ЧТО ДЕЛАТЬ?

   Трудно не капнуть тушью, когда переписываешь роман или сборник стихов.
Сей-Сеногон

   К обеду пошел дождь. Мы с Ясной после утренних тренировочных полетов на метлах собрались в гостиной, чтобы обсудить наши дальнейшие планы.
   Ситуация сложилась крайне парадоксальная. С одной стороны, мне нельзя терять репутацию профессиональной волшебницы, а с другой стороны, я не хочу, чтобы Натирчик женился на этой дуре Амурлии. Тут еще под боком Ясна! Не объяснишь же ей, что, будучи уже два раза замужем, я умудрилась всего за одну ночь влюбиться. Как растолковать маленькой девочке «высшую математику»?! Придется как-то выкручиваться.
   – Послушай меня, Ясна.
   – Да, я вся превратилась в слуховое окошко.
   – Иногда в жизни каждой ведьмы наступают критические моменты, когда ей приходится выбирать – выполнить заказ клиента или нет.
   – А при чем тут мы?
   – При том, что мы не в состоянии выполнить заказ нашего вчерашнего гостя.
   Ясна как-то странно на меня посмотрела, прищурила левый глаз и тихо произнесла:
   – Ты знаешь, Йо, я, кажется, тебя понимаю…
   – Понимаешь?
   – Да. Мне тоже понравился Натир.
   – Понравился?!
   – Да.
   – Но при чем тут Натирчик?
   – Натирчик?
   – Я сказала НАТИРЧИК?!
   – Да, ты сказала именно это.
   – Странно.
   – Действительно странно.
   – Что «действительно странно»?
   – Странно, что ты это скрываешь от меня.
   – Я ничего не скрываю.
   – А чего же ты тогда всю ночь вздыхала?
   – Я? Я занималась специальными дыхательными упражнениями.
   – И поэтому утром проспала завтрак, вышла нерасчесанной и рассеянной?
   – Когда это я была рассеянной?!
   – Как когда? А кто, по-твоему, утром вместо своих любимых духов «Ведьма в цвету» надушился лосьоном «От ворот поворот налево»? Кто, по-твоему, вместо метлы оседлал сегодня половник, когда летал после тренировок на базар? И, в конце концов, кто перед нашим разговором полчаса сидел и вздыхал на Философский Камень, отчего он то и дело менял свою форму?
   Да, против фактов, как говорится…
   – И что, ты считаешь, причиной всего этого Натир?
   – Да. Он.
   – И что теперь делать?
   – Вот я и думаю, что же теперь делать.
   Мы призадумались, каждая в отдельности и обе вместе.
   Так мы просидели час.
   – Ты его сильно любишь?
   Прошел час.
   – Да.
   Прошел еще час.
   – Очень?
   Еще час.
   – Очень.
   За окном закончился дождь, и солнышко пробивалось сквозь последние пасмурные тучки.
   – Ладно, Ясна, иди отдыхать. Ничего мы не придумаем, а ты еще слишком маленькая, чтобы решать такие глобальные проблемы.
   – Ох, как бы я хотела тебе чем-нибудь помочь.
   – Правда?
   – Да!
   – Ну, тогда пойди подмети в комнатах.
   Ясна посмотрела на меня так пристально, что я поняла – девочка взрослеет.
   Когда малышка скрылась за дверью, мне стало очень тоскливо. Зная, что безвыходных ситуаций не бывает, я с упорством Тесея искала тупики. В такие моменты меня спасает только творчество.
   Пройдя сквозь стены в свою комнату, я взяла со стола свой любимый черно-белый карандаш, блокнот и записала:
   Мысли, как пони в цирке, либо разбегаются, кто куда, либо ходят по кругу, а по ночам сидят в клетках и тоскуют.
   Вспомнила о завтрашнем дне и записала еще один афоризм:
   Завтра, как правило, наступает сегодня и, непременно, на любимую мозоль.
   Подумав еще немного, потом еще чуть-чуть, я, наконец-то, решилась во всем признаться Натиру. Зачем скрывать свои наболевшие чувства? Так прямо и скажу ему: «Люблю тебя!» А потом милому объясню, что Амурлия не пара такому маленькому, но высокоблагородному ланселоту. А может, сначала написать ему письмо? И не просто письмо, а «голубиное» послание?! Вот возьму мерцающие краски полнолуния и напишу ими на крыльях голубя, нет, лучше голубицы, свое послание и отправлю птицу к Натиру!
   В порыве вдохновения я стала быстро сочинять черновик:
   О мой Натир! Мой далекий и одновременно близорукий друг! Я Вас…
   Ой, я, кажется, ошиблась, придется писать заново.
   О мой Натирчик! Мой недалекий и одновременно близкий друг! Я Вас…
   Да, невнимательность всегда была камнем преткновения на пути моего прогресса.
   Скомкав два предыдущих неудачных письма, я написала третье. И чтобы не тратить времени зря, сразу же на крыльях голубицы. Слова просто струились из меня весенним ручьем, когда я представляла, как эта белая голубушка вспорхнет к нему в раскрытое окно, сядет на левое плечо, он нежно коснется ее крылышек и, млея от удовольствия, прочтет мои трепетные строчки и все-все поймет…
   Отправив «голубиное» послание, я села у окошка и стала ждать возлюбленного…

