Зурабян Гарри. Гекатомба

   С момента первой встречи с Аглаей, Валера несколько раз забегал проведать ее и Мавра, гулял с собакой. Он был в восторге от умного и преданного пса. Случалось, Валера брал Мавра и они уходили вдвоем на берег моря, часами сидели молча, глядя на рассекаемую яхтами, нежную, голубовато-бирюзовую поверхность пролива. И в этом безмолвном постижении прекрасного Валерка ощущал превосходство животного. Мавр никогда - ни голосом, ни поступком, не дал ему это почувствовать, но он был твердо уверен: сидящая рядом с ним собака знает и понимает об этом мире куда больше людей. Иногда Аглая просила прихватить Кассандру. Последняя сворачивалась клубком у него на коленях, закрывала лапами и хвостом мордочку и умиротворенно засыпала. Ее черный, влажный нос забавно трепетал и вздрагивал, жадно вдыхая прохладный, соленый, морской воздух.
   Проходя мимо калитки, Валерка невольно замедлил шаги и испытал жгучее желание зайти. Даже протянул руку к выведенному звонку, но в последний момент передумал. Он не мог и на миг представить, что в нескольких шагах , за освещенным окном в уютной кухоньке Аглая только что сделала выбор, который будет иметь самое непосредственное отношение к его дальнейшей судьбе. Гладков постоял несколько минут рядом с воротами, ощущая особенную, нестерпимую тоску - даже не зеленую, а глухо- черную, затем решительно повернулся и пошел домой.
   Войдя в квартиру, он включил свет в прихожей и обессиленно прислонился к стене. Взгляд затравленно скользнул по дверцам шкафа. Между ними виднелся кончик газового шарфа. Гладков почувствовал, как похолодели руки и по спине заструились капельки пота. Прежние страхи, как волки из засады, рванулись из темных закоулков квартиры, намертво вцепившись, силясь опрокинуть навзничь и - душить, терзать, рвать его на части. Он понял тщетность всех своих надежд. Не будет завтра ни предложения Ольге, ни похода в ЗАГС, ни обычного нормального выходного дня. И если он хочет, чтобы все это в действительности когда-нибудь состоялось, необходимо завтра, не откладывая, идти к Ваксбергу и рассказать обо всем, что с ним происходит. Откуда у него мужской зонт, очки и женский шарф, - вещи, пришедшие из его ночных кошмаров?
   Валера прошел на кухню, заварил двойную порцию кофе. Он боялся спать. Сон превратился в глумливого и безжалостного палача, посадив его в тесную клетку кровавого ужаса. Во сне виделось такое, от чего запросто можно было однажды вообще не проснуться. Его начинал бить неукротимый, огненно-ледяной озноб при одной только мысли, что сны - столь же реальны и осязаемы, как и вещи, невесть откуда взявшиеся.
   Он знал, что в городе произошли три зверских убийства. С будущими жертвами Валерка хоть раз в своей жизни, но встречался. Кондратьев, зав. промышленным отделом. Лизунов, начальник управления жилищно-коммунального отдела горисполкома. Бурова, зав. общим отделом и общественной приемной. С первым Гладков имел "счастье" схлестнуться во время забастовки водителей автопарка. У Лизунова - был на приеме по поводу починки кровли в доме. На пятом этаже жил инвалид Великой Отечественной войны, чья квартира во время дождей превращалась в душевую. Старик-инвалид, бывший командир Т-34, прошедший от Москвы до Берлина, оказался бессилен пробить чиновничью броню. Хлопотал за него Валерка. И последняя, Бурова, никак не желавшая записывать его на прием к мэру для решения вопроса о материальной помощи в оперативном лечении матери.
   Вспоминая всех троих, Гладков, как и впервые, ощутил резкое чувство отвращения и неприязни. "Люди-кресла", способные мимикрировать и перевоплощаться в зависимости от "курсов" и "линий". Это Союз рухнул, а ее величество система, как Кощей Бессмертный, продолжала существовать и процветать. Главным образом, благодаря кондратьевым, лизуновым и буровым, прочных под напором любых ветров, устойчивых в любой среде и из года в год все более равнодушно-дубовых, как и столы, за которыми они извлолят либо принимать, либо выталкивать взашей холопов-подданых.
