Страница:
Батарея с Чегета ответила только минуты через две, когда мы уже изрядно спустились. Боеготовность не на высшем уровне, долго чухались. Зато ответили так, что вверху полыхнуло, затем еще. Упруго толкнула в спину волна взрывов. Какое-то время над нашими головами в обе стороны проносились ослепительно-белые клочья плазмы, потом все утихло. Похоже, с Чегета без труда подавили Ахмета вместе с орудием. Понимая, что сами можем оказаться под прицелом дальней батареи, мы рассредоточились и старались передвигаться короткими перебежками от одного лавового столба до другого. Добежал, продышался, добежал, продышался.
– Осторожно! – предупредил я, прижав пальцем гарнитуру в ухе. – Наверняка корабль охраняется! Мы еще не все препятствия преодолели.
– Не расслабляться! – поддержал меня Расул. – Вперед, вперед!
По мере спуска силы меня покидали, на каждой остановке приходилось все больше времени отдавать восстановлению дыхания. И вдруг, в свете высоко взошедшей луны я увидел корабль. У меня сердце замерло от этого зрелища. «Святой Николай» оказался ошвартованным у вполне приличного композитного пирса на склоне горы. Возвести такое сооружение нетрудно, но почему-то я все равно был уверен в участии имперских советников. Да и не мудрено. Местные сами не справились бы. Да и ни к чему им такое строительство. А так все понятно – наши воспользовались случаем устроить временную стоянку эсминца в тылу врага. По крайней мере, такой вариант казался мне вполне вероятным. Не вписывался в него только тот факт, что кто-то похитил Дана как специалиста по ремонту турбин. Если это дело рук балкарцев, то непонятно, зачем. Они, если такие друзья, могли получить штатного имперского спеца по маневровым силовым агрегатам. Хотя, нет. Вряд ли бы у кого-то в Адмиралтействе возникла идея отдать мусульманам, пусть и дружественным, полностью боеспособный корабль. А вот местный князь на свой страх и риск мог вести двойную игру.
Как бы там ни было, «Святой Николай» на месте и, судя по причалу, в приличном состоянии. На турбины я не рассчитывал. Если починили – удача, если нет – значит, нет. Дело было в другом. Я вдруг понял, что сам хочу угнать эсминец. Не для Института, не для арабов тем более. Для себя. На какой-то миг мне, как вспышка, передалось состояние Жесткого. Пиратский корабль на чужой территории. Это не значит, что я сам вознамерился уйти в пиратство. Нет. Но безумными летними ночами в Сан-Петербурге мне было бы приятно осознавать, что небеса над Халифатом бороздит корабль без флага под командованием хмурого шкипера по прозвищу Жесткий. Для достижения этой цели проще было бы не сдавать корабль арабам, а перебить их всех прямо сейчас. Я это мог. Но миссия, возложенная на меня, простиралась намного дальше моих личностных интересов. Иногда подвиг состоит в отказе от легких путей. И я не мог все решить просто, потому что мне надо было получить лампу. А для этого Расул мне нужен живым. И корабль пришлось сдать ради установления контакта с ним. Отсюда, от балкарцев, корабль угнать не в пример проще, чем от стен Шам-Шаха. И, в общем-то, сейчас я подкладывал Жесткому большую свинью. Но на кону было выживание всей европейской цивилизации. Ни больше ни меньше.
Охрана корабля засекла нас на дистанции в триста метров. Дальше продвигаться стало тяжело. Так плазмой прижали, что не высунуться из-за скальных выступов. По моим прикидкам, у пирса находилось не меньше двадцати охранников – вдвое больше, чем нас.
Первые восемь минут огневого контакта были еще ничего – перестрелка из плазмоганов. Нашего срезали одного, мы же, продвинувшись больше, чем на двести метров, поразили минимум троих балкарцев. Остальные очухались от первого шока и принялись корректировать огонь батареи с Чегета. Вот тут уже стало жарко по-настоящему. Попадания из мощных орудий в снег так рвали воздух сверхзвуковой ударной волной, что меня оглушило и немного контузило.
– Надо сокращать дистанцию! – выкрикнул я в гарнитуру. – Тогда батарея не сможет нас так давить!
До корабля оставалось меньше сотни метров, перестрелка велась почти в упор, учитывая класс оружия, которым обладали обе стороны. Балкарцы чуть отступили, метров на тридцать за причал, тоже залегли за скалами и в результате получили позицию немногим хуже нашей.
Батарея продолжала долбить, правда, уже не прицельно – канониры боялись зацепить ошвартованный корабль. Взрывы ухали позади, чуть выше по склону, но ударной волной прилетало все равно весьма ощутимо. Звуки уже не воспринимались, перед глазами плыло. И все эти прелести ложились поверх жестокой высотной одышки. Когда же плазма била в скалы, во все стороны разлетались крупные брызги расплавленного камня и крупные осколки, визжащие, как свора чертей.
Я видел, что Расул что-то кричал в коммуникатор, потом у меня за спиной взмыл в воздух высоченный фонтан снега, меня сбило с ног, и я на пару секунд отключился. А очнувшись, я не ушами, а всем телом услышал гул. Этот звук был куда страшнее, чем канонада орудий и взрывы плазмы. Потому что обстрелу можно противостоять тактическими мероприятиями, а вот этому… Этому противостоять ничего не могло. Однажды, на Памире, я уже слышал этот гул, от которого дрожал не только воздух и горы, но и, казалось, само пространство. Сверху, со стороны седловины Минги-Тау, задул ускоряющийся ледяной ветер. Это была лавина. Быстрая и чаще всего неотвратимая смерть.
Огонь по нам прекратился тут же. Даже раньше, я думаю, как только лавина сорвалась со склона, охрана корабля бросилась кто куда. Хотя куда тут кидаться? Но я тоже кинулся. Вниз по склону, к кораблю, плюнув на одышку и красные круги перед глазами, бросив плазмоган, чего не делал никогда в жизни.
– Все на корабль! Расул! – еле дыша, прохрипел я в эфир, но темп не сбавил.
Потом сорвался, покатился кубарем, заскользил на спине и понял, что так лучше, быстрее. Разогнался я действительно круто – не мудрено по твердому насту. С одной стороны, хорошо – экономия времени, но когда меня вышвырнуло на пирс перед «Святым Николаем», я сразу и навсегда осознал мощь земной гравитации. Приложило очень жестко, но на этот раз я не позволил себе потерять сознание. Неподалеку шлепнулось еще одно тело, но осталось лежать неподвижно. Мне в данный момент плевать было, кто это. Я вскочил и, превозмогая боль во всем теле, рванул на борт.