НА КРЫЛЬЯХ ЛЮБВИ

   Бумага эта получила хождение среди придворных, и люди умирали от смеха.
Сей-Сеногон

   И вот на горизонте показался всадник. Ветер взлохмачивал рыжую голову спешащего в мою сторону ланселота. Он летел ко мне, как стрела, конь под его чутким руководством в стремительном беге не касался земли.
   Спешившись со своего верного вороного, он распахнул двери и свежим летним ветром ворвался в мои покои.
   – Йо, простите, что так бесцеремонно врываюсь в ваш дом и что беспокою вас, но у меня чрезвычайная радость, коей я просто не могу не поделиться с вами!
   Предвкушая событие, я улыбнулась ему своей самой очаровательной-зачаровательной, обаятельной-обонятельной улыбкой и спросила:
   – Так что же у вас стряслось, мой солнечный друг?
   – Амурлия прислала мне письмо! И не просто письмо! Она отправила свою любовную записку на крыльях голубицы! Какая фантазия! Какая эстетика! Я же говорил, что она – божественна!
   Меня как окатили холодной водой из ведра, нет, из двух ведер.
   – Натир, вы уверены, что письмо от Амурлии, а не от… какой-нибудь другой женщины?
   – Да! Да!
   Огонек слабой надежды вспыхнул в моем сердце: а вдруг это просто совпадение?
   – Там стоит ее подпись?
   – Нет, но никто на свете, кроме Амурлии, не мог так написать, так изысканно изложить свои эмоции, даже легкая рассеянность, присущая всем тонким натурам, живущим в утонченных сферах бытия, придает посланию свое непередаваемое очарование! Эта легкая небрежность, эти опечатки словно говорят о том, что не это главное, они говорят, что суть между строк! И между строк я читаю, что она меня тоже любит! Нет никаких сомнений! Вот послушайте сами:
   О мой Натирчичек! Мой благородный, мой недалекий и одновременно близорукий друг! Я Вас люблю! Ваше пылающее сердце зажгло и в моей груди Вселенский пожар.
   Пусть Вы сейчас не со мной, но придет час, мой благомодный рыцарь, и мы будем вместе, мы будем в тесте на веки вечные, неразлучны повсеместно и ежесекундно!
   Мысли о Вас окутали меня, словно паутина. И я, маленькая, беззащитная пчелка, трепещу в сетях любви.
   О мой благомордный кавалер, наши линии судеб вскоре сплетутся, как два виноградных побега, и… Нет, не могу, любовное море переполняет меня и выплескивается наружу! Жду Вас, мой спаситель!
   Ваша, вся Ваша…
   Восторженный юноша закончил зачитывать вслух письмо и посмотрел на меня.
   – Что с вами? Вы вся так покраснели.
   – Я… не обращайте внимания, это я от… сосредоточенности, – еле выдавила я. Но Натир не унимался:
   – Вы правда себя хорошо чувствуете?
   – Да. Я себя и вас хорошо чувствую.
   – Меня?
   – Ой, простите, оговорилась, наверное, я чувствую себя плохо.
   Моя рассеянность стала приобретать нервозно-истероидный характер. Еще б немного, и я разрыдалась бы в плечо Натирчику, но в комнату с веником наперевес вошла Ясна:
   – Я подмела комнаты!
   – Что? А, хорошо… Проводи, пожалуйста, гостя. У меня поднялось давление и опустилось настроение, и… очень… очень плохо мне, чувствую себя… очень…
   Ясна, недоумевая, смотрела то на меня, то на Натира.
   – Понятно, – резюмировала малышка.
   – Что понятно? – спросил рыцарь.
   – ВСЕ! – медленно произнесла Ясна.
   – Я покидаю вас, до встречи, волшебницы, – стал пятиться к двери Натир. – Вы принесли мне удачу! – И, уже закрывая за собой дверь, закончил: – Турнир через два дня. До свиданья.
   Рыцарь, как ошпаренный, выскочил во двор.
   Ясна подошла ко мне:
   – Что произошло?
   – Ой, и не спрашивай. Я… я… – и вот тут я разрыдалась.
   Малышка успокаивала меня, как могла. Сквозь слезы я поведала ей свою печаль, снова попросила блокнот и свой любимый черно-белый карандаш и наплакала еще пару афоризмов:
   Мысли похожи на нити, выпутываемые из какого-то гигантского клубка. Порой мне хочется верить, что это клубок Ариадны. А иногда мне кажется, что я просто вечно тку паутину, из которой сама же и не могу выбраться.
   А еще мысли похожи на рыб – все время ощущение, что они знают что-то очень важное, но прислушаешься – чешуя да хвост!
   Эх, что там говорить, мысли назойливы, как комары, – писку много, а толку мало. Только мозги после них зудят, а почесать нечем!
   Потом Ясна уложила меня спать. И проснулась я уже только поздно вечером под сильный стук в дверь.

