– Ты далеко заходишь, Ян, – испуганно проговорила Женя.
– Но если ты задаешь совершенно глупые вопросы о доверии, как прикажешь тебя понимать? Вот, – он постучал ладонью по сейфу, – за толстой стенкой этого шкафа – моя смерть! Прям как в древнерусском мифе о кощеевом яйце!
– Зачем ты это говоришь? – побледнела девушка.
Ян пожал плечами:
– Ты же хотела знать. Вот – прямой ответ на прямой вопрос...
Она вспыхнула:
– Объясни мне, чего ты хочешь! Ты рисковал большой суммой денег, ты их тратишь на меня уйму!.. Ты... ты... чего ты хочешь?
– Как нормальный человек, – спокойно ответил Ян. – Я хочу счастья.
– Но ведь ты заметил, что я не умею делать то, что тебе нужно. Я фальшива! Не так ли? Как ты собираешься меня использовать?
Ян недовольно поморщился:
– Я могу тебя любить, могу ненавидеть. Могу боготворить тебя, а могу и уничтожить. Вот использовать – не могу. Ты – свободный человек...
– Что? – голос ее стал неестественно высоким. – Я... Я свободна? Что ты говоришь? А эти гориллы, стерегущие каждый мой шаг?..
– Они лишь оберегают тебя. Впрочем, ты мастерски от них отделалась. Видишь – я не сержусь. Я понимаю: каждый человек имеет право на покой. Но впредь попрошу: если захочешь побыть одна, вдали от цивилизации – скажи мне, я закажу вертолет, он отнесет тебя на необитаемый остров...
– Какой остров? – примирительно улыбнулась Женя.
– Если хочешь, я сотворю его специально для тебя. Я сделаю все, что ты прикажешь.
Он легким движением отправил дубовое бюро на место, и шкафчик со множеством ящичков столь же плавно укрыл сейф от глаз человеческих.
– А если бы я не вернулась, Ян? – задумчиво спросила Женя. – Ведь я – «свободна»?
– Знаешь... Я хорошо представляю, что значил для тебя Александр. Но я не ревную. Уверен, ты – так же, как и я – не прощаешь предательство... Я мог бы бояться. Вот его, – Ян указал на портрет Жени, – этого художника. Он имеет несчастье видеть тебя такой, какой вижу я. Но ты далека от него и его искусства. Ты дала ему тысячу долларов, чтобы он бросил работу и на неделю оставил тебя одну в том чертовом доме у залива... Не ревную и не боюсь, но... Потерять тебя? Это беда. Я не знаю, что бы я делал, если бы ты не вернулась.
Женя достала из кармана халата ключ от кабинета и положила его на столик.
– Что-нибудь случилось? – спросил Ян.
– Да. В пользу моей далекости – терпеть не могу этот портрет!
Ян усмехнулся:
– Что же касается твоей «свободы» – я кое-что придумал.
– Расскажи, – заинтересовалась Женя.
– Обязательно. Но для такого торжественного случая я должен привести себя в порядок... И тебя заодно. Собирайся.
– Куда?
– В спортивный комплекс университета путей сообщения. Тренажерные залы, бассейн, сауна, солярий. От великодушного предложения Александра Эмильевича грешно отказываться! Как ты на это смотришь?..
Женя смотрела положительно. И бассейн, и сауна были как нельзя кстати. Сто метров водной полосы и сто градусов выше нуля по Цельсию; это расслабило ее и несколько успокоило.
Они остались только вдвоем – она и Ян. Саша, Майк и другие с какими-то недозрелками – девочками-массажистками заполонили голубой бассейн.
– Ты ведь умеешь это делать? – спросил Ян, укладываясь на жесткое ложе.
Женя кивнула. Сняла купальник и нагая подошла к массажному столику. Какое-то время бледный тевтонец с немым восторгом рассматривал ее упругое загорелое тело, потом отвернулся и подставил свою широкую спину ловким сильным пальцам девушки. Женя начала с мягких вращательных движений, слегка разгоняя кровь, потом ужесточила ритм и плотность соприкосновения. В свои сорок девять лет Ян был не рыхл, он имел завидно мощную натянутую мускулатуру. Жене пришлось немало потрудиться – до боли в суставах – чтобы тело его приобрело положенный густой розовый цвет. Девушка остановилась и снова тихонько пробежалась ребрами ладоней от шейных мышц до лодыжек. Ян ухватил ее запястье и потянул на себя. Это было знакомо: избитая древневосточная вариация на обычную тему. Женя поддалась. Оседлала Яна, обняв ногами торс. Потом склонилась и, нетвердыми сосками коснувшись лопаток хозяина, медленно скользнула по его спине, выводя грудью легкие зигзагообразные линии. Ян истомленно выдохнул и повернулся к ней лицом. Загорелая кожа девушки влажно блестела, стала похожей на атласный шелк. В глазах Жени он увидел покой и ту странную поволоку, подпитывающую желание. Положил руку на ее тонкую шею и притянул к себе. Они слились в поцелуе. Женя ласкала его языком, он отвечал тем же, но над своим бешеным пульсом и жарким дыханием чувствовал ее немую грудь. Простонал и оттолкнул Женю. А она, видя его изможденное мужественное лицо, пылающее тело, не останавливалась.
– Ты не готова, – прошептал он с отчаянием, но успокаивая себя.
Женя погладила могучую мраморную грудь хозяина, где взрывалось и замирало сердце:
– Возьми меня. Тебе станет легче. Я все сделаю как надо: по-настоящему – никакой лжи.
Ян покачал головой:
– По-настоящему? – и усмехнулся. – Я умею ждать, Женя.
– Черт! – она ударила кулачком в его сердце и соскочила со столика.
Теперь в ней заклокотала кровь – бессильной необъяснимой злобой. Женя отвернулась и шагнула к стене, упершись лбом в холодное стекло большого – в человеческий рост – зеркала.
Ян приподнялся на локте и прильнул глазами к ее гладкой грациозной хребетной линии, ее крепким спелоперсиковым ягодицам и красивым, наполненным той мощью, что дает им легкость, балетным ногам. Взор упал в затененное пространство между ними, где сходились линии ее природных складок...
– Я обещал тебе сказать кое-что, – напомнил он.
– Я слушаю, – отозвалась Женя.
– Я решил жениться.
– Поздравляю, – равнодушно проронила девушка, но осеклась: – На ком?
– На тебе.
Женя обернулась:
– Шутишь?
– Нет. И подумай хорошенько – это серьезный шаг.
– Ты такой же глупец, как и все остальные, – вдруг засмеялась она. – Я потерянная! Я разорвана и разбазарена в ваших сделках! Я не существую! У меня и паспорта нет!..
– Есть паспорт, – остановил ее хозяин. – Он лежит в сейфе, том самом. Все честно. Все законно. Ты принадлежишь сама себе. Я сделал Гумбольдту такое предложение, от которого он не смог отказаться.
