Забелин Игорь. Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)

   На почерневшем черепке действительно виднелись изображения двух сломанных стрел и кончик третьей стрелы. Стрелы были переломлены примерно посередине, а концы их направлены в одну сторону.
   - Или этот черепок,-продолжал Сахаров.-Здесь нарисован какой-то треугольный предмет.- Он тотчас поставил коробочку обратно и взял следующую, самую большую.-На этом черепке при некоторой фантазии можно разглядеть человека с натянутым луком. Смотрите.-Сахаров обвел едва заметный контур, и я вынужден был согласиться с ним.-Остальные черепки-немые. Лишь на двух из них видны какие-то прямые линии.
   Склонившись над столом, я разложил черепки в таком порядке: слева-черепок со стрелком из лука, посередине - черепки с треугольником и прямыми линиями, а справа-черепок со сломанными стрелами.
   Да, рисунки не были похожи на украшение. Неведомый мастер запечатлел на кусках еще плохо обожженной глины какую-то мысль, очевидно важную, раз счел необходимым записать ее. Но какую? Мне чудилось, что толща тысячелетий рассеялась и я ощущаю тревожное биение мысли далекого предка, угадываю его волнение. Угловатые глиняные черепки о чем-то кричали людям, в чем-то убеждали их...
   - Сломанные стрелы,-сказал я.-Все дело в сломанных стрелах.
   - Не спорю,- согласился Сахаров - Но что они означают?
   - Я вспоминаю более поздний символ-меч, вложенный в ножны. Он означал конец войны.
   - Следовательно, по вашему мнению, сломанные стрелы-символ перемирия между двумя враждовавшими племенами? Логично, но...
   - Слишком просто? - перебил я Сахарова.
   - Пожалуй. Такое заключение как бы лежит на поверхности, и поэтому я не верю ему...
   - Интуитивно я тоже угадываю иное. Однако не идем
   ли мы по ложному следу? Не наделяем ли мы подсознательно неолитического человека своей психологией и своим интеллектом? И потом, пиктограмма-не шифровка, она должна быть простой, понятной.
   - Ничего не могу возразить.-Сахаров приподнял широченные плечи и развел руками.-А хроноскоп не мог бы поколдовать?
   - Хроноскоп! -усмехнулся я.-Как будто он может заменить человеческую голову! Но попытка - не пытка. Приносите ваши сокровища.
   Сахаров повернулся к молодому историку.
   - Из фондов музея мы ничего не разрешаем выносить,- сказал тот.- А хаирханские черепки уже занесены в инвентарные списки.
   - То есть как в списки? - удивился Сахаров- Разве не я вам привез их?
   - Это не имеет значения. Мы ни для кого не делаем исключений...
   Не дожидаясь окончания спора, я незаметно вышел из комнаты.
   Глава третья,
   в которой хроноскоп вновь вступает в действие, но не разрешает наших сомнении, несмотря на усовершенствования, внесенные в его устройство Березкиным
   Сахаров позвонил мне через неделю и радостно сообщил, что получил наконец свои черепки. Я поздравил его с успехом, и мы, не откладывая, поехали в институт к Березкину.
   Стараясь не опережать событий, я до самого последнего момента ничего не рассказывал своему другу о глиняных черепках, а Сахарова заранее предупредил, что ждет нас, вероятно, весьма нелюбезный прием. К немалому моему удивлению, Березкин очень обрадовался нашему приходу,
   Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Помните, с какими трудностями мы столкнулись, когда пытались расшифровать дневники Зальцмана, переписанные им в Краснодаре? На экране хроноскопа, независимо от занесенных в дневник событий, все время сидел и писал худой
   - человек с острыми локтями. Иначе говоря, хроноскоп умел восстанавливать лишь события, происходившие непосредственно в момент записи (так он восстановил сцену у поварни, когда Зальцман прятал тетрадь Черкешина). Но хроноскоп не обладал способностью истолковывать самый текст, выяснять, перебирая различные варианты, самую суть написанного и наглядно иллюстрировать ее.