Горы дрожали от грохота, в воздухе заметалась мелкая снежная пыль. Лавина приближалась с огромной скоростью, чудовищным поршнем сметая все на своем пути.
Все-таки в человеке заложены некие сверхвозможности на случай настоящих экстренных ситуаций. Наверное, и пяти секунд не прошло, как я влетел в рубку, рванул главный рубильник и тут же вдавил кнопку поднятия грота. На приборных панелях кораблей не ставят сенсоров и сложных позитронных схем в контурах главного управления. Позитроника – вещь капризная, вылетающая от ударов электромагнитных орудий. Поэтому на боевых винд-шипах все было устроено очень грубо и просто, все состояло из кнопок, рубильников, тумблеров, электромоторов и мощных реле, которые «микроволновкой» не пережечь. А эта машинерия, в свою очередь, управляла берилловыми элементами в реакторах, формирующих парусное вакуум-поле.
За секунду перескочив с места винд-драйвера в кресло винд-навигатора, я перещелкнул тумблер отдачи швартовых и разомкнул магнитные захваты, державшие эсминец у причала. Палуба под ногами резко ушла вниз, мягко утормозилась и так же мягко качнулась – корабль прилег на линии земного магнитного поля. Я потянул рычаг антигравитационного привода и компенсировал многотонную нагрузку на поле, чуть приподняв корабль над уровнем пирса. Судя по отклонению курсовой стрелки, корму сносило ветром чуть сильнее, чем нос, что и понятно при поднятом гроте без носовых парусов. Но сейчас это не имело никакого значения – главное отойти подальше от пирса. Я еще потянул рычаг антиграва, чтобы как можно быстрее набрать высоту.
Прильнув к ходовому иллюминатору, я увидел на борту еще три фигуры. Одна была высокой – точно Расул. Уже хорошо. Остальные меня волновали мало. Видно было, как несется лавина – она ударила в стену обрыва, за которым мы только что прятались, заполонила собой проем между подавленными батареями, но толчка воздуха мы уже не почувствовали – все происходило метрах в пятистах у нас под килем.
– Расул! – позвал я в гарнитуру. – Как вы?
– Хвала Аллаху, – ответил он.
Немногословно, но понятно.
– Давайте вниз! – приказал я. – К орудиям левого борта. А то сейчас на Чегете очухаются и дадут нам жизни.
На самом деле время канониров уже ушло. Ветер, гулявший в Баксанской долине, набирал силу в узком месте у подножия Минги-Тау и теперь бодро сносил нас на юго-восток. Мы попали в мертвую зону основной батареи, так что можно особо не беспокоиться. Так, народ погонять, чтобы не дремали.
– Тут орудия… Непонятные… – услышал я в эфире через пару минут.
Это было приятно слышать. Я улыбнулся и перебрался к штурвалу. Пора было заканчивать неуправляемый полет и выводить «Святой Николай» на устойчивый курс. И высоту набрать не мешает, а то мало ли кто еще из местных обзавелся в этих горах артиллерией.
Глава 16
– Осторожно! – предупредил я, прижав пальцем гарнитуру в ухе. – Наверняка корабль охраняется! Мы еще не все препятствия преодолели.
– Не расслабляться! – поддержал меня Расул. – Вперед, вперед!
По мере спуска силы меня покидали, на каждой остановке приходилось все больше времени отдавать восстановлению дыхания. И вдруг, в свете высоко взошедшей луны я увидел корабль. У меня сердце замерло от этого зрелища. «Святой Николай» оказался ошвартованным у вполне приличного композитного пирса на склоне горы. Возвести такое сооружение нетрудно, но почему-то я все равно был уверен в участии имперских советников. Да и не мудрено. Местные сами не справились бы. Да и ни к чему им такое строительство. А так все понятно – наши воспользовались случаем устроить временную стоянку эсминца в тылу врага. По крайней мере, такой вариант казался мне вполне вероятным. Не вписывался в него только тот факт, что кто-то похитил Дана как специалиста по ремонту турбин. Если это дело рук балкарцев, то непонятно, зачем. Они, если такие друзья, могли получить штатного имперского спеца по маневровым силовым агрегатам. Хотя, нет. Вряд ли бы у кого-то в Адмиралтействе возникла идея отдать мусульманам, пусть и дружественным, полностью боеспособный корабль. А вот местный князь на свой страх и риск мог вести двойную игру.
Как бы там ни было, «Святой Николай» на месте и, судя по причалу, в приличном состоянии. На турбины я не рассчитывал. Если починили – удача, если нет – значит, нет. Дело было в другом. Я вдруг понял, что сам хочу угнать эсминец. Не для Института, не для арабов тем более. Для себя. На какой-то миг мне, как вспышка, передалось состояние Жесткого. Пиратский корабль на чужой территории. Это не значит, что я сам вознамерился уйти в пиратство. Нет. Но безумными летними ночами в Сан-Петербурге мне было бы приятно осознавать, что небеса над Халифатом бороздит корабль без флага под командованием хмурого шкипера по прозвищу Жесткий. Для достижения этой цели проще было бы не сдавать корабль арабам, а перебить их всех прямо сейчас. Я это мог. Но миссия, возложенная на меня, простиралась намного дальше моих личностных интересов. Иногда подвиг состоит в отказе от легких путей. И я не мог все решить просто, потому что мне надо было получить лампу. А для этого Расул мне нужен живым. И корабль пришлось сдать ради установления контакта с ним. Отсюда, от балкарцев, корабль угнать не в пример проще, чем от стен Шам-Шаха. И, в общем-то, сейчас я подкладывал Жесткому большую свинью. Но на кону было выживание всей европейской цивилизации. Ни больше ни меньше.
Охрана корабля засекла нас на дистанции в триста метров. Дальше продвигаться стало тяжело. Так плазмой прижали, что не высунуться из-за скальных выступов. По моим прикидкам, у пирса находилось не меньше двадцати охранников – вдвое больше, чем нас.
Первые восемь минут огневого контакта были еще ничего – перестрелка из плазмоганов. Нашего срезали одного, мы же, продвинувшись больше, чем на двести метров, поразили минимум троих балкарцев. Остальные очухались от первого шока и принялись корректировать огонь батареи с Чегета. Вот тут уже стало жарко по-настоящему. Попадания из мощных орудий в снег так рвали воздух сверхзвуковой ударной волной, что меня оглушило и немного контузило.
