Кит посмотрел на дородного чернобородого человека, каждое появление которого в жизни Кита приносило только боль и страдания, и его рука сама потянулась к пистолету. Но пальцы Бернардо мертвой хваткой сжали его запястье.
   – Не сейчас, – прошептал он.
   Кит медленно отпустил рукоятку пистолета, и его мускулы расслабились.
   – Ты прав, – пробормотал он, – но однажды этот день наступит.
   – Возможно, – мягко ответил Бернардо. – Но пойдем, мы должны найти мост, ведущий в Сан-Лазар. Мы можем спрятаться в Чиенаге, в западном пригороде.
   Когда они добрались до моста, была уже ночь. Они уверенно пересекли его, хорошо зная, что любое подозрительное движение или попытка скрыться мгновенно выдали бы их. Но с другой стороны, они настороженно оглядывались по сторонам, до тех пор, пока не добрались до одного из тысячи низких островков на болоте, заросшего травой. Они залегли в высокой, в человеческий рост траве, и несмотря на тучи москитов, заснули – так велика была их усталость.
   Этой же ночью дон Луис был очень занят. Он медленно расхаживал взад и вперед перед пятью пиратами, выловленными из воды. Он был членом суда и в его обязанности входило задавать им вопросы, но, казалось, что все происходящее не слишком занимало его. Он продолжал расхаживать, сверкая черными глазами. Внезапно он остановился перед высокой фигурой Смитерса, протянул руку и распахнул ворот рубашки пирата. Грудь Смитерса была украшена татуировкой.
   – Нет креста, – медленно протянул дон Луис. – Ни образа Святого Кристофора, ни Святого Антонио, ни Святой Сесилии! Ничего! Я думаю, что это очень заинтересует святых отцов из инквизиции. – Он насмешливо посмотрел на Смитерса и внезапно выругался по-английски. – Ты, ублюдок, что ты теперь думаешь о капитане Джерадо, который предал тебя?
   – Ты лжешь! – прорычал Смитерс, прежде чем понял свою ошибку, потому что дон Луис повернулся к остальным судьям с легким поклоном и указал на него рукой.
   – Это англичанин, господа, – сказал он, улыбаясь, – и, следовательно, еретик. Я думаю, что святым отцам это, несомненно, будет приятно, – он сделал знак капитану охраны и Смитерса повели в тюрьму инквизиции.
   Но этот метод не принес положительных результатов с остальными пиратами, потому что на шее у каждого висел золотой крест. Но один из них был негром, и дон Луис предположил, что видит перед собой беглого раба.
   – Этот, – небрежно протянул граф, – несомненно, беглый. Мы можем поступить с ним так, как поступаем обычно с собственными рабами. На дыбу его! – потом он взглянул на остальных ледяным взором. – Мы можем преспокойно повесить и оставшихся, если джентльмены не настаивают на суде, который будет только пустой тратой времени.
   Остальные судьи, которые были членами Тайного совета вице-короля, только пожали плечами. Может быть, это и не лучший выход из положения, потому что народ, очевидно, ожидает спектакля, а небольшая задержка не может повредить делу.
   Когда пиратов уводили в тюрьму, мысли дона Луиса приняли другое направление. Что с Кристобалем? Что произошло с этим юным щенком, с этим великолепным бастардом, которого он породил? Пошел ли он на дно вместе с кораблем? При этой мысли граф почувствовал что-то, похожее на боль. Он даже пожалел, что не признал его много лет назад. Теперь бы у него был наследник… Но в середине этих размышлений у него внезапно появились сомнения. Его собственный капитан заявил, что «Морским цветком» командовал этот чернобородый англичанин, Смитерс. Он был совершенно в этом уверен, потому что наблюдал за маневрами бригантины в подзорную трубу. Что же тогда случилось с Китом? Может быть, он уже умер, убитый в одной из многочисленных стычек? Или он жив и находится совсем рядом, в Картахене?
   «Морской цветок» медленно крейсировал вдоль берега. Почему? Может быть, он ожидал кого-то? Кого-то, кто был плоть от плоти его, кровь от крови?
   Щенок – так дон Луис всегда называл про себя своего незаконного сына – уже захватил в море рыжеволосую англичанку. И, кроме того, с того самого времени в Кал-де-Сак, Бианка очень изменилась. Разве она не смотрела благосклонно на Рикардо, который своей северной красотой был похож на Кристобаля Джерадо, или, правильнее, дель Торо? Может быть, даже теперь, в этот момент…
   Дон Луис повернул потемневшее лицо к уходящим пленникам. Сын или нет, но если Кит хотя бы пальцем дотронулся до его единственного сокровища – он умрет! Он указал пальцем на самого тщедушного из пиратов, похожего на водяную крысу парижанина, которого было, видимо, легко заставить говорить.
