Страница:
– Я сослужила свою службу, и мне пора уйти со сцены. За Аннушкой больше не нужно присматривать. Мне не следовало бы даже ужинать вместе с ними сегодня. Надо под каким-нибудь благовидным предлогом отказаться и позволить им побыть вдвоем. К тому же мне очень больно сидеть там целый вечер, притворяясь абсолютно равнодушной к нему. Зачем я вообще солгала Аннушке, что между нами ничего нет? Зачем рассказала ей про Адама?
– Сама знаешь зачем. Не могла же ты сказать: «По правде говоря, я от него без ума, и, когда ты уехала с Сэмми, мы провели страстную ночь в постели».
– А вдруг Аннушка перескажет ему все, что я рассказала ей об Адаме? Не надо обладать богатым воображением, чтобы догадаться, к какому умозаключению может прийти мужчина, выстроив простейшую логическую цепочку: а) она все еще тоскует по человеку, который оставил ее несколько месяцев назад; б) совершенно очевидно, что она обладает здоровыми сексуальными инстинктами. И если сложить а) и б), то получится в) женщина, которой в данный момент не хватает секса и которую не придется слишком долго уговаривать.
– В таком случае скажи ему, что солгала.
– Как я могу это сделать, если он первый не заведет об этом разговор? Он подумает, что я только и жду, когда он поманит меня пальцем в укромный уголок.
Все это было так сложно, что молотобойцы в голове снова принялись за свою работу.
Чуть не плача, Клодия вышла из бассейна в самом мрачном расположении духа.
Действуй по обстоятельствам. Если он хоть чуть-чуть намекнет относительно «когда мы вернемся домой», то, ради Бога, не погуби все, проявив излишнее нетерпение. И, ради Бога, не делай все наоборот и не веди себя так, как будто тебе это абсолютно безразлично.
Все мысли о том, чтобы под благовидным предлогом уйти, оставив их вдвоем, улетучились из ее головы, как только они вечером пришли в ресторан.
Теперь, когда утренние драматические события остались позади, им было необходимо присутствие третьего лица. Они уже отвыкли от непринужденного общения друг с другом, и Аннушке было трудно сразу перейти от враждебного молчания к сердечности и лучезарным улыбкам.
Незаметно наблюдая за Аннушкой через стол, Клодия почувствовала в ней внутреннюю борьбу. Ей отчаянно хотелось быть хорошей, но мешала естественная подростковая застенчивость. Клодия особенно остро ощутила сейчас, как тонок лед, по которому они идут на сближение друг с другом. Его ничего не стоило сломать. Одна незначительная размолвка может сразу же отбросить их на исходные позиции.
Гай являл собой образец терпения и обращался с дочерью с присущей ему деликатностью. Он не смущал ее бьющей через край отцовской любовью, не принуждал к разговору.
– Как прошла прогулка под парусами? – поинтересовалась Клодия.
– Неплохо, – ответил он. – Немного мешал ветер в четыре балла, но из Аннушки получился неплохой член судовой команды.
– Я оказалась безнадежной тупицей, – ответила та, засмущавшись. – Я совсем не разбираюсь во всех этих гиках и румпелях.
– Я тоже поначалу путался.
– И не понимаю, почему моряки не могут говорить на нормальном человеческом языке, – продолжала Аннушка. – Почему надо говорить «ложимся на другой галс», вместо того чтобы сказать просто «мы поворачиваем»?
Но она сказала это без своего обычного капризного недовольства.
– Понятия не имею, почему, – ответил Гай, – но помню, как задавал своему отцу такой же вопрос, когда он впервые взял меня с собой в море.
– Что он ответил? – спросила Аннушка.
– Он велел не задавать глупых вопросов и не совать голову, куда не следует, пока ее не раскололо гиком, – усмехнувшись, ответил Гай.
Аннушка неуверенно улыбнулась.
Он впервые упомянул о своих родителях.
– Сколько тебе было лет? – спросила Клодия. Он пожал плечами.
– Лет восемь или девять.
– Его отец оставил мать, когда ему было десять лет, – неожиданно вставила Аннушка. – Сбежал с другой женщиной.
Сказав это, она тут же испуганно взглянула на отца: не сочтет ли тот, что она болтает лишнее.
Гай, казалось, был ничуть не обескуражен.
– Классический случай: пожилой мужчина сбегает со своей секретаршей. – Он пожал плечами. – Мать очень сильно переживала. Она в своем роде тоже является классическим примером: умная женщина, которой с детства внушали, что для нее самое главное в жизни – не карьера, а замужество и дети.
Пока Клодия обдумывала, стоит ли спрашивать его о том, где теперь его родители, поскольку, возможно, оба умерли, он продолжил:
– Ей было очень трудно снова пойти работать. В конце концов она нашла место в одном элегантном старомодном отеле, в каких обожают останавливаться туристы.
– Где это было? – спросила Клодия, понимая, как мало о нем знает.
– В Котсуолде. Летом там от туристов отбою не было. Американцы приезжали тысячами. И в конце концов она встретила одного вдовца из Бостона. В возрасте двадцати шести лет я собственноручно вел свою мать к алтарю на ее свадьбе.
– Я тоже там была, – вставила Аннушка. – Я даже помню, что на мне было хорошенькое платьице, цветы в волосах и маленькие белые балетные туфельки. Я облила апельсиновым соком платье и плакала.
Гай удивленно взглянул на нее.
– Все старушки суетились вокруг и утешали, пока тебя не вырвало на мои брюки.
– Как тебе не стыдно, папа! – Засмущавшись еще больше, Аннушка сосредоточила внимание на бифштексе с жареным, картофелем.
Аннушка сидела за столом напротив Клодии, а Гай – по левую сторону от дочери. Когда они садились за стол, ей бросилось в глаза, что он постарался сесть так, чтобы им не пришлось все время смотреть друг другу в глаза. Было нетрудно притвориться равнодушной к этому мужчине. Но сейчас, когда внимание Аннушки было поглощено содержимым тарелки, их взгляды встретились.
Несколько секунд они пристально рассматривали друг друга. И впервые Клодия не поняла, что означает его взгляд.
Нет, не совсем так. Его взгляд говорил «я хочу тебя» настолько внятно, что ее «орган вожделения» немедленно отреагировал на призыв.
Но было в его взгляде еще что-то, чего она не понимала.
«Я хочу тебя, но…»
И это «но» было шести футов ростом.
Гай первым отвернулся.
– Как тебе нравится бифштекс, Ану?
– Нормально. Даже вкусно, – торопливо добавила девушка. Похоже, она не привыкла что-нибудь хвалить.
– Страдаешь, оттого что здесь нет «Макдоналдс»?