Женя где-то уже слышала такую фразу. Пытаясь вспомнить – где – и осознать себя свободной, она забралась в глубокие дебри своей темной, перепачканной души. К горлу подкатился ком. Неужели?! И теперь она может делать все?.. Все то, что сочтет нужным?.. Не есть ли это предел, счастье, наконец?.. Нет. Это топь. Из нее не выбраться. Нельзя даже попытаться. Нельзя даже спросить. Это яснее ясного... Ну и пусть! Зато теперь она – человек, существует и имеет вполне определенные права. Конец кабале и позору. Теперь только один мужчина – обожающий и терпящий ее – который когда-нибудь таки подберет к ней ключик. Теперь деньги – проклятые деньги, от которых она не решается отделить себя, цветы, мороженое, а может... и Лондон? Она обязательно осчастливит Яна. Хеллер ее вытащил – они заслуживают друг друга!..
Эти мысли Женю только порадовали, безбрежно и безоблачно, с тем трепетом, с которым, наверное, птица вылетает из клетки в огромный сверкающий золотом и бриллиантами зал... Но было еще что-то, неуловимое, тревожное. Оно предательски подкралось, затруднило дыхание и сползло большущим слизнем по позвоночнику. Женя глянула в зеркало. Отражение всколыхнуло в ней всю страшную желанную палитру: сияние и нега парчового платья, портрет, круглая сине-розовая комната, прозрачный янтарный кусочек ее сердца застывшей слезой в шершавой ладони художника, любовь... Девушка вздрогнула и зажмурилась.
– Я согласна.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Женя знала ответ на свой вопрос, но надеялась, что ошибается.
Жених и невеста выбрали день свадьбы – восемнадцатое июня. Надо было подготовиться, успеть пригласить всех близких, ну и решить связанные с предстоящим торжеством проблемы. Собственно день выбрал Ян, а Жене было все равно: некого приглашать, проблемы отсутствовали и готова она, как пионер, ко всему. Потом, спустя неделю Ян влетел к ней в комнату и радостно сообщил, что, наконец, придумал ей свадебный подарок. До последнего часа это оставалось сюрпризом. И вот во вторник, восьмого июня прикатил «Мерседес» Гречишникова. Теплая компания: Женя, Ян, Грек, его шофер и совершенно незнакомый вальяжный рыхлый тип. Путь на северо-запад по Приморскому шоссе. Спрашивается, куда?
– Ты все увидишь, Женечка, – ответил Хеллер.
Да, она знала. Ошибка исключалась. И сердце ее судорожно, до боли колотилось, лоб покрылся испариной: только бы художника там не оказалось!.. А надо сказать, июнь пришел внезапно. После промозглого, сырого мая на Питер обрушилась неслыханная жара – настоящее лето, каково оно бывает исключительно на югах. Поэтому ипохондрическое состояние единственной женщины, находящейся в салоне «Мерседеса» никем замечено не было. Стекла открыты, кондиционер включен – от духоты изнывают все.
Женя больше ни слова не проронила. Ян вскользь расспросил Грека о каких-то делах с каким-то Ташаном. Грек поблагодарил, сказал, что все удачно закрутилось. А омарошерифообразный незнакомец бросил на девушку два-три неотразимых взгляда, на чем и был задвинут: до места доехал скучающим и неприкаянным.
Наконец машина припарковалась у трехэтажного дома из красного кирпича и белого камня, с полукруглыми эркерами-башенками, крытыми черепицею. Дом окружала оградка в человеческий рост из гранитовых столбов и ажурного вороненого частокола. Участок в полста соток. Место выбрано удачно. Парадный выход навстречу солнцу и заливу. До воды не более ста метров. Прекрасный песчаный пляж. Позади дома густая стена зелени.
– Уже оценил, – празднично ахнул Ян, захлопывая за Женей дверь «Мерседеса». – Чем больше, Саша, я тебя знаю, тем больше уважаю. Посмотрим, что наваял там этот художник.
Дом их встретил резким несущимся скрежетом, незашлифованным боем, сжатым в кулак ритмом, огнем и всей мощью потерявшего управление «Цеппелина». Александр сделал музыку немного тише. На лестницу выскочил в перепачканной краской и силиконовым герметиком робе небритый, взъерошенный Лесков с большой рулеткой в руках. Увидев Гречишникова, облегченно вздохнул:
– А, это вы.
– Уж больно певец у тебя надрывается, – улыбнулся Грек.
– Из этой четверки, Планта я слушаю в последнюю очередь.
– Я же говорил: оригинал! – весело напомнил Грек. – И говорит загадками!
– Ну, здесь-то загадочного ничего нет, – задумчиво молвил Ян, разглядывая розовые своды прихожей и пожимая при этом руку Лескова: – Александр сказал: вы почти завершили.
– Да, осталась одна комнатка на третьем этаже. Денек повожусь, и все.
– Еще Александр сказал, что вы не в состоянии оценить свой труд.
– Наверное. Я слишком увлекся. Если есть такое понятие, как «самоцель», то я окрестил бы свою проблему, как «самопроцесс».
Хеллер понимающе кивнул.
– Я привез человека, он поможет нам в этом. Кстати, знакомьтесь: Олег Тихонович, Евгений.
Лесков пожал влажную холеную ладонь приезжего.
– Ну, займемся делом или чуть позже? – спросил Ян.
– Зачем же откладывать? – пробурчал Олег Тихонович. – Вот только воды бы.
– Начнем с кухни, – предложил Грек. – Возьмем по бутылочке пивка. Там еще «Будвайзер» остался? – спросил он Лескова.
– Я не брал.
– О! А что так?
– Некогда было, – опустив глаза и вертя в руках рулетку, пробормотал Евгений.
Ян усмехнулся и безнадежно покачал головой, следуя за Александром и Олегом Тихоновичем на кухню. Женя растерянно улыбнулась художнику, присоединилась к процессии. Лесков открыл было рот, но тут же захлопнул его и уронил-таки рулетку.
С кухни послышалось пшиканье открываемых бутылок, одобрительные возгласы. Лесков прошел в ванную комнату, ослабил дужки зажимов зеркала, снял его со стены, уложил в ванну. После этого появился на кухне. Олег Тихонович что-то записал в блокнот, отхлебнул из своей бутылки, снова оглядел светлое березовое убранство помещения, почесал затылок, крякнул:
– Идем дальше?
Ян хлопнул Евгения по плечу:
– Ну, веди нас!
– Я бы остался. У меня тут с зеркалом в ванной кое-какие проблемы. От остального... честно скажу – меня подташнивает.
– Заглянем тогда к тебе в ванную.
Ян подошел к панели включателей, угадал нужную кнопку. Олег Тихонович просунул в дверь голову и, щелкая языком в ритм «Калинки-малинки» внимательно все осмотрел.
– Что происходит-то? – тихо спросил Лесков у Гречишникова.
– Продаю хижину.
– Как?
– А вот так! Новый теперь здесь хозяин. Он тебе и заплатит. Или не все равно?
– Да нет, просто странно как-то.
– А я другой себе дом отгрохаю. Будешь снова на меня работать.
– Посмотрим.