   – Оставьте этого в Теназе, – прорычал он. – Я должен поговорить с ним.
   Дон Луис провел в подземной тюрьме почти три часа, потому что парижанин оказался крепким орешком. Они превратили его в кровоточащий, бесформенный кусок мяса, прежде чем он заговорил, да и то от него удалось добиться только едва различимого бормотания.
   Дон Луис вернулся домой в мрачном настроении, размышляя всю дорогу о том, как он задаст свой вопрос Бианке. Если его предположения – правда, она, конечно, будет все отрицать. Как же ему добиться от нее правды? Он знал, что угрозы мало действуют на его жену. Кроме того, он убедился, что она совершенно не боится смерти…
   Когда дон Луис зашел в ее спальню, то застал Бианку на коленях перед алтарем, ее юное лицо было бледным и расстроенным.
   – Он был здесь? – прорычал он, даже не думая назвать имя.
   Бианка медленно повернулась к нему, и ее черные глаза серьезно взглянули мужу в лицо.
   – Да, – очень спокойно ответила она, не выказывая никакого страха. – Он был здесь.
   Дон Луис стоял перед ней, сжимая и разжимая руки, и его темное лицо выражало гораздо большую муку, чем когда он наблюдал за агонией измученного им парижанина. Что же теперь? Если он откроет шлюзы и позволит потоку ревности и подозрительности вырваться наружу, какой ответ она тогда даст? Зная Бианку, он представил, как она поворачивает голову и спокойно говорит:
   «Да, милорд, я предала вас. Делайте со мной теперь что хотите!»
   И если она скажет это, то что тогда? Наказать ее? Как? Какое бы наказание он не придумал, она встретит его с радостью – даже смерть. Глядя в его лицо, Бианка читала его мысли.
   – Нет, милорд, – тихо ответила она. – Я не обесчестила вас, но только потому, что ваш сын оказался более человечным, чем вы, и не воспользовался моей слабостью. Если бы он пожелал, я предала бы вас, но он оказался честным человеком. Он, а не я.
   Дон Луис вглядывался в маленькую фигурку своей жены и удивлялся, как он мог позволить заговорить на эту тему.
   – Тогда он дурак, – наконец сказал он, – потому что упустил свой шанс. Он никогда не получит тебя.
   – Его… его поймали? – прошептала она.
   – Нет, – признался дон Луис, – но он будет пойман. И тогда его непременно повесят.
   Бианка поглядела на своего мужа, и ее черные глаза блеснули.
   – А когда его поймают, – прошептала она, – я знаю, что вы не причините ему вреда. Вы сделаете так, как я скажу.
   Дон Луис пристально посмотрел на нее и повернулся, собираясь уходить.
   – Только из-за этого, – бросил он через плечо, – из-за этих слов его гибель предрешена!
   С этими словами он вышел из комнаты.
   На следующее утро, после бесконечно длинной ночи ожидания, Кит и Бернардо выбрались на улицу и услышали грохот больших барабанов, призывавших жителей Картахены на городскую площадь. Сейчас это начнется. Сейчас эти люди, которые так долго следовали за ним и делили с ним все опасности, должны умереть – позорной, бесславной, ужасной смертью. И все из-за того, что он томился от любви, как зеленый юнец!
   Когда Кит и Бернардо добрались до площади, она была уже заполнена народом, а все приготовления были закончены. Экзекуция должна была начаться с минуты на минуту. Стоявшие у подножия виселицы литавры замолкли, и сейчас же первый из осужденных ступил на эшафот. Шаг за шагом он продвигался вперед, сопровождаемый двумя вооруженными стражниками, и каждый шаг звучал барабанным боем.
   Кит попытался отвести взгляд, но не смог. Тут толпа разразилась ужасным ревом. Вслед за первым появился второй пират и тоже взошел на эшафот. Киту казалось, что даже сквозь крики толпы он слышит скрип веревок, затягиваемых на их шеях.