– Немного, – вздохнув, призналась она. – Все время мечтаю съесть «биг-мак» с большой порцией жареного картофеля.
Губы его изогнулись в улыбке.
– По пути из аэропорта мы остановимся у «Макдоналдс».
– Обещаешь? – Она обрадовалась, как десятилетняя девчонка. – Я терпеть не могу есть в самолете, там вся пища одинакова на вкус.
– Мы купим еду на вынос и поедим в машине.
Клодия сосредоточила внимание на бараньих котлетах, моля Бога, чтобы по лицу нельзя было прочесть ее мысли. От чувства покинутости и одиночества перехватило горло, и глаза защипало от близких слез..
Она отчетливо представила себе картину возвращения: очередь на такси в Хитроу. Он говорит: «Мы можем поехать вместе, если только ты не возражаешь против остановки возле «Макдоналдс». Она отвечает с вымученной улыбкой: «Нет, спасибо. Я очень устала. Я поеду прямо домой». Гай постарается скрыть, что испытывает облегчение, и скажет что-нибудь вроде: «Ну что ж, спасибо за все, береги себя», – а она улыбнется бодрой улыбкой и ответит: «Ты тоже. До свидания». И постарается сохранить на лице эту фальшивую улыбку, пока они не скроются из виду.
Глава 16
– Сама знаешь зачем. Не могла же ты сказать: «По правде говоря, я от него без ума, и, когда ты уехала с Сэмми, мы провели страстную ночь в постели».
– А вдруг Аннушка перескажет ему все, что я рассказала ей об Адаме? Не надо обладать богатым воображением, чтобы догадаться, к какому умозаключению может прийти мужчина, выстроив простейшую логическую цепочку: а) она все еще тоскует по человеку, который оставил ее несколько месяцев назад; б) совершенно очевидно, что она обладает здоровыми сексуальными инстинктами. И если сложить а) и б), то получится в) женщина, которой в данный момент не хватает секса и которую не придется слишком долго уговаривать.
– В таком случае скажи ему, что солгала.
– Как я могу это сделать, если он первый не заведет об этом разговор? Он подумает, что я только и жду, когда он поманит меня пальцем в укромный уголок.
Все это было так сложно, что молотобойцы в голове снова принялись за свою работу.
Чуть не плача, Клодия вышла из бассейна в самом мрачном расположении духа.
Действуй по обстоятельствам. Если он хоть чуть-чуть намекнет относительно «когда мы вернемся домой», то, ради Бога, не погуби все, проявив излишнее нетерпение. И, ради Бога, не делай все наоборот и не веди себя так, как будто тебе это абсолютно безразлично.
Все мысли о том, чтобы под благовидным предлогом уйти, оставив их вдвоем, улетучились из ее головы, как только они вечером пришли в ресторан.
Теперь, когда утренние драматические события остались позади, им было необходимо присутствие третьего лица. Они уже отвыкли от непринужденного общения друг с другом, и Аннушке было трудно сразу перейти от враждебного молчания к сердечности и лучезарным улыбкам.
Незаметно наблюдая за Аннушкой через стол, Клодия почувствовала в ней внутреннюю борьбу. Ей отчаянно хотелось быть хорошей, но мешала естественная подростковая застенчивость. Клодия особенно остро ощутила сейчас, как тонок лед, по которому они идут на сближение друг с другом. Его ничего не стоило сломать. Одна незначительная размолвка может сразу же отбросить их на исходные позиции.
Гай являл собой образец терпения и обращался с дочерью с присущей ему деликатностью. Он не смущал ее бьющей через край отцовской любовью, не принуждал к разговору.
– Как прошла прогулка под парусами? – поинтересовалась Клодия.
– Неплохо, – ответил он. – Немного мешал ветер в четыре балла, но из Аннушки получился неплохой член судовой команды.
– Я оказалась безнадежной тупицей, – ответила та, засмущавшись. – Я совсем не разбираюсь во всех этих гиках и румпелях.
– Я тоже поначалу путался.
– И не понимаю, почему моряки не могут говорить на нормальном человеческом языке, – продолжала Аннушка. – Почему надо говорить «ложимся на другой галс», вместо того чтобы сказать просто «мы поворачиваем»?
Но она сказала это без своего обычного капризного недовольства.
– Понятия не имею, почему, – ответил Гай, – но помню, как задавал своему отцу такой же вопрос, когда он впервые взял меня с собой в море.
– Что он ответил? – спросила Аннушка.
– Он велел не задавать глупых вопросов и не совать голову, куда не следует, пока ее не раскололо гиком, – усмехнувшись, ответил Гай.
Аннушка неуверенно улыбнулась.
Он впервые упомянул о своих родителях.
– Сколько тебе было лет? – спросила Клодия. Он пожал плечами.
– Лет восемь или девять.
– Его отец оставил мать, когда ему было десять лет, – неожиданно вставила Аннушка. – Сбежал с другой женщиной.
Сказав это, она тут же испуганно взглянула на отца: не сочтет ли тот, что она болтает лишнее.
Гай, казалось, был ничуть не обескуражен.
– Классический случай: пожилой мужчина сбегает со своей секретаршей. – Он пожал плечами. – Мать очень сильно переживала. Она в своем роде тоже является классическим примером: умная женщина, которой с детства внушали, что для нее самое главное в жизни – не карьера, а замужество и дети.
Пока Клодия обдумывала, стоит ли спрашивать его о том, где теперь его родители, поскольку, возможно, оба умерли, он продолжил:
– Ей было очень трудно снова пойти работать. В конце концов она нашла место в одном элегантном старомодном отеле, в каких обожают останавливаться туристы.
– Где это было? – спросила Клодия, понимая, как мало о нем знает.
– В Котсуолде. Летом там от туристов отбою не было. Американцы приезжали тысячами. И в конце концов она встретила одного вдовца из Бостона. В возрасте двадцати шести лет я собственноручно вел свою мать к алтарю на ее свадьбе.
– Я тоже там была, – вставила Аннушка. – Я даже помню, что на мне было хорошенькое платьице, цветы в волосах и маленькие белые балетные туфельки. Я облила апельсиновым соком платье и плакала.
Гай удивленно взглянул на нее.
– Все старушки суетились вокруг и утешали, пока тебя не вырвало на мои брюки.
– Как тебе не стыдно, папа! – Засмущавшись еще больше, Аннушка сосредоточила внимание на бифштексе с жареным, картофелем.
Аннушка сидела за столом напротив Клодии, а Гай – по левую сторону от дочери. Когда они садились за стол, ей бросилось в глаза, что он постарался сесть так, чтобы им не пришлось все время смотреть друг другу в глаза. Было нетрудно притвориться равнодушной к этому мужчине. Но сейчас, когда внимание Аннушки было поглощено содержимым тарелки, их взгляды встретились.
