– Никуда не ходишь? – с недоумением переспросила мадам. – Такая девушка проводит целые дни между домом и работой! Пора с этим кончать!
   Остальные четыре лимузина предназначались для многочисленных коробок с платьями, а также для костюмеров и парикмахера. Кортеж пронесся по тихим дорогам Лонг-Айленда и остановился у огромных кованых ворот с грифонами на столбах. Из маленькой каменной будки выбежал усатый привратник, и лимузины въехали на посыпанную гравием аллею – она вела прямо к огромному белому дому.
   Богато одетые люди праздно бродили по аккуратно подстриженным лужайкам среди столиков с чайными сервизами; чуть поодаль человек десять молодых людей в белых костюмах играли в теннис. На специально сооруженной по этому случаю деревянной платформе помещался целый оркестр. Вдоль террасы дома были расставлены вазы с экзотическими цветами, выращенными специально по заказу графини в лучших оранжереях мира.
   Мисси тотчас вспомнила те праздники, которые устраивала в Варышне княгиня Аннушка: роскошный дом, веселые гости, смех, музыка, цветы…
   – Верити, Верити, давай скорее, – услышала она голос мадам. – Графиня нас ждет.
   Аймоджен, графиня Венслиширская, была высокая, стройная красавица. За свои тридцать с небольшим лет она успела сменить несколько мужей; покойный граф был третьим. Старик просто боготворил Аймоджен. Он умер три года назад с ее именем на устах. В наследство от покойного мужа красавице графине достался родовой замок в Йоркшире, а на завещанные ей миллионы она купила особняки в Лондоне и Париже, пентхауз в Манхэттене и роскошную яхту, которая стояла сейчас на якоре в порту Монте-Карло. Графиня Аймоджен прожигала жизнь, устраивая приемы и приглядывая себе четвертого мужа.
   С нескрываемым любопытством светская львица окинула взглядом Мисси.
   – Так вот, значит, та девушка, о которой говорит весь Нью-Йорк, – проговорила она, пожимая Мисси руку. – Все мои знакомые мужчины просто помешаны на прекрасной Верити. К сожалению, мне не удалось побывать на параде мод у Элизы, но ваша слава гремит по всей стране.
   – Благодарю за комплимент, – вежливо улыбнулась Мисси, – но боюсь, он не совсем по адресу: ведь этот фурор произвела не я, а то платье, которое я демонстрировала.
   Графиня загадочно прищурилась.
   – Если бы речь шла о женщинах, это было бы вполне возможно, но когда о параде мод начинают говорить мужчины – дело явно не в платьях. – Она громко рассмеялась.
   – Элиза, дорогая, – воскликнула она, оборачиваясь к мадам, – давайте выпьем чаю, а потом я покажу вам зал, в котором состоится демонстрация мод.
   В углу просторного бело-голубого зала располагалась маленькая сцена. На этот раз мадам сама выводила на нее манекенщиц.
   Выходя на сцену в очередном экстравагантном наряде– блестящей серебряной накидке с драгоценными камнями, – Мисси почувствовала, как это приятно – преображаться перед публикой. Надевая наряды мадам Элизы, она становилась совсем другим человеком, она приобретала какую-то власть над этими людьми, собравшимися в зале специально для того, чтобы посмотреть на нее. Графиня была права: ведь многие пришли сюда не только ради роскошных костюмов.
   Горделивой походкой прошлась она по сцене, а потом спустилась в зал. Она остановилась между рядами кресел, давая возможность лучше разглядеть легкие складки ее экзотического наряда и конечно же – серебряные туфельки с серыми атласными лентами, завязанными бантами на ее стройных лодыжках. Она заметила, что мужчины смотрят на нее с не меньшим интересом, чем женщины. От этих взглядов, часто очень нескромных, Мисси стало немного не по себе.
