Йерби Фрэнк. Золотой ястреб

   Но прежде чем потерять сознание, дон Франсиско наконец рассмотрел своего противника. Хитроумный и смелый противник, который так легко разделался с ним, оказался женщиной – женщиной, одетой в мужской костюм.
   Сражение на палубе фрегата было закончено. Даже при дневном свете его команде было бы трудно противостоять пиратам, а ночью, застигнутые во сне, они были похожи на стадо овец. Женщина-капитан стояла на баке, ее длинные огненные волосы рассыпались по плечам.
   – Я надеюсь, что теперь вы перестанете ворчать, – обратилась она к своим пиратам. – Я не только помогла вам перебраться через море, но и нашла другой корабль. А теперь, когда вы живы, вы должны постоянно вспоминать, что только моя настойчивость тому причиной. Ну же, отправляйтесь по местам!
   Мужчины мрачно разошлись, продолжая что-то бурчать, и вскоре растворились в темноте. Перегнувшись через борт, Джейн Голфин, а это была она, снова прочитала название корабля.
   – «Санта-Елена», – задумчиво повторила она. – Я не допущу здесь ничего святого. Я окрещу этот корабль «Чайкой»в честь свободной морской птицы, в знак того, что никто не сможет остановить меня.
   Она вызвала корабельного плотника, приказав ему к утру сменить название. Затем вспомнила страдания этих четырех дней в корабельных шлюпках, после того, как она лично убедилась, что весь экипаж благополучно покинул «Морскую ведьму», и последней покинула ее палубу. Потом были голод, змеи и москиты на побережье Панамы, в самом центре испанской территории. Может быть, позднее, она будет гораздо спокойнее вспоминать об этом. А сейчас у нее еще слишком много дел.
   – Тащи испанца ко мне, – приказала она стоявшему невдалеке моряку и вернулась в каюту.
   Моряк отсалютовал и пошел вперед. Через несколько минут он вернулся с доном Франсиско. Испанца бесцеремонно впихнули в каюту Джейн, и он обнаружил, что она сидит, постукивая длинными пальцами по столу. Это окончательно привело его в замешательство. Он затравленно оглянулся. Джейн насмешливо посмотрела на него и улыбнулась.
   – Садитесь, сеньор. Я хочу задать вам несколько вопросов.
   Идальго холодно поклонился и продолжал стоять. Она же кивнула охранникам и испанца насильно усадили.
   – Хотите выпить? – поинтересовалась Джейн.
   Дон Франсиско гневно покачал головой. И снова один из охранников стоял наготове с тяжелой оловянной кружкой. Джейн с большим интересом наблюдала, как они силой заставляли испанца выпить.
   – Теперь, я надеюсь, вы станете немного вежливее, – сказала она, – и мы можем заняться делом. Куда вы следовали, сеньор?
   Дон Франсиско мрачно сжал челюсти. Джейн снова кивнула охранникам. Они медленно вытащили ножи. Мгновение спустя один из них подошел и схватил испанца за бороду. Быстрое движение ножа, и волосы упали на пол, разделившись на две ровные половины. На лбу испанца выступили капли пота.
   – Я задала вам вопрос, сеньор, – спокойно сказала Джейн.
   Испанец посмотрел на сверкающее лезвие ножа и понял, что потерпел поражение.
   – Из Порт-Ройала, – пробурчал он. – Ваши деревенщины более вежливы, чем вы, сеньорита.
   Джейн нахмурилась. Ей не слишком нравились эти отношения англичан с испанцами. И она знала, что большинство англичан были с ней согласны. И хотя в 1688 году, после длинной войны, было заключено перемирие, обе нации продолжали ненавидеть друг друга. При каждом удобном случае англичане называли испанцев «папистскими собаками», а испанцы англичан – «проклятыми еретиками».
   – Потому что я более англичанка, чем они, – ответила Джейн, – и я бы встретила вас хорошеньким залпом, как только вы вошли бы в гавань.
