Страница:
Первым ходом было мое согласие на раут в i-Пар-Феноне, что с моей стороны, в общем-то, являлось Мужественным решением — раутом в i-Версале я был сыт по горло. До тошноты. Более получаса на рауте в i-Парфеноне я изображал этакого улыбающегося, чрезвычайно довольного оказываемым вниманием болвана, одновременно исподтишка обшаривая глазами платья раймондок в поисках брошки-артефакта. Совсем уж было отчаявшись увидеть редкостное даже на Раймонде украшение, я неожиданно обнаружил его на лацкане фрака одного из особо напыщенных раймондцев. Кажется, какого-то высокопоставленного чиновника из департамента искусств. На этот раз это была двухмерная серебристая рыбка, трепещущая на маленьком рыболовном крючочке.
И тогда я сделал второй ход. Стер с лица опостылевшую улыбку, наклонился к Броуди и шепотом спросил:
— Что это?
— Где?
— На фраке у одного из гостей… Безделушка. Броуди поискал глазами в толпе, увидел то, что привлекло мое внимание, и вскинул брови.
— О-о! — протянул он. — Тут вы, господин Бу-гой, ошибаетесь. Это отнюдь не безделушка. Чрезвычайно ценная и необычная вещь. Исключительно наша, раймондская. За одну такую «безделушку» мы приобрели подлинную колонну Парфенона. Вон ту, кстати.
Броуди указал на одну из колонн, но я лишь вскользь глянул на нее и продолжал развивать тему:
— Ваша? Раймондская? И где же у вас водятся такие рыбки?
— Водятся? — чрезвычайно удивился Броуди. — Помилуйте, господин Бугой, такие рыбки нигде не водятся. — Он понизил голос до шепота: — Это творение Великого Ухтары…
— А кто это такой? Ваш выдающийся дизайнер-модельер?
Глаза Броуди округлились, он внимательно посмотрел на меня. Я же постарался придать своему лицу максимум заинтересованности. Далось это легко, поскольку соответствовало моим устремлениям, и единственной фальшью было то, что я отлично знал, кто такой Великий Ухтары.
— Простите, господин Бугой, — зашептал Броуди, — но у нас о таинстве Великого Ухтары открыто говорить не принято. Это святое. Это истоки нашей цивилизации. Реликтовые истоки.
Затем Броуди резко сменил тему, и я не стал настаивать, надеясь, что свою заинтересованность тайной двухмерной рыбки продемонстрировал достаточно откровенно. Следующий ход должен был сделать Броуди, предложив мне экскурсию на озеро Чако.
Однако третья неделя подходила к концу, до закрытия выставки оставалось всего ничего, а нужного предложения я так и не получал. Броуди продолжал снабжать меня проспектами абсолютно неприемлемых вариантов экскурсий и путешествий, которые я теперь даже не просматривал. Необходимо было ускорить события, а это означало, что третий ход в затеянной интриге надлежало сделать мне. Если гора не идет к Магомету… Кажется, я это уже формулировал, только в ином контексте.
Разговор начался, как всегда, поздним вечером за стойкой бара.
— Тяжелый вы все-таки, человек, господин Бугой, — вздохнул Броуди. — Ни одно предложение вас не устраивает. Как только с вами жена уживается.
— Я не женат.
— Да? Тогда понятно… Поверьте, мы, раймондцы, очень гостеприимный народ, и не было еще ни одного случая, когда бы гость Раймонды не посетил ни одного экзотического уголка планеты. Для нас это сродни оскорблению.
Я пожал плечами. Ждал продолжения. Для третьего хода в интриге повода было недостаточно.
— Конечно, я понимаю, водись у нас чешуекрылые, вы бы в охоте на них провели весь месяц и, может быть, даже задержались после закрытия выставки. Но чего в нашей фауне нет, того нет.
«Какие там чешуекрылые в вашей фауне, — раздраженно подумал я, — когда здесь нет ни одного стабильного вида живых существ, а вы сами, под действием собственных эмоций, расплываетесь в нечто аморфное и пугающе безликое?»
Броуди сделал знак бармену, чтобы тот повторил, взял бокал, но пить почему-то не стал. Вздохнул, поставил бокал на стойку, отодвинул и посмотрел на меня внимательным, изучающим взглядом. Обычной слащавой улыбки на его лице не было.
— Господин Бугой, — тихим голосом произнес он, — вас по-прежнему интересуют творения Великого Ухтары?
Я ответил ему прямым взглядом. Стоило Броуди еще чуть-чуть потянуть время, и я бы сам начал этот разговор. Юлить, продолжая изображать из себя пресыщенного сноба, не следовало. Отвечать нужно было откровенно и честно. Я так и хотел сделать, но в последний момент все же придал ответу обтекаемую форму.
— Пожалуй, это самое любопытное, что я увидел на Раймонде.
— Хорошо, — кивнул Броуди. — В таком случае имею честь предложить вам экскурсию на озеро Чако, где обитает Великий Ухтары.
Я удивленно вскинул брови, выпрямился на табурете, чтобы поблагодарить, но Броуди властным движением руки остановил меня. Властный жест настолько не вязался с его обычной угодливостью и подобострастием, что невольно озадачивал. Выходит, не так уж и никчемны раймондцы, как могло показаться с первого взгляда. Четыре века назад экспедиция землян убедилась в этом на собственном опыте, теперь, кажется, пришел мой черед. Оставалось надеяться, что исход будет не столь радикальным.
— Учтите, что после моего предложения отрицательный ответ будет принят как оскорбление, — очень серьезно заявил Броуди. — Великий Ухтары — наша святыня, за все время.пребывания Раймонды в Галактическом Союзе лишь шестеро гостей планеты побывало на озере Чако. Это громадная честь, и только после длительных согласований в департаменте культуры вам разрешено быть седьмым.
«Вот это да! — ошарашенно пронеслось у меня в голове. — В мемуарах Алишера Кроуфера и намека на подобное не было!» Какую же услугу восемьдесят лет назад оказал раймондцам глава департамента истории и археологии Земли, если даже не знал о той величайшей чести, которую ему предоставляют? Или он и есть тот самый человек, который продал раймондцам колонну Парфенона, взамен получив Двухмерный артефакт? Но и я хорош! Угораздило же меня безоглядно довериться мемуарам какого-то взяточника и на их основании строить план акции, в то время как озеро Чако — табу для всех пришельцев!
