Страница:
— И что же?
— Возможно, ничего, сэр. Суший пустяк, каких-то двадцать три минуты. Дело, видите ли, в том, что «Титаник» столкнулся с айсбергом в 23 часа 40 минут.
— Ошибка исключена?
— Полностью. Судите сами. Фредерик Флит, наблюдающий, который первым увидел айсберг и сообщил дежурному офицеру, спасся. В своих показаниях он твердо стоял на том, что заметил проклятую глыбу в 23 часа 39 минут. Это, или очень близкое к этому, время уверенно назвали прочие члены команды. Те, кто остался в живых, разумеется. А ведь их пристрастно допрашивали две суровые комиссии: американская и британская. К тому же другие корабли получили сигнал бедствия, так сказать, вовремя. То есть около полуночи. Судовой журнал «Титаника», как известно, до сих пор покоится на дне, но записи в журналах «Карпатии» и «Олимпика» во время следствия, надо полагать, были изучены досконально. Кроме того, Артур Ростори, капитан «Карпатии», был допрошен следственной комиссией сенатора Смита в Нью-Йорке. Таким образом, время получения таинственных сигналов попало во все официальные документы. 23 часа 17 минут. И никуда от них не деться!
— Выходит, мистика, Чарли?
— Некоторые называют это фантомом радиосигнала.
— Такое возможно?
— Строго научно — нет. Но вот вам, сэр Энтони, еще одна загадочная история. Один не слишком удачливый британский репортер в свободное время пописывал романы. Не бестселлеры, если говорить откровенно. Но он продолжал свое занятие. И однажды описал историю морской катастрофы. Огромный лайнер «Титан», построенный в Британии, был объявлен непотопляемым, к тому же — самым комфортабельным и роскошным из всех пассажирских кораблей. В путешествие на нем отправились, разумеется, самые богатые и знаменитые. Аристократы, финансовые воротилы, артисты… Апрельской ночью судно на полном ходу врезалось в огромный айсберг и затонуло. Большая часть пассажиров и членов команды погибла. Спасательных шлюпок почему-то хватило не на всех. Это все. Да, чуть не забыл. Название романа — «Тщетность». Имя автора — Морган Робертсон. Такая история.
— И что же?
— Да-да, сэр Энтони. Я ждал этого «и что же?». Ничего особенного, как и в прошлый раз. Сущая безделица. Всего лишь время, когда роман увидел свет.
— Господи, неужели — до…
— Да, Алекс. До. Причем задолго. А именно в 1896 году. Тогда бедняге Робертсону снова не повезло — роман не заметили. Слава пришла через шестнадцать лет, когда затонул настоящий «Титаник», как две капли похожий на книжный «Титан». Робертсон предугадал все, вплоть до технических деталей — количество палуб, длина, ширина, скорость и так далее. Представляете? В общем, наконец прославился. Но я бы не хотел такой славы. Его проклинали. Говорят, такова участь всех предсказателей. Но это уже по вашей части, Алекс.
— Что ж, теперь вам точно есть что обсудить. Не смею мешать.
Лорд Джулиан решительно сдернул с коленей белоснежную салфетку.
Встал из-за стола.
Оба собеседника неохотно последовали его примеру.
Для них беседа только начиналась.
— Встреча с другом.
— Он — подданный ее величества?
— Насколько мне известно — нет.
— Почему же в Лондоне? Полина наконец разозлилась.
— Так захотела моя левая пятка.
— Что, простите?!
— Я говорю, что этого захотела моя левая пятка.
— …Добро пожаловать!
Энергичный шлепок. В паспорте появилась отметка о том, что гражданка России Полина Юрьевна Вронская пересекла границу Соединенного Королевства.
Странная все же получилась поездка!
Дожидаясь, пока на ленту транспортера лондонского аэропорта «Heathrow» будет подан багаж московского рейса, Полина прогуливалась по залу.
Багаж задерживался.
Можно было спокойно подумать.
Поездка действительно складывалась необычно. Причем с самого начала.
— Товарищ полковник, госпожу Вронскую — к телефону, из Москвы. Генштаб — на линии!
Железная рука, стремительно опустившаяся на ее затылок, ослабила хватку.
— Вот так, значит, — «товарищ полковник», но — «госпожа Вронская» — улавливаете разницу?
— Извините, товарищ полковник, Генштаб на проводе…
— Так скажи ему, чтоб слез с провода! И какого… лешего врываешься таким макаром? Я ж тебя чуть не пристрелил, чмо болотное!
— Виноват, товарищ полковник, Генштаб… Полина наконец подняла голову.
Молоденький солдатик в дверном проеме застыл навытяжку.
Он не понимал, чем, собственно, недоволен полковник армейского спецназа.
— Нетерпеливые у вас друзья в Генштабе, Лина.
— Нет у меня никаких друзей в вашем Генштабе. Друзей в Генштабе у нее действительно не было. И голос в трубке был чужим, незнакомым.
— Простите, что оторвал от работы, Полина Юрьевна Беспокою по просьбе Сергея Потапова. Помните такого?
— Потапова? Господи, конечно, помню. Что с ним случилось?
— С ним — ничего. Все в порядке. Думаю, получше, чем у нас с вами.
— Но почему он в Генштабе?
— Он не в Генштабе. В Генштабе — я. Помогаю ему связаться с вами. Оставайтесь на линии, попробую соединить…
Треск в трубке.
Неразборчивая полифония эфирного пространства. Осколки чьих-то разговоров, отзвуки чужого дыхания, отголоски незнакомой музыки. Потом — словно невидимый друг в Генштабе повернул колесико настройки — тишина, негромкий щелчок, и отчетливый, близкий, будто из другой комнаты, голос.
— Скажи на милость, что ты делаешь в Чечне?
— Работаю.
— Понятно. Ближе ничего не нашлось?
— А ты где?
— Не поверишь в Лондоне.
— Действительно не верю. Есть такой город?
— Говорят, что есть. Ну ладно, подробности, как говорится, письмом. Думаю, ты уже насытилась военной романтикой. К тому же есть интересная работа.
— Но я не могу так…
— Глупости. Я навел справки. Твой контракт заканчивается через две недели. Так что — можешь. Будут проблемы — мои люди подстрахуют.
— Это которые в Генштабе?
— Это которые везде.
— Ты не изменился.
— А почему, собственно говоря, я должен меняться? Жизнь продолжается.
Жизнь действительно продолжалась. Но какие замысловатые коленца она выбрасывала порой! Как стремительно менялась, превращаясь в полную противоположность тому, что представляла собой еще недавно.