Несколько секунд они пристально рассматривали друг друга. И впервые Клодия не поняла, что означает его взгляд.
Нет, не совсем так. Его взгляд говорил «я хочу тебя» настолько внятно, что ее «орган вожделения» немедленно отреагировал на призыв.
Но было в его взгляде еще что-то, чего она не понимала.
«Я хочу тебя, но…»
И это «но» было шести футов ростом.
Гай первым отвернулся.
– Как тебе нравится бифштекс, Ану?
– Нормально. Даже вкусно, – торопливо добавила девушка. Похоже, она не привыкла что-нибудь хвалить.
– Страдаешь, оттого что здесь нет «Макдоналдс»?
– Немного, – вздохнув, призналась она. – Все время мечтаю съесть «биг-мак» с большой порцией жареного картофеля.
Губы его изогнулись в улыбке.
– По пути из аэропорта мы остановимся у «Макдоналдс».
– Обещаешь? – Она обрадовалась, как десятилетняя девчонка. – Я терпеть не могу есть в самолете, там вся пища одинакова на вкус.
– Мы купим еду на вынос и поедим в машине.
Клодия сосредоточила внимание на бараньих котлетах, моля Бога, чтобы по лицу нельзя было прочесть ее мысли. От чувства покинутости и одиночества перехватило горло, и глаза защипало от близких слез..
Она отчетливо представила себе картину возвращения: очередь на такси в Хитроу. Он говорит: «Мы можем поехать вместе, если только ты не возражаешь против остановки возле «Макдоналдс». Она отвечает с вымученной улыбкой: «Нет, спасибо. Я очень устала. Я поеду прямо домой». Гай постарается скрыть, что испытывает облегчение, и скажет что-нибудь вроде: «Ну что ж, спасибо за все, береги себя», – а она улыбнется бодрой улыбкой и ответит: «Ты тоже. До свидания». И постарается сохранить на лице эту фальшивую улыбку, пока они не скроются из виду.
Глава 16
Оставшуюся часть ужина Клодия старательно избегала встречаться взглядом с Гаем.
Что именно подразумевалось под этим «но»? «Я хочу тебя, но на этом все и закончится, так что не надейся на продолжение!» Или: «Я хочу тебя, но в данный момент это невозможно»? Или и то и другое вместе: «Я хочу тебя, но не уверен, что в этом есть что-то большее, и в сложившихся обстоятельствах не собираюсь выяснять».
К тому времени, как подали кофе, напряжение от того, что приходилось поддерживать непринужденный разговор и любезно улыбаться, превратилось в пытку. Когда Гай предложил заказать ликер, Клодия покачала головой:
– Я должна поскорее лечь спать. Прошлой ночью я не выспалась.
– Но ты спала днем, – напомнил он.
– И все-таки не отдохнула, – солгала она. Аннушка зевнула, с опозданием прикрыв рот рукой.
– Я тоже устала. – Она взглянула на Гая. – Не возражаешь, если я сейчас поднимусь к себе?
– Я иду с тобой, – поспешно проговорила Клодия.
– Если вы обе подождете минуту, пока я подпишу счет, – терпеливо сказал Гай, – мы сможем подняться все вместе.
Пока они не вошли в лифт, Клодии удавалось избегать встречаться взглядом с Гамильтоном. Она поинтересовалась у Аннушки, прислали ли ей из школы следующие задания или же она намерена сосредоточить внимание на загаре, чтобы, когда вернется домой, все ее подружки позеленели от зависти.
– Я почти все сделала, осталось немного подучить биологию. – Они уже вышли из лифта, и Аннушка нерешительно взглянула на отца. – Сэмми попросил позвонить ему и сказал, что мы куда-нибудь сходим. Я ответила, что ты меня ни за что не отпустишь, так что и спрашивать бесполезно.
Клодия затаив дыхание смотрела на Гамильтона. Интересно, как он себя поведет?
Гай взглянул на нее: «Не беспокойся, я больше не стану закручивать гайки».
– Этот парень произвел на меня хорошее впечатление. А поскольку ты получила «А» с минусом за реферат по истории, то, может быть, мы забудем на время о твоем наказании.
Судя по выражению лица Аннушки, она такого не ожидала. Однако не рассыпалась в благодарностях и не бросилась на шею отцу от радости.
– Спасибо, папа, – смущенно пробормотала девушка, когда они выходили из лифта. – Я очень переживала за него, когда он пришел со мной сюда, чтобы объяснить причину моего опоздания. Сэмми спрашивал, какого ты роста и станешь ли драться.
Когда они остановились возле номера Аннушки, Гай, усмехнувшись уголком губ, спросил:
– И что ты ему ответила?
– Я сказала, что ты обычно не распускаешь руки, зато большой умелец отхлестать словами, – призналась девушка. – Сэмми ожидал увидеть старика – лет пятидесяти, не меньше. А когда я сказала, что тебе всего тридцать семь лет и ростом ты шесть футов и два дюйма, он немного струсил. Конечно, сделал вид, что не боится, но уж я-то знаю.
– Зато ты не боялась, – сказал Гай. Аннушка потупилась.
– Еще как боялась, – пробормотала она, – просто тряслась от страха.
По лицу Гая было видно, что его мучают угрызения совести, и у Клодии защемило сердце от жалости.
Оставь их. Они должны наедине пожелать друг другу спокойной ночи.
– Спокойной ночи вам обоим, – бодрым голосом сказала она. – До завтра.
Как только она закрыла за собой дверь, комната показалась ей тюремной камерой. Было всего десять часов вечера, и Клодия знала, что после дневного сна ни за что не заснет до полуночи. Она и без того не заснула бы, потому что ее одолевали тревожные мысли.
Чтобы отвлечься, Клодия сделала себе педикюр, в котором пока не было необходимости. Тем не менее она потратила целый час на обработку ногтей, доведя их до такого совершенства, что они могли бы украсить своим видом последнюю страничку журнала «Вог».
Когда подсыхал второй слой лака, Клодия почувствовала, что устала и готова лечь в постель. Не успела она снять макияж, как зазвонил телефон.
– Я тебя не разбудил? – спросил Гай.
– Я еще не ложилась.
– Я тоже.
Последовала пауза, во время которой «орган вожделения» довольно бесцеремонно напомнил о себе.
Преждевременная реакция.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказал Гай. – Буду у тебя через две минуты.
