Страница:
– Скорее всего, первое, что они сделали, добравшись до эсминца – ошвартовали его, – предположил я.
– Мне тоже так кажется. Слишком рискованно шутить с ветром в горах. Унесет кораблик, и не догонишь.
– Верно, – кивнул я. – Так что предположительно корабль может находиться либо в гипотетической точке столкновения с Минги-Тау на высоте чуть более четырех тысяч метров…
– Либо? – удивленно покосился на меня Дворжек. – Мне казалось, других вариантов нет.
– Есть, – довольно продолжил я. – Корабль мог на косом ударе обойти Минги-Тау и продолжить путь дальше. Тогда он упрется в эту вершину.
– Недалеко, – прикинул Щегол.
– Недалеко, но учитывать это надо. В горах «недалеко» – понятие весьма относительное.
– Большой опыт ведения боевых действий в горах? – чуть напрягся Альберт.
– Просто опыт, – развел я руками. – Приходилось работать на высотах свыше трех тысяч метров. Правда, не на Кавказе.
– Ну, тогда мне еще спокойнее, – улыбнулся Дворжек. – Найдите корабль и установите транспортный коридор. Это главное.
– Есть! – по-военному отчеканил я.
На этот раз получилось не хуже, чем у Дана.
– Все. «Хлоп» через двадцать минут, – закончил Альберт. – Игорь, позови Дана. Хватит ему попирать ногами грешную землю.
Сборы были недолгими. На платформе нас отбуксировали к транспортной пентаграмме, затем Антон чуть поднял яхту, платформу выкатили из-под днища, и через миг небытия мы вынырнули на другом конце бинарного транспортного коридора.
Я сразу же выскочил на палубу – осмотреться. Мы зависли метрах в шести над бескрайней и совершенно безлюдной степью, местами прорезанной высокими лесополосами, состоящими преимущественно из тополей. Ветер гнал волны через полынь и начавший серебриться ковыль, от чего казалось, что мы повисли не над землей, а над бескрайним серебристо-зеленым океаном. Под днищем на очищенной от полыни земле была выложена из булыжников пентаграмма.
– Вроде засечь нас никто не мог, – выбравшись на палубу, осмотрелся Дан.
– Некому, – согласился я. – Кто тут, интересно, выложил пентаграмму?
– Такой же вопрос когда-нибудь зададут на склоне Минги-Тау, на высоте четыре тысячи метров.
– Это если повезет, – вздохнул я. – А если не отыщется вблизи парная точка? Топай потом километра два в гору.
– Вижу, Щегол ознакомил тебя с теорией, – усмехнулся Дан.
– В той мере, в которой посчитал нужным, – пожал я плечами.
– Не может не отыскаться, – уверенно заявил напарник. – Вселенная имеет фрактальную природу, в ней все распределено более или менее равномерно.
Я лишь усмехнулся. Дан не уставал меня удивлять. Про лошадей не знает, а иногда выдает фразочки из лексикона какого-нибудь кабинетного профессора. Все же странные личности выращивает Институт.
– А как называется яхта? – запоздало спросил я.
– «Борей», – ответил выбравшийся на палубу Игорь. – Так греки называли северный ветер. Какие будут команды?
– Поднять паруса! – уверенно ответил я. – Курс зюйд-ост. Пока ветер дует чуть выше галфинда, отмахаем порядочное расстояние. О любом измененнии ветра больше, чем на двадцать румбов, докладывайте.
– Есть! – кивнул Игорь и скрылся в люке.
Через минуту от мачт с характерным хлопком распространилась серебристая пленка парусного вакуум-поля. Мачты чуть повернулись, ловя дующий почти точно в левый борт ветер, яхта накренилась и начала стремительно набирать ход. Ветер засвистел в парусах, не менее стремительно поднимая мое настроение.
– Уже не надеялся, что удастся отдавать такие команды, – сказал я, подставив лицо ветру.
– Надеяться надо всегда на лучшее, – ответил Дан. – А вот готовиться – к худшему.
– Это ты верно сказал.
– Не я, китайцы.
– Без разницы. Но если следовать их логике, я бы осмотрел имеющееся на судне вооружение.
Глупость сморозил, конечно. Если есть вооружение, то это уже корабль, а не судно. Но мне трудно было воспринимать кораблем обычный на вид круизер.
– Без проблем, – пожал Дан плечами.
Мне уже приходилось видеть разные типы лептонных конвертеров. Один стоял на стволе пулемета, когда мы охотились в лесу на демона. Тот дематериализовывал обычную материю. Другой оказался в ведении Ирины. Он выполнял медицинские функции, а именно – позволял производить обратимую ампутацию. Например, в случае заражения крови. Пораженная конечность дематериализовывалась, полностью исключаясь из жизненных функций организма, причем без образования характерных хирургических осложнений, вроде отеков и болей. Затем болезнетворная микрофлора атаковывалась специальными лептонными препаратами, а когда она радостно и окончательно загибалась, конечность снова материализовывалась на прежнем месте. Однако нам с Даном ампутировали совершенно здоровую плоть. Крайнюю. Вряд ли я согласился бы на подобную операцию, не будь она обратима.
Дан же притащил из каюты более портативное, чем у Ирины, устройство, больше всего похожее на монтажный плазменный резак. Я догадался, что медицинский конвертер был крупнее именно потому, что преобразовывал живую ткань, с которой надо обращаться нежно и осторожно.
– Конвертер? – спросил я для уверенности.
– Да. Специально замаскирован под монтажный резак, на случай досмотра, – кивнул Дан и включил устройство.
Затем он подошел к краю борта и начал водить им прямо по воздуху из стороны в сторону. И, как по волшебству, деталь за деталью, проявился в реальности сначала кронштейн, а затем и сама электромагнитная пушка.
– Неплохая модель, оценил я.
Я уже привыкал к институтским штучкам. Меня куда более заинтересовало само оружие, чем чудесный способ его появления. Это было легкое бортовое орудие «ЭМ-27», какие устанавливаются на канонерских лодках для поражения турбо-гравов.
– Таких у нас два по левому борту и два по правому, – сообщил Дан.
– Это годится против гравилетов, – кивнул я. – Но против винд-шипов не пойдет.