– Я же не спрашиваю, – скривил губы Александр.
– А-а... – замялся Лесков. – Конечно, посмотрим... что там...
– Ну что? – обернулся Ян и обхватил талию Жени. – Нравится подарок?
Девушка улыбнулась, чмокнула его в гладковыбритую щеку:
– Ты самый мудрый, самый добрый, самый внимательный и замечательный мужик.
Хеллер рассмеялся, прижал ее к себе.
– Идем дальше, – вздохнул Олег Тихонович.
– Идем? – позвал Хеллер невесту.
– Я лучше ланч забацаю, а то голодная и злая. И вы тоже все хороши скоро будете. Смотри один, тебе понравится.
– Мне уже нравится. Хочешь, тебе помогу?
– Давай. А этот? – она тихонько кивнула на Олега Тихоновича и прошептала в самое ухо Хеллера: – Не обманет?
– Нет. Он не обманет, – Ян подмигнул. – Ну ладно, иди, сваргань чего-нибудь. А я, действительно, лучше посмотрю.
Лесков забрался в ванную, сел на пол и высунул из-за двери ухо. Он услышал, как на кухне зашипело масло, поплюхались на сковородку яйца, услышал, как затарахтел на нарезной доске нож. С другого крыла дома уловил голоса мужчин: закончили осмотр первого этажа, двинулись дальше, вверх по лестнице.
Евгений вскочил, сунул свою голову под кран с холодной водой. Не помогло. Выматерился, плюнул в зеркало, снял с себя грязный комбинезон, тщательно умылся, вытерся и пришел на кухню в одних шортах.
Девушка стояла спиной, – когда захлопнулась дверь, не вздрогнула. Лесков нежно обнял ее за плечи. Женя недовольно поежилась:
– Ты мешаешь мне.
– Нет. Это ты мне мешаешь. Зачем приехала? Совсем свести с ума меня хочешь? Чертовка!
Говорил он нервно, безжалостно... простужено. Нет – она не обращала внимания. Евгений развязал лямки кухонного фартука на ее поясе, опустился на колени и задрал юбку. Она промолчала. Ослабил застежки эластиков, гармошкой спустил белую сетку чулка ниже колена, припал губами и колючим подбородком к стройной загорелой ножке. По ее коже поскакали мурашки. Женя отбросила нож.
– Перестань! Ты слышишь? Отпусти меня!
– Я тебя не держу, – невнятно молвил Евгений, покрывая поцелуями ее бедра.
Женя закрыла глаза:
– Мерзавец! Ты должен оставить меня! Я буду кричать!
– Кричи.
– Но здесь везде звукоизоляция, а дверь закрыта!
– Правильно.
– Женя, прошу тебя! Ян сделал мне предложение. Я буду его женой.
Евгений остервенел, снял с нее трусики:
– Зачем же ты осталась на кухне?
– Потому что дура!
– Вот именно! – Лесков поднялся, развернул ее к себе лицом.
В синих глазах Жени увидел лишь то, что хотел увидеть. Этого она и боялась:
– Изувер!
– Будешь его женой?
– Да.
– Твердо решила?
– Да.
– Но сейчас-то... Сейчас ты моя...
– Да, – в лихорадке отвечала она.
Изувер собрал юбку на талии, поднял Женю и усадил на кухонный стол. Губы смазали помаду. Оба ощутили сладкий розовый вкус. Женя расстегивала его шорты, запуталась в единственной пуговице – на плите клокотала яичница – не глядя, свободной рукой машинально сдвинула сковороду на холодную конфорку. Евгений нашел замок молнии на ее спине. Плечи и грудь девушки обнажились. Она откинулась чуть назад, уперлась ладонями в стол, раздавив рукой помидоры на нарезной доске, и облегченно застонала, почувствовав, как из нее выдавили голод и одиночество.
Мужчина был жесток, и это доставляло удовольствие. Женя вспомнила сегодняшнюю металлическую музыку, обхватила любовника ногами и глубоко вогнала в себя. Оба вскрикнули. Сумасшествие продолжалось.
– Боже, что мы делаем?! – взмолилась она.
– Пропадаем зазря! – ответил Лесков, сильнее ударяясь в нее.
– Я не могу кричать! – прохрипела Женя.
– Везде изоляция. А дверь закрыта.
– Правильно.
И закричала. Дверь более не смущала ее. Могли войти в любой момент, легко... и что с того? Поздно. Ее переполняли боль и сладость. Господи, почему она так долго сопротивлялась?!..
Женя стала задыхаться. Вращая бедрами, отталкивая коленями его руки, попыталась вырваться из стального капкана – тщетно. Силы покинули ее. Она таяла. Глаза закатились, в лицо ударила прохлада и мощным шквалом разбила реальность. Девушка подогнулась в локтях, упала на стол, едва не задев головой стену. Груди задрожали, как половинки рассеченного надвое мармеладного шара. Что-то зашептала. Лесков не услышал: тело его разорвалось внутри нее.
Медленно приходя в себя, Женя перевела затуманенный взор с колыхания синевато-опаловых лепестков газовой плиты на запотевшую поверхность буфетного зеркала. Вытянула руку, протерла ладонью стекло. На нее смотрели глаза дикой кошки, сбитые в клочья волосы и бесстыжий красный след вокруг рта, словно маска арлекина. Хотела дотронуться до своего лица, но промахнулась. Ослабевшая рука упала на грудь, разбив крупные капли. Сама она – мокрое зеркало.
– Что это было? – спросила Женя.
– Один из двух непреложных животных законов, – прислонился к ней Лесков.
Как желанны его объятия. Поцелуй. На губах соль.
– А какой второй?
– Страх...
Минуты через три дверь в кухню отворилась, вошли расцвеченные улыбками Ян и Олег Тихонович. Женя, аккуратненькая, свеженькая сидела за столом в смешном зеленом переднике с изображенным на нем зайцем и большой морковкой. Девушка листала журнал «Интерьер». Окна были открыты нараспашку. Салат и яичница аппетитно сверкали.
– Пришли, – отвлеклась Женя и, открыв холодильник, достала каждому еще по бутылке пива. – Ну как?
– Великолепно! Ты просто молодец! Переберемся из Питера сюда, маме тоже понравится.
– Сколько ты заплатил?
– Но-но! Мы же договорились – это подарок!
– Ах! – покачала головой Женя. – А вам, Олег Тихонович, приглянулась моя хибарка?
– Безусловно, – пробубнил оценщик. – И место прекрасное, и дом хорош, а мастер!.. Я тут столкнулся с неизвестными мне технологиями. Неизвестными мне! Представляете?
– Не очень.
– О-о! – махнул рукой Олег Тихонович, мол: свиньи не летают. – С трудом верю, что все это сделал один человек и за два месяца!..
– Почти все, но меньше, чем за два, – сказал появившийся Александр.
Он открыл дверь ванной. Евгений закручивал последнюю дужку на зеркале.
– Ты все, Жень? С тобой поговорить хотят.