— Будь по-вашему, — произнес я ровным голосом. — Если вы так ставите вопрос, я согласен.
— Вот и отлично! — Броуди расплылся в дежурной слащавой улыбке и вновь превратился в угодливого чиновника. — Завтра утром к вам зайдет экипировщик и снимет мерку.
— А это зачем? — верный роли спесивого сноба, я чуть не добавил язвительное: «Для гроба?» — но сдержался.
— Снаряжение надо подогнать по вашей комплекции. Местность в районе озера Чако реликтовая, практически первозданная, с холмов часто спускаются формальдегидные туманы, и без специального снаряжения вам там долго не продержаться. К тому же экскурсия сопряжена с некоторым риском. Нет-нет, не волнуйтесь, если будете в точности следовать инструкциям, ничего не случится.
— Я — эстет-энтомолог, — презрительно скривил я губы, дав-таки выход наигранному снобизму. Реноме выбранной роли следовало поддерживать в любой ситуации. — Вы, господин Броуди, даже не представляете, в какие переделки мне приходилось попадать на иных планетах во время охоты за экзо-парусниками. Когда мы выступаем?
— Через четыре дня. Раньше никак нельзя, воды в озере мало.
— Но… — Я прикинул в уме. — Это как раз приходится на закрытие выставки…
— Не беспокойтесь, господин Бугой, экскурсия продлится только три дня, и мы вернемся в i-Эрмитаж в день закрытия.
Броуди расплылся в такой обворожительной улыбке, что я невольно ее поддержал. А почему бы и нет?
Застопорившаяся было акция сдвинулась с мертвой точки и теперь стремительно приближалась к своей кульминации.
— Предлагаю тост за ваше приятное времяпрепровождение на озере Чако! — поднял бокал Броуди. Затаенная хитрость «облого чудища» смеялась в его глазах мелкими искрами.
Глава 8
Глава 9
И тогда я сделал второй ход. Стер с лица опостылевшую улыбку, наклонился к Броуди и шепотом спросил:
— Что это?
— Где?
— На фраке у одного из гостей… Безделушка. Броуди поискал глазами в толпе, увидел то, что привлекло мое внимание, и вскинул брови.
— О-о! — протянул он. — Тут вы, господин Бу-гой, ошибаетесь. Это отнюдь не безделушка. Чрезвычайно ценная и необычная вещь. Исключительно наша, раймондская. За одну такую «безделушку» мы приобрели подлинную колонну Парфенона. Вон ту, кстати.
Броуди указал на одну из колонн, но я лишь вскользь глянул на нее и продолжал развивать тему:
— Ваша? Раймондская? И где же у вас водятся такие рыбки?
— Водятся? — чрезвычайно удивился Броуди. — Помилуйте, господин Бугой, такие рыбки нигде не водятся. — Он понизил голос до шепота: — Это творение Великого Ухтары…
— А кто это такой? Ваш выдающийся дизайнер-модельер?
Глаза Броуди округлились, он внимательно посмотрел на меня. Я же постарался придать своему лицу максимум заинтересованности. Далось это легко, поскольку соответствовало моим устремлениям, и единственной фальшью было то, что я отлично знал, кто такой Великий Ухтары.
— Простите, господин Бугой, — зашептал Броуди, — но у нас о таинстве Великого Ухтары открыто говорить не принято. Это святое. Это истоки нашей цивилизации. Реликтовые истоки.
Затем Броуди резко сменил тему, и я не стал настаивать, надеясь, что свою заинтересованность тайной двухмерной рыбки продемонстрировал достаточно откровенно. Следующий ход должен был сделать Броуди, предложив мне экскурсию на озеро Чако.
Однако третья неделя подходила к концу, до закрытия выставки оставалось всего ничего, а нужного предложения я так и не получал. Броуди продолжал снабжать меня проспектами абсолютно неприемлемых вариантов экскурсий и путешествий, которые я теперь даже не просматривал. Необходимо было ускорить события, а это означало, что третий ход в затеянной интриге надлежало сделать мне. Если гора не идет к Магомету… Кажется, я это уже формулировал, только в ином контексте.
Разговор начался, как всегда, поздним вечером за стойкой бара.
— Тяжелый вы все-таки, человек, господин Бугой, — вздохнул Броуди. — Ни одно предложение вас не устраивает. Как только с вами жена уживается.
— Я не женат.
— Да? Тогда понятно… Поверьте, мы, раймондцы, очень гостеприимный народ, и не было еще ни одного случая, когда бы гость Раймонды не посетил ни одного экзотического уголка планеты. Для нас это сродни оскорблению.
Я пожал плечами. Ждал продолжения. Для третьего хода в интриге повода было недостаточно.
— Конечно, я понимаю, водись у нас чешуекрылые, вы бы в охоте на них провели весь месяц и, может быть, даже задержались после закрытия выставки. Но чего в нашей фауне нет, того нет.
«Какие там чешуекрылые в вашей фауне, — раздраженно подумал я, — когда здесь нет ни одного стабильного вида живых существ, а вы сами, под действием собственных эмоций, расплываетесь в нечто аморфное и пугающе безликое?»
Броуди сделал знак бармену, чтобы тот повторил, взял бокал, но пить почему-то не стал. Вздохнул, поставил бокал на стойку, отодвинул и посмотрел на меня внимательным, изучающим взглядом. Обычной слащавой улыбки на его лице не было.
— Господин Бугой, — тихим голосом произнес он, — вас по-прежнему интересуют творения Великого Ухтары?
Я ответил ему прямым взглядом. Стоило Броуди еще чуть-чуть потянуть время, и я бы сам начал этот разговор. Юлить, продолжая изображать из себя пресыщенного сноба, не следовало. Отвечать нужно было откровенно и честно. Я так и хотел сделать, но в последний момент все же придал ответу обтекаемую форму.
— Пожалуй, это самое любопытное, что я увидел на Раймонде.
— Хорошо, — кивнул Броуди. — В таком случае имею честь предложить вам экскурсию на озеро Чако, где обитает Великий Ухтары.
