Зурабян Гарри. Гекатомба

   - Ты веришь в это? - Гладков не смог скрыть иронии.
   Аглая вновь улыбнулась в ответ:
   - Мне нравится легенда христиан об Иисусе Христе, но я - сторонник теории Дарвина. В основе первой - покорность и неизменный порядок вещей. Вторая - предусматривает работу ума и напряжение чувств самого человека, говорит о бесконечности Вселенной, многообразии форм жизни в ней, а это значит, вокруг - ступеньки бесконечной лестницы. Она простирается не только во времени и пространстве, но и в глубинах человеческого сознания, его внутренного "эго". Нет греха и раскаяния, есть поступок и его отражение.
   - Ты не веришь в Бога?
   - Я верю в Природу, ее красоту, терпение и мудрость. - Она встала: Валера, давай еще чайку?
   Гладков поднялся из-за стола:
   - Нет, спасибо. И так загостился. Мне завтра после выходного в первую смену. Но, честное слово, я так рад, что решился прийти сюда.
   - Где ты работаешь?
   - В автопарке, 19 - ый маршрут. Номер у меня запоминающийся: 01-03, "пожарные", "скорая".
   - 02 не хватает.
   - Не люблю их, - неожиданно резко проговорил Гладков.
   - Приходилось контактировать? - улыбнулась Аглая.
   - Тьфу-тьфу, миловало, но насмотрелся. Автовокзал же рядом с Центральным рынком. Одно слово - стервятники.
   - Никогда не сравнивай людей с животными и растениями, - серьезно заметила Аглая. - Последние этого не заслужили. А вообще, я рада, что мы познакомились. Еще раз спасибо за подарки. Так трогательно и приятно. Приходи в любое время. - Она мягко придержала его за руку: - Только не приноси больше ничего, ладно? Мы и без того будем рады.
   Оглянувшись у ворот, он помахал им на прощание рукой, стараясь подольше сохранить в памяти огненно-рыжую Аглаю и двух ее угольно-черных друзей - Мавра и Кассандру.
   КАССАНДРА: - О-ох, и намучаемся мы с ним.... Ты заметил, какой тонкий круг над его головой? Еще не смерть, но и не жизнь.
   МАВР: - Он очень одинок.
   КАССАНДРА: - Ему надо завести подругу и маленького человека.
   МАВР: - Он хочет собаку.
   КАССАНДРА: - Мавр, как ты думаешь, если ему предложить и кошку, он откажется?
   МАВР: - Думаю, будет заботиться о ней. Кассандра, ты ничего не почувствовала в нем? Внутри?
   КАССАНДРА: - Сумерки... Туман, дождь, очень тихо и холодно.
   МАВР: - Он не знает самого себя и это может плохо кончиться. Очень плохо.
   КАССАНДРА: - Вечно с людьми какие-то проблемы! Они стали такими нервными, злыми, жадными и у них, по-моему, совсем нет мозгов. Они не только нас разучились понимать, но и друг друга - лгут, убивают, изменяют, предают, воруют. Когда смотришь на все это трезвыми глазами, просто шерсть дыбом встает!
   Дмитрий Осенев, а попросту - Димыч или Димка, сидел в редакции городской газеты "Голос Приморска". Рабочий день заканчивался, но он с нетерпением ждал телефонного звонка. Позвонить должна была одна из его давних знакомых - Татьяна Рожкова. Она работала в городской больнице ь1 медицинской сестрой хирургического отделения. Их связывала многолетняя дружба. С тех пор, когда Осеневы и Рожковы жили в коммуналке. Со временем, все соседи получили отдельные квартиры, но что случается довольно редко - в одном микрорайоне. Поэтому дружеские отношения взрослых и детей не только не прервались, но и укрепились, получив оперативный простор на дополнительных квадратных метрах.
