Страница:
— Ну что ж, Кэтлин, — сказал он с издевкой. — Вот мы и свиделись.
— За счет обмана и подлости, — отрезал я.
— Хм-м… иначе не было бы этой теплой встречи. — Конец его сигары плясал в такт словам. — На войне все приемы хороши. А ты не забывай, что между нами да-а-авняя вражда. — Он поднял на меня указательный палец. — Ты, надеюсь, не будешь спорить, что последняя игра здорово удалась мне. Я поставил на Ривермана и получил то, о чем так страстно мечтал все эти годы.
— Ты выбрал для этого подходящего человека.
— Не скрою, он мне приглянулся сразу. Такие люди для меня — находка. И ведь купил-то я его за бесценок, за какое-то ружье, патроны и мою благодарность.
— Ты любишь играть в грязные игры. Блэкберн, — заметил я. — Даже Тони — и тот порвал с тобой.
— Ты — о Сайкзе?.. Что ж. наши пути должны были когда-нибудь разойтись. Когда дело касается золота, как-то не хочется, чтобы на него зарились другие. — Губы Блэкберна широко раздвинулись в довольной ухмылке. — Я слышал. Тони пытался отыскать дорогу к золотишку, но промахнулся. И не единожды.
Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда завернутый в кожу пакет.
— Вот она — карта. Без нее до золота не добраться. Кстати, ты с Лаурой не пробовал счастья? Она ведь тоже видела эту лощину…
— Нам не нужно никакого золота. — ответил я. — Но почему ты все никак до него не доберешься?
— В тех краях небезопасно. Не хотелось бы еще раз попасть в руки дикарей. Го золото никуда от меня не уйдет. А вот когда генералы пошлют туда солдат, я не останусь в стороне.
— Тебе, вроде бы, давали десять лет, — сменил я тему разговора. — Не выдержал, сбежал?
— Ну, нет, — осклабился он. — Отпущен на свободу за хорошее поведение. Из Ливенуорта, знаешь, не убежишь Так вот, покинул тюрьму и сразу набрал себе краснокожих ребят. За виски и кое-какие подачки они служат мне не хуже пауни.
— Ты заставишь их пытать нас?
— О, Кэтлин!.. Мне не надо ничего им говорить. От твоих пуль и стрел погибли их родственники и друзья. Они готовы содрать с вас всю кожу, полоску за полоской, пока вы не станете походить на ошкуренных кроликов. А если я им и скажу что-то, то только о том, чтобы ты умер напоследок. Посмотришь, как корчатся в муках твои тетоны, пожалеешь их, может быть, всплакнешь, и уж после наступит твой черед. К слову сказать, к тебе арикары воспылали особой «любовью», когда я поведал им об убитых пауни. Так что, будь готов, Кэтлин.
Он засунул пакет обратно за пазуху и пошел к костру.
— Блэкберн! — окликнул я его.
Он остановился, повернулся лицом ко мне.
— Что?
— Не беспокой Лауру. Пусть она воспитает сына.
— Об этом можешь не волноваться. Прошло много лет, у меня здесь, — он постучал по груди, — ничего к ней не осталось. Только месть к тебе, которая с годами лишь крепла.
Блэкберн развернулся и, вместо того чтобы пойти к костру, зашагал к своей лошади. Порывшись в седельных сумках, он достал из них несколько фляжек.
— Смочите глотки, ребята! — прогремел он. — Вам нужно быть немного навеселе перед жуткой работой.
Арикары вскочили с мест, издавая радостные вопли. Блэкберн покрутил фляжки над головой и бросил их в гущу краснокожих. Ни одна не коснулась земли. Обладатели фляжек припали губами к горлышкам, остальные с возбужденными глазами ждали своей очереди. По поляне поплыл густой запах гнилого пойла. Посудины ходили по рукам, пока не опустели.
Довольно! — гаркнул Блэкберн, увидев, что краснокожие жадно посматривают на него в ожидании добавки.
Последовали его приказания на языке арикара. Несколько воинов бросились в рощу, выхватив из-за пояса томагавки, и через пять минут вернулись с большим березовым колом. Другие за это время вырыли глубокую яму прямо перед деревьями, к которым были привязаны мы. Индейцы вбили березовый кол в яму и, забросав её землей, тщательно утрамбовали. Было очевидно, что арикары соорудили столб пыток.
То, что затем последовало, до сих пор видится мне в кошмарных снах. Мне никогда раньше не доводилось быть свидетелем подобного ужаса, хотя за моими плечами пролегли десять лет жизни в прериях. Испытывая к гордым кочевникам-тетонам жгучую ненависть, полуоседлые любители тыкв, дынь и кабачков арикары с размахом показали здесь, на что они способны. Они, похоже, не забывали, как тетоны прозвали их «женщинами прерий», как в 1823 году объединенные силы тетонов прогнали их с насиженных мест на берегах Миссури, как они скитались по западу в поисках пристанища, пока их не приютили кровные родичи — скнди-пауни.
Первой жертвой стал Птан Синта. Когда его привязали к столбу пыток, к нему подошел высокий надменный арикара с зажатым в руке длинным охотничьим ножом. В его волосах, зачесанных по обычаю племени на правый бок, были вплетены шкурки гремучих змей и три больших вороньих пера. От других он отличался тем, что довольно сносно говорил на наречии лакота.
— Бледнолицый тетон стоять хорошо, — посмотрев на меня, прошипел он. — Видеть все.
Утренний снег уже растаял. Погода улучшилась. Весеннее солнце играло на длинном клинке арикары яркими короткими вспышками.
Поводив перед лицом обнаженного до легин Птан Синты острием, краснокожий палач начал действовать. Два резких взмаха ножом — и сансарк остался без ушей. Вниз по его торсу брызнули ручьи крови. Толпа индейцев одобрительно зашумела. Палач отступил на шаг и окинул взглядом сансарка, ожидая, что тот, может быть, взмолить о пощаде. Нет! Птан Синта молчал, только его грудь тяжело вздымалась, и слышалось напряженное дыхание. Арикара снова взялся за работу. Он сделал три коротких надреза на голове жертвы и, ухватившись за клок волос, снял небольшую скальповую прядь. Стиснув зубы, сансарк закрыл глаза. Его лицо стало кроваво-красным от заструившейся с головы крови. Я зажмурился, попытался отвернуться, но подошедший Блэкберн ткнул мне в спину острием своего ножа.
— Не-е-т, Кэтлин! — пропел он. — Так не пойдет. Ты должен насладиться зрелищем в волю. У этого арикары сегодня погиб его брат, он хорошо сделает свое дело.
