Забелин Игорь. Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)

   - Прошлый раз был ниже уровень воды. Вспомни-ка про дождь - он поднял грунтовые воды.
   В конце концов ко всякому холоду можно привыкнуть, и в этом зале я перестал дрожать. После Сахарова мы все по очереди полюбовались пульсирующим источником и вспомнили о следах.
   - Да вот они! - воскликнул Петя, направивший луч фонаря себе под ноги. Чудом их не затоптали.
   У самой щели на глинистом полу пещеры виднелись два четких глубоких отпечатка босых ног-больших, широких, расплющенных от постоянного хождения босиком.
   Сахаров решительно отстранил нас.
   - Сначала сфотографируем их, а потом уж будем осматривать, - категорически заявил он.
   Никто не возразил против разумного предложения, и фотовспышки впервые озарили своды мрачного подземелья.
   Петя проявил себя чрезвычайно старательным и терпеливым фотографом, и магний вспыхивал не менее двадцати раз. Но всему есть предел, и Петя наконец предоставил нам свободу действий.
   Собственно, претендовать на роль следопыта ни я, ни Березкин не имели никаких серьезных оснований: читать следы нам пришлось впервые в жизни. И если бы роспись, оставленная на глиняном полу несколько тысячелетий назад нашим неведомым предком, не оказалась предельно ясной, мы, безусловно, потерпели бы поражение. Но о событиях, происшедших в пещере, просто не могло быть двух разных мнений.
   Прежде всего необходимо сказать, что, судя по величине отпечатков и размаху шагов, в пещере, бесспорно, побывал взрослый мужчина. Следы начинались у стены, в которой мы сперва не заметили никаких проходов или щелей. Но Сахаров повел фонарем вверх, и там, на высоте около двух с половиной метров, обнаружилось отверстие.
   - Он спрыгнул оттуда, - сказал Сахаров. Отпечатки ног под отверстием убедительно свидетельствовали об этом: человек ловко спрыгнул с большой высоты на носки и лишь слегка коснулся пола руками...
   По следам мы установили, что он побывал в пещере дважды. В первый раз прошел примерно половину пути от стены к щели с пульсирующим источником, а во второй - дошел до нее.
   Сравнение следов и приоткрыло нам смысл происходившего.
   Впервые проникнув в пещеру, человек осторожно, на цыпочках двинулся вперед, освещая себе дорогу факелом (на полу сохранились черные крошки угля). Шел он медленно, с остановками-очевидно, вслушивался, вглядывался в полумрак. И вдруг, чем-то испуганный, резко повернулся, сделал огромный скачок в обратном направлении и убежал из пещеры.
   Много ли, мало ли времени минуло после закончившегося паническим бегством посещения-мы определить не могли, но все-таки человек вернулся в пещеру. Теперь он ступал смелее и тверже, на всю ступню и, подойдя к щели, долго стоял перед ней. Потом ушел-ушел спокойно и уже больше не возвращался в пещеру.
   Изучая следы, мы провели в почти неподвижном состоянии, наверное, около получаса и замерзли зверски.
   Пока я не без грусти рисовал себе долгий обратный путь к теплу, Сахаров и Петя изучали ход, по которому проникал в пещеру наш босоногий предок.
   - Здорово из него ветерком тянет,-сказал Петя. Сахаров согласился с Петей и предложил невероятное:
   - Давайте осмотрим ход. Не откладывать же вторично? Увы, спелеологи сразу же забыли о нас, туристах. И о своей миссии проводников.
   Петя первым ловко вскарабкался по стене и исчез в проходе.
   - Давайте-ка быстрее,-мрачно сказал нам Сахаров.- Не задерживайте.
   Вероятно, Березкин вполне сознавал безвыходность положения, и это придало ему ловкости. Не так легко, как Петя, но все-таки он тоже вскарабкался по стене и скрылся. Луч света беспощадно приказывал сделать то же и мне.
   К великому моему удовольствию, проход, в который мы попали, оказался коротким, следующие два зала-совсем небольшими, а когда, миновав галерею, мы вышли в третий, то увидели слабый дневной свет. Петя и Березкин уже трудились возле неширокой щели, стараясь расчистить ее. Это им удалось, и Березкин, издав победный клич, выскочил наружу. Петя замешкался, и я, весьма решительно отстранив его, вылез следом.
   Погода разгулялась. Все четверо мы прыгали от радости, что вновь очутились под голубым небом и жарким солнцем.