   Березкин же поставил перед собой цель добиться этого от хроноскопа.
   Разумеется, мы понимали, что многого достичь не удастся, что хроноскоп никогда не заменит мозг и не избавит нас от необходимости мыслить. Но вот вам конкретный пример. До усовершенствования хроноскоп мог рассказать нам лишь о том, как глиняный сосуд превратился в груду черепков. После же усовершенствования (мы на это надеялись) он должен был помочь нам расшифровать пиктограмму, как бы восстановить события, зафиксированные в ней неполно и неясно.
   Березкин очень не любит распространяться о ходе своих изысканий, и поэтому, зная, над чем он работает, я далеко не всегда представлял себе, в каком состоянии находятся его дела.
   По счастливой случайности, Березкин решил, что настала пора экспериментировать именно в тот день, когда Сахаров вновь стал обладателем хаирханских черепков.
   Как ни велико было желание Березкина проверить новые способности хроноскопа, ученый одержал в нем верх над конструктором: решено было вести расследование по всем правилам, не забегая вперед.
   Первое задание хроноскопу покажется неискушенному человеку очень наивным: мы хотели узнать, почему глиняный сосуд превратился в груду черепков. Очевидно, произошло это одним из трех способов: либо он развалился от времени, либо на него упал какой-нибудь тяжелый предмет, либо, наконец, его разбили люди; последний вариант допускал два толкования: люди могли разбить сосуд сразу же после того, как сделали, или много лет спустя, когда он пришел в негодность. Сахаров (как раз и относящийся к числу "неискушенных") удивился нашему праздному, по его выражению, любопытству, но мы с Березкиным лишь понимающе улыбнулись друг другу.
   Итак, хроноскоп получил задание выяснить, почему глиняный сосуд с пиктограммой превратился в груду обломков.
   Ответ пришел тотчас: на экране возник силуэт человека, сидящего на скрещенных ногах; кто-то не видимый на экране осторожно поставил перед ним большой глиняный сосуд; а потом случилось неожиданное: сидевший на скрещенных ногах человек взмахнул каким-то тяжелым продолговатым предметом, ударил им по глиняному сосуду, и тот, разумеется, развалился.
   Березкин уточнил задание, указал хроноскопу время действия. На этот раз вместо условной человеческой фигуры на экране появился длинноволосый бородатый мужчина, одетый в грубо выделанную звериную шкуру, а в продолговатом предмете, который он обрушил на сосуд, мы без труда узнали орудие макролитическаго типа-нечто похожее на каменный топор.
   Сахаров совсем не напоминал тех восторженных зрителей, с какими нам до сих пор приходилось иметь дело. Он ничуть не растрогался, увидев, как неведомый воин расправился с глиняным сосудом. В голосе Сахарова слышались откровенно скептические нотки, когда он попросил нас истолковать эпизод.
   - Мы видели столько же, сколько вы,-ответил ему Березкин.-Расследование только начинается.
   Никому ни слова не говоря, он дал хроноскопу новое задание. И перед нами, быстро чередуясь, промелькнули события далекого прошлого. Сначала на экране возникла полуобнаженная женщина; она сидела на корточках и обмазывала глиной сплетенную из гибких ивовых прутьев корзину. Когда она закончила работу, к глиняному сосуду подошел мужчина и острой палочкой начертил на нем какие-то контуры - очевидно, пиктограмму. Затем глиняный сосуд обожгли на костре, прутья сгорели, а готовое изделие бережно поставили перед длинноволосым бородатым человеком.