Вчера — разбитые дороги, грязь, камуфляжная сетка, кровавые бинты: одним бортом с Полиной в Москву летели два раненых десантника — с трапа, на подмосковном аэродроме Чкаловский, их снесли на носилках.
Сегодня — стекло и хром «Heathrow», мелодичный перезвон в динамиках, приветливые лица, ни к чему не обязывающие улыбки, легкая багажная тележка с эмблемой «British Airways».
Багажа, однако, все еще не было.
Полина покатила пустую тележку дальше.
Впервые Сергей Потапов появился в ее жизни без малого десять лет назад.
Таким же стремительным, кавалерийским наскоком.
Впрочем, тогда все вокруг происходило похоже — быстро, неожиданно, сметая каноны, опровергая прописные истины.
На дворе стоял год 1991-й.
Рушились устои, и немедленно, тут же, на их обломках возникали новые. Было весело и совсем не страшно.
Год назад Полина закончила факультет психологии Московского университета и теперь подвизалась в маленькой частной фирме с невразумительным названием «Лаборатория психологической коррекции».
Народ в лаборатории был как на подбор молодой, самоуверенный, дерзкий.
Фирма бралась за любую работу — от проведения социологических опросов до организации выборов.
Кого выбирать, где и, собственно, зачем, было совершенно безразлично.
Была бы работа!
И работа была.
Очередной клиент сидел в крохотном кабинете руководителя лаборатории, небрежно покачиваясь в кресле.
Подле него на столе лежала маленькая пластмассовая коробочка.
Полина уже знала, что эта диковинка называется «мультитон».
Время от времени мультитон издавал противный комариный писк, на табло высвечивались алые цифры.
Клиент, бегло взглянув на них, тянулся к телефону.
— Ну что там у вас? Сборка желтая? Не пойдет. А я говорю — не пойдет. Прошли те времена.
Мультитон — предтеча будущего пейджера — был уже обязательным аксессуаром молодых российских предпринимателей. Таковых в числе клиентов лаборатории становилось все больше. И потому странные слова гостя были понятны без перевода.
Речь шла о компьютерах, собранных на юго-востоке на Тайване, в Малайзии, Сингапуре.
Клиент, судя по всему, был серьезным — второсортным, как тогда полагали, товаром торговать не хотел.
Дав пару руководящих указаний, он наконец положил трубку.
— Значит, так, ребята, я начинаю большое дело. Чужим «железом» торговать надоело, — хочу замутить свое производство. Арендую пару заводов у «оборонки», потом, если дело пойдет, само собой — выкуплю.
— То есть вы хотите производить компьютеры в России?
— Именно так, компьютеры — в России.
— Но это же высокие технологии.
— Правильно. И я хочу с самого начала этим самым высоким технологиям соответствовать. То есть все — по науке. В том числе — психологическая составляющая. Что можете предложить?
Предложений у них всегда было предостаточно. Был бы спрос!
Потому говорили наперебой.
Он внимательно выслушал всех. Кивнул головой. Секунду подумал.
— Значит, так. Я беру — вас и вас. Заводы — в провинции. Работать, само собой, придется там же. Зарплата — для начала…
Он назвал сумму, равную той, которая едва-едва набегала у каждого из них за год бесперебойной работы.
Полина колебалась недолго.
Выпуск российских компьютеров был налажен за десять месяцев, но позже, спустя пару лет, столь же стремительно свернут.
Это, впрочем, никак не отразилось на процветании мощной финансовой империи, во главе которой стоял тридцатипятилетний российский магнат Сергей Александрович Потапов.
Весной 1998 года Полина Юрьевна Вронская входила в число трех ведущих top-менеджеров империи и, по общему мнению, была «правой рукой» Сергея Потапова, его верным другом, положиться на которого можно было в любую — даже самую тяжкую — минуту жизни.
Был поздний вечер, когда дверь ее просторного кабинета без стука распахнулась — Потапов вошел молча.
Молча опустился в кресло, привычно откинулся на спинку, рискованно покачиваясь взад-вперед.
Небрежно швырнул на стол крохотный аппарат мобильного телефона.
— Плохи дела, Сережа?
— Хуже не бывает.
— Так говорить нельзя.
— Нет уж! Так говорить нужно. Я не страус.
— И что же теперь?
— Слушай, Поленька. Оставаться здесь я больше не могу. Ордер на мой арест подписан.
— Это безумие! Ты не преступник.
— Про то поговорим лет через пять — семь. Когда все уляжется. Сейчас не время. И так дотянул до последнего. Словом, завтра меня здесь не будет. Воссоединюсь наконец с семьей. Тебя не тронут. Я проверил.
— Не обо мне речь.
— Именно о тебе. Бояться тебе нечего, но и оставаться здесь — тоже не резон. Как насчет того, чтобы составить нам компанию?
— Нам?
— У меня дети, Полина.
— Я знаю. И потому — нет, Сережа.
— Это из-за нее?
— Нет. Я не вижу себя там. Вообще — не вижу. Было бы у тебя дело, позвал бы — пошла не раздумывая. Работать с тобой люблю и умею. А так — просто сидеть рядом? До кучи, что называется? Нет, не смогу.
— А здесь?
— Займусь наконец психологией.
— Уверена?
— Убеждена.
— Что ж, вольному — воля. Багаж наконец появился.
По черной ленте транспортера медленно плыли пухлые спортивные сумки, аккуратные чемоданы, громоздкие коробки, и даже пестренькая детская коляска, вынырнув из люка, присоединилась к общему потоку.
Поклажи у Полины было немного — коляска катилась легко.
Таможенники — не в пример эмиграционному контролю! — не удостоили ее даже взглядом.
Через несколько секунд, миновав легкие автоматические двери, Полина оказалась лицом к лицу с плотной толпой встречающих.
Потапова она увидела сразу.
Светлые волосы, белые — выгоревшие на солнце — брови и ресницы, шоколадный в черноту загар. Ни дать ни взять — представитель колониального мира, не хватало только пробкового шлема и длинных — чуть ниже колен — шорт цвета хаки.
Впрочем, шорты сейчас были бы явно неуместны — в Лондоне, судя по всему, прохладно. На Потапове — длинный плащ на теплой клетчатой подкладке.
Они обнялись.
Разговор — как всегда после долгой разлуки — не клеился. Сплошь — суетные вопросы без ответов Да пугливые междометия. Уже на улице она наконец поинтересовалась:
— Куда мы сейчас?