   Способность к самокритике первым обрел Березкин. Он посмотрел сначала на себя, потом на нас и захохотал- безудержно, громко. Полуголые, грязные, замерзшие, мы действительно были похожи на сказочных выходцев из подземного царства.
   Глава десятая,
   содержащая рассуждения о первоисследователе пещеры, а также некоторые подробности о последнем зале и о нашем последнем открытии-серии малопонятных настенных рисунков
   Одежда наша осталась на берегу подземного озера (ведь мы собирались возвращаться прежней дорогой), но Сахаров и Петя признались, что замерзли и устали и не испытывают ни малейшего желания снова спускаться под землю. Я выслушал это признание с откровенным удовольствием: значит, и отчаянным спелеологам нетак уж весело было в пещере!
   Узкий, почти совершенно скрытый кустами вход в пещеру находился как раз напротив меня. Разглядывая его, я подумал, что раньше пещера, безусловно, служила прекрасным убежищем для людей, убежищем, почти недоступным для многочисленных врагов. И первоисследователь пещеры, тот, что проник к пульсирующему источнику, наверное, был из числа обитателей пещеры. Но зачем потребовалось ему забираться в глубь ее? Неужели он отправился выяснять причину таинственных вздохов?
   - Это единственное правдоподобное объяснение, - ответил на поставленный мной вопрос Петя. - И, значит, предок наш был на редкость отважным человеком. Мы, образованные люди, и то не очень хорошо чувствовали себя, пока не установили причину вздохов. А несколько тысячелетий назад предки наши свято верили в духов, в нечистую силу, правда ведь?.. Значит, то был действительно отважный человек. Герой!
   - В первый-то раз он все-таки удрал из пещеры, - сказал Березкин.
   - Зато во второй-подошел к источнику!
   - Потому, наверное, подошел, что уровень воды понизился и пещера молчала.
   - Так и было, наверное, - ответил за Петю Сахаров. - И все же смелости его можно позавидовать...
   Мы долго молчали, и каждый, должно быть, мысленно птытался представить себе босоногого исследователя. Потом Сахаров сказал:
   - Нужно повнимательнее осмотреть последний зал, - Помедлив, он добавил: -Только не сегодня.
   - Почему не сегодня?-удивился Петя.-Пойдемте сейчас и осмотрим.
   Единодушное молчание прояснило Пете наши подлинные чувства.
   - Ладно уж,-сжалился он.-Один схожу. Петя пропадал в пещере минут пятнадцать-двадцать, потом боком вылез наружу и побежал к нам.
   - Вот, нагрелись на солнце, так в пещере хоть караул кричи, - пожаловался он. - Мороз хуже, чем в Антарктиде.
   Петя лег на свое прежнее место и принялся отчаянно дрожать, шепча про себя сердитые слова. Мы сочувственно поглядывали на него.
   - Ничего интересного? - на всякий случай спросил я, когда Петя немножко пришел в себя.
   - Да так, - ответил он. - Есть на стене какой-то рисунок...
   Подчеркнуто безразличный тон выдал Петю, как видно, ему очень хотелось нас поразить, и в этом он преуспел.
   Менее чем через минуту мы все уже стояли в пещере, изучая рисунок, сделанный кремневым резцом и охряной краской.
   Вернее, на стене было несколько рисунков, помещенных последовательно один за другим.
   Левый рисунок изображал двух людей. Крайний из них, с которого начиналась пиктограмма, стоял прямо и твердо. Слегка откинутая назад голова его была украшена высокой шапкой из рыжеватых птичьих перьев, а у ног помещен какой-то круглый предмет. Второй человек, обращенный лицом к первому, выглядел иначе: низко опущенная голова, подогнутые колени-человек словно едва держался на ногах. Далее, немного правее, художник изобразил двух людей в гордых позах-они стояли друг против друга, будто бросая вызов. В последней серии рисунков вновь фигурировали два человека, но нарисованы они были совершенно по-разному. Один из них, в рыжей четырехугольной маске, имевшей форму трапеции, сидел, поджав под себя ноги, в центре круга, образованного какими-то небольшими предметами. А второй как бы пытался ворваться в этот магический крут; в позе его угадывались решимость, напряженность.
   - Все-таки будет на сегодня,- не выдержал Березкин - Если рисунки ждали нас несколько тысячелетий, то подождут еще один день. И Вербинин, боюсь, разболеется.