Клодия в смятении положила трубку. За те несколько секунд, что прошли между его первой репликой и второй, в голове у нее пронеслись самые противоречивые мысли. Она мучительно хотела его видеть. Сердце замерло в предвкушении того, что произойдет, когда они снова останутся вдвоем. И, как ни странно…
Ты подумала, что он придет наверстать упущенное – то, что могло состояться прошлой ночью на пляже. Ты подумала, что он просто выжидал, когда Аннушка заснет. Ты подумала, что он знает, – ты сидишь здесь, тоскуя по нему, и, возможно, хочет воспользоваться удобным случаем. И тебе это не по душе.
Но Гай ни о чем таком не думал. Клодия даже догадывалась, о чем он хочет с ней поговорить.
Хорошо еще, что дал время подготовиться к разговору. Она должна взять себя в руки, надеть маску и притвориться, что отчаяния, от которого сжималось сердце, вовсе нет.
– Помни, что сказала Кейт: как только почувствуешь, что он готов бросить тебя, бросай его первая.
– Но я в этом не уверена. И если кто-то собирается сжигать корабли, то это буду не я.
Пока Клодия не открыла дверь, у нее еще теплилась надежда, что она неправильно поняла его.
– Прости, – сказал Гай, обводя взглядом ее махровый халат и босые ноги. – Ты собиралась ложиться?
Его извиняющийся тон подтверждал обоснованность ее страхов. Притворяйся изо всех сил. Улыбайся.
– Я занималась всякой ерундой. Входи.
– Если бы ты задержалась, в ресторане, чтобы выпить ликера, мы могли бы поговорить там, – продолжал он. – Можно и сейчас спуститься в бар, но…
– Не стоит, я не одета.
Сама себе удивляясь, Клодия говорила спокойным тоном. Теперь она точно знала, что хочет сказать Гамильтон. За него уже сказало сожаление, звучавшее в голосе, это говорили его глаза, это на своем языке говорило его тело.
Они уселись в те же самые кресла, где сидели в ту ночь, когда исчезла Аннушка.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, – четко, по-деловому произнесла Клодия. За один тон ей могли бы присудить «Оскара». – Ты собираешься сказать, что не имеешь права продолжать наши отношения.
О Господи, пусть он опровергнет это!
Но Гай не стал опровергать. Едва заметная улыбка тронула его губы, и Клодию ничуть не утешило, что явное облегчение, отразившееся на его лице, было смешано со столь же явным сожалением.
– Сейчас неподходящий момент, – тихо произнес он.
О Боже, лучше бы мне умереть.
– Я понимаю. На какое-то время все твое внимание должно быть отдано Аннушке, – торопливо продолжала Клодия. – И тебе не нужно извиняться. Я считаю тебя привлекательным мужчиной, но мы оба знаем, что это было мимолетной вспышкой страсти. Ты слишком устал, а я позволила себе забыться.
Господи, сделай так, чтобы он сказал: «Для меня это не было просто приятным эпизодом!»
Гай снова улыбнулся своей ленивой, теплой улыбкой, от которой замерло ее сердце.
– Ты самая правдивая женщина из всех, кого я знал.
Если бы ты только знал правду…
Помедлив, он добавил:
– Аннушка рассказала мне о каком-то австралийце.
О Господи, я так и знала. Скажи ему сейчас, пока последний корабль не сгорел дотла.
Но пока Клодия молчала, собираясь с духом, Гай продолжал:
– Мне знакомо это чувство тоски. Весной я был увлечен одной женщиной, но ее перевели в Сингапур, и с тех пор я больше ее не видел.
Такое Клодии не снилось даже в кошмарах.
– Но ты увидишься с ней снова? – Гай покачал головой.
– Я умею читать между строк и несколько месяцев назад понял, что она хочет поставить точку на наших отношениях. Она не сказала об этом прямо, но я понял. Я перестал ей звонить. Такие отношения едва ли можно поддерживать на расстоянии. Аннушке она не очень нравилась, и следует сказать, что Симонна хотя и старалась наладить с ней отношения, но всегда делала это через силу.
Однако ты все еще тоскуешь. Как я тосковала по Адаму, пока не появился ты… А тосковала ли я?
Клодия вдруг усомнилась в этом. Неужели она страдала несколько месяцев даже после того, как первая боль разлуки притупилась? Или она цеплялась за свою тоску, как за удобную привычку?
– Ну что ж, – сказала она, скрестив ноги и улыбнувшись такой улыбкой, которая могла бы обмануть любого. – Похоже, что мы в одинаковом положении. Судя по имени, она француженка, не так ли? – Гай кивнул.
– Она работает в инвестиционном банке.
Клодия не могла удержаться от искушения помучить себя.
– С тех пор у тебя никого не было?
– Нет. – Впервые с тех пор, как она с ним встретилась, на его лице появилось несколько смущенное выражение. – Но мне не хочется, чтобы ты думала…
– Что ты просто использовал меня для секса? – сказала Клодия насмешливо. – Ах, ах! Подайте мне скорее нюхательной соли, не то я сейчас упаду в обморок!
Теплый огонек в глазах Гамильтона перевернул ей сердце, а появившаяся на губах полуулыбка отозвалась где-то внутри физической болью. Если он не уберется отсюда в самое ближайшее время…
– Ты меня рассмешила, – тихо сказал Гай. – А у меня, видит Бог, давненько не было повода для смеха.
Если он не замолчит, я потеряю самообладание и выставлю себя дурой. Позволь мне, Господи, сохранить при этом хотя бы видимость достоинства.
– Ну что ж, я рада, что честно заработала свои деньги. – Притворно зевнув, Клодия прикрыла рот рукой и поднялась с кресла. – Мне не хотелось бы показаться невежливой, но я должна выпроводить тебя отсюда, пока не заснула.
Но Гай не спешил уходить.
– Я еще никогда не встречал такую, как ты, – сказал он, прикоснувшись пальцем к ее щеке. – Ты особенная.
О Господи. Прошу тебя, не делай этого.
– Тем не менее, – сказала Клодия бодрым тоном, – не позволишь ли мне лечь и выспаться для поддержания красоты? В противном случае… – она перешла на зловещий шепот, – в противном случае я могу снова потерять управление и подумать о том, не использовать ли тебя для секса.
Не успела Клодия договорить, как поняла, что зашла слишком далеко. Огонек исчез из его глаз, на лицо набежала тень.
Он, наверное, подумал: «Во всякой шутке есть доля правды» или еще что-нибудь в этом роде.
– Я тебя не использовал, – тихо произнес Гамильтон. – Ты мне очень нравишься.
Великолепно.
– Ты и сам неплох, – весело сказала Клодия. – И если нам потом не представится случай поговорить, то знай: я искренне надеюсь, что с Аннушкой все будет хорошо.
– Будет непросто, но мы не станем форсировать события.
