Гриф сел. Попытался вытереть ладони об одежду. Потом встал, его сильно качнуло, но Горенко успел поддержать.

– Пойдем, – сказал Гриф. – Проводи меня…

– Давай, – кивнул Горенко. – Насколько я понимаю, мы прогуляемся к кольцу. Ты ведь туда направил журналистов и нашу адаптантку.

– Туда. И направил – туда.

– Давай-давай, – засмеялся Горенко. – Покажешь, как ходить сквозь стены. Ты что, не заметил? Там кольцо вырубилось. Вырубилось. Надежда, конечно, умирает последней, но если рванет корабль…

– Не рванет.

– …рванет корабль, то… Что ты сказал?

– Я. Сказал. Не рванет.

– Откуда такая уверенность?

– Я знаю, – сказал Гриф и снова посмотрел на свои ладони. – Я…

Гриф споткнулся и упал бы, если бы не Горенко.

– Ладно, – сказал Горенко, – верю. Не знаю почему, но верю.

Они спустились на третий уровень. Гриф остановился перед дверью.

– Ты сейчас куда, капитан?

– Я сейчас с тобой иду в тупик. И буду в этом тупике, пока не придумаю, куда мне деваться. И где мне будет безопасней – тут, в ожидании новостей, или среди чужекрыс…

– Чужекрысы ушли…


Это было похоже на фокус. Сплошной покров из чужекрыс таял, словно кусок сахара в кипятке. Чужекрысы не разбегались в стороны, не закапывались в землю – их просто становилось меньше. И меньше. И меньше.

Они словно исчезали, стоило только отвести взгляд. Вначале это было незаметно, все тот же бесконечный покров из жесткой бурой шерсти. Потом оказалось, что степь покрыта уже не сплошной массой, можно было увидеть каждое отдельное животное, а еще через минуту чужекрысы уже стояли в метре друг от друга, в двух метрах, в трех…

– Интересно, – сказал Старший.

– Чужекрысы и чужекрысы, – недовольным тоном произнес Младший. – Ничего интересного…

– Интересно не это, – покачал головой Старший. – Интересно, что он узнал.

– Беспокоишься, не узнал ли он о нас? – усмехнулся Младший.

– О нас? О нас он так или иначе узнает в ближайшее время. А вот узнал ли он о том, что все это значит, как это работает…

– А если узнает?

– Ты любишь задавать риторические вопросы. – Старший помассировал переносицу. – Ты ведь и сам все прекрасно понимаешь.

– Полагаешь, все предопределено? Полагаешь, ничто не может выйти за рамки программы? Думаешь, все, что здесь происходит, все то, обо что испачкались мы, – все напрасно? Думаешь, мы не смогли ничего изменить… даже не к лучшему, а просто изменить? Ты так думаешь?! – сорвался на крик Младший. – Ты думаешь, что мы балансируем на грани безумия вот уже десять лет – и все напрасно? Все только для того, чтобы унавозить почву для них?

– А ты думаешь иначе?

– Ничего я уже не думаю.

– А я думаю, не стоит ли приказать Ильину убить Грифа. Сразу, при встрече.

– Сейчас он такой приказ не выполнит. Сейчас он очень хочет его спасти и привезти к нам.

– Я знаю. Но если он найдет Грифа, то до станции они не доберутся. Лучше уж хаос, чем встреча с ним. Я не знаю, что может произойти. И… – Старший понизил голос: – Я его боюсь.

Зазвонил телефон.

– Возьми трубку, – сказал Старший.

– Сам возьми.

– Возьми трубку, – повторил Старший. – И посмотри на карту.

Значки торпед остановились над Брюсселем. Торпеда Ильина спускалась к Адаптационной клинике.

– Слушаю, – сказал Младший, поднося хромированную трубку к уху.

Это был Клеев. Это был Клеев с голосом, постаревшим на несколько десятков лет.

– Я слушаю вас, Герман Николаевич.

– Я не мог до вас дозвониться…

– Мы были заняты более важными делами, – сказал Младший.

– Я так и подумал, – ответил Клеев. – Гораздо более важными. И решил, что мы все можем порешать сами…

Клеев откашлялся.

– Значит… Катрин обратилась к нам, в Россию, и в ООН и сообщила, что группа заговорщиков планирует захват власти от имени пришельцев… С использованием инопланетных технологий. Сообщила, что в Территориальных войсках этот заговор получил особо широкое распространение… И что наш Патруль вступил в сговор…

– Для экспромта неплохо, – одобрил Старший.