   Публика реагировала восторженно: всем хотелось познакомиться с волшебницей Элизой и ее очаровательными манекенщицами. Неожиданно для самой себя Мисси оказалась в самой гуще гостей. Полетели в потолок пробки, под восторженные крики и звуки музыки бокалы наполнились запретным шампанским…
   На сцену вышел джаз-банд, зазвучал регтайм. Но в этот самый момент, когда веселье достигло апогея, Мисси почувствовала неожиданное отрезвление. Она вспомнила, кто она такая на самом деле. Да, она была всего лишь Мисси О'Брайен – бедной девушкой с Ривингтон-стрит, не имевшей, по сути дела, никакого отношения к обществу этих богачей.
   Проскользнув между танцующих гостей, она вышла на террасу и спустилась в парк. В лицо ей подул свежий ветерок, напоенный ароматом лилий и раннего жасмина. Мисси радовалась, что осталась одна – она медленно брела по посыпанным гравием тропинкам и вспоминала Варышню.
   Присев на садовую скамейку, она подумала, что у маленькой Азали тоже мог быть такой дом, такой парк, такая веселая, беззаботная жизнь. Если бы не русская революция, девочка жила бы сейчас ничуть не хуже, чем эта графиня. Неужели ей не суждено выбраться из нищеты?! Неужели Мисси не сможет дать ей то, что дали бы отец и мать?!
   – Добрый вечер!
   Мисси обернулась – рядом с ней стоял высокий, хорошо одетый человек лет сорока.
   – Вышли подышать свежим воздухом? – спросил незнакомец. – Или просто захотелось помечтать в одиночестве?
   – И то и другое, – улыбнулась Мисси, разглядывая незнакомца.
   Она замети на, что у этого человека аристократические черты лица. Судя по всему, ему было жарко: он снял пиджак, вытер лицо носовым платком и, обмахиваясь шляпой, произнес:
   – Невыносимая духота!
   Присаживаясь на скамейку возле Мисси, он слегка прищурил глаза и сказал:
   – Вы очень красивая девушка, мисс…
   Мисси покраснела. Неужели этот тип будет приставать к ней? Она стала тревожно осматриваться по сторонам. Может быть, кто-нибудь есть рядом?
   – Мне очень нравится ваше платье, – добавил незнакомец. – Скажите, оно тоже от Элизы?
   Кивнув головой, Мисси отодвинулась на самый край скамейки. Наверное, это развеселило незнакомца, так как он громко рассмеялся и проговорил:
   – Я, кажется, напугал вас? Ради Бога, извините! Просто, когда я вижу красивую девушку, я начинаю рассуждать вслух. Это, видите ли, моя профессия – разбираться в юных красавицах. – Он протянул руку: – Разрешите представиться: Зигфельд, Фло Зигфельд. Признаюсь вам честно, мисс…
   – Верити, – быстро проговорила Мисси. – Верити Байрон.
   – Верити… Какое красивое имя. Так вот, мисс Верити, признаюсь вам честно: я пришел сюда по совету одного соглядатая. – Зигфельд загадочно улыбнулся. – У меня, знаете ли, везде свои люди… Так вот, этот соглядатай сказал мне, что на вечере у графини Венслиширской будет самая красивая девушка Нью-Йорка… Вы, наверное, понимаете, что он имел в виду вас. Он уверял меня, что когда вы идете по сцене, ни один мужчина не в силах отвести от вас взгляд.
   Зигфельд еще раз смерил Мисси взглядом.
   – Да… – протянул он. – Мой человек забыл сообщить мне, что кроме идеальной фигуры у вас лицо мадонны Рафаэля и чудесный мелодичный голос и… – их взгляды встретились, – и что вы настоящая леди.
   Густо покраснев, Мисси прошептала «Спасибо» и одернула свою легкую белую юбку с большими розовыми цветами. Она никак не могла понять, к чему клонит этот человек.
   – Простите, мистер Зигфельд, – сказала она. – Я никогда не была на ваших шоу, но очень много о них слышала. Говорят, это просто чудо.