Лесков хмуро кивнул и вышел на волю. Олег Тихонович не преминул снова сунуть ему в руку свою громадную влажную ладонь:
– Впечатляет, впечатляет. Откуда ты взялся, дорогой?
– Я всегда был.
– Мы могли бы договориться?..
– Я работаю один.
– На выгодных условиях.
– Я же говорил: бесполезно! – вставил, смеясь, Хеллер. – Он просто художник! Гений! А гениев нельзя хвалить и нельзя с ними спорить. Они могут обидеться и сделаться врагами. Лучше их обходить стороной!
– Ну, все-таки... – разочарованно уронил Олег Тихонович. – Если бы это на линию поставить!..
– Олег, – пресек его Ян, – ты спец, без вопросов. А парень развлекается. Он – художник!.. Евгений, сегодня день выдачи зарплат. Мы там насчитали около девяти тысяч. «Маленьких вашингтонов», естественно.
Лесков был непроницаем.
– Может, перекусим вместе? – спросил Ян. – Пивка, а?
– Нет, спасибо, я не голоден. Пойду на третий. Возни там до ночи.
– Хозяин-барин, – пожал плечами сероглазый тевтонец.
Мужчины уселись за стол. Женя положила каждому на тарелку по два желтых кружка глазуньи с луком и ветчиной.
– Салат из томатов с зеленью, – добавила она. – Самообслуживание, – и вернулась к своему занятию.
– Слушай, подруга, – поморщился Ян. – А яичница-то не посолена!
Женя ахнула и хлопнула журналом по столу:
– Вот, блин! Увлеклась!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Куда? – спросил Грек.
– Ты не передумала? Поедешь со мной в Москву? – потрепал Ян локоны Жени.
– Нет. От столицы меня мутит, – отрезала она.
– Тогда вези меня, Саша, на Петроградку. Надо еще кое с кем встретиться. Пара часов у меня есть.
Шофер перекинул их на улицу Мира, недалеко от Австрийской площади.
– Ладно, ребятки, увидимся в пятницу, – Ян пожал Греку руку, поцеловал на прощание невесту.
– Ты мне позволишь прогуляться по городу? – спросила Женя.
– Мы все здесь себе господа. Привыкай, детка. Только не гуляй одна.
– Слушаюсь, гер Хеллер! – девушка отдала честь.
– К пустой голове... Дурашка!
Ян хлопнул дверью и помахал рукой отъезжающей машине. Он прошел через арку во внутренний дворик, набрал код на входной двери и пешком пробежался до четвертого этажа.
На площадке перевел дух и чертыхнулся на себя:
– Старость не радость, мальчик!
Звонок в квартиру был резким и убийственным, подобно петушиному кукареку на заре. Мертвый глазок на железной двери оживился точкой света и снова погас. Плавно, по маслу скользнули засовы. На пороге стоял Леонид Степаныч. Старик-лягушонок приветливо кивнул гостю. Ян вошел.
– Приехал-таки, – проскрипел засушенный памятник социалистической мифологии.
– Сделка должна состояться двадцать второго числа, через пятнадцать дней. Ташан пригоняет свои танкеры и получает ключ. Гречишников опускает Neste и Лукойл. О дальнейшем мордобое мы узнаем из газет.
– Деньги-то не ахти какие – карманные.
– Хм. Все деньги карманные, оттого и суета. А главное – репутация. Обгадился, с кем не бывает – плати. А Гречишников и без того в последнее время слаб здоровьем, пошатывается. Тяжелая ноша: молодой еще.
– Подножка из-под чужой ноги в твоем стиле.
– Обожаю азартных игроков. Четверть доли на то, что и недели не протянет.
– Я не держу казино. Мне с тобой не тягаться.
– Ой-те Вам, Леонид Степаныч! – стал его подстегивать Ян.
– Не-не, в азартные игры не играю.
– Рисковать боитесь?
– Глупости боюсь, – старик помрачнел. – Самая страшная беда – глупость. Азарт, сам знаешь, с нею об руку ходит. Смотри, как бы и тебя не сожрали.
– Ну-ну, – ухмыльнулся Хеллер, но тут же вспомнил свой скорый, а в итоге – тяжелый подъем по лестнице, вспомнил счастливую улыбку Жени в убегающем от него «Мерседесе».
Сердце защемило.
– У тебя, Янушка, как всегда «флэш-рояль» на руках, но оглядись – может, партнеры-то в дурачка подкидного играют, и козыри нонче не красненькие, а трефовые!
– О чем вы?
– Да, это так, дружок, – отмахнулся Леонид Степаныч. – Я ж – физик убежденный, вот и читаю тебе проповедь...
– Я позвоню.
Ян схватил трубку и набрал номер своего нового загородного дома, но услышал лишь долгие гудки.
– Проблемы? – шушукнул лягушонок.
– Нет.
Хеллер позвонил по другому номеру:
– Василек, прикатывай тарантас. Ага, я на Мира, – положил трубку. – Проблемы будут, если Ташан вдруг передумает. Не хотелось бы денежки возвращать. Не столь накладно, сколь сложно технически.
– Оставим, как есть.
– Э-э, нет! Обвинить банк в нечистоплотности, с таким количеством «опалы»? Нонсенс. Эти наседки без кассы не ставят. Не того полету птицы... Войну, конечно, мы выиграем, но... она нам нужна?
– Не люблю, когда пятки сверкают.
– Зачем же вы согласились?
– Думал – ты не дурак.
– Польстили.
– Н-да. Ну, давай подумаем.
– А я уже придумал.
– Что?
– Слетаю в Москву. Загляну на Новинский бульвар. Проведаю «дядю Сэма».
– Шутишь?
– Отнюдь. Пора бы и американцу подсуетиться. Даром жрет наш хлеб.
– Прошу заметить: на его деньги купленный.
– Не его, а его государства. Думаю, экономика Соединенных Штатов не пошатнется от такого плевка. Так что – гнида – пусть пошевелит пальцами! А то ему, видите ли, пенсия улыбается! Хочет сливки снять и рожу не запачкать. Хрен! Я с ним поговорю, пусть подстегнет Ташана.
– И здесь прикуп знаешь.
– Угу. В три года я сто двадцать умел делить на четыре.
– Помню. Ну, что ж, у меня чаек заварился. Время есть?
– Пока есть.
Леонид Степаныч пошаркал на кухню. Хеллер снова позвонил в Пески – длинные гудки. Хм. Подошел к окну. Василек уже пригнал машину: внизу во дворе стоял одутловатый «Авдюша» сугробом альпийского снега... Альпы. Он обязательно покажет их Жене. Как только завершит сделку – последнюю, больше никаких игр! – они вместе уедут из этой проклятой страны. А там уж весь мир их: горы, море, джунгли. Все, что она захочет – все будет!.. Ему не давала покоя ее счастливая улыбка. Ян опять схватился за телефон:
– Но если ты задаешь совершенно глупые вопросы о доверии, как прикажешь тебя понимать? Вот, – он постучал ладонью по сейфу, – за толстой стенкой этого шкафа – моя смерть! Прям как в древнерусском мифе о кощеевом яйце!