   Маленький парижанин умирал ужасно. Он долго хватал воздух разбитым, окровавленным ртом. Наконец, Кит не удержался и отвел глаза. Когда он снова взглянул на виселицу, с пиратом было уже покончено. Теперь солдаты принялись за негра. Его обнаженное, мускулистое тело было похоже на статую из эбенового дерева. Кит увидел, как четыре испанских солдата начали привязывать его веревками за запястья и лодыжки. Потом палач поднял тяжелую плеть, в которую были вделаны кусочки железа, и начал хлестать негра, с каждым ударом прорывая кожу. Кит слышал протяжные стоны несчастного, которые быстро перешли в предсмертные хрипы. Когда солдаты, наконец, отвязали его, кожа жертвы превратилась в лохмотья.
   Горячие слезы полились из глаз Кита, его лицо смертельно побледнело. Так было, когда умирала его мать. Бернардо обнял его за плечи.
   – Крепись, Кит, – прошептал он.
   Снова зазвучали литавры. Теперь их звук был другим – медленным и торжественным. Подняв голову, Кит увидел появившуюся процессию из отцов-инквизиторов, а между ними избитого, обожженного, измученного пытками до того, что его лицо стало совершенно неузнаваемым, – Смитерса. Его не ожидала виселица – вместо этого святые отцы подвели его к другому сооружению, которое Кит прежде не замечал. Это был железный столб, опутанный цепями, а у его подножия была сложена куча хвороста. Кит схватил Бернардо за плечо, чтобы не упасть. Это было верхом жестокости.
   Смитерса привязали к столбу, палач зажег факел и поднес его к хворосту. Появилось пламя, и со стороны казалось, что оно ласкает обнаженные ноги Смитерса. Казалось, что он совершенно ничего не чувствует, но когда пламя взметнулось вверх и коснулось его коленей, Смитерс вздрогнул всем телом. Его рот открылся и даже сквозь треск пламени Кит услышал, как из его легких вырвался хрип. Он дернул головой и напрягся, пытаясь вырваться из железных объятий, хотел закричать, но не смог, потому что вместо языка ему оставили лишь жалкий обрубок. В этот момент всю площадь потряс пистолетный выстрел Кита. Смитерс повис на цепях, навсегда избавившись от мучений, пораженный в самое сердце.
   – Отлично сработано, Кит, – сказал Бернардо.
   У него не было времени для большего. Такое грубое нарушение предвкушаемого спектакля не могло остаться безнаказанным. Обнажив шпаги, Кит и Бернардо попытались прорваться через толпу, но врагов было слишком много. Если бы не вмешательство дона Луиса, подоспевшего со своим отрядом, их бы разорвали на куски. Окровавленные и избитые, они снова увидели друг друга в темной камере подземной тюрьмы Теназы, которая освещалась только крошечным окошком высоко под потолком. Каждый из них был уверен, что это последний свет, который они видели в жизни.

ГЛАВА 19

   Дон Луис вернулся домой только к обеду. В его походке не чувствовалось триумфа. Он пришел медленно, почти уныло, задумчиво опустив голову. Экзекуция, казалось, опустошила его, а жестокость толпы поразила даже больше, чем он мог себе признаться. Луис дель Торо был далеко не молод, и завтрашнее дело было глубоко ему отвратительно.
   От Кита, вероятнее всего, зависело спокойствие в его собственном доме, но, кроме того, дон Луис задумался еще и по другой причине. Эта причина казалась ему совершенно смехотворной, но он ничего не мог поделать В глубине души он не мог не чувствовать любви к своему незаконному сыну.
   Он действительно боролся с Китом, но даже в пылу битвы с гордостью замечал, что смелость и ловкость сына почти равны его собственной. Он никогда не переносил свою ненависть лично на Кита: даже гордился, что его сын стал известным капитаном и отличался храбростью в сражениях. Его великолепная, как будто позолоченная шевелюра так живо напоминала ему Дженни Джирадеус, что дон Луис, глядя на Кита, снова и снова с сожалением вспоминал свою юность. Он был несправедлив к его матери, неужели сейчас ему придется убить сына?
   Нет, ему не так-то легко повесить Кита, но что остается делать? Мальчишка, бесспорно, был пиратом, и за ним числилось множество потопленных кораблей и грабежей. Может быть, ему станет немного полегче, если Кит достойно встретит смерть.
   Войдя в комнату жены, он немного удивился, увидев, что она полностью одета и довольно спокойно встретила его. Он ожидал застать ее в прострации или на грани истерики. Но когда Бианка подошла к нему, ее лицо было спокойным, а в облике проглядывало что-то царственное.
   – Это правда, что его схватили? – спокойно спросила она.
   – Да, – буркнул дон Луис, – и правда также то, что его завтра повесят.