   Дима и Таня в детстве разительно отличались друг от друга, внешне и внутренне. С годами они так же отличались, но при этом поменявшись ролями. Он - толстый, неуклюжий, русоволосый, с ярко-голубыми, смешливыми глазами, ртом и ямочкой на подбородке был полной противоположностью худой, стройной, чероноволосой, кареглазой, волоокой и задумчивой Татьяне. Повзрослев, Дмитрий превратился в физически крепкого, высокого молодого человека, с умным, проницательным и ироничным взглядом. Татьяна стала пухленькой, невысокого роста, веселой хохотушкой, с двумя ямочками на щеках. Оба были молоды, успели получить специальность, но Осенев не был женат, а Рожкова успела "сходить замуж". Отбыв от звонка до звонка "пять лет каторги", она развелась, устав от делового мужа.
   - Хочу нормальную семью и детей, - жаловалась она Димычу. - А у этого "деловара" одни холдинги, транши и лизинги на уме. Я замуж за мужика выходила, кто ж знал, что он киборгом окажется?
   Димыч глянул на часы, достал сигарету, но прикурить не успел. Дверь в кабинет резко распахнулась: на пороге стояла "свой в доску парень Танька-Рожок".
   - Ты готов, едем? - с порога, запыхавшись, выдохнула она.
   - Присядь, на тебе лица нет, - Димка закурил.
   - Уф-ф! - Татьяна осторожно придавила стул к полу своими восмьюдесятью ккилограммами при росте метр пятьдесят пять. - Жарища, сдохнуть можно! Дай попить чего-нибудь.
   - А насчет поесть? - его глаза озорно сверкнули.
   - Смейся, смейся, - одним махом опрокинув в себя кружку "Фанты", она кивком поблагодарила Дмитрия и проникновенно заметила: - Димыч, ты только что человека от смерти спас. Тебе зачтется.
   - Я ждал звонка, - как бы между прочим напомнил он.
   - А, - отмахнулась она, - меня ребятки со "скорой" подвезли. Им по пути было.
   - Ты договорилась?
   Она кивнула, деликатно зажав рукой рот:
   - Извини, из меня твоя "Фанта" назад лезет. Пожалел, наверное. - Она посерьезнела: - Договорилась, только... Димка, я тебя умоляю: сильно на нее не дави. А то я твою манеру знаю - если ты в кого вцепишься, такового потом даже в анатомичку не возьмут для нужд науки.
   Осенев изобразил на лице кротость и смирение.
   - И не смотри на меня, - отрезала Татьяна. - Все твои приколы наизусть знаю! Договорились? Ведешь себя вежливо, учтиво, корректно...
   - Танюха, - перебил он ее, - что-то не пойму, ты с Английским клубом об интервью договорилась или с ведьмой?
   С минуту она молча, с интересом, раглядывала его, будто видела впервые.
   - Что ж, - ответила спокойно, налюбовавшись его ироничным видом, - я тебя предупредила.
   Дмитрий легко поднялся из-за стола, загасил окурок. Подойдя к Тане, ласково приобнял ее за талию и, глядя с мольбой в ее глаза, проговорил обреченно:
   - Танюша, у меня к тебе огромная просьба. Учитывая нашу давнюю дружбу, не откажи, родная. Если твоя ведьма превратит меня в жабу, позволь мне жить у тебя в коробочке из-под "Фиджи". Ты будешь кормить меня большими, жирными мухами?
   - Осенев, и когда ты повзрослеешь! - засмеялась она, отпихивая его.
   Золотисто-медовые летние сумерки, перевитые алыми лентами заката, плавно струились к распахнутому окну. Навстречу им волнами перекатывались звуки полонеза. И сумерки, возносясь на гребни волн, колыхались загадочными тенями, рассыпаясь и опадая бархатными лепестками предвестников ночи.
   Земля не спеша меняла декорации в театре людей. Опускался занавес на сцене комедийного, гротескного, драматического дня. А откуда-то с небес невидимые руки на тонких нитях уже поднимали полог ночи, обнажая лики страха, тайн, трагедий.
   Рядом с домом, из окна которого звучал полонез, остановились "жигули" четвертой модели. Из них вышли Дмитрий и Татьяна. Он вопросительно глянул на свою спутницу. Она утвердительно кивнула.
   - Да, представь себе, это она играет.
   Димка, вытянув шею, пытался разглядеть маленький дворик за небольшим, аккуратным, выкрашенным в синий цвет, забором.