– Зачем ты это говоришь? – побледнела девушка.
Ян пожал плечами:
– Ты же хотела знать. Вот – прямой ответ на прямой вопрос...
Она вспыхнула:
– Объясни мне, чего ты хочешь! Ты рисковал большой суммой денег, ты их тратишь на меня уйму!.. Ты... ты... чего ты хочешь?
– Как нормальный человек, – спокойно ответил Ян. – Я хочу счастья.
– Но ведь ты заметил, что я не умею делать то, что тебе нужно. Я фальшива! Не так ли? Как ты собираешься меня использовать?
Ян недовольно поморщился:
– Я могу тебя любить, могу ненавидеть. Могу боготворить тебя, а могу и уничтожить. Вот использовать – не могу. Ты – свободный человек...
– Что? – голос ее стал неестественно высоким. – Я... Я свободна? Что ты говоришь? А эти гориллы, стерегущие каждый мой шаг?..
– Они лишь оберегают тебя. Впрочем, ты мастерски от них отделалась. Видишь – я не сержусь. Я понимаю: каждый человек имеет право на покой. Но впредь попрошу: если захочешь побыть одна, вдали от цивилизации – скажи мне, я закажу вертолет, он отнесет тебя на необитаемый остров...
– Какой остров? – примирительно улыбнулась Женя.
– Если хочешь, я сотворю его специально для тебя. Я сделаю все, что ты прикажешь.
Он легким движением отправил дубовое бюро на место, и шкафчик со множеством ящичков столь же плавно укрыл сейф от глаз человеческих.
– А если бы я не вернулась, Ян? – задумчиво спросила Женя. – Ведь я – «свободна»?
– Знаешь... Я хорошо представляю, что значил для тебя Александр. Но я не ревную. Уверен, ты – так же, как и я – не прощаешь предательство... Я мог бы бояться. Вот его, – Ян указал на портрет Жени, – этого художника. Он имеет несчастье видеть тебя такой, какой вижу я. Но ты далека от него и его искусства. Ты дала ему тысячу долларов, чтобы он бросил работу и на неделю оставил тебя одну в том чертовом доме у залива... Не ревную и не боюсь, но... Потерять тебя? Это беда. Я не знаю, что бы я делал, если бы ты не вернулась.
Женя достала из кармана халата ключ от кабинета и положила его на столик.
– Что-нибудь случилось? – спросил Ян.
– Да. В пользу моей далекости – терпеть не могу этот портрет!
Ян усмехнулся:
– Что же касается твоей «свободы» – я кое-что придумал.
– Расскажи, – заинтересовалась Женя.
– Обязательно. Но для такого торжественного случая я должен привести себя в порядок... И тебя заодно. Собирайся.
– Куда?
– В спортивный комплекс университета путей сообщения. Тренажерные залы, бассейн, сауна, солярий. От великодушного предложения Александра Эмильевича грешно отказываться! Как ты на это смотришь?..
Женя смотрела положительно. И бассейн, и сауна были как нельзя кстати. Сто метров водной полосы и сто градусов выше нуля по Цельсию; это расслабило ее и несколько успокоило.
Они остались только вдвоем – она и Ян. Саша, Майк и другие с какими-то недозрелками – девочками-массажистками заполонили голубой бассейн.
– Ты ведь умеешь это делать? – спросил Ян, укладываясь на жесткое ложе.
Женя кивнула. Сняла купальник и нагая подошла к массажному столику. Какое-то время бледный тевтонец с немым восторгом рассматривал ее упругое загорелое тело, потом отвернулся и подставил свою широкую спину ловким сильным пальцам девушки. Женя начала с мягких вращательных движений, слегка разгоняя кровь, потом ужесточила ритм и плотность соприкосновения. В свои сорок девять лет Ян был не рыхл, он имел завидно мощную натянутую мускулатуру. Жене пришлось немало потрудиться – до боли в суставах – чтобы тело его приобрело положенный густой розовый цвет. Девушка остановилась и снова тихонько пробежалась ребрами ладоней от шейных мышц до лодыжек. Ян ухватил ее запястье и потянул на себя. Это было знакомо: избитая древневосточная вариация на обычную тему. Женя поддалась. Оседлала Яна, обняв ногами торс. Потом склонилась и, нетвердыми сосками коснувшись лопаток хозяина, медленно скользнула по его спине, выводя грудью легкие зигзагообразные линии. Ян истомленно выдохнул и повернулся к ней лицом. Загорелая кожа девушки влажно блестела, стала похожей на атласный шелк. В глазах Жени он увидел покой и ту странную поволоку, подпитывающую желание. Положил руку на ее тонкую шею и притянул к себе. Они слились в поцелуе. Женя ласкала его языком, он отвечал тем же, но над своим бешеным пульсом и жарким дыханием чувствовал ее немую грудь. Простонал и оттолкнул Женю. А она, видя его изможденное мужественное лицо, пылающее тело, не останавливалась.
– Ты не готова, – прошептал он с отчаянием, но успокаивая себя.
Женя погладила могучую мраморную грудь хозяина, где взрывалось и замирало сердце:
– Возьми меня. Тебе станет легче. Я все сделаю как надо: по-настоящему – никакой лжи.
Ян покачал головой:
– По-настоящему? – и усмехнулся. – Я умею ждать, Женя.
– Черт! – она ударила кулачком в его сердце и соскочила со столика.
Теперь в ней заклокотала кровь – бессильной необъяснимой злобой. Женя отвернулась и шагнула к стене, упершись лбом в холодное стекло большого – в человеческий рост – зеркала.
Ян приподнялся на локте и прильнул глазами к ее гладкой грациозной хребетной линии, ее крепким спелоперсиковым ягодицам и красивым, наполненным той мощью, что дает им легкость, балетным ногам. Взор упал в затененное пространство между ними, где сходились линии ее природных складок...
– Я обещал тебе сказать кое-что, – напомнил он.
– Я слушаю, – отозвалась Женя.
– Я решил жениться.
– Поздравляю, – равнодушно проронила девушка, но осеклась: – На ком?
– На тебе.
Женя обернулась:
– Шутишь?
– Нет. И подумай хорошенько – это серьезный шаг.
– Ты такой же глупец, как и все остальные, – вдруг засмеялась она. – Я потерянная! Я разорвана и разбазарена в ваших сделках! Я не существую! У меня и паспорта нет!..
– Есть паспорт, – остановил ее хозяин. – Он лежит в сейфе, том самом. Все честно. Все законно. Ты принадлежишь сама себе. Я сделал Гумбольдту такое предложение, от которого он не смог отказаться.
