Юрьев Зиновий Юрьевич. Дарю вам память

   Ишь, умник! Ты, говорит, Лик, изменился. Да, изменился! И не стесняется этого! Он знает теперь, что кругом все одни мерзавцы, которых надо убивать, убивать, убивать! И не учебными резинками, а настоящими пулями, которые рвут живое мясо, дробят кости. Ты убьешь — значит, ты останешься жив. Тебя убьют — что ж… таков удел настоящего охотника, аса, у которого нет сектора и нет друзей.
   Он прислушался. Еще один слабый стон. А что, если этот Ун притворяется? Подманивает его к себе? Не сводя глаз с того места, где был Ун и откуда донесся стон, Лик начал медленно ползти. Пусть он попробует сейчас застать врасплох Лика, голову-то ему придется поднять для выстрела. Ему ее придется поднять, а у Лика она и так поднята. Разница в долю секунды. А ему больше и не надо.
   Снова он услышал слабый стон. Совсем близко. Вот же он, лежит на боку, слипка на земле. Попал, попал, попал, пело все внутри у Лика. Что, получил, умник! Вот вам и Лик Карк!
   Он осторожно протянул руку к лежащей слинке, готовый в любое мгновение выстрелить еще раз, но Ун не шевелился. Он лежал на боку и тихо стонал. Стоны были тихие и жалобные. Как голодный онослик, подумал Лик. Он схватил вражескую ел инку и вскочил на ноги. Победил, с первого выстрела всадил ему резинку в лоб! Ишь, стонет, умник.
   До конца охоты было еще далеко, и Лик подумал, что можно будет сейчас спокойно посидеть, посмотреть, как будет приходить в себя Ун Топи. В восьмом секторе раньше жил, гаденыш. А теперь вот лежит и стонет.
   Вдруг послышался пронзительный свисток, потом еще один и еще. Три свистка. Боевая тревога. Прежде чем он сообразил, что делает, Лик уже мчался сквозь кустарник к выходу из загончика. Боевая тревога!

ГЛАВА 5

   -Итак, охотники, — сказал старший, — мы летим с вами на Оххр. Стало известно, что бесформенные замышляли совершить разбойничье нападение на нашу страну, и мы с вами призваны сорвать их черные планы. Поняли? — Старший охотник медленно обвел взглядом подчиненных, словно ощупал каждого. — Перед вылетом вам вручили приборчики, назначение которых я вам сейчас объясню. Я вам уже рассказывал на занятиях, что бесформенные имеют подлую привычку прикидываться камнями, комьями земли, кустарником. Вы спрашивали меня: а как же их найти, нельзя же стрелять в каждый камень. Вот для этого вам и выданы эти приборы. Называются они полеметрами. Каждый оххр, какое бы подлое обличье он ни принял, создает вокруг себя особое поле. Они используют его и для того, чтобы общаться друг с другом, исследовать все окружающее их. Оххр и поле неотделимы, есть поле — значит, где-то прячется и сам грязный оххр. Нет поля — нет и бесформенного. Направляйте полеметр в разные стороны и следите за стрелкой. Как только она показывает на красное, прибор чувствует поле. Чем ближе оххр, тем сильнее отклоняется стрелка. Наша цель — захватить живьем хотя бы несколько оххров, которых мы должны как можно скорее доставить на Онир. Таков приказ машины, да будет благословенно имя ее. Тот, кто найдет живого бесформенного, получит по возвращении серебряный знак третьего сектора. Понимаете, третьего! Он вам и не снился, третий сектор, охотнички.