   – За такое дело, – наставительно сказал дон Франсиско, – власти повесили бы вас, так же как они повесили этого белокурого дьявола, которого захватил капитан Нельсон.
   Джейн вскочила. Она пристально посмотрела в лицо испанцу, и в ее изумрудных глазах загорелись искры.
   – Вы сказали «белокурый дьявол»? – переспросила она. – Это высокий парень с волосами до плеч и лицом, как у бога, спустившегося на землю?
   – Сеньорита преувеличивает, – ответил идальго, – но в целом картина верна.
   – Вы слышали его имя? Это Кристофер? Или Кристобаль, или Кит?
   Испанец посмотрел на нее, подмечая отразившиеся в ее глазах чувства. Потом он кивнул с видимым удовольствием.
   – Да, – сказал он, – мне называли именно эти имена.
   Джейн почувствовала, как у нее внезапно задрожали колени. Она была вынуждена присесть, чтобы не упасть.
   – Вы… вы видели, как его повесили? – прошептала она.
   – Нет, – с сожалением ответил испанец. – Он предстал перед судом в тот день, когда мы отплывали. Против него давала показания англичанка, обвиняя его в изнасиловании. Едва ли ему удалось оправдаться.
   Джейн снова вскочила на ноги, и ее лицо покраснело от гнева.
   – Розалинда! – воскликнула она. – Лживая распущенная девица! Розалинда Парис!
   – Вы снова правы, – сказал дон Франсиско. – Свидетельницу звали сеньорита Парис. Вы хорошо знаете дворянство Порт-Ройала, сеньорита.
   Джейн махнула рукой охранникам.
   – Уберите его прочь! – приказала она.
   После того как испанца вывели из каюты, Джейн без сил опустилась за стол и уставилась неподвижным взглядом в пространство. Она чувствовала, как по ее щекам потекли слезы, но не могла их остановить. Она гневно тряхнула головой, но слезы не прекратились, а хлынули сплошным потоком.
   Она вспомнила, что при их последней встрече она открыла огонь, чтобы убить его. Почему же сейчас она плачет из-за него?.. Она должна это обдумать, чтобы все для себя прояснить. Но ей никак не удавалось собраться с мыслями. Кроме того, перед ее глазами постоянно стоял Кит, его золотая шевелюра, каждая линия его стройного тела, каждая черточка его лица. Она уронила голову на дубовый стол, и из ее груди вырвались громкие рыдания. Потом ее посетили другие мысли, более ужасные, чем прежде.
   – Я покалечила «Морской цветок»! – прошептала она. – Этот круглоголовый дурак Нельсон никогда бы не смог победить Кита! Но я… о боже, я!..
   Она уставилась невидящими глазами в стену каюты, и перед ее внутренним взором снова и снова во всех подробностях развернулась эта картина: ее собственный корвет «Морская ведьма» на всех парусах догоняет «Морской цветок», а ее канониры ведут по нему убийственный огонь. Она своими руками затянула4 веревку на шее Кита Джерадо. Если бы «Морской цветок» не был покалечен ее пушками, Кит мог бы устоять против эскадры Нельсона, ему, возможно, удалось бы уйти от них. Но она сделала это. Она, Джейн Голфин, убила человека, которого любила.
   Убила его! И из-за чего? Из-за дома, который он поджег, не подозревая, что тот принадлежит ей. Что было такого в этом доме, если из-за него должен был умереть Кит? Что значит какое-то поле сахарного тростника, даже сотни тысяч полей, если она больше не сможет поцеловать его губы?
   – Из-за этих ничтожных вещей, – прошептала она, – из-за этих никому не нужных вещей я преследовала его и обрекла на смерть, не достойную даже собаки! Ох, Кит, мой Кит!.. – ее голос сорвался.
