Житинский Александр. Потерянный дом, или Разговоры с милордом

   – Интерьеры оформлять умеете?
   – Да… Зачем вам это?
   – Вопросы потом. Подработать хотите? Оплата наличными и сразу. Работа по специальности.
   – М-м… – Демилле замялся.
   Предложение было как нельзя кстати, учитывая неопределенность его положения, отсутствие жилья и денег. Возможно, придется снимать комнату, вообще деньги всегда нужны. Но и соглашаться не хотелось, ибо он чувствовал, что дело нечисто.
   Водитель между тем притормозил у подъезда проектного института, где работал Демилле, и, вынув из кармана визитную карточку, черкнул что-то на обороте.
   – Если надумаете, приезжайте по этому адресу. Работаем с пяти до полуночи. Жду вас два вечера, в противном случае обращаюсь к другому специалисту.
   Демилле отсчитал деньги и вышел, поблагодарив кивком. «Жигули» умчались. Демилле взглянул на визитку. На лицевой стороне типографским шрифтом было вытиснено: «Зеленцов Валерий Павлович. Диск-жокей», стояли домашний адрес и телефон. На оборотной стороне рукою Зеленцова было написано: «Дискотека „Ассоль“» и адрес на проспекте Обуховской обороны. Евгений Викторович спрятал визитку в карман и вошел в здание института.
   В коридорах было пустынно, пора отпусков еще не кончилась. Демилле почувствовал странное отчуждение: его институт с потерей дома не стал ближе, а, наоборот, отдалился от него, стал чужим. Не встретив никого из знакомых, он дошел до мастерской на третьем этаже и, с неудовольствием предвкушая предстоящее вранье, открыл дверь.
   В мастерской сидела Жанна, листая журнал «Англия».
   – О! Демилле явился. Ты чего так рано? У тебя же еще отпуск?
   – Так… Забрел по пути, – ответил Евгений Викторович, озирая глазами мастерскую.
   За кульманами никого не видно. Стол начальника пуст. Он подошел к своему рабочему месту и увидел прикрепленную к чертежной доске записку: «Евгений Викторович! Прошу Вас срочно зайти в партком. Решмин».
   – Тебя тут ищут, – сказала Жанна, не переставая листать журнал. – Ты что-нибудь натворил?
   – Кто? – вздрогнул Демилле, а в голове промелькнуло: «Неужто Ириша?»
   – Майор милиции приходил. Интересовался.
   Демилле похолодел. Сразу вспомнились комаровская дача и два санитара, спускающие с крыльца длинные носилки, накрытые простыней. Невидящими глазами он продолжал смотреть на записку, мысли его заметались и среди них выделилась вдруг одна: «Бежать!».
   – С женой-то помирился? – равнодушно поинтересовалась Жанна.
   Она знала о кратковременном пребывании Демилле у Натальи; Евгений Викторович как-то весною проговорился, тем более, что с Натальей его бывшая возлюбленная была шапочно знакома – виделись однажды в кафе; однако причину своего проживания вне семьи Демилле утаил. Жанна решила просто – в очередной раз поругался с Ириной. Это ей было понятно. Сама не раз удивлялась еще в пору их романа: «Как тебя терпят? Я бы никогда не стала, выгнала бы тут же!»
   Евгений Викторович с недоумением посмотрел на Жанну, потом сообразил, что она имеет в виду. Жанна была ему сейчас неприятна. Как он мог связаться с нею, бродить часами по улицам, говорить, говорить, искать возможности для интимных свиданий?..
   – Помирился, – сказал он и тут же, сменив тон, продолжал: – Жанночка, я тебя очень прошу, обо мне ни слова. Хорошо?
   – О чем? – удивилась она.
   – Ну, что я… В общем, заходил, говорил… Очень тебя прошу.
   – Хорошо, – пожала плечами она.
   – Даже если будут разыскивать, – подчеркнул Демилле.