Собственно говоря, изначально, винд-флот возник как раз в плане противодействия электромагнитным орудиям, легко выводившим из строя любые летательные аппараты. В этом было разительное преимущество любого винд-шипа перед другими летающими машинами. Разница заключалась, в первую очередь, в том, что винд-шип приводился в движение ветром и не требовал для ведения боя электрической энергии. Конечно, у него имелись маневровые турбины, но использовались они только для отшвартовки, маневров в штиль и перемещений в спокойной обстановке. В бою же турбины находились в запаркованном, полностью обесточенном состоянии, что делало их неуязвимыми для электромагнитных «микроволновок». Генераторы же неструктурного парусного вакуум-поля, в отличие от генераторов структурированного поля невидимости, приводились в действие не бегущими позитронами, а непосредственно от протекающих в мачтах ядерных реакций. То есть тоже без участия электронных схем. Система управления парусами была соленоидной, электрической, а не электронно-позитронной. Это также делало ее неуязвимой для электромагнитных орудий, поскольку их импульс был опасен для тонких электронно-позитронных схем, но никак не для силовых проводов толщиной с палец и не для управляющих реле величиной с кулак. Кроме того, на военных кораблях было предусмотрено и полностью ручное управление поворотом мачт, а атомные реакции парусных генераторов контролировались простым выдвижением берилловых стержней.
Конечно, на гражданских судах всех этих наворотов не было за ненадобностью. И на гравиосерфах, и на яхтах, вроде «Борея», электронно-позитронные схемы управляли всем – и генераторами поля, и поворотом мачт.
Когда же были построены первые винд-шипы, сразу стало ясно, что кроме неуязвимости от электромагнитных орудий они имеют ряд серьезных преимуществ. Например, титаническую грузоподъемность, позволяющую нести огромные экипажи и целые орудийные батареи, а также ничем не ограниченную дальность хода. Именно это сделало винд-флот основной ударной силой против исламского террора.
– С винд-шипами вступать в бой нам запрещено, – спокойно напомнил Дан. – Поэтому, только на всякий непредвиденный случай, у нас установлено по одному тяжелому плазмогану на носу и на корме.
– Показывай кормовой, – распорядился я.
Открывшаяся после материализации пушка была крутовата для «на всякий случай». Тяжелый крупнокалиберный плазмоган системы Синявиной с эффективной дальностью боя до двадцати четырех километров подходил скорее для легкой батареи линкора, чем для рейдового суденышка.
– Ни фига себе! – вырвалось у меня. – Вы бы еще линейное башенное орудие тут установили.
– Щегол сказал, что это на всякий случай, – повторил Дан.
– На носу такое же?
– Да, идентичное.
– С такой пушкой мы можем дать отпор не только канонерской лодке, но и среднему арабскому городку.
– Вряд ли возникнет такая необходимость, – пожал плечами Дан. – Наша задача просто найти «Святой Николай» и установить до него транспортный коридор.
– Перестраховщик ваш Дворжек, – покачал я головой. – Это орудие враз высосет энергию всего яхтенного силового агрегата.
– Ну, силовой агрегат тоже немного усилили, – усмехнулся напарник. – Два выстрела в минуту эта дура сделает с гарантией. Может, и три, если подойти с умом.
То ли я не знал всего, что задумал Дворжек, то ли он действительно был склонен к перестраховке. Но начальник-перестраховщик обычно высасывает все силы учреждения, а Институт походил на процветающую контору. Ушки на макушке с ними надо держать. Ладно, будем думать, что мне известна лишь часть задания. А то, для чего нужны эти монструозные орудия, созданные гением хрупкой оружейницы Галины Синявиной, готовится для меня в качестве сюрприза. Или вообще не имеет ко мне отношения. Скажем так: наличие такого оружия на борту будем считать поводом для задумчивости, не для серьезного беспокойства. Пока меня никто особо не подставлял, значит, и в дальнейшем можно на это рассчитывать.
Мы двигались отличным ходом, узлов двенадцать, а то и больше. Свежий ветер устойчиво, без порывов, дул в паруса, чуть накренивая «Борей» на правый борт. Дан дематериализовал орудия и пригласил меня в каюту.
– Там у нас легкое вооружение, – сказал он.
После материализации двух ящиков оказалось, что в распоряжении команды имеется четыре длинноствольных штурмовых плазмогана системы Ильина, четыре малокалиберных плазмогана «МП-9» для рукопашного боя, четыре «струнки», четыре легких армейских лазергана, а также две портативные ракетные установки с изрядным запасом боеприпасов. Весьма недурной арсенал для наземного боя. Я остался доволен.
– Часа через два приблизимся к Ростову. Оттуда еще часа четыре до Ейска, – прикинул я, прокачав карту по памяти. – К вечеру доберемся. Хорошо бы до темноты, так будет лучше. Засветимся, установим лагерь, чтобы пограничников не тревожить. А там поглядим. И еще… Не думаю, что стоит идти прямиком к форту Ростов, как велел Дворжек.
– Это был приказ или рекомендация? – напрягся Дан.
– Обмен мнениями. Приказа не было, – честно ответил я.
– Тогда на твое усмотрение. Не хочешь нарываться на патруль?
– Именно. Лучше сейчас сменить курс и на бакштаге двигаться к Ейску. Пройдем километрах в сорока от Ростова. Засекут, но вряд ли будут высылать патруль – от границы далековато. А вот на подходе к Ейску проверки, как минимум, полицейской, не миновать все равно.
– Логично. Одна проверка лучше, чем две, – кивнул Дан.
Я приказал команде сменить курс. «Борей» по широкой дуге повернул почти точно на юг, так чтобы идти к ветру курсом бакштаг.
– Предлагаю сейчас устроить перекусон, а затем принудительный отдых, – заявил я Дану после завершения кораблем всех эволюций.
– Не имею возражений, – улыбнулся напарник.
Перекусон, конечно, вышел не таким, как на Базе. Перебились консервами и разведенными водой концентратами. Не знаю, как желудок Дана, а мой относился к такому рациону вполне лояльно – еда эта мало отличалась от положенного на винд-шипах пайка. Отдых же вышел и вовсе сказочным. Я улегся на койку, закрыл глаза и с замиранием сердца долго прислушивался к свистящему в парусах над палубой ветру. Люди склонны бояться неизвестного, а вот знакомое умиротворяет психику. Хорошо, спокойно. Орудия на борту, ветер в парусах, а впереди ясная и понятная, в общем-то, цель. Что еще нужно винд-труперу, чудом вернувшемуся в строй? Еще нужна возможность совершить подвиг. Мало кто об этом думает всерьез, но в подсознании-то сидит, никуда не денешься. В том, что такая возможность предоставится лично мне, не было никаких сомнений. Тогда какая разница под чьим флагом рисковать жизнью? Да никакой, по большому счету. Главное – не под арабским. Хотя… Причастность к флотским традициям, начатым еще Петром Великим, тоже дорогого стоит. Но из числа винд-флота я себя вычеркивать не спешил. Мало одного приказа об увольнении, чтобы списать флотского офицера на землю. Мало. А если уж говорить совсем всерьез, то на землю его не списать. Можно только под землю. Но для этого тоже сноровка кое-какая нужна.