   - Я представлял себе нечто подобное, - усмехнулся он. - Довоенный, на славу замастыренный дом, вековой сад и ... молодая ведьма. - Только полонез, знаешь ли, сюда немного не вписывается.
   - А ты что надеялся услышать? "Реквием" Моцарта или "Хоральные прелюдии" Баха?
   Димка замер, прислушиваясь.
   - Блеск! Дествительно БЛЕСК - увидеть, услышать и умереть. Ни "горячих точек", ни криминала, ни державных идиотов. Ничего и никого. Бездна первозданности. Неужели такое возможно?
   Смолкли последние аккорды музыки. Входная дверь открылась и Дмитрий пристально вгляделся, весь подавшись вперед, заметив мимолетный, ироничный взгляд Тани. Что и говорить, зрелище было впечатляющим. В дверном проеме стояла высокая, хрупкая девушка, с копной огненно-рыжих волос. На этом все нормальное заканчивалось. Дальше начинались сюрпризы наследственности: несвойственная рыжим смуглость кожи; классически правильные овал, черты лица и вдруг миндалевидный, восточный разрез глаз.
   Хозяйку дома обтекало простенькое, чуть ниже колен, зеленого цвета, платье. Из тех простеньких, которые дают возможность судить о хорошем вкусе и чувстве меры их обладателей. Колоритный портрет в обрамлении дверной коробки довершала огромная черная псина, из породы... Дмитрий затруднился бы точно определить породу, что-то среднее между немецкой овчаркой и крупным волком. Но что он понял наверняка - собака была из породы друзей, которые будут защищать, не разомкнув челюсти даже после смерти и которые способны умереть на могиле хозяина. Всю эту сцену Осенев охватил разом в считанные минуты. "Действительно, ведьма, - подумал с восхищением. - Что там Багамы и Канары брателл с фотомобледями - мезозойская эра! С такой бы дивой укатить на шабаш, даже на горбатом "запоре" - это круто! Так, Осенев, открой "бардачок" и достань губоскататель, - одернул себя Димыч. - Неужели правда все то, о чем рассказывала Танька? О, мой Бог, а походка... походка - держите меня, силы небесные! И такой экземпляр - безхозный. Но как уверенно идет! Одно слово - ведьма. А я, шо, до сих пор стою?! Странно... Такое чувство, будто давно упал и валяюсь..."
   Хозяйка дома, улыбаясь, шла навстречу гостям. Рядом, торжественно, в ногу, вышагивала собака. Они остановились возле машины, в ту же секунду Татьяна радостно повисла на шее у "ведьмы", не забыв потрепать по загривку пса и застрочила словами со скоростью пулемета "Максим" в фильме "Чапаев".
   Дмитрий воспользовался суматохой, открыл дверцу машины и с заднего сиденья достал пакеты и цветы. Он вдруг почувствовал себя маленьким и беспомощным. Это было выше его сил, самого отвязанного журналиста, "беспредельщика пера", как величали его в городе. На его теле шишек было больше, чем написанных им статей. Его боялись, любили, уважали и ненавидели. Но он сам испугался впервые. Больше всего бесил тот факт, что он не мог объяснить причину своей слабости, только чувствовал, что пропал... Пропал! Окончательно и бесповоротно. Наконец, он оказался с ней лицом к лицу. Она протянула руку и приветливо улыбнулась:
   - Здравствуйте. Я - Аглая. А это, - жест в сторону собаки, - Мавр.
   Дмитрий быстро переложил пакеты и цветы в левую руку и протянул ей свою правую для приветствия. Ладонь Аглаи была горячей, сухой и ему не захотелось, чтоб она убрала свою руку из его. Димыч неловко приподнес ей цветы:
   - С Днем Ангела! - и впервые в упор, как следует, заглянул ей в глаза.
   - Спасибо, - она приняла букет, тонкими пальцами прошлась по головкам колокольчиков, как по клавишам фортепиано. На лицо ее набежала легкая тень. - Жаль... - неопределенно заметила она и грустно улыбнулась.