   Гладков с содроганием вспомнил последнюю встречу с Буровой на Центральном рынке. Действительно ли он хотел тогда ее убить или это - всего лишь разыгравшееся воображение? Он знал, что эти трое были убиты чудовищным образом: им перерезали горло. Но за много недель до того, Валерий Гладков, рядовой водитель из колонны ь2 АТП-13564, знал, как это будет выглядеть. По крайней мере, с Буровой. Знал настолько хорошо, как-будто сделал это сам. И этой мысли он боялся больше всего...
   Валерка прошел в комнату, отхлебывая горячий кофе. Включив свет, прищурившись, оглядел длинные стеллажи с книгами. При виде книг он всегда успокаивался. Это был его единоличный необитаемый остров, на котором он мог спрятаться, отдохнуть измытаренной душой, набраться сил и надежды.
   Выбирать стоило нечто захватывающее и интересное, чтобы бодрствуя, пережить жуткие ночные часы. Впрочем, выбора, как такового, не существовало. На журнальном столике давно ждали любимые книги по аттике и истории Древнего мира. Он с нетерпением открыл на месте оставленной закладки "Предшественников христианства (восточные культы в Римской империи)" Куна и, постепенно отрешаясь от действительности, с упоением углубился в чтение, периодически открывая ту или иную книгу, делая пометки в толстую общую тетрадь. Лишь несколько раз он оставлял это занятие, чтобы приготовить новую порцию кофе. Когда за окнами начало светать, усталость и напряжение сломили его, но ночь он пережил, а днем страхи покидали его, уползая в дальние норы памяти. Он так и заснул на диване, полураздетый, с наброшенным на ноги теплым, пушистым пледом, среди разложенных кругом книг и записей. На его груди, в такт дыханию, мерно покачивался черный фолиант с золотым тиснением на корешке "Словарь античности". Книга была раскрыта на стр. 561, буква "Т", где в алфавитном порядке значилось: "Таблиний. Табу. Табула Раза. Табулярий. Тавр. Таврида. Тавроболий. Тавромений. Таинства. Тайгет. Тайхоскопия. Таксида. Тактика."
   Конец страницы...
   ДНЕВНИК УБИЙЦЫ.
   Я СДЕЛАЛ ЭТО! Весь город обсуждает! Это сделал Я! Я убил трех "поводырей". Осталось еще девяносто семь. Как жалки и беспомощны были они перед порогом Вечности. Теперь я знаю точно: это были не настоящие "поводыри". Они купили всего лишь себе это священное право. А Я - один из тех, кого они вели, учили, над кем издевались, кого не раз предавали, презирали и ненавидели, Я сделал их ничем и никем! Они думали, что всегда будут главными в этом городе, но я обманул их надежды. Теперь главный здесь - Я! Я - проводник смерти! Только жертвенная кровь сможет помочь их уставшим от лжи и зла душам воссоединиться с вечностью, не остаться в рое бесприютных, проклятых душ.
   Я сделал это и получил причитающееся мне вознаграждение. Отныне я не буду делать грязную работу. Отныне никто не посмеет мне приказать, унизить, оскорбить меня. Я узнал себе цену. Цена эта - свобода. Впереди, сзади, слева и справа есть Я ОДИН. И только надо мной, высоко, есть Бог. Но царство его придет после смерти. Здесь, на Земле, я -единственный хозяин, воин, мужчина и землепашец.
   У меня скоро будет все, о чем я когда-то мечтал: уютный дом, любимая женщина, мои наследники. Вернутся старые друзья, чтобы порадоваться моему освобождению. Придут, наверное, и мои враги. Но теперь они не страшны мне. Я убил своих "поводырей", а с врагами я договорюсь.