   – Без ложной скромности могу сказать, что эти слухи вполне обоснованны, – улыбнулся Зигфельд. – Мои представления – лучшие в мире. Даже парижская «Фоли Берже» не идет ни в какое сравнение. Сами понимаете, что хорошее шоу невозможно без очаровательных танцовщиц. Именно поэтому я и пришел сюда. На этой неделе весь Нью-Йорк говорит только о вас, мисс Верити, а Фло Зигфельду именно такие девушки и нужны. Как бы вы отнеслись к предложению стать артисткой в моем шоу? – Зигфельд широко улыбнулся и в ожидании ответа Мисси достал из кармана большой серебряный портсигар.
   – Стать артисткой? – переспросила Мисси. – Танцевать в вашем шоу?! – Она не знала, как отнестись к словам Зигфельда: то ли смеяться, то ли обидеться.
   – Простите, мистер Зигфельд, – проговорила она, – наверное, произошло какое-то недоразумение: я всего лишь манекенщица – я не умею ни танцевать, ни петь… И потом… насколько мне известно, танцовщицы в ваших шоу… – она замялась, не находя нужных слов, и наконец шепотом произнесла: – весьма скупо одеты.
   – Вы хотите сказать «полуголые»? – Зигфельд покачал головой. – Смею вас уверить, мисс, ничего подобного я не допускаю. Нормы приличия для меня прежде всего. Конечно, девушки показывают публике свои очаровательные ножки. Но только и всего. Некоторые знатоки шоу-бизнеса даже обвиняют меня в чрезмерном целомудрии. Колготки в обтяжку, балетные пачки, шарфики из шифона телесного цвета – в общем, я не выставляю напоказ тела моих девушек. Конечно, я не могу ручаться за реакцию публики. Сами знаете, мисс Верити – иному мужчине достаточно увидеть обнаженное плечо, чтобы лишиться рассудка. Но моя совесть совершенно чиста.
   Зигфельд громко расхохотался, а потом продолжил:
   – Мои шоу – гимн красоте, обаянию, изяществу. Поистине, это Шоу с большой буквы; но, сами понимаете, на такие шоу нужны большие деньги: декорации, занавесы, лучшие костюмы – сама мадам Элиза принимает участие в их разработке. Парча, шелк, страусиные перья, сибирские меха. Что же касается умения танцевать, то я и не прошу вас быть танцовщицей, мисс Верити, – я просто предлагаю вам почтить своим присутствием мои представления. Вам придется всего-навсего пройтись разок-другой по сцене в сопровождении других девушек. Если вы будете выглядеть так же изумительно, как сегодня, – а я нисколько не сомневаюсь, что это у вас получится, – я буду считать, что в моем шоу появился новый коронный номер.
   Зигфельд снова вытер лицо платком и, наклонившись к Мисси, прошептал ей на ухо:
   – Обещаю вам сто долларов в неделю.
   – Сто долларов! – воскликнула Мисси. Она не могла поверить своим ушам.
   – Ладно, ладно, сто пятьдесят, – поправился Зигфельд. – Конечно, вы стоите этих денег. Через три месяца поговорим о прибавке.
   Ошеломленная Мисси не знала, что и сказать.
   – Если вас смущает отношение Элизы, то я согласен сам поговорить с ней, – продолжил Зигфельд. – Конечно, ей не захочется так быстро терять свою лучшую манекенщицу, но я найду к ней подход. Она получит эксклюзивный заказ на разработку новых моделей для шоу. Она заработает на этом не меньше миллиона. Мы пошьем вам лучшие платья. На такой девушке, как вы, мисс Верити, грех экономить!
   Зигфельд похлопал Мисси по плечу.
   – Решайтесь, мисс Верити. Я гарантирую вам успех. И впридачу – сто пятьдесят баксов в неделю. Это точно, как часы.
   Солнце скрылось за горизонтом – стало смеркаться. Мисси поежилась.
   – Не знаю, что и ответить, – пробормотала она. – Все так неожиданно. Несколько недель назад у меня вообще не было никакой работы, а тут…
   – Нью-Йорк есть Нью-Йорк, – улыбнулся Зигфельд, поднимаясь со скамейки. – Уже поздно, мисс Верити, – пойдемте в дом. Можете не волноваться – я все устрою. Вернее, мы с Элизой.
   – Признаюсь вам честно, мистер Зигфельд, – проговорила Мисси, – мне очень страшно.
   – А что здесь страшного? Ведь вы будете делать то же самое, что у Элизы – только зрителей будет побольше… Даю голову на отсечение – вам самой скоро понравится. На моей памяти не было случая, чтобы хоть одна девушка была недовольна… Мы живем одной большой, дружной семьей. Не бойтесь – я за вами присмотрю: ни один проходимец к вам близко не подойдет… А если уж найдется такой кавалер, который решится предложить вам руку и сердце, то, предварительно убедившись в серьезности его намерений, скрепя сердце отпущу вас с вашим избранником. Ну как, убедил я вас, мисс Верити? – И, не дождавшись ее ответа, Зигфельд торжественным тоном произнес: – Молчание – знак согласия. Я пошел к Элизе. Как только что-нибудь выяснится, я вам сообщу.
   Зигфельд чуть поклонился и быстро побежал вверх по лестнице, ведущей в дом графини.
   Глядя ему вслед, Мисси думала о том, как странно устроена жизнь: еще недавно она довольствовалась работой в салуне О'Хары, потом была рада получить любое место на швейной фабрике, а теперь… Она так и не могла до конца понять, рада ли она предложению Зигфельда – может быть, еще не поздно отказаться?
   Прикрыв глаза, она представила себе, как будет выступать на огромной, залитой светом тысячи ламп, сцене, одетая в тончайшую ткань, с бриллиантами на шее, как будут домогаться ее общества знаменитые нью-йоркские ловеласы, и ей стало не по себе. Но потом она вспомнила про обещание Зигфельда платить ей еженедельно по сто пятьдесят долларов. Мисси знала, что этот человек сдержит свое обещание.
   Стало совсем темно. Мартовский день закончился, из сада потянул холодный ветерок. Мисси снова ощутила себя простой девушкой с Ривингтон-стрит, и ей совершенно не хотелось возвращаться в зал, снова надевать на себя маску.
   Послышался шум мотора – возле самой лестницы затормозила длинная желтая машина. Из нее вышел какой-то человек и стал подниматься по лестнице. Вдруг он обернулся и, заметив Мисси, замер как вкопанный и воскликнул:
   – Боже мой, Мисси! Неужели это ты?!
   Мисси узнала голос О'Хары. Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть на этом вечере. Да, это был он, Шемас О'Хара; он и, вместе с тем, не совсем он… Густые рыжие волосы О'Хары были напомажены и зачесаны назад, на нем был серый, с иголочки костюм, модные кожаные туфли и широкополая шляпа. В зубах его красовалась сигара невиданной длины.
   Придя в себя, О'Хара подбежал к Мисси и крепко сжал в своих кулачищах ее руки.
   – Я не верю своим глазам! – воскликнул он. – Приезжаю по делам в этот дом и встречаю – кого бы вы думали? – девушку своей мечты! – Он громко рассмеялся. – Вот что значит быть человеком слова: ведь О'Хара всегда доставляет спиртное в срок. Притом, по таким ценам, которые и не слышали на Деланси-стрит.
   О'Хара прервал свой монолог и уставился на Мисси.
   – Однако, как ты разодета! Такую роскошную девушку опасно отпускать в сад без охраны – того и гляди похитят. Ай да Мисси О'Брайен! – Он немного помолчал и продолжил. – Хотя, честно говоря, у меня в голове не укладывается, что ты – та самая Мисси. Где ты раздобыла деньги на эти наряды? Да и вообще, как ты оказалась в доме графини Венслиширской?
   – Я нашла работу, – ответила Мисси и подробно рассказала О'Харе о мадам Элизе. Вдруг она запнулась– О'Хара, казалось, вовсе не слушает ее: он с мрачным видом переминался с ноги на ногу, уставившись на носки своих ярко начищенных ботинок.
   – Что с вами, О'Хара? – спросила Мисси.