   – Да что ты наделал-то? – наконец всерьез заинтересовалась она, отложила журнал и вышла из-за стола. По ее странной улыбке Демилле понял, что Жанна вспомнила. Она иногда любила так вспоминать былые увлечения, на один миг возвращая прошлое и снова купаясь в нем. Жанна приблизилась к Демилле, положила руку на плечо, заглянула в глаза.
   – Ты уже все забыл? – прошептала она и слегка откинула голову, ожидая поцелуя.
   Однако Евгений Викторович заерзал, отодвинулся, освобождаясь от руки и взгляда.
   – Почему же… Сейчас не время…
   – Пойдем посидим где-нибудь, – предложила Жанна, мгновенно отрезвев и переходя на приятельский тон.
   – Нет-нет, не могу, – извиняющимся голосом, который всегда был ему противен, запротестовал Демилле, все более отодвигаясь.
   – Как хочешь, – снова пожала она плечами и возвратилась на место.
   – Я тебе позвоню, – зачем-то сказал он.
   – Для чего? Не волнуйся, никому ничего не скажу.
   Демилле стыдливо пошел между кульманов к двери. Уже в дверях его догнала холодная фраза Жанны:
   – Все-таки ты не мужчина.
   С этим и ушел.
   По коридору продвигался быстро, испуганно озираясь, как вражеский разведчик в неумелом фильме. Боялся, что заметят, поведут в партком, начнут выяснять, откуда знает Безича и Кравчука, позвонят в милицию… Слава Богу, никого из начальства не встретил.
   Он вышел на улицу, почти бегом кинулся к Невскому и смешался там с толпой.
   Мысли вертелись вокруг милиции. Почему ищут? Что могут ему инкриминировать? Припоминались разговоры с Безичем и Аркадием: Олимпиада, Мадридское совещание… Письмо хотел написать! А что, если подозревают в убийстве Кравчука? Неизвестно, как там все вышло, какую записку оставил Аркадий перед смертью. Вряд ли стали бы так настойчиво разыскивать, если бы не подозревали. Майор приходил. Не сержант, не лейтенант даже, а майор. Чин в милиции немалый…
   Демилле зашел в телефонную будку, отдышался и набрал номер Анастасии Федоровны.
   – Мама, здравствуй. Это я.
   – Федя?
   – Почему Федя? Это я, Женя…
   Анастасия Федоровна сразу же накинулась на него, выливая все свалившиеся на голову заботы: Любаша в роддоме, она одна с Никой и Хуанчиком, Шандор в лагере, как вам не стыдно, ни одного письма из Севастополя, хотя бы позвонили… Да! Самое главное. Федя приехал.
   – Зачем? – тупо спросил Демилле.
   – Как зачем?! Как зачем?! – закричала бабушка Анастасия. – Я тебе удивляюсь. В отпуск приехал.
   – Вы виделись?
   – Нет еще. Звонил. Ты же его знаешь, для него к матери выбраться – целое дело. Все вы хороши… – Анастасия Федоровна внезапно заплакала.
   – Мама, не надо. Не волнуйся, – безнадежно бормотал Демилле.
   – Женечка, я совсем забыла. К нам участковый приходил, – так же внезапно переставая плакать, сообщила Анастасия Федоровна. – Тебя спрашивал. Что случилось? Я жутко переволновалась.
   – Все в порядке. Это ошибка, – стараясь придать голосу уверенность, ответил Евгений Викторович, в то время как сердце опять провалилось. – А что он говорил? Зачем я ему?
   – Не знаю. Просто хотел знать, где ты. Я сказала, что в отпуске, с семьей. Как Егорка? Так давно его не видела.
   Демилле скучным голосом принялся врать про Севастополь, Егора, Ирину, купания…
   – Когда же вы зайдете? Любу надо навестить.
   – Мамочка, прости, сейчас некогда. Егорку в школу устраиваем. Потом как-нибудь заскочу. К Любаше заеду. Где она?