– Надо сокращать дистанцию! – выкрикнул я в гарнитуру. – Тогда батарея не сможет нас так давить!
До корабля оставалось меньше сотни метров, перестрелка велась почти в упор, учитывая класс оружия, которым обладали обе стороны. Балкарцы чуть отступили, метров на тридцать за причал, тоже залегли за скалами и в результате получили позицию немногим хуже нашей.
Батарея продолжала долбить, правда, уже не прицельно – канониры боялись зацепить ошвартованный корабль. Взрывы ухали позади, чуть выше по склону, но ударной волной прилетало все равно весьма ощутимо. Звуки уже не воспринимались, перед глазами плыло. И все эти прелести ложились поверх жестокой высотной одышки. Когда же плазма била в скалы, во все стороны разлетались крупные брызги расплавленного камня и крупные осколки, визжащие, как свора чертей.
Я видел, что Расул что-то кричал в коммуникатор, потом у меня за спиной взмыл в воздух высоченный фонтан снега, меня сбило с ног, и я на пару секунд отключился. А очнувшись, я не ушами, а всем телом услышал гул. Этот звук был куда страшнее, чем канонада орудий и взрывы плазмы. Потому что обстрелу можно противостоять тактическими мероприятиями, а вот этому… Этому противостоять ничего не могло. Однажды, на Памире, я уже слышал этот гул, от которого дрожал не только воздух и горы, но и, казалось, само пространство. Сверху, со стороны седловины Минги-Тау, задул ускоряющийся ледяной ветер. Это была лавина. Быстрая и чаще всего неотвратимая смерть.
Огонь по нам прекратился тут же. Даже раньше, я думаю, как только лавина сорвалась со склона, охрана корабля бросилась кто куда. Хотя куда тут кидаться? Но я тоже кинулся. Вниз по склону, к кораблю, плюнув на одышку и красные круги перед глазами, бросив плазмоган, чего не делал никогда в жизни.
– Все на корабль! Расул! – еле дыша, прохрипел я в эфир, но темп не сбавил.
Потом сорвался, покатился кубарем, заскользил на спине и понял, что так лучше, быстрее. Разогнался я действительно круто – не мудрено по твердому насту. С одной стороны, хорошо – экономия времени, но когда меня вышвырнуло на пирс перед «Святым Николаем», я сразу и навсегда осознал мощь земной гравитации. Приложило очень жестко, но на этот раз я не позволил себе потерять сознание. Неподалеку шлепнулось еще одно тело, но осталось лежать неподвижно. Мне в данный момент плевать было, кто это. Я вскочил и, превозмогая боль во всем теле, рванул на борт.
Горы дрожали от грохота, в воздухе заметалась мелкая снежная пыль. Лавина приближалась с огромной скоростью, чудовищным поршнем сметая все на своем пути.
Все-таки в человеке заложены некие сверхвозможности на случай настоящих экстренных ситуаций. Наверное, и пяти секунд не прошло, как я влетел в рубку, рванул главный рубильник и тут же вдавил кнопку поднятия грота. На приборных панелях кораблей не ставят сенсоров и сложных позитронных схем в контурах главного управления. Позитроника – вещь капризная, вылетающая от ударов электромагнитных орудий. Поэтому на боевых винд-шипах все было устроено очень грубо и просто, все состояло из кнопок, рубильников, тумблеров, электромоторов и мощных реле, которые «микроволновкой» не пережечь. А эта машинерия, в свою очередь, управляла берилловыми элементами в реакторах, формирующих парусное вакуум-поле.
За секунду перескочив с места винд-драйвера в кресло винд-навигатора, я перещелкнул тумблер отдачи швартовых и разомкнул магнитные захваты, державшие эсминец у причала. Палуба под ногами резко ушла вниз, мягко утормозилась и так же мягко качнулась – корабль прилег на линии земного магнитного поля. Я потянул рычаг антигравитационного привода и компенсировал многотонную нагрузку на поле, чуть приподняв корабль над уровнем пирса. Судя по отклонению курсовой стрелки, корму сносило ветром чуть сильнее, чем нос, что и понятно при поднятом гроте без носовых парусов. Но сейчас это не имело никакого значения – главное отойти подальше от пирса. Я еще потянул рычаг антиграва, чтобы как можно быстрее набрать высоту.
Прильнув к ходовому иллюминатору, я увидел на борту еще три фигуры. Одна была высокой – точно Расул. Уже хорошо. Остальные меня волновали мало. Видно было, как несется лавина – она ударила в стену обрыва, за которым мы только что прятались, заполонила собой проем между подавленными батареями, но толчка воздуха мы уже не почувствовали – все происходило метрах в пятистах у нас под килем.
– Расул! – позвал я в гарнитуру. – Как вы?
– Хвала Аллаху, – ответил он.
Немногословно, но понятно.
– Давайте вниз! – приказал я. – К орудиям левого борта. А то сейчас на Чегете очухаются и дадут нам жизни.
На самом деле время канониров уже ушло. Ветер, гулявший в Баксанской долине, набирал силу в узком месте у подножия Минги-Тау и теперь бодро сносил нас на юго-восток. Мы попали в мертвую зону основной батареи, так что можно особо не беспокоиться. Так, народ погонять, чтобы не дремали.
– Тут орудия… Непонятные… – услышал я в эфире через пару минут.
Это было приятно слышать. Я улыбнулся и перебрался к штурвалу. Пора было заканчивать неуправляемый полет и выводить «Святой Николай» на устойчивый курс. И высоту набрать не мешает, а то мало ли кто еще из местных обзавелся в этих горах артиллерией.
Глава 16
Мастер Игры
Турбины никто так и не починил. Но они были без надобности – второй день дул устойчивый свежий ветер, и мы шли на юго-восток курсом бакштаг, распустив почти все паруса. Ход был великолепный, душа радовалась. Слева высились горы, но мы шли выше них, на полных восьми тысячах метров над уровнем моря, ловя «верхний» ветер, упруго давивший на паруса и дававший нам полных сорок узлов. Пассажиров пришлось загнать в герметичные помещения и задраить люки – на восьми тысячах по палубе уже не попрыгаешь.