   – Ах, Мисси, Мисси, – проговорил О'Хара, нервно пожевывая конец сигары. – Ты сама не понимаешь, в какую историю влипла! Знаю я, что это за людишки! Можешь мне поверить: я и не в таких домах успел побывать и хорошо изучил нравы их обитателей. Я тебе могу такого порассказать, что волосы дыбом встанут. Люди для них – пешки в игре. Сегодня тебя приласкают, завтра – выгонят пинком под зад. Стоит мне подумать, что ты – мой идеал, девушка моей мечты – выставляешь себя напоказ перед этими…
   – Опомнитесь, О'Хара, что вы говорите?! – резко перебила его Мисси. – Что значит «выставляю себя напоказ»?! Я демонстрирую модные платья, которые потом покупают уважаемые всеми леди… – В этот миг она вспомнила те нескромные взгляды, которыми пожирали ее некоторые мужчины, но ей не хотелось думать об этом. Она пристально посмотрела на Шемаса и бросила ему в лицо: – И потом, кто вы такой, чтобы читать мне мораль? Вы-то чем промышляете – подпольной торговлей спиртным, не так ли? Я, во всяком случае, закон не нарушаю!
   О'Хара весь побагровел от гнева; он так сильно прикусил сигару, что ее кончик остался у него в зубах, а сама она шмякнулась на землю. Он выплюнул кончик сигары и растоптал его каблуком. И вдруг, совершенно неожиданно для Мисси, он расхохотался:
   – Будь я трижды проклят, если ты не права, крошка! Но у меня есть маленькое оправдание: у меня на родине, в Ирландии, никто не считает, что торговля спиртным есть нарушение закона. Я имею в виду высший закон, а не это дурацкое законодательство. Мало ли что они там придумают в своем Конгрессе! Разве это грех—доставить людям немного удовольствия? И потом, я никого не спаиваю – они сами меня находят. Им этого хочется.
   – Мне тоже! – воскликнула Мисси, топая каблучком.
   – Это ты на новой работе научилась так разговаривать? – засмеялся О'Хара. – Извини, Мисси, я и впрямь немного перегнул палку. Поверь мне, я ни на секунду не сомневаюсь в твоей порядочности. Просто мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты тихонечко сидела в моем домике в Нью-Джерси, а не трудилась с утра до вечера, зарабатывая себе на хлеб таким образом.
   Мисси крепко сжала руку О'Хары. Гнев прошел, и она поняла, что разговаривать с этим старым добрым знакомым – можно сказать, другом – доставляет ей огромное удовольствие. Ведь он был единственным более или менее близким для нее человеком во всей этой великосветской компании.
   – Как я рада вас видеть, О'Хара, – проговорила она. На лице Шемаса засияла блаженная улыбка.
   – Раз так, беги в гардероб за шляпкой, Мисси О'Брайен – я приглашаю тебя провести оставшуюся часть вечера в лучшем ресторане Лонг-Айленда.
   Обрадованная Мисси побежала к мадам Элизе и сообщила ей, что собирается провести вечер в ресторанчике со своим старинным приятелем.
   – Со старинным приятелем? – переспросила мадам с иронической улыбкой. – А может быть, с новым поклонником? Что ж, не смею тебя задерживать. Что касается твоей новой работы, я имею в виду Зигфельда, то об этом поговорим завтра.
   Сбегая вниз по лестнице к тому месту, где ждал ее О'Хара, Мисси решила до поры до времени не говорить ему о Зигфельде. Она чувствовала, что Шемас не поймет ее. Рано или поздно он все равно узнает об этом, но только не сейчас.
   Ресторан, в который повез ее О'Хара, напоминал своим расположением то заведение, в котором они останавливались по дороге в имение Шемаса в Нью-Джерси – его не было видно с шоссе за густыми деревьями. На стоянке было припарковано несколько десятков автомобилей, но в окнах не видно света – лишь тусклый фонарик у входа освещал вывеску с надписью «Ресторан Ориконне».
   – А вы уверены, что здесь открыто? – спросила Мисси.