В следующее мгновение арикара подтвердил слова Койота Кайова действием! Вогнав нож в правый бок сансарка под нижнее ребро, он резко продвинул лезвие к грудной клетке и вниз, к левому нижнему ребру. О, Боги! Блестящие горячие внутренности из живота Птан Синты вывалились на землю, прямо ему под ноги! У меня перехватило дыхание, затем к горлу подступила тошнота. Меня стошнило дважды. Снова острие ножа Блэкберна вонзилось мне в спину, и я вынужден был остановить взгляд на потрошеном Птан Синте. Не смотря ни на что, сансарк оставался в сознании. Собрав последние силы и подняв лицо к небу, туда, где по поверьям тетонов владычествовал Вакантанка, он затянул Песню Смерти.
Я взглянул на Вапу Хакиту и Вакийю Зиткалу. Их бесстрастные лица не предавали ни одного малодушного чувства. Вид невозмутимых воинов придал мне мужества. Я стал спокойнее.
Птан Синта допел Песню Смерти до конца. Его силы были на исходе, но он все же сумел бросить арикарам оскорбления. Те подступили к нему, и каждый полоснул его ножом. Тем не менее, и эти раны не были смертельными. Арикары старались быть осмотрительными, они хотели, как можно дольше продлить мучения ненавистного врага. Однако конец пришел. Собравшись с последними силами, Птан Синта плюнул одному мучителю в лицо. Арикара взбесился и воткнул нож в сердце истерзанного сансарка, чье тело повисло в путах. Затем настал черед Вакийи Зиткалы, Маленького Грома. Низкорослый арикара, больше похожий на кривоногого истукана, повторил действия палача Птан Синты, но уши Маленькому Грому отрезал медленно, словно смакуя удовольствие. Это было мучительно для бедного сансарка, и он издал несколько стонов. Услышав их, арикары подняли удовлетворенный вой. Гордый враг, принадлежавший к самому воинственному народу прерий, проявил слабость!
Один из арикаров, накалив над костром ружейный шомпол, воткнул его в тело Маленького Грома, ожидая тех же результатов. Но сансарк перенес боль с честью. Закусив губы, он молчал. Низкорослый истукан пошел дальше. Сделав круговой надрез на голове Маленького Грома, он рывком снял с него скальп и с торжествующим кличем заткнул его себе за пояс. Окровавленная голова сансарка свесилась на грудь: он потерял сознание. Оно к нему вернулось, когда его окатили холодной водой. Тут же его обступила вся толпа арикаров, и на него посыпались ножевые удары. Слава Богу, одна из ран оказалась смертельной, и муки Вакий Зиткалы на этом закончились.
Разгоряченные видом крови, арикары бросились к Вапе Хакиту и тут, внезапно, где-то рядом раздался клич. О, этот громкий «Хукка-хей!», с которым лакота исстари бросались в бой! Сначала я не поверил своим ушам, потом осознал, что слух меня не подвел и уж затем только меня обуял дикий восторг.
— Убейте их! — закричал я во все горло, увидев хлынувших из чащи тетонских воинов. — Прикончите этих извергов!
Неудержимый напор наших спасителей походил на торнадо, быстрый и беспощадный. Это были люди Ловца Орлов, закаленные бойцы, чьей славе завидовала молодежь свободных лакота. Один за другим на землю попадали все арикары. Я много бы дал за то, чтобы и Блэкберн последовал за ними, но изворотливый скунс в неразберихе бойни успел вскочить на лошадь и скрыться. Зато целым и невредимым остался на поляне Риверман. Его стащили с лошади, когда он уже готов был дать деру.
Сразу после схватки нас с Вапой Хакиту развязали. Ванбли Кува, Ловец Орлов, был доволен тем, что не зря совершил быстрый переход от Пте-Та-Тайопа.
— Мы не успели спасти сансарков, — сказал он. — Но сердце Ванбли Кувы радуется при виде живых Шайеласки и Вапы Хакиту.
Его воины завернули тела погибших сансарков в одеяла и погрузили на лошадей.
К Риверману, сидевшему с поникшей головой, подошел его родной брат Черная Радуга и стал задавать вопросы. Предавший нас человек молчал. Черная Радуга обратился за разъяснениями ко мне. Я все как было, рассказал ему.
— Мой брат заслуживает смерти. — презрительно глядя на Речника, сказал он. — Он никогда не был хорошим оглала. Делайте с ним, что хотите.
Вапе Хакиту не надо было говорить дважды. Поставив предателя к столбу пыток, он отступил от него на несколько шагов. На поляне стало тихо. Тетоны в молчании ждали, когда их продажный родич распрощается с жизнью.
— Твой брат прав. — проговорил Боевое Оперенье, натягивая лук. — Ты был плохим оглала. — Он спустил тетиву, и длинная боевая стрела насквозь пробила грудь Риверману, пригвоздив его к столбу пыток.
Я поинтересовался потом у Ловца Орлов, как он узнал об арикарах и о том, что здесь происходило.
— Я сам послал Вакийю Зиткалу и Птан Синту на охоту, — ответил он. — Они поехали к Лисьей Речке. В полдень до нашего лагеря со стороны этой реки донеслись выстрелы. Много выстрелов. Так не охотятся. Я понял, что что-то случилось с моими людьми, и выехал сюда.
— А если бы сансарки не отправились охотиться? — задал я вопрос.
— Я бы сначала отправил разведчиков, услышав пальбу, — ответил вождь. — Тогда мы только бы отмстили арикарам за вашу гибель, куда бы они ни пошли.
Поблагодарив Ловца Орлов, я прошелся по поляне и отыскал свой спенсер. Воины сторожевого отряда распределили между собой оружие арикаров, согнали их лошадей в одну кучу и приготовились двинуться к оставленным за рощей скакунам. Одна из верховых арикаров досталась Вапе Хакиту. Это был вороной конь с длинным хвостом и сильными стройными ногами. Прыгнув в седло, он посмотрел в мою сторону:
— Шайеласка пойдет до лагеря пешком?
Я улыбнулся и подал коню сигнал. Заинтригованные индейцы заозирались по сторонам. Я снова прокричал сойкой. Где-то вдали послышался стук копыт. Через минуту, ломая тонкий кустарник и издавая громкое ржание, на поляну выскочил мой верный вороной друг.
— У Шайеласки прекрасная лошадь, — сказал Ванбли Кува. — Пусть она и дальше верно служит ему.
Помахав нам на прощание рукой, он повел свой сторожевой отряд на север, к Бизоньим Воротам.
— Хопо? — посмотрел на меня Вапа Хакиту. — Поехали?
— Эй-и, — ответил я, взобравшись в седло. — Подальше от этих мест.
Покидая поляну, я бросил на нее последний взгляд. Вокруг догоравшего костра вразброс лежали трупы арикаров как обрамление к столбу пыток, к которому было пригвождено тело Джорджа Ривермана. А над рощей, чуя близкую поживу, уже медленно кружили два стервятника.
Глава 3
Глава 4
— За счет обмана и подлости, — отрезал я.