– Патруль спровоцировал бойню в одном городе… Готовилось все в гораздо большем масштабе, но те, кто сохранил… верность присяге, смогли остановить…

– Тоже хорошо… – кивнул Старший.

Он как раз смотрел, как на экране спецназовцы высаживаются из торпед на крыши административных зданий в Брюсселе, захватывают дома руководителей Консультационного Совета и Комитета Гарантов.

– Я обратился к народу… и воинским частям с призывом прекратить кровопролитие, задержать заговорщиков и выдать их в руки органов правопорядка…

– И мне так кажется, что задержаны будут все, за небольшим исключением… – Младший оглянулся на Старшего. – Малиновский, как я полагаю, умрет в прямом эфире…

Старший вызвал движением руки голопанель, набрал необходимый код.

– Можете на это смело рассчитывать.


Над городами снова вспыхнули кадропроекторы. И снова люди увидели доктора Малиновского.

– Я… – сказал Малиновский.

Я… я… я… – пробежало от дома к дому.

– Я должен признать свое поражение, – сказал Малиновский.


…Свое поражение – прогрохотало сверху.

Лукич и пацаны замерли. Замерли и все остальные в разгромленном вестибюле СИА. Они пытались сложить из мебели баррикаду возле входа, будто столы и стулья могли остановить стодвадцатимиллиметровый танковый снаряд.

Но Лукич полагал, что работа не даст думать о самом страшном. Поэтому приказал всем работать.

Трошин гарантировал, что еще минут пятнадцать сможет удержать бронетехнику на проспекте. Три танка уже горели в самом начале площади, а еще два на проспекте сжег вертолет Патруля, вызванный Трошиным.

Больше штаб на призывы Трошина не реагировал. И вообще не отвечал.

И ни с кем из Патруля Трошин связаться больше не смог. Он не знал, что во всем городе из Патрульных выжили только он и его подчиненные.

– Я решил, что могу… Что имею право, – сказал Малиновский. – Я не думал, что меня предадут в Брюсселе… Что эта Брюссельская Сука выдаст нас всех, что здесь… Ненавижу… Мы просто не смогли купить Генриха Николаевича Клева… и запугать не смогли… Жаль… Очень жаль… Я должен остаться чистым перед своей совестью… И не вижу иного выхода… Я оставил в Сети подробное досье обо всем, что произошло… почему это произошло. Ищите его… И познаете истину, и истина сделает вас свободными… и истина сведет вас с ума.

Тысячи фигур Малиновского подняли пистолеты к виску. Миллионы людей затаили дыхание, глядя вверх, туда, где указательный палец давил на спусковой крючок.

Выстрел.

Кровь залила кадропроекцию. Тысячи кадропроекций.

– Вот такой вот салют победы, – сказал Старший.

– А замечательное упоминание вас вместе с мадам Артуа можете расценивать как подарок, как наше вложение в вашу дальнейшую карьеру, – сказал Младший.

– Спасибо, – еле слышно сказал Клеев.

– Не за что, работайте. – Младший положил трубку на аппарат. – Что там в Клинике?


Торпеда зависла над двором Клиники. Первым выпрыгнул Ильин, за ним Василий. «Единица» с «двойкой», прикрывая друг друга, перебежали к открытой двери.

– Он внутри, третий подвальный уровень, – подсказал Ильину в наушнике голос Младшего. – С ним еще четверо. Один опасен.

– Уничтожить?

– В случае необходимости.

– Понял.

Ильин вошел в здание. Он не собирался торопиться, что бы там ему ни гарантировал Младший. Очень хотелось побыстрее выполнить задание, но Ильин заставил себя быть осторожным. У него еще есть несколько минут. А еще…

Майор умел отделять приятное от нужного. Жизнь приучила. Ему было бы очень приятно найти Грифа. Но он очень сомневался, что Грифа нужно найти. А раз так – торопиться не стоит. Что бы там ни говорили ему эти парни на орбите. «Паук» был случайно в его команде?

Ильин краем глаза контролировал положение своих бойцов и особенно направление, в котором смотрят их универсалы.

Вначале, думал Ильин, нужно ответить на собственные вопросы. Потом – удовольствия.


Гриф провел рукой по металлическому кольцу.

Касеев и Пфайфер удивленно переглянулись. Они решительно не понимали, зачем они стоят в этом полутемном коридоре. Если свободный агент хотел спрятаться, то выбрал не самое удачное место.

То, что он закрыл дверь в начале коридора, не могло остановить противника надолго.