Расул меня замучил вопросами – где что и как включается, да для чего приспособлено. Иногда отвечать приходилось, иначе начались бы нездоровые подозрения, но чаще я ссылался на занятость и необходимость самому вспоминать премудрости управления. Честно говоря, я сам удивлялся, как это Расул меня не раскусил до сих пор. Ну не дурак ведь совсем. Неужели не понятно, что невозможно научиться управлению боевым кораблем в какие-то сжатые сроки, да еще не на тренажере, а со слов пленного десантника. Бред собачий. Вся легенда была шита белыми нитками и писана по воде вилами, но Расул, видимо, так хотел вникнуть в премудрости винд-навигации, что проглатывал любые из самых безумных моих объяснений. В течение двух дней я стал для него из человека неким символом, доказывающим, что и араб способен управлять винд-шипом. Я же управлял! А насчет моего арабского происхождения не могло быть ни малейших сомнений.
Улучив момент, когда Расул отдавал распоряжения своим уцелевшим людям в кают-компании, я вывел на планшет карту и сверился с курсом. Мы шли почти точно на Шам-Шах, и я был уверен, что это входит в планы Расула. Ну, кто доверит гонцу переть слишком уж далеко драгоценную лампу? Мало ли какими могут оказаться превратности путешествия? Нет, акт активации демона должен пройти не слишком близко к городу и не слишком далеко от него. И сам Аль Рух, вполне может статься, будет при этом присутствовать.
В мои планы это также входило полностью. Чем ближе от Шам-Шаха я организую транспортный коридор, тем проще ребятам Жесткого будет добраться сюда и захватить эсминец. Так что я время от времени переставлял паруса, стараясь выжать из «Святого Николая» всю возможную при данном ветре скорость. Кроме того, у меня возникла шальная мыслишка захватить арабского мага в качестве «языка». Того и гляди, Щегол премию выпишет. А она мне не помешает, потому что напиться после этого задания я решил до поросячьего визга. Имею право.
Ближе к вечеру Расул велел сбавить ход. Оно и понятно – до Шам-Шаха оставалось что-то около трехсот километров – вполне преодолимое для турбо-грава расстояние. Я заметил, что Расул нервничает. Значит, прав я, на борту возможен очень высокий гость.
Проблема была в том, что с корабля в транспортный коридор не прыгнешь, разве что выставить его точно в ответной точке и нарисовать на палубе пентаграмму. Тоже идея, кстати. Но вряд ли очень уж выполнимая. Скорее напротив – меня высадят, а сами возьмут «Святой Николай» на буксир и утащат к Шам-Шаху. Идти на парусах Расул не сможет, поскольку курсы по ветру и тактику перестановки парусов на смене галсов я преподал ему с наибольшей невнятностью, на какую был способен. И уверен, что запутал его сильно, а он стеснялся переспрашивать и уточнять, чтобы не выглядеть дураком.
Я убрал почти все паруса, оставив грот для эволюций на смене галсов, если потребуется висеть почти в одной точке. Расул не отрывался от иллюминатора, всматриваясь в гряду гор. Видно было – ищет знакомые очертания, чтобы сориентироваться.
– Надо оставаться тут, – приказал он наконец.
У меня чаще забилось сердце. Вот и конец игры. План Дворжека, мое упрямство и большая доля везения сделали свое дело. Да, перед Щеглом, пожалуй, следует публично снять шляпу. Вот настоящий Мастер Игры. Все рассчитал задолго до того, как я это понял. И в точности! Особенно меня поражало, что он адекватно вплетал в игру не только свои действия, но и действия противника, и возможные случайности. Это поражало мое воображение – квантовый вычислитель у него вместо мозгов, иначе не скажешь.
Я не стал убирать грот и ложиться в дрейф, чтобы корабль не снесло по ветру, а встал к штурвалу и начал серию галсовых эволюций, целью которых было хождение внутри воображаемой трапеции, где длинная и короткая стороны выполняли роль траекторий на галфинде, а косые стороны обозначали курсы бакштаг и бейдевинд соответственно.
Расул приказал включить главный ходовой локатор и остался возле монитора, наблюдая, как со стороны Шам-Шаха к нам двигаются три яркие точки. Судя по ходу, две из них были буксировочными транспортниками, а одна, быстрая и маневренная, тяжелым турбо-гравом.
Пока Расул пялился в монитор, я украдкой сверился с индикатором ответных точек. Ближайшая была в километре, так что я незаметно подкорректировал эволюции эсминца так, чтобы нужная точка оказалась в центре воображаемой трапеции.
– Снижайся! – приказал Расул.
Я пересел в штурманское кресло и, толкнув рычаг, начал плавное снижение. Идеальным вариантом было усадить корабль на грунт. Если позволят, конечно. Хотя могут и позволить, это им корабль угнать не помешает никак – уж что-что, а приводами антигравитации арабы управлять умели, о рычаге Расул знал, и ему не составит труда поднять эсминец в воздух. Просто мне намного удобнее было бы работать, когда «Святой Николай» встанет на опоры посадочного шасси. Хотя бы в том плане, что можно будет попробовать захватить Аль Руха в качестве языка.
Когда ответная точка транспортного коридора оказалась в центре описываемой эсминцем трапеции, я снизился до пятнадцати метров над грунтом. Ветер тут был, но далеко не такой хороший, как на средних высотах, так что на описывание трапеции теперь уходило намного больше времени.
– Высота пятнадцать, – доложил я Расулу.
– Сможешь аккуратно сесть на грунт? – спросил он.
– Откуда я знаю? – соврал я. – Впервые же за штурвалом! Но попробовать можно.
– Только осторожно, – произнес Расул без особых эмоций.
Через минуту я убрал все паруса, лег в дрейф по ветру и осторожно усадил многотонный корабль на песок. Получилось не очень ровно, но вполне терпимо. Правая опора легла между двумя невысокими барханами, а левая на одном из них. Получился заметный, но ни на что не влияющий перекос. Я с удовольствием покинул гермокабину и выбрался на палубу. Солнце жарило беспощадно, от песка исходил жар, но после искусственного воздуха и эта духота показалась райской. К тому же влажность была не очень большой, в таких условиях пекло переносится легче.