— На твое усмотрение. Хочешь — в отель. На всякий случай я снял номер в «Hilton» на Park Lane — Можно — сразу в имение моего партнера. Там для тебя приготовлена комната. Это примерно час отсюда.
— Мне все равно.
— Тогда давай к Тони.
— Его зовут Тони?
— Энтони. Энтони Джулиан. Лорд Джулиан, между прочим.
— И какое же у вас с лордом дело?
— Ну, поскольку ты уже прилетела, следует, наверное, сказать, какое у нас дело.
— Допустим. Так какое у нас дело?
— Мы строим новый «Титаник». А потом отправляем его в плавание.
— Прекрасно. И кем же — на новом «Титанике» — ты видишь меня? Помощником капитана?
— Нет. Ты будешь соруководить службой безопасности всей компании.
— «Со» — значит, кто-то ею уже руководит?
— Именно. У тебя очень колоритный коллега. Настоящий американский шпион.
В другой обстановке Полина, возможно, попросила бы объяснений.
Но теперь все казалось удивительно ясным, простым и логичным.
Чему тут удивляться?
Серебристый «Rolls-Royce» лорда Джулиана легко бежал по зеркальной глади скоростного шоссе.
Жизнь продолжалась.
— Вы стали еще большим снобом, чем год назад, лорд Джулиан, — особняка на Eton Square уже недостаточно. Захотелось дом в Belgravia [23].
— Старый дом, Тони. С ним еще предстоит повозиться.
— Милый домик. А привидения здесь водятся? Они говорили хором.
Главной темой симфонии, вне всякого сомнения, было недоумение, переходящее в откровенное удивление и даже — изумление.
Старинный особняк в престижном лондонском районе Belgravia наверняка обошелся лорду Джулиану в астрономическую сумму, и тем не менее он приобрел его, намереваясь разместить офис компании «White Star» именно здесь.
Большинству из них это казалось расточительством. Причем неоправданным.
Молчал только Чарльз Адамсон.
Переступив порог дома, он застыл в полумраке просторного холла, утратив на некоторое время способность слышать и говорить.
Прошло, наверное, минут десять, а может, и больше — спутники разбрелись по дому, продолжая удивляться сумасбродству лорда Джулиана, — прежде чем Чарли наконец заговорил. Первые слова произнесены были очень тихо, но странным образом их услышали почти все.
И смолкли, напряженно прислушиваясь.
— Господи, мистер Джулиан, неужели это тот самый дом?!
— Разумеется, мой мальчик. Стал бы я платить такие деньги за обыкновенный дом в Belgravia?
— О чем это вы толкуете, господа?
— Секунду терпения, друзья мои. Дом еще не совсем готов, но столовую я велел привести в порядок в первую очередь. Сейчас объясню — почему. Пока же прошу просто проследовать туда, занять места за столом и… приступить к ужину. Ужасно хочется есть, знаете ли.
— Нет, мистер Джулиан, погодите, дело ведь не в том, что вы так уж сильно голодны, не так ли? Боже правый! Они ведь ужинали здесь именно сегодня, то есть именно седьмого июня. В 1907 году. Как я мог забыть об этом!
— Стоп, Чарли! Сейчас вы окончательно заморочите всем голову. Марш в столовую! Я действительно чертовски голоден.
Стол в большой парадной столовой был уже накрыт.
Гости — впрочем, теперь их правильнее было бы называть новыми обитателями дома — быстро расселись по местам.
В прохладном воздухе совершенно отчетливо витала какая-то интрига. Им не терпелось узнать, в чем именно она заключается.
Лорд Джулиан наконец заговорил:
— Друзья мои! Сегодняшний день, надеюсь, будет вписан золотыми буквами в историю нашей компании, которая, в свою очередь, золотыми же буквами будет вписана… Но долой занудство! Прочь сантименты! Сегодня действительно знаменательный день, и — заметьте! — отнюдь не потому, что мы собрались здесь на праздничный ужин. Повод для праздника у нас, безусловно, есть, но об этом придется сказать несколько позже. Чарльз сильно подпортил мой сценарий. Но что поделать! Слово было сказано, и все вы, очевидно, не можете теперь ни пить, ни есть, прежде чем не поймете, о чем было сказано это загадочное слово. а вернее — слова. Итак, Чарли, детка, объясните господам, отчего это старый осел Джулиан выложил четыре миллиона фунтов за старый дом в Belgravia да еще притащил их сюда ужинать. Да побыстрее, черт возьми, а то я на самом деле хлопнусь в голодный обморок.
— Я буду краток. Девяносто четыре года назад, седьмого июня 1907 года, в этом доме было принято решение о строительстве «Титаника».
— Черт возьми, Энтони!
— Именно в этом доме?
— Именно в этом, господа. Тогда он назывался Downshire House [24] и принадлежал лорду Джеймсу Пиррие. Собственно, потому так и назывался — наследственные владения лорда находились в Ирландии, в графстве Downshire. Гостями лорда были супруги Исмей, Брюс и Флоренс. Брюс был директором-распорядителем компании «White Star Line». Ей будет принадлежать «Титаник». А лорду Пиррие принадлежала судостроительная компания «Harland and Wolff»… с которой сегодня, господа, мы подписали контракт. Ура!
— Стойте, мистер Джулиан, но ведь это значит…
— Это значит, что с этого дня мы — партнеры. И больше ничего. Basta! [25]
— Нет, не basta! Это значит, что наш «Титаник», так же как и первый, не будет освящен.
— Это еще почему?
— Такова традиция «Harland…». Они никогда не крестят свои корабли. Вы знали об этом, мистер Джулиан?
— Разумеется. Не могу сказать, что я в восторге. Но традиция есть традиция. И потом — представителям какой конфессии, по-вашему, следует совершить обряд? На борту «Титаника» соберутся христиане: католики, православные, протестанты. Мусульмане. Иудеи. Буддисты, бог знает кто еще! И вообще, я же просил! Клянусь, Чарльз, если вы еще раз перебьете меня — берегитесь! Трезвый и голодный я страшен. Итак, друзья!..
Энтони Джулиан высоко поднял свой бокал. Мелодичный перезвон старинного хрусталя поплыл над столом. Гости чокнулись. Выпили за рождение проекта. Но поспешили вернуться к беседе.
— Я, кажется, начинаю постигать глубину британских традиций. Подумать только — прошло девяносто четыре года, можно сказать, целый век, — а дом тот же, и компания — та же. Быть может, и лорд?..