   Бояться бесформенных не нужно. Не раз уж наши корабли приземлялись па Оххре, чтобы сорвать их коварные планы нападения на Онир, и ни разу не было случая, чтобы оххр причинил кому-нибудь из охотников вред. Самая большая подлость, на которую они способны, — это выключить поле. Ты уже нашел бесформенного, вот он, мерзавец, притаился. И только подгоняешь платформу, чтобы погрузить его, как он, негодяй, раз — и выключил свое ноле. Покончил, значит, с собой. А мертвый оххр цены не представляет…
   «Как-то странно получается, — подумал Лик. — Собирались напасть на нас, а сами даже сопротивляться не могут». В этом было какое-то противоречие, но отупевший мозг Лика даже не попытался разобраться в нем, он давно уже отвык от решения самых простых задач. Ладно, чего там. Вот поймает он парочку-тройку этих слизняков, получит серебряный знак третьего сектора, а там, там уже… Что ждало его там, в серебряном блеске третьего сектора, представить себе он не мог. Все, что выходило за пределы конкретной сегодняшней задачи, казалось ему скрытым в тумане. Чем дальше пытаешься заглянуть мысленным взором, тем гуще туман. И мозг, онемевший от повседневной изматывающей муштры, страха и побоев, не умел даже вообразить этот мысленный ландшафт, задернутый туманным занавесом.
   «Вот поймаю парочку-тройку бесформенных… — повторил он про себя. — Противные они только очень». Он вздрогнул от отвращения. Бесформенные слизняки… А еще хотели напасть на Онир… Ничего, они им покажут, как вынашивать в своих бесформенных тушах коварные планы! Это ж надо — быть бесформенным! Как же так? «Вот, например, я, Лик Карк, имею форму: четыре ноги, одно туловище, две руки, одну длинную шею и голову с четырьмя глазами. Даже только что родившемуся асу понятно, что это единственная разумная форма для мыслящего существа. А тут — камни…» Лик почувствовал, как его кожа покрылась мурашками от гадливости. Он вспомнил, что испытывал похожее чувство, когда смотрел на старуху. Ту, что приютила его, когда он разбил экран. Но та гадливость, что он испытывал, думая об оххрах, была в тысячу раз гуще, плотнее.
   — Ну ладно, охотники, последний инструктаж закончен, пора впадать в спячку. В отсеке, в котором вы находитесь, сейчас начнет понижаться температура. Не бойтесь, это не так страшно, да и вы мало что успеете почувствовать. Оживете зато уже прямо на Оххре.
   Старший охотник вышел из отсека и плотно закрыл за собой дверь. Металлическое колесо на ней повернулось, и послышался громкий щелчок, от которого Лик вздрогнул. Справа от него сидел Ун Тони. Все четыре глаза его были закрыты. Трусит, подумал Лик, точно трусит. Делает вид, что спит, а сам трясется. Но клюву видно, что трясется. Умником себя считает, а дрожит, как листья на кустах пори.
   Лик поежился. Холод начал проникать внутрь тела, будто пропитывал его. Старший сказал, что это недолго. Старший все знает, никогда не обманывал. Строгий, это верно, но не обманывал никогда.
   Холод просачивался все глубже и глубже. Сначала он кусал, сверлил, кромсал, потом начинал давить, пока постепенно Лик не перестал ощущать свое тело. Не было у него теперь тела, была тяжесть, которая медленно и неуклонно сжимала его, а его сознание плыло над ледяным прессом и молило лишь о том, чтобы забыться и не содрогаться больше от ужаса. Он звал забытье, стремился к нему. И оно пришло. Оно было милосердно, потому что, отдаваясь ему, Лик вырвался наконец из ледяных страшных тисков.
   Пришел Лик в себя от голоса старшего охотника.
   — Быстрее, — кричал он, — Быстрее шевелитесь, не дрыхните, как бесформенные! Надеть шлемы, взять оружие, полеметры. Ну-ка, шевелитесь, охотнички, оххры ждут вас с нетерпением. Идите парами, по номерам. Следите за показаниями манометров, что у вас на руках. Помните, недоумки, что вы можете дышать на Оххре только в шлемах и что, когда стрелка манометра на ваших руках показывает на цифру «один», запаса дыхательной смеси осталось на один час. Не успеете за этот час к кораблю, сами станете бесформенной падалью. Шевелитесь, шевелитесь, бездельнички!