АХ, ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ…

   Скажешь в разговоре дурное на чей-либо счет, а ребенок возьми и повтори твои слова прямо в лицо тому самому человеку!
Сей-Сеногон

   – Госпожа волшебница! Проснитесь, прошу вас! – кричал взволнованный Натир в гостиной.
   Я с трудом открыла глаза. Странно, почему он так кричит? Что случилось? И где вообще Ясна, почему она не успокоит гостя?
   Не найдя ни ответа на вопрос, ни своего «костюма для приема гостей», я накинула домашний халатик и спустилась вниз самым банальным образом – по ступенькам винтовой лестницы.
   Увидев меня, рыцарь завопил пуще прежнего:
   – Госпожа волшебница, спасите! Спасите меня!
   – Да не кричите вы так. Что у вас опять стряслось?
   – Беда! Страшная беда!
   – Прекратите панику. Говорите толком.
   – Только что глашатай его величества короля Эдуарда 15/11 объявил, что турнир отменяется!
   – Да? И по какой причине?
   – В королевской казне нет достаточного количества денег, чтобы оплатить фейерверки, а турнир без фейерверков – не турнир!
   – А при чем тут вы?
   – Как при чем? Как же мне теперь завоевать руку и сердце несравненной Амурлии?!
   – Не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем.
   Натир, кажется, поверил и успокоился. Сел на диванчик и задумался. А может, и замечтался. Но идиллия эта длилась недолго. За окном пробежал мальчик, орущий на всю округу:
   – Слушайте все! У принцессы Амурлии на макушке выросли рога!
   Натир подскочил, как ужаленный:
   – Как рога?! Почему рога?! Впрочем… разве это помеха моей любви? Если у Амурлии такой богатый внутренний мир, то почему бы не быть богатым и ее внешнему миру? Недаром же в народе говорят: «Лицо – зеркало души»! Так что…
   Но не успел он договорить, как этот прыткий мальчик побежал обратно, но уже с совершенно новыми новостями:
   – У принцессы Амурлии на ногах появились копыта!
   Я уже было подумала, что теперь все, любовь как ветром сдует, но не тут-то было!
   – Копыта? Ну и что? Теперь она будет похожа на юную лань, на сказочную антилопу. Госпожа волшебница, наколдуйте мне, пожалуйста, тот же набор прелестей, что и у моей возлюбленной.
   – Господи, зачем?!
   – Я стану ее долгожданным единорогом! Я прошу вас.
   Я сделала то, что он просил. И пока Натир красовался перед зеркалом, рассматривая новые части своего тела, неутомимый парнишка пробежал в третий раз, сообщив душераздирающую подробность очередной метаморфозы Амурлии:
   – У принцессы вместо носа появился пятачок!
   – Ах, Амурлия! – закатил глаза Натир. – Как же ты разнообразна в своих проявлениях, какая же ты непредсказуемая натура!
   Пылкий юноша еще минут пять распевал дифирамбы своей обожательной принцессе, а я интенсивно думала. За всем этим явно стоит какая-то магия, кто-то, ведьма или колдунья, так неэстетично экспериментирует над несчастной Амурлией. Мне даже стало ее жаль, может, она не дура, а всего лишь дурочка? Хотя, конечно, не стану скрывать, все эти перевоплощения Амурлии были мне на руку. Точнее, были бы, если бы не Натир…
   – Госпожа волшебница, – Натир посмотрел на меня умоляющими глазами.
   – Что, Натирчик?
   – Вы могли бы меня отправить к Амурлии?
   – В таком виде?!
   – Именно в таком! Я все продумал! Увидев меня, она поймет, что мы с ней единственные такие во всем мире. И от этого наш союз станет крепче. Я сделаю все, о чем бы вы ни попросили, госпожа волшебница!
   – Хорошо. Тогда… заберите свой Философский Камень назад.
   – Назад? Но…
   – Вы же обещали!
   – Хорошо. Вы уже готовы к магическому священнодействию?
   Я горько вздохнула:
   – Да. Станьте сюда, зажмурьте глаза, зажмите уши и нос. Наберите побольше воздуха и считайте до тринадцати. Готовы?
   – Да.
   – ЛЕШОПНОВ! УТРЕЧКЬСИТАК! ЯСЙАРИБУЧОРП!
   Натир исчез.
   Я села у окошка и стала строить туманы на будущее. И тут до моего слуха донесся странный диалог. Говорили шепотом, но один из голосов был мне до боли знаком.
   – Ты громко кричал?
   – Ха! Сам Господь Бог оглох от моего крика!
   – И что ты кричал?
   – Все, как просила. Да ты не волнуйся, никто не подкопается. Давай деньги и по рукам!
   – На свои деньги и катись отсюда.
   – Почему так мало? Ты же обещала больше?!
   – Иди отсюда, а то в жабу превращу!
   – Сама ты уже жаба…
   Через минуту за окном послышалось жалобное хрюканье, а в дом вошла Ясна.