— Хм-м… иначе не было бы этой теплой встречи. — Конец его сигары плясал в такт словам. — На войне все приемы хороши. А ты не забывай, что между нами да-а-авняя вражда. — Он поднял на меня указательный палец. — Ты, надеюсь, не будешь спорить, что последняя игра здорово удалась мне. Я поставил на Ривермана и получил то, о чем так страстно мечтал все эти годы.
— Ты выбрал для этого подходящего человека.
— Не скрою, он мне приглянулся сразу. Такие люди для меня — находка. И ведь купил-то я его за бесценок, за какое-то ружье, патроны и мою благодарность.
— Ты любишь играть в грязные игры. Блэкберн, — заметил я. — Даже Тони — и тот порвал с тобой.
— Ты — о Сайкзе?.. Что ж. наши пути должны были когда-нибудь разойтись. Когда дело касается золота, как-то не хочется, чтобы на него зарились другие. — Губы Блэкберна широко раздвинулись в довольной ухмылке. — Я слышал. Тони пытался отыскать дорогу к золотишку, но промахнулся. И не единожды.
Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда завернутый в кожу пакет.
— Вот она — карта. Без нее до золота не добраться. Кстати, ты с Лаурой не пробовал счастья? Она ведь тоже видела эту лощину…
— Нам не нужно никакого золота. — ответил я. — Но почему ты все никак до него не доберешься?
— В тех краях небезопасно. Не хотелось бы еще раз попасть в руки дикарей. Го золото никуда от меня не уйдет. А вот когда генералы пошлют туда солдат, я не останусь в стороне.
— Тебе, вроде бы, давали десять лет, — сменил я тему разговора. — Не выдержал, сбежал?
— Ну, нет, — осклабился он. — Отпущен на свободу за хорошее поведение. Из Ливенуорта, знаешь, не убежишь Так вот, покинул тюрьму и сразу набрал себе краснокожих ребят. За виски и кое-какие подачки они служат мне не хуже пауни.
— Ты заставишь их пытать нас?
— О, Кэтлин!.. Мне не надо ничего им говорить. От твоих пуль и стрел погибли их родственники и друзья. Они готовы содрать с вас всю кожу, полоску за полоской, пока вы не станете походить на ошкуренных кроликов. А если я им и скажу что-то, то только о том, чтобы ты умер напоследок. Посмотришь, как корчатся в муках твои тетоны, пожалеешь их, может быть, всплакнешь, и уж после наступит твой черед. К слову сказать, к тебе арикары воспылали особой «любовью», когда я поведал им об убитых пауни. Так что, будь готов, Кэтлин.
Он засунул пакет обратно за пазуху и пошел к костру.
— Блэкберн! — окликнул я его.
Он остановился, повернулся лицом ко мне.
— Что?
— Не беспокой Лауру. Пусть она воспитает сына.
— Об этом можешь не волноваться. Прошло много лет, у меня здесь, — он постучал по груди, — ничего к ней не осталось. Только месть к тебе, которая с годами лишь крепла.
Блэкберн развернулся и, вместо того чтобы пойти к костру, зашагал к своей лошади. Порывшись в седельных сумках, он достал из них несколько фляжек.
— Смочите глотки, ребята! — прогремел он. — Вам нужно быть немного навеселе перед жуткой работой.
Арикары вскочили с мест, издавая радостные вопли. Блэкберн покрутил фляжки над головой и бросил их в гущу краснокожих. Ни одна не коснулась земли. Обладатели фляжек припали губами к горлышкам, остальные с возбужденными глазами ждали своей очереди. По поляне поплыл густой запах гнилого пойла. Посудины ходили по рукам, пока не опустели.
Довольно! — гаркнул Блэкберн, увидев, что краснокожие жадно посматривают на него в ожидании добавки.
Последовали его приказания на языке арикара. Несколько воинов бросились в рощу, выхватив из-за пояса томагавки, и через пять минут вернулись с большим березовым колом. Другие за это время вырыли глубокую яму прямо перед деревьями, к которым были привязаны мы. Индейцы вбили березовый кол в яму и, забросав её землей, тщательно утрамбовали. Было очевидно, что арикары соорудили столб пыток.
То, что затем последовало, до сих пор видится мне в кошмарных снах. Мне никогда раньше не доводилось быть свидетелем подобного ужаса, хотя за моими плечами пролегли десять лет жизни в прериях. Испытывая к гордым кочевникам-тетонам жгучую ненависть, полуоседлые любители тыкв, дынь и кабачков арикары с размахом показали здесь, на что они способны. Они, похоже, не забывали, как тетоны прозвали их «женщинами прерий», как в 1823 году объединенные силы тетонов прогнали их с насиженных мест на берегах Миссури, как они скитались по западу в поисках пристанища, пока их не приютили кровные родичи — скнди-пауни.
Первой жертвой стал Птан Синта. Когда его привязали к столбу пыток, к нему подошел высокий надменный арикара с зажатым в руке длинным охотничьим ножом. В его волосах, зачесанных по обычаю племени на правый бок, были вплетены шкурки гремучих змей и три больших вороньих пера. От других он отличался тем, что довольно сносно говорил на наречии лакота.
— Бледнолицый тетон стоять хорошо, — посмотрев на меня, прошипел он. — Видеть все.
Утренний снег уже растаял. Погода улучшилась. Весеннее солнце играло на длинном клинке арикары яркими короткими вспышками.
Поводив перед лицом обнаженного до легин Птан Синты острием, краснокожий палач начал действовать. Два резких взмаха ножом — и сансарк остался без ушей. Вниз по его торсу брызнули ручьи крови. Толпа индейцев одобрительно зашумела. Палач отступил на шаг и окинул взглядом сансарка, ожидая, что тот, может быть, взмолить о пощаде. Нет! Птан Синта молчал, только его грудь тяжело вздымалась, и слышалось напряженное дыхание. Арикара снова взялся за работу. Он сделал три коротких надреза на голове жертвы и, ухватившись за клок волос, снял небольшую скальповую прядь. Стиснув зубы, сансарк закрыл глаза. Его лицо стало кроваво-красным от заструившейся с головы крови. Я зажмурился, попытался отвернуться, но подошедший Блэкберн ткнул мне в спину острием своего ножа.
— Не-е-т, Кэтлин! — пропел он. — Так не пойдет. Ты должен насладиться зрелищем в волю. У этого арикары сегодня погиб его брат, он хорошо сделает свое дело.