— Нет, Полина, лорд Пиррие благополучно пребывает в мире Ином. Но чем вас не устраивает лорд Джулиан, дорогая леди?
— Не кокетничайте, Тони, вы ей по вкусу, можете мне верить. А вы, Чарльз, продолжайте, сделайте милость, что же, они именно сегодня и именно здесь обо всем договорились?
Нет, сэр, разумеется, не обо всем, но принципиальное решение было принято именно здесь, за обедом. Дело, видите ли, в том, сэр, что у них была общая проблема. Компания «Cunard» — она, кстати, существует по сей день — серьезно конкурировала с «White Star». Обе претендовали на «Голубую ленту Атлантики» — приз за скорость и комфорт. За него боролись все трансатлантические компании. Это была своеобразная пальма первенства, которая обеспечивала полный контроль на маршруте, поток пассажиров и соответственно — прибыль. И вот, представьте, «Cunard» объявила о строительстве нового, сверхсовременного, быстроходного лайнера. Чем могли ответить «White Star» и ее постоянный компаньон «Harland…»? Только одним — построить еще более современный и быстроходный лайнер. Так и порешили.
— Тем самым подписали «Титанику» смертный приговор. Я прав, Чарли?
— И да, и нет, мистер Мур. Версия о том, что «Cunard» организовала диверсию, гуляла довольно долго, но не нашла подтверждения. В этом смысле вы не правы, сэр. Но если рассмотреть ваш вопрос сквозь призму самой реальной на сегодня версии…
— Вот интересно, а какая же из версий на сегодня самая реальная?
— Сталь, мэм. Проклятый айсберг буквально распорол судно. Вскрыл его, как консервную банку. Должен сказать, они, на «Титанике», все же пытались уйти от столкновения, хотя времени для маневров было явно недостаточно. Но они пытались. В итоге — айсберг прошел по касательной. Увы! Этого хватило. И с лихвой! Стальные листы промялись, заклепки не выдержали. Вода хлынула во множество отверстий вдоль корпуса. Понятно, да? Она залила сразу несколько отсеков. Он никак не мог остаться на плаву. Это доказано. Однако долго никто не мог взять в толк, почему лед так легко справился с металлом? Орешек раскусили, между прочим, благодаря вашим парням. В девяносто первом русские аппараты достали со дна несколько металлических частей. Их исследовали в Бэдфорде. И что же? Слишком много серы — она делает металл хрупким. Только и всего.
— И в свете этого…
— Да, в свете этого, возможно, вы и правы, мистер Мур «White Star» спешила. К тому же приходилось экономить «Титаник» обходился в копеечку. Возможно, они чего-то не заметили. Возможно — решили закрыть глаза. Возможно, кто-то просто нагрел на этом руки.
— Бог мой! Банальная корысть или — того проще — халатность! И пожалуйте — катастрофа, которой нет равных!
— Нет! Тысячу раз — нет! Ничего не хочу об этом слышать! Вы, господа, приземляете — да что там приземляете! — вы губите нашу идею. На корню. Неужели не ясно? Вы лишаете ее романтизма, тайны, мистики — и значит, привлекательности! Кому интересен лайнер, потонувший из-за технической ошибки?! Инженерной — или металлургической, один черт! — погрешности?! Да никому. В двадцатом веке таких ошибок было не счесть. Нет равных? Вы погорячились. Серж. Или забыли историю собственной страны. А Чернобыль? Ха-ха! Что такое полторы тысячи утопленников по сравнению с той тучей народа, которую отравил ваш мирный атом?
— Тогда уж давайте посчитаем, сколько народа ухлопали наши «миротворцы».
— Бросьте, Стив! Зря стараетесь! Ваш пацифизм хорошо известен. И потом — я вовсе не нападаю на Сергея Просто хочу, чтобы он и все прочие усвоили как дважды два — успех нашего проекта заключен исключительно в тайне «Титаника».
— Как жизнь Кощея — в утином яйце.
— Это еще что такое?
— Это сказка. Занимательная русская сказка.
— Хорошо, Стив, вы расскажете мне ее как-нибудь на досуге. А пока я хочу слышать только сказки «Титаника» И чем больше сказок — тем лучше.
— С этим проблем не будет, сэр. Я уже говорил вам…
— Помню, Чарли. Но другие тоже любят сказки. Черт возьми, все нормальные люди любят сказки! Вы, Чарльз, (будете нашей Шехерезадой.
— Нет, дело не в сказках. Людей привлекают тайны. Сказки же, наоборот, объясняют множество тайн. На свой, разумеется, сказочный лад. Кощей был бессмертен, потому что жизнь его хранилась в утином яйце… И нет больше тайны Кощея!
— И чего же тогда мы хотим от Чарли?
— Тайны. А вернее — тайн. Вот, к примеру, Чарльз, скажите, что для вас самое непостижимое в истории «Титаника»? Самое таинственное? Самое жуткое?
— Предчувствия, мэм.
— Предчувствия?
— Да. Или прямые предупреждения. Известна, например, такая история. Жена промышленника Вуда получила накануне отплытия анонимное письмо. В нем говорилось: «Если не хотите терять мужа, отговорите его от путешествия». Она его отговорила. Вуд остался жив.
— Этой истории можно найти сколько угодно объяснений. В письме сказано было именно так: «терять мужа»?
— Именно так, мистер Мур.
— Из этого вовсе не следует, что речь шла о его смерти. Возможно, достопочтенный промышленник Вуд собирался в морской круиз с дамой сердца. Чем не потеря для жены?
— Возможно, сэр. Но, помимо Вуда, еще пятнадцать известных всему миру магнатов неожиданно отказались от путешествия на «Титанике». Причем в последний момент.
— Легко объяснимо. Цепная реакция.
— Вот еще один случай, доподлинно известный. Двенадцатого апреля — до трагедии, заметьте, целых два дня! канадский священник вдруг услышал-то, чего никак ж мог слышать на самом деле. Иными словами, это была слуховая галлюцинация. Плеск воды и голоса, взывающие о помощи. А после — старинное церковное песнопение В ют же вечер священник рассказал об этом прихожанам. И даже попросил исполнить ту самую молитву хотя никогда прежде они не пели ее во время службы Позже выяснилось, что именно этот гимн играл оркестр «Титаника», уходя под воду.
— Это действительно странно. И даже страшно. Но. откровенно говоря, меня больше занимает мумия.
— Возможно, ничего, сэр. Суший пустяк, каких-то двадцать три минуты. Дело, видите ли, в том, что «Титаник» столкнулся с айсбергом в 23 часа 40 минут.