   Я наконец-то купил себе приличную одежду. Мне стало приятно выходить на улицу. Я полюбил гулять среди толпы. Теперь там я - свой. Мне ужасно хочется рассказать им всем, что я сделал, чтобы они порадовались вместе со мной, как я стал свободным. Но я не могу, не имею права это делать потому, что среди них, наверняка, найдутся те, кто тоже захотят разобраться с "поводырями". Этого допустить я не могу. Я - единственный избранный. Я первый догадался, что поводыри - обманщики и шарлатаны. Но как хочется рассказать!
   Я должен постоянно быть среди людей. Я умею многое - руками, ногами и головой. Голова у меня - самое дорогое. Я должен ее беречь, потому что она сделала меня свободным от "поводырей"...
   Я думаю, мне надо быть скромнее... Я, безусловно, счастлив. Но мой вид может насторожить помощников "поводырей". Сейчас такое время, что счастливым не может быть никто. Абсолютное счастье - это отсутствие надежды. Что такое надежда? Это желание получить то, чего нет. А чего нет сегодня у многих? Еда, деньги, место на определенном уровне в обществе, различные блага, возможно, что-то еще... Ах, да, забыл - здоровье. Если его нет, то вряд ли будет все остальное. И, все-таки, главное не это, даже вместе взятое. Главное - покой в самом себе. Не то, чтобы уже не на что надеятся и не то, что хочется надеяться на слишком многое. Просто однажды вдруг понимаешь: то, что есть - это так ценно, этого так много (хотя можешь вообще ничего не иметь), что надеятся на что-то еще просто бессмысленно, это "что-то еще" - не переварить...
   У меня появилась новая работа. Она позволит мне проникнуть в святая святых человека. Я научу его думать и освобожу от рабства "поводырей". Основную физическую работу, конечно, придется делать самому. Этот этап слишком ответственный, чтобы кому-то его доверить. Но чтобы завершить освобождение, необходимо подготовить как можно больше людей. Внутренне, духовно они должны быть готовы к моменту, когда я провозглашу час свободы. Люди должны будут четко знать, кто они есть с этого момента, чем им заниматься, как пользоваться обретенной свободой, что принять, а что и отринуть - без жалости, окончательно и безповоротно.
   Я нашел самую совершенную за все прошедшие тысячелетия систему влияния на человеческий мозг. Я ничего не создавал и не изобретал заново. Просто я знаю, как наиболее эффективно использовать то, что уже придумано и существует. Завтра - НАЧАЛО, как оно сложится? В любом случае, я верю в себя и свои силы.
   Я буду Главным Жрецом в этом таинстве отсечения власти от свободы. Власть - сама по себе, а свобода личности - неприкасаема и священа. Я заранее беру на себя весь тяжкий грех человеческого жертвоприношения. Надо мной только Бог и я в ответе только перед ним. Никаих солдат свободы, посредников-священников, наемников и фанатиков. Где одиночка, там нет предательства. Большинство великиих дел потерпело крах именно потому, что мессии доверились помощникам и ученикам, которые на поверку оказывались, в большинстве своем, людьми ограниченными, алчными, своекорыстными и слишком слабыми духом для того, чтобы всецело проникнуться идеями мессий. Я такой ошибки не сделаю. У меня будут сотни, тысячи помощников, чтобы влиять на умы людей. Но счет головам я буду вести сам...
   Не успел Звонарев переступить утром порог кабинета, как его "обрадовал" Миша Жарков:
   - Юра, у нашего шефа крыша поехала.
   - Вот и чуднеько, а то у него вид слишком здоровый был. Помнишь Никитина, нашего первого Папу? Как он говорил? Идешь работать в угрозыск, настраивайся, что со временем мозги, как Пизанская башня, набекрень будут. Что у тебя по связям? - переменил он тему.
   - Их связи - сто пятьдесят тысяч населения города... девяносто процентов которого вполне могли при благоприятно сложившихся обстоятельствах отправить всех троих в поля вечной охоты Виниту. Общенародная любовь к ним и на троечку не тянет. Да и коллективчик у них еще тот серпентарий!
   - Кончай материться, - улыбнулся Юра. - Серпентарий, - передразнил он, - не смей гадов оскорблять.
   Они помолчали.
   - А с чего ты взял? - Юра выразительно покрутил пальцем у виска.
