Страница:
Но Мисси понимала, что с девочкой творится что-то неладное. Каждое утро Азали отправлялась на съемки полная радости и энергии, а по вечерам возвращалась мрачная и изможденная. Она без всякого аппетита съедала ужин и, сказавшись усталой, отправлялась спать.
За неделю до свадьбы Мисси решила, что так продолжаться больше не может – она поднялась вслед за Азали в ее комнату. Девушка лежала на кровати в одежде, сжимая в руке свою любимую французскую куклу – ту самую, которую подарил ей много лет назад О'Хара во время поездки в Нью-Джерси.
«Так вот в чем дело, – с чувством вины подумала Мисси. – Она любила О'Хару. Он был для нее папой».
– Ты не хочешь, чтобы я выходила замуж за Зева? – спросила Мисси, присаживаясь на край кровати и гладя Азали по голове. – А мне казалось, что он тебе нравится.
– Конечно, конечно, – проговорила Азали. – Мне очень нравится этот человек и, конечно же, я ничего не имею против вашей свадьбы. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Мисси. Пожалуйста, поверь мне.
У Мисси не было оснований не доверять девушке, но ее испугали глаза Азали: в них появился нездоровый блеск, странная отрешенность…
– Так скажи же, что случилось, дорогая, – ласковым голосом проговорила Мисси. – Ты же знаешь, что я все пойму.
– Да нет, ничего особенного… – Азали села на кровати и широко раскрытыми глазами посмотрела на Мисси. – Просто у всех теперь новые имена. Все перепуталось, понимаешь? Это как в театре, как в кино. Посмотри сама, Мисси: С. 3. на самом деле Зев. А я – я сразу и Мариэтта, и Эйва Адэр, и Азали… А ведь когда-то давно у меня было другое имя; я была совсем другой девочкой.
– Что поделать – такие в Голливуде законы, – перебила ее Мисси. – Актеры придумывают себе красивые псевдонимы, эмигранты, как Зев, переделывают свои фамилии на американский манер. Что же тут странного? По-моему, это очень даже неплохо.
– Да нет же, я не об этом, – в отчаянии воскликнула Азали, зарываясь в подушку и еще крепче сжимая в руке куклу. – Иногда я чувствую, что не знаю, кто я такая на самом деле. Мне начинает казаться, что внутри меня живут две девушки – «приличная» и «неприличная».
– Что ты говоришь, Азали? – в недоумении переспросила Мисси. – Ты же всегда была сущим ангелом. Посмотри на себя: ты работаешь от зари до зари. По-моему, ты просто сочиняешь свою «темную» половину.
Азали отвернулась к окну и сказала:
– Знаешь, я ведь помню папу; помню, как он обнимал меня, как говорил со мной. Он был очень большой, с добрым, спокойным голосом. Я помню и старшего брата. Он казался мне таким большим. Но ведь в то время я была кем-то другим, не правда ли, Мисси?
Собравшись с силами, Мисси взяла девушку за руку и сказала:
– Тебе грозила опасность – вот и пришлось нам придумать тебе новое имя. На самом деле ты – Ксения.
– Ксения Иванова, – медленно протянула девушка. – Теперь я вспоминаю. Да, была такая сказочная девочка, жившая в сказочном мире, где не было горя и болезней, где все ее любили, особенно – папа. Папа жив, – вдруг резко проговорила она, как-то странно глядя на Мисси. – Я точно знаю – я ведь видела его.
– Ты могла видеть его лишь во сне, Азали, – пробормотала Мисси. – Твои папа, мама и бабушка Софья сейчас на небесах.
Азали улыбнулась и проговорила:
– Знаешь, Мисси, по-моему, я просто переутомилась.
– Когда закончатся съемки «Мариэтты в горах», тебе надо будет еще раз куда-нибудь съездить… Может быть, отправиться всем вместе в Агуа-Кальенте? Тебе ведь там понравилось, не так ли?
– Нет! – испуганно воскликнула Азали. – Я не хочу в это место! Не хочу!
– Ну что ж, я и не настаиваю, – проговорила удивленная Мисси. – А сейчас советую тебе принять ванну, а я пока схожу на кухню – принесу тебе стакан молока с корицей. Помнишь, твоя бабушка всегда потчевала тебя этим напитком?
Азали послушно приняла ванну и выпила молоко. Мисси заботливо накрыла девушку одеялом и пожелала ей спокойной ночи. Она посмотрела на Азали и подумала, что сейчас, в этой белой хлопчатобумажной ночной рубашке, с косой, с руками, сложенными на груди, она действительно похожа на ангела во плоти.
В день свадьбы стояла пасмурная погода, накрапывал мелкий дождик, но это ни в коей мере не отразилось на настроении жениха и невесты: громко и радостно произносили они перед судьей клятвы в верности друг другу. На Мисси было элегантное шелковое платье цвета морской волны и маленькая шляпка, подобранная в тон. Зев выглядел очень солидно в отлично сшитом светло-сером костюме. Свадебный ужин проходил весело: улыбающиеся слуги подавали еду, струнный квартет играл Моцарта, шампанское текло рекой.
Когда все гости разошлись, Мисси вышла в прихожую попрощаться с Азали. Когда девушка стала спускаться по ступенькам крыльца, Мисси стало тревожно.
– Думаешь, ей надо было остаться здесь? – спросил Зев.
Улыбнувшись, Мисси покачала головой.
– Нет, не думаю, Зев. Мне хочется побыть с тобой наедине.
Они сидели допоздна в большой гостиной – Зев играл на рояле, а Мисси с восторгом вслушивалась в звуки музыки, понимая, что Абрамски не просто услаждает ее слух дивными мелодиями, но таким необычным образом еще и еще раз признается в любви.
Потом она пошла в свой будуар, надушилась лучшими духами, расчесала волосы и, раздевшись, встала перед зеркалом: ей хотелось посмотреть на себя его глазами. Тело ее почти не изменилось за эти годы – тонкая талия, маленькая высокая грудь, длинные стройные ноги. И все же Мисси было жаль, что она уже не невинная восемнадцатилетняя девушка, что она уже не может подарить Зеву свою девственность.
Мисси надела тонкий атласный халат с кружевами, затянула поясок, выключила свет в будуаре, босиком пошла по ковру к двери… Перед тем как выйти из комнаты, она в последний раз оглянулась на зеркало – в нем отражалась лишь расплывчатая светлая тень… В полумраке ночи Мисси вновь стала юной девушкой, непорочной невестой, впервые шедшей на брачное ложе.