— Ошибка исключена?
— Полностью. Судите сами. Фредерик Флит, наблюдающий, который первым увидел айсберг и сообщил дежурному офицеру, спасся. В своих показаниях он твердо стоял на том, что заметил проклятую глыбу в 23 часа 39 минут. Это, или очень близкое к этому, время уверенно назвали прочие члены команды. Те, кто остался в живых, разумеется. А ведь их пристрастно допрашивали две суровые комиссии: американская и британская. К тому же другие корабли получили сигнал бедствия, так сказать, вовремя. То есть около полуночи. Судовой журнал «Титаника», как известно, до сих пор покоится на дне, но записи в журналах «Карпатии» и «Олимпика» во время следствия, надо полагать, были изучены досконально. Кроме того, Артур Ростори, капитан «Карпатии», был допрошен следственной комиссией сенатора Смита в Нью-Йорке. Таким образом, время получения таинственных сигналов попало во все официальные документы. 23 часа 17 минут. И никуда от них не деться!
— Выходит, мистика, Чарли?
— Некоторые называют это фантомом радиосигнала.
— Такое возможно?
— Строго научно — нет. Но вот вам, сэр Энтони, еще одна загадочная история. Один не слишком удачливый британский репортер в свободное время пописывал романы. Не бестселлеры, если говорить откровенно. Но он продолжал свое занятие. И однажды описал историю морской катастрофы. Огромный лайнер «Титан», построенный в Британии, был объявлен непотопляемым, к тому же — самым комфортабельным и роскошным из всех пассажирских кораблей. В путешествие на нем отправились, разумеется, самые богатые и знаменитые. Аристократы, финансовые воротилы, артисты… Апрельской ночью судно на полном ходу врезалось в огромный айсберг и затонуло. Большая часть пассажиров и членов команды погибла. Спасательных шлюпок почему-то хватило не на всех. Это все. Да, чуть не забыл. Название романа — «Тщетность». Имя автора — Морган Робертсон. Такая история.
— И что же?
— Да-да, сэр Энтони. Я ждал этого «и что же?». Ничего особенного, как и в прошлый раз. Сущая безделица. Всего лишь время, когда роман увидел свет.
— Господи, неужели — до…
— Да, Алекс. До. Причем задолго. А именно в 1896 году. Тогда бедняге Робертсону снова не повезло — роман не заметили. Слава пришла через шестнадцать лет, когда затонул настоящий «Титаник», как две капли похожий на книжный «Титан». Робертсон предугадал все, вплоть до технических деталей — количество палуб, длина, ширина, скорость и так далее. Представляете? В общем, наконец прославился. Но я бы не хотел такой славы. Его проклинали. Говорят, такова участь всех предсказателей. Но это уже по вашей части, Алекс.
— Что ж, теперь вам точно есть что обсудить. Не смею мешать.
Лорд Джулиан решительно сдернул с коленей белоснежную салфетку.
Встал из-за стола.
Оба собеседника неохотно последовали его примеру.
Для них беседа только начиналась.
2 мая 2001 года
Великобритания, Лондон
— Цель вашего прибытия в Соединенное Королевство? Офицер эмиграционной службы смотрел строго и, пожалуй, подозрительно.— Встреча с другом.
— Он — подданный ее величества?
— Насколько мне известно — нет.
— Почему же в Лондоне? Полина наконец разозлилась.
— Так захотела моя левая пятка.
— Что, простите?!
— Я говорю, что этого захотела моя левая пятка.
— …Добро пожаловать!
Энергичный шлепок. В паспорте появилась отметка о том, что гражданка России Полина Юрьевна Вронская пересекла границу Соединенного Королевства.
Странная все же получилась поездка!
Дожидаясь, пока на ленту транспортера лондонского аэропорта «Heathrow» будет подан багаж московского рейса, Полина прогуливалась по залу.
Багаж задерживался.
Можно было спокойно подумать.
Поездка действительно складывалась необычно. Причем с самого начала.
— Товарищ полковник, госпожу Вронскую — к телефону, из Москвы. Генштаб — на линии!
Железная рука, стремительно опустившаяся на ее затылок, ослабила хватку.
— Вот так, значит, — «товарищ полковник», но — «госпожа Вронская» — улавливаете разницу?
— Извините, товарищ полковник, Генштаб на проводе…
— Так скажи ему, чтоб слез с провода! И какого… лешего врываешься таким макаром? Я ж тебя чуть не пристрелил, чмо болотное!
— Виноват, товарищ полковник, Генштаб… Полина наконец подняла голову.
Молоденький солдатик в дверном проеме застыл навытяжку.
Он не понимал, чем, собственно, недоволен полковник армейского спецназа.
— Нетерпеливые у вас друзья в Генштабе, Лина.
— Нет у меня никаких друзей в вашем Генштабе. Друзей в Генштабе у нее действительно не было. И голос в трубке был чужим, незнакомым.
— Простите, что оторвал от работы, Полина Юрьевна Беспокою по просьбе Сергея Потапова. Помните такого?
— Потапова? Господи, конечно, помню. Что с ним случилось?
— С ним — ничего. Все в порядке. Думаю, получше, чем у нас с вами.
— Но почему он в Генштабе?
— Он не в Генштабе. В Генштабе — я. Помогаю ему связаться с вами. Оставайтесь на линии, попробую соединить…
Треск в трубке.
Неразборчивая полифония эфирного пространства. Осколки чьих-то разговоров, отзвуки чужого дыхания, отголоски незнакомой музыки. Потом — словно невидимый друг в Генштабе повернул колесико настройки — тишина, негромкий щелчок, и отчетливый, близкий, будто из другой комнаты, голос.
— Скажи на милость, что ты делаешь в Чечне?
— Работаю.
— Понятно. Ближе ничего не нашлось?
— А ты где?
— Не поверишь в Лондоне.
— Действительно не верю. Есть такой город?
— Говорят, что есть. Ну ладно, подробности, как говорится, письмом. Думаю, ты уже насытилась военной романтикой. К тому же есть интересная работа.
— Но я не могу так…
— Глупости. Я навел справки. Твой контракт заканчивается через две недели. Так что — можешь. Будут проблемы — мои люди подстрахуют.
— Это которые в Генштабе?
— Это которые везде.
— Ты не изменился.
— А почему, собственно говоря, я должен меняться? Жизнь продолжается.