   - Ты о шефе? Представь, заходит сегодня ни свет, ни заря и спрашивает: "Михал Михалыч, у вас, говорят, овчарка дома есть, большая умница...". Я киваю: - Да, кобель, шесть лет. - А он мне: "Вы у него никогда странностей не замечали?" Я ему: - В каком смысле ? - Он замялся, потом выдает: "Например, чтоб ваша собака общалась с вами мысленно или... улыбалась, подмигивала?". Юра, я о-бал-дел!!!
   - Он, наверное, вчера у Осеневых гостил.
   - Причем тут они?
   - У Аглаи есть собака по кличке Мавр. Здоровенный волкодав, но псина феноменальная. Впрочем, и кошечка у нее - тот еще фрукт.
   - Тебе не кажется, что все помешались на этой "феноменальной" семейке? Только и слышишь о них в превосходной степени. Юра, ты у них часто бываешь, она, действительно, экстрасенс?
   - Не экстрасенс, а натуральная ведьма, со всеми вытекающими из этого факта обстоятельствами.
   - И на метле летает? - засмеялся Михаил.
   - Метла... - небрежно бросил Звонарев. - Она занимается левитацией.
   - Врешь! - уверенно провозгласил Жарков. - Спорим?
   - Извини, Миша, на Аглаю не могу спорить.
   - Жалеешь?
   - Господь с тобой, сатрапик, как говорит Осенев. Боюсь! Есть в ней что-то потустороннее. Черт ее знает, но спорить - уволь. Ладно, Миша, осеневская семейка может подождать. Что у тебя со списками?
   Часа три они молча изучали списки. Наконец, Жарков не выдержал:
   - Не могу больше, мне червяк весь желудок изгрыз. Может, прервемся?
   - Ставь чайник, - ответил Звонарев, не отрываясь от бумаг.
   Миша, потягиваясь, мечтательно произнес:
   - Хоть бы Осенев забежал. Классные пирожки он вчера принес.
   - Помечтай, - откликнулся Звонарев. - Не все коту масленица.
   В дверь постучали, приоткрывая. Показалась голова Осенева.
   - О, - не удержался Миша, - вспомни, как говорится, "Голос Приморска", вот и... оно.
   - Спасибо на добром слове, сатрапики, - улыбнулся Димка.
   - Тебе чего, мальчик? - спросил Юра, откидываясь на спинку стула и потирая виски. - Самокат нашел?
   - Ага, - радостно сообщил Дмитрий. - На нем, оказывается, опергруппа на задержание выезжала.
   - Что не заходишь? Сейчас сквозняком башку отшлепнет, а у нас и без тебя в городе "всадников без головы" хватает.
   - Я не один, с дамой.
   - Надеюсь, это не Альбина?
   - Нет. Сейчас приведу, я только хотел убедиться, что вы уже встали. Вдруг, думаю, еще в исподнем, не одеты, не умыты...
   - Постой, - Звонарев резко поднялся, - ты не с Аглаей ли пожаловал?
   Дверь распахнулась и Дмитрий пропустил вперед жену.
   - Глазам своим не верю! - воскликнул Юра. - Девочка моя, что он с тобой сделал, если ты решила почтить вниманием нас, убогих?
   - Грязный шантаж, - с деланным негодованием ответила Аглая.
   - И что же этот негодяй откопал?
   Она приняла невинный и смущенный вид:
   - Как говорил великий Ришелье: "На земле нет ни одного человека, которого нельзя было бы за что-нибудь повесить".
   - Мы ему отомстим, - с готовностью заверил ее Юра.
   - Мне или Ришелье? - поинтересовался Осенев.
   - Тебе, родной, тебе.
   В это время в коридоре послышался громкий лай.
   Звонарев изумленно поднял брови:
   - Да вы, никак, с детьми пожаловали?
   Жарков распахнул дверь, но тут же отпрянул, увидев огромного черного пса.
   - Мавр, - заметила Аглая, - перестань пугать сотрудников уголовного розыска.
   В коридоре на скамейке стояла объемная кожаная сумка, к которой пытались подступиться сотрудники милиции. Правда, безуспешно. Двое были с автоматами.