   Только услышав последние слова, я обнаружил два странных факта. Во-первых, у меня кончился насморк и я чувствовал себя совершенно здоровым. А во-вторых, ссадины, полученные при переправе, уже затянулись новой кожей и почти зажили.
   Я молча показал свою руку Сахарову, а потом все посмотрели на мой нос.
   - Замечательно, - сказал Сахаров. - Пещеры способны врачевать, оздоравливать жизнь! Как вам нравится такой парадокс?.. Но, кстати, ничего удивительного. Это далеко не первый случай, и когда-нибудь я расскажу вам обо всем поподробнее... Видимо, целебные свойства некоторых пещер объясняются их легкой радиоактивностью, а может быть, какими-то еще неизвестными примесями в подземной атмосфере... Так что пещерные здравницы-не пустая фантазия!..
   Глава одиннадцатая,
   заключительная, в которой содержится рассказ о новом-увы, малоудачном-хроноскопическом опыте, а мы опять вспоминаем о босоногом первоисследователе пещеры.
   В тот же день лагерь наш еще раз переехал на новое место. Правда, спелеологи довольно долго спорили, откуда удобнее продолжать исследование пещер, и кое-кто предлагал не отступать от выработанного маршрута. Но мы с Березкиным не могли впустую тратить время, сидя без дела, и спелеологи учли наши интересы.
   Заниматься хроноскопией следов, оставленных пещерным человеком, смысла не имело, и мы решили ограничиться анализом настенных рисунков. Правда, и Березкин и я готовились к предстоящему расследованию без особого рвения-видимо, сказывались и усталость и некоторое пресыщение открытиями (увы, бывает и такое). И потом нам думалось, что в данном случае важнее любого хитрого аппарата был бы опытный человеческий глаз-глаз археолога-специалиста. Рисунки нуждались в датировке, в сравнении с другими наскальными изображениями, и тут хроноскоп ничем не мог помочь. Наше дело-люди, их судьбы, их радости и трагедии. Я ничуть не сомневался, что отважный первоисследователь пещеры был человеком исключительной судьбы, храбрецом, дерзким мыслителем. Но мы прочитали лишь один эпизод из его жизни, и ничего больше не сумеем узнать.
   Наши сомнения в какой-то степени разделяли Сахаров и Петя.
   Утром мы рассмотрели рисунки более внимательно, не спеша, и тщательно сфотографировали. Помимо рисунков, неподалеку от них мы обнаружили в пещере непонятные значки, похожие на строки, написанные на неведомом языке забытыми письменами. Подобные значки, так называемые гриффити, по мнению ученых, наносились колдунами с магическими целями, и расшифровать их, строго говоря, невозможно. Мы сами убедились в этом, после того как хроноскоп не смог ни истолковать, ни проиллюстрировать их.
   Но находка гриффити сослужила полезную службу- они окончательно убедили нас, что рисунки имеют непосредственное отношение к древней магии, к колдовству. Я пишу "окончательно" потому, что мы еще раньше заподозрили это. При внимательном осмотре выяснилось, что у ног человека в шапке из птичьих перьев лежал бубен, а круг, в котором сидел человек в маске, был образован изображениями солнца, месяца, звезд, рыб, оленей, то есть предметами, так или иначе связанными с заклинаниями. Поэтому человека в маске мы в дальнейшем стали называть колдуном, а вот как назвать второго человека-долго не могли решить.
   У меня сложилось впечатление, что человек в маске и человек в шапке из птичьих перьев-это, если позволительно так сказать, одно и то же историческое лицо. Мне думалось, что художник изобразил властителя племени, опытного колдуна, против которого восстал другой колдун, попытавшийся лишить его власти. Рисунок человека с опущенными плечами и головой как бы напоминал, что ранее он подчинялся колдуну, потом восстал против него и наконец... К сожалению, насчет конца у нас не сложилось общего мнения. Трапециеподобная маска скрывала лицо, и решить, молодой или старый колдун сидит в центре магического крута, было невозможно. Я полагал, что это старый колдун, сумевший победить самоуверенного молодца, а романтически настроенный Петя считал, что "переворот" удался и свергнутый колдун делает отчаянную попытку вернуть себе знаки отличия и прежнюю власть-Очевидно, спор в таком духе мог продолжаться неограниченное время. Бесплодный сам по себе, он, однако, расшевелил меня и Березкина, и у нас возникло смутное, но радостно волнующее ощущение предстоящего открытия. Мы предвидели нечто оригинальное, отражающее неповторимое своеобразие бесчисленных племен и народов, прошедших и идущих по земле, и одновременно таящее в себе нечто общечеловеческое, нечто важное всегда и для всех...