Жизнь действительно продолжалась. Но какие замысловатые коленца она выбрасывала порой! Как стремительно менялась, превращаясь в полную противоположность тому, что представляла собой еще недавно.
Вчера — разбитые дороги, грязь, камуфляжная сетка, кровавые бинты: одним бортом с Полиной в Москву летели два раненых десантника — с трапа, на подмосковном аэродроме Чкаловский, их снесли на носилках.
Сегодня — стекло и хром «Heathrow», мелодичный перезвон в динамиках, приветливые лица, ни к чему не обязывающие улыбки, легкая багажная тележка с эмблемой «British Airways».
Багажа, однако, все еще не было.
Полина покатила пустую тележку дальше.
Впервые Сергей Потапов появился в ее жизни без малого десять лет назад.
Таким же стремительным, кавалерийским наскоком.
Впрочем, тогда все вокруг происходило похоже — быстро, неожиданно, сметая каноны, опровергая прописные истины.
На дворе стоял год 1991-й.
Рушились устои, и немедленно, тут же, на их обломках возникали новые. Было весело и совсем не страшно.
Год назад Полина закончила факультет психологии Московского университета и теперь подвизалась в маленькой частной фирме с невразумительным названием «Лаборатория психологической коррекции».
Народ в лаборатории был как на подбор молодой, самоуверенный, дерзкий.
Фирма бралась за любую работу — от проведения социологических опросов до организации выборов.
Кого выбирать, где и, собственно, зачем, было совершенно безразлично.
Была бы работа!
И работа была.
Очередной клиент сидел в крохотном кабинете руководителя лаборатории, небрежно покачиваясь в кресле.
Подле него на столе лежала маленькая пластмассовая коробочка.
Полина уже знала, что эта диковинка называется «мультитон».
Время от времени мультитон издавал противный комариный писк, на табло высвечивались алые цифры.
Клиент, бегло взглянув на них, тянулся к телефону.
— Ну что там у вас? Сборка желтая? Не пойдет. А я говорю — не пойдет. Прошли те времена.
Мультитон — предтеча будущего пейджера — был уже обязательным аксессуаром молодых российских предпринимателей. Таковых в числе клиентов лаборатории становилось все больше. И потому странные слова гостя были понятны без перевода.
Речь шла о компьютерах, собранных на юго-востоке на Тайване, в Малайзии, Сингапуре.
Клиент, судя по всему, был серьезным — второсортным, как тогда полагали, товаром торговать не хотел.
Дав пару руководящих указаний, он наконец положил трубку.
— Значит, так, ребята, я начинаю большое дело. Чужим «железом» торговать надоело, — хочу замутить свое производство. Арендую пару заводов у «оборонки», потом, если дело пойдет, само собой — выкуплю.
— То есть вы хотите производить компьютеры в России?
— Именно так, компьютеры — в России.
— Но это же высокие технологии.
— Правильно. И я хочу с самого начала этим самым высоким технологиям соответствовать. То есть все — по науке. В том числе — психологическая составляющая. Что можете предложить?
Предложений у них всегда было предостаточно. Был бы спрос!
Потому говорили наперебой.
Он внимательно выслушал всех. Кивнул головой. Секунду подумал.
— Значит, так. Я беру — вас и вас. Заводы — в провинции. Работать, само собой, придется там же. Зарплата — для начала…
Он назвал сумму, равную той, которая едва-едва набегала у каждого из них за год бесперебойной работы.
Полина колебалась недолго.
Выпуск российских компьютеров был налажен за десять месяцев, но позже, спустя пару лет, столь же стремительно свернут.
Это, впрочем, никак не отразилось на процветании мощной финансовой империи, во главе которой стоял тридцатипятилетний российский магнат Сергей Александрович Потапов.
Весной 1998 года Полина Юрьевна Вронская входила в число трех ведущих top-менеджеров империи и, по общему мнению, была «правой рукой» Сергея Потапова, его верным другом, положиться на которого можно было в любую — даже самую тяжкую — минуту жизни.
Был поздний вечер, когда дверь ее просторного кабинета без стука распахнулась — Потапов вошел молча.
Молча опустился в кресло, привычно откинулся на спинку, рискованно покачиваясь взад-вперед.
Небрежно швырнул на стол крохотный аппарат мобильного телефона.
— Плохи дела, Сережа?
— Хуже не бывает.
— Так говорить нельзя.
— Нет уж! Так говорить нужно. Я не страус.
— И что же теперь?
— Слушай, Поленька. Оставаться здесь я больше не могу. Ордер на мой арест подписан.
— Это безумие! Ты не преступник.
— Про то поговорим лет через пять — семь. Когда все уляжется. Сейчас не время. И так дотянул до последнего. Словом, завтра меня здесь не будет. Воссоединюсь наконец с семьей. Тебя не тронут. Я проверил.
— Не обо мне речь.
— Именно о тебе. Бояться тебе нечего, но и оставаться здесь — тоже не резон. Как насчет того, чтобы составить нам компанию?
— Нам?
— У меня дети, Полина.
— Я знаю. И потому — нет, Сережа.
— Это из-за нее?
— Нет. Я не вижу себя там. Вообще — не вижу. Было бы у тебя дело, позвал бы — пошла не раздумывая. Работать с тобой люблю и умею. А так — просто сидеть рядом? До кучи, что называется? Нет, не смогу.
— А здесь?
— Займусь наконец психологией.
— Уверена?
— Убеждена.
— Что ж, вольному — воля. Багаж наконец появился.
По черной ленте транспортера медленно плыли пухлые спортивные сумки, аккуратные чемоданы, громоздкие коробки, и даже пестренькая детская коляска, вынырнув из люка, присоединилась к общему потоку.
Поклажи у Полины было немного — коляска катилась легко.
Таможенники — не в пример эмиграционному контролю! — не удостоили ее даже взглядом.
Через несколько секунд, миновав легкие автоматические двери, Полина оказалась лицом к лицу с плотной толпой встречающих.
Потапова она увидела сразу.
Светлые волосы, белые — выгоревшие на солнце — брови и ресницы, шоколадный в черноту загар. Ни дать ни взять — представитель колониального мира, не хватало только пробкового шлема и длинных — чуть ниже колен — шорт цвета хаки.
Впрочем, шорты сейчас были бы явно неуместны — в Лондоне, судя по всему, прохладно. На Потапове — длинный плащ на теплой клетчатой подкладке.
Они обнялись.
Разговор — как всегда после долгой разлуки — не клеился. Сплошь — суетные вопросы без ответов Да пугливые междометия. Уже на улице она наконец поинтересовалась:
— Куда мы сейчас?