Женя где-то уже слышала такую фразу. Пытаясь вспомнить – где – и осознать себя свободной, она забралась в глубокие дебри своей темной, перепачканной души. К горлу подкатился ком. Неужели?! И теперь она может делать все?.. Все то, что сочтет нужным?.. Не есть ли это предел, счастье, наконец?.. Нет. Это топь. Из нее не выбраться. Нельзя даже попытаться. Нельзя даже спросить. Это яснее ясного... Ну и пусть! Зато теперь она – человек, существует и имеет вполне определенные права. Конец кабале и позору. Теперь только один мужчина – обожающий и терпящий ее – который когда-нибудь таки подберет к ней ключик. Теперь деньги – проклятые деньги, от которых она не решается отделить себя, цветы, мороженое, а может... и Лондон? Она обязательно осчастливит Яна. Хеллер ее вытащил – они заслуживают друг друга!..
Эти мысли Женю только порадовали, безбрежно и безоблачно, с тем трепетом, с которым, наверное, птица вылетает из клетки в огромный сверкающий золотом и бриллиантами зал... Но было еще что-то, неуловимое, тревожное. Оно предательски подкралось, затруднило дыхание и сползло большущим слизнем по позвоночнику. Женя глянула в зеркало. Отражение всколыхнуло в ней всю страшную желанную палитру: сияние и нега парчового платья, портрет, круглая сине-розовая комната, прозрачный янтарный кусочек ее сердца застывшей слезой в шершавой ладони художника, любовь... Девушка вздрогнула и зажмурилась.
– Я согласна.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– А куда мы едем?
Ток в поджилах, день в истоме —
Колесница золотая —
Свет в изломе, тени в доме
Тонут... падают... взлетают...
Женя знала ответ на свой вопрос, но надеялась, что ошибается.
Жених и невеста выбрали день свадьбы – восемнадцатое июня. Надо было подготовиться, успеть пригласить всех близких, ну и решить связанные с предстоящим торжеством проблемы. Собственно день выбрал Ян, а Жене было все равно: некого приглашать, проблемы отсутствовали и готова она, как пионер, ко всему. Потом, спустя неделю Ян влетел к ней в комнату и радостно сообщил, что, наконец, придумал ей свадебный подарок. До последнего часа это оставалось сюрпризом. И вот во вторник, восьмого июня прикатил «Мерседес» Гречишникова. Теплая компания: Женя, Ян, Грек, его шофер и совершенно незнакомый вальяжный рыхлый тип. Путь на северо-запад по Приморскому шоссе. Спрашивается, куда?
– Ты все увидишь, Женечка, – ответил Хеллер.
Да, она знала. Ошибка исключалась. И сердце ее судорожно, до боли колотилось, лоб покрылся испариной: только бы художника там не оказалось!.. А надо сказать, июнь пришел внезапно. После промозглого, сырого мая на Питер обрушилась неслыханная жара – настоящее лето, каково оно бывает исключительно на югах. Поэтому ипохондрическое состояние единственной женщины, находящейся в салоне «Мерседеса» никем замечено не было. Стекла открыты, кондиционер включен – от духоты изнывают все.
Женя больше ни слова не проронила. Ян вскользь расспросил Грека о каких-то делах с каким-то Ташаном. Грек поблагодарил, сказал, что все удачно закрутилось. А омарошерифообразный незнакомец бросил на девушку два-три неотразимых взгляда, на чем и был задвинут: до места доехал скучающим и неприкаянным.
Наконец машина припарковалась у трехэтажного дома из красного кирпича и белого камня, с полукруглыми эркерами-башенками, крытыми черепицею. Дом окружала оградка в человеческий рост из гранитовых столбов и ажурного вороненого частокола. Участок в полста соток. Место выбрано удачно. Парадный выход навстречу солнцу и заливу. До воды не более ста метров. Прекрасный песчаный пляж. Позади дома густая стена зелени.
– Уже оценил, – празднично ахнул Ян, захлопывая за Женей дверь «Мерседеса». – Чем больше, Саша, я тебя знаю, тем больше уважаю. Посмотрим, что наваял там этот художник.
Дом их встретил резким несущимся скрежетом, незашлифованным боем, сжатым в кулак ритмом, огнем и всей мощью потерявшего управление «Цеппелина». Александр сделал музыку немного тише. На лестницу выскочил в перепачканной краской и силиконовым герметиком робе небритый, взъерошенный Лесков с большой рулеткой в руках. Увидев Гречишникова, облегченно вздохнул:
– А, это вы.
– Уж больно певец у тебя надрывается, – улыбнулся Грек.
– Из этой четверки, Планта я слушаю в последнюю очередь.
– Я же говорил: оригинал! – весело напомнил Грек. – И говорит загадками!
– Ну, здесь-то загадочного ничего нет, – задумчиво молвил Ян, разглядывая розовые своды прихожей и пожимая при этом руку Лескова: – Александр сказал: вы почти завершили.
– Да, осталась одна комнатка на третьем этаже. Денек повожусь, и все.
– Еще Александр сказал, что вы не в состоянии оценить свой труд.
– Наверное. Я слишком увлекся. Если есть такое понятие, как «самоцель», то я окрестил бы свою проблему, как «самопроцесс».
Хеллер понимающе кивнул.
– Я привез человека, он поможет нам в этом. Кстати, знакомьтесь: Олег Тихонович, Евгений.
Лесков пожал влажную холеную ладонь приезжего.
– Ну, займемся делом или чуть позже? – спросил Ян.
– Зачем же откладывать? – пробурчал Олег Тихонович. – Вот только воды бы.
– Начнем с кухни, – предложил Грек. – Возьмем по бутылочке пивка. Там еще «Будвайзер» остался? – спросил он Лескова.
– Я не брал.
– О! А что так?
– Некогда было, – опустив глаза и вертя в руках рулетку, пробормотал Евгений.
Ян усмехнулся и безнадежно покачал головой, следуя за Александром и Олегом Тихоновичем на кухню. Женя растерянно улыбнулась художнику, присоединилась к процессии. Лесков открыл было рот, но тут же захлопнул его и уронил-таки рулетку.
С кухни послышалось пшиканье открываемых бутылок, одобрительные возгласы. Лесков прошел в ванную комнату, ослабил дужки зажимов зеркала, снял его со стены, уложил в ванну. После этого появился на кухне. Олег Тихонович что-то записал в блокнот, отхлебнул из своей бутылки, снова оглядел светлое березовое убранство помещения, почесал затылок, крякнул:
– Идем дальше?
Ян хлопнул Евгения по плечу:
– Ну, веди нас!
– Я бы остался. У меня тут с зеркалом в ванной кое-какие проблемы. От остального... честно скажу – меня подташнивает.
– Заглянем тогда к тебе в ванную.
Ян подошел к панели включателей, угадал нужную кнопку. Олег Тихонович просунул в дверь голову и, щелкая языком в ритм «Калинки-малинки» внимательно все осмотрел.
– Что происходит-то? – тихо спросил Лесков у Гречишникова.
– Продаю хижину.
– Как?
– А вот так! Новый теперь здесь хозяин. Он тебе и заплатит. Или не все равно?
– Да нет, просто странно как-то.
– А я другой себе дом отгрохаю. Будешь снова на меня работать.
– Посмотрим.
– Я же не спрашиваю, – скривил губы Александр.
– А-а... – замялся Лесков. – Конечно, посмотрим... что там...