Проснулся я отдохнувшим, довольным, словно подзарядился от сетевого источника. И походочка, когда выбрался на палубу, стала не той, что у сухопутных крыс. Сказать честно – меня попросту распирало от плывущей в километре под килем земли и от серебристого парусного вакуум-поля над головой. Забытое чувство, надо признать. Оно притупляется, когда ходишь на винд-крейсерах часто, по долгу службы. Можно сказать, пропадает совсем. Но сейчас оно было острым, до щемящего ощущения в сердце. Острым от того, что я уже не надеялся его когда-нибудь испытать. Верно говорят: чтобы оценить что-то, надо его утратить. Вот я утратил, оценил и теперь смаковал каждую минуту, проведенную на стремительном «Борее», взявшем курс на Кавказ.
Игорь и Антон перебрались на открытый мостик над палубой. Я поднялся к ним и спросил:
– Как обстановочка?
– Ветер крепчает, – доложил Игорь. – Сейчас делаем двадцать два узла. Находимся в этой точке.
Он ткнул пальцем в изображение на планшете. До Ейска было рукой подать – километров сто пятьдесят, не больше.
– Странно, что пограничники не беспокоили, – сказал я. – И Ростов прошли чисто?
– По радио запросили, – ответил Игорь. – Передали регистрационный сигнал яхты, сообщили, что идем в Ейск с туристической целью.
– Понятно. Но Ейские должны уже вести нас на радарах. Хотя далековато на самом деле. Подождем.
Примерно через час мы приблизились к Ейску еще на сорок километров.
– А вот и патруль, – усмехнулся Антон, показав метку на мониторе.
Я заинтересованно придвинулся ближе. Почти встречным курсом на нас двигались три цели – низколетящие, скоростные. Не винд-шипы, понятно сразу, скорее тяжелые турбо-гравы. Засекли, значит, странную одиночную цель. Ну, это пусть. Это нашим планам не противоречит никак.
– Из Ейска, скорее всего, – добавил Игорь. – Я их засек минуту назад над кромкой берега. По нашу душу наверняка. – Легенду знаете? – решил уточнить я.
– Идем в Ейск. Туристы, станем лагерем, – кивнул Антон. – Яхта наша, вы с Даном фрахтовщики. Кстати, в сам Ейск нам тоже нет смысла заходить. Только лишняя морока будет.
– А где лучше?
– Тут. – Антон щелкнул ногтем по экрану планшета в том месте, где далеко в Азовское море выдавалась коса. – Это коса Долгая. Курортное место. Местные по выходным выбираются за стены и устраивают там пикники. Флотские подразделения базируются только в самом Ейске, а косу патрулирует специальная гравилетная эскадрилья, принадлежащая полиции. И сухопутный мотострелковый казацкий полк, базирующийся у выхода на косу. В двух милях от Долгой к западу стационарно установлен гравио-пантон с лазерно-ракетной батареей. И всё.
– Неплохо, – оценил я полученную информацию. – Оборона обустроена без расчета на атаку винд-шипами.
– А откуда они у арабов? – пожал плечами Игорь. – Ночью сможем улизнуть без всяких проблем.
– Это радует, – кивнул я. – Но на самой границе будет сложнее.
– Там и разберемся, – хмуро ответил Артем.
Примерно через полтора часа меня из каюты выгнал зуммер общей тревоги. Я растолкал Дана, и мы, растирая лица спросонья, поднялись на мостик. Впереди на дистанции визуального контакта на чуть более низком эшелоне двигались три тяжелых гравилета с полицейской, а не пограничной, окраской.
– Мы в прицеле, – сообщил Игорь, – показав индикатор оружейного наведения, мерцавший тревожным рубиновым цветом.
Тут же дрогнули мембраны радиосканера, и в эфире раздался бесстрастный голос:
– Команде «Борея» от начальника полицейского патруля. На связь.
– На связи, – так же холодно ответил Игорь.
– Убрать паруса, лечь в дрейф, – приказал полицейский. – Устно задекларируйте имеющееся на борту вооружение.
– Вооружения на борту нет, – ответил Игорь.
Антон с пульта контроля убрал все паруса, яхта перестала крениться, потеряла ход и легла в дрейф. Полицейские бодро взяли нас в боевой «треугольник» – одна машина поднялась в верхний эшелон, другая перешла на наш, а третья осталась ниже. При этом, если смотреть сверху или с земли, полицейские гравилеты образовали правильный равносторонний треугольник с «Бореем» в центре.
– Всем членам экипажа и пассажирам выйти на палубу, – снова отозвался в эфире голос полицейского. – Встать по левому борту.
Голос был холодным, бесстрастным, словно полицейский не командовал, а без выражения читал вслух совершенно не интересный ему текст. И это отсутствие интонации внезапно меня напрягло. Сильно. Я бы при всем желании не смог объяснить, что меня встревожило, но тревога была острой, сильной. До ледяных мурашек по спине.
– В каюту!!! – выкрикнул я таким голосом, чтобы никому не пришло на ум переспрашивать или требовать объяснений.
Дан ничего не понял, остальные тоже, но он все же среагировал первым. Недаром Дворжек отзывался о нем, как о прекрасном оперативнике. Мощным толчком Дан сбил Игоря с мостика к люку, ведущему в каюту, скатился кубарем, соскользнул туда сам, затащил Игоря, а я уже сбил вниз Артема. Ну и прикрикнул, чтобы шевелился быстрее.
Вопреки моим худшим ожиданиям, с гравилетов не ответили шквалом огня. Точнее, само то, что не стали стрелять, вызвало во мне уже куда более оформившиеся опасения. Это не полицейские. Полицейские долбанули бы по всякому, кто осмелился не выполнить команду. Пограничники – тем более. А эти не стреляли. И говорить это могло лишь об одном – они боялись повредить яхту.
– Дан, расчехляй тяжелые плазмоганы! – выкрикнул я изо всех сил, а сам ползком направился к пульту управления парусами.
Над головой неприятно швыркнул плазменный заряд крупного калибра. Одиночный. Так низко, что затылок обдало жаром. Снайпер бьет с гравилета, турбиной его разнеси. Это плохо. Очень. Голову не поднимешь. Пока вжимаешься в палубу, можно не сильно бояться, поскольку снайпер не лупанет из своей бандуры так, чтобы подвергнуть опасности хоть какое-то оборудование на мостике. Но если привстать, такую кулю в бок получишь, что пополам разнесет к чертям.
Чтобы не рисковать понапрасну, я выбил ногой стальной прут из ограждения мостика и выдрал его рукой. Тут же снайпер напомнил о себе, да так прицельно, что у меня волосы от пролетевшей плазмы затрещали. Запахло паленой шерстью.
Распластавшись спиной на площадке мостика, я осторожно поднял прут и попытался им, как палкой, прижать сенсор поднятия стакселя. Сенсоры, управляющие остальными парусами, были из этого положения недоступны за верньерами настройки геометрии поля. Палкой их не достать. Но хватило бы и одного стакселя, чтобы набрать ход. А там поглядим.
Снайпер не давал мне расслабиться ни на секунду. Заряды плазмы пролетали в опасной близости от прута, грозя превратить его в металлический пар. Но, повозившись с полминуты, я все же умудрился активировать нужный сенсор. Тут же на передней мачте распустилось серебристое полотнище стакселя. Яхта медленно, почти не кренясь и сильно приводясь на ветер, начала набирать ход.
Следующим подвигом для меня было чуть подкрутить с помощью спасительного прута верньер так, чтобы ослабить стаксель. Когда яхта перейдет в положение бакштаг, это позволит большей площадью паруса поймать почти строго попутный ветер и набрать приличный ход. Получилось. Больше я пока ничем себе и другим помочь не мог, а потому счел за благо вжаться спиной в площадку мостика и замереть.
Яхта медленно приводилась на ветер, поворачиваясь к нему кормой. И чем сильнее это происходило, тем полнее надувался парус и тем быстрее разгонялась яхта.
Но и нападавшие не дремали. Тот гравилет, что завис выше «Борея», сорвался с места и стремительно пошел на сближение. Это не сулило мне ничего хорошего – оттуда снайпер мог пристрелить меня без труда, прицелившись в распластанную фигуру и не боясь особо повредить яхту. Поэтому я, резким перекатом, переместился под прикрытие контрольного пульта и притаился за ним. Кем бы ни были агрессоры, попытавшиеся сойти за полицию, они намеревались захватить яхту, а не уничтожить ее. Это было понятно по всем их действиям. И ничего пока не менялось.
Угнездившись под пультом, я свернулся калачиком и стал ждать действий Дана и ответных действий противника. А что мне еще оставалось делать без оружия?
Верхний гравилет завис над мостиком так низко, что меня обдало запахом озона из турбин. Стрелять они не могли, но что им мешало высадить небольшой десант на палубу и в упор расстрелять меня из малокалиберных плазмоганов?
Словно в ответ на эту тревожную мысль, произошли сразу два события. Во-первых, сверху на палубу спрыгнули трое одетых во все черное боевиков с закрытыми на арабский манер лицами. У каждого в руках был длинноствольный плазмоган среднего калибра. Во-вторых, яхту начало ощутимо раскачивать, и я понял, что другой антиграв, снизу, тоже высадил несколько десантников, которые уцепились за посадочные полозья и готовы вскарабкаться на палубу.
Для меня это была неловкая ситуация. Если не сказать больше. На самом деле и троих вооруженных десантников мне бы хватило, если обучены хорошо, а уж с теми, что снизу могут забраться, так и подавно.
– Стой, не двигайся! – выкрикнул с сильным арабским акцентом один из вновьприбывших.
Тут уже для догадок места не осталось – все ясно. Прорвавшиеся с Кавказа через море арабы решили захватить яхту. Для них и такой винд-шип – благодать, ниспосланная Аллахом. Даже с учетом того, что о вооружении им ничего не было известно. Однако одной яхты для счастья им мало. Им, детям гор и пустынь, нужен человек, способный обучить обращению с парусами и прочим непростым оборудованием. А значит, весь экипаж под корень они выбивать не станут. Поумнели за последние пятьдесят лет. Скорее всего, попробуют взять в плен всех, а пристрелят только тех, кто будет излишне дергаться. Им ведь пока совершенно неясно, кто на борту пассажир, а кто член команды, кто умеет управлять судном, а кто нет.
Под прицелом направленного на меня плазмогана, я медленно, стараясь потянуть время, выбрался из под пульта, поднял руки и встал во весь рост. Не знаю, удалось ли выглядеть до предела напуганным, но уж чему меня не учили в кадетском корпусе, так это актерскому мастерству.
Каково же было мое изумление, когда прямо у моих ног совершенно бесшумно разверзлась дыра в палубе, через которую я увидел в полутьме Дана с лептонным конвертером в одной руке и со штурмовым плазмоганом в другой.
– Сколько их там? – спросил он.
Стараясь поменьше шевелить губами, я произнес:
– Трое.
– Справишься, – беспечно сказал он и швырнул мне плазмоган.
Фактор неожиданности бывает разным. Иногда противник умеет передвигаться настолько бесшумно, что неожиданно оказывается у тебя за спиной и накидывает удавку на шею. Неприятно. Или по башке таким же образом получить. Тоже не лучшие впечатления. Надо признать, что арабы – мастера бесшумного передвижения. Опасны они в рукопашном бою, особенно при численном превосходстве. А без такого превосходства в рукопашную они не ходят. Но в данном случае фактор неожиданности оказался на моей стороне. Всецело. Ближайший ко мне десантник чуть пушку из рук не выронил, когда со мной приключилась такая удивительная метаморфоза – только что стоял с поднятыми руками, а через миг уже лечу в прыжке со штурмовым плазмоганом в руках.
Хотя через секунду он оружие все же выронил, потому что я без затей ушел с линии атаки и врезал ему прикладом по чавке. Араб рухнул, как подкошенный. Другой у меня на глазах провалился сквозь палубу – Дан снизу прорезал дыру лептонным конвертером. Третьего я срезал короткой очередью.
Кстати, дыра, проделанная Даном, мне очень пригодилась. Прежде, чем он ее обратно заделал, я прыгнул в проем солдатиком, уходя из-под прицела снайпера.
Получилась временная передышка. Араб с перерезанным горлом еще дергался на полу, я еще переводил дух, а Дан уже скомандовал:
– Надо перевести управление парусами с мостика в рубку!
– Кому? – спросил я на всякий случай.
– Тебе! – не очень любезным тоном уточнил напарник. – Из Антона и Игоря бойцы никакие.
– Мне тоже так кажется. Слишком рискованно шутить с ветром в горах. Унесет кораблик, и не догонишь.
– Верно, – кивнул я. – Так что предположительно корабль может находиться либо в гипотетической точке столкновения с Минги-Тау на высоте чуть более четырех тысяч метров…
– Либо? – удивленно покосился на меня Дворжек. – Мне казалось, других вариантов нет.
– Есть, – довольно продолжил я. – Корабль мог на косом ударе обойти Минги-Тау и продолжить путь дальше. Тогда он упрется в эту вершину.
– Недалеко, – прикинул Щегол.
– Недалеко, но учитывать это надо. В горах «недалеко» – понятие весьма относительное.
– Большой опыт ведения боевых действий в горах? – чуть напрягся Альберт.
– Просто опыт, – развел я руками. – Приходилось работать на высотах свыше трех тысяч метров. Правда, не на Кавказе.
– Ну, тогда мне еще спокойнее, – улыбнулся Дворжек. – Найдите корабль и установите транспортный коридор. Это главное.
– Есть! – по-военному отчеканил я.
На этот раз получилось не хуже, чем у Дана.
– Все. «Хлоп» через двадцать минут, – закончил Альберт. – Игорь, позови Дана. Хватит ему попирать ногами грешную землю.
Сборы были недолгими. На платформе нас отбуксировали к транспортной пентаграмме, затем Антон чуть поднял яхту, платформу выкатили из-под днища, и через миг небытия мы вынырнули на другом конце бинарного транспортного коридора.
Я сразу же выскочил на палубу – осмотреться. Мы зависли метрах в шести над бескрайней и совершенно безлюдной степью, местами прорезанной высокими лесополосами, состоящими преимущественно из тополей. Ветер гнал волны через полынь и начавший серебриться ковыль, от чего казалось, что мы повисли не над землей, а над бескрайним серебристо-зеленым океаном. Под днищем на очищенной от полыни земле была выложена из булыжников пентаграмма.
– Вроде засечь нас никто не мог, – выбравшись на палубу, осмотрелся Дан.
– Некому, – согласился я. – Кто тут, интересно, выложил пентаграмму?
– Такой же вопрос когда-нибудь зададут на склоне Минги-Тау, на высоте четыре тысячи метров.
– Это если повезет, – вздохнул я. – А если не отыщется вблизи парная точка? Топай потом километра два в гору.
– Вижу, Щегол ознакомил тебя с теорией, – усмехнулся Дан.
– В той мере, в которой посчитал нужным, – пожал я плечами.
– Не может не отыскаться, – уверенно заявил напарник. – Вселенная имеет фрактальную природу, в ней все распределено более или менее равномерно.
Я лишь усмехнулся. Дан не уставал меня удивлять. Про лошадей не знает, а иногда выдает фразочки из лексикона какого-нибудь кабинетного профессора. Все же странные личности выращивает Институт.
– А как называется яхта? – запоздало спросил я.
– «Борей», – ответил выбравшийся на палубу Игорь. – Так греки называли северный ветер. Какие будут команды?
– Поднять паруса! – уверенно ответил я. – Курс зюйд-ост. Пока ветер дует чуть выше галфинда, отмахаем порядочное расстояние. О любом измененнии ветра больше, чем на двадцать румбов, докладывайте.
– Есть! – кивнул Игорь и скрылся в люке.
Через минуту от мачт с характерным хлопком распространилась серебристая пленка парусного вакуум-поля. Мачты чуть повернулись, ловя дующий почти точно в левый борт ветер, яхта накренилась и начала стремительно набирать ход. Ветер засвистел в парусах, не менее стремительно поднимая мое настроение.
– Уже не надеялся, что удастся отдавать такие команды, – сказал я, подставив лицо ветру.
– Надеяться надо всегда на лучшее, – ответил Дан. – А вот готовиться – к худшему.
– Это ты верно сказал.
– Не я, китайцы.
– Без разницы. Но если следовать их логике, я бы осмотрел имеющееся на судне вооружение.
Глупость сморозил, конечно. Если есть вооружение, то это уже корабль, а не судно. Но мне трудно было воспринимать кораблем обычный на вид круизер.
– Без проблем, – пожал Дан плечами.
Мне уже приходилось видеть разные типы лептонных конвертеров. Один стоял на стволе пулемета, когда мы охотились в лесу на демона. Тот дематериализовывал обычную материю. Другой оказался в ведении Ирины. Он выполнял медицинские функции, а именно – позволял производить обратимую ампутацию. Например, в случае заражения крови. Пораженная конечность дематериализовывалась, полностью исключаясь из жизненных функций организма, причем без образования характерных хирургических осложнений, вроде отеков и болей. Затем болезнетворная микрофлора атаковывалась специальными лептонными препаратами, а когда она радостно и окончательно загибалась, конечность снова материализовывалась на прежнем месте. Однако нам с Даном ампутировали совершенно здоровую плоть. Крайнюю. Вряд ли я согласился бы на подобную операцию, не будь она обратима.
Дан же притащил из каюты более портативное, чем у Ирины, устройство, больше всего похожее на монтажный плазменный резак. Я догадался, что медицинский конвертер был крупнее именно потому, что преобразовывал живую ткань, с которой надо обращаться нежно и осторожно.
– Конвертер? – спросил я для уверенности.
– Да. Специально замаскирован под монтажный резак, на случай досмотра, – кивнул Дан и включил устройство.
Затем он подошел к краю борта и начал водить им прямо по воздуху из стороны в сторону. И, как по волшебству, деталь за деталью, проявился в реальности сначала кронштейн, а затем и сама электромагнитная пушка.
– Неплохая модель, оценил я.
Я уже привыкал к институтским штучкам. Меня куда более заинтересовало само оружие, чем чудесный способ его появления. Это было легкое бортовое орудие «ЭМ-27», какие устанавливаются на канонерских лодках для поражения турбо-гравов.
– Таких у нас два по левому борту и два по правому, – сообщил Дан.
– Это годится против гравилетов, – кивнул я. – Но против винд-шипов не пойдет.
Собственно говоря, изначально, винд-флот возник как раз в плане противодействия электромагнитным орудиям, легко выводившим из строя любые летательные аппараты. В этом было разительное преимущество любого винд-шипа перед другими летающими машинами. Разница заключалась, в первую очередь, в том, что винд-шип приводился в движение ветром и не требовал для ведения боя электрической энергии. Конечно, у него имелись маневровые турбины, но использовались они только для отшвартовки, маневров в штиль и перемещений в спокойной обстановке. В бою же турбины находились в запаркованном, полностью обесточенном состоянии, что делало их неуязвимыми для электромагнитных «микроволновок». Генераторы же неструктурного парусного вакуум-поля, в отличие от генераторов структурированного поля невидимости, приводились в действие не бегущими позитронами, а непосредственно от протекающих в мачтах ядерных реакций. То есть тоже без участия электронных схем. Система управления парусами была соленоидной, электрической, а не электронно-позитронной. Это также делало ее неуязвимой для электромагнитных орудий, поскольку их импульс был опасен для тонких электронно-позитронных схем, но никак не для силовых проводов толщиной с палец и не для управляющих реле величиной с кулак. Кроме того, на военных кораблях было предусмотрено и полностью ручное управление поворотом мачт, а атомные реакции парусных генераторов контролировались простым выдвижением берилловых стержней.
Конечно, на гражданских судах всех этих наворотов не было за ненадобностью. И на гравиосерфах, и на яхтах, вроде «Борея», электронно-позитронные схемы управляли всем – и генераторами поля, и поворотом мачт.
Когда же были построены первые винд-шипы, сразу стало ясно, что кроме неуязвимости от электромагнитных орудий они имеют ряд серьезных преимуществ. Например, титаническую грузоподъемность, позволяющую нести огромные экипажи и целые орудийные батареи, а также ничем не ограниченную дальность хода. Именно это сделало винд-флот основной ударной силой против исламского террора.
– С винд-шипами вступать в бой нам запрещено, – спокойно напомнил Дан. – Поэтому, только на всякий непредвиденный случай, у нас установлено по одному тяжелому плазмогану на носу и на корме.
– Показывай кормовой, – распорядился я.
Открывшаяся после материализации пушка была крутовата для «на всякий случай». Тяжелый крупнокалиберный плазмоган системы Синявиной с эффективной дальностью боя до двадцати четырех километров подходил скорее для легкой батареи линкора, чем для рейдового суденышка.
– Ни фига себе! – вырвалось у меня. – Вы бы еще линейное башенное орудие тут установили.
– Щегол сказал, что это на всякий случай, – повторил Дан.
– На носу такое же?
– Да, идентичное.
– С такой пушкой мы можем дать отпор не только канонерской лодке, но и среднему арабскому городку.
– Вряд ли возникнет такая необходимость, – пожал плечами Дан. – Наша задача просто найти «Святой Николай» и установить до него транспортный коридор.
– Перестраховщик ваш Дворжек, – покачал я головой. – Это орудие враз высосет энергию всего яхтенного силового агрегата.
– Ну, силовой агрегат тоже немного усилили, – усмехнулся напарник. – Два выстрела в минуту эта дура сделает с гарантией. Может, и три, если подойти с умом.
То ли я не знал всего, что задумал Дворжек, то ли он действительно был склонен к перестраховке. Но начальник-перестраховщик обычно высасывает все силы учреждения, а Институт походил на процветающую контору. Ушки на макушке с ними надо держать. Ладно, будем думать, что мне известна лишь часть задания. А то, для чего нужны эти монструозные орудия, созданные гением хрупкой оружейницы Галины Синявиной, готовится для меня в качестве сюрприза. Или вообще не имеет ко мне отношения. Скажем так: наличие такого оружия на борту будем считать поводом для задумчивости, не для серьезного беспокойства. Пока меня никто особо не подставлял, значит, и в дальнейшем можно на это рассчитывать.
Мы двигались отличным ходом, узлов двенадцать, а то и больше. Свежий ветер устойчиво, без порывов, дул в паруса, чуть накренивая «Борей» на правый борт. Дан дематериализовал орудия и пригласил меня в каюту.
– Там у нас легкое вооружение, – сказал он.
После материализации двух ящиков оказалось, что в распоряжении команды имеется четыре длинноствольных штурмовых плазмогана системы Ильина, четыре малокалиберных плазмогана «МП-9» для рукопашного боя, четыре «струнки», четыре легких армейских лазергана, а также две портативные ракетные установки с изрядным запасом боеприпасов. Весьма недурной арсенал для наземного боя. Я остался доволен.
– Часа через два приблизимся к Ростову. Оттуда еще часа четыре до Ейска, – прикинул я, прокачав карту по памяти. – К вечеру доберемся. Хорошо бы до темноты, так будет лучше. Засветимся, установим лагерь, чтобы пограничников не тревожить. А там поглядим. И еще… Не думаю, что стоит идти прямиком к форту Ростов, как велел Дворжек.
– Это был приказ или рекомендация? – напрягся Дан.
– Обмен мнениями. Приказа не было, – честно ответил я.
– Тогда на твое усмотрение. Не хочешь нарываться на патруль?
– Именно. Лучше сейчас сменить курс и на бакштаге двигаться к Ейску. Пройдем километрах в сорока от Ростова. Засекут, но вряд ли будут высылать патруль – от границы далековато. А вот на подходе к Ейску проверки, как минимум, полицейской, не миновать все равно.
– Логично. Одна проверка лучше, чем две, – кивнул Дан.
Я приказал команде сменить курс. «Борей» по широкой дуге повернул почти точно на юг, так чтобы идти к ветру курсом бакштаг.
– Предлагаю сейчас устроить перекусон, а затем принудительный отдых, – заявил я Дану после завершения кораблем всех эволюций.
– Не имею возражений, – улыбнулся напарник.
Перекусон, конечно, вышел не таким, как на Базе. Перебились консервами и разведенными водой концентратами. Не знаю, как желудок Дана, а мой относился к такому рациону вполне лояльно – еда эта мало отличалась от положенного на винд-шипах пайка. Отдых же вышел и вовсе сказочным. Я улегся на койку, закрыл глаза и с замиранием сердца долго прислушивался к свистящему в парусах над палубой ветру. Люди склонны бояться неизвестного, а вот знакомое умиротворяет психику. Хорошо, спокойно. Орудия на борту, ветер в парусах, а впереди ясная и понятная, в общем-то, цель. Что еще нужно винд-труперу, чудом вернувшемуся в строй? Еще нужна возможность совершить подвиг. Мало кто об этом думает всерьез, но в подсознании-то сидит, никуда не денешься. В том, что такая возможность предоставится лично мне, не было никаких сомнений. Тогда какая разница под чьим флагом рисковать жизнью? Да никакой, по большому счету. Главное – не под арабским. Хотя… Причастность к флотским традициям, начатым еще Петром Великим, тоже дорогого стоит. Но из числа винд-флота я себя вычеркивать не спешил. Мало одного приказа об увольнении, чтобы списать флотского офицера на землю. Мало. А если уж говорить совсем всерьез, то на землю его не списать. Можно только под землю. Но для этого тоже сноровка кое-какая нужна.