В следующее мгновение арикара подтвердил слова Койота Кайова действием! Вогнав нож в правый бок сансарка под нижнее ребро, он резко продвинул лезвие к грудной клетке и вниз, к левому нижнему ребру. О, Боги! Блестящие горячие внутренности из живота Птан Синты вывалились на землю, прямо ему под ноги! У меня перехватило дыхание, затем к горлу подступила тошнота. Меня стошнило дважды. Снова острие ножа Блэкберна вонзилось мне в спину, и я вынужден был остановить взгляд на потрошеном Птан Синте. Не смотря ни на что, сансарк оставался в сознании. Собрав последние силы и подняв лицо к небу, туда, где по поверьям тетонов владычествовал Вакантанка, он затянул Песню Смерти.
Я взглянул на Вапу Хакиту и Вакийю Зиткалу. Их бесстрастные лица не предавали ни одного малодушного чувства. Вид невозмутимых воинов придал мне мужества. Я стал спокойнее.
Птан Синта допел Песню Смерти до конца. Его силы были на исходе, но он все же сумел бросить арикарам оскорбления. Те подступили к нему, и каждый полоснул его ножом. Тем не менее, и эти раны не были смертельными. Арикары старались быть осмотрительными, они хотели, как можно дольше продлить мучения ненавистного врага. Однако конец пришел. Собравшись с последними силами, Птан Синта плюнул одному мучителю в лицо. Арикара взбесился и воткнул нож в сердце истерзанного сансарка, чье тело повисло в путах. Затем настал черед Вакийи Зиткалы, Маленького Грома. Низкорослый арикара, больше похожий на кривоногого истукана, повторил действия палача Птан Синты, но уши Маленькому Грому отрезал медленно, словно смакуя удовольствие. Это было мучительно для бедного сансарка, и он издал несколько стонов. Услышав их, арикары подняли удовлетворенный вой. Гордый враг, принадлежавший к самому воинственному народу прерий, проявил слабость!
Один из арикаров, накалив над костром ружейный шомпол, воткнул его в тело Маленького Грома, ожидая тех же результатов. Но сансарк перенес боль с честью. Закусив губы, он молчал. Низкорослый истукан пошел дальше. Сделав круговой надрез на голове Маленького Грома, он рывком снял с него скальп и с торжествующим кличем заткнул его себе за пояс. Окровавленная голова сансарка свесилась на грудь: он потерял сознание. Оно к нему вернулось, когда его окатили холодной водой. Тут же его обступила вся толпа арикаров, и на него посыпались ножевые удары. Слава Богу, одна из ран оказалась смертельной, и муки Вакий Зиткалы на этом закончились.
Разгоряченные видом крови, арикары бросились к Вапе Хакиту и тут, внезапно, где-то рядом раздался клич. О, этот громкий «Хукка-хей!», с которым лакота исстари бросались в бой! Сначала я не поверил своим ушам, потом осознал, что слух меня не подвел и уж затем только меня обуял дикий восторг.
— Убейте их! — закричал я во все горло, увидев хлынувших из чащи тетонских воинов. — Прикончите этих извергов!
Неудержимый напор наших спасителей походил на торнадо, быстрый и беспощадный. Это были люди Ловца Орлов, закаленные бойцы, чьей славе завидовала молодежь свободных лакота. Один за другим на землю попадали все арикары. Я много бы дал за то, чтобы и Блэкберн последовал за ними, но изворотливый скунс в неразберихе бойни успел вскочить на лошадь и скрыться. Зато целым и невредимым остался на поляне Риверман. Его стащили с лошади, когда он уже готов был дать деру.
Сразу после схватки нас с Вапой Хакиту развязали. Ванбли Кува, Ловец Орлов, был доволен тем, что не зря совершил быстрый переход от Пте-Та-Тайопа.
— Мы не успели спасти сансарков, — сказал он. — Но сердце Ванбли Кувы радуется при виде живых Шайеласки и Вапы Хакиту.
Его воины завернули тела погибших сансарков в одеяла и погрузили на лошадей.
К Риверману, сидевшему с поникшей головой, подошел его родной брат Черная Радуга и стал задавать вопросы. Предавший нас человек молчал. Черная Радуга обратился за разъяснениями ко мне. Я все как было, рассказал ему.
— Мой брат заслуживает смерти. — презрительно глядя на Речника, сказал он. — Он никогда не был хорошим оглала. Делайте с ним, что хотите.
Вапе Хакиту не надо было говорить дважды. Поставив предателя к столбу пыток, он отступил от него на несколько шагов. На поляне стало тихо. Тетоны в молчании ждали, когда их продажный родич распрощается с жизнью.
— Твой брат прав. — проговорил Боевое Оперенье, натягивая лук. — Ты был плохим оглала. — Он спустил тетиву, и длинная боевая стрела насквозь пробила грудь Риверману, пригвоздив его к столбу пыток.
Я поинтересовался потом у Ловца Орлов, как он узнал об арикарах и о том, что здесь происходило.
— Я сам послал Вакийю Зиткалу и Птан Синту на охоту, — ответил он. — Они поехали к Лисьей Речке. В полдень до нашего лагеря со стороны этой реки донеслись выстрелы. Много выстрелов. Так не охотятся. Я понял, что что-то случилось с моими людьми, и выехал сюда.
— А если бы сансарки не отправились охотиться? — задал я вопрос.
— Я бы сначала отправил разведчиков, услышав пальбу, — ответил вождь. — Тогда мы только бы отмстили арикарам за вашу гибель, куда бы они ни пошли.
Поблагодарив Ловца Орлов, я прошелся по поляне и отыскал свой спенсер. Воины сторожевого отряда распределили между собой оружие арикаров, согнали их лошадей в одну кучу и приготовились двинуться к оставленным за рощей скакунам. Одна из верховых арикаров досталась Вапе Хакиту. Это был вороной конь с длинным хвостом и сильными стройными ногами. Прыгнув в седло, он посмотрел в мою сторону:
— Шайеласка пойдет до лагеря пешком?
Я улыбнулся и подал коню сигнал. Заинтригованные индейцы заозирались по сторонам. Я снова прокричал сойкой. Где-то вдали послышался стук копыт. Через минуту, ломая тонкий кустарник и издавая громкое ржание, на поляну выскочил мой верный вороной друг.
— У Шайеласки прекрасная лошадь, — сказал Ванбли Кува. — Пусть она и дальше верно служит ему.
Помахав нам на прощание рукой, он повел свой сторожевой отряд на север, к Бизоньим Воротам.
— Хопо? — посмотрел на меня Вапа Хакиту. — Поехали?
— Эй-и, — ответил я, взобравшись в седло. — Подальше от этих мест.
Покидая поляну, я бросил на нее последний взгляд. Вокруг догоравшего костра вразброс лежали трупы арикаров как обрамление к столбу пыток, к которому было пригвождено тело Джорджа Ривермана. А над рощей, чуя близкую поживу, уже медленно кружили два стервятника.
