже мой, да ведь это оазис! – воскликнула Клодия. – Я всегда думала, что оазис – это несколько пальм среди песков.
– Здесь есть довольно большие оазисы. Вода поступает с Хаджарских гор. – Он указал рукой на гряду неровных скалистых гор, которые по мере приближения к ним выглядели все более недоступными. – Отсюда до Низвы рукой подать.
Клодия заметно оживилась и сказала через плечо:
– Разве тебе не интересно, Аннушка, своими глазами увидеть настоящий оазис?
Не получив ответа, она оглянулась и сказала с сожалением:
– Она спит.
– Ну, по крайней мере не ноет, – печально ответил он.
Низва представляла собой еще более крупный оазис, который издали казался затерявшимся среди сухого коричневого моря островом, покрытым пальмовым лесом.
– Этот форт был сооружен около трехсот лет тому назад, – сказал Гай, когда они проезжали мимо массивного сооружения из саманного кирпича с высокой круглой башней. – Местные строили его для защиты от португальских колонизаторов.
Аннушка, видимо, проснулась.
– Эти португальцы, должно быть, были с приветом. Кому нужна эта вонючая дыра?
– А в другой крепости неподалеку отсюда, – продолжал Гай, – имеется специальная темница, на которой написано «Женское исправительное заведение», куда обычно сажают всех строптивых шестнадцатилетних девчонок, чтобы они там поразмыслили на досуге над своими возрастными проблемами.
– Ах, как смешно!
– Думаешь, я шучу? – Он бросил на нее угрожающий взгляд в зеркало заднего вида. – Я, может быть, нанесу визит местному вали и спрошу, нельзя ли арендовать там местечко на полгодика.
– Что еще за «вали»?
– Вали здесь главный начальник. Что-то вроде мэра.
– Иди, иди, нанеси ему визит. Уверена, что он будет в восторге от такой чести и, возможно, даже угостит тебя чашечкой прокисшего козьего молока с печеньем из овечьих глаз.
Оставив без внимания ее слова, Гай припарковал машину на городской площади. В тени большого дерева сидели несколько бородатых мужчин, которые, несомненно, обсуждали достоинства коз, пасущихся здесь же. Транспортный поток на улицах составляли самые разнообразные средства передвижения: от запыленных, нагруженных овцами пикапов «тойота» и старых «мерседесов» до осла с седоком на спине.