Страница:
А чтобы у Вас была полная ясность о происходящих событиях, то сообщаю Вам, уважаемый товарищ Степнов, что у меня, как и у моих коллег по оружию, были опасения и раньше, а потому мы на крайний случай готовили варианты для временных отступлений. Да, могу признаться Вам как на духу, колония 6515 дробь семнадцать – это наш остров Святой Елены, это наш плацдарм, откуда мы поведем решительные бои с вероотступниками и двурушниками. За нами Россия, а это не какая-нибудь несчастная обесчещенная обиженница Европа, а настоящий хозяин тайги и жизни вообще. Поэтому, закладывая основы этой колонии еще в 1937 году, нами для этой цели был привлечен, как известно вам, бывший меньшевик Макаренко. Мы понимали всю ответственность замысла и сейчас намерены пойти в решительное наступление, используя для этого все резервы и все арьергарды нашего поступательного движения.
Итак, дорогой товарищ Степнов, в том, что я оказался в этом воспитательном учреждении, нет никакой случайности. Меня готовили к этой роли с юношеских лет, вот почему мне понадобилось надежное прикрытие в виде тех страшных преступлений, благодаря которым я приговорен к десяти годам строгого режима. Вам это покажется странным. Вы, наверное, считаете, что я пользовался теми благами, которые «экспроприировал» у наших врагов. А дело складывалось именно так: хищения как такового не было, я просто изымал баснословные суммы у отдельных лиц, занимающихся якобы политической деятельностью. Не думайте, что Самиздат существовал сам по себе. Нет, дорогой, Самиздат – это прочно организованные связи с Западом, с различными разведками, это мощная материальная база – копировальные механизмы, люди, крупные капиталовложения и прибыли. Несколько дел (шантаж, вымогательство и грабежи) я умышленно провел сам, чтобы не было у меня отступлений. Таким образом, теперешнее пребывание в колонии, может быть, последнее и основное задание в этой скоротечной жизни. О том, что Вам надлежит дальше делать, чтобы шире двинуть фронт наших работ, расскажет небезызвестный Вам подполковник Карнаухов, с которым Вы имели честь встречаться в свое время. Кроме того, при желании Вы и в своей среде найдете нужное лицо, через которое мы сможем беспрепятственно сноситься, обсуждать различные варианты действий, намечать планы в совместной небезуспешной борьбе. С коммунистическим приветом.
Смерть врагам революции! Ваш Чаинов».
– Сумасшедший,- сказал я.- Возьми, прочти письмо.- Я протянул Никулину чаиновский манускрипт, будучи на сто процентов уверенным, что он знает письмо едва ли не наизусть, больше того, снял копию с этого документа, и не одну: надо же ему и Карнаухову отдать экземпляр и тому же Колтуновскому подкинуть для размышлений, а впрочем, как сказать, может быть, Колту-новский и вне игры. Вот как все в этой жизни оборачивается: думал заарканить Никулина, а сам поймался в его сети, и ничего не сделаешь, и Лапшину не скажешь, а уж Никольскому тем более: вот он и вставил в мое нутро рогатину, а теперь медленно будет этой рогатиной пошевеливать в моих бишкаутах, изнутри будет меня расщеплять. Вот тебе и дружественный Никулин, этакое рыхлое добродушие: «А как же!» Выходит, и с Чаяновым он не первый год знаком; небось еще тогда вдвоем решали, как меня упрятать в эту самую дробь семнадцать.
– Любопытненько,- мягко сказал Никулин, а, однако, зрачки не убавили остроты, напротив, в желтых кружочках еще подбавилось игл.- Ничего не скажешь…
– А что это за лицо, на которое он намекает? – спросил я в лоб.- Уж не ты ли это?
– Может быть, Лапшин или Никольский? – улыбнулся Никулин.- Любопытненько.
– Что ты зарядил свое «Любопытненько» да «Любопытненько». Такие повторы никчемных слов нужны человеку для обдумывания своих ходов, для выигрыша времени! Твоя-то роль какая?! Я тебя, гада, насквозь вижу. Я это так не оставлю. Я вас одной веревкой свяжу! Я завтра же соберу лабораторию…
– А при чем здесь я? Ну собирай кого хочешь. Твои дела, твои заботы. Только я тебе не советовал бы рушить то, что так хорошо началось.
В это время в комнату вошел Лапшин. Он, конечно же, обратил внимание на то, что мы мгновенно, как он вошел, прикусили языки. Он вопросительно посмотрел на меня, а я отвел глаза в сторону, дав понять, что не хочу ни о чем говорить – мало ли что у меня,- и повышенно грубоватым голосом спросил:
– Ну что там у тебя? Готов план?
– Нет. Не готов, надо еще помозговать. И он, должно быть, отправился работать, слегка обидевшись на меня.
– Послушай, ну а этого Карнаухова ты знаешь? – спросил я Никулина, когда мы остались одни.
– Если это брат философа Карнаухова, то знаю, я у них однажды даже дома бывал. Карнаухов-философ был оппонентом у моего аспиранта.
– Так, может быть, ты и сходишь к нему. Скажешь, что вот получили письмо от Чаинова, а не знаем, как быть… Ну, в общем, ты лучше меня сообразишь, как сказать.
– Это мне не трудно сделать,- ответил уже спокойно Никулин.
Через два дня он мне сказал:
– Ну что ж, я был у Карнаухова. Вопрос сложный. Их, кстати, интересует до чрезвычайности наше исследование. Карнаухов целый час мне говорил о том, что органы социальной защиты после тридцать седьмого года напрочь утратили свои лучшие традиции: перестали заниматься воспитательной практикой, и пора бы реализовать макаренковский замысел создания конгломерата колонии с единым управлением и едиными воспитательными задачами…
– Это-то ладно, это потом. Что он тебе сказал относительно дальнейших действий, относительно Чаинова что сказал?…
– Относительно Чаинова он не стал говорить, все уходил от этого вопроса, а что касается методологе-политической стороны исследования, то он рекомендовал бы нам в самое ближайшее время связаться с генералом Микадзе. Микадзе – крупный сталинист, друг Вячеслава Михайловича…
– Надоева?
– Какой там Надоева! Молотова! – проговорил Никулин с нажимом, точно оскорбившись.- Так вот, Карнаухов при мне связался с генералом. Микадзе ждет нас.