– Ну что? – обернулся Ян и обхватил талию Жени. – Нравится подарок?
Девушка улыбнулась, чмокнула его в гладковыбритую щеку:
– Ты самый мудрый, самый добрый, самый внимательный и замечательный мужик.
Хеллер рассмеялся, прижал ее к себе.
– Идем дальше, – вздохнул Олег Тихонович.
– Идем? – позвал Хеллер невесту.
– Я лучше ланч забацаю, а то голодная и злая. И вы тоже все хороши скоро будете. Смотри один, тебе понравится.
– Мне уже нравится. Хочешь, тебе помогу?
– Давай. А этот? – она тихонько кивнула на Олега Тихоновича и прошептала в самое ухо Хеллера: – Не обманет?
– Нет. Он не обманет, – Ян подмигнул. – Ну ладно, иди, сваргань чего-нибудь. А я, действительно, лучше посмотрю.
Лесков забрался в ванную, сел на пол и высунул из-за двери ухо. Он услышал, как на кухне зашипело масло, поплюхались на сковородку яйца, услышал, как затарахтел на нарезной доске нож. С другого крыла дома уловил голоса мужчин: закончили осмотр первого этажа, двинулись дальше, вверх по лестнице.
Евгений вскочил, сунул свою голову под кран с холодной водой. Не помогло. Выматерился, плюнул в зеркало, снял с себя грязный комбинезон, тщательно умылся, вытерся и пришел на кухню в одних шортах.
Девушка стояла спиной, – когда захлопнулась дверь, не вздрогнула. Лесков нежно обнял ее за плечи. Женя недовольно поежилась:
– Ты мешаешь мне.
– Нет. Это ты мне мешаешь. Зачем приехала? Совсем свести с ума меня хочешь? Чертовка!
Говорил он нервно, безжалостно... простужено. Нет – она не обращала внимания. Евгений развязал лямки кухонного фартука на ее поясе, опустился на колени и задрал юбку. Она промолчала. Ослабил застежки эластиков, гармошкой спустил белую сетку чулка ниже колена, припал губами и колючим подбородком к стройной загорелой ножке. По ее коже поскакали мурашки. Женя отбросила нож.
– Перестань! Ты слышишь? Отпусти меня!
– Я тебя не держу, – невнятно молвил Евгений, покрывая поцелуями ее бедра.
Женя закрыла глаза:
– Мерзавец! Ты должен оставить меня! Я буду кричать!
– Кричи.
– Но здесь везде звукоизоляция, а дверь закрыта!
– Правильно.
– Женя, прошу тебя! Ян сделал мне предложение. Я буду его женой.
Евгений остервенел, снял с нее трусики:
– Зачем же ты осталась на кухне?
– Потому что дура!
– Вот именно! – Лесков поднялся, развернул ее к себе лицом.
В синих глазах Жени увидел лишь то, что хотел увидеть. Этого она и боялась:
– Изувер!
– Будешь его женой?
– Да.
– Твердо решила?
– Да.
– Но сейчас-то... Сейчас ты моя...
– Да, – в лихорадке отвечала она.
Изувер собрал юбку на талии, поднял Женю и усадил на кухонный стол. Губы смазали помаду. Оба ощутили сладкий розовый вкус. Женя расстегивала его шорты, запуталась в единственной пуговице – на плите клокотала яичница – не глядя, свободной рукой машинально сдвинула сковороду на холодную конфорку. Евгений нашел замок молнии на ее спине. Плечи и грудь девушки обнажились. Она откинулась чуть назад, уперлась ладонями в стол, раздавив рукой помидоры на нарезной доске, и облегченно застонала, почувствовав, как из нее выдавили голод и одиночество.
Мужчина был жесток, и это доставляло удовольствие. Женя вспомнила сегодняшнюю металлическую музыку, обхватила любовника ногами и глубоко вогнала в себя. Оба вскрикнули. Сумасшествие продолжалось.
– Боже, что мы делаем?! – взмолилась она.
– Пропадаем зазря! – ответил Лесков, сильнее ударяясь в нее.
– Я не могу кричать! – прохрипела Женя.
– Везде изоляция. А дверь закрыта.
– Правильно.
И закричала. Дверь более не смущала ее. Могли войти в любой момент, легко... и что с того? Поздно. Ее переполняли боль и сладость. Господи, почему она так долго сопротивлялась?!..
Женя стала задыхаться. Вращая бедрами, отталкивая коленями его руки, попыталась вырваться из стального капкана – тщетно. Силы покинули ее. Она таяла. Глаза закатились, в лицо ударила прохлада и мощным шквалом разбила реальность. Девушка подогнулась в локтях, упала на стол, едва не задев головой стену. Груди задрожали, как половинки рассеченного надвое мармеладного шара. Что-то зашептала. Лесков не услышал: тело его разорвалось внутри нее.
Медленно приходя в себя, Женя перевела затуманенный взор с колыхания синевато-опаловых лепестков газовой плиты на запотевшую поверхность буфетного зеркала. Вытянула руку, протерла ладонью стекло. На нее смотрели глаза дикой кошки, сбитые в клочья волосы и бесстыжий красный след вокруг рта, словно маска арлекина. Хотела дотронуться до своего лица, но промахнулась. Ослабевшая рука упала на грудь, разбив крупные капли. Сама она – мокрое зеркало.
– Что это было? – спросила Женя.
– Один из двух непреложных животных законов, – прислонился к ней Лесков.
Как желанны его объятия. Поцелуй. На губах соль.
– А какой второй?
– Страх...
Минуты через три дверь в кухню отворилась, вошли расцвеченные улыбками Ян и Олег Тихонович. Женя, аккуратненькая, свеженькая сидела за столом в смешном зеленом переднике с изображенным на нем зайцем и большой морковкой. Девушка листала журнал «Интерьер». Окна были открыты нараспашку. Салат и яичница аппетитно сверкали.
– Пришли, – отвлеклась Женя и, открыв холодильник, достала каждому еще по бутылке пива. – Ну как?
– Великолепно! Ты просто молодец! Переберемся из Питера сюда, маме тоже понравится.
– Сколько ты заплатил?
– Но-но! Мы же договорились – это подарок!
– Ах! – покачала головой Женя. – А вам, Олег Тихонович, приглянулась моя хибарка?
– Безусловно, – пробубнил оценщик. – И место прекрасное, и дом хорош, а мастер!.. Я тут столкнулся с неизвестными мне технологиями. Неизвестными мне! Представляете?
– Не очень.
– О-о! – махнул рукой Олег Тихонович, мол: свиньи не летают. – С трудом верю, что все это сделал один человек и за два месяца!..
– Почти все, но меньше, чем за два, – сказал появившийся Александр.
Он открыл дверь ванной. Евгений закручивал последнюю дужку на зеркале.
– Ты все, Жень? С тобой поговорить хотят.
Лесков хмуро кивнул и вышел на волю. Олег Тихонович не преминул снова сунуть ему в руку свою громадную влажную ладонь:
– Впечатляет, впечатляет. Откуда ты взялся, дорогой?