   – В Эрисмана. Ты к Федьке зайди, к Федьке…
   Евгений Викторович вышел из будки разбитым. Более всего расстроила его собственная фраза – «Егорку в школу устраиваем». Сердце так и защемило. В какую школу?.. Значит, и у матери его искали. Дело серьезное. Выходит, туда нельзя. Остановиться у Федора – устанешь объяснять. Этого им не понять после Ливии. Да и вообще, у родственников жить невозможно. Найдут в два счета. Надо затихариться…
   Демилле сам не заметил, как перешел на уголовную терминологию, будто был закоренелым рецидивистом.
   Обстоятельства толкали его на неизведанную дорогу. В душе поселился страх. Демилле стал сторониться милиционеров, свернул с шумного Невского и пошел дальше по Садовой, пока не дошел до Летнего сада. Там он укрылся в тенистой аллее и присел на скамейку. Горько было на душе. Совсем пропащий в таком огромном городе. Пойти не к кому: либо опасно, либо некстати, требуются повод, приглашение.
   Собственно, приглашение есть. Демилле нашел визитку Зеленцова, еще раз осмотрел ее и прикинул в уме, как добираться до нужного адреса. Времени оставалось как раз, чтобы не спеша доехать туда к началу работы, то есть к пяти часам.
   Подъезжая к «стекляшке» на проспекте Обуховской обороны, заметил из окна трамвая знакомые «Жигули» вишневого цвета. Демилле зашел в здание и поднялся на второй этаж.
   Здесь кипела работа: тянули проводку, красили. В длинном зале, уставленном белыми круглыми столиками на гнутых ножках и такого же цвета стульями с кружевными прорезными спинками, находились человек пять. В дальнем конце, у пульта со сверкающей никелем аппаратурой, Демилле увидел Зеленцова, помахал ему. Зеленцов сделал жест рукой: подходите…
   – Надумали? – спросил он, когда Демилле приблизился.
   В этот момент из громадных звуковых колонок по бокам небольшой низкой сцены вырвались оглушительные звуки музыки. Демилле присел от неожиданности, а Зеленцов весело расхохотался. Музыка оборвалась так же внезапно, как грянула.
   – Давайте знакомиться, – Зеленцов вышел из-за пульта, позвал еще двоих. Подошли невысокий толстый армянин с большой круглой головой и такого же роста человек с бородкой. Демилле назвал себя; обменялись рукопожатием. Армянина звали Алик Серопян, человека с бородкой – Алексей Христофорович Малыгин. Первый, как вскоре выяснилось, был барменом дискобара «Ассоль», второй, как и Зеленцов, – диск-жокеем. Обоим было лет по тридцать пять.
   После первых незначащих фраз, во время которых Демилле, однако, успел понять, что главный в этой компании – Серопян, приступили к делу. Перед Евгением Викторовичем была поставлена конкретная задача: оформить помещение дискотеки, исходя из имеющихся в наличии материалов – краски, цветной бумаги, фольги, прессованных древесно-стружечных плит и прочего, – и разместить в интерьере световое оформление, которое также имелось в изобилии – от гирлянд цветомузыки до лазеров и милицейских мигалок. В помощь ему приставлялись два подсобника, совсем молоденькие Шурик и Вадик. Всю работу нужно было непременно завершить к первому сентября – дню открытия дискотеки.
   – Сколько возьмете за работу? – спросил Серопян.
   – А сколько вы можете предложить? – ответил Демилле, стараясь выглядеть опытным «шабашником» и не имея ни малейшего понятия, сколько же в действительности может стоить эта работа.
   – Пятьсот, – быстро ответил Серопян.
   – Семьсот, – в тон ему парировал Демилле, успев удивиться собственной наглости.
   Вместо ответа Алик протянул ему короткую волосатую руку и широко улыбнулся, как бы говоря: «Ты же знаешь, что это стоит меньше, но я спорить не стану…»
   Демилле скинул пиджак и сразу же приступил к работе, начав ее с осмотра помещения и сваленных где попало материалов.
   …Дискотека «Ассоль» готовилась к открытию своего второго сезона. Еще два года назад здесь, на втором этаже «стекляшки», размещался вечерний ресторан, попросту говоря, столовая, которая в вечерние часы начинала работать по ресторанным ценам и торговать спиртным. Ресторан пользовался крайне сомнительной репутацией; дня не проходило, чтобы в нем не возникало пьяной драки, стремительно разворачивающейся в узком зале под звуки уникального по своему составу ансамбля: аккордеон, кларнет, электрогитара и барабаны.
   И тут появился Алик Серопян – профессиональный бармен и оборотистый человек. До этого он работал в крохотном гриль-баре на Московском проспекте: кофейный аппарат, гриль, пять столиков, но его деятельная натура требовала иных масштабов.
   Серопян сумел убедить руководство общепита открыть в помещении печально известного ресторана коктейль-бар с легкими закусками и организовать при нем дискотеку. Предложение было принято с некоторым сомнением, ибо те же финансы не позволяли иметь по штату в таком заведении больше, чем бармена, официантку и посудомойку, а уж про деньги на аппаратуру и говорить нечего. Алик, широко улыбаясь, предложил довериться ему.
   Буквально через месяц представители руководства, производящие проверку, с изумлением обнаружили в бывшем занюханном и грязном зале чистоту и порядок, очередь у дверей, дружинников в повязках, пляшущую тесную толпу прекрасно одетых молодых людей, среди которых, кстати, не было ни одного пьяного, а на низкой эстраде, где когда-то уныло выводил звуки танго аккордеонист, стояли современный пульт, звуковые колонки, над которыми мигали огни цветомузыки, и приплясывал у микрофона молодой человек, называвшийся диск-жокеем.
   Когда у Серопяна спросили, откуда этот юноша, не числящийся в штате, он с улыбкой развел руками и ответил:
   – Нравится ему. Хобби.
   И точно: юноша был студентом института культуры, а по вечерам исполнял обязанности диск-жокея дискотеки «Ассоль». Название придумали в тресте ресторанов и кафе. Серопян не возражал.
   Про аппаратуру спрашивать не стали, было неудобно, поскольку трест выделил деньги лишь на косметический ремонт помещения.
   За сезон дискотека «Ассоль» стала заметна, о ней написала молодежная газета; Алик Серопян добился к весне расширения штатов на две единицы и выделения некоторых средств на модернизацию дискотеки, которую планировали провести летом. Еще зимой он заключил договор на шефскую помощь с НПО по производству металлоконструкций, где заместителем директора был небезызвестный нам Валерий Павлович Зеленцов, давний знакомец Алика по торгово-сервисной сфере, с которой Зеленцов поддерживал постоянные связи, а когда Валерия Павловича турнули с должности и исключили из партии за утерю документов для служебного пользования и аморалку, Серопян предложил ему место диск-жокея, ни секунды не сомневаясь, что Валерий Павлович справится с этим делом, благодаря главному своему таланту – умению говорить.
   Зеленцов мог бы остаться в родном объединении на месте старшего инженера, которое ему предложили, но… двойная потеря в окладе плюс необходимость работать от звонка до звонка не вдохновили Валерия Павловича, и он предпочел поменять специальность, которой у него, по сути, не было, на перспективную работу в дискотеке, тем более что виды на карьеру в министерстве рухнули безвозвратно, а партийная дисциплина была теперь над ним не властна.
   Уже в июне, пережив персональное дело и утрату партбилета, Валерий Павлович активно посещал дискотеки, учился правильно танцевать, обнаружив к этому несомненные способности, консультировался на курсах диск-жокеев во Дворце молодежи, регулярно прослушивал современную музыку и запоминал названия зарубежных ансамблей: «Пинк Флойд», «Энимелз», «Лед Зеппелин», «Дип Пёпл», «Ху», «Чингисхан»… – это было, пожалуй, самым трудным. Участвовал он в модернизации, доставая через многочисленных знакомых материалы, краски, аппаратуру, причем занимался новым делом с поразительным увлечением, удивлявшим его самого, так что временами являлась мысль: а вдруг это призвание?
   К моменту появления в дискотеке Демилле все было закуплено, оставалось навести внешний лоск. Серопян уважал профессиональный подход. Оформлением должен был заняться специалист. Не успела созреть эта мысль, как Зеленцов нашел Евгения Викторовича, еще раз доказав свою преданность делу. Алик был им вполне доволен.
   Евгений Викторович тоже включился сразу, работа ему понравилась своею новизною и тем, что могла отвлечь его от тревожных мыслей. Не имея ни малейшего опыта в оформлении дискотек, но будучи профессионалом достаточно высокого класса, он решил не тратить время на знакомство с чужим опытом, а сразу предложил несколько идей, которые оказались вполне свежими и были восторженно встречены Серопяном и компанией. Алик хотел одного – чтобы его дискотека стала лучшей в городе.
   Демилле предложил оформить помещение в стиле большого современного западного города – с небоскребами, контуры которых надлежало вырезать из древесно-стружечных плит, со светящимися окнами, огнями реклам и автомобильных фар. Все это должно было мигать, переливаться цветами, создавая натуральную атмосферу Бродвея, скажем, посреди которого развертываются молодежные танцы. Евгений Викторович уже через два часа после знакомства набросал Серопяну эскиз. Алик слушал внимательно, кивая большой круглой головой.
   – Годится. В окнах телевизоры поставим.
   – Какие телевизоры?
   – Цветные. Завтра привезут десять штук.
   Демилле учел и телевизоры.
   Получив одобрение эскизного проекта, он взялся за рабочие чертежи, бегая с рулеткой, обмеряя простенки, – Шурик и Вадик едва за ним поспевали. Уже к полуночи первого дня чертеж одного небоскреба был готов, а подручные, вооружившись ножовками, принялись осуществлять задуманное.
   Местом обитания Евгения Викторовича стало помещение дискотеки. Это решилось в первый же вечер, когда Алик, дав команду о прекращении работы и отпустив подсобных рабочих, выставил на белый столик бутылку коньяка и положил четыре шоколадных батончика.
   – Надо выпить за знакомство, – сказал он, жестом приглашая к столу Демилле.
   Подошли Зеленцов и Малыгин. Алик неторопливо направился к стойке за бокалами. Евгений Викторович улучил момент и шепнул Зеленцову:
   – Валерий Павлович, я хотел спросить, нельзя ли мне переночевать здесь?
   – Что такое? – Зеленцов удивленно вскинул светлые брови.
   – Понимаете, мне ночевать негде.
   – Конфликт с женой? – понимающе улыбнулся Зеленцов.
   Демилле замялся. Врать не хотелось, не столько из-за неудобства перед новыми знакомыми, сколько из-за того, чтобы не возводить напраслину на Ирину.
   Алик принес бокалы и бутылку боржоми.
   – Есть проблемы? – спросил он.
   Малыгин молча теребил бороду, ожидая, когда нальют.
   – Алик, тут, понимаешь… – начал Зеленцов, улыбаясь с едва уловимым заискиванием, но Демилле прервал его:
   – Мне ночевать негде.
   – Ты приезжий? Почему сразу не сказал?
   – Нет, я ленинградец. Здесь живу, но…
   – Развелся? – Алик сел, неуловимым движением пальцев откупорил коньяк, разлил собеседникам.
   – Не совсем так… Я прописан… – Демилле путался, не зная, как лучше сказать.
   Алик насторожился, внимательно взглянул на Евгения Викторовича.
   – Говори все. Мы теперь в одной команде. Я знать должен.
   – У меня дом улетел. Может, слыхали? Еще весной, – сказал Демилле, с надеждой обводя взглядом лица соседей по столику.
   Серопян и Малыгин одновременно повернулись к Зеленцову. А тот, наклонившись вперед и глядя прямо в глаза Евгению Викторовичу, тихо спросил:
   – Улица Кооперации, дом одиннадцать?
   – Да. Откуда вы знаете?
   Вместо ответа Зеленцов хлопнул ладонями по столику и от души, с каким-то облегчением, расхохотался.
   – А? Что я вам говорил? Вот! Вот, пожалуйста! Какие вам еще доказательства?! Инессу знаете? – вдруг спросил он у Демилле.
   – Какую Инессу?
   – Латышку, модельершу. Из третьего подъезда?
   – Красивая такая? Знаю, почему же не знать, – пожал плечами Евгений Викторович.
   Зеленцов был счастлив.
   Как выяснилось, его коллеги по дискотеке, давно зная и об утрате им служебных документов, и об Инессе, никак не могли поверить в причину такого прокола, повлекшего за собой исключение из партии и понижение в должности. Рассказы Зеленцова о летающем доме отвергали начисто, считая, что Валерий Павлович просто скрывает истинные обстоятельства. И вот нашелся свидетель! Все были довольны. На радостях выпили, а потом потребовали рассказа. Демилле поведал о своих мытарствах, причем был предельно краток, ибо ему больше хотелось выслушать исповедь Зеленцова. Рассказ Валерия Павловича, последовавший немедля, был гораздо более красочен: Инесса, коньяк, вид ночного города с высоты птичьего полета, страх, портфель, едва пролезший в форточку, так что Валерию Павловичу пришлось забраться ногами на кресло и, стоя в одних трусах, выпихивать его обеими руками наружу… Одного не знал Валерий Павлович: места приземления дома. Помнил только серое утро, пугающее узкое ущелье между домами да милицейский «воронок». Кажется, везли из старой части города… Помнил еще фамилию майора, проявившего дурацкую принципиальность, повлекшую за собою беды, – Рыскаль.
   Демилле обмяк. Опять удалось схватить руками за хвост птицу надежды, но она упорхнула, оставив в руке легкое перышко.
   – Женя, деньги нужны? Дам аванс, – сказал Алик.
   И, не дожидаясь ответа, вынул из портмоне двести рублей. Демилле принял, неумело благодаря.
   Демилле устроился на ночь в дискотеке на листе толстого белого пенопласта, приготовленного для оформления. Под голову подложил портфель.
   – Красиво жить не запретишь, – улыбнулся Алик, увидев постель своего работника.
   Впрочем, на следующий день Зеленцов привез раскладушку и тонкий матрас, Малыгин – одеяло, а Серопян вручил Евгению Викторовичу целлофановый пакет с комплектом индийского постельного белья в счет будущей зарплаты. Через Шурика и Вадика удалось приобрести джинсы, куртку и кроссовки – все ношеное, но еще имеющее вид. На это ушли двести рублей аванса. Через несколько дней Демилле попросил у Алика еще, и тот, знакомо улыбнувшись, отсчитал сотню. К этому времени целый квартал Бродвея выстроился у одной из стен дискотеки.
   Сразу по приезде Демилле начал отращивать усы.
   В первую неделю он почти не покидал помещения дискотеки, много работал – пилил, строгал, красил… Незаметно прошло девятнадцатое число – дата выхода его из отпуска. Евгений Викторович, не колеблясь, решил на работу не выходить. Рвать так рвать. Чем хуже, тем лучше. Когда усы достигли приличествующей своему названию кондиции, Демилле отважился выходить в город, прикрывая глаза светозащитными импортными очками. Однажды увидел свое отражение в стекле витрины – и не узнал. Показался себе чужим, гадким, отвратительным.
   Свидание с братом и посещение родильного дома оставили в душе смутный осадок безвозвратно потерянного родства. К Федору больше не заходил, не звонил и матери с сестрой.
   По мере приближения дня открытия дискотеки суматоха на втором этаже «стекляшки» нарастала: привозили оборудование, посуду, холодильники, начали завоз продуктов и напитков. Серопян не выходил из-за стойки, Демилле руководил строительством Бродвея, а Зеленцов тренировался у микрофона. Под его конферанс и бодрящую музыку работалось легко.
   К полуночи Евгений Викторович валился с ног. Последним, как капитан с корабля, уходил Алик; Демилле запирал за ним дверь дискотеки и брел на свою лежанку, размещенную в пустующей пока моечной. И там, среди оцинкованных баков и медных, с зеленью, кранов, наваливалась тоска.
   А утром все начиналось сначала. Первым приходил Алик, всегда энергичный и улыбающийся. Звенела посуда, визжала электродрель, шелестели купюры, извлекаемые Серопяном из пухлого портмоне.
   – Почему он платит наличными? – как-то спросил Демилле у Зеленцова.
   – Потому что это его личные наличные, – сострил Зеленцов.
   – Но ведь дискотека государственная?
   – Вы неплохо сохранились, Евгений Викторович! – Зеленцов хлопнул его по плечу и рассмеялся. – Государственного здесь – только древесно-стружечные плиты. Остальное – личная собственность Алика. Вам он тоже платит из своего кармана, между нами говоря.
   – И вам?
   – Естественно. Мой оклад от треста – сто двадцать. В два раза больше доплачивает Алик.
   – Откуда же берутся деньги? Значит, он химичит? Он, что, продает с наценкой магазинный коньяк?
   – Нет, это грубо. Все дело в искусстве разливания коктейлей. Серопян – мастер. Я бы назвал его художником.
   – Значит, недоливает, – заключил Демилле.
   – Алик учит интеллигентно пить, вот и все. В результате нет драк, правонарушений… Разве не к этому призывают нас партия и правительство? – подмигнул Зеленцов.
   – Конечно, это так… – засомневался Демилле.
   – Разумная частная инициатива должна поощряться, – наставительно сказал Зеленцов. – Выгода обоюдная. Государство получает план, общественность – культурное место отдыха, а мы – небольшие дивиденды…
   Вечером тридцать первого августа все было готово к открытию.
   Бродвей сиял, колонки изрыгали звуки с немыслимым уровнем децибел, белые столики были расставлены по порядку, освободив у эстрады танцевальную площадку с пластиковым полом, подсвеченным снизу лампами.
   Алик оценил работу на «отлично» и произвел окончательный расчет.
   Появились еще две штатные работницы дискобара: сухопарая официантка Лидия и посудомойка Варвара Никифоровна. Они деятельно перетирали посуду, убирались на кухне и в моечной. Демилле пришлось свернуть свою постель и переехать в тесную кладовку, где стояли два финских холодильника и громоздились друг на друга ящики с коньяком.
   Отпустив всех работников в начале первого ночи, Алик остался наедине с Евгением Викторовичем. Он ходил вдоль Бродвея, цокал языком, гладил стены небоскребов, заглядывал в пропиленные окна и время от времени включал различные световые эффекты. Насладившись, сел за столик с Демилле.
   Евгений Викторович понял, что предстоит итоговый разговор, и, чтобы предупредить возможную неловкость, начал первым.
   – Я уже ищу комнату, – сказал он. – Еще две-три ночи…
   – Я не гоню, – Алик с улыбкой поднял ладони.
   – Нет, ну все-таки… Не совсем удобно.
   – Где работать будешь? – испытующе глядя на Демилле, поинтересовался Серопян.
   – Найду.
   – Найти трудно. На тебя всесоюзный розыск объявлен. Почему мне не сказал? Ай-ай-ай… – Алик покачал головой.
   – Что?! – выдохнул Демилле.
   У него сжало горло, а Серопян, щелкнув замочками «дипломата», извлек сложенный вчетверо большой лист бумаги, напоминающий афишу. Не спеша развернув его, все с тою же улыбкой он положил лист на столик. Это был информационный листок «Их разыскивает милиция». В среднем ряду фотографий Демилле увидел свое лицо и текст под ним, где сообщалось, что последний раз его видели в июле месяце в городе Севастополе, а также были перечислены приметы.