   - Это уже серьезнее,-сказал Березкин, обращаясь преимущественно к Сахарову.-Думаю, что можно сделать кое-какие выводы. Например, бесспорно, что работа гончарки и художника чем-то не удовлетворила бородатого воина-удар каменного топора достаточно убедительное тому свидетельство. Если теперь все известное нам расположить в логической последовательности, то получится законченная цепь поступков. Бородатый воин-очевидно, он был вождем племени-распорядился сделать глиняный сосуд и вычертить на нем пиктограмму; гончарка и художник выполнили распоряжение, но не угодили вождю, и он разбил сосуд,
   - Совершенно согласен с вами,-уже серьезно сказал Сахаров.-Но мы же не приблизились к пониманию пиктограммы.
   - Как знать...-задумчиво произнес Березкин.-Как знать.
   После некоторых колебаний, заметно волнуясь, он снова подошел к хроноскопу. Я догадался, что сейчас Березкин начнет экспериментировать, проверять новые "способности" хроноскопа, его умение расшифровывать суть текста.
   Испытание хроноскоп выдержал: Березкин сумел получить на экране изображение человека, сначала стреляющего из примитивного лука, а потом ломающего стрелы. Это означало, что хроноскоп "научился" иллюстрировать текст, но смысла пиктограммы раскрыть не смог.
   - Пиктограмма неполная, вот в чем беда,-высказал предположение Березкин; он был и доволен, и немножко разочарован испытанием.-И вообще, лучше надеяться на собственную голову,-с неожиданной резкостью заключил он.
   Мы промолчали. Заложив руки за спину, Березкин несколько раз прошелся по кабинету из угла в угол и остановился перед Сахаровым.
   - Ищите петроглиф1,- сказал он ему.
   -------------------
   1 Петроглиф - пиктограмма, выбитая на камне.
   -------------------
   - Какой петроглиф? - удивился Сахаров.
   - Обыкновенный. Наскальную надпись. Я уверен, что вождь разбил глиняный сосуд в доказательство хрупкости изделия.
   - Разве это нуждалось в доказательстве?-спросил Сахаров.
   Березкин слегка смутился.
   - Ну, не знаю. По крайней мере хрупкость кувшина по каким-то соображениям вождя не устраивала. Если я не ошибаюсь, то должна существовать пиктограмма, выбитая на стене пещеры. Ищите ее.
   - Странно, сперва вождь распорядился изготовить сосуд, потом разбил его. Не улавливаю логики.
   Березкин не ответил. Он высказал все, что думал, и теперь отмалчивался.
   - Н-да.- Сахаров энергично потер лоб и быстро взглянул на меня.-Если сломанные стрелы можно понять как символ мира, то не означает ли расправа с кувшином, что мир кончился и вновь объявлена война? Пока гончарка и художник трудились над сосудом, обстановка могла измениться.
   Стройность и логичность предположений Сахарова покорили нас.
   - Может быть, вы и правы,- сказал Березкин.- И все-таки ищите петроглиф.
   Глава четвертая,
   в которой место действия переносится к подножию массива Хаирхан, где Сахаров приступает к планомерным спелеологическим исследованиям, а хроноскоп вновь оказывает нам небольшую услугу
   Итак, помощь хроноскопа (если позволительно употребить здесь слово "помощь") оказалась весьма своеобразной: хроноскоп лишь усложнил проблему, наметив какие-то иные, неожиданные пути ее решения. Чтобы окончательно разобраться в пиктограмме, требовался дополнительный материал. Но его не было. Тем самым подводилась черта под нашими изысканиями.
   Вообще, должен признаться, что, как только рассеялась романтическая дымка воспоминаний, история с глиняными черепками показалась мне мелковатой для хроноскопии.
   Березкин не согласился со мной и весьма решительно заявил, что если Сахарову удастся найти петроглиф, то он, Березкин, не откажется подвергнуть его хроноскопии.
   Я ничего не возразил, ибо пока не из-за чего было спорить. Однако и Сахаров, которому я высказал свои сомнения, несколько раз как бы вскользь замечал, что напрасно мы представляем себе древних этакими примитивами. И Дягилев, с мнением которого я не мог не считаться, высказался
   примерно в том же духе. И даже Рогачев был на стороне Сахарова.