– Лучше, если ты подаришь ей максимум внимания. Она, должно быть, чувствует себя очень незащищенной.
– Я знаю. Но если бы не ты, я так никогда бы и не узнал причину.
– Не преувеличивай. Она наверняка проболталась бы тебе сама во время очередной ссоры. И ты бы все уладил без моей помощи.
– Ты так думаешь? – Клодия не успела ничего сообразить, как почувствовала губы Гая на своих губах. – Я задолжал тебе поцелуй.
Он что, намеренно мучает меня?
– Пустяки. – Когда Гамильтон повернулся, чтобы уйти, слова вдруг посыпались из нее как горох. – Гай, я тебе больше здесь не нужна. Будет лучше для нас обоих, если я сменю билет и улечу немного пораньше.
Он оглянулся и внимательно вгляделся в ее лицо.
– Ты торопишься уехать?
– Не очень, но…
– В таком случае я бы предпочел, чтобы ты осталась. Я планирую уехать послезавтра, а до отъезда у меня будет очень напряженный распорядок дня. Аннушке потребуется компания.
– Ну, если так, то я еще поработаю над своим загаром, – сказала Клодия.
– Не переусердствуй. – Его взгляд, скользнув по лицу и шее, спустился до светло-золотистых ножек, выглядывающих из-под халата. – Слишком густая позолота может испортить лилию. – Легонько похлопав ее по талии, Гай исчез за дверью.
Клодии стало безумно жаль себя. Давненько она не ревела так, что лицо опухает до неузнаваемости, но сейчас дала себе волю.
Если бы Гамильтон вел себя как обычный мужчина, живущий по двойным стандартам, который полагает, что он в полном праве идти на поводу у своих инстинктов, тогда как женщина этого делать не должна! Если бы он разозлился и назвал ее потаскушкой, она бы стала его презирать.
Неудивительно, что в памяти возник скрипучий голос Старого Иммака:
– Я тебя предупреждала, но разве ты послушаешься! Ты приехала, движимая неправильными побуждениями, и посмотри, что из этого получилось!
– Ах, что ты можешь об этом знать? Разве тебе когда-нибудь приходилось чувствовать то, что чувствую я?
– Надо было держать себя в узде. Мужчина никогда не откажется от того, что ему предлагают. Такова уж его природа. Но теперь поздно говорить об этом. Однако нет худа без добра. Его дочь нуждается в нем больше, чем ты, что бы ты сейчас ни чувствовала. Пусть это послужит тебе утешением.
– Каким утешением? Уж не считаешь ли ты меня одной из твоих занудных, готовых к самопожертвованию святых?
Клодия словно наяву услышала возмущенное фырканье.
– И чем же ты пожертвовала? Разве он когда-нибудь говорил тебе, что ты для него представляешь нечто большее, чем мимолетное увлечение? Не говорил. Ты ему нравишься, это правда, но не более того.
– Ох, отвяжись! Ты очень любишь говорить «я тебя предупреждала».
В воздухе пронеслось очередное возмущенное фырканье, шелест одежд, и тень сестры Иммакулаты исчезла.
Последние дни стали настоящей пыткой. Опасаясь выдать себя, Клодия по возможности избегала Гая. Она загорала, каталась на водных лыжах, писала длинные письма друзьям и много плавала. По крайней мере она вернется домой в такой хорошей форме, в какой давно не бывала.
В последнее утро Клодия отправилась на такси в старый город Маскат. Водитель ей попался веселый, общительный. Он оказался хорошим гидом – показал дворец, фасад которого выходил на море, и две одинаковые сторожевые башни – Джалали и Мирани, – охранявшие его с двух сторон. Синие, как небо, голые скалы поднимались из моря, образуя естественную гавань.
Клодия осматривала с дамбы окрестности, а водитель тем временем покуривал сигарету, стоя рядом с ней.
– Вон там находится английское посольство. Англичане – большие друзья султана Куабуса и оманского народа.
– Надеюсь, – улыбнулась она.
Окинув прощальным взглядом море, Клодия подумала, что завтра окажется в совсем иной обстановке: серенькая, ветреная зимняя погода, унылые городские улицы, и настроение у нее, несомненно, будет под стать.
– Сестренка, почему вы такая печальная?
Клодия была готова провалиться сквозь землю от смущения, но, заставив себя улыбнуться, ответила:
– Это потому, что я вечером уезжаю.
– В таком случае приезжайте снова, insha'allah.
– Да, – сказала она. – Insha'allah.
Полет был утомительным, как это обычно бывает с ночными многочасовыми рейсами, но могло быть и хуже. Если бы они летели в переполненном салоне туристического класса, то Клодии, возможно, пришлось бы сидеть совсем рядом с Гаем и его плечо касалось бы ее плеча, его запах мучил бы ее, а его волосы могли бы прикоснуться к ее щеке, когда он задремлет.
Сейчас Гай спал, повернувшись к ней лицом, отделенный от нее проходом между рядами. Она не могла спать и не могла отвести от него взгляд.
Клодии вспомнилось, как Гай отдыхал рядом с ней после того, как они занимались любовью. Она вспомнила ощущение его тела рядом со своим, когда он обнимал ее одной рукой. Клодия вспомнила, как нежно провела пальцами по его груди, стараясь не разбудить его, вспомнила, как Гай во сне еще крепче прижал ее к себе, как она осмелилась притронуться к другим спящим частям его тела и как затряслась его грудь от сдерживаемого смеха.
На глаза навернулись слезы. Клодия осторожно выскользнула в туалет, чтобы прийти в себя, но бдительное око стюардессы заметило ее.
– С вами все в порядке?
– Все хорошо, – шмыгнув носом, сказала Клодия, заставив себя улыбнуться. – Думаю, у меня аллергия.
– У меня есть антигистамин, если желаете.
Если бы антигистамин мог помочь!
– Большое спасибо, надеюсь, все пройдет и без таблетки. – Получая багаж, Клодия чувствовала себя живым трупом. И, как назло, ее чемодан впервые в жизни появился на конвейере одним из первых.
– Позволь. – Гай решительно взял ее за талию и отодвинул в сторону, а сам снял чемодан с конвейера.
Сейчас их пути разойдутся. Ей хотелось, чтобы все побыстрее закончилось.
– Я, пожалуй, возьму такси и поеду. – Не снимая руки с талии Клодии, Гай вывел ее из толпы.
– Подожди, мы тебя подбросим домой.
– Нам не по дороге, я уж лучше пойду, – сказала она бодрым голосом, изо всех сил стараясь не показать, как ей плохо.
В его глазах появилась тревога.
– Ты не попрощалась с Аннушкой.
Клодия оглянулась через плечо и заметила, как Аннушка скрылась за дверью дамского туалета.