Глава 3
Прошло три месяца после описанных выше драматических событий. Закончился апрель — месяц Появления Красной Травы, миновал май — месяц, Когда Линяют Кони, а также июнь — месяц Зеленой Травы. Наступила благодатная пора — июль — месяц Созревающих Вишен, Все зимовавшие у Черных Холмов тетоны, разбившись на множество кочевых общин и кланов, рассыпались по прериям в поисках бизоньих стад.
Наш клан хункпатила под предводительством Бешеного Коня кочевал в районе Шайен-Ривер, когда поползли слухи о движущейся к Черным Холмам 7 — ой кавалерии генерала Кастера.
— Мы должны проследить за солдатами, — сказал на совете Ташунка Витко. — Если удастся, оставим их без лошадей. Длинные Ножи снова нарушили договор.
Бешеный Конь имел в виду соглашение 1868 года, по которому армия обещала не приближаться к священным для индейцев Черным Холмам.
Отобранная вождем сотня воинов (мы с Вапой Хакиту были в ней) прибыла в лагерь Ловца Орлов в середине июля.
Лидер сторожевого отряда уже знал о вышедшей из форта Линкольн солдатской колонне. Он сказал, что за последнее время его воины уничтожили множество обнаглевших золотоискателей. Кастер, предположил он, направлен в Черные Холмы для того, чтобы защищать белых старателей, свихнувшихся от золотой лихорадки. Бешеный Конь согласился с ним. Трудно было найти более подходящее объяснение.
За солдатской колонной велось наблюдение, и вскоре разведчики сообщили, что она приближается.
С высоких залесенных холмов мы сначала заметили облако пыли, а потом рассмотрели и всю колонну. В ней, кроме вооруженных кавалеристов, двигались многочисленные фургоны и вьючные мулы. У подножья Черных Холмов солдаты остановились, поставив фургоны в круг. Устав с дороги они, очевидно, собирались как следует отдохнуть. Ближе к вечеру внутри фургонного круга возник походный палаточный городок, и зажглись костры.
Вылазка за кавалерийскими лошадьми состоялась сразу после наступления темноты. Вожди рассчитывали на внезапность, ибо белые не подозревали, что их уже давно заприметили. Табун армейских скакунов охранялся скудной цепочкой часовых, и мало кто сомневался в удаче.
Но все пошло прахом, когда один из бойцов Ванбли Кувы вместо того, чтобы прикончить часового, умудрился лишь легко его ранить. Солдат смог ускользнуть и поднять такой переполох, что мы едва успели ретироваться.
Возвращаться на исходные позиции пришлось в отвратительном настроении под свист солдатских пуль. Чего достигла эта вылазка, так это того, что Длинные Ножи перестали считать поход в Черные Холмы увеселительной прогулкой. Назавтра они углубились в горы и уже не выпускали оружия из рук. Любой неосторожный индеец, попадавшийся им на глаза, тут же служил живой мишенью. Нам оставалось наблюдать с безопасного расстояния, как под прикрытием скорострельных карабинов солдаты копаются в земле. Да, Кастер задумал самолично отыскать золото. И он, в конце концов, добился своего. Мы видели, как солдаты приносили ему самородки и золотой песок, и как он был доволен.
Я рассматривал Кастера издалека. Он был тем же стройным длинноволосым офицером, как всегда облаченным в безупречную военную форму с сияющими на солнце пуговицами.
Однажды к вечеру, наблюдая с Вапой Хакиту за армейским лагерем с более близкого расстояния, я неожиданно для себя увидел еще одного знакомца.
У костра в кругу кастеровских следопытов сидел Блэкберн. Мои руки сжались в кулаки, я стал дышать через нос.
— В чем дело, Шайеласка? — заметив мое волнение, спросил Боевое Оперение.
— Блэкберн! — сказал я, не сводя глаз с команчеро.
— Где?!
— У костра следопытов.
Вапа Хакиту бросил туда взгляд.
— Точно, это он… Шунка Васичу!
— Да, Вапа, бледнолицая собака приползла за золотом. Клянусь, я прикончу его на этот раз!
— Как? — задал трезвый вопрос Вапа Хакиту.
Я промолчал. В голове сначала была полная неразбериха, потом появились кое-какие мысли. Через пять минут я знал, что мне делать.
— Оставайся здесь, — сказал я индейцу, — и молись за Шайеласку.
— Уаште, — произнес он. — Хорошо. Пусть Отец Солнце хранит его.
Я встал и, закинув «спенсер» за спину, двинулся вниз по склону холма. Пока я спускался, на горную долину, где располагался армейский лагерь, легли сумерки. Костры горели уже повсюду, посылая к звездному небу яркие искры.
Следопыты расположились невдалеке от подножия холма, но, согласно своему плану, я обогнул его стороной, выйдя к самому дальнему костру кавалеристов. Спрятавшись в низкорослом подлеске, я присел на корточки и стал ждать.
У подлеска в свете ночных костров прохаживались часовые. На усатых лицах кавалеристов, потягивающих кофе, танцевали блики огня. Слышался их говор, иногда смех после удачных шуток.
Я ждал не напрасно. Спустя три четверти часа один из кавалеристов встал, потянулся и, поправив ремень, зашагал в кусты, именно туда, где, затаив дыхание и зажав в руках ствол «спенсера», тихо сидел я. Он был одного со мной роста, схожего телосложения.
«Надо же! — обрадовался я. — Это весьма кстати…»
Солдат шагнул в подлесок буквально в трех ярдах от меня и, сплюнув, приготовился отдать дань природе. Он стоял ко мне вполоборота, задрав лицо к небу. Я медленно приподнялся, одновременно занеся за правое плечо карабин. Выпрямившись, я резко двинул прикладом в голову солдата. С его губ сорвался короткий вздох, и он начал валиться в сторону. Одним прыжком я оказался рядом и поймал падающее тело на полпути к земле. Аккуратно уложив солдата на траву, я снял с него сапоги, шляпу и военную форму. Натянув на себя все это, я с десяток секунд постоял над потерявшим сознание кавалеристом. Видимо, удар пришелся куда следует, он не подавал никаких признаков пробуждения. Я надвинул шляпу на лоб и, перекрестившись, вышел из подлеска.
Самой опасной задачей было пройти мимо солдатского костра. Мне, конечно, можно было вернуться к подножию холма той же дорогой, но в этом случае меня наверняка ждали бы неприятности. Товарищи моего солдата могли бы заинтересоваться долгим его отсутствием, и тогда все пошло бы насмарку. Я выбрал более трудный путь.
«Он должен привести меня к Блэкберну» — твердил я про себя.
Прохаживавшийся у подлеска часовой, увидев меня, с усмешкой произнес:
— С облегчением, Даусон.
Я буркнул что-то в ответ и пошел мимо костра в открытую долину.
— Эй, Даусон, ты что, сбился с дороги? — раздался громкий голос у костра.
Послышался хохот кавалеристов, но мне было не до смеха, и я продолжал идти с грохочущим в груди сердцем.