В спальне горела одна-единственная лампа. Зев стоял у окна и всматривался в ночь. На нем был бордовый шелковый халат. Он обернулся, и Мисси еще раз подумала, до чего же красив этот человек…
– Мисси, – проговорил Зев, раскрывая объятия, – если бы ты знала, как ты прекрасна.
Сияя от счастья, Мисси опустилась на кровать.
– Мне так хочется рассказать тебе о своей любви, но я не знаю, как это выразить словами, – шептал Зев, покрывая ее нежными поцелуями.
Он опустился на колени возле кровати и, целуя ее ноги, стал говорить, что всегда считал себя недостойным ее мизинца. Мисси протянула к нему руки, заставила подняться с колен и сказала, что такой мужчина, как он, достоин гораздо большего, чем она. Их уста слились в страстном поцелуе.
Исчезли все страхи, рассеялась суета – для Мисси и Зева в этот миг не существовало никого, кроме них. Они любили друг друга и хотели быть вместе. Оказавшись в объятиях возлюбленного, Мисси забыла об Арнхальдте, об О'Харе, даже князь Миша отступил в туманную даль. В эту ночь она стала женщиной Зева, она принадлежала только ему и знать не желала о ком-то другом. Через несколько часов, засыпая в его нежных объятиях, Мисси подумала, что ей никуда больше не хочется, ничего больше не нужно – быть рядом с Зевом – вот и все, что она хотела в жизни.
Мэриленд
Восток окрасился первыми утренними лучами, и Мисси, посмотрев на Кэла, сказала:
– В том, что случилось потом, виновата я сама. Я никогда не смогу простить себя за это. Я была еще молода, эгоистична и хотела насладиться своей любовью. Да, я была без ума от этого человека. В то время ему было тридцать пять – из никому не нужного еврейского эмигранта он сделался самой настоящей голливудской легендой. Вся история его киностудии походила на волшебную сказку. Два ветхих сарая, одна камера и несколько метров пленки – вот и все, что досталось ему от продавца. И всего за несколько лет «Мэджик» превратилась в одну из самых знаменитых кинокомпаний Америки – ее фильмы крутили по всем кинотеатрам, слава ее звезд гремела на весь мир. И все это было достигнуто благодаря способностям Зева Абрамски.
Но не только головокружительный успех делал Зева живой легендой. Он ведь казался многим человеком-загадкой, человеком-тайной. Действительно, он избегал шумных компаний, не любил давать интервью, никому не рассказывал о себе. В нем было нечто такое, что заставляло менеджеров отелей и директоров ресторанов сразу же предоставлять ему самые роскошные номера и лучшие столики. Он был настоящим королем Голливуда, а я стала его королевой – мы были настолько поглощены друг другом, что ни на что другое у нас практически не оставалось времени.
Когда завершились съемки «Мариэтты в горах», Зев решил снять еще один фильм из той же серии – «Мариэтта в Малибу». В плане киностудии начало съемок было назначено на следующий месяц, и мы с Зевом решили наконец отправиться в свадебное путешествие. Ехать далеко нам не хотелось – тем более, что совсем близко находился такой райский уголок, как остров Каталина. Отель «Святая Екатерина» был идеальным местом для отдыха; многие киношники скрывались за его стенами от суеты внешнего мира, чтобы собраться с мыслями и восстановить силы.
Мы, наверное, походили на подростков, отправившихся в увлекательный поход. Мы катались на лодке-плоскодонке, танцевали до упаду в местном казино, часами гуляли вдоль пляжей. Я помню, как любили мы купаться в лунной дорожке, вода была теплая и чистая, откуда-то издалека доносились звуки оркестра, а мы были такие счастливые.
Мы пробыли на острове неделю, не зная горя и печали, и вдруг – как гром среди ясного неба – телефонный звонок от Розы: куда-то пропала Азали.
Зев тотчас же зафрахтовал маленький самолет, и в тот же день мы вылетели в Голливуд. Роза была в смятении. Рэчел – в слезах. Судя по всему, Азали наскоро сложила самые необходимые вещи и прямо посреди ночи куда-то убежала. Когда она не вышла к завтраку, Роза решила, что она просто проспала, и лишь через несколько часов выяснилось, что девочки нет в «Розмонте».
Зеву показалось, что Рэчел что-то знает. Он отвел ее в сторону и попросил рассказать всю правду. – Мисси сделала небольшую паузу – Кэл заметил, что старая женщина прилагает огромные усилия, чтобы не заснуть, но он не стал уговаривать ее сделать перерыв – все равно было ясно, что она не согласится на это.
– Рэчел рассказала ему, что Карлос дель Вильялосо изнасиловал Азали, что она беременна от него и теперь поехала в Агуа-Кальенте, чтобы разыскать этого типа и выйти за него замуж. Я не поверила этому рассказу. В ярости носилась я по комнатам пансиона, восклицая, что все это гнусная ложь и моя Азали – чистый и невинный ребенок.
Зев знал, что в такой ситуации обращаться в полицию бесполезно. По городу мгновенно поползли бы слухи, дотошные журналисты стали бы вынюхивать мельчайшие подробности, и это, несомненно, лишь усугубило бы страдания бедной девочки. Зев снова зафрахтовал самолет, но на этот раз он наотрез отказался брать с собой меня. С ним полетели два охранника, которых студия содержала для того, чтобы охлаждать пыл слишком рьяных поклонников звезд экрана. До сих пор я думала, что их держат исключительно для острастки – больно уж свирепый был у них вид, – но в этот раз я поняла, что они способны не только пугать.
Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Я беспрестанно задавала себе один и тот же вопрос: «Неужели, отдав столько сил на спасение бедной Азали, я оказалась столь глупа, что не могла защитить ее от этого мерзкого проходимца Карлоса дель Вильялосо?»
Зев нашел дель Вильялосо на ипподроме. Он не хотел устраивать скандал на публике и поэтому попросил его выйти. По лицу этого негодяя Зев сразу понял, что рыльце у него в пушку. Но поначалу тот стал от всего отпираться: он, видите ли, почти не знаком с Азали, наедине они ни разу не были и так далее.
Тогда Зев позвал телохранителей. После краткого разговора с этими громилами Карлос запел совсем по-другому: он рассказал, что Азали недавно пришла к нему с сообщением, что она ждет от него ребенка и хочет немедленно выйти за него замуж. По его словам, она сама бросилась на него, таскалась за ним в Тихуану и что вообще Азали О'Хара – самая обычная маленькая шлюшка.
При этих словах Зев не сдержался и выбил подлому развратнику несколько бесценных белоснежных зубов.