— На твое усмотрение. Хочешь — в отель. На всякий случай я снял номер в «Hilton» на Park Lane — Можно — сразу в имение моего партнера. Там для тебя приготовлена комната. Это примерно час отсюда.
— Мне все равно.
— Тогда давай к Тони.
— Его зовут Тони?
— Энтони. Энтони Джулиан. Лорд Джулиан, между прочим.
— И какое же у вас с лордом дело?
— Ну, поскольку ты уже прилетела, следует, наверное, сказать, какое у нас дело.
— Допустим. Так какое у нас дело?
— Мы строим новый «Титаник». А потом отправляем его в плавание.
— Прекрасно. И кем же — на новом «Титанике» — ты видишь меня? Помощником капитана?
— Нет. Ты будешь соруководить службой безопасности всей компании.
— «Со» — значит, кто-то ею уже руководит?
— Именно. У тебя очень колоритный коллега. Настоящий американский шпион.
В другой обстановке Полина, возможно, попросила бы объяснений.
Но теперь все казалось удивительно ясным, простым и логичным.
Чему тут удивляться?
Серебристый «Rolls-Royce» лорда Джулиана легко бежал по зеркальной глади скоростного шоссе.
Жизнь продолжалась.
7 июня 2001 года
Великобритания, Лондон
— Зачем нам эта роскошь, Энтони?!— Вы стали еще большим снобом, чем год назад, лорд Джулиан, — особняка на Eton Square уже недостаточно. Захотелось дом в Belgravia [23].
— Старый дом, Тони. С ним еще предстоит повозиться.
— Милый домик. А привидения здесь водятся? Они говорили хором.
Главной темой симфонии, вне всякого сомнения, было недоумение, переходящее в откровенное удивление и даже — изумление.
Старинный особняк в престижном лондонском районе Belgravia наверняка обошелся лорду Джулиану в астрономическую сумму, и тем не менее он приобрел его, намереваясь разместить офис компании «White Star» именно здесь.
Большинству из них это казалось расточительством. Причем неоправданным.
Молчал только Чарльз Адамсон.
Переступив порог дома, он застыл в полумраке просторного холла, утратив на некоторое время способность слышать и говорить.
Прошло, наверное, минут десять, а может, и больше — спутники разбрелись по дому, продолжая удивляться сумасбродству лорда Джулиана, — прежде чем Чарли наконец заговорил. Первые слова произнесены были очень тихо, но странным образом их услышали почти все.
И смолкли, напряженно прислушиваясь.
— Господи, мистер Джулиан, неужели это тот самый дом?!
— Разумеется, мой мальчик. Стал бы я платить такие деньги за обыкновенный дом в Belgravia?
— О чем это вы толкуете, господа?
— Секунду терпения, друзья мои. Дом еще не совсем готов, но столовую я велел привести в порядок в первую очередь. Сейчас объясню — почему. Пока же прошу просто проследовать туда, занять места за столом и… приступить к ужину. Ужасно хочется есть, знаете ли.
— Нет, мистер Джулиан, погодите, дело ведь не в том, что вы так уж сильно голодны, не так ли? Боже правый! Они ведь ужинали здесь именно сегодня, то есть именно седьмого июня. В 1907 году. Как я мог забыть об этом!
— Стоп, Чарли! Сейчас вы окончательно заморочите всем голову. Марш в столовую! Я действительно чертовски голоден.
Стол в большой парадной столовой был уже накрыт.
Гости — впрочем, теперь их правильнее было бы называть новыми обитателями дома — быстро расселись по местам.
В прохладном воздухе совершенно отчетливо витала какая-то интрига. Им не терпелось узнать, в чем именно она заключается.
Лорд Джулиан наконец заговорил:
— Друзья мои! Сегодняшний день, надеюсь, будет вписан золотыми буквами в историю нашей компании, которая, в свою очередь, золотыми же буквами будет вписана… Но долой занудство! Прочь сантименты! Сегодня действительно знаменательный день, и — заметьте! — отнюдь не потому, что мы собрались здесь на праздничный ужин. Повод для праздника у нас, безусловно, есть, но об этом придется сказать несколько позже. Чарльз сильно подпортил мой сценарий. Но что поделать! Слово было сказано, и все вы, очевидно, не можете теперь ни пить, ни есть, прежде чем не поймете, о чем было сказано это загадочное слово. а вернее — слова. Итак, Чарли, детка, объясните господам, отчего это старый осел Джулиан выложил четыре миллиона фунтов за старый дом в Belgravia да еще притащил их сюда ужинать. Да побыстрее, черт возьми, а то я на самом деле хлопнусь в голодный обморок.
— Я буду краток. Девяносто четыре года назад, седьмого июня 1907 года, в этом доме было принято решение о строительстве «Титаника».
— Черт возьми, Энтони!
— Именно в этом доме?
— Именно в этом, господа. Тогда он назывался Downshire House [24] и принадлежал лорду Джеймсу Пиррие. Собственно, потому так и назывался — наследственные владения лорда находились в Ирландии, в графстве Downshire. Гостями лорда были супруги Исмей, Брюс и Флоренс. Брюс был директором-распорядителем компании «White Star Line». Ей будет принадлежать «Титаник». А лорду Пиррие принадлежала судостроительная компания «Harland and Wolff»… с которой сегодня, господа, мы подписали контракт. Ура!
— Стойте, мистер Джулиан, но ведь это значит…
— Это значит, что с этого дня мы — партнеры. И больше ничего. Basta! [25]
— Нет, не basta! Это значит, что наш «Титаник», так же как и первый, не будет освящен.
— Это еще почему?
— Такова традиция «Harland…». Они никогда не крестят свои корабли. Вы знали об этом, мистер Джулиан?
— Разумеется. Не могу сказать, что я в восторге. Но традиция есть традиция. И потом — представителям какой конфессии, по-вашему, следует совершить обряд? На борту «Титаника» соберутся христиане: католики, православные, протестанты. Мусульмане. Иудеи. Буддисты, бог знает кто еще! И вообще, я же просил! Клянусь, Чарльз, если вы еще раз перебьете меня — берегитесь! Трезвый и голодный я страшен. Итак, друзья!..
Энтони Джулиан высоко поднял свой бокал. Мелодичный перезвон старинного хрусталя поплыл над столом. Гости чокнулись. Выпили за рождение проекта. Но поспешили вернуться к беседе.