   Она плакала так долго, что у нее совсем не осталось слез. Когда же наконец собралась подняться, то с удивлением почувствовала, что ее тело не повинуется ей, – ей, которая всегда презирала женскую слабость. Она снова стала настоящей женщиной. И под влиянием этого открытия внезапно поняла то, в чем никак не хотела себе признаться, – она любила Кита Джерадо от всего сердца.
   Она все еще сидела в темноте, уставившись в стену своей каюты, но ее мысли приняли другое направление.
   – Я вернусь в Порт-Ройал, – сказала она сама себе. – Я отыщу Розалинду Парис и убью ее собственными руками!
   Наконец Джейн собралась с силами и вышла на палубу.
   – Поворачивай, – приказала она рулевому.
   Рулевой уставился на нее, открыв рот от изумления.
   – Поворачивать? – переспросил он.
   – Да, – спокойно ответила она, – поворачивай – назад в Порт-Ройал.
   Он продолжал смотреть на нее, а потом пожал плечами. Приложив руки ко рту, он крикнул:
   – Готовиться к повороту!
   Команда заняла свои места, и корабль начал медленно поворачиваться. Три дня спустя они бросили якорь в уединенной бухте недалеко от Порт-Ройала. Джейн приказала ждать ее возвращения четыре дня, а если она не вернется к этому сроку, то выходить в море без нее.
   После обеда леди Джейн Голфин поскакала в Порт-Ройал. Она сразу же поехала к Гилберту Вильямсону, которого знала лучше всех.
   – Вы знаете, где найти Розалинду Парис? – спросила она напрямик.
   Вильямсон улыбнулся.
   – Мне кажется, что вы не слишком-то любите друг друга, – сказал он. – Но если вы хотите ее видеть, то найдете в доме капитана Нельсона, за которого она несколько поспешно собирается выйти замуж.
   Джейн улыбнулась:
   – Она не теряет времени.
   Она кивнула ему и взялась за повод. Гилберт Вильямсон протестующе поднял руку.
   – Останьтесь ненадолго, – попросил он, но леди уже мчалась по узкой улице.
   В доме капитана Нельсона Розалинда сама открыла дверь, потому что ее служанка была занята каким-то другим поручением. Джейн опустила руку в мешок, и ее пальцы нащупали небольшой, отделанный серебром пистолет.
   – Могу я войти? – спокойно спросила она.
   Розалинда отошла в сторону и дала ей дорогу. Джейн подошла к креслам и села.
   – Ты знаешь, почему я пришла? – спросила она.
   Розалинда покачала головой.
   – Нет.
   – Я здесь, чтобы обвинить тебя, – Джейн говорила медленно, тщательно выговаривая слова, – в том, что из-за тебя был повешен человек. – Она замолчала, вглядываясь в лицо Розалинды.
   Но в нем не было ничего, кроме удивления и вопроса. – Я… я любила этого человека. Это высокий мужчина с лицом, похожим на морского ястреба, и с золотистыми волосами.
   – Кит! – прервала ее Розалинда.
   – Да, Кит, – подтвердила Джейн и внезапно вытащила пистолет. – Но прежде чем ты умрешь, расскажи, почему своей ложью ты послала его на смерть.
   Розалинда едва дышала.
   – Ты неправа! – наконец вымолвила она. – Его не повесили! Он сбежал. И я помогла ему в этом!
   Черный глаз пистолета на мгновение дрогнул, а потом снова занял первоначальное положение.
   – Ты лжешь! – категорически заявила Джейн.
   – Нет, нет! – заплакала Розалинда. – Видит бог, я не лгу! Это правда, что я предала его, но только потому, что он пренебрег мною. Но потом меня замучили стыд и угрызения совести. Я пробралась ночью в тюрьму и помогла ему выбраться на свободу – ему и его команде. Верь мне, Джейн, он не умер!
   Снова пистолет дрогнул.