ЭПИЛОГ, или РЕШАЙТЕ, САМИ

   Ребенок играл с самодельным луком и хлыстом. Он был прелестен! Мне так хотелось остановить экипаж и обнять его.
Сей-Сеногон

   – А где Натирчик? – беззаботно спросила моя малышка.
   И вот тут я все поняла, и меня окатило холодным потом. В полуобморочном состоянии я спросила:
   – Ясна, девочка моя, скажи мне честно, ничего не скрывая, мальчика за окном подговорила ты? Что молчишь? Ты?
   – Я…
   – И у Амурлии с внешностью все в порядке?
   – Это как сказать…
   – Ну?
   – Да.
   – О Боже!
   Я представила, как в комнату ни в чем не повинной принцессы минуту назад ввалился этот… рогатый и копытный Натир с маниакальным восторгом.
   – ЯСНА, ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА?!!
   – Я хотела как лучше…
   – Ну да, путь в ад выложен благими намерениями.
   – Я правда хотела как лучше! Ты же сама говорила, что прямая дорога начинается только после того, как повернешь налево. А что произошло? Чего ты так нервничаешь?
   – Не во мне дело, нервничать сейчас буду не я. Ты об Амурлии подумала?
   – А что о ней думать, о ней Натирчик думает, а я хотела…
   Пришлось девочке раскрыть глаза на реальные факты нашей и чужой биографии.
   – Какой ужас!!! – воскликнула она, осознав всю глубину неисправимого.
   – Что же теперь делать?
   – Кому?
   – Как кому? Нам…
   – Сейчас я тебе расскажу, но для начала принеси из кладовки ремень.
   – Зачем это?

ПОСЛЕСЛОВИЕ

   Дальнейшие подробности позвольте опустить, ибо эта история подошла к концу.
   С Ясной у меня, как вы понимаете, вышел серьезный и обстоятельный разговор о жизненных принципах и ценностях.
   А Натир? С ним-то, как раз, вышла весьма странная история. Амурлия, увидев его в таком виде, вдруг тут же воспылала к нему любовью, потому что он один такой на свете… А выслушав его любовные излияния, захлебнулась в сладостном умилении… Одним словом, живут они счастливо и, дай бог, не умрут в один день.
   А я? Я… В конце концов, рогатые мужчины не в моем вкусе, и, вдобавок, они неудобны в обиходе – ни в какие ворота не лезут, и вообще…
   Теперь в моем чулане где-то лежит Философский Камень, который Натир так и не успел забрать, а в закромах моего сердца остывает, так и не успев разгореться, рыжая, веснушчатая любовь.