   - Чья сумка и собака? - послышался грозный окрик одного из них.
   - Извините, - быстро сориентировался Осенев, - это наши люди.
   - Что в сумке? - спросил высокий человек в гражданской одежде, с холодным взглядом.
   - Все нормально, Коля, - выступил вперед Звонарев. - Это - к нам.
   Дмитрий подхватил сумку и попытался вернуться в кабинет. Его остановили. Но судя по виду, ситуация крайне его забавляла и доставляла удовольствие. "Коля", между тем, не унимался, поставив цель докопаться до дна сумки.
   - Что там? - вновь спросил он, полностью проигнорировав замечание Звонарева.
   - Кошка, - ответил Осенев.
   - Коля, там действительно кошка, - натянуто улыбнулся Юра.
   Пока автоматчики незаметно, но профессионально, отсекали Осенева от дверей кабинета, несгибаемый Коля решительно протянул руку за сумкой, не спуская с Дмитрия бдительных чекистских глаз.
   - Что здесь происходит? - послышался голос с противоположного конца коридора.
   Все развернулись, кроме автоматчиков, по-прежнему, державших под прицелом Дмитрия. Быстрым шагом к живописной группе приближался Кривцов. Увидев Осенева и собаку, поздоровался.
   - Мы пришли, - просто сказал Димка, - всей семьей.
   - В сумке, надо полагать, Кассандра?
   Осенев раскрыл полностью чуть приоткрытую молнию и из сумки показалась кошачья мордочка. Кошка потянулась, зевнула, продемонтстрировав пасть, которой позавидовала бы и барракуда и обвела столпившихся людей откровенно скучающим взгдядом.
   - Красивая тварь! - с восхищением произнес Коля.
   Мавр угрожающе зарычал, а Кассандра, моментально сбросив маску безразличия, выгнула спину и, зло сверкнув глазищами, зашипела.
   - Ты смотри! - не удержался от комментария один из автоматчиков.
   - Будьте, пожалуйста, повежливее и... осторожнее, - послышался предостерегающий голос Аглаи. - Они не любят это слово.
   Не сговариваясь, все обернулись в ее сторону. Сотрудники милиции, исключая Звонарева и Кривцова, в изумлении уставились на нее. Они не сразу поняли, что в облике женщины присутствует нечто странное. Спустя минуту общего молчания, кто-то шепотом, не удержавшись, выдохнул:
   - Она же... слепая! Но как она...
   Осенев окаменел при этом замечании. Звонарев выглядел растерянным. На лице Кривцова промелькнула гримаса неудовольствия.
   - Аглая Сергеевна, - извиняющимся тоном проговорил он, - пройдемте ко мне в кабинет. - Он учтиво взял ее под локоть и повел прочь от молчаливой и ошарашенной группы коллег.
   Мавр, взяв в зубы сумку с Кассандрой, не спеша двинулся следом за начальником угрозыска и своей хозяйкой.
   - Представление окончено, спасибо за внимание, - Звонарев втолкнул в кабинет Осенева и Жаркова. Закрыв дверь, зло накинулся на друга: Довыеживался?! Тебе надо было не на журфак идти, а в придворные шуты. Был бы лучшим полудурком всех времен и народов!
   - Не ори на меня! - прорвало Дмитрия.
   - На тебя не орать, а к стенке ставить надо, - уже тише заметил Юра. Не можешь без эффектов, на собственной шкуре эспериментируй, понял? Нет чтобы, по-человечески, зайти в кабинет, с женой, собакой и кошкой. Думаешь, я не знаю, зачем ты сумку в коридоре оставил? Хотел нас на вшивость проверить, спонтом, кто-то в коридоре бомбу оставил. Дурак! Когда ты уже в "молодо-зелено" наиграешься?
   - Не было у меня "молодо"! - краснея, начал заводиться Осенев. - Мое "молодо" в Афгане "зеленка" покромсала, пока вы все тут в "одобрямс" и в "ладушки" играли.
   Звонарев тяжело, из-под лобья, уставился на друга.