   – Если твой змеиный язык не сказал мне правды…
   Розалинда порывисто подошла к двери. Она открыла дверь на улицу и позвала старого уличного разносчика, который громко рекламировал свои товары.
   – Зайди на минутку. Мне надо тебя кое о чем спросить.
   Старик почесал затылок и зашел.
   – Вот! – сказала Розалинда. – Спроси его!
   Джейн посмотрела на старика и задала ему свой вопрос.
   – Нет, мадам, – ответил старик дрожащим голосом, – они все убежали и снова захватили свой корабль, так что охрана ничего не смогла с ними сделать. Они не смогли остановить их!
   Розалинда выдвинула ящик, достала золотой соверен и положила его в морщинистую ладонь торговца. Потом она обернулась к Джейн и увидела, что из ее зеленых глаз текут слезы.
   – Я никогда не любила тебя, – сказала она Розалинде. – Но с этого момента мы – друзья. Бог благословит тебя, Розалинда, потому что ты спасла две жизни – его и твою собственную.
   Розалинда умоляюще протянула руки к Джейн.
   – Поезжай к нему, – прошептала она. – Подари ему всю любовь и нежность, которых он заслуживает, и… и роди ему много высоких сыновей! – с этими словами она выбежала из комнаты.
   Джейн на мгновение застыла от изумления, потом вышла на улицу и вскочила на лошадь. Через минуту она уже мчалась по направлению к уединенной бухте, где ее ждала «Чайка». Она должна выйти на поиски Кита, а когда найдет его, то больше никогда с ним не расстанется.
   – Помоги мне, Боже, – пробормотала она, – найти его как можно скорее.
   Джейн пригнулась к шее лошади и помчалась как стрела.

ГЛАВА 16

   После поразивших его слов Бианки, ослабевший от раны, нанесенной ему Рикардо Голдамесом, дон Луис много часов пролежал между жизнью и смертью. Застав его в таком состоянии, Бианка звонком вызвала слуг, чтобы они перенесли его в постель и раздели.
   Пока они хлопотали над хозяином, Бианка опустилась на колени перед алтарем, устроенным в маленькой нише в ее спальне. Но она молилась не за дона Луиса, а за себя. Стоя на коленях перед образом Мадонны, казалось, ожившим в мерцающем пламени свечей, она молча плакала. Это была тяжелая борьба между святостью принесенных обетов и искушением, перед которым не устоял бы даже Святой Антонио.
   Она молила Пресвятую Деву наставить ее. Она хотела только расстаться с доном Луисом, но совершенно не желала его смерти. Но ни один из индейских слуг не будет выхаживать графа, а доктора в Лиме слишком невежественны. Да, ей остается только ждать, пока ее муж не отправится на тот свет. Тогда она сможет уехать на Ямайку и подождать там некоторое время, пока не появится на свет его отпрыск, а потом сесть на небольшое береговое судно и добраться до голубых гаваней Санто-Доминго. И тогда… ее мысли мешались, когда она думала об этом.
   Однако, к своему несчастью – или благословению – Бианка обладала необычайной ясностью мысли. Женщина, которая не пошевелила пальцем, в то время как могла спасти жизнь собственного мужа, сама будет повинна в убийстве. Если она позволит ему умереть, разве это не будет означать, что она убила его? И если она бросится в объятья Кита, разве она не будет проклята за это и не будет вечно гореть в адском огне? Было мгновение, когда мятежная кровь призывала ее пренебречь всем этим. Но воспитание, полученное у добрых сестер в монастыре, и годы исправных посещений мессы нельзя было так просто отбросить.