   Машинальными движениями, как на тренировке, Лик натянул на голову шлем, проверил давление в баллоне, перекинул через плечо слинку. И почему это он должен идти в паре с этим умником Уном Тони? Прямо как напасть какая-то этот Тони. С того самого момента, как оказались их кровати рядом, все время был Ун с ним. Прицепился, как голодный онослик.
   Лик включил связь, и голос старшего охотника, заглушенный толстым шлемом, снова загремел с прежней силой:
   — Вперед! И не бойтесь этой падали. Не было еще случая, чтобы бесформенные вздумали сопротивляться. Выключить поле — это сколько угодно. А сопротивляться — этого у них и в помине нет, у недоумков. Вперед!
   — Пошли, — толкнул его рукой Ун Тони, и они вышли из корабля по крутому и узкому трапу.
   В первую секунду Лик испугался. Ему казалось, что он попал в огромную печь: со всех сторон на него изливались потоки света. Даже сквозь фильтры шлема небо сверкало нестерпимо ярким оранжевым пламенем, а маленькие голубые солнца плыли над головой с головокружительной быстротой, и густые маленькие тени зловеще шевелились у ног. Они все еще стояли у трапа.
   — Вперед, я сказал, трусы поганые! Или я вас оставлю тут навсегда! — загудел в шлеме голос старшего, и Лик испуганно бросился в сторону от корабля.
   — Меньше слушай этого олуха, — пробормотал Ун, — мы же теперь не в его школе, а на Оххре. Понимаешь, на Оххре…
   — А ты, думаешь, один понимаешь?
   — Дубина же ты, Лик Карк! Чего ты на меня дуешься все время… Да ладно, чего с тобой говорить…
   — А нечего — и не говори! — буркнул Лик. Он подумал, что надо было, пожалуй, разойтись с Уном в разные стороны, но ему почему-то не хотелось отходить.
   Они шли в нескольких шагах друг от друга, медленно поводя перед собой раструбами полеметров. Зеленые стрелки застыли па желтом секторе и никак не хотели отклоняться на красный. Может, он не годится, подумал Лик и потряс прибором. Стрелка нехотя качнулась и тут же вернулась на желтое. Да нет, работает вроде. И у Уна то же ведь показывает.
   Впереди поднимался пологий холм, покрытый невысокими рыжевато-коричневыми кустами.
   — Давай взберемся, может, сверху чего увидим, — сказал Лик.
   — Увидишь, пожалуй, — пробормотал Ун. — Я вот знаешь чего думаю? Как же так выходит? Если оххры хотели напасть на Онир, почему же они не могут даже защищаться? Ведь для нападения нужно какое-то оружие, хоть что-нибудь. А старший сам признает, что бояться нечего. Как же так, а?
   Ишь ты, какой умный, неприязненно подумал Лик. Неприязнь была тем более сильна, что Ун повторял неясно ворочавшиеся у него в голове мысли. У него они только ворочались, а этот выскочка разложил все, как рацион но тарелкам. Шустрый какой!
   — Ты чего хочешь, чтобы я доложил старшему? Могу сделать! — крикнул он.
   — Ты ж меня все время попрекал, что я на тебя стучу, — сказал Ун. — Или ты мне приписывал, что сам делал?
   Почему это так, пронеслось в голове у Лика, что все время хочется ему подковырнуть Уна, сказать ему что-нибудь обидное? Так сказать, чтоб слово шлепнуло, как резинка из учебной слинки. Чтоб застонал, чтоб скрючился на земле от боли… И вроде ведь он ас ничего, и идут они с ним сейчас в паре по Оххру, и крутят во все стороны полеметры. Никак не шевелится проклятая стрелка, прямо приклеилась на желтом. Вон впереди камушек, это уж точно будет оххр. Сейчас… Нет, пока он не будет смотреть на стрелку, подойдет сначала к камню. Подойдет, направит на него прибор — и пожалуйста, есть бесформенный! И поле не выключит. И второго добудут они тем же образом. То-то удивится старший. Посмотрим еще, кто дерьмо, а кто не дерьмо… До чего ж тяжело лезть наверх со всем грузом на спине, прямо как тогда, когда гонял их старший в первый раз… Еще пятьдесят шагов, и тогда передохнем. А красивые они, наверное, серебряные знаки. Подумать и то страшно: третий сектор. Тре-тий! Чуне такого и во сне не снилось. Хороша будет ее мамочка, клюв так разинет от изумления, когда увидит серебряный знак на его шее, что и захлопнуть не сможет… Вот и камень. Так, сейчас взглянем на стрелку.