Я удивленно вскинул брови, выпрямился на табурете, чтобы поблагодарить, но Броуди властным движением руки остановил меня. Властный жест настолько не вязался с его обычной угодливостью и подобострастием, что невольно озадачивал. Выходит, не так уж и никчемны раймондцы, как могло показаться с первого взгляда. Четыре века назад экспедиция землян убедилась в этом на собственном опыте, теперь, кажется, пришел мой черед. Оставалось надеяться, что исход будет не столь радикальным.
— Учтите, что после моего предложения отрицательный ответ будет принят как оскорбление, — очень серьезно заявил Броуди. — Великий Ухтары — наша святыня, за все время.пребывания Раймонды в Галактическом Союзе лишь шестеро гостей планеты побывало на озере Чако. Это громадная честь, и только после длительных согласований в департаменте культуры вам разрешено быть седьмым.
«Вот это да! — ошарашенно пронеслось у меня в голове. — В мемуарах Алишера Кроуфера и намека на подобное не было!» Какую же услугу восемьдесят лет назад оказал раймондцам глава департамента истории и археологии Земли, если даже не знал о той величайшей чести, которую ему предоставляют? Или он и есть тот самый человек, который продал раймондцам колонну Парфенона, взамен получив Двухмерный артефакт? Но и я хорош! Угораздило же меня безоглядно довериться мемуарам какого-то взяточника и на их основании строить план акции, в то время как озеро Чако — табу для всех пришельцев!
— Будь по-вашему, — произнес я ровным голосом. — Если вы так ставите вопрос, я согласен.
— Вот и отлично! — Броуди расплылся в дежурной слащавой улыбке и вновь превратился в угодливого чиновника. — Завтра утром к вам зайдет экипировщик и снимет мерку.
— А это зачем? — верный роли спесивого сноба, я чуть не добавил язвительное: «Для гроба?» — но сдержался.
— Снаряжение надо подогнать по вашей комплекции. Местность в районе озера Чако реликтовая, практически первозданная, с холмов часто спускаются формальдегидные туманы, и без специального снаряжения вам там долго не продержаться. К тому же экскурсия сопряжена с некоторым риском. Нет-нет, не волнуйтесь, если будете в точности следовать инструкциям, ничего не случится.
— Я — эстет-энтомолог, — презрительно скривил я губы, дав-таки выход наигранному снобизму. Реноме выбранной роли следовало поддерживать в любой ситуации. — Вы, господин Броуди, даже не представляете, в какие переделки мне приходилось попадать на иных планетах во время охоты за экзо-парусниками. Когда мы выступаем?
— Через четыре дня. Раньше никак нельзя, воды в озере мало.
— Но… — Я прикинул в уме. — Это как раз приходится на закрытие выставки…
— Не беспокойтесь, господин Бугой, экскурсия продлится только три дня, и мы вернемся в i-Эрмитаж в день закрытия.
Броуди расплылся в такой обворожительной улыбке, что я невольно ее поддержал. А почему бы и нет?
Застопорившаяся было акция сдвинулась с мертвой точки и теперь стремительно приближалась к своей кульминации.
— Предлагаю тост за ваше приятное времяпрепровождение на озере Чако! — поднял бокал Броуди. Затаенная хитрость «облого чудища» смеялась в его глазах мелкими искрами.
Глава 8
Утром пришел экипировщик, снял с меня мерку, и уже в полдень в номер доставили снаряжение, подогнанное по моей фигуре. Проводив посыльного, я распаковал доставленный тюк, затем свой багаж и принялся менять раймондское снаряжение на изготовленное на Земле по спецзаказу, скрупулезно сверяя каждую вещь. Особенно долго пришлось провозиться с плащ-накидкой — местная была серо-голубой, моя же, изготовленная по исходным данным мемуаров Алишера Кроуфора, — грязно-зеленой. Фактура у накидок была одна и та же, но моя имела стабилизирующую пропитку, которая в нужный момент превращала эластичную ткань в жесткий каркас, и перекраска ткани лучевым колоротрансгрессором заняла около двух часов. Единственной вещью из раймондского снаряжения, которую я не заменил, оказалась респираторная маска — и по внешнему виду, и по конструкции она сильно отличалась от изготовленной на Земле. Но для моего предприятия конструкция респиратора не имела никакого значения.
Этим вечером Броуди был особенно предупредителен и лебезил сверх всякой меры. Казалось бы, своей цели он достиг — «сосватал» меня в путешествие, — пора, как говорится, и честь знать, поумерить лакейство. ан нет. Определенно случился какой-то казус с экскурсией — раймондец пил больше обычного, угощал, балагурил, но при этом старательно отводил взгляд, избегая смотреть мне в глаза.
Поняв, что так может продолжаться бесконечно, либо пока Броуди не накачается любимым шампанским до беспамятства, я решил взять инициативу в свои руки.
— Господин Броуди, — сказал я, — что вы ходите вокруг да около? Говорите прямо: нелады с организацией экскурсии? Департамент культуры изменил решение, и мне отказано в посещении озера Чако?
— Нет-нет, что вы, что вы… — Глаза Броуди изумленно округлились. — Как можно изменить решение? Это касается нашего престижа, такого еще никогда не было! Экскурсия обязательно состоится!
— Тогда в чем дело?
Броуди смешался, заказал две порции шампанского в расчете и на меня, но я отказался от угощения. Он выпил залпом, прокашлялся, отодвинул бокал в сторону, взялся за второй. Если начнет уговаривать взять с собой Тарандовски — откажусь наотрез. И от такого попутчика, и от экскурсии. Слишком это подозрительно, а я не хочу гнить на каторге.
— Понимаете… — пробормотал он, вертя бокал за ножку и виновато косясь в сторону. — Все дело в том, что таинство деяния Великого Ухтары свершается не по нашему желанию. Все зависит от уровня воды в озере Чако… — Он залпом опорожнил и второй бокал. — А, по прогнозам, вода достигнет оптимального уровня в день закрытия выставки…
Я молчал, верный принципу последним раскрывать карты. Пусть вначале партнер выложит свои, тогда посмотрим, что делать. Судя по словам Броуди, экскурсия состоится, а это главное.