   Осенев продолжал неотрывно смотреть на нее, пытаясь разглядеть признаки фальши или мистификации. Тщетно. Глаза не скрывали никаких тайн. Они были надежной, непробиваемой преградой, отгородившей душу Аглаи от остального мира. Девушка, действительно, была слепой.
   Все вместе они прошли в дом и Димка с интересом стал изучать обстановку. По выражению его лица можно было догадаться, что он разочарован. Ему с самого начала представлялось, что вещи в доме неминуемо должны нести оттенок способностей его хозяйки. "Танька, разумеется, приврала, - рассуждал Осенев, разглядывая стеллажи с богатейшей фонотекой и... библиотекой. - Если бы эта дива в самом деле обладала сверхъестественными способностями, о ней бы давно на каждом углу кричали. Слухи и сплетни на сегодня - самое "скоростное средство передвижения". Да и большими деньгами здесь явно не пахнет. А они - первый и верный признак "офигительных" способностей всяких колдунов, магов, экстрасенсов, ведьм и прочей нечисти. "
   Из кухни доносился оживленный женский разговор. Внезапно у Дмитрия возникло неприятное ощущение, словно к спине приставили острый нож. Он резко обернулся: на пороге комнаты сидела миленькая собачка хозяйки дома. "Вот и Отелло пожаловал, - усмехнулся он про себя. - Сейчас навалится, придушит, как Дездемону, и плакало твое интервью, Осенев.".
   - Мавр, - тихо позвал Дима пса, - иди ко мне. - Зверь не шелохнулся, лишь ярче сверкнули в сумерках глаза. - Ну, хороший, иди ко мне. - Он протянул к нему руки, раскрытыми ладонями вверх: - Видишь, у меня ничего нет. Оружие не принес и стырить ничего не успел.
   Собака поднялась и, мягко переставляя мощные лапы, двинулась к гостю, не спуская с него немигающих, диковатых глаз. Дмитрий запаниковал. "Сейчас эта зверюга подарит ко Дню Ангела своей хозяйке бифштекс с кровью. Из меня." В самый драматический момент в комнату вошла Аглая, включила бра и обратилась к собаке:
   - Мавр, он - наш гость. Хороший гость, - сделала она ударение на последних словах.
   Зверь зыркнул в сторону Аглаи, затем вновь посмотрел на Осенева. Димка готов был поклясться, что глаза Мавра горели лукавством, как у нашкодившего ребенка, а сам он, если такое вообще применительно к собаке, буквально давился от смеха.
   - Уютно у вас здесь. Душевно, я бы сказал, - он даже не пытался скрыть сарказм.
   - Дима, пока Таня готовит ужин, давай поговорим, - предложила Аглая, присаживаясь в старинное кресло. Рукой она указала место напротив, на мягком уголке. - Проходи, здесь тебе будет удобней.
   - Мы уже на "ты"?
   - Тебя что-то смущает?
   - Да нет, нормально.
   Мавр улегся у ног Аглаи, положив морду на лапы и прикрыв глаза. Димка кивнул в его сторону:
   - Он всех так встречает?
   - Нет. Он просто не понял смысл твоего интереса ко мне, - она склонила голову к плечу и пальцами стала перебирать пряди волос.
   Приглушенный свет бра, падавший сзади, окутал ее голову тонкой медной вуалью. Кожа приобрела бронзовый оттенок, отчего руки и лицо сделались похожими на ожившее древнеиндийское божество. Осенев не мог оторвать от девушки очарованного взгляда и совершенно не подумав, с нотками ревности, выдал:
   - Тобой часто интересуются? - И тут же понял, что вопрос прозвучал двусмысленно, если вообще не бестактно.
   Осенев был журналюга до мозга костей, но какими бы "горячими и бомбометательными" ни были его статьи, он никогда не позволял себе опускаться до оскорблений и унижений тех, о ком писал. А писал он круто. Сейчас, задав Аглае вопрос, подумал о том, что она неправильно его поймет: ну кого, мол, может интересовать какая-то слепая девушка?
   Однако Аглая упредила его извинения.
   - Дима, - засмеялась она, - если ты сейчас попытаешься иначе задать вопрос, то еще больше запутаешься. Я совсем не считаю себя ущербной, а тебя - бестактным. Я - другая.