   Бианка изучающе взглянула в его лицо.
   – Его уже судили?
   – Нет, суд должен состояться сегодня вечером, но результат известен заранее – его повесят.
   Снова этот удивительно холодный взгляд.
   – И вы, как президент Тайного Совета, конечно же будете присутствовать?
   – Да, – ответил до Луис. – А что?
   – Вы должны сделать все возможное, чтобы его не повесили.
   – А если я откажусь?
   – Вы хотите иметь сына, милорд. Если Кит умрет, вы никогда больше не дотронетесь до меня!
   Дон Луис посмотрел на нее и нахмурился.
   – Я думаю, – медленно ответил он, – что могу справиться с этой проблемой.
   – Вы ошибаетесь, Луис. Вы напрасно думаете, что сможете заставить меня силой. В то мгновение, когда Кита вздернут на виселице, я лишу себя жизни!
   – Ты не отважишься на это! – прогремел дон Луис.
   – Я не отважусь? – прошептала Бианка. – Если вы совершенно определенно решили лишить его жизни, я даже опережу его – и сейчас же!
   Дон Луис одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние и железной рукой схватил ее за запястье; он так спешил, что столкнул со стола вазу с розами и не глядя наступил на цветы.
   – Так же умру и я, – прошептала Бианка, – и вы не сможете помешать мне. В этом доме очень много маленьких бутылочек содержание которых вы даже не знаете. Так что, милорд, если я что-то значу для вас, вы спасете его. Если же вы скажете роковое слово, то приговорите не одного, а двоих.
   Дон Луис внешне невозмутимо изучал лицо жены, но в это время его мысль напряженно работала. Он уже знал, что побежден, и теперь ему оставалось только с достоинством выбраться из этой ситуации.
   – А что я получу, если пощажу его? – сухо спросил он.
   Бианка быстро подняла глаза.
   – Вы найдете во мне хорошую и преданную жену, – прошептала она. – Во всех отношениях.
   Дон Луис насмешливо улыбнулся.
   – Покорно благодарю за ваше великодушие, графиня, – ответил он и склонил голову. – А теперь вы должны извинить меня, потому что я должен вернуться в Каса-Реал.
   Бианка наблюдала за его уходом, не в силах справиться с биением своего сердца. Судьба Кита находится в руках этого непомерно гордого человека, и только бог знает, что может теперь произойти. Бианка медленно подошла к алтарю и встала на колени.
   Дон Луис неспешно ехал по улицам Картахены. Снова и снова его мысли возвращались к этому делу. Не дал ли он слишком поспешного обещания? Есть ли у него вообще шанс спасти сына? Рассматривая этот вопрос со всех сторон, дон Луис пришел к выводу, что у него все же есть маленький шанс. Скорее всего, что в этом городе никто, кроме него не пострадал от нападений Кита. «Морской цветок» никогда прежде не появлялся в этих водах. Кроме того, можно было доказать, что Кита не было на борту бригантины, когда она атаковала испанский корабль, и что само нападение было совершенно вопреки приказу Кита. Маленький парижанин даже под пытками твердил, что Кит пробрался в Картахену, чтобы встретиться со своей бывшей возлюбленной. Это могут подтвердить палач и стражник.
   При этой мысли лицо дона Луиса перекосилось. К счастью, парижанин не знал или забыл имя этой женщины. Так что тайна может быть сохранена. А даже упрямые судьи, будучи испанцами, будут склонны проявить милосердие к юной любви. Тогда у его сына будет шанс.
   Тут ему впервые пришло в голову, что придется освободить и еврея. Дон Луис с удовольствием отправил бы Бернардо на виселицу, но не мог сделать этого, не обвинив одновременно и Кита. Кроме того, здесь, в Новом Свете, вопросы иудаизма вообще почти не поднимались. Евреев было здесь так много, что никто не мог притеснять их без достаточных оснований. Кроме того, живущие здесь гранды слишком давно уехали из Испании, а молодые идальго, родившиеся в Новом Свете, уже не разделяли антиеврейских предрассудков. Дон Луис хорошо знал, что в Мадриде или Севилье можно было повесить Бернардо, признав его обращение в истинную веру недействительным и фальшивым, но судьи Перу никогда не пойдут на это. Нет, как ни жаль, но Бернардо тоже придется подарить жизнь.
   Когда Кит и Бернардо в сопровождении вооруженных солдат были доставлены в Каса-Реал, они представляли собой весьма печальное зрелище. Оборванные, избитые, с лицами, перепачканными кровью, они представляли разительный контраст с членами Совета и их председателем.