— Черт тебя дери, Даусон! — рявкнул все тот же солдат. — Проваливай хоть в преисподнюю, но дай нам карты!
Какие карты? Проклятье, какие карты?.. Я остановился и лихорадочно зашарил руками по куртке и брюкам.
— Фу-у-у! — вырвалось у меня спустя мгновение.
Колоду я нащупал в нагрудном кармане куртки Даусона и перевел дыхание. Она была в кожаном футляре. Вытащив футляр я, не оборачиваясь, отбросил его в сторону костра.
— Клянусь распятьем, Даусон, ты сейчас вернешься и соберешь все карты!
Наверное, в полете футляр открылся, и карты рассыпались по траве. От испуга у меня сдавило виски. Я не знал, что мне делать и бросился бежать. Это, однако, и спасло меня. Позади раздался дружный смех кавалеристов.
— Оставь его в покое, Сандерс! — крикнул кто-то. — Тебе не догнать этого детину!
Пробежав ярдов тридцать, я оглянулся. Солдаты, продолжая смеяться, собирали рассыпавшиеся карты. Один из них потряс мне кулаком и присоединился к товарищам.
Я еще долго не мог успокоиться. Но надо было держать нервы в узде, и вскоре все мои мысли были сосредоточены на Блэкберне.
Не доходя до костра следопытов десяти ярдов, я увидел, что он сидит ко мне спиной и также как кавалеристы играет в карты. Настало время действовать.
— Эй. у костра! — гаркнул я, изменив голос. — Кто там из вас Стив Блэкберн? Генерал приказал мне переговорить с ним с глазу на глаз.
Последние слова я говорил, уже отвернувшись от костра. Послышался голос Блэкберна, который сказал что-то своим друзьям, потом зазвучали шаги. Не оглядываясь, я зашагал в ближайшие кусты. Войдя в них, я вытащил нож из ножен и согнулся якобы для того, чтобы заправить брючины в голенища. Подошедший Блэкберн тронул мое плечо и хотел было что-то сказать.
Выпрямившись, я вогнал длинное лезвие ему в живот в область пупка и продвинул нож вверх, до самой грудной клетки. Раздался оглушительный вопль, и тело Блэкберна, ломая ветви кустарника, повалилось на землю. Я пошарил рукой у него за пазухой, но «золотой» карты не было,
— Где же она? — прошипел я, тряся за ворот умирающего команчеро.
И тут, в свете луны я увидел его лицо. Незнакомое лицо. Я тряс совершенно неизвестного мне человека. Блэкберн послал поговорить со мной своего товарища!
В лагере разразилась пальба. Ржали лошади, метались туда-сюда солдаты. Нельзя было терять ни секунды.
Чертыхнувшись, я помчался вверх по склону холма. Добравшись до Боевого Оперенья, я снял с себя армейскую форму.
— Вапа Хакиту не станет задавать вопросы, — с улыбкой сказал мой друг. — Он слышал вопль Койота Кайова.
— Я выпотрошил внутренности другому человеку, — произнес я с вздохом. — Вот и все.
Надо было видеть лицо Вапы Хакиту. Кажется, оно чем-то напоминало мое в тот момент, когда я увидел, что прикончил отнюдь не своего старинного врага, который, похоже, водил дружбу с дьяволом.
Наш клан хункпатила под предводительством Бешеного Коня кочевал в районе Шайен-Ривер, когда поползли слухи о движущейся к Черным Холмам 7 — ой кавалерии генерала Кастера.
— Мы должны проследить за солдатами, — сказал на совете Ташунка Витко. — Если удастся, оставим их без лошадей. Длинные Ножи снова нарушили договор.
Бешеный Конь имел в виду соглашение 1868 года, по которому армия обещала не приближаться к священным для индейцев Черным Холмам.
Отобранная вождем сотня воинов (мы с Вапой Хакиту были в ней) прибыла в лагерь Ловца Орлов в середине июля.
Лидер сторожевого отряда уже знал о вышедшей из форта Линкольн солдатской колонне. Он сказал, что за последнее время его воины уничтожили множество обнаглевших золотоискателей. Кастер, предположил он, направлен в Черные Холмы для того, чтобы защищать белых старателей, свихнувшихся от золотой лихорадки. Бешеный Конь согласился с ним. Трудно было найти более подходящее объяснение.
За солдатской колонной велось наблюдение, и вскоре разведчики сообщили, что она приближается.
С высоких залесенных холмов мы сначала заметили облако пыли, а потом рассмотрели и всю колонну. В ней, кроме вооруженных кавалеристов, двигались многочисленные фургоны и вьючные мулы. У подножья Черных Холмов солдаты остановились, поставив фургоны в круг. Устав с дороги они, очевидно, собирались как следует отдохнуть. Ближе к вечеру внутри фургонного круга возник походный палаточный городок, и зажглись костры.
Вылазка за кавалерийскими лошадьми состоялась сразу после наступления темноты. Вожди рассчитывали на внезапность, ибо белые не подозревали, что их уже давно заприметили. Табун армейских скакунов охранялся скудной цепочкой часовых, и мало кто сомневался в удаче.
Но все пошло прахом, когда один из бойцов Ванбли Кувы вместо того, чтобы прикончить часового, умудрился лишь легко его ранить. Солдат смог ускользнуть и поднять такой переполох, что мы едва успели ретироваться.
Возвращаться на исходные позиции пришлось в отвратительном настроении под свист солдатских пуль. Чего достигла эта вылазка, так это того, что Длинные Ножи перестали считать поход в Черные Холмы увеселительной прогулкой. Назавтра они углубились в горы и уже не выпускали оружия из рук. Любой неосторожный индеец, попадавшийся им на глаза, тут же служил живой мишенью. Нам оставалось наблюдать с безопасного расстояния, как под прикрытием скорострельных карабинов солдаты копаются в земле. Да, Кастер задумал самолично отыскать золото. И он, в конце концов, добился своего. Мы видели, как солдаты приносили ему самородки и золотой песок, и как он был доволен.
Я рассматривал Кастера издалека. Он был тем же стройным длинноволосым офицером, как всегда облаченным в безупречную военную форму с сияющими на солнце пуговицами.
Однажды к вечеру, наблюдая с Вапой Хакиту за армейским лагерем с более близкого расстояния, я неожиданно для себя увидел еще одного знакомца.
У костра в кругу кастеровских следопытов сидел Блэкберн. Мои руки сжались в кулаки, я стал дышать через нос.
— В чем дело, Шайеласка? — заметив мое волнение, спросил Боевое Оперение.
— Блэкберн! — сказал я, не сводя глаз с команчеро.
— Где?!
— У костра следопытов.
Вапа Хакиту бросил туда взгляд.
— Точно, это он… Шунка Васичу!
— Да, Вапа, бледнолицая собака приползла за золотом. Клянусь, я прикончу его на этот раз!