– Где она? – кричал Зев. – Если ты сейчас же не расскажешь, что с ней случилось, я придушу тебя своими собственными руками!
Смазливая мордашка дель Вильялосо всегда была его главным козырем. И вот она превратилась в кровавое месиво. Мексиканец понял, что шутить с ним никто не собирается. «Я дал ей немного денег, – прошепелявил он, выплевывая изо рта кровь и зубы, – она поехала в Тихуану».
Зев прекрасно понимал, что это значило. В этом городишке чуть ли не в каждой подворотне можно было за считанные гроши сделать аборт. При мысли о том, что Азали попала сейчас в руки какого-нибудь полуграмотного мясника, ему стало плохо – надо было немедленно ехать в Тихуану спасать девочку. Оставив дель Вильялосо под присмотром одного из охранников, Зев поехал в сопровождении второго в Тихуану.
Сначала они обыскали все «больницы», но Азали там не оказалось: дель Вильялосо дал ей слишком мало денег. В одной из больниц им сказали, что дешевыми абортами промышляет некий доктор Миллер – алкоголик, уволенный много лет назад из одной американской больницы после того, как, оперируя в нетрезвом виде, чуть не убил пациента, дав ему слишком большую дозу наркоза.
Найти Миллера не составило большого труда. Мертвецки пьяный он сидел в своем любимом баре: из нагрудного кармана рубахи торчали деньги – те самые деньги, которые дал несчастной Азали ее соблазнитель. Зев даже не стал его трогать и отправился на поиски бедной девочки.
Грязная, вонючая комната кишела огромными тараканами размером с серебряный доллар; крошечное оконце почти не пропускало света, но Зев разглядел Азали – накрытая окровавленной простыней, она лежала на железной кровати и тихо стонала. Глаза ее были закрыты, лоб покрыт крупными каплями пота.
Лицо ее было землисто-серого цвета; притронувшись рукой ко лбу бедняжки, Зев вскрикнул от ужаса – она вся горела. Зев отдернул простыню, и глазам его открылось страшное зрелище – девочка истекала кровью. В ужасе взмолился он Богу пощадить бедную Азали и даровать ей жизнь.
Вдруг она приоткрыла глаза и посмотрела на него.
– Зев, это вы? – прошептала она. – Значит, я еще жива?
Зев был настолько поражен увиденным, что с трудом мог ответить.
– Да, дорогая, ты жива, – проговорил он.
– Как хорошо, – пробормотала Азали. – Мне бы так не хотелось подвести вас с «Мариэттой».
Он отвез Азали в больницу, где ей сделали чистку и переливание крови; врачи сказали, что надежды практически нет. Всю ночь провел он возле ее койки, держа бедную девочку за руку, молясь Богу и страшась одной мысли, что придется рассказывать обо всем этом мне. Но вот настало утро – тот час, когда переживающие кризис больные либо умирают, либо начинают выздоравливать—и он, не веря своим глазам, заметил, что на щеках у Азали появился слабый румянец. Ее дыхание стало спокойнее, и уже к девяти утра врачи сказали, что опасность миновала – девочка будет жить. Вот тогда-то Зев, облегченно вздохнув, пошел «разбираться» с доктором Миллером.
В тот же день пополудни полицейские подобрали на улице жестоко избитого человека – его лицо было превращено в кровавое месиво, но все же им удалось узнать в нем знаменитого на всю Тихуану «доктора». Миллера посадили в тюрьму, и больше о нем никто не слышал.
Дель Вильялосо тоже арестовали – ему вменили в вину жульничество на скачках. В тот же день его отправили в Мехико, где вскоре состоялся суд. Негодяй получил десять лет тюрьмы. Можно сказать, что ему еще повезло– он остался в живых. Хотя, конечно, трудно говорить о везении человека, попавшего в мексиканскую тюрьму. С. 3. Эбрамс был могущественным человеком, и он умел мстить негодяям.
Азали была в ужасном состоянии. Она все время плакала и говорила, что все это – неправда, что она не делала никакого аборта и не знает никакого Вильялосо. Мы не решались спорить с ней.
Девочка долго не могла прийти в себя – она потеряла слишком много сил – и моральных, и физических. Когда ей стало немного лучше, я попыталась заговорить с ней. Ее реакции были неадекватны, и я поняла, что снова в наш дом вернулась беда. Зев вызвал из Нью-Йорка одного из ведущих психиатров, и он сказал, что девочка страдает распадом личности – она запуталась в своих многочисленных именах и жизнях. «Она перестала быть индивидом, – говорил доктор. – Под этой телесной оболочкой уживаются сразу несколько человек… Невозможно определить, кто из них был настоящей Азали. А может быть, Ксенией? Или Эйвой?»
Азали нельзя было обвинить в распутстве – она просто не знала толком, кто она такая. В «нормальных» условиях она вела себя как «нормальный» человек, но стоило ей оказаться в чрезвычайной ситуации, никто не мог предугадать ее поведения. Доктор сказал, что ей необходимо пройти курс лечения, который продлится минимум три года.
Азали начала лечиться, и наша жизнь вновь вошла в нормальное русло, хотя, конечно, все мы прекрасно понимали, что эта «нормальность» висит на волоске…
Зев положил на полку «Мариэтту в горах», вычеркнул из планов студии «Мариэтту в Малибу». Мы стали прилагать все усилия, чтобы обеспечить Азали спокойную, стабильную жизнь. Особенно больно нам было узнать, что во время аборта внутренние органы бедной девочки так сильно пострадали, что теперь у нее никогда не будет детей. С другой стороны, я подумала, что, может быть, это и не так плохо, ведь Карлос дель Вильялосо был лишь первым мужчиной в ее жизни, и я не была уверена, что подобные истории не повторятся.
Глубоко вздохнув, Мисси печально посмотрела на Кэла.
– Шли годы, – продолжила она свой рассказ. – Учителя приходили к нам домой, и Азали освоила всю школьную программу. Мы боялись отдавать ее в колледж. Зато с прежним энтузиазмом занималась она танцами.
Психиатр предупредил нас, что Азали осознает, что причиной ее психического расстройства является дурная наследственность и перенесенные в детстве стрессы; что все то, что ей довелось пережить, случилось именно с ней, а не с какой-то «другой девочкой». Но врач считал, что о какой-либо стабильности говорить не приходится. Надо было продолжать курс лечения и надеяться, что рано или поздно Азали сможет вернуться к нормальной жизни.
Когда Азали исполнилось восемнадцать, мы решили устроить для нее небольшой праздник. Приглашены были только Роза и Сэм, Рэчел, Дик и Ханна. Мы пошли в кафе «Кокосовая роща» – на столе уже стоял огромный именинный торт со свечами, а когда оркестр заиграл «С днем рождения», Азали покраснела и чуть не расплакалась. Она была сама невинность: стройная, белокурая, с широко раскрытыми глазами, в бледно-зеленом платьице; на груди ее был приколот рубиновый кулон в виде сердца—тот самый, что подарил ей О'Хара к дню нашей свадьбы. На столе лежала целая куча подарков от всех приглашенных. Разумеется, больше всех постарался Зев – он вообще считал, что меньше дюжины подарков дарить неприлично. Но главным его подарком было сообщение о том, что специально для Азали пишется сценарий нового мюзикла под названием «Полет птицы».
– Я помню эту картину! – воскликнул Кэл. – Мы с друзьями в колледже смотрели ее по нескольку раз. Да, Азали блестяще сыграла эту роль…
– Вам понравилось? Можете себе представить, какая это была радость для самой Азали. Доктор разрешил ей сниматься, а мы со своей стороны старались ни на секунду не сводить глаз с девочки, оберегая ее от всех окрестных мужчин – начиная с кинозвезд, с которыми ей надо было сниматься, кончая случайными грузчиками, передвигавшими декорации. Как всегда, продюсером был Зев, режиссером-постановщиком – Дик Неверн, фильм действительно вышел отличный.
Шел 1932 год. Большая Депрессия затронула и Голливуд. Зев вложил кучу денег в рекламу фильма, но интервью с Эйвой Адэр были сведены к минимуму: к ней допускались только представители самых престижных голливудских и нью-йоркских изданий. Но никто не мог запретить публиковать в журналах ее снимки, и вскоре Азали вновь стала звездой первой величины.
Громкая слава, казалось, мало волнует девочку. Каждое утро она выходила из дома с двумя собаками – Рексом и маленькой Бэби (к этому времени у Рекса и Джульетты родилось шесть борзых щенят) – и отправлялась на студию. После съемок шла заниматься танцами, готовясь к новой роли. Азали снова стала веселой и жизнерадостной. Наконец-то мы смогли хотя бы спокойно спать – о полном покое говорить не приходилось: психические болезни так просто не проходят.
Рэчел по-прежнему была лучшей подружкой Азали, в каждом фильме ей тоже доставалось по небольшой роли. У них с Диком Неверном завязался роман.
Первые признаки беды появились, когда Азали был двадцать один год. Она вдруг заявила, что сняла отдельную квартиру в Голливуде и собирается немедленно туда переселиться. Удерживать ее было бесполезно.
Вскоре она познакомилась с одним молодым человеком, который затем стал ее партнером по танцам. Звали его Милош Зоран, он был сыном хорватского крестьянина и внешностью своей напоминал древнегреческого бога. Азали впервые встретила его в танцевальном классе – красивый юноша сразу же привлек ее внимание. А когда она стала танцевать с ним, то ей, наверное, показалось, что это ее судьба. Действительно, исполняя очередной танец под музыку Кода Портера или Керна Джерома, они смотрелись великолепно: он в белом галстуке и фраке, она – в розовом шифоновом платье…
Первый же фильм с их участием вызвал бурю восторга. В газетах появились статьи, авторы которых весьма двусмысленно намекали на «более, чем дружеские» отношения между партнерами. Мы прекрасно поняли, к чему все это может привести. Зев попытался действовать силой; он пригрозил Зорану увольнением. Как только Азали узнала об этом, она устроила нам самый настоящий скандал, заявив, что в этом случае уйдет и она. Азали ни с кем не считалась в этой жизни. Она жила, как хотела. А может, это была не она, а какая-то «другая девочка». – Мисси грустно покачала головой. – Мы так и не знали, как же с ней обращаться.
Влияние Зорана становилось все сильнее и сильнее; он стал лично ставить танцы, руководил репетициями, в которых принимала участие Азали. Через некоторое время Азали попросила Зева во всех титрах и афишах указывать его фамилию перед ее – «Зоран и Адэр» Зев пообещал девочке выполнить ее просьбу, но, конечно, ничего подобного делать не стал. Когда разгневанный танцовщик явился к нему в кабинет и потребовал объяснений, Зев спокойно подошел к нему, взял обеими руками за лацканы его пижонского нового пиджака и сказал, что однажды ему уже довелось бросить за канаты одного парнишку, который попытался обидеть Азали, и что он не потерпит еще одного такого наглеца. Зоран не стал спорить со всемогущественным продюсером, но через некоторое время все же ухитрился сделать пакость: в самый разгар съемок следующего фильма он заявил, что отказывается работать на студии «Мэджик». Азали была страшно потрясена этим известием – снова пришлось водить ее по врачам, возобновлять курс лечения, оберегать личную жизнь девушки от вторжений извне. Само собой разумеется, что все разговоры о кино были временно прекращены – «до существенного улучшения в состоянии больной».
Подобные истории повторялись не раз. Возможно, вы слышали, что у знаменитой Эйвы Адэр было несколько партнеров по танцам? Самым известным из них был, конечно, Тедди Адамс. Танцевальная пара «Адамс и Адэр» вошла в историю. В середине тридцатых годов Азали была в апогее славы: молодая, красивая, великолепная танцовщица, певица. То, что в газетах время от времени появлялись заметки об очередном ее скандальном увлечении, кажется, лишь прибавляло ей популярности. Зев заметил как-то раз, что если женщина по имени Эйва родилась в тридцатые годы, то можно дать сто процентов, что она названа в честь Эйвы Адэр.
Подолгу, иногда по нескольку лет, Азали казалась вполне нормальной девушкой. Но потом наступал очередной кризис… Ей не приходилось заботиться о своей карьере – всем занимался Зев. До тех пор, пока он оставался продюсером, Азали была обречена на успех. Но потом на голову нам свалилось еще одно горе – она встретила Джеки Джерома и… Григория Соловского.
ГЛАВА 41
За неделю до свадьбы Мисси решила, что так продолжаться больше не может – она поднялась вслед за Азали в ее комнату. Девушка лежала на кровати в одежде, сжимая в руке свою любимую французскую куклу – ту самую, которую подарил ей много лет назад О'Хара во время поездки в Нью-Джерси.
«Так вот в чем дело, – с чувством вины подумала Мисси. – Она любила О'Хару. Он был для нее папой».
– Ты не хочешь, чтобы я выходила замуж за Зева? – спросила Мисси, присаживаясь на край кровати и гладя Азали по голове. – А мне казалось, что он тебе нравится.