ПОЧЕМ ФУНТ ФУРИЙ?

   Кончишь первый том еще не читанного романа – сил нет, как хочется достать продолжение, и вдруг увидишь следующий том.
Сей-Сеногон «Записки у изголовья»

ВНАЧАЛЕ БЫЛА ТЕЛЕГРАММА

   Дамы взволнованно совещаются между собой, как лучше ответить, показывают друг другу сочиненные ими письма. Забавно глядеть на них.
Сей-Сеногон

   Час назад, когда, на первый взгляд, ничто не предвещало ни дождя, ни счастья, я получила от моей далекой родственницы по материнской линии телеграмму следующего содержания:
 
   Здравствуй, дорогая моя Ойо-йо-ййй, мои дела идут хорошо, а твои? Я слышала, ты стала волшебницей? Но, впрочем, это неважно, самое главное впереди, точнее, в будущем, еще точнее, через неделю. Я приглашаю тебя погостить в моем замке несколько дней. Кто бы ты там ни была, двухнедельный отпуск в четырех каменных стенах, пропитанных романтикой и кровью благородных рыцарей, думаю, тебе не повредит.
   P.S. Во-первых, не опаздывай.
   P.S.S. Во-вторых, и без всяких своих штучек!
   P.S.S.S. В-третьих, как тебе во-первых и во-вторых???
 
   Тобою любимая семиюродная сестричка Элеонора Взгуздорская (королева в отставке, член Академии извращенных искусств, основательница ордена воинствующих вегетарианцев, лауреатка вседеревенского конкурса банальных танцев и член-корреспондент Северного Археологического Общества имени первого питекантропа Ыых).
 
   И вот теперь, собрав все свои вещи и ученицу Ясну, я трясусь в карете, следующей маршрутом ЗАЛЕСЬЕ – КУДЫКИНЫ ГОРЫ.
   Действительно, после недавних событий – моей неудачной влюбленности – отпуск мне не повредит. Но надо знать мою сестрицу! Чует мое сердце, что не просто так она меня пригласила. Но ничего, в любом случае моей ученице это не помешает: девочке надо привыкать к повседневной жизни волшебницы.
   Итак, карета, запряженная парой росинантов, переваливаясь с колеса на колесо, неуклонно двигалась к намеченной цели.
   По дороге, пока было время, я инструктировала Ясну на предмет гостеприимного поведения в присутствии Элеоноры.
   – Во-первых, – наставляла я свою ученицу, – вежливость, вежливость и еще раз вежливость! Всякие там спасибо-извините, поклоны-уклоны, танцы-реверансы. Во-вторых, со всем, что бы она ни говорила, что бы ни подразумевала, о чем бы ни молчала, – соглашаться! В-третьих… Ты почему меня не слушаешь?!
   – Я тут подумала, может, нам лучше не ехать, а?
   – Что ты?! Я уже отослала ответную телеграмму: «МЫ ПРИБЛИЖАЕМСЯ!» Так что теперь поздно. Перед дракой руки не моют!
   Экипаж неожиданно остановился, и наступила подозрительная тишина. Лишь цвирикали кузнечики, стучали дятлы да фыркали лошадки.
   – Эй, ямщик, погоняй лошадей! – крикнула я, но ответа не последовало.
   – Странно.
   Мы с Ясной грациозно снизошли из кареты и осмотрелись. Экипаж стоял в лесной чаще. Кучера не было, как почему-то не было и дороги, только две узкие полоски примятой травы от колес кареты. Вот и все.
   – Ясна…
   – Что?
   – В-четвертых, Элеонора не любит опозданий. Она пунктуальна, как кварцевые часы.
   – Что?
   – Ах, ты это еще не проходила.
   – Может, я этого и не проходила, но я чувствую, что сейчас мы пойдем вместе пешком через лес.
   – Да, моя девочка, ты становишься проницательной.
   – И в какую же сторону идти? Может, на Севе… Ой, что это?!
   На наших глазах карета превратилась в тыкву, а лошади в мышей, с писком разбежавшихся в стороны.
   – Полдень, – сказала я.
   – Что?
   – Часы пробили двенадцать. Полдень.
   – Ничего не понимаю!
   – Это средство передвижения я одолжила у одной знакомой феи. Она однажды помогла одной моей подружке по МИСТЕРУ ИСТУКАНУ, признаться, большой замухрышке, выгодно выскочить замуж. А карета эта, как только наступает полночь, приобретает тот вид, который мы с тобой в данный момент наблюдаем.
   – Но ведь сейчас не полночь, а полдень!
   – Очевидно, все дело в часовых поясах. Она живет в другом полушарии.
   – Йо, пошли быстрее, я есть хочу.
   – Разве я не учила тебя магическому питанию?
   – Нет.
   – Вот и хорошо. Совместим приятное с полезным. Повторяй за мной. Ты готова?
   – Готова.
   – Закрой глаза и представь черную пустоту.
   – Пустоту…
   – Из пустоты появляется яблоко. Сочное. Румяное. Прощупай его всеми органами чувств, какое оно аппетитное.
   – Аппетитное…
   – А теперь медленно опусти его в желудок.
   – Желудок…
   – И раствори, постепенно насыщаясь его силой. Ну что, наелась?
   – Можно, я не буду отвечать на этот вопрос?
   – Не расстраивайся, со временем научишься, – утешила я малышку.
   Мы зашагали в северном направлении. Хорошо, что мы надели дорожные костюмы, а не платья. Если не вспоминать, почему и куда мы идем, то прогулка была приятной. Как говорил мой знакомый колдун из племени Хррррууумммм: «Лес – он и в Африке джунгли!»