– Я всегда был.
– Мы могли бы договориться?..
– Я работаю один.
– На выгодных условиях.
– Я же говорил: бесполезно! – вставил, смеясь, Хеллер. – Он просто художник! Гений! А гениев нельзя хвалить и нельзя с ними спорить. Они могут обидеться и сделаться врагами. Лучше их обходить стороной!
– Ну, все-таки... – разочарованно уронил Олег Тихонович. – Если бы это на линию поставить!..
– Олег, – пресек его Ян, – ты спец, без вопросов. А парень развлекается. Он – художник!.. Евгений, сегодня день выдачи зарплат. Мы там насчитали около девяти тысяч. «Маленьких вашингтонов», естественно.
Лесков был непроницаем.
– Может, перекусим вместе? – спросил Ян. – Пивка, а?
– Нет, спасибо, я не голоден. Пойду на третий. Возни там до ночи.
– Хозяин-барин, – пожал плечами сероглазый тевтонец.
Мужчины уселись за стол. Женя положила каждому на тарелку по два желтых кружка глазуньи с луком и ветчиной.
– Салат из томатов с зеленью, – добавила она. – Самообслуживание, – и вернулась к своему занятию.
– Слушай, подруга, – поморщился Ян. – А яичница-то не посолена!
Женя ахнула и хлопнула журналом по столу:
– Вот, блин! Увлеклась!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В тот же вечер, около половины шестого, черный «Мерседес» Гречишникова остановился у офиса ЗАО «СевЗапСтройПроект» и высадил Олега Тихоновича.
...И глазеет луною равнодушное небо,
И вторит отраженьем безучастное море,
Где корабль-привиденье плыл, «Летучий Голландец»
– Куда? – спросил Грек.
– Ты не передумала? Поедешь со мной в Москву? – потрепал Ян локоны Жени.
– Нет. От столицы меня мутит, – отрезала она.
– Тогда вези меня, Саша, на Петроградку. Надо еще кое с кем встретиться. Пара часов у меня есть.
Шофер перекинул их на улицу Мира, недалеко от Австрийской площади.
– Ладно, ребятки, увидимся в пятницу, – Ян пожал Греку руку, поцеловал на прощание невесту.
– Ты мне позволишь прогуляться по городу? – спросила Женя.
– Мы все здесь себе господа. Привыкай, детка. Только не гуляй одна.
– Слушаюсь, гер Хеллер! – девушка отдала честь.
– К пустой голове... Дурашка!
Ян хлопнул дверью и помахал рукой отъезжающей машине. Он прошел через арку во внутренний дворик, набрал код на входной двери и пешком пробежался до четвертого этажа.
На площадке перевел дух и чертыхнулся на себя:
– Старость не радость, мальчик!
Звонок в квартиру был резким и убийственным, подобно петушиному кукареку на заре. Мертвый глазок на железной двери оживился точкой света и снова погас. Плавно, по маслу скользнули засовы. На пороге стоял Леонид Степаныч. Старик-лягушонок приветливо кивнул гостю. Ян вошел.
– Приехал-таки, – проскрипел засушенный памятник социалистической мифологии.
– Сделка должна состояться двадцать второго числа, через пятнадцать дней. Ташан пригоняет свои танкеры и получает ключ. Гречишников опускает Neste и Лукойл. О дальнейшем мордобое мы узнаем из газет.
– Деньги-то не ахти какие – карманные.
– Хм. Все деньги карманные, оттого и суета. А главное – репутация. Обгадился, с кем не бывает – плати. А Гречишников и без того в последнее время слаб здоровьем, пошатывается. Тяжелая ноша: молодой еще.
– Подножка из-под чужой ноги в твоем стиле.
– Обожаю азартных игроков. Четверть доли на то, что и недели не протянет.
– Я не держу казино. Мне с тобой не тягаться.
– Ой-те Вам, Леонид Степаныч! – стал его подстегивать Ян.
– Не-не, в азартные игры не играю.
– Рисковать боитесь?
– Глупости боюсь, – старик помрачнел. – Самая страшная беда – глупость. Азарт, сам знаешь, с нею об руку ходит. Смотри, как бы и тебя не сожрали.
– Ну-ну, – ухмыльнулся Хеллер, но тут же вспомнил свой скорый, а в итоге – тяжелый подъем по лестнице, вспомнил счастливую улыбку Жени в убегающем от него «Мерседесе».
Сердце защемило.
– У тебя, Янушка, как всегда «флэш-рояль» на руках, но оглядись – может, партнеры-то в дурачка подкидного играют, и козыри нонче не красненькие, а трефовые!
– О чем вы?
– Да, это так, дружок, – отмахнулся Леонид Степаныч. – Я ж – физик убежденный, вот и читаю тебе проповедь...
– Я позвоню.
Ян схватил трубку и набрал номер своего нового загородного дома, но услышал лишь долгие гудки.
– Проблемы? – шушукнул лягушонок.
– Нет.
Хеллер позвонил по другому номеру:
– Василек, прикатывай тарантас. Ага, я на Мира, – положил трубку. – Проблемы будут, если Ташан вдруг передумает. Не хотелось бы денежки возвращать. Не столь накладно, сколь сложно технически.
– Оставим, как есть.
– Э-э, нет! Обвинить банк в нечистоплотности, с таким количеством «опалы»? Нонсенс. Эти наседки без кассы не ставят. Не того полету птицы... Войну, конечно, мы выиграем, но... она нам нужна?
– Не люблю, когда пятки сверкают.
– Зачем же вы согласились?
– Думал – ты не дурак.
– Польстили.
– Н-да. Ну, давай подумаем.
– А я уже придумал.
– Что?
– Слетаю в Москву. Загляну на Новинский бульвар. Проведаю «дядю Сэма».
– Шутишь?
– Отнюдь. Пора бы и американцу подсуетиться. Даром жрет наш хлеб.
– Прошу заметить: на его деньги купленный.
– Не его, а его государства. Думаю, экономика Соединенных Штатов не пошатнется от такого плевка. Так что – гнида – пусть пошевелит пальцами! А то ему, видите ли, пенсия улыбается! Хочет сливки снять и рожу не запачкать. Хрен! Я с ним поговорю, пусть подстегнет Ташана.
– И здесь прикуп знаешь.
– Угу. В три года я сто двадцать умел делить на четыре.
– Помню. Ну, что ж, у меня чаек заварился. Время есть?
– Пока есть.
Леонид Степаныч пошаркал на кухню. Хеллер снова позвонил в Пески – длинные гудки. Хм. Подошел к окну. Василек уже пригнал машину: внизу во дворе стоял одутловатый «Авдюша» сугробом альпийского снега... Альпы. Он обязательно покажет их Жене. Как только завершит сделку – последнюю, больше никаких игр! – они вместе уедут из этой проклятой страны. А там уж весь мир их: горы, море, джунгли. Все, что она захочет – все будет!.. Ему не давала покоя ее счастливая улыбка. Ян опять схватился за телефон: