Янг Андреа. Соблазн в шелках

   Глядя в спину удаляющемуся Гаю, Клодия вдруг безумно разозлилась на Аннушку. Она вскочила на ноги и начала собирать в мешок для мусора бумажные тарелки и пластмассовые стаканы. Резкими движениями, едва сдерживая ярость, она сложила стулья и стол и погрузила их в «рейнджровер». Судя по виноватому выражению лица Аннушки, девочка отлично понимала причину ее ярости.
   Ладно.
   Она сложила пустые контейнеры в портативный холодильник и с раздражением туго скатала свой спальный мешок.
   Клодия принялась скатывать мешок Гая и тут увидела, что Аннушка куда-то ушла, что возмутило ее еще сильнее. Несносная девчонка и пальцем не пошевелила, чтобы помочь ей. Она вдруг в негодовании отшвырнула спальный мешок и помчалась за ней следом.
   Склон оказался не очень крутым, ногам было за что уцепиться, а на высоте примерно тридцати футов располагалось довольно ровное плато.
   Аннушка сидела нахохлившись и бросала в песок камешки, Клодия накинулась на нее, словно ангел мести:
   – Ты действительно ненавидишь его или просто решила до скончания века играть роль избалованной соплячки?
   Аннушка ничего не сказала, даже не пошевелилась. А выражение ее глаз Клодия не могла разглядеть за солнцезащитными очками.
   – Что с тобой такое? – строго спросила она, едва подавляя желание закатить девчонке затрещину. – Вчера вечером он пытался поговорить с тобой, но ты не пожелала слушать. Все, что рассказала тебе Луиза, сплошная чушь, но ты не желаешь знать правду, не так ли? Тебе просто хочется иметь причину ненавидеть его!
   Когда она замолчала, чтобы перевести дыхание, из-под темных очков скатилась слеза, и Аннушка кончиком дрожащего пальца смахнула ее.
   – Я его не ненавижу. – Голос ее дрожал еще сильнее, чем пальцы. – Просто я больше не умею хорошо относиться к нему. Внутри меня как будто есть какая-то стена, которую я не могу… – Голос девочки сломался, и злость Клодии немедленно улетучилась. Она опустилась на камень рядом с Аннушкой. – Я ничего не могу поделать. – Аннушка снова смахнула слезу. – Вчера я совсем не хотела его мучить. Он стал рассказывать мне о том, как я была маленькой, и я знаю, что он говорил правду, но я смутилась и уже не могла сдержаться. Так уж получилось. – Голос у нее совсем осип. – Лучше бы я тебе ничего не рассказывала. Ведь когда Луиза сообщила мне, я не слишком удивилась. Правда. Я была уже не маленькая и могла понять, что мое появление на свет было ошибкой. Я знаю, что он был тогда слишком молод. Оба они были слишком молоды. У меня в школе есть друзья, которые тоже появились на свет по ошибке. Только иногда, когда у меня бывало действительно плохое настроение, я начинала задумываться об этом и… – Голос у нее окончательно сел, и Клодия почувствовала себя совершенно беспомощной. Она не знала, что сказать, чтобы это не прозвучало банально или покровительственно.
   – Не плачь, пожалуйста, – попросила она, обнимая Аннушку за плечи. – Мне не следовало так набрасываться на тебя. – Клодия легонько пожала ей плечи. – Почему бы тебе не искупаться? Он бы обрадовался. Может быть, пойдем вместе?
   Аннушка хлюпнула носом и покачала головой.
   – Иди одна. Смотри, он машет тебе рукой.
   Клодия взглянула на море, прикрыв рукой глаза от солнца. Солнцезащитные очки она оставила в сумке, и яркие лучи слепили глаза. Гай заплыл за волнорез, и большая волна ласково покачивала его на гребне.
   – Он машет нам обеим. Без тебя я не пойду. – Взяв Аннушку за локоть, она поставила ее на ноги. – Знаю, что потом мы будем все соленые, но какое удовольствие побыть в воде!