   Рогачев позвонил мне утром, в те часы, когда я обычно работаю и не подхожу к телефону.
   - Слушай, старик,- сказал Рогачев.- Мы тут еще раз посоветовались. . В общем, институт для тебя открыт... Годик поработаешь - в старшие научные проведем, а там и до лаборатории рукой подать. Сам знаешь, даже филологи теперь с кибернетикой братаются. Но я не тороплю-уговор помню. А что с Сахаровым поработать намерен - одобряю.
   - Тебя-то почему Сахаров интересует?
   - У меня с ним мало деловых контактов,-сказал Рогачев.-Так, давнее знакомство. Хоть он и философ, а в истории покопаться любит. Ну, а я философии не чужд, сам знаешь. Вот иногда и консультируемся. А интересует меня хроноскоп, всестороннее испытание его... Слыхал, наверное, как хорошо открытие коссов прозвучало?.. Только и разговоров, что о рогачевской экспедиции. Как ни суди, а коллектив себя отлично зарекомендовал... Открытие коссов - это же вроде открытия шумеров.. этим... ирландцем... ассириологом...
   - Хинксом?
   - Да. Вылетело имя из головы. Тоже, понимаешь, за письменным столом открытие произошло... Ну, не буду задерживать. Работай. А Сахарову - помоги.
   - Поможем, если он найдет петроглиф,-сказал я.
   ...Самое удивительное, что Сахаров действительно нашел его. В июле, уже после того как Дягилев отправился на Чукотку, мы получили от Сахарова телеграмму с просьбой немедленно вылететь в Туву.
   - Вот так! - сказал мне Березкин (он немножко важничал).-Вот что значит квалифицированный анализ действительности. Конечно, это не открытие коссов. Но...
   Березкин еще перед Новым годом запланировал в своем институте полевые испытания хроноскопа и средствами для поездки располагал неограниченными. Правда, несмотря на все разумные доводы, несмотря на вполне объяснимую радость Березкина, предсказавшего петроглиф, ко мне иногда возвращалось ощущение, что собираемся мы стрелять из пушки по воробьям. Но Рогачев и тут помог: как-то раз он вновь позвонил мне и сказал, что у подножия Танну-Ола начаты крупные археологические раскопки и он уже распорядился, чтобы археологи предоставили нам для хроноскопии все, что нас заинтересует. Эти дополнительные обстоятельства и склонили окончательно чашу весов в пользу хаирханской пещеры.
   Мы решили не лететь в Туву, а ехать на платформе, погрузив на нее машину с хроноскопом. И мы поехали-дорогой, по которой мне приходилось проезжать много раз .. Много раз . Но первый был-из Москвы на восток, когда немцы подошли к столице и началась эвакуация детей и женщин,. Второй раз-обратно в Москву, из сибирской деревни в университет... А потом, уже студентом географического факультета,-в Туву. А потом-из Тувы. Последнее-памятно. Был то первый послевоенный год-еще не кончился сорок пятый - и поезда на сибирской трассе брались штурмом. Поезд нам с моим спутником, уже немолодым геоморфологом, бывшим фронтовиком, взять штурмом не удалось-мы захватили в Ачинске лишь переходную площадку, которые в то время не прикрывались гофрированными стенками, как теперь. Где-то у Юрги началась пурга - сильнейшая, со встречным ветром. Нас заметало, мы коченели. И пытались согревать руки одной фляжкой на каждой станции я бегал за кипятком. И так-двести километров, до Новосибирска...
   В Ачинске мы расстались с Транссибирской магистралью и свернули на Абакан. А потом-знаменитый Усинский тракт, который я проезжал дважды-второй раз зимой, на открытом грузовике,- и, наконец, Кызыл, тот самый Кызыл, который позволил мне после трехлетней голодовки прикрыть ребра...