   - Ну, скажи! Скажи еще, что ты меня туда не посылал! - запальчиво продолжал Дмитрий.
   - Я тебя сейчас пошлю так далеко, раз и навсегда, что ты рискуешь никогда юольше ко мне не вернуться.
   Они зло смотрели друг на друга.
   - Эй, мужики, - Миша осторожно втиснулся между ними, - а слабо перестрелку устроить?
   Осенев расслабился, неловко тряхнул Юрия за плечо:
   - Ладно, извини. Что-то я в последнее время всех в дурацкое положение ставлю...
   Звонарев кивнул и тоже хлопнул его по плечу:
   - Да и я... погорячился... Неловко как-то с Аглаей получилось.
   - Ой, чайник кипит! - пытаясь скрыть неловкость, засуетился Жарков. Идите чай пить, горячие приморские парни.
   - Я сейчас, - Димка быстро вышел из кабинета.
   Звонарев сел за свой стол и уткнулся в бумаги, но сосредоточиться не получалось. "Зажрался, сукин сын! - зло подумал он. - Ни дня без своих вонючих приколов прожить не может. Или контуженные все такие? Время от времени с тормозов соскакивают. Нормальный, вроде, мужик, но нет-нет и начинает из него дерьмецо, как из канализации переть: все кругом сволочи и все ему должны за его гребанные фронтовые годы. А, может, не ненависть это, а боль? И не на голову он контуженный, а на то, что глубоко внутри, чему и названия-то нет. Душа? Нутро?
   Он все пытается выпендриться, на виду и на слуху быть. Не оттого ли, что в Афгане полтора года, как стиснутая до упора пружина, существовал? Укрыться, спрятаться, стать невидимым - значило остаться в живых, перехитрить смерть, отгородиться от страха. Полтора года - ползком, перебежками, на брюхе, распластавшись по земле, вжимаясь в траву, песок, в камни и даже в воздух. А теперь ограничитель сняли и его прорвало. Теперь он жмет до упора других, порой, самых близких и дорогих, часто неосознанно.
   Война гипертрофировала в нем инстинкт самосохранения, превратив в упреждающе-ударную дубину. Вообще-то зря я на него наехал, еще и при Михаиле. Интересно, куда это он рванул и вернется ли?"
   Осенев вернулся. В руках у него был пакет, от которого по кабинету поплыл знакомый операм запах сдобы и горячих пирожков. Жарков шумно втянул в себя воздух:
   - Димыч, неужели? Мои любимые... с калюнчиком цианистым.
   - Пока гражданин начальник с моей супругой беседовать изволят, давайте поедим.
   - Я - за! - Миша с готовностью подскочил из-за стола.
   - Юра, а ты? - осторожно спросил Осенев.
   - И ты еще, мальчик, спрашиваешь? Когда это менты от халявы отказывались? Все, заканчиваю.
   Спустя несколько минут, они с аппетитом принялись за еду.
   - Кстати, Дима, - нарушил молчание Жарков, - прости за нескромный вопрос. Сколько тебе платят? - Он кивнул на стол: - Широко живешь. Или коммерческая тайна?
   - Угу, тайна, - промычал Дмитрий с набитым ртом. - Ты в налоговую звякнешь, а мне Альбина потом вырванные годы сделает.
   - У вас вакансий нет случайно?
   - Опоздал, сатрапик. Была, но уже мужичка взяли. Без образования, правда, но талант от Бога.
   - Не боишься конкуренции? - спросил Юра.
   - Мы с ним параллельными курсами идем. Он по "социалке" работает.
   - Павлов? - Юрий перестал жевать. - Это его статья "Затеряный мир", о бомжах на свалке? Сильно написано. Видно, талант у мужика. Павлов псевдоним или настоящая фамилия?
   Дмитрий кивнул:
   - Настоящая. Он еще и тезка твой, тоже Юра.
   - Кем он раньше работал? - поинтересовался Миша.
   - По-моему, связистом. Потом его, вроде, сократили. Точно не знаю. Я с ним толком и не общался: "Здрасьте - до свиданья" - и все дела. Если честно, просто некогда. Но Машуня наша ему прозвище интересное дала - Наг.