   "Да, родная-другая, с тобой не соскучишься," - подумал Осенев, с сожалением осознав, что ситуация выходит из-под контроля. Из-под его контроля. Впервые за все время работы корреспондентом, инициатива с его стороны была потеряна. Надо было как-то исправлять ситуацию. Проигрывать Осенев не любил, тем более - женщинам. Надо было собраться и... вывести эту "огненную дамочку" на чистую воду.
   - ... Давай отбросим некоторые условности, - донесся до него голос Аглаи. - Что касается интереса, то он чисто практический. Кто-то испытывает потребность в моих способностях, а мне, в свою очередь, надо на что-то жить. Я - не одна, со мной Мавр, Кассандра, родителям хочется помочь.
   - Кассандра?
   - Моя кошка. Еще познакомишься, - усмехнулась Аглая.
   - Ясно. Значит, ты продаешь свои способности? - Глаза Димки загорелись: - Как это происходит практически?
   Девушка улыбнулась, почувствовав его нетерпение.
   - Ты уже мечтаешь о сенсации? - иронично осведомилась она.
   Дмитрий в который раз испытал смущение. "Чертова ведьма! - подумал он. - Мысли она читает, что ли?"
   - Я тебя понимаю, - продолжала хозяйка дома, как ни в чем ни бывало. Это твоя работа. Ты привык докапываться до дна, загоняя собеседника в угол. Это, как охотничий гон. И вдруг ты сталкиваешься с ситуацией, когда тебя опережают. Хочешь совет? Не старайся во что бы то ни стало согнуть, переломить и подчинить. Ведь ты в незнакомой, скажем так, местности, не знаешь законов этого пространства. Ты действуешь хорошо проверенными методами. Как же, они тебя еще не подводили! Но в моем доме иное восприятие - людей, окружающего мира, вещей и предметов. Этот дом привык ко мне и если ты попытаешься в него не войти, а вломиться, он просто выдует тебя, как фантик от конфетки. Этот дом живет в мире образов, которые сформированы не цветом и формой, хотя и ими в какой-то степени, но, в основном, слухом, запахами, осязанием, психологическими ощущениями.
   - Ты... не видишь с рождения?
   - Этого, к сожалению, никто не знает. Я ведь подкидыш, - ничуть не смутилась Аглая. - Когда меня нашли на ступеньках роддома, в городе бушевал страшный ураган. В ту ночь погибла санитарка приемного отделения - Аглая Федоровна Чистякова. Ее убило молнией. Мне тоже, говорят, досталось. Дежурным был Сергей Филиппович Тихомиров. Он и его жена, Ирина Ильинична, опекают меня все эти годы. Этот дом раньше принадлежал матери Сергея. После ее смерти он сделал мне дарственную.
   - Тихомировы удочерили тебя?
   - Ирина не могла иметь детей. Они предоставили мне право самой решать. Я ношу имя Чистяковой, отчество - Сергея, а фамилию - девичью, Иринину Ланг.
   - Ты не захотела быть их дочерью?
   - Пойми, бумаги абсолютно ни к чему не обязывают. Важно, что я люблю их. - И, по- видимому, чтоб закрыть эту тему, твердо добавила: - В моей жизни есть только четверо, кого я люблю - Сергей, Ирина, Кассандра и Мавр. И они все на одной ступеньке.
   - Люди и звери?
   - Не помню кто сказал: "Человек - самый страшный зверь на земле.", она иронично улыбнулась. - Да, для меня нет разницы; Сергей и Ирина добрые, преданные звери, а Мавр и Кассандра - тактичные, умные, доброжелательные люди.
   - Когда ты поняла, что "другая"?
   - Ира и Сергей возили меня по всем медицинским светилам. Никто не мог понять причину моей слепоты. Когда мне исполнилось семь лет, вояжи закончились... - Аглая нервно сжала пальцы рук, резко выдохнула и вся неожиданно сгорбилась и уменьшилась: - Извини, мне до сих пор не совсем приятно об этом вспоминать. Я испугалась тогда очень сильно сама, а за Иру и Сережу вообще говорить не приходится.