Проснулся я отдохнувшим, довольным, словно подзарядился от сетевого источника. И походочка, когда выбрался на палубу, стала не той, что у сухопутных крыс. Сказать честно – меня попросту распирало от плывущей в километре под килем земли и от серебристого парусного вакуум-поля над головой. Забытое чувство, надо признать. Оно притупляется, когда ходишь на винд-крейсерах часто, по долгу службы. Можно сказать, пропадает совсем. Но сейчас оно было острым, до щемящего ощущения в сердце. Острым от того, что я уже не надеялся его когда-нибудь испытать. Верно говорят: чтобы оценить что-то, надо его утратить. Вот я утратил, оценил и теперь смаковал каждую минуту, проведенную на стремительном «Борее», взявшем курс на Кавказ.
Игорь и Антон перебрались на открытый мостик над палубой. Я поднялся к ним и спросил:
– Как обстановочка?
– Ветер крепчает, – доложил Игорь. – Сейчас делаем двадцать два узла. Находимся в этой точке.
Он ткнул пальцем в изображение на планшете. До Ейска было рукой подать – километров сто пятьдесят, не больше.
– Странно, что пограничники не беспокоили, – сказал я. – И Ростов прошли чисто?
– По радио запросили, – ответил Игорь. – Передали регистрационный сигнал яхты, сообщили, что идем в Ейск с туристической целью.
– Понятно. Но Ейские должны уже вести нас на радарах. Хотя далековато на самом деле. Подождем.
Примерно через час мы приблизились к Ейску еще на сорок километров.
– А вот и патруль, – усмехнулся Антон, показав метку на мониторе.
Я заинтересованно придвинулся ближе. Почти встречным курсом на нас двигались три цели – низколетящие, скоростные. Не винд-шипы, понятно сразу, скорее тяжелые турбо-гравы. Засекли, значит, странную одиночную цель. Ну, это пусть. Это нашим планам не противоречит никак.
– Из Ейска, скорее всего, – добавил Игорь. – Я их засек минуту назад над кромкой берега. По нашу душу наверняка. – Легенду знаете? – решил уточнить я.
– Идем в Ейск. Туристы, станем лагерем, – кивнул Антон. – Яхта наша, вы с Даном фрахтовщики. Кстати, в сам Ейск нам тоже нет смысла заходить. Только лишняя морока будет.
– А где лучше?
– Тут. – Антон щелкнул ногтем по экрану планшета в том месте, где далеко в Азовское море выдавалась коса. – Это коса Долгая. Курортное место. Местные по выходным выбираются за стены и устраивают там пикники. Флотские подразделения базируются только в самом Ейске, а косу патрулирует специальная гравилетная эскадрилья, принадлежащая полиции. И сухопутный мотострелковый казацкий полк, базирующийся у выхода на косу. В двух милях от Долгой к западу стационарно установлен гравио-пантон с лазерно-ракетной батареей. И всё.
– Неплохо, – оценил я полученную информацию. – Оборона обустроена без расчета на атаку винд-шипами.
– А откуда они у арабов? – пожал плечами Игорь. – Ночью сможем улизнуть без всяких проблем.
– Это радует, – кивнул я. – Но на самой границе будет сложнее.
– Там и разберемся, – хмуро ответил Артем.
Примерно через полтора часа меня из каюты выгнал зуммер общей тревоги. Я растолкал Дана, и мы, растирая лица спросонья, поднялись на мостик. Впереди на дистанции визуального контакта на чуть более низком эшелоне двигались три тяжелых гравилета с полицейской, а не пограничной, окраской.
– Мы в прицеле, – сообщил Игорь, – показав индикатор оружейного наведения, мерцавший тревожным рубиновым цветом.
Тут же дрогнули мембраны радиосканера, и в эфире раздался бесстрастный голос:
– Команде «Борея» от начальника полицейского патруля. На связь.
– На связи, – так же холодно ответил Игорь.
– Убрать паруса, лечь в дрейф, – приказал полицейский. – Устно задекларируйте имеющееся на борту вооружение.
– Вооружения на борту нет, – ответил Игорь.
Антон с пульта контроля убрал все паруса, яхта перестала крениться, потеряла ход и легла в дрейф. Полицейские бодро взяли нас в боевой «треугольник» – одна машина поднялась в верхний эшелон, другая перешла на наш, а третья осталась ниже. При этом, если смотреть сверху или с земли, полицейские гравилеты образовали правильный равносторонний треугольник с «Бореем» в центре.
– Всем членам экипажа и пассажирам выйти на палубу, – снова отозвался в эфире голос полицейского. – Встать по левому борту.
Голос был холодным, бесстрастным, словно полицейский не командовал, а без выражения читал вслух совершенно не интересный ему текст. И это отсутствие интонации внезапно меня напрягло. Сильно. Я бы при всем желании не смог объяснить, что меня встревожило, но тревога была острой, сильной. До ледяных мурашек по спине.
– В каюту!!! – выкрикнул я таким голосом, чтобы никому не пришло на ум переспрашивать или требовать объяснений.
Дан ничего не понял, остальные тоже, но он все же среагировал первым. Недаром Дворжек отзывался о нем, как о прекрасном оперативнике. Мощным толчком Дан сбил Игоря с мостика к люку, ведущему в каюту, скатился кубарем, соскользнул туда сам, затащил Игоря, а я уже сбил вниз Артема. Ну и прикрикнул, чтобы шевелился быстрее.
Вопреки моим худшим ожиданиям, с гравилетов не ответили шквалом огня. Точнее, само то, что не стали стрелять, вызвало во мне уже куда более оформившиеся опасения. Это не полицейские. Полицейские долбанули бы по всякому, кто осмелился не выполнить команду. Пограничники – тем более. А эти не стреляли. И говорить это могло лишь об одном – они боялись повредить яхту.
– Дан, расчехляй тяжелые плазмоганы! – выкрикнул я изо всех сил, а сам ползком направился к пульту управления парусами.