Я глянул в сторону гор и разглядел три приближающиеся низковысотные скоростные цели. Шли они полным ходом, близко к звуковой скорости, совершенно не пытаясь экономить на топливе. У меня же был свой интерес – я достал из-под вентиляционного тубуса тонкую металлическую пластину со сторонами в тридцать сантиметров, на которой прошлой ночью мне тайком от Расула удалось вычертить пентаграмму. Кроме того, у меня имелась маленькая полоска металла на которой было изображено подобие десятикнопочной клавиатуры. На песке-то это не особо начертишь, так что я подготовился. Обе пластины я спрятал под халатом. Приятного мало – большая и в тени под тубусом нагрелась так, что жгла кожу. Но уж лучше ошпарить брюхо, чем в критический момент оказаться без возможности экстренного отхода. А так, стоит мне с этой штукой оказаться в ответной точке, и я смогу прыгнуть на Базу сразу. Никто ничего даже не поймет. Единственное, чего мне хотелось бы – оставить большую пластину тут, чтобы группа Жесткого могла прибыть поближе к Шам-Шаху без затруднений. А вот «клавиатуру» лучше забрать с собой, чтобы не дать противнику понять, как это устройство работает. А еще лучше заранее закопать в песок и пластину с пентаграммой.
Спустившись с палубы на грунт по шторм-трапу, я сверился с индикатором, прямо у кормы выкопал ногой небольшую ямку, кинул туда пластину и забросал песком. Все, точка отхода есть. Дальше дело актерской игры и сноровки.
Через несколько минут по левому борту от «Святого Николая» уселись в песок три антиграва. Из транспортников никто не выбрался, а из турбо-грава чинно сошел на грунт очень толстый араб в чалме, халате и в очень длинном черном плаще, волочившемся за ним по песку. Расул, завидев старика, кубарем скатился по трапу и распластался, как перед Аллахом в салят – задницей кверху. Толстяк приблизился и жестом позволил Расулу встать.
– О, наимудрейший, именуемый Аль Рухом, – продолжая кланяться, затараторил наш бравый предводитель, – неимоверным трудом нам удалось доставить сюда этот корабль и потомка великого мага Сулеймана! Но не ради щедрот ваших, проделал я…
Толстяк жестом остановил его и спросил:
– Он знает, в чем его миссия?
– Да, о мудрейший! Я все рассказал. И он счел за честь…
Снова толстяк жестом прервал Расула. Я смотрел на это, слушал и чувствовал себя, как в дурном театре. В совершенно бездарном провинциальном театре, какие иногда дают гастроли в военных подразделениях. Если бы я сам тщательно не состроил все, у меня была бы полная уверенность, что это какое-то наглое мошенничество. Ну не так я себе представлял Аль Руха, хоть что со мной делай. Но никем, кроме Аль Руха, этот старец быть не мог, потому что данная встреча являлась кульминацией плана Дворжека в моем исполнении. Противная сторона не имела никакой возможности предпринять хоть что-то. Дворжек, безукоризненный Мастер Игры, обошел их всех с самого начала, не на первом ходу, а задолго до него, когда игра еще и не начиналась.
Аль Рух вперил в меня немигающий взгляд и пафосно произнес:
– Тогда, потомок мага, именуемый Сулейманом, прими от меня наставления.
– Слушаю, мой господин! – с тем же пафосом выразил я готовность к принятию информации.
– Дам я тебе лампу, в которой заточен джинн. А ты, с помощью заклинания своего великого предка, освободишь его и прикажешь уничтожить неверных. Всех до единого. Твоя кровь станет залогом послушания демона.
– Каково же заклинание? – не забыл спросить я.
Аль Рух произнес несколько ничего не значащих для меня слогов, а я сделал вид, что запомнил их. Ощущение дурного театра нарастало, во мне зародилось совершенно необъяснимое беспокойство, но оно тут же рассеялось, когда в руках жирного старика я увидел лампу. Действительно, древнюю медную лампу. Тут уже точно никакого подвоха быть не могло. Я глубоко поклонился и принял из рук мага бесценный дар.
– Отдашь повеление джинну, когда наши машины скроются за горизонтом, – добавил Аль Рух. – Потому что лишь ты, потомок царя Сулеймана, можешь чувствовать себя перед его ликом в безопасности. Мы же – нет. До того, как джинн получит приказ, он способен уничтожить все живое на большом расстоянии. Все. Жди нашего ухода и повелевай.
Аль Рух, Расул и остатки его команды загрузились в турбо-грав, взмыли в небо и дали деру на форсаже. Корабль они оставили. Похоже, демон уничтожал только живые объекты. Но проверять это у меня не было никакого желания. Я попросту встал на место, где закопал пластину, и нажал нужные кнопки на нарисованной клавиатуре. В ушах хлопнуло, сознание чуть помутилось, и я оказался в холле Базы.
Знакомая обстановка и навалившееся чувство безопасности вызвало кратковременную бурю восторга. Но я взял себя в руки и вольготной походкой отправился к бассейну. Шезлонги там оказались пустыми. Я поставил драгоценную лампу на стойку бара и смешал себе коктейль из того, что первое подвернулось под руку. Получилось вполне ничего. Организм ощущал явную алкогольную недостаточность, поэтому я для начала сделал два добрых глотка, а когда тепло и расслабленность приятно разлились по телу, я подхватил стакан в одну руку, лампу в другую и направился к лифту, ведущему в кабинет Дворжека. Видок у меня был тот еще – с арабской физиономией, в халате… Красавец, нечего сказать. Мелькнула мысль – сначала заявиться к Ирине, чтобы вернуть прежнюю внешность, но желание увидеть лицо Щегла, когда я вручу ему лампу, пересилило.
По дороге, в одном из коридоров, я встретил Глеба. Тот взвился сначала, потом сообразил, кто перед ним, и кинулся обниматься, дылда этакая. Я перенес это стоически. Глеб активировал коммуникатор и принялся сообщать всем о моем благополучном возвращении. Дворжек велел всем подниматься к нему.
Собрались молниеносно. Когда мы с Глебом вышли из лифта в кабинете Щегла, там уже сидели и Николай, и Рита, и Кира, и еще человек пять, которых я не знал. Следом за нами прибыла Ирина. С ней мы обменялись многозначительными улыбками. Последним в кабинет ввалился Жесткий. По его виду было заметно, что он преодолел по коридорам Базы значительное расстояние, и большую его часть бегом. Щегол надел очки с эфирным детектором. Я театральным жестом поставил лампу на стол.
Но лицо Дворжека при этом выразило совсем не то, что я ожидал. Оно вытянулось, а уголки губ опустились.
– Что это за туфта? – спросил он. – Кто тебе это всучил?