   Гай перестал им махать. Он поплыл дальше, разрезая воду мощными гребками.
   Потом он остановился и снова сделал приглашающий жест рукой. Клодия помахала в ответ.
   – Мы идем! – крикнула она, понимая, что он не услышит. Аннушка вдруг замерла и насторожилась.
   – Уходи! – взвизгнула она, отчаянно размахивая руками. – Уходи скорее!
   Клодия в недоумении уставилась на нее.
   – Что, черт возьми…
   – Разве не видишь? – Аннушка сорвала с себя очки и протянула ей. – Посмотри! Там, в воде!
   Клодия похолодела от ужаса. Без очков она бы ни за что не разглядела этого, но, прикрыв глаза солнцезащитными стеклами, отчетливо увидела то, что напугало Аннушку.
   Их было примерно полдюжины. Темные, коварные, эти твари ходили вокруг него кругами.
   Там, где есть пища, всегда появляются хищники.
   На этот раз Клодия точно знала, что это не дельфины.

Глава 15

   Трудно себе представить, что пришло ему в голову, когда Гай увидел, как они обе отчаянно размахивают руками и что-то кричат…
   Он оглянулся, но не увидел плавников, рассекавших поверхность воды.
   Аннушка, чуть не рыдая, сказала:
   – Он думает, что мы шутим.
   Нет, он так не думает. Он все понял.
   Сказать это вслух Клодия не могла, потому что перехватило горло.
   На мгновение Гай замер, не двигаясь. Волна подняла его на гребень, и он стал медленно продвигаться к берегу брассом, как будто ему некуда спешить.
   Не говоря ни слова, они стали, не разбирая дороги, спускаться со скалы вниз.
   Ему еще оставалось проплыть около тридцати метров, и казалось, это будет длиться целую вечность. Клодия и Аннушка стояли на линии прибоя, застыв в ожидании.
   – Почему он не торопится? – спросила Аннушка дрожащим от страха голосом.
   – Он не хочет бить по воде ногами. Хищников привлекает движение.
   – Он погибнет, – в отчаянии бормотала Аннушка. – Вчера я мерзко вела себя с ним. Я его оттолкнула, а теперь он погибнет.
   – Не погибнет, – стиснув зубы, сказала Клодия, стараясь отогнать страшные картины. – Они очень редко нападают на человека.
   Они кружат вокруг жертвы, прежде чем напасть. Он ничего не увидит, даже крикнуть не успеет. Он просто исчезнет.
   Клодия запретила себе думать об этом. Ей вспомнились иллюстрации из одной отвратительной книги, которую в детстве обожал Райан. Он со злорадством совал ей под нос иллюстрации в надежде, что она, как положено девчонке, станет визжать от ужаса. Клодия никогда не доставляла ему такого удовольствия, хотя изображения на цветных фотографиях заставляли замирать от страха: искромсанные части человеческого тела, откушенные конечности, извлеченные из желудка тигровой акулы.
   Что мне делать, если его выбросит на берег истекающего кровью?
   Она лихорадочно рылась в памяти, вспоминая давнишние уроки по оказанию первой помощи: при артериальном кровотечении наложите жгут…
   – Я его вчера оттолкнула, а теперь он умрет, – бормотала прерывающимся голосом побледневшая Аннушка.
   – Он не умрет, – как заклинание, твердила Клодия, до боли сжав ее руку. – Ну же, Гай, – шепотом подгоняла она его. – Давай, давай.
   Господи, сделай так, чтобы он остался цел и невредим, и я больше никогда в жизни ни о чем не попрошу.
   Последние несколько секунд тянулись особенно долго. Каждое движение его рук казалось ей последним. В любую секунду он мог вскрикнуть и исчезнуть под водой навсегда, а они так и останутся стоять на берегу, не в силах помочь ему.
   Ей хотелось зажмурить глаза, но почему-то казалось, что отвести взгляд было бы предательством по отношению к нему.