   Стрелка стояла на желтом. Он опустил плечи и остановился.
   — Хорошая мысль, — сказал Ун. — Давай-ка отдохнем. Я, знаешь, все время думаю: а есть ли тут вообще оххры…
   — Как так?
   — А так, очень даже просто… Или ты веришь всякой чепухе, что нам суют в башку?
   — Ты что имеешь в виду?
   — Да хоть то, что оххры собирались напасть на нас. Или то, что нам дадут знаки третьего сектора…
   — Как это — не дадут? — испугался Лик. Это что же, он, выходит, не сможет тогда прийти к Чуниной матери?
   — Что-то никто никогда и не слышал, чтобы охотники получали сектор… Ну, двинемся дальше, что ли…
   Как это он так говорит? Конечно, он действительно никогда такого не слышал, но, с другой стороны, что он мог услышать в своем паршивом десятом секторе? Рацион, работа, учителя, ваш долг никогда ничего не хотеть и не думать, потому что за вас хочет и думает машина, дающая… и всякое такое…
   — А если оххры не собирались на нас напасть, зачем же нас замораживали и посылали сюда? — спросил Лик. — На экскурсию?
   — Я и сам не пойму, на кой нам сдались бесформенные… И что они нам сделали? И почему я должен их ненавидеть?
   Странный все-таки ас. И откуда у него такие мысли берутся? Как это у него получается?
   — А ты что, сам-то к ним как относишься?
   — К кому?
   — К оххрам. Неужели ты их не ненавидишь?
   — А почему я их должен ненавидеть? Что они мне, Уну Топи, сделали такое, что я должен их ненавидеть? А ты их ненавидишь?
   — А как же, конечно!
   — А за что?
   — Как за что?
   — Ну, за что? За что ты, Лик Карк, ненавидишь оххров?
   — Ну… как тебе объяснить… Их же все ненавидят! — Лик нашел наконец объяснение и пожал плечами.
   Дурацкие же вопросы у его напарника. Вроде простые по виду, а попробуй ответь! Хорошо, он сообразил, как отбрить этого умника.
   — Все — это не ответ. То все, а мы говорим про одного аса по имени Лик Карк.
   — Все их ненавидят — и я тоже, — упрямо сказал Лик.
   — Тебе, выходит, голова вовсе и не нужна, — сказал Ун, и Лику показалось, что в голосе его появилась грусть. — Тогда выходит, что старший был прав, когда орал на нас, что никакие слова, кроме «повинуюсь», нам не нужны. Тогда выходит, что правы контакты, когда они нам каждодневно долдонят, что нам не нужно думать и хотеть, потому что за нас, за счастливых, думает машина. За счастливых и равных, но живущих в разных секторах…
   О машина, да будет благословенно имя твое, как может ас произносить такие кощунственные слова и стоять при этом на ногах? Сердце проваливалось куда-то вниз от зябкого страха, что несли с собой эти слова. И все-таки… И все-таки… было в них что-то, что булькало и у Лика в голове, варилось на медленном огне глухого недовольства. Только у Уна сварилось, загустело в страшные слова, а у него только булькало… Но не может же… Но, с другой стороны… почему машина не разрешила ему встречаться с Чупой? Кому мог быть от этого вред: только потому, что они жили в разных секторах и машина уже подобрала Чуне другого аса? Но тогда…
   Лику казалось, что он приблизился к краю пропасти, куда ведет узкая, опасная тропинка. Из пропасти тянет промозглой сыростью, на дне ее бродят грязные клочья тумана. Ох, как не хочется спускаться в эту пропасть, куда тянет его Ун Топи! Наверху спокойно, наверху привычно, дорога наезжена, можно идти по ней не думая, не нащупывая ногой каждый камешек.