   ... Она помнила этот день до мельчайших подробностей. День своего семилетия.
   Девочка еще спала в мягком и теплом коконе ЧЕРНОГО, но слух уже уловил едва различимый шорох. А потом к лицу прикоснулся запах. Из-под одеяла выплеснулись смуглые, худенькие руки. Пальцы растопырились, заколыхались, пытаясь нащупать шорох и запах. Девочка открыла глаза и улыбнулась.
   Черное проворно скатало кокон и затолкало его под кровать. Потом бережно подхватило тело ребенка на руки, прижало к себе. Ласково целуя, заскользило губами воздуха по щекам, лбу, носу и глазам. Черное отпустило девочку на ступеньку нового дня, незыблемо встав за спиной, как друг и страж, готовое в любую минуту прийти на помощь.
   - С Днем рождения, Аглашка-букашка! - услышала девочка мужской голос.
   Сильные руки выхватили ее из-под одеяла и высоко подбросили вверх.
   Черное испуганно бросилось вослед ребенку, но ощутив энергию любви, отступило, успокаиваясь.
   - Сережа, - прошептала девочка восторженно и, обвив руками шею мужчины, уткнулась ему в плечо.
   Послышались легкие шаги.
   Черное приоткрыло одно из чувств и удостоверившись, что это "свой", вновь плотно смежило восприятие и задремало, как старая, бдительная нянька.
   - Где наши самые большие уши? - раздался радостный женский голос.
   - Ира! - Девочка отстранилась от мужчины и очутилась в объятиях женщины.
   - Огонек ты наш, светик, - Ира порывисто расцеловала ребенка, слегка потрепав его за уши. - Сережа в честь тебя сегодня намерен дать грандиозный, царский бал. У тебя, Огонек, будет уйма гостей.
   - Вы не дежурите сегодня?
   - Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, - ответил Сергей. - Тебе, милая, исполняется целых семь лет. Ты - безнадежная старуха. Но мы намерены отпраздновать это событие хорошим кутежом!
   - Как во время вакхических мистерий во Фракии? - восторженным шепотом спросила девочка.
   Наступила тишина. Супруги переглянулись. "Вот, опять!" - говорили глаза Ирины. Сергей пожал плечами и только развел руками. Иногда Аглая ставила их в тупик своими вопросами. Со временем они, прада, смирились, но привыкнуть так до конца и не смогли.
   - Это будет настоящая мистерия? - продолжала допытываться девочка. - С вином и плясками?
   - Лимонад будет литься рекой и хороводы будем водить до утра, - придя в себя, бодро заверил ее Сергей.
   У Черного сладко замерло в груди сердце. Оно радостно закудахтало, заливаясь счастливым смехом.
   После предпраздничного домашнего завтрака, Ирина и Сергей взяли ребенка за руки и повели в свою комнату.
   Черное засеменило следом, вытянув рожки-антенны и горя темными, атласными чувствами, Черное распирало любопытство.
   - Огонек, - услышала девочка голос Ирины, - положи сюда свои руки и нажми.
   Девочка с опаской прикоснулась к поверхности.
   Черное задрожало от нетерпения и возбуждения, все обратившись в слух. Оно было полно ожиданием...
   Поверхность под пальцами оказалась в тоненьких, едва осязаемых, трещинках. Они шли через равные промежутки между гладкими, небольшой, одинаковой длины, палочками. Девочка нажала на одну из них. Раздался резкий высокий звук.
   Черное охнуло и сжалось, замерев в испуге.
   Но пальцы уже заскользили вдоль поверхности, высекая все новые и новые звуки, от высоких до низких.
   Черное радостно подпрыгнуло, засуетилось и, увлекаемое вихрем беспорядочных звуков, заплясало по комнате. Через несколько мгновений какафония звуков смолкла и Черное обессиленно рухнуло, растекаясь по пространству безмолвной, рыхлой массой..
   - Это пианино, Ира? - голос девочки дрожал от волнения.
   - Да, Огонек. Это наш подарок тебе ко Дню рождения.
   - Я смогу играть, как в телевизоре? - волнение сменилось сомнением.