– Лично Аль Рух! – ответил я, чувствуя, как холодеет сердце.
– Лампа не содержит никаких следов магического воздействия, – подтвердил Глеб, тоже глянув на жестянку через детектор.
– Тревога! – спокойно процедил сквозь зубы Дворжек. – Быстро сформировать боевую группу и блокировать транспортные порты. Особенно «один-два-три». Николай старший. Сморода и Чеботарев по обе руки от него. Живо!
Я, честно говоря, не сразу сообразил, какой ход мысли привел нашего бессменного командира к такому решению. Однако на флоте приказы не обсуждают. В Институте, кажется, тоже. Но не успели мы с Николаем и Жестким загрузиться в кабину лифта, как кабинет заполнился звуком тревожной сирены.
– Пипец… – громко произнес Глеб. – Доигрались.
Когда мы выскочили из лифта в коридор, там уже все было затянуто едким дымом. Со стороны фонтана ширкнула плазменная очередь. Кто-то истошно закричал. Рвануло. По коридору плотно пробежала ослабленная стенами ударная волна.
– В ангар, к оружейке! – приказал Николай.
Теперь я уже сообразил, что на Базу напали арабы. И воспользовались именно тем портом, который я сам устроил. Но как это возможно и с какой целью сделано, находилось за пределами моего понимания.
Хорошо, я не выложил ручной плазмоган, который сунул за пояс на постоялом дворе – противник успел просочиться вглубь Базы, и теперь можно было ждать атаки из-за любого угла. Ни у Жесткого, ни у Николая оружия не оказалось, так что мне пришлось пробираться первым. Обстановка осложнялась тем, что из-за стелющегося дыма видимость была никакая, отличить мечущиеся тени своих от мечущихся теней чужих представлялось маловозможным.
На Базе шла бойня. Никто из наших не привык носить оружие в помещениях, да и не принято это было. Никто не ждал нападения, считая Базу самым защищенным местом на Земле. Но и на старуху бывает проруха. Вот и вышло. Поэтому, когда я видел вспышки плазменных выстрелов, сразу бил в стрелка. Вероятность того, что это араб, была сто процентов. И ни разу в этом я не ошибся. Заодно и сам завладел трофейным штурмовым плазмоганом, и соратников вооружил. Стало чуть полегче.
В одном из коридоров мы застряли. Арабы успели устроить баррикаду из мебели, залегли за ней втроем и уничтожали из штурмовых плазмоганов все, что появлялось в пределе их видимости. А нам надо было дальше, нам надо было в ангар. Пришлось повозиться. Конечно, у нас с Жестким подготовка получше арабской, поэтому в два ствола мы их одолели, но упарились при этом изрядно.
– Может, ну его, ангар? – спросил я, когда от баррикады осталась груда дымящихся досок. – Уже вооружены.
– Дело не в оружии, – ответил Николай. – Нам надо активировать закрытый «хлоп» в ангаре, чтобы перетащить сюда всех, способных держать оружие и сформировать боевой отряд.
– А на кой черт вы закрыли порт в ангаре? – поразился я.
– В целях безопасности, – нахмурился он. – Там же оружейка. Приказ Дворжека.
– Очень умно. Он что, своих же боится?
Расул меня замучил вопросами – где что и как включается, да для чего приспособлено. Иногда отвечать приходилось, иначе начались бы нездоровые подозрения, но чаще я ссылался на занятость и необходимость самому вспоминать премудрости управления. Честно говоря, я сам удивлялся, как это Расул меня не раскусил до сих пор. Ну не дурак ведь совсем. Неужели не понятно, что невозможно научиться управлению боевым кораблем в какие-то сжатые сроки, да еще не на тренажере, а со слов пленного десантника. Бред собачий. Вся легенда была шита белыми нитками и писана по воде вилами, но Расул, видимо, так хотел вникнуть в премудрости винд-навигации, что проглатывал любые из самых безумных моих объяснений. В течение двух дней я стал для него из человека неким символом, доказывающим, что и араб способен управлять винд-шипом. Я же управлял! А насчет моего арабского происхождения не могло быть ни малейших сомнений.
Улучив момент, когда Расул отдавал распоряжения своим уцелевшим людям в кают-компании, я вывел на планшет карту и сверился с курсом. Мы шли почти точно на Шам-Шах, и я был уверен, что это входит в планы Расула. Ну, кто доверит гонцу переть слишком уж далеко драгоценную лампу? Мало ли какими могут оказаться превратности путешествия? Нет, акт активации демона должен пройти не слишком близко к городу и не слишком далеко от него. И сам Аль Рух, вполне может статься, будет при этом присутствовать.
В мои планы это также входило полностью. Чем ближе от Шам-Шаха я организую транспортный коридор, тем проще ребятам Жесткого будет добраться сюда и захватить эсминец. Так что я время от времени переставлял паруса, стараясь выжать из «Святого Николая» всю возможную при данном ветре скорость. Кроме того, у меня возникла шальная мыслишка захватить арабского мага в качестве «языка». Того и гляди, Щегол премию выпишет. А она мне не помешает, потому что напиться после этого задания я решил до поросячьего визга. Имею право.
Ближе к вечеру Расул велел сбавить ход. Оно и понятно – до Шам-Шаха оставалось что-то около трехсот километров – вполне преодолимое для турбо-грава расстояние. Я заметил, что Расул нервничает. Значит, прав я, на борту возможен очень высокий гость.
Проблема была в том, что с корабля в транспортный коридор не прыгнешь, разве что выставить его точно в ответной точке и нарисовать на палубе пентаграмму. Тоже идея, кстати. Но вряд ли очень уж выполнимая. Скорее напротив – меня высадят, а сами возьмут «Святой Николай» на буксир и утащат к Шам-Шаху. Идти на парусах Расул не сможет, поскольку курсы по ветру и тактику перестановки парусов на смене галсов я преподал ему с наибольшей невнятностью, на какую был способен. И уверен, что запутал его сильно, а он стеснялся переспрашивать и уточнять, чтобы не выглядеть дураком.
Я убрал почти все паруса, оставив грот для эволюций на смене галсов, если потребуется висеть почти в одной точке. Расул не отрывался от иллюминатора, всматриваясь в гряду гор. Видно было – ищет знакомые очертания, чтобы сориентироваться.
– Надо оставаться тут, – приказал он наконец.