– Конечно, конечно, – проговорила Азали. – Мне очень нравится этот человек и, конечно же, я ничего не имею против вашей свадьбы. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Мисси. Пожалуйста, поверь мне.
У Мисси не было оснований не доверять девушке, но ее испугали глаза Азали: в них появился нездоровый блеск, странная отрешенность…
– Так скажи же, что случилось, дорогая, – ласковым голосом проговорила Мисси. – Ты же знаешь, что я все пойму.
– Да нет, ничего особенного… – Азали села на кровати и широко раскрытыми глазами посмотрела на Мисси. – Просто у всех теперь новые имена. Все перепуталось, понимаешь? Это как в театре, как в кино. Посмотри сама, Мисси: С. 3. на самом деле Зев. А я – я сразу и Мариэтта, и Эйва Адэр, и Азали… А ведь когда-то давно у меня было другое имя; я была совсем другой девочкой.
– Что поделать – такие в Голливуде законы, – перебила ее Мисси. – Актеры придумывают себе красивые псевдонимы, эмигранты, как Зев, переделывают свои фамилии на американский манер. Что же тут странного? По-моему, это очень даже неплохо.
– Да нет же, я не об этом, – в отчаянии воскликнула Азали, зарываясь в подушку и еще крепче сжимая в руке куклу. – Иногда я чувствую, что не знаю, кто я такая на самом деле. Мне начинает казаться, что внутри меня живут две девушки – «приличная» и «неприличная».
– Что ты говоришь, Азали? – в недоумении переспросила Мисси. – Ты же всегда была сущим ангелом. Посмотри на себя: ты работаешь от зари до зари. По-моему, ты просто сочиняешь свою «темную» половину.
Азали отвернулась к окну и сказала:
– Знаешь, я ведь помню папу; помню, как он обнимал меня, как говорил со мной. Он был очень большой, с добрым, спокойным голосом. Я помню и старшего брата. Он казался мне таким большим. Но ведь в то время я была кем-то другим, не правда ли, Мисси?
Собравшись с силами, Мисси взяла девушку за руку и сказала:
– Тебе грозила опасность – вот и пришлось нам придумать тебе новое имя. На самом деле ты – Ксения.
– Ксения Иванова, – медленно протянула девушка. – Теперь я вспоминаю. Да, была такая сказочная девочка, жившая в сказочном мире, где не было горя и болезней, где все ее любили, особенно – папа. Папа жив, – вдруг резко проговорила она, как-то странно глядя на Мисси. – Я точно знаю – я ведь видела его.
– Ты могла видеть его лишь во сне, Азали, – пробормотала Мисси. – Твои папа, мама и бабушка Софья сейчас на небесах.
Азали улыбнулась и проговорила:
– Знаешь, Мисси, по-моему, я просто переутомилась.
– Когда закончатся съемки «Мариэтты в горах», тебе надо будет еще раз куда-нибудь съездить… Может быть, отправиться всем вместе в Агуа-Кальенте? Тебе ведь там понравилось, не так ли?
– Нет! – испуганно воскликнула Азали. – Я не хочу в это место! Не хочу!
– Ну что ж, я и не настаиваю, – проговорила удивленная Мисси. – А сейчас советую тебе принять ванну, а я пока схожу на кухню – принесу тебе стакан молока с корицей. Помнишь, твоя бабушка всегда потчевала тебя этим напитком?
Азали послушно приняла ванну и выпила молоко. Мисси заботливо накрыла девушку одеялом и пожелала ей спокойной ночи. Она посмотрела на Азали и подумала, что сейчас, в этой белой хлопчатобумажной ночной рубашке, с косой, с руками, сложенными на груди, она действительно похожа на ангела во плоти.
В день свадьбы стояла пасмурная погода, накрапывал мелкий дождик, но это ни в коей мере не отразилось на настроении жениха и невесты: громко и радостно произносили они перед судьей клятвы в верности друг другу. На Мисси было элегантное шелковое платье цвета морской волны и маленькая шляпка, подобранная в тон. Зев выглядел очень солидно в отлично сшитом светло-сером костюме. Свадебный ужин проходил весело: улыбающиеся слуги подавали еду, струнный квартет играл Моцарта, шампанское текло рекой.
Когда все гости разошлись, Мисси вышла в прихожую попрощаться с Азали. Когда девушка стала спускаться по ступенькам крыльца, Мисси стало тревожно.
– Думаешь, ей надо было остаться здесь? – спросил Зев.
Улыбнувшись, Мисси покачала головой.
– Нет, не думаю, Зев. Мне хочется побыть с тобой наедине.
Они сидели допоздна в большой гостиной – Зев играл на рояле, а Мисси с восторгом вслушивалась в звуки музыки, понимая, что Абрамски не просто услаждает ее слух дивными мелодиями, но таким необычным образом еще и еще раз признается в любви.
Потом она пошла в свой будуар, надушилась лучшими духами, расчесала волосы и, раздевшись, встала перед зеркалом: ей хотелось посмотреть на себя его глазами. Тело ее почти не изменилось за эти годы – тонкая талия, маленькая высокая грудь, длинные стройные ноги. И все же Мисси было жаль, что она уже не невинная восемнадцатилетняя девушка, что она уже не может подарить Зеву свою девственность.
Мисси надела тонкий атласный халат с кружевами, затянула поясок, выключила свет в будуаре, босиком пошла по ковру к двери… Перед тем как выйти из комнаты, она в последний раз оглянулась на зеркало – в нем отражалась лишь расплывчатая светлая тень… В полумраке ночи Мисси вновь стала юной девушкой, непорочной невестой, впервые шедшей на брачное ложе.
В спальне горела одна-единственная лампа. Зев стоял у окна и всматривался в ночь. На нем был бордовый шелковый халат. Он обернулся, и Мисси еще раз подумала, до чего же красив этот человек…
– Мисси, – проговорил Зев, раскрывая объятия, – если бы ты знала, как ты прекрасна.
Сияя от счастья, Мисси опустилась на кровать.
– Мне так хочется рассказать тебе о своей любви, но я не знаю, как это выразить словами, – шептал Зев, покрывая ее нежными поцелуями.
Он опустился на колени возле кровати и, целуя ее ноги, стал говорить, что всегда считал себя недостойным ее мизинца. Мисси протянула к нему руки, заставила подняться с колен и сказала, что такой мужчина, как он, достоин гораздо большего, чем она. Их уста слились в страстном поцелуе.