— Понятно, что вы как представитель владельца экспоната желали бы присутствовать на церемонии закрытия… Предстоит грандиозное действо… — Броуди стрельнул на меня совсем уж больным взглядом. — Но… но…
При воспоминании о церемонии открытия выставки я внутренне содрогнулся. Многое бы отдал, чтобы больше никогда в жизни не присутствовать на подобных «грандиозных действах». Однако опять промолчал.
— Но… я вас умоляю, — продолжал бубнить Броуди, — не роняйте престижа нашей гостеприимности, это может подорвать туристический бизнес. Департамент культуры готов компенсировать ваше отсутствие на церемонии закрытия выставки любыми средствами. Вплоть до того, что передать в дар любую двухмерную брошь по вашему выбору…
Внутри у меня все ухнуло куда-то вниз, в голове отчетливо тренькнул предупреждающий звоночек. Двухмерную брошь в подарок! Брошь, чья цена на рынке драгоценностей соответствует цене виллы Мальконенна! С одной стороны, это означало мою полную финансовую независимость, но с другой… КАКУЮ ЦЕНУ Я ДОЛЖЕН ЗА ЭТО ЗАПЛАТИТЬ?! Timeo danaos et dona ferentos(1)… В сказочку об «уроне престижа» гостеприимности раймондцев я не поверил.
— Кстати, вы и сами можете принять участие в таинстве Великого Ухтары… — продолжал канючить Броуди угасающим голосом.
Ну, это он уже перегнул палку! А для чего, спрашивается, подгоняли снаряжение по моей фигуре? Я смерил Броуди холодным взглядом, и он угас окончательно.
1 Боюсь данайцев, приносящих дары (лат.).
— Я подумаю, — высокомерно процедил я, встал из-за стойки и ушел в свой в номер. Мог себе позволить такую выходку, ибо понял, что сидел у меня на крючке Броуди крепко и не то что соскальзывать, трепыхаться не собирался.
На следующий вечер, когда Броуди вновь принялся уговаривать меня слезливым голосом, я выдержал долгую паузу и только затем, как будто оказываю громадное одолжение, согласился. На радостях экспансивный раймондец разве что не облобызал меня, однако я несколько охладил его порыв, уточнив сроки своей экскурсии: если день таинства деяния Великого Ухтары сдвигается, то и я выеду на озеро Чако на день позже. Мое заявление, основанное исключительно на наитии, было тем пробным шаром, которым я собирался проверить правильность своих предположений. И пробный шар попал если не в точку, то где-то рядом. Радость Броуди по-умерилась — чем-то я несколько нарушил его планы, — но он все равно остался доволен. Была, ох, была цена у моей экскурсии, и цена немалая, несоизмеримо более высокая, чем стоимость двухмерной броши. Рядом с этой ценой раймондский артефакт смотрелся безделицей. Лишь одно меня утешало и оправдывало: все земляне — владельцы экспонатов и такие же промоутеры, как я — уже побывали в длительных путешествиях по экзотическим местам Раймонды, но получили за свое отсутствие на выставке гораздо меньшую компенсацию.
С Бори Чилтерном, егерем реликтового заповедника «Территория туманов», Броуди познакомил меня за час до отъезда. Егерь прибыл в i-Эрмитаж для сопровождения гостя к озеру Чако, а затем бдительной опеки во время экскурсии во избежание эксцессов в чаще дикого леса. С первого взгляда егерь не произвел на меня впечатления — такой же полноватый коротышка, лысоватый, розовощекий, как все раймондцы. Но пообщавшись с ним пять минут, я понял, что Бори Чилтерн сильно отличается от тех соплеменников, с которыми мне до сих пор доводилось общаться. Не было в его словах и жестах и тени угодливости, улыбался он хоть и часто, но к месту, держался просто, но за этой простотой чувствовалось достоинство. Оказывается, «не все китайцы на одно лицо».
Провожая нас к кабине межпространственного лифта, Броуди очень сокрушался, что не может сопровождать меня в экскурсии, поскольку обязанности распорядителя выставки не позволяют отлучиться из i-Эрмитажа ни на минуту. При этом, кажется, говорил искренне — было в таинстве деяния Великого Ухтары нечто, влекущее к нему раймондцев с такой же силой, как верующих влекут святые места. Но, когда мы распрощались, я вошел в кабину и оглянулся, мне вновь показалось, что в глазах Броуди пляшут искорки злорадства «облого чудища».
Этим вечером Броуди был особенно предупредителен и лебезил сверх всякой меры. Казалось бы, своей цели он достиг — «сосватал» меня в путешествие, — пора, как говорится, и честь знать, поумерить лакейство. ан нет. Определенно случился какой-то казус с экскурсией — раймондец пил больше обычного, угощал, балагурил, но при этом старательно отводил взгляд, избегая смотреть мне в глаза.
Поняв, что так может продолжаться бесконечно, либо пока Броуди не накачается любимым шампанским до беспамятства, я решил взять инициативу в свои руки.
— Господин Броуди, — сказал я, — что вы ходите вокруг да около? Говорите прямо: нелады с организацией экскурсии? Департамент культуры изменил решение, и мне отказано в посещении озера Чако?
— Нет-нет, что вы, что вы… — Глаза Броуди изумленно округлились. — Как можно изменить решение? Это касается нашего престижа, такого еще никогда не было! Экскурсия обязательно состоится!
— Тогда в чем дело?
Броуди смешался, заказал две порции шампанского в расчете и на меня, но я отказался от угощения. Он выпил залпом, прокашлялся, отодвинул бокал в сторону, взялся за второй. Если начнет уговаривать взять с собой Тарандовски — откажусь наотрез. И от такого попутчика, и от экскурсии. Слишком это подозрительно, а я не хочу гнить на каторге.
— Понимаете… — пробормотал он, вертя бокал за ножку и виновато косясь в сторону. — Все дело в том, что таинство деяния Великого Ухтары свершается не по нашему желанию. Все зависит от уровня воды в озере Чако… — Он залпом опорожнил и второй бокал. — А, по прогнозам, вода достигнет оптимального уровня в день закрытия выставки…
Я молчал, верный принципу последним раскрывать карты. Пусть вначале партнер выложит свои, тогда посмотрим, что делать. Судя по словам Броуди, экскурсия состоится, а это главное.
— Понятно, что вы как представитель владельца экспоната желали бы присутствовать на церемонии закрытия… Предстоит грандиозное действо… — Броуди стрельнул на меня совсем уж больным взглядом. — Но… но…
При воспоминании о церемонии открытия выставки я внутренне содрогнулся. Многое бы отдал, чтобы больше никогда в жизни не присутствовать на подобных «грандиозных действах». Однако опять промолчал.
— Но… я вас умоляю, — продолжал бубнить Броуди, — не роняйте престижа нашей гостеприимности, это может подорвать туристический бизнес. Департамент культуры готов компенсировать ваше отсутствие на церемонии закрытия выставки любыми средствами. Вплоть до того, что передать в дар любую двухмерную брошь по вашему выбору…
Внутри у меня все ухнуло куда-то вниз, в голове отчетливо тренькнул предупреждающий звоночек. Двухмерную брошь в подарок! Брошь, чья цена на рынке драгоценностей соответствует цене виллы Мальконенна! С одной стороны, это означало мою полную финансовую независимость, но с другой… КАКУЮ ЦЕНУ Я ДОЛЖЕН ЗА ЭТО ЗАПЛАТИТЬ?! Timeo danaos et dona ferentos(1)… В сказочку об «уроне престижа» гостеприимности раймондцев я не поверил.
— Кстати, вы и сами можете принять участие в таинстве Великого Ухтары… — продолжал канючить Броуди угасающим голосом.
Ну, это он уже перегнул палку! А для чего, спрашивается, подгоняли снаряжение по моей фигуре? Я смерил Броуди холодным взглядом, и он угас окончательно.
1 Боюсь данайцев, приносящих дары (лат.).
— Я подумаю, — высокомерно процедил я, встал из-за стойки и ушел в свой в номер. Мог себе позволить такую выходку, ибо понял, что сидел у меня на крючке Броуди крепко и не то что соскальзывать, трепыхаться не собирался.
На следующий вечер, когда Броуди вновь принялся уговаривать меня слезливым голосом, я выдержал долгую паузу и только затем, как будто оказываю громадное одолжение, согласился. На радостях экспансивный раймондец разве что не облобызал меня, однако я несколько охладил его порыв, уточнив сроки своей экскурсии: если день таинства деяния Великого Ухтары сдвигается, то и я выеду на озеро Чако на день позже. Мое заявление, основанное исключительно на наитии, было тем пробным шаром, которым я собирался проверить правильность своих предположений. И пробный шар попал если не в точку, то где-то рядом. Радость Броуди по-умерилась — чем-то я несколько нарушил его планы, — но он все равно остался доволен. Была, ох, была цена у моей экскурсии, и цена немалая, несоизмеримо более высокая, чем стоимость двухмерной броши. Рядом с этой ценой раймондский артефакт смотрелся безделицей. Лишь одно меня утешало и оправдывало: все земляне — владельцы экспонатов и такие же промоутеры, как я — уже побывали в длительных путешествиях по экзотическим местам Раймонды, но получили за свое отсутствие на выставке гораздо меньшую компенсацию.
С Бори Чилтерном, егерем реликтового заповедника «Территория туманов», Броуди познакомил меня за час до отъезда. Егерь прибыл в i-Эрмитаж для сопровождения гостя к озеру Чако, а затем бдительной опеки во время экскурсии во избежание эксцессов в чаще дикого леса. С первого взгляда егерь не произвел на меня впечатления — такой же полноватый коротышка, лысоватый, розовощекий, как все раймондцы. Но пообщавшись с ним пять минут, я понял, что Бори Чилтерн сильно отличается от тех соплеменников, с которыми мне до сих пор доводилось общаться. Не было в его словах и жестах и тени угодливости, улыбался он хоть и часто, но к месту, держался просто, но за этой простотой чувствовалось достоинство. Оказывается, «не все китайцы на одно лицо».
Провожая нас к кабине межпространственного лифта, Броуди очень сокрушался, что не может сопровождать меня в экскурсии, поскольку обязанности распорядителя выставки не позволяют отлучиться из i-Эрмитажа ни на минуту. При этом, кажется, говорил искренне — было в таинстве деяния Великого Ухтары нечто, влекущее к нему раймондцев с такой же силой, как верующих влекут святые места. Но, когда мы распрощались, я вошел в кабину и оглянулся, мне вновь показалось, что в глазах Броуди пляшут искорки злорадства «облого чудища».
Глава 9
Заповедник «Территория туманов» располагался на северо-востоке континента. Здесь еще действовали гейзеры, выбрасывавшие в атмосферу формальдегид, поэтому дикий холмистый край не пользовался популярностью у инопланетных туристов, несмотря на то что именно тут природа сохранилась практически в первозданном виде. Такова была официальная версия, я же подозревал, что дело совсем в Другом. По моим данным, где-то в этой местности покоились останки модуля трапперов, из-за чего раймондцы, свято оберегавшие тайну своего происхождения, не желали пускать в заповедник посторонних.
В i-Эрмитаже было позднее утро, а у озера Чако день клонился к вечеру. Кабина межпространственного лифта доставила нас на небольшой пригорок на восточном берегу метрах в сорока от воды. Озеро было большим, широким; поверхность — идеально ровной, без малейшей ряби, но какой-то мутно-серой, как слежавшийся прошлогодний снег. Лишь у северо-восточного берега, там, где в озеро впадала небольшая речка Рио-Бланко, виднелось отблескивающее на солнце зеркало настоящей воды. На западном берегу возвышались два округлых, поросших лесом холма, чуть севернее от них располагался еще один холм с голыми покатыми склонами рыже-охристой глины. Только при большой (если не извращенной) фантазии можно было вообразить лежащую на противоположном берегу женщину, где голый холм — это запрокинутое лицо, а два других — груди. Тем не менее, согласно атласу, лесистые холмы именовались именно грудями великанши. Непроходимая чаща буро-зеленого леса вплотную подступала к обрезу воды на всех берегах, и только с глинистого холма да с нашего пригорка к воде имелся свободный доступ. На сине-фиолетовом небосклоне не наблюдалось ни единого облачка, ртутно-белое солнце резало глаза, но совсем не грело, и от этого возникало гнетущее ощущение наступающей осени, хотя сезонные изменения на Раймонде отсутствовали. Ничего земного, привычного для человеческого глаза в пейзаже не было, но мне вдруг почему-то вспомнилось озеро на вилле Мальконенна — скорее всего сказалась элементарная ностальгия по родной земле, которая появляется у человека буквально с первых минут отъезда в дальние края. Атавизм оседлости.
— Наденьте респиратор, — посоветовал егерь, — и можете пройтись, посмотреть окрестности, пока я буду ставить палатку. Но в лес один не заходите и от воды держитесь подальше.
В воздухе ощущалась примесь формальдегида: щипало глаза, першило в горле — и я послушно прикрыл лицо забралом респиратора. Затем огляделся. На берегу у самой воды, высился на подпорках небольшой антигравитационный катер, а слева, метрах в пятидесяти от нас, в лощине между пригорком и окружавшим его лесом стояли четыре палатки.
— Наши туристы, — объяснил Бори Чилтерн, заметив направление моего взгляда. — Сохранилась в народе тяга к своим истокам… — в голосе егеря проскользнула то ли гордость, то ли горечь. — Не беспокойтесь, свое общество они навязывать не будут, предупреждены. Но, если пожелаете познакомиться, в гостеприимстве не откажут. Когда-то в вечер свершения таинства Великого Ухтары здесь собирались громадные толпы. А сейчас… — Чилтерн расстроенно махнул рукой и отвернулся.
Общением с раймондцами я был сыт выше всякой меры, поэтому к палаткам не пошел, а направился вниз, к озеру. Белесая трава под ногами по внешнему виду напоминала макароны: плотные, упругие, склизкие — и приходилось спускаться мелкими шажками, чтобы не поскользнуться. Не доходя до берега метра три, я присел на корточки и стал внимательно рассматривать воду в озере. Передо мной был еще один артефакт Раймонды того же происхождения, что и знаменитая брошь, — двухмерная вода, до краев заполнявшая котловину озера. Точнее, не сама вода, а проекция двухмерной воды в наш трехмерный мир, абсолютно проницаемая, как фата-моргана. Двухмерная пыль. Согласно законам топологической физики, при своем образовании двухмерная вода должна мгновенно устремиться сквозь материю трехмерного мира к центру планеты, но этого почему-то не происходило. С точки зрения человеческого восприятия нонсенс усваивался легко, другое ставило в тупик — каким образом двухмерная вода в трехмерном мире имеет объем и к тому же видима, если та же рыбка-брошь представляет собой абсолютную плоскость, видимую глазом лишь при перпендикулярном угле зрения? И хотя на этот счет имелось математически строгое обоснование о различных проекциях двухмерных жидкостей и твердых тел в трехмерный мир, в голове оно не укладывалось.
Как и все непонятное, двухмерная вода озера Чако манила к себе. Хотелось подойти к кромке берега, наклониться и опустить руку в озеро. Я знал, что ровным счетом ничего не почувствую, разве что где-то в сантиметре-двух от видимой поверхности пальцы погрузятся в настоящую воду, заполняющую котловину озера из Рио-Бланке, но проделать такой эксперимент все равно хотелось.
Внезапно под подошвами кроссовок что-то зашевелилось, и я, испытав гадливое чувство, будто под ногами начали извиваться черви, вскочил с корточек и отпрыгнул в сторону. Как тут же выяснилось, ничего страшного не происходило, просто стеблям-макаронинам надоело, что кто-то долго на них стоит, и они начали, выползая, освобождаться из-под тяжести. Чужой мир, чужая экология. На Раймонде не требовалось устанавливать на газонах предупреждающие таблички: «Не топчите траву!», трава сама о себе беспокоилась.
Я глянул вдоль берега и слева, между стволами двух мигрирующих дубов увидел большую, размерами со взрослого раймондца ярко-зеленую жабу. Она сидела на шевелящемся узловатом корне мигрирующего дуба, совсем по-человечески водрузив передние хилые конечности с пальцами-присосками на колени, и флегматично рассматривала меня выпуклыми глазами. Попеременно то левым, то правым. Что-то в ее позе, расплывшейся комплекции, вечной улыбке сомкнутой широкой пасти напоминало раймондцев. И мне даже показалось, что в безразличных глазах жабы мигают те же искорки, что и в глазах Броуди.
— Привет! — сказал я, усмехаясь.
— Привет, — спокойно ответила жаба, чуть приоткрыв пасть. Громадный кадык прошелся по ее горлу сверху вниз и обратно.
Я рассмеялся. Более комичное зрелище трудно себе представить.
— Ах, вот даже как!
— Ах, вот даже как! — снова передернув кадыком, подтвердила жаба и посмотрела левым глазом на меня, а правым себе за спину.
— Будем знакомиться? — спросил я.
— Будем знакомиться, — согласилась жаба.
Я шагнул к ней, но в этот момент рука егеря схватила меня за торс и отшвырнула в сторону. Длинный язык жабы пролетел возле моего лица, шлепнулся на то место, где я только что стоял, и с чмоканьем убрался в пасть.
— Не советую шутить с пересмешницей, — строго предупредил егерь, помогая подняться с земли. — Проглотить не проглотит, но попытается. Кости помнет и в слизи так вывозит, что неделю не отмоетесь.
— Спасибо… — поблагодарил я, поспешно отходя от берега подальше.
— Не за что. Это моя работа. Кстати, забыл вас предупредить: не бросайте в озеро камни. Есть такие любители…
— А почему?
— Почему? — Егерь смерил меня взглядом. — Подойдите сюда. Видите, озеро наполняется водой из Рио-Бланко?
—Да.
— Таинство Великого Ухтары начинается тогда, когда уровень воды превысит уровень неощутимой пыли, — торжественным голосом начал вещать Бори Чилтерн. — Тогда Великий Ухтары поднимается со дна озера и громом превращает воду в неощутимую пыль. Дрожат холмы, дрожит воздух, но все быстро успокаивается, и занзуры со своего холма песней славят мощь Великого духа озера Чако. Но в ветреный день, когда зеркало воды покрывается рябью, Великий Ухтары гневается. Тогда во время таинства гремит гром, сверкают молнии, из волн вырастают черные смерчи, и ураган сметает все на своем пути на многие километры в округе. Поэтому не гневите Великого духа озера, не пускайте волну по поверхности воды.
Я сделал вид, что с почтением внимаю мистическому толкованию топологической трансформации вещества. На самом деле, с точки зрения физики взаимодействия топологических пространств, все объяснялось значительно проще. Преобразование трехмерной воды в двухмерную проходило строго по горизонтальной плоскости (наподобие того, как галактические лайнеры проходят через диафрагму гиперствора), и стоило материальному объекту колебательными движениями выйти за пределы этой плоскости, как наступала разбалансировка энергетического потока, часть энергии выплескивалась в трехмерный мир и приводила к климатическим катаклизмам.
— Вы уверены, что завтра ветра не будет? — спросил я.
— Уверен. Ветры здесь бывают крайне редко. А потом, видите, мигрирующие дубы стоят возле самой воды? Если бы погода портилась, еще за неделю до начала таинства деяния Великого Ухтары вы бы не обнаружили ни одного мигрирующего дуба в радиусе пятидесяти километров от озера.
— А кто такие занзуры?
— Занзуры? — Лицо егеря расплылось в мечтательной улыбке. — О, занзуры… Когда-то и у вас на Земле были подобные существа. Сирены. Завтра вечером вы услышите завораживающее пение занзур… Видите, голый холм? Там их родовище… — Он тряхнул головой, словно освобождаясь от наваждения. — Что это мы с вами размечтались раньше времени? Идемте, надо выбрать наживку для вашего сувенира. Палатку я поставил, внутри чистая земная атмосфера, можете там обходиться без респиратора.
В мечтах егерь побывал без меня, но я не стал его поправлять.
Мы поднялись на пригорок. На месте нашей высадки из кабины межпространственного лифта высился прикрытый тентом штабель из пяти-шести Длинных ящиков с составными частями плота. Метрах в двух от штабеля стояла оранжевая земная эко-палатка с безобразно перекачанными бортами. Видимо, я был первым землянином-туристом в угодьях егеря, и он не имел понятия, как правильно надувать экопалатки. Ну и ладно, не будем придавать этому особого значения. Спасибо и на том.
— А вы где будете ночевать? — спросил я, оглядываясь вокруг.
Бори Чилтерн пренебрежительно фыркнул.
— Мне говорили, что вы опытный путешественник с большим стажем… — проронил он.
— Да. Прошел более сотни миров.
В i-Эрмитаже было позднее утро, а у озера Чако день клонился к вечеру. Кабина межпространственного лифта доставила нас на небольшой пригорок на восточном берегу метрах в сорока от воды. Озеро было большим, широким; поверхность — идеально ровной, без малейшей ряби, но какой-то мутно-серой, как слежавшийся прошлогодний снег. Лишь у северо-восточного берега, там, где в озеро впадала небольшая речка Рио-Бланко, виднелось отблескивающее на солнце зеркало настоящей воды. На западном берегу возвышались два округлых, поросших лесом холма, чуть севернее от них располагался еще один холм с голыми покатыми склонами рыже-охристой глины. Только при большой (если не извращенной) фантазии можно было вообразить лежащую на противоположном берегу женщину, где голый холм — это запрокинутое лицо, а два других — груди. Тем не менее, согласно атласу, лесистые холмы именовались именно грудями великанши. Непроходимая чаща буро-зеленого леса вплотную подступала к обрезу воды на всех берегах, и только с глинистого холма да с нашего пригорка к воде имелся свободный доступ. На сине-фиолетовом небосклоне не наблюдалось ни единого облачка, ртутно-белое солнце резало глаза, но совсем не грело, и от этого возникало гнетущее ощущение наступающей осени, хотя сезонные изменения на Раймонде отсутствовали. Ничего земного, привычного для человеческого глаза в пейзаже не было, но мне вдруг почему-то вспомнилось озеро на вилле Мальконенна — скорее всего сказалась элементарная ностальгия по родной земле, которая появляется у человека буквально с первых минут отъезда в дальние края. Атавизм оседлости.
— Наденьте респиратор, — посоветовал егерь, — и можете пройтись, посмотреть окрестности, пока я буду ставить палатку. Но в лес один не заходите и от воды держитесь подальше.
В воздухе ощущалась примесь формальдегида: щипало глаза, першило в горле — и я послушно прикрыл лицо забралом респиратора. Затем огляделся. На берегу у самой воды, высился на подпорках небольшой антигравитационный катер, а слева, метрах в пятидесяти от нас, в лощине между пригорком и окружавшим его лесом стояли четыре палатки.
— Наши туристы, — объяснил Бори Чилтерн, заметив направление моего взгляда. — Сохранилась в народе тяга к своим истокам… — в голосе егеря проскользнула то ли гордость, то ли горечь. — Не беспокойтесь, свое общество они навязывать не будут, предупреждены. Но, если пожелаете познакомиться, в гостеприимстве не откажут. Когда-то в вечер свершения таинства Великого Ухтары здесь собирались громадные толпы. А сейчас… — Чилтерн расстроенно махнул рукой и отвернулся.
Общением с раймондцами я был сыт выше всякой меры, поэтому к палаткам не пошел, а направился вниз, к озеру. Белесая трава под ногами по внешнему виду напоминала макароны: плотные, упругие, склизкие — и приходилось спускаться мелкими шажками, чтобы не поскользнуться. Не доходя до берега метра три, я присел на корточки и стал внимательно рассматривать воду в озере. Передо мной был еще один артефакт Раймонды того же происхождения, что и знаменитая брошь, — двухмерная вода, до краев заполнявшая котловину озера. Точнее, не сама вода, а проекция двухмерной воды в наш трехмерный мир, абсолютно проницаемая, как фата-моргана. Двухмерная пыль. Согласно законам топологической физики, при своем образовании двухмерная вода должна мгновенно устремиться сквозь материю трехмерного мира к центру планеты, но этого почему-то не происходило. С точки зрения человеческого восприятия нонсенс усваивался легко, другое ставило в тупик — каким образом двухмерная вода в трехмерном мире имеет объем и к тому же видима, если та же рыбка-брошь представляет собой абсолютную плоскость, видимую глазом лишь при перпендикулярном угле зрения? И хотя на этот счет имелось математически строгое обоснование о различных проекциях двухмерных жидкостей и твердых тел в трехмерный мир, в голове оно не укладывалось.
Как и все непонятное, двухмерная вода озера Чако манила к себе. Хотелось подойти к кромке берега, наклониться и опустить руку в озеро. Я знал, что ровным счетом ничего не почувствую, разве что где-то в сантиметре-двух от видимой поверхности пальцы погрузятся в настоящую воду, заполняющую котловину озера из Рио-Бланке, но проделать такой эксперимент все равно хотелось.
Внезапно под подошвами кроссовок что-то зашевелилось, и я, испытав гадливое чувство, будто под ногами начали извиваться черви, вскочил с корточек и отпрыгнул в сторону. Как тут же выяснилось, ничего страшного не происходило, просто стеблям-макаронинам надоело, что кто-то долго на них стоит, и они начали, выползая, освобождаться из-под тяжести. Чужой мир, чужая экология. На Раймонде не требовалось устанавливать на газонах предупреждающие таблички: «Не топчите траву!», трава сама о себе беспокоилась.
Я глянул вдоль берега и слева, между стволами двух мигрирующих дубов увидел большую, размерами со взрослого раймондца ярко-зеленую жабу. Она сидела на шевелящемся узловатом корне мигрирующего дуба, совсем по-человечески водрузив передние хилые конечности с пальцами-присосками на колени, и флегматично рассматривала меня выпуклыми глазами. Попеременно то левым, то правым. Что-то в ее позе, расплывшейся комплекции, вечной улыбке сомкнутой широкой пасти напоминало раймондцев. И мне даже показалось, что в безразличных глазах жабы мигают те же искорки, что и в глазах Броуди.
— Привет! — сказал я, усмехаясь.
— Привет, — спокойно ответила жаба, чуть приоткрыв пасть. Громадный кадык прошелся по ее горлу сверху вниз и обратно.
Я рассмеялся. Более комичное зрелище трудно себе представить.
— Ах, вот даже как!
— Ах, вот даже как! — снова передернув кадыком, подтвердила жаба и посмотрела левым глазом на меня, а правым себе за спину.
— Будем знакомиться? — спросил я.
— Будем знакомиться, — согласилась жаба.
Я шагнул к ней, но в этот момент рука егеря схватила меня за торс и отшвырнула в сторону. Длинный язык жабы пролетел возле моего лица, шлепнулся на то место, где я только что стоял, и с чмоканьем убрался в пасть.
— Не советую шутить с пересмешницей, — строго предупредил егерь, помогая подняться с земли. — Проглотить не проглотит, но попытается. Кости помнет и в слизи так вывозит, что неделю не отмоетесь.
— Спасибо… — поблагодарил я, поспешно отходя от берега подальше.
— Не за что. Это моя работа. Кстати, забыл вас предупредить: не бросайте в озеро камни. Есть такие любители…
— А почему?
— Почему? — Егерь смерил меня взглядом. — Подойдите сюда. Видите, озеро наполняется водой из Рио-Бланко?
—Да.
— Таинство Великого Ухтары начинается тогда, когда уровень воды превысит уровень неощутимой пыли, — торжественным голосом начал вещать Бори Чилтерн. — Тогда Великий Ухтары поднимается со дна озера и громом превращает воду в неощутимую пыль. Дрожат холмы, дрожит воздух, но все быстро успокаивается, и занзуры со своего холма песней славят мощь Великого духа озера Чако. Но в ветреный день, когда зеркало воды покрывается рябью, Великий Ухтары гневается. Тогда во время таинства гремит гром, сверкают молнии, из волн вырастают черные смерчи, и ураган сметает все на своем пути на многие километры в округе. Поэтому не гневите Великого духа озера, не пускайте волну по поверхности воды.
Я сделал вид, что с почтением внимаю мистическому толкованию топологической трансформации вещества. На самом деле, с точки зрения физики взаимодействия топологических пространств, все объяснялось значительно проще. Преобразование трехмерной воды в двухмерную проходило строго по горизонтальной плоскости (наподобие того, как галактические лайнеры проходят через диафрагму гиперствора), и стоило материальному объекту колебательными движениями выйти за пределы этой плоскости, как наступала разбалансировка энергетического потока, часть энергии выплескивалась в трехмерный мир и приводила к климатическим катаклизмам.
— Вы уверены, что завтра ветра не будет? — спросил я.
— Уверен. Ветры здесь бывают крайне редко. А потом, видите, мигрирующие дубы стоят возле самой воды? Если бы погода портилась, еще за неделю до начала таинства деяния Великого Ухтары вы бы не обнаружили ни одного мигрирующего дуба в радиусе пятидесяти километров от озера.
— А кто такие занзуры?
— Занзуры? — Лицо егеря расплылось в мечтательной улыбке. — О, занзуры… Когда-то и у вас на Земле были подобные существа. Сирены. Завтра вечером вы услышите завораживающее пение занзур… Видите, голый холм? Там их родовище… — Он тряхнул головой, словно освобождаясь от наваждения. — Что это мы с вами размечтались раньше времени? Идемте, надо выбрать наживку для вашего сувенира. Палатку я поставил, внутри чистая земная атмосфера, можете там обходиться без респиратора.
В мечтах егерь побывал без меня, но я не стал его поправлять.
Мы поднялись на пригорок. На месте нашей высадки из кабины межпространственного лифта высился прикрытый тентом штабель из пяти-шести Длинных ящиков с составными частями плота. Метрах в двух от штабеля стояла оранжевая земная эко-палатка с безобразно перекачанными бортами. Видимо, я был первым землянином-туристом в угодьях егеря, и он не имел понятия, как правильно надувать экопалатки. Ну и ладно, не будем придавать этому особого значения. Спасибо и на том.
— А вы где будете ночевать? — спросил я, оглядываясь вокруг.
Бори Чилтерн пренебрежительно фыркнул.
— Мне говорили, что вы опытный путешественник с большим стажем… — проронил он.
— Да. Прошел более сотни миров.