У меня чаще забилось сердце. Вот и конец игры. План Дворжека, мое упрямство и большая доля везения сделали свое дело. Да, перед Щеглом, пожалуй, следует публично снять шляпу. Вот настоящий Мастер Игры. Все рассчитал задолго до того, как я это понял. И в точности! Особенно меня поражало, что он адекватно вплетал в игру не только свои действия, но и действия противника, и возможные случайности. Это поражало мое воображение – квантовый вычислитель у него вместо мозгов, иначе не скажешь.
Я не стал убирать грот и ложиться в дрейф, чтобы корабль не снесло по ветру, а встал к штурвалу и начал серию галсовых эволюций, целью которых было хождение внутри воображаемой трапеции, где длинная и короткая стороны выполняли роль траекторий на галфинде, а косые стороны обозначали курсы бакштаг и бейдевинд соответственно.
Расул приказал включить главный ходовой локатор и остался возле монитора, наблюдая, как со стороны Шам-Шаха к нам двигаются три яркие точки. Судя по ходу, две из них были буксировочными транспортниками, а одна, быстрая и маневренная, тяжелым турбо-гравом.
Пока Расул пялился в монитор, я украдкой сверился с индикатором ответных точек. Ближайшая была в километре, так что я незаметно подкорректировал эволюции эсминца так, чтобы нужная точка оказалась в центре воображаемой трапеции.
– Снижайся! – приказал Расул.
Я пересел в штурманское кресло и, толкнув рычаг, начал плавное снижение. Идеальным вариантом было усадить корабль на грунт. Если позволят, конечно. Хотя могут и позволить, это им корабль угнать не помешает никак – уж что-что, а приводами антигравитации арабы управлять умели, о рычаге Расул знал, и ему не составит труда поднять эсминец в воздух. Просто мне намного удобнее было бы работать, когда «Святой Николай» встанет на опоры посадочного шасси. Хотя бы в том плане, что можно будет попробовать захватить Аль Руха в качестве языка.
Когда ответная точка транспортного коридора оказалась в центре описываемой эсминцем трапеции, я снизился до пятнадцати метров над грунтом. Ветер тут был, но далеко не такой хороший, как на средних высотах, так что на описывание трапеции теперь уходило намного больше времени.
– Высота пятнадцать, – доложил я Расулу.
– Сможешь аккуратно сесть на грунт? – спросил он.
– Откуда я знаю? – соврал я. – Впервые же за штурвалом! Но попробовать можно.
– Только осторожно, – произнес Расул без особых эмоций.
Через минуту я убрал все паруса, лег в дрейф по ветру и осторожно усадил многотонный корабль на песок. Получилось не очень ровно, но вполне терпимо. Правая опора легла между двумя невысокими барханами, а левая на одном из них. Получился заметный, но ни на что не влияющий перекос. Я с удовольствием покинул гермокабину и выбрался на палубу. Солнце жарило беспощадно, от песка исходил жар, но после искусственного воздуха и эта духота показалась райской. К тому же влажность была не очень большой, в таких условиях пекло переносится легче.
Я глянул в сторону гор и разглядел три приближающиеся низковысотные скоростные цели. Шли они полным ходом, близко к звуковой скорости, совершенно не пытаясь экономить на топливе. У меня же был свой интерес – я достал из-под вентиляционного тубуса тонкую металлическую пластину со сторонами в тридцать сантиметров, на которой прошлой ночью мне тайком от Расула удалось вычертить пентаграмму. Кроме того, у меня имелась маленькая полоска металла на которой было изображено подобие десятикнопочной клавиатуры. На песке-то это не особо начертишь, так что я подготовился. Обе пластины я спрятал под халатом. Приятного мало – большая и в тени под тубусом нагрелась так, что жгла кожу. Но уж лучше ошпарить брюхо, чем в критический момент оказаться без возможности экстренного отхода. А так, стоит мне с этой штукой оказаться в ответной точке, и я смогу прыгнуть на Базу сразу. Никто ничего даже не поймет. Единственное, чего мне хотелось бы – оставить большую пластину тут, чтобы группа Жесткого могла прибыть поближе к Шам-Шаху без затруднений. А вот «клавиатуру» лучше забрать с собой, чтобы не дать противнику понять, как это устройство работает. А еще лучше заранее закопать в песок и пластину с пентаграммой.
Спустившись с палубы на грунт по шторм-трапу, я сверился с индикатором, прямо у кормы выкопал ногой небольшую ямку, кинул туда пластину и забросал песком. Все, точка отхода есть. Дальше дело актерской игры и сноровки.
Через несколько минут по левому борту от «Святого Николая» уселись в песок три антиграва. Из транспортников никто не выбрался, а из турбо-грава чинно сошел на грунт очень толстый араб в чалме, халате и в очень длинном черном плаще, волочившемся за ним по песку. Расул, завидев старика, кубарем скатился по трапу и распластался, как перед Аллахом в салят – задницей кверху. Толстяк приблизился и жестом позволил Расулу встать.
– О, наимудрейший, именуемый Аль Рухом, – продолжая кланяться, затараторил наш бравый предводитель, – неимоверным трудом нам удалось доставить сюда этот корабль и потомка великого мага Сулеймана! Но не ради щедрот ваших, проделал я…
Толстяк жестом остановил его и спросил:
– Он знает, в чем его миссия?
– Да, о мудрейший! Я все рассказал. И он счел за честь…
Снова толстяк жестом прервал Расула. Я смотрел на это, слушал и чувствовал себя, как в дурном театре. В совершенно бездарном провинциальном театре, какие иногда дают гастроли в военных подразделениях. Если бы я сам тщательно не состроил все, у меня была бы полная уверенность, что это какое-то наглое мошенничество. Ну не так я себе представлял Аль Руха, хоть что со мной делай. Но никем, кроме Аль Руха, этот старец быть не мог, потому что данная встреча являлась кульминацией плана Дворжека в моем исполнении. Противная сторона не имела никакой возможности предпринять хоть что-то. Дворжек, безукоризненный Мастер Игры, обошел их всех с самого начала, не на первом ходу, а задолго до него, когда игра еще и не начиналась.
Аль Рух вперил в меня немигающий взгляд и пафосно произнес:
– Тогда, потомок мага, именуемый Сулейманом, прими от меня наставления.
– Слушаю, мой господин! – с тем же пафосом выразил я готовность к принятию информации.
– Дам я тебе лампу, в которой заточен джинн. А ты, с помощью заклинания своего великого предка, освободишь его и прикажешь уничтожить неверных. Всех до единого. Твоя кровь станет залогом послушания демона.