   Когда она поднялась на ноги и подошла к неподвижной фигуре мужа, лежащей на кровати, ее внезапно охватили совершенно иные чувства. Она чувствовала действительно жалость к этому большому человеку, наблюдая, как жизнь уходит из его крепкого тела. Опустившись перед ним на колени и глядя на бинты, горячую воду для припарок, которые слуги принесли для нее, она вспомнила, что лежащий перед ней человек был ее мужем и господином, отцом ее не родившегося ребенка. Она вспомнила также, что несмотря на свой характер, он никогда намеренно не обижал ее, и что дон Луис на самом деле был ничуть не лучше, но и не хуже, чем другой гранд его времени. Наконец она вспомнила, что ее муж подарил Киту жизнь, когда она полностью была в его руках. Могла ли она чем-нибудь помочь ему?
   Три дня и три ночи она не отходила от него ни на минуту. Она подносила ему воду и поила бульоном. Когда наконец на четвертое утро она задремала от непомерной усталости, ей приснилось, что рядом с ней стоит Кит и с одобрением смотрит на нее. Но когда она проснулась, то увидела, что на нее смотрят черные глаза дона Луиса, незамутненные больше лихорадкой.
   – Я был несправедлив к тебе, – прошептал он. – Если бы ты была такой, как я о тебе думал, ты позволила бы мне умереть. Я благословляю тебя, моя маленькая голубка, и хочу, чтобы ты простила меня.
   Бианка взяла его за руку.
   – Я очень рада, Луис, – просто сказала она. – Я бы не хотела, чтобы наш сын появился на свет в доме, раздираемом ссорами. С этого дня между нами не должно быть разногласий. Ты должен верить, что я никогда не предам тебя.
   Дон Луис быстро поправлялся, но из-за беременности Бианки они не могли оставить Лиму и отправиться в Картахену. Но теперь их роли переменились: Бианка очень тяжело переносила беременность, и граф заботился о ней. В декабре 1694 года она уже была на седьмом месяце.
   Однажды утром на рождественской неделе она проснулась с ощущением, что одеяло всю ночь душило ее. В Лиме, холодной Лиме, температура достигала, казалось, шестидесяти градусов, а стоявшая тропическая жара была более характерна для Панамы или Перу. За окном она слышала топот множества ног и людские голоса.
   Повинуясь ее приказу, Квита отворила ставни, и голоса зазвучали более отчетливо.
   – Эль ниньо! – выкрикивали они. – Эль ниньо!
   – Эль ниньо? – удивленно переспросила Бианка.
   Эти слова означали «маленький мальчик» или, в это время года, «святой младенец». Но почему они произносят имя святого младенца с таким страхом? Она посмотрела на Квиту, но та была так же заинтригована, как и ее госпожа. Бианка откинула покрывала и опустила ноги с кровати. Квита встала на колени, чтобы помочь ей надеть комнатные туфли, и в этот момент в комнату вошел дон Луис.
   – Что там, Луис? – спросила Бианка. – Почему они кричат?
   – Они боятся бедствия, – нахмурившись, ответил дон Луис. – И если честно, то я тоже боюсь. Ты чувствуешь жару?
   – Да, очень сильную. Что это значит?
   Дон Луис опустился на стул. Было заметно, что он очень озабочен чем-то.
   – Каждый год в это время, – начал он, – с севера, из горячих районов у экватора начинают дуть ветры. Они несут с собой массы горячей воды, которая сталкивается с холодными прибрежными водами. Раз в тридцать лет северный ветер дует гораздо сильнее, чем обычно и поток теплой воды увеличивается в тысячу раз. Местные жители называют этот поток «Эль ниньо», потому что обычно это происходит во время Рождества.
   – Но почему они боятся его? – недоумевала Бианка.
   – Потому что обычно он все сметает на своем пути. Подожди, и ты сама увидишь. Ты знаешь, что здесь никогда не бывает дождей? Хорошо, а теперь слушай.
   Бианка прислушалась. Как будто вдалеке она услышала первые раскаты грома, а потом появились первые капли дождя. Но вскоре эти капли превратились в сплошные потоки. Через пять минут гром стал таким сильным, что невозможно было даже выйти на улицу. Дождь шел и шел час за часом, не прерываясь ни на минуту.