   — Но все равно я ненавижу оххров, — упрямо сказал Лик. — Как можно к ним относиться по-другому? Они же… у них нет формы… они омерзительные… и это их поле… Бр-р-р!
   — Ты ненавидишь их потому, что они не такие, как мы с тобой. А они, выходит, должны ненавидеть нас за то, что у нас постоянная форма. Кругом одна ненависть получается… Что это?
   — Где?
   — Да вон впереди, правее…
   — Будто что-то пронеслось над землей.
   — Ага, и мне показалось.
   Они постояли несколько минут, осматриваясь. Внезапно Лик увидел, как плоский мерцающий диск проплыл совсем близко от них и остановился у ноздреватой скалы.
   Он сжал руку Уна, но Ун, очевидно, тоже заметил необычный предмет. Он замер и сделал знак Лику, чтобы тот молчал.
   Мерцающий диск висел над самой землей, и под ним подрагивали две маленькие густые тени. Через несколько секунд он начал медленно удаляться от них. Отлетев на несколько шагов, он снова остановился.
   — Такое впечатление, будто он поджидает нас, — сказал Ун Топи.
   — А старший говорил, что они всегда лежат и ждут, пока их не подберут.
   — Да хватит тебе за старшего цепляться! — зло сказал Ун.
   — Надоело!
   Удивительное дело, отметил про себя Лик, он почему-то не разозлился на напарника.
   — А знаешь что, — сказал Лик, — давай-ка подойдем поближе и определим, может, это вовсе не оххр. Или ты думаешь, что можно и отсюда засечь его поле?
   — А чего мне думать, давай попробуем. — Он поднял полеметр и направил его на диск. Стрелка качнулась и двинулась к красному цвету. — Оххр!
   — Быстрее! — крикнул Лик. Его охватило возбуждение. Серебряный знак на шее и разинутый клюв Чуниной матери.
   — Ты думаешь, мы его догоним? — с сомнением спросил Ун.
   — Конечно! Давай!
   Они двинулись к диску, и тот, словно обрадовавшись, качнулся, поплыл от них. Они побежали, но диск, сохраняя дистанцию, легко прибавил скорость. Бежать было тяжело, и они быстро выбились из сил.
   — Ну его к черту! — пробормотал Ун.
   — Еще немножко! — взмолился Лик. Третий сектор и Чуна были совсем близко, в каких-нибудь трех десятках шагов, только руку протяни.
   — Не догнать нам его, — покачал головой Ун.
   — Болтать ты силен, вот что я тебе скажу, — заорал Лик, — а как доходит до дела, проку от тебя чуть! Идем!
   Диск повернул за огромную серую скалу, и охотники двинулись вслед за ним. «Ну оххр, — молил про себя Лик, — остановись! Ну хватит мучить нас. Вам же все равно, вы же никогда не сопротивляетесь, сам старший нам говорил. Ну что тебе стоит, оххрик, какая тебе разница, а мне…»
   Он не успел закончить свои мольбы, потому что из-за скалы появились несколько странных существ. Ко всему был готов Лик, любые самые невероятные формы рисовало ему воображение, когда он пытался представить себе оххров, от камня до страшилищ, похожих на буллов, но то, что он увидел, заставило его оцепенеть. Прямо перед ними стояло существо на двух ногах, с маленькой головкой. На голове было только два глаза и клюв был маленький и мясистый. Но самым невероятным были две ноги! Как можно было вообще стоять на двух ногах и не падать? У другого существа было четыре ноги, но не было рук и все тело было вытянуто и покрыто черно-белыми волосами. Еще одно существо имело клюв, но что значит клюв по сравнению с жирным страшным туловищем, которое переваливалось на коротких двух ножках! Двух!
   Жирный оххр сделал шаг навстречу Лику.
   — О машина, да будет благословенно имя твое, спаси нас от кошмаров!
   Сейчас, сейчас чудища набросятся на них. Что брехал там старший, будто они не умеют сопротивляться? И не убежать им, попробуй убеги, если этот проклятый диск заманил их в ловушку!
   О машина! Камень в трех шагах от него зашевелился и с шорохом начал корежиться. Вот он выпустил из себя ногу, още одну. «О машина, да будет благословенно имя твое, спаси нас! Никогда, никогда не буду я сомневаться в твоей всеобъемлющей мудрости, только спаси! Благословенным буллом готов я всю жизнь конаться в канавах в поисках объедков, только спаси!»
   Но нет, машина далеко. Их предали, послали сюда на растерзание. А те, кто послал, нежатся сейчас в своих высоких секторах. Нажрались, гады, сытного своего рациона, выползли из окон и греются на солнышке, присосавшись на стене вниз головой, и посматривают на улицу…
   Он сдернул с шеи слинку. Что угодно, только бы унести отсюда живым ноги. Но прежде чем он успел прицелиться, Ун ударил кулаком по стволу, и слинка упала на песок.
   — Ты что? — крикнул Лик.
   Лик попытался было нагнуться, чтобы поднять слинку, но не мог. Какая-то сила не давала ему пошевельнуться. Его словно спеленали тугой эластичной тканью. Дышать он мог, с трудом втягивая воздух, но не больше. Он попробовал двинуть рукой. Нет, рука упиралась в нечто неосязаемое, но упругое.
   Высокое двуногое существо подошло к нему, заглянуло в глаза. О машина, приди на помощь в этот последний миг, взмолился Лик. Двуногий похлопал рукой по шлему, но баллону с дыхательной смесью, поднял полеметр, повернул его, наблюдая за стрелкой, заметил на руке Лика манометр, осмотрел его, кивнул и вдруг сказал на языке асов:
   — Не бойтесь.

ГЛАВА 6

   -Не бойтесь, — повторил Павел. — Я чувствовал в вашем мозгу ужас, постарайтесь избавиться от него… Значит, Мюллер, — повернулся он к черно-белой дворняжке, — вы были правы, это действительно асы.
   — Я был уверен в этом с самого начала, — сказал Мюллер.
   — Но почему?
   — Да потому что, кроме них, давно уже никто не прилетал на Оххр.
   — Как вас зовут, асы?
   — Ун Топи, — Ун ткнул рукой себя в грудь, потом показал на Лика: — Лик Карк. — Ага, теперь уже можно было двигать руками.
   — Кто вы такие?
   — Мы? Мы охотники с Онира.
   — Для чего вы прилетели сюда?
   — Нас послали, чтобы захватить как можно больше живых оххров. Нам обещали награды за живых оххров, доставленных на Онир.
   — А для чего вам нужны живые оххры?
   — Я не знаю.
   — А кто-нибудь из ваших товарищей знает?
   — Нет, наверное. У нас никто ничего не знает…
   — Но кто-то же должен знать, кто-то должен руководить вами?
   — О, машина знает.
   — Машина? Что за машина?
   Ун посмотрел на двуногое существо. Он уже почти привык к его нелепой форме. В конце концов, он знал, что бесформенные могут принимать самые неожиданные обличья, но не знать, что такое машина… А как же вообще можно без машины? Кто же будет за тебя думать, хотеть, кто обеспечит порядок? Хотя он же сам недавно втолковывал Лику, что нужно самому… У него закружилась голова, и он бы упал, если б не невидимые тугие подпорки. Как же объяснить ему, этому двуногому?
   — У нас вся жизнь вращается вокруг машины. Это она в день метаморфозы решает, чем будет заниматься каждый ас и где соответственно он будет жить. Это она думает за нас, она награждает и наказывает. И ей мы каждый день должны возносить благодарение по нашим контактам.
   — Хороша машинка, нечего сказать! — ухмыльнулся Павел. — И что же она из себя представляет, ваша машина?