22
Итак, дорогой товарищ Степнов, в том, что я оказался в этом воспитательном учреждении, нет никакой случайности. Меня готовили к этой роли с юношеских лет, вот почему мне понадобилось надежное прикрытие в виде тех страшных преступлений, благодаря которым я приговорен к десяти годам строгого режима. Вам это покажется странным. Вы, наверное, считаете, что я пользовался теми благами, которые «экспроприировал» у наших врагов. А дело складывалось именно так: хищения как такового не было, я просто изымал баснословные суммы у отдельных лиц, занимающихся якобы политической деятельностью. Не думайте, что Самиздат существовал сам по себе. Нет, дорогой, Самиздат – это прочно организованные связи с Западом, с различными разведками, это мощная материальная база – копировальные механизмы, люди, крупные капиталовложения и прибыли. Несколько дел (шантаж, вымогательство и грабежи) я умышленно провел сам, чтобы не было у меня отступлений. Таким образом, теперешнее пребывание в колонии, может быть, последнее и основное задание в этой скоротечной жизни. О том, что Вам надлежит дальше делать, чтобы шире двинуть фронт наших работ, расскажет небезызвестный Вам подполковник Карнаухов, с которым Вы имели честь встречаться в свое время. Кроме того, при желании Вы и в своей среде найдете нужное лицо, через которое мы сможем беспрепятственно сноситься, обсуждать различные варианты действий, намечать планы в совместной небезуспешной борьбе. С коммунистическим приветом.
Смерть врагам революции! Ваш Чаинов».
– Сумасшедший,- сказал я.- Возьми, прочти письмо.- Я протянул Никулину чаиновский манускрипт, будучи на сто процентов уверенным, что он знает письмо едва ли не наизусть, больше того, снял копию с этого документа, и не одну: надо же ему и Карнаухову отдать экземпляр и тому же Колтуновскому подкинуть для размышлений, а впрочем, как сказать, может быть, Колту-новский и вне игры. Вот как все в этой жизни оборачивается: думал заарканить Никулина, а сам поймался в его сети, и ничего не сделаешь, и Лапшину не скажешь, а уж Никольскому тем более: вот он и вставил в мое нутро рогатину, а теперь медленно будет этой рогатиной пошевеливать в моих бишкаутах, изнутри будет меня расщеплять. Вот тебе и дружественный Никулин, этакое рыхлое добродушие: «А как же!» Выходит, и с Чаяновым он не первый год знаком; небось еще тогда вдвоем решали, как меня упрятать в эту самую дробь семнадцать.
– Любопытненько,- мягко сказал Никулин, а, однако, зрачки не убавили остроты, напротив, в желтых кружочках еще подбавилось игл.- Ничего не скажешь…
– А что это за лицо, на которое он намекает? – спросил я в лоб.- Уж не ты ли это?
– Может быть, Лапшин или Никольский? – улыбнулся Никулин.- Любопытненько.
– Что ты зарядил свое «Любопытненько» да «Любопытненько». Такие повторы никчемных слов нужны человеку для обдумывания своих ходов, для выигрыша времени! Твоя-то роль какая?! Я тебя, гада, насквозь вижу. Я это так не оставлю. Я вас одной веревкой свяжу! Я завтра же соберу лабораторию…
– А при чем здесь я? Ну собирай кого хочешь. Твои дела, твои заботы. Только я тебе не советовал бы рушить то, что так хорошо началось.
В это время в комнату вошел Лапшин. Он, конечно же, обратил внимание на то, что мы мгновенно, как он вошел, прикусили языки. Он вопросительно посмотрел на меня, а я отвел глаза в сторону, дав понять, что не хочу ни о чем говорить – мало ли что у меня,- и повышенно грубоватым голосом спросил:
– Ну что там у тебя? Готов план?
– Нет. Не готов, надо еще помозговать. И он, должно быть, отправился работать, слегка обидевшись на меня.
– Послушай, ну а этого Карнаухова ты знаешь? – спросил я Никулина, когда мы остались одни.
– Если это брат философа Карнаухова, то знаю, я у них однажды даже дома бывал. Карнаухов-философ был оппонентом у моего аспиранта.
– Так, может быть, ты и сходишь к нему. Скажешь, что вот получили письмо от Чаинова, а не знаем, как быть… Ну, в общем, ты лучше меня сообразишь, как сказать.
– Это мне не трудно сделать,- ответил уже спокойно Никулин.
Через два дня он мне сказал:
– Ну что ж, я был у Карнаухова. Вопрос сложный. Их, кстати, интересует до чрезвычайности наше исследование. Карнаухов целый час мне говорил о том, что органы социальной защиты после тридцать седьмого года напрочь утратили свои лучшие традиции: перестали заниматься воспитательной практикой, и пора бы реализовать макаренковский замысел создания конгломерата колонии с единым управлением и едиными воспитательными задачами…
– Это-то ладно, это потом. Что он тебе сказал относительно дальнейших действий, относительно Чаинова что сказал?…
– Относительно Чаинова он не стал говорить, все уходил от этого вопроса, а что касается методологе-политической стороны исследования, то он рекомендовал бы нам в самое ближайшее время связаться с генералом Микадзе. Микадзе – крупный сталинист, друг Вячеслава Михайловича…
– Надоева?
– Какой там Надоева! Молотова! – проговорил Никулин с нажимом, точно оскорбившись.- Так вот, Карнаухов при мне связался с генералом. Микадзе ждет нас.
22
Никулин меня предупредил, прежде чем мы вошли к генералу:
– Микадзе сейчас в небольшой опале, но это естественно, поскольку его мысли прямо противоположны существующей конъюнктуре.
– Генерал тоже считает, что сегодняшние демократические умонастроения – дело временное?
– Он как раз и считает, что сегодня история опрокинута навзничь и очень скоро обратится в фарс.
Генерал принял нас в генеральском мундире. Орденов, правда, не было, но было много планок. Он предложил нам чаю, однако тут же сказал, что чай будем пить в другом месте.
– В баньке,- сказал он.- Это теперь единственная моя отрада.
Все это было сказано с едва заметным акцентом. В бане он произнес обстоятельную речь. Подчеркнул, что Сталин – это не только Ленин сегодня, но и знамя всего прогрессивного человечества в борьбе миров'. Он сказал, что сейчас, как и прежде, противостоят две силы: коммунизм и сионизм. Я перебил генерала:
– А как же с империализмом быть?
– Империализм и есть сионизм. Деньги где? В банках. А банки у кого? У них. В Лос-Анджелесе я видел огромное сердце из гранита – это было сердце Банкира. У них есть свои символы. Зло, отразив добро, пребудет в этом мире беспредельно. Так говорил еще Руставели, который никогда не был евреем…
С разрешения генерала Микадзе автор публикует некоторые его материалы, касающиеся политики и смерти Сталина, а также приносит глубочайшие извинения в том, что дал его рассказ с некоторыми сокращениями (прим, автора).
– А может, был? – спросил я.- Если покопаться? Недавно я узнал, что у Богдана Хмельницкого нашли… Говорят, в Грузии ему памятник поставили сионисты, а потом ночью кто-то украл памятник, и теперь на этом месте стоит монархист Ираклий Второй.
– Что ж, ничего нет удивительного. Народ докапывается до своих духовных корней. Сейчас не ядерное противостояние решает судьбу народов, а духовное. Это Сталин хорошо понимал, когда ликвидировал все трещины, возникающие в идеологической борьбе.
– Он эти трещины своевременно набивал живыми и неживыми людьми,- подсказал я.- А потом заливал купоросом и только после этого цементировал, чтобы учение основоположников сохранить в полной чистоте.
– Об этой чистоте я и хотел рассказать.- Генерал, завернутый в простыню, напоминал привидение. Он ласково пояснил: – Сталин еще в юношеские годы почувствовал свое великое предназначение. Как известно, такие предчувствия характерны для большинства великих людей. Сталин – высокая поэтическая душа. Если бы он не стал политиком, он бы наверняка стал писателем или поэтом мирового масштаба. В пятнадцать лет он стал писать стихи. Я знаю, вы интересуетесь предсказаниями. Так вот, Сталин еще в 1885 году напечатал несколько стихотворений в газете «Иверия», которую редактировал Илья Чавчавадзе. В этих стихах он предсказал свою судьбу:
И знай, кто пал, как прах на землю,
Кто был когда-то угнетен,
Тот станет выше гор великих,
Надеждой яркой окрылен.
Его произведения были включены в «Родной язык», составленный великим грузинским педагогом Гогебашвили.
Сейчас много говорят о вреде вождизма. Троцкисты подымали вопрос о вождизме Сталина еще на Четырнадцатом съезде. И Сталин по этому вопросу дал исчерпывающее объяснение. Он сказал, что революционному движению всегда нужны будут вожди, способные выразить волю народа. Он, как пишет Анри Барбюс, был самым скромным человеком на этой земле. Он сумел отделиться от великого имени «Сталин». Известен разговор его с сыном Василием, который «свободно» стал пользоваться именем отца, направо и налево ставил факсимильную печать «Сталин». Отец сказал сыну: «Сталин – это не ты, Сталин – это не я, Сталин – это символическое знамя и вера народа. Примером в труде, борьбе и поведении должны служить ты и я. Поэтому прекрати бравировать именем Сталина».
Он и ложной скромности не выносил, потому и отступился от другого своего сына, Якова. Тот за ложной скромностью прятал наглость и двурушничество. Слыхали, как о нем пишет теперь бывший тайный советник вождя: «С Аллилуевой шашни за спиной отца вел, лез к Надежде Сергеевне». Сталин заботился о своей репутации. Вождь – это сила и авторитет. Отняли веру – сделали народ слабым. Создали в душах вакуум. Чем его заполнить? Естественно, сексом, наркотиками, разбоем. Кому это выгодно? Врагам.
Распознать сегодняшних врагов невозможно, не зная истории. Откуда взялся Троцкий? До революции он жил в Америке. Там сотрудничал с Бухариным. Затем по заданию сионистов внедрился в русскую революцию. Применив принцип адаптации, Троцкий (Бронштейн) вошел в партию Ленина и втащил в политическое бюро Апфельбаума (Зиновьева) и Розенфельда (Каменева) и получил большинство – из пяти три человека – и только чудом, благодаря Сталину, не захватил власть в партии. И сейчас этот метод внедрения и адаптации широко применяется сионистами. И у нас надежда только одна – это наследники Сталина. Они наша надежда.
Генерал встал и продекламировал:
Я тоже чокнулся. Мне было грустно. Я сказал, что не буду пить за Сталина. Моих собанников это нисколько не смутило.
– Рано или поздно все придут к сталинизму, – сказал серьезно Микадзе и отхлебнул несколько глотков вина. – Группа Зарубы – это первая ласточка…
– Серьезная, – вставил я.
– Что серьезная? Ласточка? Вы иронист. Крепко вас переориентировали. Из пострадавших? – спросил он, обращаясь ко мне.
Я молчал. Ответил за меня Никулин:
– У него всех родственников в тридцать седьмом шпокнули.
– Откуда тебе это известно? – удивился я. – Я не афишировал свое прошлое.
– В этом мире все известно,- отвечал Никулин. В его голосе появилась уверенность. Он ощущал себя рядом с генералом прямо-таки хозяином.
– Тогда все понятно,- отвечал генерал.- Так знайте же, не Сталин убил ваших близких, а сионисты.
– Конкретно?
– Троцкий убил. Он организовал на нашей территории лагеря смерти, и туда бросали лучших людей, и прежде всего коммунистов. Вы знаете, кому принадлежит идея создания империи зла, этой лагерной индустрии? Не знаете? А я вам скажу! Евреи изобрели ГУЛАГ. И сионист Солженицын. Настоящая его фамилия Солженицер, он сын крупного землевладельца, его отец, чтобы получить доступ к русским землям, принял православие. Выкрест. Как и отец Троцкого. А Солженицер написал «ГУЛАГ» (скачать "Архипелаг ГУЛАГ"), чтобы спутать карты, чтобы обвинить Сталина в преступлениях, которые он не совершал.
– Значит, он нарочито пробрался в лагерь, чтобы изнутри дать материал? – съязвил я. Иронии моей никто не понял, и я добавил: – Значит, он, рискуя жизнью, по доброй воле стал заключенным и оттуда повел свой убийственный репортаж.
– Конечно,- ответил генерал.- Ничего не могу сказать. Это бесстрашный и предприимчивый народец. Да и ничем не рисковал этот мерзавец. Он же не был в настоящих лагерях. Он был, если хотите, даже не в заключении, а в спецлагере, как Туполев, Королев и многие другие известные конструкторы! И Сталин знал об этих лагерях, он их специально ввел, чтобы спасти нашу техническую интеллигенцию.
– У вас есть доказательства? – спросил я.
– Есть у него все,- кивнул своей челюстью Никулин.
– Тут доказательства налицо,- ответил генерал.- Солженицын нигде не раскрывает карт, не говорит о главном. А главное – вот оно. Создателями лагерей были два человека. Один – основной кадр – Френкель, начальник всего ГУЛага. Другой – Ягода, матерый сионист, начальник ОГПУ, который убил Менжинского, Куйбышева, Кирова. Третьей фигурой был Берман – начальник строительства Беломорканала, описанного, в частности, сионистами как место зловещего истребления героев. И, наконец, четвертая фигура – это Каган, начальник строительства железной дороги Котлас-Воркута (И тут генерал неправ. Эти факты в «Архипелаге ГУЛАГ» имеются (прим, автора).). Все эти люди были завязаны Троцким в один узел, и у них была цель – уничтожить коммунистов изнутри.
– Тогда зачем же они стали истреблять евреев: Каменева, Зиновьева, Сокольникова, Дробниса, Лившица, Богуславского, Радека и сотни других?
– А вот тут как раз и состоит диалектика. Названные вами персонажи,- отвечал генерал,- действительно сионисты-провокаторы, и их разоблачил Сталин. В этом и состоит его гениальность. Он имел особое чутье на врага. Один раз глянет на физиономию и сразу скажет, враг или не враг. Известные процессы тридцатых годов – это ответ красного террора на сионистский заговор. Это была смертельная схватка умов. С одной стороны, Сталин, а с другой – все сионисты во главе с Троцким. Сионисты использовали ситуацию на местах и через своих людей устраивали массовые репрессии, чтобы обескровить социализм. У них был сговор с Гитлером. Отсюда и одинаковые способы расправы с коммунистами: гетто, концлагеря, пытки. А Сталин делал прямо противоположное тому, чем занимались фашисты и сионисты. Он спасал людей. Выгораживал невинно пострадавших. Устраивал жизнь детей репрессированных. Пример тому – Зоя Космодемьянская. Ее родители пострадали, а она – героиня. И так везде.
– Очевидно, он не успел всех спасти,- сказал я.
– Вот именно,- ткнул в мою сторону вилкой генерал.- Я приведу еще доказательства великой гуманности Сталина. Я захватил с собой некоторые документы, которые сейчас под грифом большой секретности прячут от народа. Признаюсь, эти документы выкрали близкие мне люди. Вопрос «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков» специально разбирался 11, 14, 18, 20 января 1938 года на Пленуме ЦК ВКП (б). Говорилось: ЦК КП(б) Азербайджана на одном заседании 5 ноября 1937 года механически подтвердил исключение 69 человек; Новосибирский обком 28 ноября механически подтвердил решения райкомов ВКП (б) об исключении из партии 72 человек; в Орджоникидзевской краевой партийной организации партколлегия КПК при ЦК ВКП (б) отметила, как неправильные и совершенно необоснованные, решения об исключении из партии 101 коммуниста из 160 человек, подавших апелляции; по Новосибирской партийной организации таким же образом пришлось отменить 51 решение из 80; по Ростовской парторганизации отменены 43 решения из 66; по Сталинградской парторганизации – 58 из 103; по Саратовской – 80 из 134; по Курской парторганизации – 56 из 92; по Винницкой – 164 из 337 и так далее.
Во многих районах Харьковской области под видом «бдительности» имеют место многочисленные акты незаконного увольнения с работы и отказа в предоставлении работы исключенным из партии и беспартийным работникам. В Змиевском районе в октябре и ноябре 1937 года беспричинно сняты с работы 36 учителей и намечено к увольнению еще 42.
Во многих районах Куйбышевской области исключено из партии большое количество коммунистов с мотивировкой, что они являются врагами народа. Между тем органы НКВД не находят никаких оснований для ареста этих исключенных из партии. Например, Больше-Черниговский райком ВКП (б) исключил из партии и объявил врагами народа 50 человек из общего количества 210 коммунистов, состоящих в районной парторганизации, в то время как в отношении 43 из этих исключенных органы НКВД не нашли никаких оснований для ареста.
Пленум ЦК ВКП (б) подчеркивал, что все эти и подобные факты имеют распространение в парторганизациях прежде всего потому, что среди коммунистов существуют, еще не вскрыты и не разоблачены отдельные коммунисты-карьеристы.
Известно даже немало фактов, когда замаскированные враги народа, вредители-двурушники в провокационных целях организуют подачу клеветнических заявлений на членов партии и под видом «развертывания бдительности» добиваются исключения из рядов ВКП (б) честных и преданных коммунистов, отводя тем самым от себя удар и сохраняя себя в рядах партии.
Разоблаченный враг народа, бывший заведующий ОРПО Ростовского обкома ВКП (б) Шацкий и его сообщники, пользуясь политической близорукостью руководителей Ростовского обкома ВКП (б), исключали из партии честных коммунистов, выносили заведомо неправильные взыскания работникам, всячески озлобляли коммунистов, делая в то же время все возможное, чтобы сохранить в партии свои контрреволюционные кадры».
– Вот, а ты говоришь,- обратился ко мне Никулин.- Твой Никольский уж точно оттуда подослан. И Лапшин с ним заодно. Я видел у него валютные рубли. Откуда у него валюта?
– Это один доллар у него, ему подарил американский ученый.
– Знаем мы эти подарки. Мне и тебе никто ничего подобного не подарит.
– Я вам приведу и еще некоторые доказательства,- между тем говорил генерал, вытаскивая из сумки две книжечки.- Это стенографические отчеты о судебных процессах над троцкистами. Если суммировать, то суть троцкизма состоит в следующем: в области внешней политики – союз с фашистами Германии и Японии для приближения войны с Советским Союзом, территориальное расчленение Советского Союза с отдачей Украины немцам, а Приморья – японцам, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств и, как средство достижения этих задач,- вредительство, диверсия, индивидуальный террор против руководителей советской власти, шпионаж в пользу японо-немецких военных сил – такова развернутая Пятаковым, Радеком и Сокольниковым политическая платформа троцкизма.
В области внутренней политики: свертывание коллективизации, то есть развитие колхозов и совхозов только там, где есть достаточная материальная база и есть согласие крестьян объединиться. Вместо коллективизации Троцкий еще в двадцать пятом году выдвинул идею развития фермерских хозяйств, то есть фактически укрепление кулачества как класса. Заметьте, не полную ликвидацию, а поощрение капиталистических элементов в селе. Далее. Широкое развитие кооперации, узкий хозяйственный расчет на промьшшенньгх предприятиях, говоря сегодняшним языком, арендные подряды, договорные формы взаимодействия, частное предпринимательство, создание кооперативных предприятий, концессии и широкие связи с зарубежным капиталом…
– Простите,- перебил я генерала,- что касается внешней политики, то это полный бред, и это уже доказано историей, а вот внутренняя политика, предлагаемая троцкистами, совпадает полностью с тем направлением, которое разрабатывает наше общество сегодня,- и кооперацию, и фермерские хозяйства, и концессии, и арендные формы труда…
– Что и требовалось доказать! – захлопал в ладоши генерал.
– Наконец-то дошло,- захохотал Никулин.
– Что дошло? – удивился я.
– А то, что сегодня настоящий троцкизм внедряется повсюду,- шепотом сказал Никулин.
– Что же делать? – спросил я наивно.
– Бороться надо. Бороться и еще раз бороться,- сказал твердо Никулин.- Россия велика. Ой-ой, как велика. А ее умом-то не понять и аршином не измерить…
– У нас есть силы, чтобы спасти отечество,- сказал твердо генерал.- Конечно же, мы многое упустили, но шансы еще есть…
– Но вы же грузин,- почему-то выпалил я. Но Микадзе понял.
– Таковым себя не чувствую. Сумел, как и Сталин, преодолеть национальную ограниченность. Мы создали новый тип советского человека. И здесь я полностью согласен с Барбюсом: Сталин и есть первооснова этого нового человека, образец, как хотите это называйте. Но он не сбрасывал со счетов и национальный момент. Он и здесь вычленил главное звено – русское начало.
Помните: «Я подымаю первый тост за великий русский народ»? Это гениальный ход, гениальное вычленение главного звена. Именно поэтому сегодняшние россияне приняли Сталина как своего. Он для них не был грузином. Он был зодчим. Гением.
– А вы заметили, что сейчас даже водители «МАЗов» и чистильщики обуви убрали портреты вождя всех народов…- снова, должно быть, невпопад сказал я.
– Что ж, длительная пропаганда подействовала,- сказал с горечью генерал.- Народ не знает всей правды. Народу подсунули ложь, и он изменил свое мнение о вожде, которого убили как раз в годы уже намеченных грандиозных преобразований в стране…
– Что вы имеете в виду?
– А то, что вы сейчас бьетесь с одной паршивенькой колонийкой, а у Сталина был уже готовый план всю страну превратить в образцовую колонию, восемьдесят заводов уже были переведены на изготовление колючей проволоки, впервые в мире намечено было создать миллион двести подземных колоний – о, это необыкновенный замысел! О нем надо либо подробно, либо вообще не говорить…
– А что, Сталина действительно убили? – это Никулин спросил.- Расскажите хотя бы вкратце.
– Тут тоже кратко нельзя. Я располагаю серьезными документами о смерти Сталина, которые мне передал его сын Василий.
– Расскажите,- взмолился Никулин, и я поддержал его просьбу.
– Хорошо,- ответил генерал.- Только давайте сначала попаримся…
Я точно помню: когда мы вошли в парилку, погас свет. И в это время ко мне прикоснулось что-то огромное и волосатое. Я еще подумал: «Не должно быть здесь зверей, температура как-никак под сто двадцать градусов, ни один волк или медведь не вынесет такой жары». А животное – это уж точно было животное – Дохнуло в мою сторону таким густым и горячим перегаром, что я едва не потерял сознание. Снова могу свидетельствовать на любом суде, что это был именно перегретый перегар, так как я тогда подумал, что только перегретый перегар может отдавать таким зловонием, я еще и засмеялся: никогда в жизни не мог предположить, что перегар можно подогревать. А животное между тем стало шарить по полкам, и генерал нас успокоил:
– Это Василий Сталин пришел. Вы не хвылюйтесь, падлы,- Здесь Микадзе почему-то заговорил голосом Багамюка.- Он не станет вам рвать кадыки. Кстати, он и начнет рассказ…
– Ну что ж, слушайте и не перебивайте,- начал свой рассказ Василий.- Операция «Убийство вождя» длилась сто сорок три дня. Как вам известно, самыми близкими людьми, не отходящими от Сталина ни на работе, ни дома, были его секретарь Поскребышев и начальник личной охраны генерал-лейтенант Власик. У аккуратиста Поскребышева, который за двадцать лет службы со Сталиным не имел никаких замечаний по проходящим через него делам, вдруг пропадает важный секретный документ. Его, естественно, снимают, Власика тоже сумели убрать, и Сталин остается в какой-то пустоте, именно в период этих ста сорока трех дней. Кроме того, Хрущев добился размолвки Сталина с Молотовым, и Вячеслав Михайлович, который был наиболее частым посетителем Иосифа Виссарионовича, перестал бывать у него. Это важный момент, ибо Сталин наверняка своим преемником назвал бы Молотова.
В сложнейших условиях, когда у Сталина на Кунцевской даче, где он фактически жил, не было ни детей, ни Молотова, ни Поскребышева, ни Власика, самыми последними посетителями 28 февраля 1953 года были Хрущев, Микоян, Маленков, Берия и Булганин. Они собрались, как обычно, после работы, решали служебные вопросы за обеденным столом, разошлись поздно ночью.
– Микадзе сейчас в небольшой опале, но это естественно, поскольку его мысли прямо противоположны существующей конъюнктуре.
– Генерал тоже считает, что сегодняшние демократические умонастроения – дело временное?
– Он как раз и считает, что сегодня история опрокинута навзничь и очень скоро обратится в фарс.
Генерал принял нас в генеральском мундире. Орденов, правда, не было, но было много планок. Он предложил нам чаю, однако тут же сказал, что чай будем пить в другом месте.
– В баньке,- сказал он.- Это теперь единственная моя отрада.
Все это было сказано с едва заметным акцентом. В бане он произнес обстоятельную речь. Подчеркнул, что Сталин – это не только Ленин сегодня, но и знамя всего прогрессивного человечества в борьбе миров'. Он сказал, что сейчас, как и прежде, противостоят две силы: коммунизм и сионизм. Я перебил генерала:
– А как же с империализмом быть?
– Империализм и есть сионизм. Деньги где? В банках. А банки у кого? У них. В Лос-Анджелесе я видел огромное сердце из гранита – это было сердце Банкира. У них есть свои символы. Зло, отразив добро, пребудет в этом мире беспредельно. Так говорил еще Руставели, который никогда не был евреем…
С разрешения генерала Микадзе автор публикует некоторые его материалы, касающиеся политики и смерти Сталина, а также приносит глубочайшие извинения в том, что дал его рассказ с некоторыми сокращениями (прим, автора).
– А может, был? – спросил я.- Если покопаться? Недавно я узнал, что у Богдана Хмельницкого нашли… Говорят, в Грузии ему памятник поставили сионисты, а потом ночью кто-то украл памятник, и теперь на этом месте стоит монархист Ираклий Второй.
– Что ж, ничего нет удивительного. Народ докапывается до своих духовных корней. Сейчас не ядерное противостояние решает судьбу народов, а духовное. Это Сталин хорошо понимал, когда ликвидировал все трещины, возникающие в идеологической борьбе.
– Он эти трещины своевременно набивал живыми и неживыми людьми,- подсказал я.- А потом заливал купоросом и только после этого цементировал, чтобы учение основоположников сохранить в полной чистоте.
– Об этой чистоте я и хотел рассказать.- Генерал, завернутый в простыню, напоминал привидение. Он ласково пояснил: – Сталин еще в юношеские годы почувствовал свое великое предназначение. Как известно, такие предчувствия характерны для большинства великих людей. Сталин – высокая поэтическая душа. Если бы он не стал политиком, он бы наверняка стал писателем или поэтом мирового масштаба. В пятнадцать лет он стал писать стихи. Я знаю, вы интересуетесь предсказаниями. Так вот, Сталин еще в 1885 году напечатал несколько стихотворений в газете «Иверия», которую редактировал Илья Чавчавадзе. В этих стихах он предсказал свою судьбу:
И знай, кто пал, как прах на землю,
Кто был когда-то угнетен,
Тот станет выше гор великих,
Надеждой яркой окрылен.
Его произведения были включены в «Родной язык», составленный великим грузинским педагогом Гогебашвили.
Сейчас много говорят о вреде вождизма. Троцкисты подымали вопрос о вождизме Сталина еще на Четырнадцатом съезде. И Сталин по этому вопросу дал исчерпывающее объяснение. Он сказал, что революционному движению всегда нужны будут вожди, способные выразить волю народа. Он, как пишет Анри Барбюс, был самым скромным человеком на этой земле. Он сумел отделиться от великого имени «Сталин». Известен разговор его с сыном Василием, который «свободно» стал пользоваться именем отца, направо и налево ставил факсимильную печать «Сталин». Отец сказал сыну: «Сталин – это не ты, Сталин – это не я, Сталин – это символическое знамя и вера народа. Примером в труде, борьбе и поведении должны служить ты и я. Поэтому прекрати бравировать именем Сталина».
Он и ложной скромности не выносил, потому и отступился от другого своего сына, Якова. Тот за ложной скромностью прятал наглость и двурушничество. Слыхали, как о нем пишет теперь бывший тайный советник вождя: «С Аллилуевой шашни за спиной отца вел, лез к Надежде Сергеевне». Сталин заботился о своей репутации. Вождь – это сила и авторитет. Отняли веру – сделали народ слабым. Создали в душах вакуум. Чем его заполнить? Естественно, сексом, наркотиками, разбоем. Кому это выгодно? Врагам.
Распознать сегодняшних врагов невозможно, не зная истории. Откуда взялся Троцкий? До революции он жил в Америке. Там сотрудничал с Бухариным. Затем по заданию сионистов внедрился в русскую революцию. Применив принцип адаптации, Троцкий (Бронштейн) вошел в партию Ленина и втащил в политическое бюро Апфельбаума (Зиновьева) и Розенфельда (Каменева) и получил большинство – из пяти три человека – и только чудом, благодаря Сталину, не захватил власть в партии. И сейчас этот метод внедрения и адаптации широко применяется сионистами. И у нас надежда только одна – это наследники Сталина. Они наша надежда.
Генерал встал и продекламировал:
– Браво! Браво! – воскликнул Никулин, наливая генералу вина. – Выпьем за генерала! Выпьем за Сталина!
Наследники Сталина живы,
Наследники Сталина есть.
Их много. И все они правы,
Его продолжая дела.
Неправда была, но и правда
У Сталина тоже была.
От правды нам некуда деться,
Ее не зарыть и не сжечь.
Он мир завещал нам в наследство.
Он мир завещал нам беречь.
Я тоже чокнулся. Мне было грустно. Я сказал, что не буду пить за Сталина. Моих собанников это нисколько не смутило.
– Рано или поздно все придут к сталинизму, – сказал серьезно Микадзе и отхлебнул несколько глотков вина. – Группа Зарубы – это первая ласточка…
– Серьезная, – вставил я.
– Что серьезная? Ласточка? Вы иронист. Крепко вас переориентировали. Из пострадавших? – спросил он, обращаясь ко мне.
Я молчал. Ответил за меня Никулин:
– У него всех родственников в тридцать седьмом шпокнули.
– Откуда тебе это известно? – удивился я. – Я не афишировал свое прошлое.
– В этом мире все известно,- отвечал Никулин. В его голосе появилась уверенность. Он ощущал себя рядом с генералом прямо-таки хозяином.
– Тогда все понятно,- отвечал генерал.- Так знайте же, не Сталин убил ваших близких, а сионисты.
– Конкретно?
– Троцкий убил. Он организовал на нашей территории лагеря смерти, и туда бросали лучших людей, и прежде всего коммунистов. Вы знаете, кому принадлежит идея создания империи зла, этой лагерной индустрии? Не знаете? А я вам скажу! Евреи изобрели ГУЛАГ. И сионист Солженицын. Настоящая его фамилия Солженицер, он сын крупного землевладельца, его отец, чтобы получить доступ к русским землям, принял православие. Выкрест. Как и отец Троцкого. А Солженицер написал «ГУЛАГ» (скачать "Архипелаг ГУЛАГ"), чтобы спутать карты, чтобы обвинить Сталина в преступлениях, которые он не совершал.
– Значит, он нарочито пробрался в лагерь, чтобы изнутри дать материал? – съязвил я. Иронии моей никто не понял, и я добавил: – Значит, он, рискуя жизнью, по доброй воле стал заключенным и оттуда повел свой убийственный репортаж.
– Конечно,- ответил генерал.- Ничего не могу сказать. Это бесстрашный и предприимчивый народец. Да и ничем не рисковал этот мерзавец. Он же не был в настоящих лагерях. Он был, если хотите, даже не в заключении, а в спецлагере, как Туполев, Королев и многие другие известные конструкторы! И Сталин знал об этих лагерях, он их специально ввел, чтобы спасти нашу техническую интеллигенцию.
– У вас есть доказательства? – спросил я.
– Есть у него все,- кивнул своей челюстью Никулин.
– Тут доказательства налицо,- ответил генерал.- Солженицын нигде не раскрывает карт, не говорит о главном. А главное – вот оно. Создателями лагерей были два человека. Один – основной кадр – Френкель, начальник всего ГУЛага. Другой – Ягода, матерый сионист, начальник ОГПУ, который убил Менжинского, Куйбышева, Кирова. Третьей фигурой был Берман – начальник строительства Беломорканала, описанного, в частности, сионистами как место зловещего истребления героев. И, наконец, четвертая фигура – это Каган, начальник строительства железной дороги Котлас-Воркута (И тут генерал неправ. Эти факты в «Архипелаге ГУЛАГ» имеются (прим, автора).). Все эти люди были завязаны Троцким в один узел, и у них была цель – уничтожить коммунистов изнутри.
– Тогда зачем же они стали истреблять евреев: Каменева, Зиновьева, Сокольникова, Дробниса, Лившица, Богуславского, Радека и сотни других?
– А вот тут как раз и состоит диалектика. Названные вами персонажи,- отвечал генерал,- действительно сионисты-провокаторы, и их разоблачил Сталин. В этом и состоит его гениальность. Он имел особое чутье на врага. Один раз глянет на физиономию и сразу скажет, враг или не враг. Известные процессы тридцатых годов – это ответ красного террора на сионистский заговор. Это была смертельная схватка умов. С одной стороны, Сталин, а с другой – все сионисты во главе с Троцким. Сионисты использовали ситуацию на местах и через своих людей устраивали массовые репрессии, чтобы обескровить социализм. У них был сговор с Гитлером. Отсюда и одинаковые способы расправы с коммунистами: гетто, концлагеря, пытки. А Сталин делал прямо противоположное тому, чем занимались фашисты и сионисты. Он спасал людей. Выгораживал невинно пострадавших. Устраивал жизнь детей репрессированных. Пример тому – Зоя Космодемьянская. Ее родители пострадали, а она – героиня. И так везде.
– Очевидно, он не успел всех спасти,- сказал я.
– Вот именно,- ткнул в мою сторону вилкой генерал.- Я приведу еще доказательства великой гуманности Сталина. Я захватил с собой некоторые документы, которые сейчас под грифом большой секретности прячут от народа. Признаюсь, эти документы выкрали близкие мне люди. Вопрос «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков» специально разбирался 11, 14, 18, 20 января 1938 года на Пленуме ЦК ВКП (б). Говорилось: ЦК КП(б) Азербайджана на одном заседании 5 ноября 1937 года механически подтвердил исключение 69 человек; Новосибирский обком 28 ноября механически подтвердил решения райкомов ВКП (б) об исключении из партии 72 человек; в Орджоникидзевской краевой партийной организации партколлегия КПК при ЦК ВКП (б) отметила, как неправильные и совершенно необоснованные, решения об исключении из партии 101 коммуниста из 160 человек, подавших апелляции; по Новосибирской партийной организации таким же образом пришлось отменить 51 решение из 80; по Ростовской парторганизации отменены 43 решения из 66; по Сталинградской парторганизации – 58 из 103; по Саратовской – 80 из 134; по Курской парторганизации – 56 из 92; по Винницкой – 164 из 337 и так далее.
Во многих районах Харьковской области под видом «бдительности» имеют место многочисленные акты незаконного увольнения с работы и отказа в предоставлении работы исключенным из партии и беспартийным работникам. В Змиевском районе в октябре и ноябре 1937 года беспричинно сняты с работы 36 учителей и намечено к увольнению еще 42.
Во многих районах Куйбышевской области исключено из партии большое количество коммунистов с мотивировкой, что они являются врагами народа. Между тем органы НКВД не находят никаких оснований для ареста этих исключенных из партии. Например, Больше-Черниговский райком ВКП (б) исключил из партии и объявил врагами народа 50 человек из общего количества 210 коммунистов, состоящих в районной парторганизации, в то время как в отношении 43 из этих исключенных органы НКВД не нашли никаких оснований для ареста.
Пленум ЦК ВКП (б) подчеркивал, что все эти и подобные факты имеют распространение в парторганизациях прежде всего потому, что среди коммунистов существуют, еще не вскрыты и не разоблачены отдельные коммунисты-карьеристы.
Известно даже немало фактов, когда замаскированные враги народа, вредители-двурушники в провокационных целях организуют подачу клеветнических заявлений на членов партии и под видом «развертывания бдительности» добиваются исключения из рядов ВКП (б) честных и преданных коммунистов, отводя тем самым от себя удар и сохраняя себя в рядах партии.
Разоблаченный враг народа, бывший заведующий ОРПО Ростовского обкома ВКП (б) Шацкий и его сообщники, пользуясь политической близорукостью руководителей Ростовского обкома ВКП (б), исключали из партии честных коммунистов, выносили заведомо неправильные взыскания работникам, всячески озлобляли коммунистов, делая в то же время все возможное, чтобы сохранить в партии свои контрреволюционные кадры».
– Вот, а ты говоришь,- обратился ко мне Никулин.- Твой Никольский уж точно оттуда подослан. И Лапшин с ним заодно. Я видел у него валютные рубли. Откуда у него валюта?
– Это один доллар у него, ему подарил американский ученый.
– Знаем мы эти подарки. Мне и тебе никто ничего подобного не подарит.
– Я вам приведу и еще некоторые доказательства,- между тем говорил генерал, вытаскивая из сумки две книжечки.- Это стенографические отчеты о судебных процессах над троцкистами. Если суммировать, то суть троцкизма состоит в следующем: в области внешней политики – союз с фашистами Германии и Японии для приближения войны с Советским Союзом, территориальное расчленение Советского Союза с отдачей Украины немцам, а Приморья – японцам, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств и, как средство достижения этих задач,- вредительство, диверсия, индивидуальный террор против руководителей советской власти, шпионаж в пользу японо-немецких военных сил – такова развернутая Пятаковым, Радеком и Сокольниковым политическая платформа троцкизма.
В области внутренней политики: свертывание коллективизации, то есть развитие колхозов и совхозов только там, где есть достаточная материальная база и есть согласие крестьян объединиться. Вместо коллективизации Троцкий еще в двадцать пятом году выдвинул идею развития фермерских хозяйств, то есть фактически укрепление кулачества как класса. Заметьте, не полную ликвидацию, а поощрение капиталистических элементов в селе. Далее. Широкое развитие кооперации, узкий хозяйственный расчет на промьшшенньгх предприятиях, говоря сегодняшним языком, арендные подряды, договорные формы взаимодействия, частное предпринимательство, создание кооперативных предприятий, концессии и широкие связи с зарубежным капиталом…
– Простите,- перебил я генерала,- что касается внешней политики, то это полный бред, и это уже доказано историей, а вот внутренняя политика, предлагаемая троцкистами, совпадает полностью с тем направлением, которое разрабатывает наше общество сегодня,- и кооперацию, и фермерские хозяйства, и концессии, и арендные формы труда…
– Что и требовалось доказать! – захлопал в ладоши генерал.
– Наконец-то дошло,- захохотал Никулин.
– Что дошло? – удивился я.
– А то, что сегодня настоящий троцкизм внедряется повсюду,- шепотом сказал Никулин.
– Что же делать? – спросил я наивно.
– Бороться надо. Бороться и еще раз бороться,- сказал твердо Никулин.- Россия велика. Ой-ой, как велика. А ее умом-то не понять и аршином не измерить…
– У нас есть силы, чтобы спасти отечество,- сказал твердо генерал.- Конечно же, мы многое упустили, но шансы еще есть…
– Но вы же грузин,- почему-то выпалил я. Но Микадзе понял.
– Таковым себя не чувствую. Сумел, как и Сталин, преодолеть национальную ограниченность. Мы создали новый тип советского человека. И здесь я полностью согласен с Барбюсом: Сталин и есть первооснова этого нового человека, образец, как хотите это называйте. Но он не сбрасывал со счетов и национальный момент. Он и здесь вычленил главное звено – русское начало.
Помните: «Я подымаю первый тост за великий русский народ»? Это гениальный ход, гениальное вычленение главного звена. Именно поэтому сегодняшние россияне приняли Сталина как своего. Он для них не был грузином. Он был зодчим. Гением.
– А вы заметили, что сейчас даже водители «МАЗов» и чистильщики обуви убрали портреты вождя всех народов…- снова, должно быть, невпопад сказал я.
– Что ж, длительная пропаганда подействовала,- сказал с горечью генерал.- Народ не знает всей правды. Народу подсунули ложь, и он изменил свое мнение о вожде, которого убили как раз в годы уже намеченных грандиозных преобразований в стране…
– Что вы имеете в виду?
– А то, что вы сейчас бьетесь с одной паршивенькой колонийкой, а у Сталина был уже готовый план всю страну превратить в образцовую колонию, восемьдесят заводов уже были переведены на изготовление колючей проволоки, впервые в мире намечено было создать миллион двести подземных колоний – о, это необыкновенный замысел! О нем надо либо подробно, либо вообще не говорить…
– А что, Сталина действительно убили? – это Никулин спросил.- Расскажите хотя бы вкратце.
– Тут тоже кратко нельзя. Я располагаю серьезными документами о смерти Сталина, которые мне передал его сын Василий.
– Расскажите,- взмолился Никулин, и я поддержал его просьбу.
– Хорошо,- ответил генерал.- Только давайте сначала попаримся…
Я точно помню: когда мы вошли в парилку, погас свет. И в это время ко мне прикоснулось что-то огромное и волосатое. Я еще подумал: «Не должно быть здесь зверей, температура как-никак под сто двадцать градусов, ни один волк или медведь не вынесет такой жары». А животное – это уж точно было животное – Дохнуло в мою сторону таким густым и горячим перегаром, что я едва не потерял сознание. Снова могу свидетельствовать на любом суде, что это был именно перегретый перегар, так как я тогда подумал, что только перегретый перегар может отдавать таким зловонием, я еще и засмеялся: никогда в жизни не мог предположить, что перегар можно подогревать. А животное между тем стало шарить по полкам, и генерал нас успокоил:
– Это Василий Сталин пришел. Вы не хвылюйтесь, падлы,- Здесь Микадзе почему-то заговорил голосом Багамюка.- Он не станет вам рвать кадыки. Кстати, он и начнет рассказ…
– Ну что ж, слушайте и не перебивайте,- начал свой рассказ Василий.- Операция «Убийство вождя» длилась сто сорок три дня. Как вам известно, самыми близкими людьми, не отходящими от Сталина ни на работе, ни дома, были его секретарь Поскребышев и начальник личной охраны генерал-лейтенант Власик. У аккуратиста Поскребышева, который за двадцать лет службы со Сталиным не имел никаких замечаний по проходящим через него делам, вдруг пропадает важный секретный документ. Его, естественно, снимают, Власика тоже сумели убрать, и Сталин остается в какой-то пустоте, именно в период этих ста сорока трех дней. Кроме того, Хрущев добился размолвки Сталина с Молотовым, и Вячеслав Михайлович, который был наиболее частым посетителем Иосифа Виссарионовича, перестал бывать у него. Это важный момент, ибо Сталин наверняка своим преемником назвал бы Молотова.
В сложнейших условиях, когда у Сталина на Кунцевской даче, где он фактически жил, не было ни детей, ни Молотова, ни Поскребышева, ни Власика, самыми последними посетителями 28 февраля 1953 года были Хрущев, Микоян, Маленков, Берия и Булганин. Они собрались, как обычно, после работы, решали служебные вопросы за обеденным столом, разошлись поздно ночью.