   Не откладывая, мы приступили к хроноскопии.
   Осложнения начались сразу же - и там, где мы их менее всего ожидали.
   По обыкновению Березюин сформулировал задание, поручив хроноскопу последовательно истолковывать рисунки. Начали мы, естественно, с колдуна и склонившегося перед ним человека, но на экране так и не появилось изображение, хотя хроноскоп работал и настойчиво пытался проиллюстрировать рисунки-по экрану снизу вверх непрерывно шли зеленоватые волны.
   Обеспокоенный Березкин на всякий случай проверил исправность аппарата, еще раз уточнил задание, но ничего не добился.
   Спелеологи, не менее нас удивленные странным поведением хроноскопа, всячески старались помочь советами и гораздо больше мешали, чем помогали.
   - Лезли бы вы в пещеру, - не очень любезно посоветовал Березкин Сахарову. - Время же зря теряете.
   Сахаров не обиделся. Через полчаса, снаряженные по-боевому, спелеологи ушли в пещеру. Только Локтев, вновь вызвавшийся дежурить, да Петя Скворушкин не пошли с ними: Петя выпросил разрешение остаться, клятвенно пообещав ни во что не вмешиваться.
   Но обещания он, разумеется, не выполнил.
   - Может быть, со вторым рисунком помудрить? - спросил Петя, робко посматривая на мрачного Березкина.
   - Это не решение проблемы, - ответил Березкин, уже успевший продумать предложенный Петей вариант.- Ничего это не даст,
   - Но если попытаться? - настаивал Петя. - Потерять
   мы тоже ничего не потеряем...
   Березкин уступил, но, к сожалению, оказался прав. На экране появились две условные человеческие фигуры,
   но созерцание их не приблизило нас к пониманию смысла
   рисунков.
   - А последние?-не унимался Петя -Давайте и последние рисунки подвергнем хроноскопии.
   - Заранее можно сказать, что получится,-ответил Березкин.-Увидим двух человек-сидящего и стоящего. Вот и все.
   Березкин не ошибся: на экране лишь спроецировались настенные рисунки.
   - Наверное, рисунки вообще не поддаются расшифровке, - высказал предположение Березкин. - Почему мы решили, что они-запись какой-нибудь мысли или события? Сами себе усложняем работу.
   - Вот и правильно, не надо усложнять, - поддержал Локтев Березкина. - Чем проще, тем лучше.
   Но несколько рисунков, расположенных в определенной последовательности, все-таки должны были иметь смысл...
   - А если раздвинуть рамки хроноскопии?-вмешался я. - Попробуй уточнить обстановку, в которой создавались рисунки.
   - На художника взглянуть захотелось?-съязвил Березкин. - Взглянуть просто, да что толку?
   Художник, как уже не раз бывало раньше, тотчас появился на экране. Маленький, тонкий, худой человечек, если верить хроноскопу, работал торопливо, нервно, словно кто-то грозный, страшный стоял у него за спиной. Мы пристально всматривались в его движения, часто неверные, настойчиво пытаясь подметить хоть что-нибудь, что могло бы послужить нам путеводной нитью.
   - Художник выполняет заказ нового или старого владыки,-сказал Березкин,-и трепещет перед ним, боится его. Все ясно, да нам от этого не легче.
   Мы не поленились вновь тщательно изучить пещеру, и Петя обратил внимание на едва заметные темные пятна на ее своде. Хроноскопия показала, что это следы факельной копоти.
   Итак, когда художник выполнял на стене непонятный рисунок, за спиной его, вероятно, стоял не только колдун-властелин, но и все небольшое племя, и люди держали в руках факелы из смолистых ветвей. Если так-значит, племя уже перешло на сторону победителя.
   Березкин выключил хроноскоп и устало растянулся на жесткой, пожелтевшей траве.
   - Может, в шахматы сразимся?-предложил он мне; я всегда проигрывал Березкину, и порою он любил поразвлечься таким образом. На этот раз вызов принял Петя. Они с Березкиным склонились над шахматной доской, а я решил еще раз отправиться в пещеру.
   Вид черного входа напомнил мне о вчерашних приключениях, о зале со следами, о нашем босоногом предке, древнем обитателе пещеры. "А вдруг художник при нем высекал настенный рисунок?" Мысль эта мне самому показалась абсолютно бездоказательной, но заставила еще раз подойти к рисунку. Я долго рассматривал его, а когда вышел к палаткам, попросил Березкина включить хроноскоп и настроить его на истолкование рисунков.
   Не могу объяснить почему, но мне пришло в голову повести хроноскопию в обратном порядке, то есть не слева направо, а справа налево: древний художник мог записать мысль иначе, чем делаем это сейчас мы.
   Последовательно, с помощью "электронного глаза", передав весь материал хроноскопу, я выбрался из пещеры и увидел, что Березкин и Петя, забыв про шахматы, сидят перед экраном.
   - Мысль тебе пришла неплохая,-сказал Березкин.- Но опять все кончилось чепухой. Полюбуйся.
   Березкин переключил хроноскоп. Перед моими глазами возник сначала колдун, сидящий в кольце из магических знаков, а затем рвущийся к нему в центр круга другой человек. Потом колдун и его противник, готовясь к решающей схватке, встали лицом к лицу. А дальше-дальше произошло загадочное: вместо гордо стоящего рядом с бубном колдуна в шапке из охряных птичьих перьев и его согбенного побежденного противника на экране хроноскопа появились два отчетливых знака-восклицательный и вопросительный.
   - Странно,-только и сказал я,-При чем тут знаки препинания? И вообще, какая может быть связь между современной письменностью и взаимоотношениями людей далекого прошлого? Хроноскоп что-то путает. Попытайся уточнить задание или иначе сформулировать его.
   Березкин не поленился и долго возился с хроноскопом. Но все старания его пошли прахом: на экране по-прежнему возникали два знака-восклицательный и вопросительный.
   Как ни очевидно было заблуждение хроноскопа, но размышления наши невольно приняли иное направление.
   - А вдруг не чепуха? - сам себе возразил Березкин. - Вдруг так и надо? В истории человечества рисуночное письмо предшествовало буквенному. Почему нельзя допустить, что прямая человеческая фигура постепенно превратилась в восклицательный знак, а согнутая-в вопросительный? ,
   - Допустить можно, - ответил я. - Но приблизит ли это нас к пониманию событий, происшедших в пещере?
   - Послушайте,-перебил Петя.-По-моему, только один из этих людей колдун. Тот, который прямой, как восклицательный знак. А второй - он, наверное, простой смертный, но что-то ему не понравилось в колдуне.
   - Борьба, пожалуй, шла не за власть,-уточнил я.- По крайней мере второй добивался не власти. Скорее всего он усомнился во власти колдуна над солнцем, звездами, луной.
   Высказав свою мысль, я тотчас вспомнил о босоногом человеке, задолго до нас проникшем к пульсирующему источнику, и неожиданно понял, что рисунок мог иметь самое непосредственное отношение к его судьбе.
   - Давайте постараемся представить себе небольшое племя первобытных людей, обитающее в пещере,-осторожно сказал я.-Тогда все свято верили, что колдунам доступно общение с потусторонним миром, с духами- добрыми и злыми, помогающими на охоте или мешающими, насылающими болезни или избавляющими от них. Это общее положение, верное для всех племен той эпохи. Но если приложить его к конкретному случаю, рассмотреть применительно к хаирханской пещере... Не кажется ли вам, что хаирханский колдун располагал некоторыми особыми доказательствами своего могущества?
   - Ты имеешь в виду вздохи в глубине пещеры? - спросил Березкин.
   - Да. И ее целительные свойства. Если после колдовских заклинаний пещера молчала-значит, духи отказываются помогать племени или больному, и нужно выждать. Если слышались вздохи-значит, покровители племени вняли мольбам колдуна. Примерно такую мысль мог он внушить своим соплеменникам. А главное, очень уж очевидным было доказательство его могущества: гора, покорная заклинателю, отвечала! И гора лечила... Врачевала ранения, столь многочисленные у охотников и воинов в те времена, врачевала болезни... О! В этой пещере царил могучий колдун!
   - Значит, и племя было могучим, - вмешался в разговор Локтев; он занимался хозяйственными делами, но, оказывается, внимательно прислушивался к нашим суждениям. - Человек должен верить в правильность своих знаний, даже если они еще не точные. Как же иначе жить?.. Может, если бы люди раньше не верили, что Земля - центр мироздания, они б не выжили... Экась-против такого мироздания- с копьем и луком!.. И с колдуном вашим бабушка надвое сказала. Он, конечно, племя свое обманывал, а людям от того обмана, может, легче жить становилось, смелее они на зверя охотились, понимаете, на риск смелее шли...
   Я отметил про себя несколько неожиданную мысль Локтева, но сейчас мне важно было логически завершить свои рассуждения.
   - Ты понимаешь меня? - спросил я Березкина.
   - Разумеется. Ты допускаешь, что один из соплеменников оказался менее доверчивым, чем другие. Он проник в глубину пещеры, чтобы выяснить причину вздохов, и именно его следы мы видели вчера. Выяснил он или не выяснил - бог весть, но колдуна вообще не устраивала проверка, и он расправился с дерзким...
   - Я ж про то и говорю, - снова вмешался в разговор Локтев. - Нельзя подрывать основы...
   - А может быть, наш герой был первым мыслителем среди людей,-тихо сказал философ Петя.-Может быть, он первым спросил у природы-почему?.. Ведь был же такой человек, хотя мы никогда не узнаем его имени! И он сам постарался ответить на свой дерзновенный, на свой гениальный вопрос... Он не верил колдуну. Он хотел своими глазами увидеть того, кто вздыхал в пещере. Или того, кто залечивал раны воинам... А колдуны всех времен и народов очень не любят, когда сомневаются и задают вопросы. Бездумная вера-вот что требуется колдунам. И полная покорность, полное и беспрекословное признание их авторитетов. Вот и действовали колдуны по принципу: если начнешь доказывать, можешь не доказать; поэтому-приказывай! И приказывали... Но не все соглашались, к счастью, быть благоразумными, некоторые не отрекались... Даже если бунтари не все могли объяснить, как, например, наш босоногий - радиацию, - все равно, они больше уже не верили колдунам. Там, где солгали один раз, солгут и второй, и третий... Героя нашего босоногого постигла, наверное, судьба многих других сомневавшихся: его согнули духовно или уничтожили физически-изгнали из племени или еще что-нибудь придумали...
   В тот момент мы все говорили и думали так, как будто уже неопровержимо доказали, что следы в глубине пещеры и наскальные рисунки рассказывают о судьбе одного и того же человека. Но мы ничего не доказали, и все-таки... Все-таки внимательно слушали Петю.
   - Если я не ошибаюсь в своем предположении, - говорил он,-то мы, пробившиеся к знанию,-прямые наследники мыслителя, сломленного в неравной борьбе с колдуном. Он начал дело, которое победило, хотя сам был опозорен в глазах современников, и художник постарался увековечить его позор...
   Петя перевел дыхание, взглянул в сторону пещеры и продолжал:
   - Представляете, как это происходило? В темной пещере, при неверном свете факелов из смолистых ветвей можжевельника, колдун в присутствии всего племени вершил суд над одним из самых первых мыслителей человечества, и соплеменники издевались над ним, проклинали его, Он стоял перед ними, склонив голову, плечи его опустились, словно не выдержав непосильного груза, и он даже не подозревал, что вышел из борьбы победителем, что тысячи и тысячи придут ему на смену, пойдут его путем-путем сомнений, путем исканий. А согбенная фигура человека, позднее превратившаяся в вопросительный знак,- она символизирует тяжкий путь познания, борьбы с ложью религий, канонизированных авторитетов. Так уж складывалась история, что ложь всегда подкреплялась властью, и потому борьба с ней была неимоверно тяжела. Пусть согнута фигура человека, но вопросительный знак - это все-таки самый гордый знак из всех, известных людям. Я поместил бы его на знамени человеческого прогресса, на знамени науки...
   Маленький, белобрысый, раскрасневшийся Петя был прекрасен, когда произносил свой возвышенный монолог. Мы с Березкиным полагали, что Петя немножко увлекся. Во всяком случае, мы не могли поручиться, что все происходило так, как рисовало его воображение, хотя в глубине души верили, что сумели проследить еще одну человеческую судьбу..
   Последний хроноскопический опыт, проведенный у подножия Хаирхана, мы расцениваем как неудачный и до сих пор не можем убедительно объяснить причину появления на экране вместо человеческих фигур знаков препинания. Но все это не исключает, а скорее даже предполагает полное право тех, кто ознакомится с моими записками, отстаивать свое суждение о смысле рисунков и их связи со следами в глубине пещеры...