– Тебе куда? – спросил Гриф у Горенко. – Туда же, куда ушли все ваши?

– Спасибо, не надо. – Капитан все еще не верил, что Гриф сможет оживить кольцо.

И этот странный вопрос: «Куда?» Из кольца в кольцо. От одного к другому. Только друг к другу. Кольца существуют парами, и ничто не может разорвать их связь… Разве что взять и выключить.

Горенко сам не знал, как это можно сделать, но видел результат.

А Гриф говорит, что может отправить куда угодно…

– Ладно, – устало вздохнул Гриф. – Давай так, ты просто подумаешь, куда тебе нужно. Подумаешь, когда будешь перешагивать кольцо. Вперед.

Горенко протянул руку, собираясь потрогать бетон внутри кольца. Бетон, о который он совсем недавно разбил лицо. Вон, кровь еще видна – черное на сером.

Капитан опустил руку, оглянулся на Грифа.

– Еще увидимся.

– Наверное, – кивнул Гриф.

– Кстати, – капитан оглянулся на журналистов, – небольшой подарок в компенсацию моральных издержек.

Капитан достал из кармана щепотку зеленой пыли.

– Этого сейчас много. И стоит оно копейки… Люди просто еще не распробовали. Возле каждого корабля этого добра полно. Берешь щепотку, растираешь, вдыхаешь… И получаешь свою порцию счастья… Только не злоупотребляйте.

Горенко шагнул в кольцо, чуть пригнувшись.

– Черт! – вырвалось у Касеева.

– А вы думали, – еле заметно улыбнулся Гриф. – Хотя если честно, я и сам фигею.

Он повернулся к больничной каталке, на которой лежала Маша. Взялся за ручки и толкнул вперед, к кольцу. Колесики уперлись в нижний край.

– Помогите, – попросил Гриф.

Касеев подошел, взялся за каталку с другой стороны, они вместе с Грифом переставили колесики через край кольца – вначале передние, потом задние.

Касееву показалось, что бетон за кольцом прогнулся, отступая, пропуская каталку. А когда они отпустили ручки, каталка исчезла и бетон вдруг снова оказался на прежнем месте.

– А что с нами? – спросил Пфайфер.

– Прошу. – Гриф указал рукой на кольцо. – Полагаю, выйдете в своей любимой конторе. В Сетевом Информационном Агентстве. Где-нибудь в подвале.

Что-то грохнуло от входа на уровень.

– За нами пришли, – засмеялся невесело Гриф. – Нужно поторопиться. Там, на месте, ничему не удивляйтесь. Там сейчас… странно там сейчас… Увидите старшего лейтенанта милиции Николаева, он еще отзывается на Лукича, поклон ему от меня и скажите, что я слово свое помню. И сдержу…

Снова грохнуло.

– Мы никому ничего не расскажем, – пообещал Касеев. – О том, что видели… Не выдадим…

– Наверное, вы даже постараетесь. – Гриф хлопнул его по плечу. – Боюсь, что времена гордого молчания на допросах уже прошли. Есть такая пакостная штука, как молекулярный зонд. Вы расскажете все, что видели, что знаете… Счастье, что вы ничего не знаете. Столько всего вам показали и рассказали, а правды… Была и правда. Может быть, вы ее поняли, может быть, даже сможете помимо всего прочего рассказать на допросе… А вот захотят ли ее понять те, кто будет вас допрашивать… До свидания.

Касеев шагнул в кольцо. Пфайфер остановился.

– Знаете… – сказал оператор. – С нами в Севастополе был сержантик, морпех. Дошел до вертолета, а когда мы стали грузиться, он исчез. До сих пор думаю, куда и зачем он мог уйти…

– Куда? – переспросил Гриф. – Куда… Это все просто. Он взял автомат и ушел к кораблю… И вошел в корабль, несмотря на то что глаза… У него было много злости, ярость и три запасных магазина к автомату. А хватило одного.

Гриф потер лоб.

– Это к вопросу «куда». А к вопросу «зачем»… Сержант до сих пор не понял. Иногда ему кажется, что вот-вот… еще немного… Прощайте, – сказал Гриф.

– Прощайте, – сказал Пфайфер и ушел в кольцо.

Дверь в конце коридора рухнула.

Гриф несколько секунд постоял перед кольцом, словно размышляя, не остаться ли, потом шагнул вперед.

Он еще не ответил на тот вопрос. Ответ еще нужно найти. Ответ на очень простой вопрос.

Зачем?