   О'Хара хозяйской походкой подошел к двери и нажал кнопку звонка.
   – Уверен, – ухмыльнулся он. – Только сюда кого попало не пускают – частный ресторан. Что-то вроде клуба. Если ты не знаком с хозяином – можешь не соваться.
   – Ресторан только для своих. Интересно, – проговорила Мисси. – Но зачем все это?
   – Зачем?! Для конспирации, вот зачем! – рассмеялся О'Хара. – Здесь торгуют горячительным. Моим горячительным, – с гордостью добавил он. – В этом кабачке всегда опущены шторы и заперты двери. Если нагрянет полиция – есть шанс смыться и спрятать спиртное. Впрочем, вероятность облавы практически равна нулю – братья Ориконне щедро оплачивают тяжелый труд полицейских.
   В тяжелой входной двери раскрылось маленькое окошко. Какой-то человек внимательно посмотрел на них из-за частой решетки. Через мгновение раздался лязг мощных замков – Мисси и О'Хара прошли внутрь. Миновав вторую, обитую кожей, дверь, они очутились в длинном низком помещении, битком набитом людьми: посетители не жалели голосовых связок, стараясь перекричать джаз-банд. В углу зала, на небольшом круглом пятачке, танцевало несколько пар.
   – Видишь, как им здесь хорошо? – прокричал О'Хара в самое ухо Мисси. – И все благодаря твоему покорному слуге.
   – Но на столе нет ни одной бутылки, – с недоумением проговорила Мисси. – Только чашки с чаем.
   О'Хара лукаво подмигнул.
   – Это у них особый чай – чай с плантаций Шемаса О'Хары.
   Увидев вошедшего О'Хару, к нему подбежал официант.
   – Чем могу служить, сэр? – спросил он, услужливо улыбаясь.
   О'Хара повернулся к Мисси.
   – Если мне не изменяет память, в прошлый раз мы пили шампанское, не так ли? Почему бы не установить такую традицию – при каждой встрече распивать бутылочку именно этого напитка?
   – Почему бы и нет? – с готовностью отозвалась Мисси.
   В этот день у нее было ощущение праздника – почему бы не отметить этот праздник? Ведь скоро она будет выступать в шоу Зигфельда и зарабатывать сто пятьдесят долларов в неделю. Мисси убеждала себя, что идет на это исключительно ради Азали, но в глубине души она чувствовала, что предложение Зигфельда было ей весьма лестно. Ей хотелось стать звездой бродвейского шоу… Поскорее расстаться с Ривингтон-стрит, со всей этой нищетой и убожеством! Ничто не связывало ее с этим кварталом – разумеется, за исключением Розы и Зева. Ах, Зев! И тут ее осенило.
   – Боже мой! – воскликнула она, хватаясь за голову. – Я же совсем забыла: сегодня, в восемь вечера, я должна встречаться с Зевом Абрамски!
   – С Зевом Абрамски? – переспросил ошарашенный О'Хара.
   Мисси пришлось рассказать ему, что каждое воскресенье они встречаются с Зевом в небольшом украинском кафе.
   – Мы просто ужинаем вместе – только и всего, – объяснила она. – Это совсем другое дело, чем наши с вами совместные трапезы, дорогой О'Хара. Вы же сами понимаете, кто он такой – он всего лишь… Зев Абрамски.
   – Никак не пойму, что у тебя может быть общего с этим типом, – проговорил О'Хара. По выражению его лица Мисси поняла, что он ревнует. – Может быть, ты задолжала ему кругленькую сумму, и он предложил вернуть долг столь странным образом?
   Мисси сверкнула глазами.
   – Да как вы смеете?! Зев Абрамски – честный и порядочный человек. Кроме того, у нас с ним гораздо больше общего, чем вам могло показаться, Шемас О'Хара.
   Мисси откинулась на спинку стула и с грустью подумала о Зеве: бедняга, должно быть, сидит сейчас в их любимом кафе и недоумевает, почему ее до сих пор нет. Мисси поклялась себе, что на следующий день, прямо с утра, она пойдет к Зеву и все ему объяснит. Они пойдут в кафе на следующей неделе; она больше никогда не забудет об этих свиданиях.
   Она посмотрела на О'Хару, с мрачным видом сидевшего напротив нее, и рассмеялась.
   – Стоит нам только встретиться – сразу начинаем ссориться, – проговорила она. – По-моему, во всем виноват ваш ирландский темперамент.
   – При чем тут мой ирландский темперамент?! – О'Хара со всей силой стукнул кулаком по столу – чашки задребезжали. – Сама ты дура – не хочешь выходить за меня замуж!
   – Бьюсь об заклад, если бы я вышла за вас замуж, мы бы ругались каждый день, – сказала Мисси. – У нас слишком различные взгляды на жизнь, О'Хара. Вы бы, наверное, захотели запереть меня на замок в вашем уютном гнездышке, чтобы я с утра до вечера стряпала, стирала и нянчила многочисленных детишек. Таков, наверное, ваш идеал?
   – Да ты что, Мисси?! – воскликнул О'Хара, ударяя себя в грудь. – Да, я торгую алкоголем, но это не значит, что у меня нет принципов. Никогда Шемас О'Хара не позволит себе так обращаться с женой!
   Мисси кинула на Шемаса лукавый взгляд.
   – Не позволит? А жаль, было бы интересно попробовать.
   О'Хара насупил брови и налил еще шампанского.
   – Как все меняется в этом мире! – протянул он. – Всего пару месяцев назад, когда я закрыл свой салун и уехал из Нижнего Ист-Сайда, ты была несчастной, полуголодной девчонкой. А теперь… Я с трудом узнал тебя, Мисси.
   – Неужели я так сильно изменилась? – спросила она.
   – Еще как, – с торжественным видом произнес О'Хара. – Но все равно, мое предложение остается в силе. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
   Мисси подняла голову, посмотрела Шемасу в глаза и сказала:
   – Давайте договоримся так: ровно через год вы еще раз сделаете мне это предложение, хорошо? И тогда я буду готова дать окончательный ответ.
   О'Хара крепко сжал ее руку.
   – Как ты сказала? Через год?
   – Да, через год, – пообещала Мисси. О'Хара широко улыбнулся:
   – О, это будет самый долгий год в моей жизни!
   – Не думаю, – улыбнулась Мисси. Она была уверена, что год пролетит очень быстро.

ГЛАВА 26

   В понедельник, в двенадцать часов дня, мадам Элиза отвела Мисси в Новоамстердамский театр. В пустынном зале царил полумрак—лишь слегка поблескивали в свете немногих включенных светильников позолоченные ложи. На двери, ведущей за кулисы, висели десятки объявлений, рекламировавших пудру, грим, помаду, граммофонные пластинки. Уборщицы добирали остатки мусора – вытряхивали медные пепельницы, чистили мягкие плюшевые сиденья.
   При виде этого зрительного зала Мисси вспомнила раннее детство, когда отец водил ее в оксфордский театр пантомимы и в Лондонский балет. Что бы сказал профессор Маркус Октавиус Байрон, узнай он, что его дочь решила посвятить себя бродвейскому театру? Впрочем, у нее не было другого выхода. Обещанные Зигфельдом сто пятьдесят долларов слишком много значили для нее в этой жизни. Они оказались решающим аргументом. К тому же, Зигфельду удалось убедить Мисси в том, что в его шоу действительно нет ничего непристойного – в конце концов, какая разница: выступать в салоне мадам Элизы или в этом театре? И наконец, Мисси чувствовала, что новая работа должна ей понравиться.
   – Это будет весело, – думала она, стараясь при этом вспомнить, когда в последний раз ей было по-настоящему весело. Может быть, главный секрет веселья в отсутствии финансовых проблем?
   – Нельзя ли поскорее? – произнесла мадам Элиза, нервно барабаня костяшками пальцев по двери служебного входа.
   Дверь наконец распахнулась, и на пороге появился Зигфельд.