ГЛАВА О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ

   Имя это звучит по-деревенски грубо, но китайскими знаками можно написать его иначе: «Цветок поры прилета диких гусей».
Сей-Сеногон

   Мы вышли на поляну, где перед нами открылась странная картина. В центре стоял домик на куриных лапках. Этакая ветхая, приземистая деревянная избушка, поросшая мхом, крапивой и лишайником.
   Что-то смутное, но очень знакомое шевельнулось в памяти.
   – Ясна, кажется, это…
   – Усадьба мадам Яг! – раздался голос позади нас.
   Мы резко обернулись и чуть не обалдели от неожиданности: на меже между лесом и поляной стояла женщина средних лет, в обтягивающих кожаных брюках и облегающей блузке. Ее роскошные русые волосы стекали по плечам до самого пояса. Голубые раскосые глаза смотрели пристально и внимательно.
   В одной руке она держала лукошко с клубникой, а в другой – на поводке черного кота размером с собаку.
   – Вы здесь живете? – спросила Ясна.
   – Да, – ответила незнакомка. – А вы что тут делаете? Вы туристы или просто собираете гербарий?
   Я решила вмешаться в разговор:
   – Меня зовут Йо, а ее – Ясна. Мы заблудились. Ехали на Кудыкину гору, но потерпели каретокрушение. И вот мы здесь. Вы не могли бы нам помочь – указать, в какую сторону уйти отсюда…
   – Куда же вы на ночь глядя? Оставайтесь. Я угощу вас ужином.
   – Но…
   – Никаких «но»! – властно прервала таинственная незнакомка и, подойдя ближе к дому, произнесла:
   – Избушка-избушка, повернись к западу задом, к востоку – фасадом!
   Дом со скрипами, охами и ругательствами не спеша стал поворачиваться, жаловаться на поясницу, короля Георгия, радикулит и малообеспеченную старость.
   Мы завороженно смотрели на происходящее.
   – Кстати, забыла представиться: Асмодея Яг. Прошу в дом.
   Мы вошли в темное, сумрачное помещение и осмотрелись: свеча горела на столе, под которым лежали два красных башмачка. На окнах губной помадой были начертаны круги и стрелы, на стенах развешаны пучки трав, цветов, таранок, чеснока, укропа и несколько крысиных хвостиков. Возле большой печки, на которой кто-то выцарапал «Здесь был Емеля», висел огромный портрет старушки в оранжевом чепчике. Лицо ее было тронуто печатью сдержанной справедливости, а скрюченный нос придавал ей какое-то особое очарование, граничащее с ужасом.
   – Это моя бабушка, можете рассмотреть поближе, – сказала Асмодея, заметив нашу заинтересованность семейной реликвией.
   Мы подошли чуть ближе и на рамочке прочли: «Холст. Кровь. Барби Яга».
   К нам подошел кот и членораздельно произнес:
   – Мяу!!!
   – Котика зовут Гиппопотам. Отца его звали Гипотоламус. Он отличался миролюбивым характером, но ел только мясо. Малыш весь в папочку, но вы не бойтесь – он ласковый.
   Мы, соглашаясь, закивали.
   – Чувствуйте себя, как дома. Я сейчас приготовлю ужин.