   - Это из "Маугли"? - решил блеснуть эрудицией Жарков.
   - Миша, - снисходительно заметил Юра, - ты когда последний раз сыну книжки читал?
   - А! Вспомнил! Киплинг, про мангусту - змеи Наг и Нагайна. За что это она его так уделала?
   Димка пожал плечами:
   - Говорит, взгляд у него временами, как у кобры - жуткий и немигающий.
   - Честно говоря, неплохой зверинец у Альбины подобрался, - засмеялся Жарков. - У тебя тоже прозвище есть?
   - Вепрь, - усмехнулся Димыч. - Но это облагороженное. Свиньей меня назвать Машуне воспитание не позволяет, я ведь в "отбросах" роюсь, пояснил он.
   - А кто мы по ее классификации?
   - Да что-то французское, - смутился Димыч и неопределенно помахал в воздухе рукой. - Ну-у, типа там, Жерминаль, Жизель, Жорж Санд, с примесью египтологии.
   - Иди ты! - изумился Михаил. - И как это звучит?
   - Жкнвз, - скороговоркой пробурчал Осенев, не уточняя вслух, что именно это означает.
   - Как-как? - не понял Михаил.
   - Вот пристал... Скарабеи! В Древнем Египте - священные насекомые, между прочим.
   В кабинете повисло неловкое молчание.
   - Между прочим, говоришь? - ласково переспросил Жарков. - Насколько мне известно, скарабеи - это навозные жуки.
   - Миша, съешь плюшечку, смотри, какая румяненькая, - заискивающе произнес Осенев.
   - Какой у нас разговор пошел содержательный, - заметил ехидно Звонарев.
   Осенев непроизвольно глянул на часы:
   - Благоверная-то моя задерживается. С самого утра предчувствие гадкое и на душе тошно.
   - Не дергайся, - осадил его Юра. - Ничего с твоей Аглаей не случится.
   - Зря ее втянул в это дело. Но все так спонтанно получилось. Я было передумал, а тут вчера ваш Кривцов, нарисовался - не сотрешь. Приехал за снимками, ну и... закрутилось.
   - Все нормально будет, - успокоил его Миша. - Мы сейчас несколько этапов перспективных отрабатываем.
   - Каких? - безразлично спросил он.
   Но оперов его тон не обманул.
   - Всяких, - честно глядя ему в глаза, ответил Звонарев.
   - Тоже мне, пинкертоны, - фыркнул Димка. - Небось, списки работников мясокомбината и приема граждан. Не пересекались ли пути-дорожки?
   - Мальчик, - проникновенно проговорил Юра, - я знаю, что у тебя среди наших есть "источники, заслуживающие доверия". Ты их, конечно, под пытками не выдашь. Но меня беспокоит, что они могут продавать информацию не только тебе.
   - Пообещай, что все, что я тебе скажу, не выйдет за эти стены.
   - Дальше точно не выйдет, но выводы я буду делать сам.
   - Сколько угодно, - нагло ухмыльнулся Димыч. - Сатрапики, - он сочувственно посмотрел на оперов, - вы даже представить себе не можете, сколько информации можно скачать из таких прозаических вещей, как коридоры, туалеты, буфеты, ближайшие к вашим учреждениям кафешки, барчики и прочее, прочее, прочее. Но и это не все. К журналистам сами знаете какое отношение: недоверие и антипатия. Начальники в высоких кабинетах, когда у них берешь интервью, такими хитросделанными выглядят: все мысли профильтровали, ответы умные, осторожные. Одним словом, провели, мол, этих засранцев-щелкоперов. А ты сидишь себе спокойненько, киваешь на его "мудрый" словесный бред, а сам незаметно по сторонам - на хозяина, на интерьер кабинета, но больше - на бумаги на его столе: указы, приказы, постановления, директивы и, конечно, же - на резолюции. И ничего сложного, надо только быстро уметь читать верх ногами. Вот из таких мелочей, плюс знание положения в регионе, плюс другие "источники", и складывается общая картина.