Исчезли все страхи, рассеялась суета – для Мисси и Зева в этот миг не существовало никого, кроме них. Они любили друг друга и хотели быть вместе. Оказавшись в объятиях возлюбленного, Мисси забыла об Арнхальдте, об О'Харе, даже князь Миша отступил в туманную даль. В эту ночь она стала женщиной Зева, она принадлежала только ему и знать не желала о ком-то другом. Через несколько часов, засыпая в его нежных объятиях, Мисси подумала, что ей никуда больше не хочется, ничего больше не нужно – быть рядом с Зевом – вот и все, что она хотела в жизни.
Мэриленд
Восток окрасился первыми утренними лучами, и Мисси, посмотрев на Кэла, сказала:
– В том, что случилось потом, виновата я сама. Я никогда не смогу простить себя за это. Я была еще молода, эгоистична и хотела насладиться своей любовью. Да, я была без ума от этого человека. В то время ему было тридцать пять – из никому не нужного еврейского эмигранта он сделался самой настоящей голливудской легендой. Вся история его киностудии походила на волшебную сказку. Два ветхих сарая, одна камера и несколько метров пленки – вот и все, что досталось ему от продавца. И всего за несколько лет «Мэджик» превратилась в одну из самых знаменитых кинокомпаний Америки – ее фильмы крутили по всем кинотеатрам, слава ее звезд гремела на весь мир. И все это было достигнуто благодаря способностям Зева Абрамски.
Но не только головокружительный успех делал Зева живой легендой. Он ведь казался многим человеком-загадкой, человеком-тайной. Действительно, он избегал шумных компаний, не любил давать интервью, никому не рассказывал о себе. В нем было нечто такое, что заставляло менеджеров отелей и директоров ресторанов сразу же предоставлять ему самые роскошные номера и лучшие столики. Он был настоящим королем Голливуда, а я стала его королевой – мы были настолько поглощены друг другом, что ни на что другое у нас практически не оставалось времени.
Когда завершились съемки «Мариэтты в горах», Зев решил снять еще один фильм из той же серии – «Мариэтта в Малибу». В плане киностудии начало съемок было назначено на следующий месяц, и мы с Зевом решили наконец отправиться в свадебное путешествие. Ехать далеко нам не хотелось – тем более, что совсем близко находился такой райский уголок, как остров Каталина. Отель «Святая Екатерина» был идеальным местом для отдыха; многие киношники скрывались за его стенами от суеты внешнего мира, чтобы собраться с мыслями и восстановить силы.
Мы, наверное, походили на подростков, отправившихся в увлекательный поход. Мы катались на лодке-плоскодонке, танцевали до упаду в местном казино, часами гуляли вдоль пляжей. Я помню, как любили мы купаться в лунной дорожке, вода была теплая и чистая, откуда-то издалека доносились звуки оркестра, а мы были такие счастливые.
Мы пробыли на острове неделю, не зная горя и печали, и вдруг – как гром среди ясного неба – телефонный звонок от Розы: куда-то пропала Азали.
Зев тотчас же зафрахтовал маленький самолет, и в тот же день мы вылетели в Голливуд. Роза была в смятении. Рэчел – в слезах. Судя по всему, Азали наскоро сложила самые необходимые вещи и прямо посреди ночи куда-то убежала. Когда она не вышла к завтраку, Роза решила, что она просто проспала, и лишь через несколько часов выяснилось, что девочки нет в «Розмонте».
Зеву показалось, что Рэчел что-то знает. Он отвел ее в сторону и попросил рассказать всю правду. – Мисси сделала небольшую паузу – Кэл заметил, что старая женщина прилагает огромные усилия, чтобы не заснуть, но он не стал уговаривать ее сделать перерыв – все равно было ясно, что она не согласится на это.
– Рэчел рассказала ему, что Карлос дель Вильялосо изнасиловал Азали, что она беременна от него и теперь поехала в Агуа-Кальенте, чтобы разыскать этого типа и выйти за него замуж. Я не поверила этому рассказу. В ярости носилась я по комнатам пансиона, восклицая, что все это гнусная ложь и моя Азали – чистый и невинный ребенок.
Зев знал, что в такой ситуации обращаться в полицию бесполезно. По городу мгновенно поползли бы слухи, дотошные журналисты стали бы вынюхивать мельчайшие подробности, и это, несомненно, лишь усугубило бы страдания бедной девочки. Зев снова зафрахтовал самолет, но на этот раз он наотрез отказался брать с собой меня. С ним полетели два охранника, которых студия содержала для того, чтобы охлаждать пыл слишком рьяных поклонников звезд экрана. До сих пор я думала, что их держат исключительно для острастки – больно уж свирепый был у них вид, – но в этот раз я поняла, что они способны не только пугать.
Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Я беспрестанно задавала себе один и тот же вопрос: «Неужели, отдав столько сил на спасение бедной Азали, я оказалась столь глупа, что не могла защитить ее от этого мерзкого проходимца Карлоса дель Вильялосо?»
Зев нашел дель Вильялосо на ипподроме. Он не хотел устраивать скандал на публике и поэтому попросил его выйти. По лицу этого негодяя Зев сразу понял, что рыльце у него в пушку. Но поначалу тот стал от всего отпираться: он, видите ли, почти не знаком с Азали, наедине они ни разу не были и так далее.
Тогда Зев позвал телохранителей. После краткого разговора с этими громилами Карлос запел совсем по-другому: он рассказал, что Азали недавно пришла к нему с сообщением, что она ждет от него ребенка и хочет немедленно выйти за него замуж. По его словам, она сама бросилась на него, таскалась за ним в Тихуану и что вообще Азали О'Хара – самая обычная маленькая шлюшка.
При этих словах Зев не сдержался и выбил подлому развратнику несколько бесценных белоснежных зубов.
– Где она? – кричал Зев. – Если ты сейчас же не расскажешь, что с ней случилось, я придушу тебя своими собственными руками!
Смазливая мордашка дель Вильялосо всегда была его главным козырем. И вот она превратилась в кровавое месиво. Мексиканец понял, что шутить с ним никто не собирается. «Я дал ей немного денег, – прошепелявил он, выплевывая изо рта кровь и зубы, – она поехала в Тихуану».
Зев прекрасно понимал, что это значило. В этом городишке чуть ли не в каждой подворотне можно было за считанные гроши сделать аборт. При мысли о том, что Азали попала сейчас в руки какого-нибудь полуграмотного мясника, ему стало плохо – надо было немедленно ехать в Тихуану спасать девочку. Оставив дель Вильялосо под присмотром одного из охранников, Зев поехал в сопровождении второго в Тихуану.
Сначала они обыскали все «больницы», но Азали там не оказалось: дель Вильялосо дал ей слишком мало денег. В одной из больниц им сказали, что дешевыми абортами промышляет некий доктор Миллер – алкоголик, уволенный много лет назад из одной американской больницы после того, как, оперируя в нетрезвом виде, чуть не убил пациента, дав ему слишком большую дозу наркоза.
Найти Миллера не составило большого труда. Мертвецки пьяный он сидел в своем любимом баре: из нагрудного кармана рубахи торчали деньги – те самые деньги, которые дал несчастной Азали ее соблазнитель. Зев даже не стал его трогать и отправился на поиски бедной девочки.
Грязная, вонючая комната кишела огромными тараканами размером с серебряный доллар; крошечное оконце почти не пропускало света, но Зев разглядел Азали – накрытая окровавленной простыней, она лежала на железной кровати и тихо стонала. Глаза ее были закрыты, лоб покрыт крупными каплями пота.
Лицо ее было землисто-серого цвета; притронувшись рукой ко лбу бедняжки, Зев вскрикнул от ужаса – она вся горела. Зев отдернул простыню, и глазам его открылось страшное зрелище – девочка истекала кровью. В ужасе взмолился он Богу пощадить бедную Азали и даровать ей жизнь.
Вдруг она приоткрыла глаза и посмотрела на него.
– Зев, это вы? – прошептала она. – Значит, я еще жива?
Зев был настолько поражен увиденным, что с трудом мог ответить.
– Да, дорогая, ты жива, – проговорил он.
– Как хорошо, – пробормотала Азали. – Мне бы так не хотелось подвести вас с «Мариэттой».
Он отвез Азали в больницу, где ей сделали чистку и переливание крови; врачи сказали, что надежды практически нет. Всю ночь провел он возле ее койки, держа бедную девочку за руку, молясь Богу и страшась одной мысли, что придется рассказывать обо всем этом мне. Но вот настало утро – тот час, когда переживающие кризис больные либо умирают, либо начинают выздоравливать—и он, не веря своим глазам, заметил, что на щеках у Азали появился слабый румянец. Ее дыхание стало спокойнее, и уже к девяти утра врачи сказали, что опасность миновала – девочка будет жить. Вот тогда-то Зев, облегченно вздохнув, пошел «разбираться» с доктором Миллером.
В тот же день пополудни полицейские подобрали на улице жестоко избитого человека – его лицо было превращено в кровавое месиво, но все же им удалось узнать в нем знаменитого на всю Тихуану «доктора». Миллера посадили в тюрьму, и больше о нем никто не слышал.
Дель Вильялосо тоже арестовали – ему вменили в вину жульничество на скачках. В тот же день его отправили в Мехико, где вскоре состоялся суд. Негодяй получил десять лет тюрьмы. Можно сказать, что ему еще повезло– он остался в живых. Хотя, конечно, трудно говорить о везении человека, попавшего в мексиканскую тюрьму. С. 3. Эбрамс был могущественным человеком, и он умел мстить негодяям.
Азали была в ужасном состоянии. Она все время плакала и говорила, что все это – неправда, что она не делала никакого аборта и не знает никакого Вильялосо. Мы не решались спорить с ней.
Девочка долго не могла прийти в себя – она потеряла слишком много сил – и моральных, и физических. Когда ей стало немного лучше, я попыталась заговорить с ней. Ее реакции были неадекватны, и я поняла, что снова в наш дом вернулась беда. Зев вызвал из Нью-Йорка одного из ведущих психиатров, и он сказал, что девочка страдает распадом личности – она запуталась в своих многочисленных именах и жизнях. «Она перестала быть индивидом, – говорил доктор. – Под этой телесной оболочкой уживаются сразу несколько человек… Невозможно определить, кто из них был настоящей Азали. А может быть, Ксенией? Или Эйвой?»
Азали нельзя было обвинить в распутстве – она просто не знала толком, кто она такая. В «нормальных» условиях она вела себя как «нормальный» человек, но стоило ей оказаться в чрезвычайной ситуации, никто не мог предугадать ее поведения. Доктор сказал, что ей необходимо пройти курс лечения, который продлится минимум три года.
Азали начала лечиться, и наша жизнь вновь вошла в нормальное русло, хотя, конечно, все мы прекрасно понимали, что эта «нормальность» висит на волоске…
Зев положил на полку «Мариэтту в горах», вычеркнул из планов студии «Мариэтту в Малибу». Мы стали прилагать все усилия, чтобы обеспечить Азали спокойную, стабильную жизнь. Особенно больно нам было узнать, что во время аборта внутренние органы бедной девочки так сильно пострадали, что теперь у нее никогда не будет детей. С другой стороны, я подумала, что, может быть, это и не так плохо, ведь Карлос дель Вильялосо был лишь первым мужчиной в ее жизни, и я не была уверена, что подобные истории не повторятся.
Глубоко вздохнув, Мисси печально посмотрела на Кэла.
– Шли годы, – продолжила она свой рассказ. – Учителя приходили к нам домой, и Азали освоила всю школьную программу. Мы боялись отдавать ее в колледж. Зато с прежним энтузиазмом занималась она танцами.
Психиатр предупредил нас, что Азали осознает, что причиной ее психического расстройства является дурная наследственность и перенесенные в детстве стрессы; что все то, что ей довелось пережить, случилось именно с ней, а не с какой-то «другой девочкой». Но врач считал, что о какой-либо стабильности говорить не приходится. Надо было продолжать курс лечения и надеяться, что рано или поздно Азали сможет вернуться к нормальной жизни.
Когда Азали исполнилось восемнадцать, мы решили устроить для нее небольшой праздник. Приглашены были только Роза и Сэм, Рэчел, Дик и Ханна. Мы пошли в кафе «Кокосовая роща» – на столе уже стоял огромный именинный торт со свечами, а когда оркестр заиграл «С днем рождения», Азали покраснела и чуть не расплакалась. Она была сама невинность: стройная, белокурая, с широко раскрытыми глазами, в бледно-зеленом платьице; на груди ее был приколот рубиновый кулон в виде сердца—тот самый, что подарил ей О'Хара к дню нашей свадьбы. На столе лежала целая куча подарков от всех приглашенных. Разумеется, больше всех постарался Зев – он вообще считал, что меньше дюжины подарков дарить неприлично. Но главным его подарком было сообщение о том, что специально для Азали пишется сценарий нового мюзикла под названием «Полет птицы».
– Я помню эту картину! – воскликнул Кэл. – Мы с друзьями в колледже смотрели ее по нескольку раз. Да, Азали блестяще сыграла эту роль…
– Вам понравилось? Можете себе представить, какая это была радость для самой Азали. Доктор разрешил ей сниматься, а мы со своей стороны старались ни на секунду не сводить глаз с девочки, оберегая ее от всех окрестных мужчин – начиная с кинозвезд, с которыми ей надо было сниматься, кончая случайными грузчиками, передвигавшими декорации. Как всегда, продюсером был Зев, режиссером-постановщиком – Дик Неверн, фильм действительно вышел отличный.
Шел 1932 год. Большая Депрессия затронула и Голливуд. Зев вложил кучу денег в рекламу фильма, но интервью с Эйвой Адэр были сведены к минимуму: к ней допускались только представители самых престижных голливудских и нью-йоркских изданий. Но никто не мог запретить публиковать в журналах ее снимки, и вскоре Азали вновь стала звездой первой величины.
Громкая слава, казалось, мало волнует девочку. Каждое утро она выходила из дома с двумя собаками – Рексом и маленькой Бэби (к этому времени у Рекса и Джульетты родилось шесть борзых щенят) – и отправлялась на студию. После съемок шла заниматься танцами, готовясь к новой роли. Азали снова стала веселой и жизнерадостной. Наконец-то мы смогли хотя бы спокойно спать – о полном покое говорить не приходилось: психические болезни так просто не проходят.
Рэчел по-прежнему была лучшей подружкой Азали, в каждом фильме ей тоже доставалось по небольшой роли. У них с Диком Неверном завязался роман.
Первые признаки беды появились, когда Азали был двадцать один год. Она вдруг заявила, что сняла отдельную квартиру в Голливуде и собирается немедленно туда переселиться. Удерживать ее было бесполезно.
Вскоре она познакомилась с одним молодым человеком, который затем стал ее партнером по танцам. Звали его Милош Зоран, он был сыном хорватского крестьянина и внешностью своей напоминал древнегреческого бога. Азали впервые встретила его в танцевальном классе – красивый юноша сразу же привлек ее внимание. А когда она стала танцевать с ним, то ей, наверное, показалось, что это ее судьба. Действительно, исполняя очередной танец под музыку Кода Портера или Керна Джерома, они смотрелись великолепно: он в белом галстуке и фраке, она – в розовом шифоновом платье…
Первый же фильм с их участием вызвал бурю восторга. В газетах появились статьи, авторы которых весьма двусмысленно намекали на «более, чем дружеские» отношения между партнерами. Мы прекрасно поняли, к чему все это может привести. Зев попытался действовать силой; он пригрозил Зорану увольнением. Как только Азали узнала об этом, она устроила нам самый настоящий скандал, заявив, что в этом случае уйдет и она. Азали ни с кем не считалась в этой жизни. Она жила, как хотела. А может, это была не она, а какая-то «другая девочка». – Мисси грустно покачала головой. – Мы так и не знали, как же с ней обращаться.
Влияние Зорана становилось все сильнее и сильнее; он стал лично ставить танцы, руководил репетициями, в которых принимала участие Азали. Через некоторое время Азали попросила Зева во всех титрах и афишах указывать его фамилию перед ее – «Зоран и Адэр» Зев пообещал девочке выполнить ее просьбу, но, конечно, ничего подобного делать не стал. Когда разгневанный танцовщик явился к нему в кабинет и потребовал объяснений, Зев спокойно подошел к нему, взял обеими руками за лацканы его пижонского нового пиджака и сказал, что однажды ему уже довелось бросить за канаты одного парнишку, который попытался обидеть Азали, и что он не потерпит еще одного такого наглеца. Зоран не стал спорить со всемогущественным продюсером, но через некоторое время все же ухитрился сделать пакость: в самый разгар съемок следующего фильма он заявил, что отказывается работать на студии «Мэджик». Азали была страшно потрясена этим известием – снова пришлось водить ее по врачам, возобновлять курс лечения, оберегать личную жизнь девушки от вторжений извне. Само собой разумеется, что все разговоры о кино были временно прекращены – «до существенного улучшения в состоянии больной».
Подобные истории повторялись не раз. Возможно, вы слышали, что у знаменитой Эйвы Адэр было несколько партнеров по танцам? Самым известным из них был, конечно, Тедди Адамс. Танцевальная пара «Адамс и Адэр» вошла в историю. В середине тридцатых годов Азали была в апогее славы: молодая, красивая, великолепная танцовщица, певица. То, что в газетах время от времени появлялись заметки об очередном ее скандальном увлечении, кажется, лишь прибавляло ей популярности. Зев заметил как-то раз, что если женщина по имени Эйва родилась в тридцатые годы, то можно дать сто процентов, что она названа в честь Эйвы Адэр.
Подолгу, иногда по нескольку лет, Азали казалась вполне нормальной девушкой. Но потом наступал очередной кризис… Ей не приходилось заботиться о своей карьере – всем занимался Зев. До тех пор, пока он оставался продюсером, Азали была обречена на успех. Но потом на голову нам свалилось еще одно горе – она встретила Джеки Джерома и… Григория Соловского.
ГЛАВА 41
– На экране Азали всегда была светлой, солнечной девочкой; зрители были от нее без ума. В жизни же все было далеко не так радужно. Одним из ужасных свойств Азали была какая-то патологическая тяга к мерзавцам мужского пола – к этаким смазливым альфонсам, которые откровенно эксплуатировали бедную девушку. Джеки Джером производил совершенно другое впечатление.
Он был невысок ростом, неуклюж в движениях, но очень обаятелен. Джеки постоянно улыбался, был прекрасным собеседником. На студии «Мэджик» он работал сценаристом. Не сказала бы, что был очень талантлив, но перерабатывать чужие идеи в довольно сносные сюжеты умел. Он много работал и – в отличие от большинства сценаристов – мало пил.
Зеву Джеки нравился – именно он познакомил молодого сценариста с Азали. Через некоторое время ему сообщили, что Азали и Джеки видели вместе на скачках. Зев не обратил на это никакого внимания: было очевидно, что этот парень не в ее вкусе.
Он был невысок ростом, неуклюж в движениях, но очень обаятелен. Джеки постоянно улыбался, был прекрасным собеседником. На студии «Мэджик» он работал сценаристом. Не сказала бы, что был очень талантлив, но перерабатывать чужие идеи в довольно сносные сюжеты умел. Он много работал и – в отличие от большинства сценаристов – мало пил.
Зеву Джеки нравился – именно он познакомил молодого сценариста с Азали. Через некоторое время ему сообщили, что Азали и Джеки видели вместе на скачках. Зев не обратил на это никакого внимания: было очевидно, что этот парень не в ее вкусе.