– Каково же заклинание? – не забыл спросить я.
Аль Рух произнес несколько ничего не значащих для меня слогов, а я сделал вид, что запомнил их. Ощущение дурного театра нарастало, во мне зародилось совершенно необъяснимое беспокойство, но оно тут же рассеялось, когда в руках жирного старика я увидел лампу. Действительно, древнюю медную лампу. Тут уже точно никакого подвоха быть не могло. Я глубоко поклонился и принял из рук мага бесценный дар.
– Отдашь повеление джинну, когда наши машины скроются за горизонтом, – добавил Аль Рух. – Потому что лишь ты, потомок царя Сулеймана, можешь чувствовать себя перед его ликом в безопасности. Мы же – нет. До того, как джинн получит приказ, он способен уничтожить все живое на большом расстоянии. Все. Жди нашего ухода и повелевай.
Аль Рух, Расул и остатки его команды загрузились в турбо-грав, взмыли в небо и дали деру на форсаже. Корабль они оставили. Похоже, демон уничтожал только живые объекты. Но проверять это у меня не было никакого желания. Я попросту встал на место, где закопал пластину, и нажал нужные кнопки на нарисованной клавиатуре. В ушах хлопнуло, сознание чуть помутилось, и я оказался в холле Базы.
Знакомая обстановка и навалившееся чувство безопасности вызвало кратковременную бурю восторга. Но я взял себя в руки и вольготной походкой отправился к бассейну. Шезлонги там оказались пустыми. Я поставил драгоценную лампу на стойку бара и смешал себе коктейль из того, что первое подвернулось под руку. Получилось вполне ничего. Организм ощущал явную алкогольную недостаточность, поэтому я для начала сделал два добрых глотка, а когда тепло и расслабленность приятно разлились по телу, я подхватил стакан в одну руку, лампу в другую и направился к лифту, ведущему в кабинет Дворжека. Видок у меня был тот еще – с арабской физиономией, в халате… Красавец, нечего сказать. Мелькнула мысль – сначала заявиться к Ирине, чтобы вернуть прежнюю внешность, но желание увидеть лицо Щегла, когда я вручу ему лампу, пересилило.
По дороге, в одном из коридоров, я встретил Глеба. Тот взвился сначала, потом сообразил, кто перед ним, и кинулся обниматься, дылда этакая. Я перенес это стоически. Глеб активировал коммуникатор и принялся сообщать всем о моем благополучном возвращении. Дворжек велел всем подниматься к нему.
Собрались молниеносно. Когда мы с Глебом вышли из лифта в кабинете Щегла, там уже сидели и Николай, и Рита, и Кира, и еще человек пять, которых я не знал. Следом за нами прибыла Ирина. С ней мы обменялись многозначительными улыбками. Последним в кабинет ввалился Жесткий. По его виду было заметно, что он преодолел по коридорам Базы значительное расстояние, и большую его часть бегом. Щегол надел очки с эфирным детектором. Я театральным жестом поставил лампу на стол.
Но лицо Дворжека при этом выразило совсем не то, что я ожидал. Оно вытянулось, а уголки губ опустились.
– Что это за туфта? – спросил он. – Кто тебе это всучил?
– Лично Аль Рух! – ответил я, чувствуя, как холодеет сердце.
– Лампа не содержит никаких следов магического воздействия, – подтвердил Глеб, тоже глянув на жестянку через детектор.
– Тревога! – спокойно процедил сквозь зубы Дворжек. – Быстро сформировать боевую группу и блокировать транспортные порты. Особенно «один-два-три». Николай старший. Сморода и Чеботарев по обе руки от него. Живо!
Я, честно говоря, не сразу сообразил, какой ход мысли привел нашего бессменного командира к такому решению. Однако на флоте приказы не обсуждают. В Институте, кажется, тоже. Но не успели мы с Николаем и Жестким загрузиться в кабину лифта, как кабинет заполнился звуком тревожной сирены.
– Пипец… – громко произнес Глеб. – Доигрались.
Когда мы выскочили из лифта в коридор, там уже все было затянуто едким дымом. Со стороны фонтана ширкнула плазменная очередь. Кто-то истошно закричал. Рвануло. По коридору плотно пробежала ослабленная стенами ударная волна.
– В ангар, к оружейке! – приказал Николай.
Теперь я уже сообразил, что на Базу напали арабы. И воспользовались именно тем портом, который я сам устроил. Но как это возможно и с какой целью сделано, находилось за пределами моего понимания.
Хорошо, я не выложил ручной плазмоган, который сунул за пояс на постоялом дворе – противник успел просочиться вглубь Базы, и теперь можно было ждать атаки из-за любого угла. Ни у Жесткого, ни у Николая оружия не оказалось, так что мне пришлось пробираться первым. Обстановка осложнялась тем, что из-за стелющегося дыма видимость была никакая, отличить мечущиеся тени своих от мечущихся теней чужих представлялось маловозможным.
На Базе шла бойня. Никто из наших не привык носить оружие в помещениях, да и не принято это было. Никто не ждал нападения, считая Базу самым защищенным местом на Земле. Но и на старуху бывает проруха. Вот и вышло. Поэтому, когда я видел вспышки плазменных выстрелов, сразу бил в стрелка. Вероятность того, что это араб, была сто процентов. И ни разу в этом я не ошибся. Заодно и сам завладел трофейным штурмовым плазмоганом, и соратников вооружил. Стало чуть полегче.
В одном из коридоров мы застряли. Арабы успели устроить баррикаду из мебели, залегли за ней втроем и уничтожали из штурмовых плазмоганов все, что появлялось в пределе их видимости. А нам надо было дальше, нам надо было в ангар. Пришлось повозиться. Конечно, у нас с Жестким подготовка получше арабской, поэтому в два ствола мы их одолели, но упарились при этом изрядно.
– Может, ну его, ангар? – спросил я, когда от баррикады осталась груда дымящихся досок. – Уже вооружены.
– Дело не в оружии, – ответил Николай. – Нам надо активировать закрытый «хлоп» в ангаре, чтобы перетащить сюда всех, способных держать оружие и сформировать боевой отряд.
– А на кой черт вы закрыли порт в ангаре? – поразился я.
– В целях безопасности, – нахмурился он. – Там же оружейка. Приказ Дворжека.
– Очень умно. Он что, своих же боится?