   Бианка сидела, сжавшись в кресле с доном Луисом, и с ужасом смотрела на потоки воды за окном. На побережье в районе Перу со склонов Анд к океану спускается по меньшей мере пятьдесят рек и ручьев, и большинство из них летом пересыхают. В ноябре они превращаются в ручейки, а к декабрю принимают свой обычный вид. Но в декабре 1694 года они превратились в кипящие потоки, затопившие территорию на много миль вокруг.
   С того места, где она сидела, Бианка могла слышать треск разрушающихся под воздействием дождя строений. Здания в Лиме не были приспособлены для таких дождей. Даже некоторые каменные здания не могли устоять перед ужасными потоками. А в индейской части города ни одна крытая соломой хижина не сохранилась. Индейские женщины и дети в ужасе бегали по улицам, не зная, где спастись от разъяренных потоков воды. Из окна своего крепкого каменного дома Бианка видела тела свиней и цыплят, несущихся по течению, а среди них снова и снова маленькие трупики индейских ребятишек. К ночи ее нервы были настолько напряжены от всего пережитого, что она громко разрыдалась на руках у Квиты.
   Всю ночь продолжался дождь, но к утру он закончился так же неожиданно, как и начался. Но жара все еще не спала. Холодный перуанский поток исчез в прибрежных водах Кальяо, сменившись медленно текущим горячим южным потоком. Он принес с собой множество морских микроорганизмов, которыми питались птицы, а также множество рыбы и морских ракушек. Все они погибли в холодных водах и были выброшены в протоки между островами.
   В соборе архиепископ призывал людей молиться и объяснял катастрофу тем, что Господь наказал Лиму за многочисленные грехи.
   Через неделю после катастрофы в городе началась эпидемия оспы. Индейцы вымирали целыми семьями, а потом болезнь принялась косить и испанцев. Этот факт, больше чем любые доводы Бианки, склонил дона Луиса к решению покинуть Лиму любой ценой. Но когда вслед за оспой пришла чума и люди падали прямо на улицах, дон Луис больше не колебался.
   Конечно, он знал, что в деликатном положении Бианки было бы величайшим риском перевозить ее куда-либо. Но если бы они задержались в Лиме, у него был бы гораздо больший риск потерять ее. Так что однажды ранним утром он предложил ей одеться и проводил к ожидавшей их карете. Они с трудом проехали восемь долгих миль до Кальяо, так как, несмотря на то, что они ехали как можно медленнее и осторожнее, Бианку постоянно тошнило.
   Но в гавани ей стало гораздо лучше. Чем ближе они продвигались к морю и попадали под влияние холодного течения, тем лучше себя чувствовала Бианка. Но когда они достигли экватора, у нее, казалось, начались схватки. Дон Луис хотел задержаться в новом городе Панаме до тех пор, пока не родится ребенок, но Бианка ничего не желала слышать об этом. Она бушевала и умоляла до тех пор, пока наконец дон Луис не сдался и не приказал соорудить носилки, чтобы переправить ее через перешеек в Порто-Белло, где они могли сесть на корабль, который доставит их в прохладный климат Картахены.
   Бианка лежала, видя только закрытое листвой небо или огромные лианы, похожие на серпантин. Снова и снова она осматривала свое распухшее тело, и из ее глаз текли мятежные слезы. Если бы, – размышляла она, – это был бы ребенок Кита, которого ей так и не удалось изгнать из своего сердца, она бы переносила свое положение с радостью. А теперь ей даже не приносил удовлетворения тот факт, что в жилах ее ребенка будет течь в некотором роде и его кровь…
   Путешествие продолжалось. Утром четырнадцатого дня у Бианки началась лихорадка. Наклонившись к ней, дон Луис увидел, что ее прекрасная голова стала похожа на обтянутый пергаментом череп. Открыв флягу, он попытался влить между ее стиснутых зубов немного воды. Тонкие струйки скатывались к уголкам губ, но она даже не пошевелилась. Дон Луис повернулся к носильщикам и зарычал:
   – Пошевеливайтесь! Мы должны к завтрашнему утру добраться до Порто-Белло!
   Люди подняли плетьми усталых животных. К тому времени, как достигли Порто-Белло, они потеряли половину мулов. Но даже это не остановило дона Луиса. Он нес Бианку на руках, когда пали последние два мула, несущие ее носилки. Он принес ее в дом лучшего врача Порто-Белло, еврея из Португалии.
   – Я думаю, что у нее еще есть шанс, – сказал доктор после осмотра Бианки. – Будем надеяться на ее молодость.
   – А ребенок? – нетерпеливо спросил дон Луис.
   Еврей пожал плечами.
   – Это в руках божьих, – заявил он.
   Весь январь и февраль 1695 года она пролежала в полубессознательном состоянии в доме доктора. Врач про себя удивлялся, что она до сих пор не умерла. В начале марта она в первый раз открыла свои черные глаза, а дон Луис стоял на коленях рядом с ее кроватью, не скрывая слез. Очень медленно она подняла бледную руку и погладила его по голове. После этого она стала быстро поправляться.
   Однако, только к началу апреля она настолько поправилась, что смогла продолжить путешествие. Бианка никогда не предполагала, что один только вид улиц Картахены доставит ей такую радость. Кит был далеко, возможно, он давно забыл ее. Может быть, теперь и ей удастся забыть. Она посмотрела на своего мужа мягко, почти с нежностью. Я не могу обмануть его, – подумала она, – и протянула ему руку.
   – Дон, Луис, – прошептала она. – Как хорошо вернуться домой.
   Дон Луис взял исхудавшую руку и заглянул в бледное, но все равно прекрасное лицо жены. Она похожа на ангела, восставшего из могилы, – подумал он, – поднося руку к губам и удивляясь, что Бианка ничего не спрашивает о ребенке – об их сыне, которого он так долго ждал, о ребенке, таком же бледном и нежном, как мать, которая выносила его, о ребенке, который появился на этот свет на второй день февраля 1695 года и мгновенно покинул мир, не успев даже сделать первого вздоха в своей жизни…
   – Да, – сказал он наконец. – Это очень хорошо, моя Бианка – просто прекрасно. Пойдем, экипаж ждет нас.

ГЛАВА 17

   В то самое утро, когда Бианка и дон Луис дель Торо вернулись в Картахену, Бернардо Диас стоял на палубе «Морского цветка». БЫЛО все еще темно, и он спешил определить местоположение корабля. Он снова и снова переводил взгляд со звезд на астролябию, которую держал в руках, и не мог справиться со своим удивлением. Даже этот не слишком точный прибор не мог его так обмануть. Он поторопился в каюту Кита.
   – Ты знаешь, где мы находимся? – проворчал он. Кит кивнул и улыбнулся. – Когда я рассказал вчера о цинге среди команды, ты сказал, что когда мы достигнем земли, то пополним наши запасы. Но почему из всех земель ты выбрал именно Картахену?
   – Я думал, ты знаешь, – медленно сказал Кит. – Когда мы отправлялись в это плавание, у нас было намерение раздобыть золота для благоустройства земель, подаренных мне сеньором Дукассе. Сейчас у меня достаточно золота и я могу вернуться в Санто-Доминго, но сначала я должен сделать остановку в Картахене.
   – И ты собираешься лишить дона Луиса дель Торо его жены?
   Кит изучающе посмотрел на Бернардо.
   – Я собираюсь навсегда лишить его возможности радоваться и печалиться. Бианка здесь на втором месте.
   – Но ты не оставишь ее, не так ли?
   – Нет, Бернардо, – четко сказал Кит, – но дон Луис занимает в моих планах первое место. И только потом я могу думать о его жене.