– Попрощайся с ней за меня. Я уверена, что она ждет не дождется, когда исчезнет ее «надзирательница». Я чувствую, что если не доберусь как можно скорее до дома, то потеряю сознание.
Она не лгала, Гамильтон и сам это видел.
– Думаешь, у тебя хватит сил пройти таможенный досмотр? – Впервые в жизни Клодии так отчаянно хотелось уйти и остаться одновременно.
– Ничего со мной не случится.
– Ну что ж, если ты так решила… – Гай извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный чек. – Я произвел пересчет, – сказал он. – Ты заработала эти деньги.
Развернув чек, Клодия охнула от удивления.
– Гай, я не могу принять такую сумму!
На лице Гамильтона появилась та самая полуулыбка, которая всегда приводила ее в смятение.
– Я не собираюсь препираться с тобой по этому поводу, так что не надо создавать мне лишние проблемы.
Впервые за много дней Клодия вспомнила, с какой целью поехала с ним. Ей вспомнились бледные личики детишек, которые не знали, что яйца несут курицы или что бабочки появляются из гусениц.
Что именно подразумевалось под этим «но»? «Я хочу тебя, но на этом все и закончится, так что не надейся на продолжение!» Или: «Я хочу тебя, но в данный момент это невозможно»? Или и то и другое вместе: «Я хочу тебя, но не уверен, что в этом есть что-то большее, и в сложившихся обстоятельствах не собираюсь выяснять».
К тому времени, как подали кофе, напряжение от того, что приходилось поддерживать непринужденный разговор и любезно улыбаться, превратилось в пытку. Когда Гай предложил заказать ликер, Клодия покачала головой:
– Я должна поскорее лечь спать. Прошлой ночью я не выспалась.
– Но ты спала днем, – напомнил он.
– И все-таки не отдохнула, – солгала она. Аннушка зевнула, с опозданием прикрыв рот рукой.
– Я тоже устала. – Она взглянула на Гая. – Не возражаешь, если я сейчас поднимусь к себе?
– Я иду с тобой, – поспешно проговорила Клодия.
– Если вы обе подождете минуту, пока я подпишу счет, – терпеливо сказал Гай, – мы сможем подняться все вместе.
Пока они не вошли в лифт, Клодии удавалось избегать встречаться взглядом с Гамильтоном. Она поинтересовалась у Аннушки, прислали ли ей из школы следующие задания или же она намерена сосредоточить внимание на загаре, чтобы, когда вернется домой, все ее подружки позеленели от зависти.
– Я почти все сделала, осталось немного подучить биологию. – Они уже вышли из лифта, и Аннушка нерешительно взглянула на отца. – Сэмми попросил позвонить ему и сказал, что мы куда-нибудь сходим. Я ответила, что ты меня ни за что не отпустишь, так что и спрашивать бесполезно.
Клодия затаив дыхание смотрела на Гамильтона. Интересно, как он себя поведет?
Гай взглянул на нее: «Не беспокойся, я больше не стану закручивать гайки».
– Этот парень произвел на меня хорошее впечатление. А поскольку ты получила «А» с минусом за реферат по истории, то, может быть, мы забудем на время о твоем наказании.
Судя по выражению лица Аннушки, она такого не ожидала. Однако не рассыпалась в благодарностях и не бросилась на шею отцу от радости.
– Спасибо, папа, – смущенно пробормотала девушка, когда они выходили из лифта. – Я очень переживала за него, когда он пришел со мной сюда, чтобы объяснить причину моего опоздания. Сэмми спрашивал, какого ты роста и станешь ли драться.
Когда они остановились возле номера Аннушки, Гай, усмехнувшись уголком губ, спросил:
– И что ты ему ответила?
– Я сказала, что ты обычно не распускаешь руки, зато большой умелец отхлестать словами, – призналась девушка. – Сэмми ожидал увидеть старика – лет пятидесяти, не меньше. А когда я сказала, что тебе всего тридцать семь лет и ростом ты шесть футов и два дюйма, он немного струсил. Конечно, сделал вид, что не боится, но уж я-то знаю.
– Зато ты не боялась, – сказал Гай. Аннушка потупилась.
– Еще как боялась, – пробормотала она, – просто тряслась от страха.
По лицу Гая было видно, что его мучают угрызения совести, и у Клодии защемило сердце от жалости.
Оставь их. Они должны наедине пожелать друг другу спокойной ночи.
– Спокойной ночи вам обоим, – бодрым голосом сказала она. – До завтра.
Как только она закрыла за собой дверь, комната показалась ей тюремной камерой. Было всего десять часов вечера, и Клодия знала, что после дневного сна ни за что не заснет до полуночи. Она и без того не заснула бы, потому что ее одолевали тревожные мысли.
Чтобы отвлечься, Клодия сделала себе педикюр, в котором пока не было необходимости. Тем не менее она потратила целый час на обработку ногтей, доведя их до такого совершенства, что они могли бы украсить своим видом последнюю страничку журнала «Вог».
Когда подсыхал второй слой лака, Клодия почувствовала, что устала и готова лечь в постель. Не успела она снять макияж, как зазвонил телефон.
– Я тебя не разбудил? – спросил Гай.
– Я еще не ложилась.
– Я тоже.
Последовала пауза, во время которой «орган вожделения» довольно бесцеремонно напомнил о себе.
Преждевременная реакция.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказал Гай. – Буду у тебя через две минуты.
Клодия в смятении положила трубку. За те несколько секунд, что прошли между его первой репликой и второй, в голове у нее пронеслись самые противоречивые мысли. Она мучительно хотела его видеть. Сердце замерло в предвкушении того, что произойдет, когда они снова останутся вдвоем. И, как ни странно…
Ты подумала, что он придет наверстать упущенное – то, что могло состояться прошлой ночью на пляже. Ты подумала, что он просто выжидал, когда Аннушка заснет. Ты подумала, что он знает, – ты сидишь здесь, тоскуя по нему, и, возможно, хочет воспользоваться удобным случаем. И тебе это не по душе.
Но Гай ни о чем таком не думал. Клодия даже догадывалась, о чем он хочет с ней поговорить.
Хорошо еще, что дал время подготовиться к разговору. Она должна взять себя в руки, надеть маску и притвориться, что отчаяния, от которого сжималось сердце, вовсе нет.
– Помни, что сказала Кейт: как только почувствуешь, что он готов бросить тебя, бросай его первая.
– Но я в этом не уверена. И если кто-то собирается сжигать корабли, то это буду не я.
Пока Клодия не открыла дверь, у нее еще теплилась надежда, что она неправильно поняла его.
– Прости, – сказал Гай, обводя взглядом ее махровый халат и босые ноги. – Ты собиралась ложиться?