   Подняв голову, Кит холодно, почти нагло, взглянул в лицо дона Луиса и так долго не отводил взгляд, что тот был вынужден опустить глаза. Дон Луис сидел на помосте, возвышаясь над остальными судьями. Из-за этого он даже поспорил с вице-королем и победил. Но теперь, со своего возвышения, он смотрел в холодные голубые глаза своего сына и знал, что даже его высокое положение не может ему помочь. Ему казалось, что он сам стал подсудимым и проклятый еврей уже осудил его.
   Кивком головы дон Луис приказал клерку начинать заседание. Тот медленно начал читать обвинения. Дон Луис знал, что их было несколько. Кристобаль Джерадо и его помощник, Бернардо Диас, обвинялись в том, что они незаконно и преднамеренно вошли в воды Картахены с целью грабежа; что они хотели захватить испанское золото и убили англичанина, который должен был быть сожжен у позорного столба.
   Дон Луис кивал головой, ничего не добавляя. В самом деле, в этой части Нового Света Кит был мало известен. Он взглянул на Кита и снова в глубине души почувствовал гордость за него. Он стоял очень прямо и на его лице читался вызов. Дон Луис подумал про себя, что стареет, раз позволяет эмоциям взять верх, но чувство гордости не проходило.
   Дон Луис размышлял, что в Ките чувствовалась хорошая кровь – лучшая во Франции и Испании. Это не пеон и не раб. В своем высокомерии он больше похож на лорда. Внезапно дон Луис прервал себя. Он заметил, что суд ожидает его слов.
   – Вы слышали обвинения, – обратился он к Киту и Бернардо. – Что вы можете сказать в свое оправдание?
   – Не виновен! – ответил Кит, и Бернардо повторил его слова.
   – Вы должны рассказать суду, – инструктировал их дон Луис, – зачем вы появились в испанских водах.
   Кит взглянул в смуглое лицо дона Луиса. На его губах появилась насмешливая улыбка. Он подумал, что с удовольствием бы рассказал об этой причине самому дону Луису, но остальных это не касалось. Нет, он никогда не назовет ее имя, даже если это будет стоить ему жизни…
   – Мои причины, – наконец холодно ответил он, – это только мое дело.
   Тут вскочил королевский обвинитель и его лицо перекосилось от бешенства.
   – Как ты смеешь лгать суду? – закричал он. – Ты пришел сюда, чтобы убивать и грабить.
   – Я не собирался этого делать, – спокойно ответил Кит.
   – Ты лжешь! – загремел обвинитель. – И доказательством служит твой корабль, потопленный в этой гавани.
   Дон Луис взглянул на молодого адвоката, который должен был защищать Кита. Как и обычно в таких случаях, молодой человек отличался только собственной глупостью. Дон Луис снова огляделся и стукнул своим молотком.
   – Если позволите, уважаемый обвинитель Годой, я прерву вас, – мягко сказал он. – Я должен подтвердить, что капитан Джерадо говорит правду.
   Наступившая за этими словами тишина была похожа на смерть Бернардо повернулся к Киту, удивленно вытаращив глаза.
   Не обращая внимания на всеобщее изумление, до Луис продолжал:
   – Его королевское величество часто говорил, что эти суды должны вершить правосудие, не забывая о милосердии. Я повесил немало негодяев и уверен, что именно в этом деле необходимо проявить милосердие, потому что нельзя осуждать человека за любовные глупости.
   – Если его превосходительство позволит… – начал обвинитель Годой.
   Дон Луис нетерпеливо кивнул головой.
   – Послушайте меня, сеньоры, – сказал он. – Как многие из вас знают, у меня есть собственные частные источники информации. И в этом случае они подтверждают заявления капитана.
   – Не будет ли Его превосходительство так добр и не объяснит ли более подробно? – усмехнулся обвинитель.
   – С удовольствием, – ответил дон Луис. – Охрана, приведите тюремщика и палача из Теназы.
   Суд приготовился ждать, но ожидание было коротким. Дон Луис позаботился об этом заранее, и его свидетели ждали в передней. При его искусных подсказках они рассказали все довольно коротко, но верно. Это привело обвинителя в ярость.
   – Вы хотите заставить нас поверить, – громыхал он, – что этих негодяев не было на борту корабля, что у них не было враждебных намерений и команда взбунтовалась во время их отсутствия?
   Дон Луис кивнул.
   – Так все и было на самом деле, – просто сказал он.
   Годой с усилием взял себя в руки.
   – Могу я спросить, – и в его голосе ясно слышался сарказм, – почему милорд так заинтересован в этом деле?
   – Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость, – спокойно ответил дон Луис.
   – Справедливость! – снова взорвался Годой. – Он притаскивает этих лживых наемников и называет это справедливостью! Почему вы защищаете этих людей, граф?
   Дон Луис поднялся и прошелся по помосту.
   – Я думаю, – начал он, и его тон был холодным, а слова похожи на удары клинка, – что многоуважаемый обвинитель несколько увлекся в своем усердии. Мне показалось, что он хочет выяснить вопрос моей благонадежности?
   Колени Годоя внезапно задрожали. Ему показалось, что он взглянул в лицо смерти.
   – Нет, нет, – запротестовал он, – мне только странно…
   Дон Луис не обратил внимания на его слова.
   – Чтобы подать пример справедливости, – медленно сказал он, – я забуду вашу наглость. Здесь присутствует новый капитан моего корабля. Насколько я помню, именно вы, сеньор Годой, порекомендовали его, когда мой прежний капитан две недели назад заболел лихорадкой. Вы верите, что он правдивый человек?
   – Да, – решительно ответил Годой. – Это человек чести.
   – Многие судьи уже слышали его доклад, – насмешливо ответил дон Луис, – но я попрошу повторить его специально для вас. Капитан Эрнандо, принесите присягу.
   После этой церемонии храбрый идальго предстал перед судом.
   – Кто командовал этой бригантиной во время боя? – спросил у него дон Луис.
   – Чернобородый англичанин, – спокойно ответил Эрнандо. – Я заметил это, наблюдая через подзорную трубу. Но этих двоих я не видел.
   – Может быть, они в этот момент были внизу? – поинтересовался Годой.
   – Во время сражения? – хмыкнул Эрнандо. – Ни один капитан не оставит свою команду без присмотра. По моему мнению, их не было на борту.
   – Меня не интересует ваше мнение, – снова взорвался Годой. – Меня интересуют только факты.
   Как бы в ответ на это замечание внезапно раздался стук в дверь. Оба стражника вышли. Минуту спустя один из них вернулся. Поклонившись дону Луису, он попросил у суда прощенья за нарушение порядка.
   – Милорд, там пришла женщина, которой что-то известно об этом деле.
   Лицо дона Луиса потемнело. На мгновение у него мелькнула безумная мысль, что эта женщина – Бианка. Он переживал в этот момент не из-за себя, а из-за жены, которая, чтобы спасти жизнь Кита, могла публично признаться в супружеской измене.
   – Я думаю, что нам нет необходимости ее видеть, – начал он, но Годой уже заметил боль в его глазах.
   – Введите ее! – торжествующе приказал обвинитель.
   Стражники распахнули дверь. Когда они отошли, дон Луис, который даже привстал от нетерпения, облегченно опустился на свой стул с высокой спинкой. Женщина, которую ввели стражники, была старой каргой, которую он никогда в жизни не видел.
   – Не будешь ли ты так добра и не принесешь ли присягу? – облегченно спросил он.
   – Это я могу, милорд! – проскрипела старуха. – Но я только хочу сказать…
   – Клянись! – прервал ее Годой.
   Старуха подняла правую руку и повторила слова клятвы.
   – А теперь, – мягко спросил дон Луис, – что ты хотела?
   – Сказать, что этот бедный ниньо невиновен! Его не было на том корабле! Он стоял рядом со мной во время боя и, когда маленький корабль потонул, он вскрикнул.
   – Ты уверена, бабушка? – потребовал Годой.
   – Найдите мне такого другого! Найдите мне такого другого мучачо с такой же золотистой головой. Я думаю, что это невозможно. Я не думаю, что у кого-то еще есть такие волосы. Поэтому вчера, когда я увидела, как он стрелял в того англичанина, я сразу узнала его.
   Дон Луис покачал головой. Как эта женщина перемешала добро со злом! Правда, она спасла Киту жизнь, но напомнила судьям об единственном обвинении, за которое его можно было повесить. На мгновение ему показалось, что ему не удастся спасти Кита.
   Что касается Кита, то его обуревали совершенно иные мысли. Он терялся в догадках, по каким причинам дон Луис так рьяно взялся за его защиту. Уже второй раз гордый и надменный гранд спасает его жизнь. Почему? Во имя Бога и Богородицы, почему?