   Все происходило словно при замедленной съемке. За его спиной вздыбилась огромная волна. Она подняла его высоко на гребень, и, когда волна обрушилась на берег, Гай исчез. Клодия увидела лишь тучу брызг и пену на песке.
   И в этот момент она закрыла глаза.
   – Папочка! – взвизгнула Аннушка.
   Открыв глаза, Клодия решила, что ей это снится. Волна откатилась назад, оставив после себя гладкий, влажный песок. По песку к ним шагал Гай, мокрые волосы облепили голову.
   – Ну и волна была, – усмехнувшись, сказал он, подтягивая за резинку купальные трусы. – Я чуть было штаны не потерял.
   Клодия, чуть живая от пережитого страха и радости, даже улыбнуться в ответ не могла. Но даже если бы и улыбнулась, он бы этого не заметил. Аннушка словно молния бросилась к нему на шею.
   Если бы можно было оказаться сейчас за тысячу миль отсюда, Клодия это сделала бы. Но, увы, она вернулась к их маленькому лагерю и продолжила уборку, хотя пальцы у нее дрожали, словно пойманные птахи.
   Господи, не желала бы я когда-нибудь вновь пережить такой страх…
   Она открыла холодильник с напитками. Лед подтаял. Несколько оставшихся банок плавали в холодной воде.
   Слава Богу, джин с тоником остался.
   Гай с Аннушкой подошли не сразу. Он все еще обнимал дочь за плечи, а та всхлипывала, как будто долго и горько плакала.
   – Мне нужен бумажный платок, – пробормотала она, направляясь к машине.
   Гай взглянул на Клодию и на стакан в ее руке.
   – Блестящая идея, – невозмутимо произнес он. – Я, конечно, за рулем, но, учитывая обстоятельства…
   В холодильнике оставалась пара банок пива. Открыв одну из них, он подошел к Клодии и остановился рядом. Гай окинул ее взглядом, голос и глаза его потеплели.
   – Как ты себя чувствуешь?
   Клодия с трудом подавила искушение броситься по примеру Аннушки ему на шею.
   – Уже лучше, – бодрым голосом ответила она. – Но если ты заставишь меня пережить еще раз подобный кошмар, я потребую прибавки за вредность. – Она взглянула на почти пустой стакан в своей руке. Сначала ей показалось, что это то, что надо, но желудок, видимо, придерживался другого мнения и заявил, что джин с тоником после потрясения – это не лучший выход.
   – Ты, наверное, решила, что все кошмарные сцены из фильма «Челюсти» разворачиваются прямо у тебя на глазах?
   – Неужели ты не испугался? – Он приподнял брови.
   – Скажем так: бывали у меня и более приятные заплывы. Сколько их там было? – спросил он.
   – Достаточно много. С берега их трудно заметить. Море неспокойное. Я бы и не заметила, если бы Аннушка не дала мне свои солнцезащитные очки. Поверхность воды так сверкает на солнце, что ничего не разглядишь. Там вполне могло спрятаться лохнесское чудовище, а мы бы никогда не догадались об этом.
   Гай насмешливо вздернул бровь:
   – Значит, хорошо, что мы ночью не пошли купаться.
   – Я чуть не умерла. Ты плыл невыносимо медленно.
   – Как ты думаешь, что я чувствовал? Как будто бензин почти на нуле, а ты все жмешь и жмешь на газ, чтобы успеть добраться до дому, пока бак совсем не опустел.
   У нее снова перехватило дыхание при воспоминании о том, как он, не теряя самообладания, медленно плыл к берегу.
   – В такой момент ощущаешь выброс адреналина в кровь. – Гай подмигнул ей и поднес к губам банку с пивом. – Я утешал себя тем, что, если выберусь на берег без ног, так хоть пива выпью.
   Громко сморкаясь в платок, возвратилась Аннушка.
   – Хочешь пить? – спросил он. – У нас еще много всего осталось.
   – Хочу.
   – Ну, полегчало? – Он ласково посмотрел на нее.
   – Немного, – пробормотала она, все еще шмыгая носом. – Вид у меня, наверное, кошмарный.