Над головой неприятно швыркнул плазменный заряд крупного калибра. Одиночный. Так низко, что затылок обдало жаром. Снайпер бьет с гравилета, турбиной его разнеси. Это плохо. Очень. Голову не поднимешь. Пока вжимаешься в палубу, можно не сильно бояться, поскольку снайпер не лупанет из своей бандуры так, чтобы подвергнуть опасности хоть какое-то оборудование на мостике. Но если привстать, такую кулю в бок получишь, что пополам разнесет к чертям.
Чтобы не рисковать понапрасну, я выбил ногой стальной прут из ограждения мостика и выдрал его рукой. Тут же снайпер напомнил о себе, да так прицельно, что у меня волосы от пролетевшей плазмы затрещали. Запахло паленой шерстью.
Распластавшись спиной на площадке мостика, я осторожно поднял прут и попытался им, как палкой, прижать сенсор поднятия стакселя. Сенсоры, управляющие остальными парусами, были из этого положения недоступны за верньерами настройки геометрии поля. Палкой их не достать. Но хватило бы и одного стакселя, чтобы набрать ход. А там поглядим.
Снайпер не давал мне расслабиться ни на секунду. Заряды плазмы пролетали в опасной близости от прута, грозя превратить его в металлический пар. Но, повозившись с полминуты, я все же умудрился активировать нужный сенсор. Тут же на передней мачте распустилось серебристое полотнище стакселя. Яхта медленно, почти не кренясь и сильно приводясь на ветер, начала набирать ход.
Следующим подвигом для меня было чуть подкрутить с помощью спасительного прута верньер так, чтобы ослабить стаксель. Когда яхта перейдет в положение бакштаг, это позволит большей площадью паруса поймать почти строго попутный ветер и набрать приличный ход. Получилось. Больше я пока ничем себе и другим помочь не мог, а потому счел за благо вжаться спиной в площадку мостика и замереть.
Яхта медленно приводилась на ветер, поворачиваясь к нему кормой. И чем сильнее это происходило, тем полнее надувался парус и тем быстрее разгонялась яхта.
Но и нападавшие не дремали. Тот гравилет, что завис выше «Борея», сорвался с места и стремительно пошел на сближение. Это не сулило мне ничего хорошего – оттуда снайпер мог пристрелить меня без труда, прицелившись в распластанную фигуру и не боясь особо повредить яхту. Поэтому я, резким перекатом, переместился под прикрытие контрольного пульта и притаился за ним. Кем бы ни были агрессоры, попытавшиеся сойти за полицию, они намеревались захватить яхту, а не уничтожить ее. Это было понятно по всем их действиям. И ничего пока не менялось.
Угнездившись под пультом, я свернулся калачиком и стал ждать действий Дана и ответных действий противника. А что мне еще оставалось делать без оружия?
Верхний гравилет завис над мостиком так низко, что меня обдало запахом озона из турбин. Стрелять они не могли, но что им мешало высадить небольшой десант на палубу и в упор расстрелять меня из малокалиберных плазмоганов?
Словно в ответ на эту тревожную мысль, произошли сразу два события. Во-первых, сверху на палубу спрыгнули трое одетых во все черное боевиков с закрытыми на арабский манер лицами. У каждого в руках был длинноствольный плазмоган среднего калибра. Во-вторых, яхту начало ощутимо раскачивать, и я понял, что другой антиграв, снизу, тоже высадил несколько десантников, которые уцепились за посадочные полозья и готовы вскарабкаться на палубу.
Для меня это была неловкая ситуация. Если не сказать больше. На самом деле и троих вооруженных десантников мне бы хватило, если обучены хорошо, а уж с теми, что снизу могут забраться, так и подавно.
– Стой, не двигайся! – выкрикнул с сильным арабским акцентом один из вновьприбывших.
Тут уже для догадок места не осталось – все ясно. Прорвавшиеся с Кавказа через море арабы решили захватить яхту. Для них и такой винд-шип – благодать, ниспосланная Аллахом. Даже с учетом того, что о вооружении им ничего не было известно. Однако одной яхты для счастья им мало. Им, детям гор и пустынь, нужен человек, способный обучить обращению с парусами и прочим непростым оборудованием. А значит, весь экипаж под корень они выбивать не станут. Поумнели за последние пятьдесят лет. Скорее всего, попробуют взять в плен всех, а пристрелят только тех, кто будет излишне дергаться. Им ведь пока совершенно неясно, кто на борту пассажир, а кто член команды, кто умеет управлять судном, а кто нет.
Под прицелом направленного на меня плазмогана, я медленно, стараясь потянуть время, выбрался из под пульта, поднял руки и встал во весь рост. Не знаю, удалось ли выглядеть до предела напуганным, но уж чему меня не учили в кадетском корпусе, так это актерскому мастерству.
Каково же было мое изумление, когда прямо у моих ног совершенно бесшумно разверзлась дыра в палубе, через которую я увидел в полутьме Дана с лептонным конвертером в одной руке и со штурмовым плазмоганом в другой.
– Сколько их там? – спросил он.
Стараясь поменьше шевелить губами, я произнес:
– Трое.
– Справишься, – беспечно сказал он и швырнул мне плазмоган.
Фактор неожиданности бывает разным. Иногда противник умеет передвигаться настолько бесшумно, что неожиданно оказывается у тебя за спиной и накидывает удавку на шею. Неприятно. Или по башке таким же образом получить. Тоже не лучшие впечатления. Надо признать, что арабы – мастера бесшумного передвижения. Опасны они в рукопашном бою, особенно при численном превосходстве. А без такого превосходства в рукопашную они не ходят. Но в данном случае фактор неожиданности оказался на моей стороне. Всецело. Ближайший ко мне десантник чуть пушку из рук не выронил, когда со мной приключилась такая удивительная метаморфоза – только что стоял с поднятыми руками, а через миг уже лечу в прыжке со штурмовым плазмоганом в руках.
Хотя через секунду он оружие все же выронил, потому что я без затей ушел с линии атаки и врезал ему прикладом по чавке. Араб рухнул, как подкошенный. Другой у меня на глазах провалился сквозь палубу – Дан снизу прорезал дыру лептонным конвертером. Третьего я срезал короткой очередью.
Кстати, дыра, проделанная Даном, мне очень пригодилась. Прежде, чем он ее обратно заделал, я прыгнул в проем солдатиком, уходя из-под прицела снайпера.
Получилась временная передышка. Араб с перерезанным горлом еще дергался на полу, я еще переводил дух, а Дан уже скомандовал:
– Надо перевести управление парусами с мостика в рубку!
– Кому? – спросил я на всякий случай.
– Тебе! – не очень любезным тоном уточнил напарник. – Из Антона и Игоря бойцы никакие.