   ...Тот же паром переправил нашу машину через Енисей. А у самого берега случилось непредвиденное: колесо машины при съезде соскользнуло с настила, и машину сильно ударило.
   Березкин побледнел. А какой-то молодой человек-совсем мальчик на вид бросился к грузовику с явным намерением вынести его на руках... Руки проявили самоуправство, руки не согласились поднять грузовик, и тогда молодой человек подошел к нам.
   - Я их тут всех распеку,-сказал он гневно.-Я им тут всем раздокажу... Петя Скворушкин,-представился он.- Сахаров прислал меня встретить вас.
   Несмотря на сравнительно юный возраст, Петя Скворушкин оказался деловым человеком: он, не теряя ни минуты, договорился с шофером трехтонки, и тот аккуратно вытащил нас на берег.
   Но о том, чтобы немедленно своим ходом идти к Хаирхану, уже не могло быть и речи. Березкин - а ему тут принадлежало последнее слово-сказал, что сначала осмотрит и, если потребуется, отремонтирует хроноскоп, что проще сделать в столице автономной области, чем в горах.
   Итак, мы невольно задержались в Кызыле. В прошлый свой приезд сюда я жил в конце гостиничного коридора, за раскрытой дверцей шкафа с постельными принадлежностями, а теперь мы остановились за городом и разбили лагерь.
   Березкин пребывал в мрачности, я тоже, а симпатичный Петя Скворушкин, студент философского факультета, почему-то посчитал, что в аварии виноват он, и теперь пытался рассеять и развеселить нас. Он потчевал нас всяческими рассказами, и от него мы узнали, что Сахаров-доцент философского факультета, истматчик, что среди спелеологов есть еще несколько философов. Это почему-то рассердило Березкина.
   - С какой стати - философы? - спрашивал он.- Обычно математики или физики увлекаются альпинизмом, спелеологией... А тут-философы!
   Березкин сам понимал, чго гневается без причины, что физики или математики не имеют никакого преимущества в исследовании пещер перед философами или, тем более, геоморфологами и географами, и я подал Пете знак, чтобы он не обращал внимания на воркотню.
   Когда же Березкин выяснил, что хроноскоп от встряски не пострадал, мир и согласие окончательно восстановились в нашем увеличившемся отряде.
   ...От Кызыла до Хаирхана-почти день пути. Зеленая долина Енисея остается справа. Слева-степь, курганы. На курганах-орлы. Взмахивая крыльями, они становятся похожими на маленькие радары.
   А потом впереди возникает Хаирхан-зубчатый, обнаженный ..
   - Вот и приехали,-говорит нам Петя.-Видите палатки?
   Мы видим палатки и видим людей, бегущих нам навстречу.
   ...Чтобы не затягивать больше повествование о глиняных черепках, я опущу рассказ о событиях, свидетелем которых не был.
   Скажу лишь, что Сахаров и его товарищи-спелеологи обнаружили петроглиф в том же первом зале хаирханской пещеры, где ранее нашли глиняные черепки,-для этого им пришлось счистить со стены слой копоти.
   В пещеру вел сравнительно широкий и высокий ход; кусты и небольшие лиственницы скрывали его от невнимательных глаз, но все-таки пещера иногда посещалась местными жителями - в зале кое-где валялись обрывки конской сбруи, какие-то пестрые матерчатые ленты, виднелись следы недавних костров.
   Сахаров сразу же подвел нас к стене, расположенной напротив входа. В пещере было сумеречно, но мы без труда разглядели высеченный на скале петроглиф Березкин, предсказавший его существование, выглядел именинником
   - Ну конечно,-говорил он.-Эта пиктограмма значительно полнее той, на глиняных черепках.