Его извиняющийся тон подтверждал обоснованность ее страхов. Притворяйся изо всех сил. Улыбайся.
– Я занималась всякой ерундой. Входи.
– Если бы ты задержалась, в ресторане, чтобы выпить ликера, мы могли бы поговорить там, – продолжал он. – Можно и сейчас спуститься в бар, но…
– Не стоит, я не одета.
Сама себе удивляясь, Клодия говорила спокойным тоном. Теперь она точно знала, что хочет сказать Гамильтон. За него уже сказало сожаление, звучавшее в голосе, это говорили его глаза, это на своем языке говорило его тело.
Они уселись в те же самые кресла, где сидели в ту ночь, когда исчезла Аннушка.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, – четко, по-деловому произнесла Клодия. За один тон ей могли бы присудить «Оскара». – Ты собираешься сказать, что не имеешь права продолжать наши отношения.
О Господи, пусть он опровергнет это!
Но Гай не стал опровергать. Едва заметная улыбка тронула его губы, и Клодию ничуть не утешило, что явное облегчение, отразившееся на его лице, было смешано со столь же явным сожалением.
– Сейчас неподходящий момент, – тихо произнес он.
О Боже, лучше бы мне умереть.
– Я понимаю. На какое-то время все твое внимание должно быть отдано Аннушке, – торопливо продолжала Клодия. – И тебе не нужно извиняться. Я считаю тебя привлекательным мужчиной, но мы оба знаем, что это было мимолетной вспышкой страсти. Ты слишком устал, а я позволила себе забыться.
Господи, сделай так, чтобы он сказал: «Для меня это не было просто приятным эпизодом!»
Гай снова улыбнулся своей ленивой, теплой улыбкой, от которой замерло ее сердце.
– Ты самая правдивая женщина из всех, кого я знал.
Если бы ты только знал правду…
Помедлив, он добавил:
– Аннушка рассказала мне о каком-то австралийце.
О Господи, я так и знала. Скажи ему сейчас, пока последний корабль не сгорел дотла.
Но пока Клодия молчала, собираясь с духом, Гай продолжал:
– Мне знакомо это чувство тоски. Весной я был увлечен одной женщиной, но ее перевели в Сингапур, и с тех пор я больше ее не видел.
Такое Клодии не снилось даже в кошмарах.
– Но ты увидишься с ней снова? – Гай покачал головой.
– Я умею читать между строк и несколько месяцев назад понял, что она хочет поставить точку на наших отношениях. Она не сказала об этом прямо, но я понял. Я перестал ей звонить. Такие отношения едва ли можно поддерживать на расстоянии. Аннушке она не очень нравилась, и следует сказать, что Симонна хотя и старалась наладить с ней отношения, но всегда делала это через силу.
Однако ты все еще тоскуешь. Как я тосковала по Адаму, пока не появился ты… А тосковала ли я?
Клодия вдруг усомнилась в этом. Неужели она страдала несколько месяцев даже после того, как первая боль разлуки притупилась? Или она цеплялась за свою тоску, как за удобную привычку?
– Ну что ж, – сказала она, скрестив ноги и улыбнувшись такой улыбкой, которая могла бы обмануть любого. – Похоже, что мы в одинаковом положении. Судя по имени, она француженка, не так ли? – Гай кивнул.
– Она работает в инвестиционном банке.
Клодия не могла удержаться от искушения помучить себя.
– С тех пор у тебя никого не было?
– Нет. – Впервые с тех пор, как она с ним встретилась, на его лице появилось несколько смущенное выражение. – Но мне не хочется, чтобы ты думала…
– Что ты просто использовал меня для секса? – сказала Клодия насмешливо. – Ах, ах! Подайте мне скорее нюхательной соли, не то я сейчас упаду в обморок!
Теплый огонек в глазах Гамильтона перевернул ей сердце, а появившаяся на губах полуулыбка отозвалась где-то внутри физической болью. Если он не уберется отсюда в самое ближайшее время…
– Ты меня рассмешила, – тихо сказал Гай. – А у меня, видит Бог, давненько не было повода для смеха.
Если он не замолчит, я потеряю самообладание и выставлю себя дурой. Позволь мне, Господи, сохранить при этом хотя бы видимость достоинства.
– Ну что ж, я рада, что честно заработала свои деньги. – Притворно зевнув, Клодия прикрыла рот рукой и поднялась с кресла. – Мне не хотелось бы показаться невежливой, но я должна выпроводить тебя отсюда, пока не заснула.
Но Гай не спешил уходить.
– Я еще никогда не встречал такую, как ты, – сказал он, прикоснувшись пальцем к ее щеке. – Ты особенная.
О Господи. Прошу тебя, не делай этого.
– Тем не менее, – сказала Клодия бодрым тоном, – не позволишь ли мне лечь и выспаться для поддержания красоты? В противном случае… – она перешла на зловещий шепот, – в противном случае я могу снова потерять управление и подумать о том, не использовать ли тебя для секса.
Не успела Клодия договорить, как поняла, что зашла слишком далеко. Огонек исчез из его глаз, на лицо набежала тень.
Он, наверное, подумал: «Во всякой шутке есть доля правды» или еще что-нибудь в этом роде.
– Я тебя не использовал, – тихо произнес Гамильтон. – Ты мне очень нравишься.
Великолепно.
– Ты и сам неплох, – весело сказала Клодия. – И если нам потом не представится случай поговорить, то знай: я искренне надеюсь, что с Аннушкой все будет хорошо.
– Будет непросто, но мы не станем форсировать события.
– Лучше, если ты подаришь ей максимум внимания. Она, должно быть, чувствует себя очень незащищенной.
– Я знаю. Но если бы не ты, я так никогда бы и не узнал причину.
– Не преувеличивай. Она наверняка проболталась бы тебе сама во время очередной ссоры. И ты бы все уладил без моей помощи.
– Ты так думаешь? – Клодия не успела ничего сообразить, как почувствовала губы Гая на своих губах. – Я задолжал тебе поцелуй.
Он что, намеренно мучает меня?
– Пустяки. – Когда Гамильтон повернулся, чтобы уйти, слова вдруг посыпались из нее как горох. – Гай, я тебе больше здесь не нужна. Будет лучше для нас обоих, если я сменю билет и улечу немного пораньше.
Он оглянулся и внимательно вгляделся в ее лицо.
– Ты торопишься уехать?
– Не очень, но…
– В таком случае я бы предпочел, чтобы ты осталась. Я планирую уехать послезавтра, а до отъезда у меня будет очень напряженный распорядок дня. Аннушке потребуется компания.
– Ну, если так, то я еще поработаю над своим загаром, – сказала Клодия.
– Не переусердствуй. – Его взгляд, скользнув по лицу и шее, спустился до светло-золотистых ножек, выглядывающих из-под халата. – Слишком густая позолота может испортить лилию. – Легонько похлопав ее по талии, Гай исчез за дверью.
Клодии стало безумно жаль себя. Давненько она не ревела так, что лицо опухает до неузнаваемости, но сейчас дала себе волю.
Если бы Гамильтон вел себя как обычный мужчина, живущий по двойным стандартам, который полагает, что он в полном праве идти на поводу у своих инстинктов, тогда как женщина этого делать не должна! Если бы он разозлился и назвал ее потаскушкой, она бы стала его презирать.
Неудивительно, что в памяти возник скрипучий голос Старого Иммака:
– Я тебя предупреждала, но разве ты послушаешься! Ты приехала, движимая неправильными побуждениями, и посмотри, что из этого получилось!
– Ах, что ты можешь об этом знать? Разве тебе когда-нибудь приходилось чувствовать то, что чувствую я?
– Надо было держать себя в узде. Мужчина никогда не откажется от того, что ему предлагают. Такова уж его природа. Но теперь поздно говорить об этом. Однако нет худа без добра. Его дочь нуждается в нем больше, чем ты, что бы ты сейчас ни чувствовала. Пусть это послужит тебе утешением.
– Каким утешением? Уж не считаешь ли ты меня одной из твоих занудных, готовых к самопожертвованию святых?
Клодия словно наяву услышала возмущенное фырканье.
– И чем же ты пожертвовала? Разве он когда-нибудь говорил тебе, что ты для него представляешь нечто большее, чем мимолетное увлечение? Не говорил. Ты ему нравишься, это правда, но не более того.
– Ох, отвяжись! Ты очень любишь говорить «я тебя предупреждала».
В воздухе пронеслось очередное возмущенное фырканье, шелест одежд, и тень сестры Иммакулаты исчезла.
Последние дни стали настоящей пыткой. Опасаясь выдать себя, Клодия по возможности избегала Гая. Она загорала, каталась на водных лыжах, писала длинные письма друзьям и много плавала. По крайней мере она вернется домой в такой хорошей форме, в какой давно не бывала.
В последнее утро Клодия отправилась на такси в старый город Маскат. Водитель ей попался веселый, общительный. Он оказался хорошим гидом – показал дворец, фасад которого выходил на море, и две одинаковые сторожевые башни – Джалали и Мирани, – охранявшие его с двух сторон. Синие, как небо, голые скалы поднимались из моря, образуя естественную гавань.
Клодия осматривала с дамбы окрестности, а водитель тем временем покуривал сигарету, стоя рядом с ней.
– Вон там находится английское посольство. Англичане – большие друзья султана Куабуса и оманского народа.
– Надеюсь, – улыбнулась она.
Окинув прощальным взглядом море, Клодия подумала, что завтра окажется в совсем иной обстановке: серенькая, ветреная зимняя погода, унылые городские улицы, и настроение у нее, несомненно, будет под стать.
– Сестренка, почему вы такая печальная?
Клодия была готова провалиться сквозь землю от смущения, но, заставив себя улыбнуться, ответила:
– Это потому, что я вечером уезжаю.
– В таком случае приезжайте снова, insha'allah.
– Да, – сказала она. – Insha'allah.
Полет был утомительным, как это обычно бывает с ночными многочасовыми рейсами, но могло быть и хуже. Если бы они летели в переполненном салоне туристического класса, то Клодии, возможно, пришлось бы сидеть совсем рядом с Гаем и его плечо касалось бы ее плеча, его запах мучил бы ее, а его волосы могли бы прикоснуться к ее щеке, когда он задремлет.
Сейчас Гай спал, повернувшись к ней лицом, отделенный от нее проходом между рядами. Она не могла спать и не могла отвести от него взгляд.
Клодии вспомнилось, как Гай отдыхал рядом с ней после того, как они занимались любовью. Она вспомнила ощущение его тела рядом со своим, когда он обнимал ее одной рукой. Клодия вспомнила, как нежно провела пальцами по его груди, стараясь не разбудить его, вспомнила, как Гай во сне еще крепче прижал ее к себе, как она осмелилась притронуться к другим спящим частям его тела и как затряслась его грудь от сдерживаемого смеха.
На глаза навернулись слезы. Клодия осторожно выскользнула в туалет, чтобы прийти в себя, но бдительное око стюардессы заметило ее.
– С вами все в порядке?
– Все хорошо, – шмыгнув носом, сказала Клодия, заставив себя улыбнуться. – Думаю, у меня аллергия.
– У меня есть антигистамин, если желаете.
Если бы антигистамин мог помочь!
– Большое спасибо, надеюсь, все пройдет и без таблетки. – Получая багаж, Клодия чувствовала себя живым трупом. И, как назло, ее чемодан впервые в жизни появился на конвейере одним из первых.
– Позволь. – Гай решительно взял ее за талию и отодвинул в сторону, а сам снял чемодан с конвейера.
Сейчас их пути разойдутся. Ей хотелось, чтобы все побыстрее закончилось.
– Я, пожалуй, возьму такси и поеду. – Не снимая руки с талии Клодии, Гай вывел ее из толпы.
– Подожди, мы тебя подбросим домой.
– Нам не по дороге, я уж лучше пойду, – сказала она бодрым голосом, изо всех сил стараясь не показать, как ей плохо.
В его глазах появилась тревога.
– Ты не попрощалась с Аннушкой.
Клодия оглянулась через плечо и заметила, как Аннушка скрылась за дверью дамского туалета.
– Попрощайся с ней за меня. Я уверена, что она ждет не дождется, когда исчезнет ее «надзирательница». Я чувствую, что если не доберусь как можно скорее до дома, то потеряю сознание.
Она не лгала, Гамильтон и сам это видел.
– Думаешь, у тебя хватит сил пройти таможенный досмотр? – Впервые в жизни Клодии так отчаянно хотелось уйти и остаться одновременно.
– Ничего со мной не случится.
– Ну что ж, если ты так решила… – Гай извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный чек. – Я произвел пересчет, – сказал он. – Ты заработала эти деньги.
Развернув чек, Клодия охнула от удивления.
– Гай, я не могу принять такую сумму!
На лице Гамильтона появилась та самая полуулыбка, которая всегда приводила ее в смятение.
– Я не собираюсь препираться с тобой по этому поводу, так что не надо создавать мне лишние проблемы.
Впервые за много дней Клодия вспомнила, с какой целью поехала с ним. Ей вспомнились бледные личики детишек, которые не знали, что яйца несут курицы или что бабочки появляются из гусениц.