— Как? — задал трезвый вопрос Вапа Хакиту.
Я промолчал. В голове сначала была полная неразбериха, потом появились кое-какие мысли. Через пять минут я знал, что мне делать.
— Оставайся здесь, — сказал я индейцу, — и молись за Шайеласку.
— Уаште, — произнес он. — Хорошо. Пусть Отец Солнце хранит его.
Я встал и, закинув «спенсер» за спину, двинулся вниз по склону холма. Пока я спускался, на горную долину, где располагался армейский лагерь, легли сумерки. Костры горели уже повсюду, посылая к звездному небу яркие искры.
Следопыты расположились невдалеке от подножия холма, но, согласно своему плану, я обогнул его стороной, выйдя к самому дальнему костру кавалеристов. Спрятавшись в низкорослом подлеске, я присел на корточки и стал ждать.
У подлеска в свете ночных костров прохаживались часовые. На усатых лицах кавалеристов, потягивающих кофе, танцевали блики огня. Слышался их говор, иногда смех после удачных шуток.
Я ждал не напрасно. Спустя три четверти часа один из кавалеристов встал, потянулся и, поправив ремень, зашагал в кусты, именно туда, где, затаив дыхание и зажав в руках ствол «спенсера», тихо сидел я. Он был одного со мной роста, схожего телосложения.
«Надо же! — обрадовался я. — Это весьма кстати…»
Солдат шагнул в подлесок буквально в трех ярдах от меня и, сплюнув, приготовился отдать дань природе. Он стоял ко мне вполоборота, задрав лицо к небу. Я медленно приподнялся, одновременно занеся за правое плечо карабин. Выпрямившись, я резко двинул прикладом в голову солдата. С его губ сорвался короткий вздох, и он начал валиться в сторону. Одним прыжком я оказался рядом и поймал падающее тело на полпути к земле. Аккуратно уложив солдата на траву, я снял с него сапоги, шляпу и военную форму. Натянув на себя все это, я с десяток секунд постоял над потерявшим сознание кавалеристом. Видимо, удар пришелся куда следует, он не подавал никаких признаков пробуждения. Я надвинул шляпу на лоб и, перекрестившись, вышел из подлеска.
Самой опасной задачей было пройти мимо солдатского костра. Мне, конечно, можно было вернуться к подножию холма той же дорогой, но в этом случае меня наверняка ждали бы неприятности. Товарищи моего солдата могли бы заинтересоваться долгим его отсутствием, и тогда все пошло бы насмарку. Я выбрал более трудный путь.
«Он должен привести меня к Блэкберну» — твердил я про себя.
Прохаживавшийся у подлеска часовой, увидев меня, с усмешкой произнес:
— С облегчением, Даусон.
Я буркнул что-то в ответ и пошел мимо костра в открытую долину.
— Эй, Даусон, ты что, сбился с дороги? — раздался громкий голос у костра.
Послышался хохот кавалеристов, но мне было не до смеха, и я продолжал идти с грохочущим в груди сердцем.
— Черт тебя дери, Даусон! — рявкнул все тот же солдат. — Проваливай хоть в преисподнюю, но дай нам карты!
Какие карты? Проклятье, какие карты?.. Я остановился и лихорадочно зашарил руками по куртке и брюкам.
— Фу-у-у! — вырвалось у меня спустя мгновение.
Колоду я нащупал в нагрудном кармане куртки Даусона и перевел дыхание. Она была в кожаном футляре. Вытащив футляр я, не оборачиваясь, отбросил его в сторону костра.
— Клянусь распятьем, Даусон, ты сейчас вернешься и соберешь все карты!
Наверное, в полете футляр открылся, и карты рассыпались по траве. От испуга у меня сдавило виски. Я не знал, что мне делать и бросился бежать. Это, однако, и спасло меня. Позади раздался дружный смех кавалеристов.
— Оставь его в покое, Сандерс! — крикнул кто-то. — Тебе не догнать этого детину!
Пробежав ярдов тридцать, я оглянулся. Солдаты, продолжая смеяться, собирали рассыпавшиеся карты. Один из них потряс мне кулаком и присоединился к товарищам.
Я еще долго не мог успокоиться. Но надо было держать нервы в узде, и вскоре все мои мысли были сосредоточены на Блэкберне.
Не доходя до костра следопытов десяти ярдов, я увидел, что он сидит ко мне спиной и также как кавалеристы играет в карты. Настало время действовать.
— Эй. у костра! — гаркнул я, изменив голос. — Кто там из вас Стив Блэкберн? Генерал приказал мне переговорить с ним с глазу на глаз.
Последние слова я говорил, уже отвернувшись от костра. Послышался голос Блэкберна, который сказал что-то своим друзьям, потом зазвучали шаги. Не оглядываясь, я зашагал в ближайшие кусты. Войдя в них, я вытащил нож из ножен и согнулся якобы для того, чтобы заправить брючины в голенища. Подошедший Блэкберн тронул мое плечо и хотел было что-то сказать.
Выпрямившись, я вогнал длинное лезвие ему в живот в область пупка и продвинул нож вверх, до самой грудной клетки. Раздался оглушительный вопль, и тело Блэкберна, ломая ветви кустарника, повалилось на землю. Я пошарил рукой у него за пазухой, но «золотой» карты не было,
— Где же она? — прошипел я, тряся за ворот умирающего команчеро.
И тут, в свете луны я увидел его лицо. Незнакомое лицо. Я тряс совершенно неизвестного мне человека. Блэкберн послал поговорить со мной своего товарища!
В лагере разразилась пальба. Ржали лошади, метались туда-сюда солдаты. Нельзя было терять ни секунды.
Чертыхнувшись, я помчался вверх по склону холма. Добравшись до Боевого Оперенья, я снял с себя армейскую форму.
— Вапа Хакиту не станет задавать вопросы, — с улыбкой сказал мой друг. — Он слышал вопль Койота Кайова.
— Я выпотрошил внутренности другому человеку, — произнес я с вздохом. — Вот и все.
Надо было видеть лицо Вапы Хакиту. Кажется, оно чем-то напоминало мое в тот момент, когда я увидел, что прикончил отнюдь не своего старинного врага, который, похоже, водил дружбу с дьяволом.
Глава 4
Поход Кастера в Черные Холмы стоил народу лакота последних остатков спокойствия.
Вернувшись в форт Линкольн, однозвездный генерал раструбил на все штаты об огромных залежах золота. Тысячи американцев, заслышав об этом, потянулись к Черным Холмам. Встревоженные бойцы тетонов стали требовать от своих вождей — Красного Облака, Крапчатого Хвоста и других — решительных действий. Но когда-то славные и мужественные лидеры краснокожих теперь растеряли все достоинство. Их голос протеста был слаб, они, казалось, не знали, что предпринять. Колеблющиеся вожди никогда не способны влиять на соплеменников, и возмущенные воины к концу года попросту сбежали из агентств, чтобы встать под знамена двух великих предводителей, Ташунка Витко и Татанка Йотанка — вот имена этих вождей, не утративших ни гордости, ни пыла, ни твердой решимости отстоять племенные земли лакота. Их четкая позиция в отношении вторжения белых в Хи Сапа вполне отвечала воинственным настроениям воинов.