   - Мы с Сережей будем тебе помогать. Я сама когда-то закончила музыкальную школу. И даже пыталась писать музыку.
   - Ира... - девочка оборвала себя на полуслове, не решаясь попросить.
   - Ты хочешь, чтобы я сыграла?
   Ребенок молча кивнул. Сергей сел в кресло, взяв девочку к себе на колени.
   - Сейчас руки погрею немного. Сто лет не играла, не знаю, получится ли что-нибудь...
   Черное вздрогнуло, насторожившись. Первые звуки разочаровали. Это были хаос, разлом, отсечение, беспорядочное скольжение, сталкивание и, наконец, тишина...
   - Вот руки, кажется, готовы, - Ирина глубоко вздохнула, подавив нервный смешок. - Ну, с Богом!
   Первые аккорды музыки робко прикоснулись к Черному. Они были мягкими и теплыми, как само Черное. Оно сжалось, невольно отодвигаясь, но мягкое и теплое доверчиво покатилось к нему, норовя прильнуть и спрятаться, войти в Черное и раствориться в нем.
   Теплое и мягкое, порывшись в складках одежды, протянуло Черному шкатулку. Она была легкой, как воспоминание о давно минувшем и безвозвратно ушедших. Черное слегка приоткрыло ее и заглянуло вовнутрь. На дне, выстланном невесомой материей тонких чувств, безмятежно спало трогательное и волнующее. От него исходил завораживающий, трепетный аромат грусти.
   Черному сделалось невыносимо больно и одиноко, То, что спало на дне шкатулки, было из другого мира. Черное увидело его сны...
   Скитаясь по дорогам, трогательное и волнующее оказалось у обители Черного и теперь пыталось рассказать ему об увиденных и сотворенных невесть кем мирах. Все Черное стало одним слухом. Торопливо, задыхаясь, боясь отстать, Черное бежало по тонкой паутинке повествования рядом со звуками. Оно второпях заглатывало их, наполняясь ими до краев и опустошаясь до дна.
   Черное бунтовало, волновалось, смирялось, искало выход в миры цвета и форм. Но выхода не было... Черное, устав бороться, жалобно всхлипнуло и заплакало. Оно умирало... Но прежде, чем успело это понять, музыка смолкла и наступила тишина...
   Ирина повернулась к мужу и ребенку.
   Сергей поднес палец к губам, призывая жену к молчанию. В его взгляде застыли мольба и смятение. Глаза девочки были закрыты. Она почти не дышала. По щекам ее катились прозрачные бусинки слез. Ира закусила губы. Пальцы рук судорожно впились в колени и побелели. Ребенок открыл глаза и в недоумении потрогал мокрые щеки, но будто что-то вспомнив, теснее прижался к Сергею и срывающимся от волнения хриплым шепотом проговорил:
   - Мама, что ты играла?
   Ирина вздрогнула, ахнула и, пытаясь загнать невольное восклицание обратно, зажала рот рукой.
   Мама? - девочка протянула к ней руки.
   Ирина схватила их и медленно опустилась на колени рядом с креслом. Она уткнулась лицом в детские ладошки и беззвучно заплакала.
   - Так, милые дамы, с вами не соскучишься! - подчеркнуто грубовато пробасил Сергей, но голос его предательски дрогнул.
   - Папа? - почувствовав его состояние, тревожно спросила девочка.
   Тут уж не выдержал Сергей. Он сгреб обоих в охапку и они долго сидели втроем, прижавшись друг к другу, молчаливые и счастливые. Их "Аглашка-букашка", их любимый и боготворимый ими "Огонек" впервые назвал Ирину и Сергея Папой и Мамой. Им казалось, что все тревоги и несчастья позади, но судьбе было угодно иное...
   За два часа до прихода гостей супруги наряжали девочку. У нее были длинные, пушистые волосы, которые Ирина заплетала в толстую косу, венчая ее голубым или зеленым бантом. Сегодня же, в честь праздника, Ирина впервые вплела ей белый бант. Повертев ребенка, оценив, Сергей, с этого дня "папа", радостно подытожил, обращаясь к жене: