Зейдель Кэтлин. Конец лета

   — Тогда почему бы вам не поехать сегодня? — предложила Гвен. — Если вы выедете хотя бы через час, то успеете к ленчу в город.
   — Поехать прямо сейчас? — Теперь Феба растерянно смотрела на нее. — Сегодня?
   — Я знаю, что своей стремительностью напоминаю вам Джека, — Гвен улыбнулась, — но какой смысл ждать?
   Феба чувствовала, как в ней волной поднимаются возражения.
   — Но нам сейчас не нужны продукты. Может, мы подождем до того, как они понадобятся?
   — Нет, нет, нет! — Гвен взяла Фебу за руку и повернула ее лицом к дорожке, ведущей к новому дому. — Идите собираться. Вам не нужно выполнять никаких поручений — ни в бакалее, ни в прачечной, ни в хозяйственном. Вообще никаких поручений.
   — Может, мы хотя бы позвоним насчет разрешения, чтобы Холли не ездила в город?
   — Она вам этого никогда не простит. — Гвен влекла их по дорожке. — Холли просто умирает от желания добраться до телефона и начать звонить во все концы.
   Феба покачала головой. Все случилось так быстро! Как только они с Джайлсом оказались в доме, она сказала:
   — Интересно, что заставило ее предложить это?
   — Джек с Холли скажут, что она хочет заполучить Томаса для себя и что она подложит бомбу в зажигание нашего фургона, чтобы мы никогда не вернулись, но мне кажется, правда состоит в том, что ты ей нравишься и она хочет тебе помочь.
   Феба замерла.
   — Мне? Помочь мне?
   — Она помнит, что такое растить детей, и хочет что-нибудь сделать, чтобы тебе было полегче. Но тебе не так-то легко помочь, моя любовь.
   — Ты поэтому так быстро согласился, потому что думал, что я откажусь?
   — Скажем так — я сразу понял, что очень этого хочу.
   — И чем же именно, по-твоему, мы будем заниматься в Хиббинге? — Хиббинг был городом с населением пятнадцать тысяч человек, меньше чем даже Айова-Сити.
   — Чем мы будем заниматься? — переспросил Джайлс. — Мы будем заниматься любовью.
 
   И они действительно занимались именно этим. Да, они сходили поужинать, да, они отправились посмотреть большую шахту и посетили среднюю школу с хрустальными люстрами и мраморными лестницами, оплаченными компанией, владеющей шахтами. Но в основном они занимались сексом.
   Им не нужно было ничего делать — ни готовить еду, ни обзванивать по телефону родителей неуспевающих учеников. Феба даже не беспокоилась о Томасе.
   И когда они сели в машину, чтобы возвращаться на озеро, она села на среднее сиденье, чтобы быть рядом с Джайлсом. Она не помнила, когда последний раз это делала. Во всяком случае, не в этом автомобиле — ни разу.
   — Со мной было не очень-то весело последний год, да? — спросила она.
   Джайлс проверил зеркальце заднего обзора, а потом обнял ее за плечи.
   — Феба, любимая моя, веселье всегда было твоим слабым местом.
   — Но с тех пор как умерла мама, стало еще хуже, верно?
   — Да, — просто ответил он. Джайлс никогда ей не лгал. — Ты погрузилась в скорбь.
   Ее друзья евреи говорили, что их религия даст им один год на скорбь по умершему. После этого человек обязан вернуться к полнокровной жизни, снова обрести ее радости. Феба всегда считала это разумным и здоровым.
   Но мама умерла уже более полутора лет назад.
   — Я зациклилась, — сказала она. — Я так хочу перестать думать о маме, но не могу.
   Джайлс кивнул. Он понимал.
   — Ты тревожился за меня? — спросила она. Она не любила, когда из-за нее тревожились люди.
   — Да, — снова ответил он. — И мне было немного обидно, — честно добавил он. — Иногда кажется, что для тебя важнее быть дочерью своей матери, чем моей женой или матерью наших детей.
   Феба почувствовала, как покалывающая волна жара пробежала по спине, достигла лица, потекла по рукам. Она почувствовала стыд.
   — О, Джайлс…
   Его рука крепче обняла ее за плечи.
   — Не кори себя так сильно. Мы только что провели вместе восхитительные сутки. Пусть это будет новым началом.
   Они были уже близко от дома. Джайлс вел машину медленно, явно не спеша возвращаться. Поднявшись на пригорок, они увидели идущую им навстречу маленькую группу. Это были Элли, две младшие девочки и Эми. Клер и Эмили запрыгали, увидев автомобиль, закричали, прося Джайлса остановиться и довезти их до дома на заднем откидном борту.
   Только на озере детям позволялось сидеть свесив ноги на откидном борту фургона. Джайлс остановил машину, вышел и откинул его для них. Дети бросились на обочину, чтобы набрать веток, которыми собирались во время движения выводить на песке разные узоры. Эми сказала, что проедется сзади вместе со всеми. Элли села на переднее сиденье рядом с Фебой. Феба обняла ее.
   — Томас вел себя отлично, — доложила девочка. — Гвен велела нам с Ником и Мэгги есть вместе с ней в новом доме, чтобы он поменьше меня видел.
   — Надеюсь, было весело, — сказала Феба.
   Элли наклонила голову, но Феба заметила, что она покраснела.
   — Да.
   Значит, Ник не отдал открыто предпочтение кому-то из девочек.
   Феба была ему благодарна.
   Теперь Джайлс ехал еще медленнее из-за откинутого заднего борта, но скоро они все равно уже были у домиков. Холли и Гвен вышли на улицу поздороваться с ними.
   — Томас только что уснул, — сообщила Гвен.
   — Тогда не будем его будить, — сказала Феба. Ей ужасно хотелось увидеть сына, но можно было и потерпеть. — Что насчет путешествия на каноэ? — спросила она у Холли. — Вы получили разрешение?
   Да, получила. Для такой большой группы им нужно было два разрешения, но на поездку среди недели она смогла их достать.
   — Так что вы едете в среду, — сказала Холли.
   Было воскресенье.
   — Думаю, следует начинать продумывать меню, — сказала Феба. Необходимо столько всего сделать: запланировать, купить, уложить. — Нам, наверное, надо поехать в город…
   — Вам ни о чем не нужно беспокоиться, — перебила Холли. — Всю провизию и снаряжение упакует поставщик, надо будет только забрать.
   — Поставщик? — Феба знала, что поставщики предоставляют подобные услуги, но ей никогда не приходило в голову этим воспользоваться. — Это дорого?
   — Безумно! — весело ответила Холли. — Но мы заплатили по кредитной карте Эми.
   По карте Эми? Почему?
   Потому что у Эми денег больше, чем у остальных. Феба все время об этом забывала.
   — Тогда чем же заняться мне, — спросила Феба, и в вопросе содержалась лишь доля шутки, — если мне не надо следующие полтора дня паковать вещи и продукты?
   — Можете повеселиться, — предложила Гвен.
   Феба позволила себе состроить рожицу.
   — Мой муж только что сказал мне, что это не самая сильная моя сторона, — заметила она.
   — Тогда вам надо начать практиковаться.
 
   Ник считал, что если ты что-то по глупости испортил, надо признаться в этом самому себе. Ты можешь лгать всему миру, но с собой ты должен быть откровенен — для него это было вопросом чести. Посмотрись в зеркало в ванной комнате и признайся себе, что ты напортачил.
   Здесь не было зеркала в ванной комнате — поскольку не было и ванных комнат, — но он все равно мог сознаться себе, что изгадил это путешествие на каноэ до последней степени, настолько, что даже подумывал извиниться, а это явно не входило в его кодекс чести.
   Он не хотел отправляться в леса вдвоем с Джеком. Ясно, что это благотворительная миссия: пусть бедный сиротка Ник погорюет. Его это раздражало. Он прекрасно сам справится со своим дерьмом. А путешествие на каноэ? Какая нескладная это будет пара: Джек умеет разводить костер, Джек умеет колоть дрова, Джек, вероятно, может расплавить каноэ и отлить из него бомбардировщик Б-52. А что умеет добрый старый Ник? Ничего, полный ноль.
   Поэтому, будучи таким вот идиотом, каким он и был, он предложил, чтобы поехали все… просто чтобы защититься и не чувствовать себя невеждой. И вот теперь путешествие превратилось в громоздкое, дорогостоящее предприятие, а он, разумеется, по-прежнему чувствовал себя невеждой.
   Они взяли напрокат четыре каноэ — три семнадцати футов в длину и одно пятнадцатифутовое. По поводу того, кто поедет в каждом, состоялось множество дискуссий. Он был уверен, что они будут и дальше все подолгу обсуждать; эти люди ничего не делали без длительных дискуссий. Просто эта тема оказалась первой.
   Мэгги хотела ехать в одном каноэ с ним, ему хватило двух секунд, чтобы понять это. Она действовала умно, ни разу не высказавшись прямо, она просто отвергала все другие варианты. Но эта мысль была нелепой — ни он, ни она ничего не знали о каноэ. Им придется ехать порознь.
   В конце концов Ник оказался с Джеком, но им пришлось взять с собой двух младших мальчиков, которые должны были сидеть в середине. Родители Элли взяли двух младших девочек и рюкзак, набитый куклами Барби. В последнем большом каноэ оказалась Мэгги со своими родителями, а Элли и эта фигуристка получили маленькое.
   У каноэ — как узнал Ник — был перед и зад, нос и корма. И в том, кто где сидел, имелся большой смысл. Человек на корме был главным, он управлял лодкой. Нику пришлось бы сделать над собой большое усилие, чтобы сказать, что ему интересен любой маневр каноэ, однако тот, кто сидел на носу, имел в своем распоряжении только два движения — вперед и назад, или «полный вперед» и «задний ход» на местном жаргоне, — тогда как человек на корме вел полную драматизма жизнь, вооруженный арсеналом по меньшей мере из четырех или пяти маневров.
   Место на корме было то что надо. Место на носу — менее интересное. И уж совсем скучно было сидеть в центре, приходилось тесниться среди больших рюкзаков. Поэтому все папаши: Джайлс, Йен и Джек — заняли места на корме.
   Элли автоматически заняла место впереди. В конце концов, она была ребенком, ехавшим со своими родителями, а взрослые всегда приберегают важную работу для себя.
   — Что ты делаешь? — в ужасе воскликнула фигуристка. Она пошла к меньшему каноэ… и Ник вынужден был признать, что смотреть на нее одно удовольствие. Точно так же, как на тренеров, которые когда-то были хорошими борцами. Это видно по одной их походке, а ее походка еще лучше: торс практически не двигался, от ключиц до ягодиц ее тело оставалось чистой, прямой линией. — Уж не думаешь ли ты, что я буду управлять этой штуковиной, а?
   Элли повернулась к ней:
   — А ты не хочешь? На руле сидеть интереснее.
   — Только не для меня. Я никогда в жизни не сидела на руле. На самом деле мне следовало бы играть в куклы вместе с Клер и Эмили. С куклами у меня, наверное, получится лучше.
   Ника совершенно не интересовало фигурное катание, но он помнил, что Эми выиграла золотую олимпийскую медаль. Может, поэтому она и не боится признать во всеуслышание, что не умеет управлять каноэ, не выглядя при этом нулем, — потому что знает, что умеет отлично делать что-то другое.
   Надо это запомнить.
   — И потом, — продолжала она, жестом предлагая Элли вылезти из каноэ, — чтобы сидеть у руля, надо быть одержимой жаждой власти, а я боюсь власти и ответственности.
   — Да я вовсе не одержима жаждой власти, — смеясь, запротестовала Элли.
   — Я понимаю, что тебе так не кажется, — парировала Эми, — но ты старшая сестра и должна жаждать власти. А теперь отправляйся на корму этой дурацкой лодки, а то мы обе утонем.
   В результате этой перестановки Элли оказалась у руля, а Мэгги не только не на носу, как Ник, а в центральной части каноэ, между родителями. Мэгги, по всей видимости, была не в восторге от этого.
   Итак, они отправились. Первое озеро было вытянутым и узким. Они отплыли с его конца: там, рядом со станцией, располагалась небольшая кучка домиков, но через пятнадцать минут на берегах не стало видно ничего, кроме деревьев. Ни линий электропередач, ни дорог, только вода и деревья — лишь это отделяло их от Канады.
   В конце первого озера им пришлось преодолеть волок — разгрузиться и перенести каноэ и тюки по тропе вокруг камней и водоворотов. Джек спросил, сможет ли Ник перенести каноэ.
   — Джайлс сильный, — пояснил Джек, — но он не слишком твердо стоит на ногах. Так что, может, попробуешь?
   — Только покажи мне как, — ответил Ник.
   Это оказалось удивительно просто. К центральной крестовине каждого каноэ — Джек назвал их «поперечинами» — были прикреплены набитые чем-то мягким наплечники, так что можно было нести каноэ на голове, как гигантскую шляпу, его вес приходился на плечи. Оно было не слишком тяжелым — фунтов шестьдесят или около того, но ужасно неудобным. Если вы смотрели вниз, то видели свои ноги, но если смотрели вперед, то все, что вы видели, — это внутренность каноэ.
   Потом они снова погрузились, и Ник не удивился, заметив, что на этот раз Мэгги села на носу, а ее мамаша разместилась посередине на тюках.
   На следующем волоке они поели, проплыли еще часа два и стали искать место для ночлега. Было еще довольно рано, середина дня, но дети уже начали беспокойно ерзать.
   Он не знал, что их ждет дальше. Карты указывали на «установленные стоянки», но по сравнению с этими стоянками их «ночлежка» казалась «Ритцем». Они выбрали одну на острове — там была пара почти ровных площадок для палаток и кострище, но ни столов, ни укрытий.
   — А куда ходить писать? — бодро осведомилась фигуристка. — В лес?
   — Где-нибудь подальше от воды должен быть туалет. — Мать Элли указала в центр острова. — Может, он там, в конце дорожки.
   Дети кинулись по дорожке и вернулись, чтобы сообщить, что там есть ящик с дыркой и надо садиться на эту дырку, но если заглянуть туда, то…
   Мать Элли остановила их:
   — Суть мы ухватили.
   Видимо, это и был туалет — ящик над выгребной ямой. Даже не кабинка. Леса начинали нравиться Нику.
   — В такие моменты, — внезапно рядом с ним тихо произнес Джек, — радуешься, что ты мужчина.
   Это точно.
   Ник наконец понял кое-что про Джека — тот был неравнодушен к фигуристке. Ник и сам до конца не знал, как он это понял; Джек не крутился вокруг нее, не клеился к ней, даже не очень-то и смотрел в ее сторону, но Ник все равно понял. Он слишком часто наблюдал за взрослыми, пытаясь предсказать их поведение, чтобы быть наготове, и не мог ошибиться в подобных вещах.
   И хотя было классно наконец-то узнать что-то про Джека, Ник обнаружил, что это ничего ему не дало… потому что Джек ничего не делал. Ник решил, что это замечательно. Непонятно, но замечательно.
   Ясное дело, его отец поступал совсем не так.
   Да, его дорогой старикан, его отец никогда не сопротивлялся. Нику и в голову не приходило обвинять его в изнасиловании — Вэл наверняка сама с готовностью приняла в этом участие. Она может говорить все, что угодно, но в конце концов всегда делает то, что хочет.
   Он ничего не знал о своем отце.
   — Это был просто парень, — только и говорили ему Вэл и Барб. Вэл даже не называла его по имени. Ника это просто бесило. Как, черт возьми, ты можешь вырасти мужчиной, если твой отец был «просто парнем»?
   Тот парень мог быть последним негодяем, Ник вполне осознавал такую возможность. Но мог быть и вполне достойным человеком, которому так и не сказали, что Вэл передумала и не отдала младенца на усыновление. Может, он похож на Джайлса или Хэла, или…
   Ник остановился. Он не собирается превращать это в мыльную оперу для подростков — полтора часа трогательных недоразумений, за которыми следует горькая радость счастливого конца. Отцы в наши дни не очень-то много решают. Насколько он мог судить, отцы и отчимы почти ничего не давали его друзьям. Мужчины делали три вещи: ездили на работу, работали и сердились. Они ходили на футбол или на соревнования борцов и кричали: на своих сыновей, на тренеров, на судей. Ник с Брайаном всегда говорили, что лучше вообще не иметь отцов — как они.
   Брайан… Интересно, что значит быть мертвым?
   Внезапно ему захотелось побыть одному. Он подошел к Джайлсу.
   — Ничего, если я немного пройдусь? Мы на острове. Я не заблужусь.
   — Иди. Заодно присматривай дрова для костра.
   Остров представлял собой усеянный камнями, выступающий из озера холм, и Ник начал подниматься на его вершину. Единственной тропинкой была та, что вела к туалету, но можно было спокойно обойтись и без нее. Некоторые деревья росли низко, он подныривал под них. Каменные пластины были покрыты серебристым, серо-зеленым лишайником, а там, где камней не было, из песчаной почвы торчали корни. Под ногами похрустывали сосновые шишки.
   Он понял, что достиг вершины острова, но ничего не увидел, кроме толстой, изборожденной морщинами коры. Он не знал названий этих деревьев — все они были вечнозелеными, лохматыми, с редкими ветками, а не густыми и стройными, как рождественские елки. Одна из веток нависала совсем низко, и, опробовав ее, он подтянулся и начал карабкаться вверх.
   Ник уже сто лет не лазал по деревьям. По правде говоря, он не помнил, лазал ли когда-нибудь вообще. Там, где они жили, никогда не было хороших деревьев.
   Он подтянулся на последнюю из толстых веток. Забираться выше не имело смысла, ветки его не выдержат. Вокруг были другие деревья. У одних иглы сине-зеленые и мягкие на вид, а у других — посветлее и изогнутые. Он видел озеро, и отсюда оно казалось почти черным, но вода в нем была такой чистой, что ее можно было пить, черпая чашками прямо из озера. Невероятно, что еще осталось что-то настолько чистое. Осенью здесь, наверное, удивительно красиво — березы одеваются золотом, а разные птицы и гуси клином проплывают над головой.
   И внезапно то, что он здесь, а Брайан умер, показалось ему чудовищно несправедливым.
   Брайан все время раздумывал, не подождать ли ему. Ему обещали, что, может, скоро изобретут лекарство, которое ему поможет, лекарство, благодаря которому каждый день перестанет быть пыткой.
   Эти страдания невозможно было себе представить, и Брайану нравилось в Нике, именно то, что он никогда не притворялся, что понимает.
   — Ты никогда не говоришь, что знаешь, что я чувствую, — говорил ему Брайан. — Это много значит.
   Как мог Ник судить, что правильно, а что нет? Откуда ему было знать, какие мысли были в голове у Брайана? Но здесь, наверху, видик что надо. Жаль, что Брайана с ним нет.
   Громкий шорох ворвался в его мысли. Кто-то еще поднимался к вершине острова. Он услышал потрескивание сучков, перестук камушков.
   — Ник! Ник!
   Он посмотрел вниз сквозь сучья сосны. Это была Мэгги. Она старалась не повышать голоса.
   — Ник!
   — Я здесь.
   Она вскинула голову.
   — На дереве?
   — Да.
   — О… — Она немного растерялась. — Ты можешь спуститься?
   Он не ответил. Вместо того чтобы спуститься, он продвинулся вперед по ветке и, как только она начала сгибаться, спрыгнул, приземлившись точно, как гимнаст. Он оказался ближе к ней, чем рассчитывал.
   — Я тебя искала, — сказала она.
   — И нашла.
   — Я слышала, что твой друг покончил с собой. — В ее голосе слышалась нотка восторга.
   Отлично. Он не хотел, чтобы они с Элли об этом знали. Он просил тетю Гвен не говорить им.
   И тетя Гвен не сказала бы.
   — Как ты узнала? Подслушивала?
   — Мне сказала мама. Она считает, что от меня не должно быть секретов. Как он это сделал?
   Как он это сделал? Ник пнул сосновую шишку. Ну и вопросик! Она действительно хочет услышать ответ? Мозги, разлетевшиеся по дивану в гостиной?
   — Можешь не верить, но я не знаю. — Он сел на плоский камень. — Он был в психиатрической больнице, а они не очень-то распространяются о подробностях. Думаю, рано или поздно это станет известно.
   — А почему он это сделал?
   Мэгги села рядом. Ее бедро касалось его ноги. Он чувствовал его тепло. Он думал, что она отодвинется, но она этого не сделала. И через мгновение придвинула ногу еще ближе.
   Он знал, что это означает.
   Ты предполагал такое, Брайан? Что твоя смерть придаст мне сексуальности ? Брайану бы это понравилось. Он посмеялся бы.
   В первый раз Ник переспал с девчонкой в четырнадцать лет. Он читал все эти старые книги — Филип Рот, «Над пропастью во ржи», все про сексуальную неудовлетворенность молодых мужчин. Что ж, теперь дела обстоят по-другому, дамы и господа средней Америки. Девушки нынче напористы, они начинают и ожидают, что ты закончишь.
   Конечно, он встречался не с самыми добронравными молодыми леди, и обычно за этим стояло нечто иное, чем девчоночье влечение к его крепкому белому телу. Но в данном случае был совсем другой расчет; Мэгги хотела отомстить своей матери, своему отчиму, а может, даже своему постоянному парню.
   Больше всего на свете Ник не любил быть пешкой в чьей-то игре. Это не для него. Лучше сразу с этим покончить.
   Но разумеется, надо подумать и о своей репутации. Он не должен создавать у людей такое впечатление, будто хранит себя для брака. Поэтому он выберет другой путь — перепугает эту девчонку насмерть, и все сохранят лицо. Это ей придется сказать «нет», а он прикинется неудовлетворенным.
   Поэтому Ник позволил Мэгги придвинуться ближе и стал отвечать на ее вопросы — о том, что у Брайана была депрессия, серьезная, хроническая, клиническая депрессия, что некоторые лекарства ненадолго помогали, но потом ему становилось хуже.
   — И когда ты разговаривал с ним в последний раз? — Она была заворожена, ей даже не приходило в голову выразить сочувствие. — Его родители чувствуют, что это они виноваты?
   Ник понимал, куда она клонит: обычные подростковые дела, убить себя, чтобы всем было плохо. Но тут было совсем другое. Брайану было нестерпимо думать, что станет из-за этого с его матерью. Возможно, эта мысль заставила его продержаться лишний год.
   Теперь Мэгги сидела уже по-настоящему близко, и вместо ответа он положил руку ей на колено. Она потянулась к нему и поцеловала. Она знала, что делает, и внезапно это показалось прекрасным выходом. Она этого хотела, и он, конечно, тоже, и будет достаточно легко…
   Но разве можно выжить в джунглях, поддаваясь искушению? Надо строго придерживаться своих правил. У Ника были свои правила, и единственная разница между ним и другими ребятами, которые, как и он, обретались в джунглях, состояла в том, что он твердо придерживался этих правил.
   Сейчас было самое время напугать девчонку. Он крепко прижал Мэгги к себе. Она была крупной девочкой, зато он был сильным. Повалил на спину и коленом раздвинул ей ноги. Камень, на котором она лежала, должен был казаться ей холодным и жестким. Он сунул язык ей в рот и навалился на нее, давая ей минуту или две сполна все прочувствовать, вроде как с угрозой и злостью. Только он злился по-настоящему. Брайан — это не эстрадный номер. Он страдал не для развлечения этой девчонки.
   Все уже должно было закончиться. Она должна была протестовать, должна была испугаться. Нет, Ник, нет, пожалуйста, не надо. И он тут же превратится в паренька с плаката про изнасилования на свиданиях. «Ты же сама сказала — не надо», — заявит он ей, когда девушка примет вид обиженный и отвергнутый.
   Но Мэгги действовала по-другому сценарию. Ник чувствовал, как она вытягивается поудобнее, раздвигает согнутые в коленях ноги, давая ему возможность быстрее добраться до ее промежности. Она ерзала. Ей это нравилось. Ее это возбуждало.
   Ника затошнило. Он сел, придавив ногами ее бедра.
   — Так значит, тебя это заводит — парни, друзья которых совершили самоубийство?
   Она была поражена, напугана. Она набрала воздуха, чтобы ответить, но он не хотел слышать. Он вскочил на ноги и бросился вниз с горы. Он бежал, и сосновые иглы хлестали его по лицу. Он чуть было не упал, когда под ноги ему закатилась сосновая шишка. У подножия горы он остановился и вытер ладонью лицо.
   Дерьмо! Все пошло не по плану. Он ее по-настоящему разозлил.
   И впереди ждали еще большие неприятности. Когда повздоришь с девчонкой в школе, то она и ее подруги некоторое время держатся холодно, дуются, но кому какое дело? Здесь же в эту историю окажутся вовлеченными все взрослые, и для тети Гвен начнется ад.
   Даже Вэл и Барб не могли бы причинить таких неприятностей.
   Ник уже дошел до воды, и ему ничего не оставалось, как обойти по берегу остров и вернуться к стоянке. Он взобрался на камень и чуть не натолкнулся на Элли, которая укладывала в каноэ два спасательных жилета. На ней были ярко-желтая футболка, шорты цвета хаки и тяжелые туристические ботинки с торчащими из них толстыми носками. Синяя поясная сумка собрала ее футболку на талии в жесткие складки. Это выглядело не слишком модно и красиво, но если бы у него были туристические ботинки или поясная сумка, он, вероятно, тоже надел бы их.
   Она посмотрела на него.
   — Ой, привет! Здесь мало дров. Я собиралась плыть на тот берег. Там есть валежник.
   Джайлс попросил его присматривать дрова, а он этого не сделал.
   — А кто едет с тобой? — Он указал на второй жилет.
   — Мама. Она сейчас придет.
   Но на вершине скалы появился отец Элли. Он услышал ее слова.
   — Нет, дорогая, вместо нее придет твой милый старый папа. Во всяком случае, когда спустится с этой скалы.
   Джайлсу было нелегко подниматься и спускаться с гор.
   — Я могу поехать с ней, — неожиданно для себя предложил Ник.
   — Я был бы тебе благодарен, — сказал Джайлс. — Ты не возражаешь, Элли?
   — Нисколько, — пробормотала девочка потупившись и направилась к носу каноэ.
   — Э, нет, — окликнул ее Ник. — Я по-прежнему в любительской лиге. Тяжелую работу будешь делать ты.
   Она откинула волосы с лица.
   — Ладно… если ты так хочешь.
   — Хочу.
   До берега было недалеко. Элли молчала, и он был рад этому. Она подвела каноэ к берегу, и они смогли набрать валежника из первой кучи, не вылезая из лодки.