   Действительно, перед нами была целая серия рисунков, последовательно излагавшая ход событий. В левой части друг против друга стояли стрелки из лука-примитивно изображенные человечки с треугольными головами; тетива луков была натянута, и воинственные намерения стрелков не вызывали сомнений. Далее были изображены несколько убитых стрелами людей, и лишь потом уже знакомые нам сломанные стрелы На них пиктограмма не кончалась. В правой ее части художник поместил двух воинов с поднятыми над головой копьями; воины стояли в угрожающих позах, готовые метнуть копья в невидимого врага.
   - Мне приходят в голову лишь простейшие решения, и они меня не устраивают,- сказал Сахаров.- Можно предположить, например, что петроглиф рассказывает о воин-оком подвиге неведомого нам племени. В жестокой схватке с врагом оно потеряло много убитых, лишилось своего основного оружия - стрел, но мужественно продолжало сражаться копьями... Логично, не правда ли? Но скучно и примитивно. Впрочем, слово за хроноскопом.
   Березкин молча отправился к машине и вскоре вернулся с небольшим "электронным глазом", за которым тянулся длинный тонкий провод.
   - Да, совсем забыл,-неожиданно сказал Сахаров.- На стене есть еще один рисунок... Правда, он как будто не имеет отношения к нашему петроглифу.
   Сахаров пошарил лучом фонаря по стене и остановил его выше петроглифа.
   - Олень, пораженный стрелами.
   Действительно, на стене виднелось неполное изображение оленя с запрокинутыми ветвистыми рогами; неполное потому, что стена в этом месте осыпалась и уцелела лишь передняя часть рисунка. Две стрелы, пущенные с разных сторон, застряли в туловище животного.
   - Не будем отвлекаться и займемся петроглифом,- сказал Березкин.-Идите к хроноскопу. Задание я уже сформулировал, и, как только "электронный глаз" передаст импульсы, на экране появится изображение.
   По обыкновению, Березкин прежде всего поручил хроноскопу выяснить, как создавался петроглиф.
   На экране возник старый, но еще, видимо, крепкий человек с зубилом в одной руке и округлым булыжником в другой и приступил к работе. Он подставлял зубило под острым углом к скале и ударял сверху камнем. В действиях его не было ничего особенно интересного для нас, но я обратил внимание, что мастер-старый. Раньше мы не придавали значения возрасту художника, наносившего пиктограмму на глиняный сосуд, но теперь я припомнил, что тот был молодым.
   Когда Березкин вышел из пещеры, чтобы самому посмотреть изображение, я указал ему на возрастные различия.
   Березкин постарался уточнить задание, но результат остался прежним: хроноскоп настойчиво утверждал, что петроглиф высекал старый человек. Если хроноскоп не ошибался,-а мы уже привыкли верить ему,-то, значит, разные люди стремились запечатлеть в хаирханской пещере одну и ту же мысль.
   Мы не спешили с истолкованием нового факта, да и не так-то просто было истолковать его. Мысль, что у неолитических художников существовала, так сказать, "специализация", пришлось отвергнуть как явно несостоятельную, а ничего разумнее предположить мы не могли.
   - А хроноскоп... если его спросить?-Сахаров с надеждой смотрел на Березкина.
   - Чего захотели!-не очень-то любезно ответил тот.- Хорошо, если он пиктограмму истолкует.
   Но хроноскоп не оправдал наших надежд: он смог лишь проиллюстрировать пиктограмму, и мы последовательно увидели стрелков из лука, условные фигурки пораженных стрелами людей, затем сломанные стрелы и, наконец, копьеметальщиков. Березкин для чего-то подверг хроноскопии и изображение оленя, но оно лишь спроецировалось на экране. Пользы от чистого иллюстрирования, как вы сами понимаете, мы не получили никакой.
   Березкин задумался, изыскивая, очевидно, новые способы применения хроноскопа, и спелеологи собрались вокруг нас.