— Я, кажется, начинаю постигать глубину британских традиций. Подумать только — прошло девяносто четыре года, можно сказать, целый век, — а дом тот же, и компания — та же. Быть может, и лорд?..
— Нет, Полина, лорд Пиррие благополучно пребывает в мире Ином. Но чем вас не устраивает лорд Джулиан, дорогая леди?
— Не кокетничайте, Тони, вы ей по вкусу, можете мне верить. А вы, Чарльз, продолжайте, сделайте милость, что же, они именно сегодня и именно здесь обо всем договорились?
Нет, сэр, разумеется, не обо всем, но принципиальное решение было принято именно здесь, за обедом. Дело, видите ли, в том, сэр, что у них была общая проблема. Компания «Cunard» — она, кстати, существует по сей день — серьезно конкурировала с «White Star». Обе претендовали на «Голубую ленту Атлантики» — приз за скорость и комфорт. За него боролись все трансатлантические компании. Это была своеобразная пальма первенства, которая обеспечивала полный контроль на маршруте, поток пассажиров и соответственно — прибыль. И вот, представьте, «Cunard» объявила о строительстве нового, сверхсовременного, быстроходного лайнера. Чем могли ответить «White Star» и ее постоянный компаньон «Harland…»? Только одним — построить еще более современный и быстроходный лайнер. Так и порешили.
— Тем самым подписали «Титанику» смертный приговор. Я прав, Чарли?
— И да, и нет, мистер Мур. Версия о том, что «Cunard» организовала диверсию, гуляла довольно долго, но не нашла подтверждения. В этом смысле вы не правы, сэр. Но если рассмотреть ваш вопрос сквозь призму самой реальной на сегодня версии…
— Вот интересно, а какая же из версий на сегодня самая реальная?
— Сталь, мэм. Проклятый айсберг буквально распорол судно. Вскрыл его, как консервную банку. Должен сказать, они, на «Титанике», все же пытались уйти от столкновения, хотя времени для маневров было явно недостаточно. Но они пытались. В итоге — айсберг прошел по касательной. Увы! Этого хватило. И с лихвой! Стальные листы промялись, заклепки не выдержали. Вода хлынула во множество отверстий вдоль корпуса. Понятно, да? Она залила сразу несколько отсеков. Он никак не мог остаться на плаву. Это доказано. Однако долго никто не мог взять в толк, почему лед так легко справился с металлом? Орешек раскусили, между прочим, благодаря вашим парням. В девяносто первом русские аппараты достали со дна несколько металлических частей. Их исследовали в Бэдфорде. И что же? Слишком много серы — она делает металл хрупким. Только и всего.
— И в свете этого…
— Да, в свете этого, возможно, вы и правы, мистер Мур «White Star» спешила. К тому же приходилось экономить «Титаник» обходился в копеечку. Возможно, они чего-то не заметили. Возможно — решили закрыть глаза. Возможно, кто-то просто нагрел на этом руки.
— Бог мой! Банальная корысть или — того проще — халатность! И пожалуйте — катастрофа, которой нет равных!
— Нет! Тысячу раз — нет! Ничего не хочу об этом слышать! Вы, господа, приземляете — да что там приземляете! — вы губите нашу идею. На корню. Неужели не ясно? Вы лишаете ее романтизма, тайны, мистики — и значит, привлекательности! Кому интересен лайнер, потонувший из-за технической ошибки?! Инженерной — или металлургической, один черт! — погрешности?! Да никому. В двадцатом веке таких ошибок было не счесть. Нет равных? Вы погорячились. Серж. Или забыли историю собственной страны. А Чернобыль? Ха-ха! Что такое полторы тысячи утопленников по сравнению с той тучей народа, которую отравил ваш мирный атом?
— Тогда уж давайте посчитаем, сколько народа ухлопали наши «миротворцы».
— Бросьте, Стив! Зря стараетесь! Ваш пацифизм хорошо известен. И потом — я вовсе не нападаю на Сергея Просто хочу, чтобы он и все прочие усвоили как дважды два — успех нашего проекта заключен исключительно в тайне «Титаника».
— Как жизнь Кощея — в утином яйце.
— Это еще что такое?
— Это сказка. Занимательная русская сказка.
— Хорошо, Стив, вы расскажете мне ее как-нибудь на досуге. А пока я хочу слышать только сказки «Титаника» И чем больше сказок — тем лучше.
— С этим проблем не будет, сэр. Я уже говорил вам…
— Помню, Чарли. Но другие тоже любят сказки. Черт возьми, все нормальные люди любят сказки! Вы, Чарльз, (будете нашей Шехерезадой.
— Нет, дело не в сказках. Людей привлекают тайны. Сказки же, наоборот, объясняют множество тайн. На свой, разумеется, сказочный лад. Кощей был бессмертен, потому что жизнь его хранилась в утином яйце… И нет больше тайны Кощея!
— И чего же тогда мы хотим от Чарли?
— Тайны. А вернее — тайн. Вот, к примеру, Чарльз, скажите, что для вас самое непостижимое в истории «Титаника»? Самое таинственное? Самое жуткое?
— Предчувствия, мэм.
— Предчувствия?
— Да. Или прямые предупреждения. Известна, например, такая история. Жена промышленника Вуда получила накануне отплытия анонимное письмо. В нем говорилось: «Если не хотите терять мужа, отговорите его от путешествия». Она его отговорила. Вуд остался жив.
— Этой истории можно найти сколько угодно объяснений. В письме сказано было именно так: «терять мужа»?
— Именно так, мистер Мур.
— Из этого вовсе не следует, что речь шла о его смерти. Возможно, достопочтенный промышленник Вуд собирался в морской круиз с дамой сердца. Чем не потеря для жены?
— Возможно, сэр. Но, помимо Вуда, еще пятнадцать известных всему миру магнатов неожиданно отказались от путешествия на «Титанике». Причем в последний момент.
— Легко объяснимо. Цепная реакция.
— Вот еще один случай, доподлинно известный. Двенадцатого апреля — до трагедии, заметьте, целых два дня! канадский священник вдруг услышал-то, чего никак ж мог слышать на самом деле. Иными словами, это была слуховая галлюцинация. Плеск воды и голоса, взывающие о помощи. А после — старинное церковное песнопение В ют же вечер священник рассказал об этом прихожанам. И даже попросил исполнить ту самую молитву хотя никогда прежде они не пели ее во время службы Позже выяснилось, что именно этот гимн играл оркестр «Титаника», уходя под воду.
— Это действительно странно. И даже страшно. Но. откровенно говоря, меня больше занимает мумия.