   — Мы не знаем. Может быть, асы самых высших секторов… А мы… мы ничего не знаем и не ведаем. У нас ведь захочешь что-нибудь узнать, что тебе не положено, — и в буллы!
   — А это еще кто такие?
   — Полуживотные, в которых нас в виде наказания превращает машина, да будет благословенно имя ее.
   — Это вы серьезно?
   — Это ритуальное выражение. Его полагается употреблять каждый раз, когда произносишь имя машины.
   — Да, хороши порядочки, нечего сказать. Но если я не ошибаюсь, Ун Топи, вы говорите о своем богоподобном машинном диктаторе без особого энтузиазма.
   — Богоподобный? Диктатор? Простите, я не понимаю значения этих слов.
   — Неважно. Скажем проще, дружище Ун: вы в восторге от своей машины? У меня почему-то складывается впечатление, что вы не самый примерный подданный своей машинной страны.
   «Как он странно говорит, — подумал Лик. — Свободно, как будто он не знает страха, с шутками… Но ведь нас учили, что оххры отвратительны, что они внушают любому нормальному асу чувство омерзения… Как же так?»
   — Не знаю уж как, — сказал Ун, — но вы проникли в самый тайник моего мозга. Я никогда никому не говорил о своих сомнениях, кроме своего товарища, — он кивнул в сторону Лика.
   «Значит, он все-таки считает меня своим товарищем, — подумал Лик и почувствовал теплоту в сердце. — А ведь он должен был бы возненавидеть меня за все, что я ему говорил и делал». Он вспомнил радость, которую испытал, когда попал в Уна во время охоты в загоне, и ему стало стыдно.
   — Сколько еще вы можете пробыть вне корабля? — спросил Павел.
   Лик посмотрел на манометр на руке:
   — Два часа.
   — Ага, значит, нужно торопиться. Мне кажется, у меня есть хороший план, — сказал Павел.
   — Какой? — спросил Мюллер.
   — А почему эти двое милых молодых людей не могли бы найти пяток оххров?
   — Пяток оххров?
   — Ну да. Всех нас. И доставить к себе на корабль. Если я понял товарища Топи правильно, оххры интересуют интервентов преимущественно в живом виде.
   — Нет, — сказал Мартыныч, — ты не должен попасть к ним.
   — Это еще почему?
   — Я пойду. А ты должен остаться. Тем более, что ты не оххр.
   — Спасибо, но как раз сейчас нам было бы неплохо кое-что перенять у асов: тебе сказано, и ты без всяких споров и вопросов выполняешь волю священной машины. Я не машина и воля моя, как вы, наверное, уже успели заметить, далеко не священна, но я думаю, вам следует послушать меня.
   — Хорошо, — сказал Пингвин. — Время идет.
   — Как нам лучше сдаться в плен? — спросил Павел. — Мы можем превратиться в диски, как тот, что привел вас сюда, и вы погоните нас, как стадо гусей, к кораблю.
   — Стадо гусей? Что это значит? — спросил Ун.
   — Ничего, просто так. Воспоминания из другой жизни. Так как, годится?
   — Не очень, — сказал Ун. — Нам говорили, что оххры, когда их находишь, лежат на земле и нужно вызвать платформу, чтобы перевезти их на корабль.
   — М-да, вообще-то это верное наблюдение, — усмехнулся Пухначев, — особой живостью натуры оххры не отличаются. Так вызывайте транспорт, ладно.
   — А что вы будете делать, когда попадете на корабль? — спросил Лик.
   — Там видно будет. Но вы согласны помалкивать, вам можно верить? — Навел внимательно посмотрел на обоих асов.
   Но ведь то, что он говорит, пронеслось в голове у Лика, — измена. Какие они ни есть, но оххры все-таки враги Онира. И тут же он представил себе, как Ун спросил бы его, если б узнал, о чем он думает: «А откуда ты знаешь, что они враги? Тебе, Лику Карку, они причинили какое-нибудь зло?»