   – В таком случае умойся. – Гай обнял дочь за плечи. – У нас еще много минеральной воды.
   Аннушка открыла бутылку и ополоснула лицо. Гай последовал ее примеру и смыл с кожи соль, а потом погрузил холодильник в «рейнджровер».
   Пять минут спустя они были готовы двинуться в обратный путь.
   – Я должен переодеться во что-нибудь сухое, – сказал он, – так что, если кого-нибудь это шокирует, прошу заранее отвернуться и не смотреть.
   Выбрав момент, когда Аннушка на него не смотрела, он едва заметно подмигнул Клодии.
   Когда они садились в машину, Аннушка, чуть смущаясь, сказала ей:
   – Уверена, что тебя его обнаженное тело не шокирует.
   – Как знать? – ответила Клодия, прикрыв смущение усмешкой. – Я вела весьма затворническую жизнь.
   – Ладно тебе. Я уверена, что не такую уж затворническую. – Аннушка уже улыбалась, хотя губы еще подрагивали. – Я вела себя как настоящая истеричка, да?
   Клодия похлопала ее по плечу.
   – Что же удивительного, ведь он твой отец. Это все оправдывает.
   – Ты держалась очень спокойно.
   – Я натерпелась страху, как никогда в жизни.
   – Ты этого не показывала.
   Подошел Гай, сел в машину и захлопнул дверцу.
   – Так. А теперь в путь.
   Дорога была длинной, пыльной и утомительной. Поднялся ветер, бросавший пригоршни песка в ветровое стекло, и Гаю приходилось время от времени прибавлять скорость.
   Клодия сильнее, чем на пляже, чувствовала себя лишней. Нельзя было сказать, что на переднем сиденье велся оживленный разговор, но и прежней напряженности в отношениях не чувствовалось.
   Аннушка что-то говорила о бедных черепахах, которым могут откусить лапы, а он ответил, что акулы и не подумают их есть, потому что они, наверное, такие же жесткие, как омлеты, которые готовит миссис Пирс. Аннушка хихикнула с довольным видом и сказала, что интересно узнать, что сказала бы миссис Пирс, если бы ей рассказать об акулах, а Гай ответил на это, что не стоит, мол, и трудиться, потому что миссис Пирс наверняка скажет в ответ, что это все пустяки, а вот дядюшку лучшего друга ее сына, например, однажды выплюнула назад, случайно взяв в рот, большая белая акула.
   Оглянувшись через плечо, он вежливо пояснил Клодии, что миссис Пирс относится к разряду женщин, у которых, если вы им расскажете, например, что ваш приятель заболел какой-нибудь редкой тропической болезнью, всегда найдутся по крайней мере трое знакомых, которые переболели этой болезнью дважды.
   – Я встречала подобных людей, – улыбнувшись, сказала она.
   Гай время от времени бросал через плечо пару слов, как будто старался показать, что Клодия тоже участвует в разговоре. Она сделала вид, что задремала, хорошо бы действительно заснуть. Тогда она перестанет чувствовать тошноту от выпитого джина и не услышит, как они заговорят о том, что касается только их двоих.
   Но они не заговорили, и она вскоре поняла причину. Состояние мира и согласия было слишком непривычным, слишком хрупким, чтобы выдержать серьезные нагрузки. Они шли навстречу друг другу не спеша, осторожно, словно ступая по тонкому льду.
   Но как приятно было слышать, что они вообще разговаривают друг с другом! Может быть, Иммакулата была не такой уж никчемной старухой? Она вдруг явственно услышала ее скрипучий старческий голос:
   – Есть много способов добиться своего, Клодия. Хочу напомнить, что справиться по первому требованию с полдюжиной акул было тоже непросто. И все же игра стоила свеч. Только взгляни теперь на эту пару, а?
   Хотя к тому времени, как они добрались до отеля, тошнота у нее прошла, ей все еще нездоровилось. Сказав им, что хочет поскорее принять душ, Клодия оставила Гая и Аннушку возле конторки регистратора.
   Не успела она войти в номер, как позвонила Кейт.
   – Где ты пропадала? Я со вчерашнего вечера пытаюсь до тебя дозвониться.
   – Уезжала любоваться на черепах. Как там Портли?
   – Отлично. Он уже дома и требует, чтобы его кормили каждые пять минут, но не о нем речь. Не паникуй, ничего страшного не случилось, но уже дважды звонила твоя мама. Я на ходу придумала, что ты уехала на Ближний Восток для демонстрации каких-то товаров. Не уверена, что ее это успокоило. Ей показалось немного странным, что тебя послали с поручением, поскольку ты еще не приступила к работе на новом месте, и она попросила дать твой телефон. Я сказала, что потеряла его, но она пообещала перезвонить, тогда я сказала, что пока не могу его найти. Я тебе все это рассказываю, чтобы у нас не было расхождений во вранье.
   – Зачем она звонила?
   – Она говорила что-то о том, что вся семья должна собраться по какому-то поводу. Кажется, у твоей тетушки Барбары.
   – Черт возьми, совеем забыла!
   Ей смутно припомнился разговор: «Дяде Теду исполняется шестьдесят лет, и Барбара, видишь ли, собирается отпраздновать это событие в узком семейном кругу, так что мы должны приехать туда на весь уик-энд. И конечно, она будет рада, если ты тоже приедешь. Вместе со своим партнером, если таковой имеется. В любом случае, дорогая, запиши это в свой ежедневник, потому что…»
   – Я ей позвоню, – сказала Клодия. – Я бы с удовольствием повидалась с ними, но побывать у тетушки Барбары означает увидеться с Райаном, а я едва ли это вынесу.
   – Ты могла бы просто игнорировать его. – Голос Кейт изменился и обрел свою привычную озорную интонацию. – Есть какие-нибудь сдвиги в отношениях Сама-знаешь-с-кем?
   Клодия не могла бы толком объяснить, почему солгала.
   – Я в нем разочаровалась. Он оказался одним из тех самодовольных типов, которые считают себя подарком судьбы.
   – Может быть, это и к лучшему. Когда ты возвращаешься?
   – Еще не знаю точно. Я тебе сообщу.
   Закончив разговор с Кейт, Клодия набрала код Испании и позвонила матери, расцветив подробностями вдохновенную ложь Кейт.
   – Да, мама, я действительно еще по-настоящему не приступила к работе, но мой новый босс решила поручить мне исследовать возможности сбыта нашей продукции. Здесь множество бывших эмигрантов, возвратившихся на родину, которые готовы потратить свои огромные доходы, не облагаемые налогом.
   – Ну что ж, это очень хорошо, дорогая. Надеюсь, тебе неплохо заплатят за это?
   – Мама, разве я когда-нибудь работала бесплатно?
   – В любом случае, дорогая, – продолжала ее мать, – я хотела бы уточнить, сможешь ли ты присутствовать на юбилее дядюшки Теда. Он состоится в следующую субботу. Мы приедем туда в пятницу. Ты ведь к тому времени вернешься?
   – Да, конечно.
   – Отлично. Тетя Барбара хотела уточнить насчет комнат. Ты привезешь с собой кого-нибудь?
   – Даже если бы у меня было с кем приехать, я бы этого не сделала, потому что там будет Райан.
   В голосе матери появилась грустная нотка.
   – Как бы мне хотелось, чтобы ты получше относилась к Райану, дорогая. Я понимаю, что он не тот, кого твой отец называет преданным другом, но…
   – Мама, он настоящий мерзавец, который ловко умеет произвести впечатление порядочного человека.
   – Не надо так раздражаться, дорогая. Барбара говорит, что у него теперь появилась очень милая приятельница. Он собирается привезти ее с собой, кажется, ее зовут Беллинда. Тетя Барбара думает, что будет неплохо, если ты тоже кого-нибудь с собой привезешь, – продолжала мать. – Чтобы стало поровну кавалеров и дам, но если тебе некого привезти…
   – Очень сожалею, мама. – После такого напряженного дня Клодия не смогла удержаться от резкости. – Понимаю, что тебе очень хотелось бы, чтобы я появилась там с каким-нибудь достойным молодым человеком, чтобы ты не ударила в грязь лицом перед Барбарой, но…
   – Ну что ты, дорогая! Как ты можешь так говорить? Конечно, мы с отцом были бы рады, если бы ты нашла какого-нибудь хорошего мужчину, но ты прекрасно знаешь, что мы никогда не упрекнем тебя.
   – Хорошо, мама, хорошо. Извини. – Усилием воли Клодия заставила себя сдержаться. – Как идут дела в солнечной Испании? Есть какие-нибудь пикантные скандальчики в клубе любителей бриджа? Как успехи папы на соревнованиях по гольфу?
   Ее уловка не сработала. Чувствовалось, что мать обижена и разочарована, хотя и старается скрыть это. К концу разговора слабое недомогание, которое ощущала Клодия, обрело конкретную форму: началась страшная головная боль. А у нее не было даже аспирина.
   Она прилегла на кровать, принудив себя подняться, чтобы открыть дверь, когда принесли заказанный чай. Потом поползла в душ. Голова раскалывалась, как будто ее сверлили электродрелью.
   Выйдя из-под душа, Клодия снова легла в постель, надеясь заснуть. Но сон не приходил. Слишком много событий произошло за этот день.
   – Я расстроила маму. Кто тянул меня за язык? И почему я соврала Кейт относительно Гая?
   – Сама знаешь почему. Чтобы она не жалела тебя, когда вернешься домой, и не усложняла и без того тяжелую ситуацию, которая, несомненно, создастся, если он потом так и не позвонит.
   – Кто говорит, что он не позвонит?
   – Твоя интуиция, вот кто. Обстоятельства несколько изменились, не так ли? У него появился шанс восстановить хорошие отношения с дочерью. Она очень ранима, и он это понимает. Ты видела выражение ее лица в лавке серебряных изделий. Она ревновала. Возможно, она ревновала его к каждой женщине, с которой у него завязывались близкие отношения. Если у него есть здравый смысл, то он на некоторое время воздержится от интимных связей. К тому же…
   Ей не нравилось, что ее мысли приняли такое направление, но остановиться она уже не могла.
   Надо посмотреть правде в глаза. Их приключение имеет теперь все составные части курортного романа: экзотическое окружение, двое взрослых людей, которых тянет друг к другу. А чем кончаются курортные романы, как только ступаешь на трап самолета, отправляющегося в обратный рейс?
   Стук в дверь отозвался в голове такой болью, словно рядом рвались снаряды.
   – Кто там?
   – Гай.
   Боясь сделать лишнее движение, Клодия подошла к двери. Он стоял свежий, пахнущий своими снадобьями для бритья. На нем была белая тенниска, в которой он выглядел так, будто сошел с рекламы лосьона для загара.
   – Привет, – слабым голосом произнесла она и поморщилась оттого, что каждое слово отдавалось в голове острой болью.
   – Что с тобой? – озабоченно спросил он.
   – Я только что говорила по телефону с мамой и расстроила ее, а теперь у меня началась дикая головная боль.
   – Ты что-нибудь приняла?
   Клодия покачала головой и сразу же пожалела, что сделала это.
   – У тебя, наверное, ничего нет от головной боли?
   – К сожалению, нет.
   – Мы с Аннушкой собираемся пообедать. Не хочешь присоединиться?
   – Нет, благодарю. Я хочу лечь спать.
   – Если ты поешь, тебе полегчает. Ты почти ничего не ела за завтраком.
   Когда в твоей голове стучат молотками, стараясь проломить череп, трудно спокойно воспринимать подобные советы.
   – Замолчи, ради Бога, ты говоришь, как моя мама.
   – Ладно, успокойся. – Гай обеими руками сделал успокаивающий жест. – Ухожу.
   Он шагнул к ней и чуть коснулся губами ее щеки.
   – Поспи. Я потом зайду к тебе. – И ушел.
   Великолепно.
   Чуть не заплакав, Клодия осторожно улеглась в постель. Неужели он не в состоянии поцеловать ее покрепче?
   А что ты ожидала? Сама шипела на него, словно разъяренная кошка.
   Только она стала засыпать, как в дверь снова постучали.
   Если это снова он, я буду вести себя совсем по-другому и постараюсь загладить свою резкость.
   Но пришла Аннушка.
   – Папа купил тебе таблетки в киоске, – сказала она, протягивая ей упаковку парацетамола. – С тобой все в порядке? – встревожено добавила она.
   Господи, неужели заметно, что я плакала?
   – Я разговаривала по телефону с мамой и расстроила ее, а теперь чувствую себя виноватой.
   – Что ты ей сказала?
   Клодия беспомощно пожала плечами.
   – Ничего особенного, но я была раздражена и не смогла этого скрыть. А она все говорила и говорила… ну, знаешь, как это обычно делают матери…
   Аннушка сочувственно подняла глаза к небу, словно пытаясь сказать «и не говори».
   – Знаю. Матери некоторых моих друзей – просто кошмар. – То ли Аннушка не заметила ее промаха, то ли постаралась замять неделикатное замечание, но Клодия была ей очень признательна.
   – Поблагодари его за парацетамол. Может быть, позднее увидимся в бассейне.
   – Мы собираемся пройтись под парусами, – смущенно сказала Аннушка. – Ты могла бы присоединиться, если захочешь, хотя папа считает, что тебе лучше не выходить на солнце, если у тебя болит голова.
   – Он прав. Думаю, мне лучше полежать.
   – Он просил передать, что заказал столик в ресторане на 8.30. Я сегодня не смогу поужинать с ним, – засмущавшись, добавила она. – Ну, ты понимаешь… после всего…
   Клодия понимала, что надо бы сказать ей что-нибудь глубокомысленное и серьезное, но это могло бы смутить девушку. К тому же в голове продолжали нещадно барабанить молоточки, и ей не терпелось принять парочку таблеток от головной боли.
   – Ужинать с ним – не такое уж страшное наказание, – сказала она с вымученной шутливостью. – Мне случалось ужинать и в худшей компании.
   Губы Аннушки тронула смущенная улыбка.
   – Мне теперь неловко перед тобой. Я ведь действительно думала сначала, что ты в него влюбилась.
   – Только этого не хватало! Я все еще грущу по своему бывшему приятелю, австралийцу. Он уехал пять месяцев назад, и с тех пор я чувствую себя овдовевшей.
   Аннушка, смутившись еще сильнее, сказала:
   – Я, пожалуй, пойду. Папа ждет меня. Надеюсь, тебе скоро станет легче.
   Когда она ушла, Клодия приняла две таблетки парацетамола и легла, укрывшись покрывалом.
   – Было бы неплохо, если бы он сам принес лекарство.
   – Так тебе и надо, не будешь вести себя, как безмозглая злючка. На что ты вообще жалуешься? Радуйся, что он хоть как-то позаботился о тебе.
   – Он не хочет, чтобы я поехала с ними на прогулку под парусами. Он не хочет, чтобы я была «третьим лишним».
   – Разве можно его за это осуждать? Ты бы на его месте захотела присутствия «третьего лишнего»?
   Смахнув слезу, Клодия свернулась клубочком, моля Бога, чтобы парацетамол скорее подействовал.
   Но боль не проходила. Когда она проснулась через полтора часа, молотобойцы все еще были за работой, хотя ударяли молоточками с меньшей энергией, как будто некоторые из них, выпив за обедом, оставили работу и решили вздремнуть.
   Чувствуя себя вялой, или, как сказала бы мать, «квелой», Клодия заставила себя спуститься в бассейн.
   Проплыв несколько раз от борта до борта, она почувствовала улучшение. Но вместе с облегчением пришли отнюдь не радостные мысли.