И именно благодаря усилиям этих вождей поток золотоискателей вскоре превратился в жалкий пересыхающий ручей. Обнаглевших старателей беспощадно уничтожали, под их ногами горела священная горная земля. Видя это, президент Грант в начале 1875 года вынужден был отправить в Черные Холмы генерала Крука. Тому была поставлена задача вывести из гор оставшихся золотоискателей. А летом поползли слухи о том, что президент Грант готов послать в земли тетонов мирную делегацию для переговоров.
Что ж, индейцы не были против разговоров. Добрых разговоров.
Я и Лаура жили среди индейцев, жили, как подобает индейской семье, тревожась и надеясь, огорчаясь и радуясь в зависимости от положения дел на границе. В эти смутные дни радости, конечно, было меньше и, заботясь о мире в ее душе, я не проронил ни слова Лауре о двух моих встречах с Блэкберном. Что было, то было. Может, я и оказывался на краю гибели, но иногда полезнее говорить неправду любимой женщине и заботливой матери.
Летом свободные индейцы объединились в лагерь на берегах Онжинжитка Уакпа или Роузбад-Ривер для проведения большого Танца Солнца. Тут были оглала Бешеного Коня, Черного Близнеца и Большой Дороги, сансарки Крапчатого Орла, северные шайены Маленького Волка, миннеконджу Летящей Пчелы и хункпапа Сидящего Быка. Северные шайены издавна дружили с оглала и миннеконджу. а вот с хункпапа они виделись крайне редко, считая их чуть ли не чужаками. И Сидящий Бык на священной церемонии, желая положить конец такому положению вещей, исполнил символичный танец межплеменного братства и выкурил с вождями шайенов две трубки.
Чуть позже в наш объединенный лагерь пожаловали посланцы от армейских командиров — метисы, Жан Батист Пурье и Луи Ришо. Они жили когда-то среди тетонов, я встречал их в прошлом несколько раз. Это были люди, к чьим услугам прибегали и белые, и индейцы. Они считались чем-то вроде посредников.
Метисы, проехав к центру лагеря, спрыгнули с лошадей у типи Сидящего Быка.
— Сейчас Татанка соберет совет, — предположил Вапа Хакиту. Отобедав, мы с ним отдыхали в тени моего жилища.
— Эй-и, — согласился я. — Если эти двое приехали, то с большими новостями.
Наши догадки подтвердил спустя минуту глашатай хункпапа, объявивший о сборе вождей и достойных воинов в типи Татанки Йотанки. Одевшись в праздничные одежды, мы с Боевым Опереньем отправились к типи хункпапа. Я выглядел весьма внушительно со своим ожерельем из когтей гризли, которого я когда-то победил в изнурительной схватке у подножия Биг-Хорнс.
Вернувшись в форт Линкольн, однозвездный генерал раструбил на все штаты об огромных залежах золота. Тысячи американцев, заслышав об этом, потянулись к Черным Холмам. Встревоженные бойцы тетонов стали требовать от своих вождей — Красного Облака, Крапчатого Хвоста и других — решительных действий. Но когда-то славные и мужественные лидеры краснокожих теперь растеряли все достоинство. Их голос протеста был слаб, они, казалось, не знали, что предпринять. Колеблющиеся вожди никогда не способны влиять на соплеменников, и возмущенные воины к концу года попросту сбежали из агентств, чтобы встать под знамена двух великих предводителей, Ташунка Витко и Татанка Йотанка — вот имена этих вождей, не утративших ни гордости, ни пыла, ни твердой решимости отстоять племенные земли лакота. Их четкая позиция в отношении вторжения белых в Хи Сапа вполне отвечала воинственным настроениям воинов.
И именно благодаря усилиям этих вождей поток золотоискателей вскоре превратился в жалкий пересыхающий ручей. Обнаглевших старателей беспощадно уничтожали, под их ногами горела священная горная земля. Видя это, президент Грант в начале 1875 года вынужден был отправить в Черные Холмы генерала Крука. Тому была поставлена задача вывести из гор оставшихся золотоискателей. А летом поползли слухи о том, что президент Грант готов послать в земли тетонов мирную делегацию для переговоров.
Что ж, индейцы не были против разговоров. Добрых разговоров.
Я и Лаура жили среди индейцев, жили, как подобает индейской семье, тревожась и надеясь, огорчаясь и радуясь в зависимости от положения дел на границе. В эти смутные дни радости, конечно, было меньше и, заботясь о мире в ее душе, я не проронил ни слова Лауре о двух моих встречах с Блэкберном. Что было, то было. Может, я и оказывался на краю гибели, но иногда полезнее говорить неправду любимой женщине и заботливой матери.
Летом свободные индейцы объединились в лагерь на берегах Онжинжитка Уакпа или Роузбад-Ривер для проведения большого Танца Солнца. Тут были оглала Бешеного Коня, Черного Близнеца и Большой Дороги, сансарки Крапчатого Орла, северные шайены Маленького Волка, миннеконджу Летящей Пчелы и хункпапа Сидящего Быка. Северные шайены издавна дружили с оглала и миннеконджу. а вот с хункпапа они виделись крайне редко, считая их чуть ли не чужаками. И Сидящий Бык на священной церемонии, желая положить конец такому положению вещей, исполнил символичный танец межплеменного братства и выкурил с вождями шайенов две трубки.
Чуть позже в наш объединенный лагерь пожаловали посланцы от армейских командиров — метисы, Жан Батист Пурье и Луи Ришо. Они жили когда-то среди тетонов, я встречал их в прошлом несколько раз. Это были люди, к чьим услугам прибегали и белые, и индейцы. Они считались чем-то вроде посредников.
Метисы, проехав к центру лагеря, спрыгнули с лошадей у типи Сидящего Быка.
— Сейчас Татанка соберет совет, — предположил Вапа Хакиту. Отобедав, мы с ним отдыхали в тени моего жилища.
— Эй-и, — согласился я. — Если эти двое приехали, то с большими новостями.
Наши догадки подтвердил спустя минуту глашатай хункпапа, объявивший о сборе вождей и достойных воинов в типи Татанки Йотанки. Одевшись в праздничные одежды, мы с Боевым Опереньем отправились к типи хункпапа. Я выглядел весьма внушительно со своим ожерельем из когтей гризли, которого я когда-то победил в изнурительной схватке у подножия Биг-Хорнс.