   - Зря вы мудрите, Константин Александрович,- сказал Сахарову Локтев, человек, как мы уже знали, феноменальной памяти; он знал наизусть чуть ли не целые главы "Капитала", мог точно сказать, на какой странице что написано, и мне кажется, что Петя Скворушкин в душе чуть-чуть завидовал ему...-Вы абсолютно правы,-продолжал Локтев,- и незачем разводить философию на мелком месте. Вспомните о наскальных надписях царей Урарту, Ассирии, Вавилона именно так они стремились увековечить свои подвиги, и наш петроглиф выбит в честь победы.
   Никто не возразил Локтеву-да и трудно было что-нибудь возразить,-но Петя Скворушкин все-таки решил противопоставить ему свою точку зрения.
   - А может быть, все не так,- сказал он.- Может быть, мы зря не признаем за неолитическим человеком способности к философским обобщениям?
   Маленький, белобрысый, с веснушчатым носом, Петя старался держаться как можно прямее, чтобы выглядеть выше и солиднее.
   - Почему же - не признаем? - спросил Сахаров.- Впрочем, что вы имеете в виду?
   - Я думаю, что петроглиф-краткое изложение сути эпохи...
   - Сути эпохи? - переспросил Сахаров, и печальные, казавшиеся абсолютно черными в полусумраке пещеры глаза его как бы приблизились к Пете. '
   - Да,- продолжал Петя.- Вражда человека с человеком и борьба человека с человеком-беспощадная, звериная, любыми средствами, до конца!
   - "И вечный бой!"...-не без иронии сказал Локтев.- Не надо усложнять. Неолитического вождя так же обуревала жажда бессмертия, как и многих после него. Вот уж невидаль! Поэтому он и разбил недолговечный глиняный сосуд. И поэтому велел высечь на стене петроглиф - надежней все же.
   Я хотел возразить Локтеву, но Сахаров, понявший мое намерение, сделал отвлекающий жест, и мы оба промолчали. Каждый из нас имел право на свое истолкование петроглифа, а строго доказать свою правоту едва ли кто-нибудь сумел бы. В ходе расследования и так уж пришлось отбросить не одну скороспелую гипотезу.
   И все-таки я думал, что Локтев, безоговорочно принявший первоначальную версию Сахарова, неправ, и мне казалось, что я начинаю угадывать смысл петроглифа. Я вовсе не настаиваю на своем выводе. Всякий прочитавший мой очерк вправе высказать свое суждение, ибо в его распоряжении находятся те же факты, которыми оперировали и Сахаров, и Локтев, и Петя Скворушкин, и я. Правда, при исследованиях немалое значение имеет внутренняя настроенность человека, то особое состояние души и ума, которое складывается в процессе работы и которое искусственно не создашь. Быть может, только поэтому, подводя итог, я выступаю со своим мнением.
   Картина, которую я сейчас постараюсь набросать, возникла интуитивно, как бы помимо конкретных размышлений. Я бы сказал, что она имеет эмоциональное, а не рассудочное происхождение и лишь позднее обрела, как я надеюсь, логическую законченность... Я постарался представить самого себя на месте неолитического человека, хоть мысленно "пожить в его шкуре", чтобы угадать, какие тревоги его волновали, какие заботы он старался разрешить.
   Вечером, когда все сидели у костра, я один пошел к пещере. Из черного входа в нее веяло холодом и сыростью. Помедлив, я огляделся. Светила полная луна, и желтовато-зеленый свет ее заливал всю необозримую, теряющуюся в голубоватом тумане степную равнину. Я знал, что равнину на юге замыкают хребты Танну-Ола, а на севере, сразу за Енисеем,-горы Восточного Саяна. И я представил себе, как с гор на степную равнину спускаются кочующие неолитические племена-не очень многочисленные, враждебно настроенные друг к другу, видящие в каждом чужом человеке врага. Они неизбежно встречались на берегах Енисея и, встречаясь, вступали в бой. Они бились за жизненные пространства (точнее-за охотничьи угодья, а долина Енисея-это самое благодатное место в Тувинской котловине), и за право жить и охотиться на берегах великой реки наверняка происходили особенно жестокие сражения.