– Не скромничай, Том. Будем реалистами. Этот план всколыхнет весь мир. – Капитан Джек выдержал паузу и продолжил: – Но старика нельзя недооценивать. В искусстве шпионажа Картер Грей успел забыть больше, чем мы с тобой смогли выучить за всю жизнь.
Хемингуэй открыл свой атташе-кейс и достал оттуда DVD-диск. Бросив его собеседнику, он сказал:
– Полагаю, вы найдете эту запись полезной.
Капитан Джек повертел диск в руках и, глядя в глаза Хемингуэю, сказал:
– Я проработал в фирме более двадцати лет, и несколько из них – под руководством Грея. А ты сколько лет трудишься?
– Мой общий стаж двенадцать лет, и большую часть времени я работал в поле. Два года я провел в Управлении национальной безопасности, а в НРЦ перешел через год после того, как Грей получил пост министра.
– Я слышал, что тебя готовят на его место. Оно тебя интересует?
– Насколько я понимаю, там у меня нет большого будущего, – покачал головой Хемингуэй.
– Значит, назад в ЦРУ?
– А эта контора вообще никчемный анахронизм.
– Вот, значит, как?! ЦРУ пребудет вовеки. Даже после скандала с иракским оружием массового уничтожения, которого, как выяснилось, никогда не существовало.
– Вы так полагаете? – не скрывая любопытства, спросил Хемингуэй.
– Когда я помогал мерзким диктаторам, которых наши лидеры считали «приемлемой альтернативой» коммунизму, или поставлял наркотики черным, чтобы финансировать нелегальные операции за рубежом, или свергал демократические правительства, отказывавшиеся потакать экономическим интересам Америки, я тоже считал, что добиться тех же целей можно более пристойными способами. Но от этих идей я давным-давно отказался.
– Но мы не можем выиграть эту конкретную войну лишь с помощью солдат и шпионов, – сказал Хемингуэй. – Все не так просто.
– В таком случае ее просто невозможно выиграть, – резко бросил Капитан Джек. – Поскольку известен лишь один способ, с помощью которого страны могут разрешить свои противоречия.
– Достоевский писал – не ручаюсь за точность цитаты: «Нет ничего легче, чем осудить злодея, и нет ничего труднее, чем понять его».
– Ты и я провели на Ближнем Востоке много лет, но неужели ты до сих пор веришь, что мы можем понять разбойничий менталитет ближневосточных террористов?
– Почему вы считаете, что термин «злодеи» я отношу только к ним? Когда речь идет об операциях за рубежом, у нас тоже далеко не чистые руки. На самом деле мы сами создали множество тех завалов, которые вынуждены сейчас разгребать.
– Поэтому в наши дни существует лишь одна имеющая смысл мотивация. И эта мотивация – деньги. Как я тебе уже говорил, на все остальное мне плевать. Я вернусь на свой прекрасный крошечный остров и больше никогда не пошевелю пальцем. Таково мое кредо.
– Какая горькая откровенность, – заметил Хемингуэй.
– А ты хочешь, чтобы я заявил, будто мое мировоззрение требует сделать мир чище?
– Нет. Я предпочитаю горькую правду.
– А ты ради чего на это пошел?
– Ради того, чтобы сделать мир чуть лучше.
– Опять идеализм? Повторяю, Том, ты об этом глубоко пожалеешь. Или погибнешь.
– Действовать меня заставляет не идеализм или фатализм, а просто идея.
– Я боролся как за правое дело, так и против правых дел, – покачал головой Капитан Джек. – В мире всегда будет вестись какая-нибудь война. Вначале люди сражались за плодородные земли и пресную воду, затем за благородные металлы. Но самым популярным пунктом несогласия стало: «Мой Бог лучше, чем твой Бог». И не важно, в кого ты веришь – в Иеремию или Иисуса, в Аллаха или Магомета, в Будду или Брахму. Кто-то обязательно скажет тебе, что ты заблуждаешься, и начнет сражаться за Истинную веру. Что касается меня, то я верю в пришельцев, а все земные боги могут валить в преисподнюю. Во Вселенной триллион планет, и наша не самая главная. А что касается человечества, то оно прогнило до самого нутра.
– Будда возвысился над материализмом. Иисус говорил, что врагов следует заключить в объятия. Это же говорил и Ганди.
– Иисуса предали, и он умер на кресте; Ганди был убит индуистом, которому пришлась не по нраву терпимость Ганди по отношению к исламу, – наставительно заметил Капитан Джек.
– Я помню рассказ отца о том, – меряя шагами комнату, сказал Хемингуэй, – как англичане перекраивали границы после обретения Индией самостоятельности. Они хотели отделить мусульман от индуистов, но использовали при этом устаревшие карты. Двенадцать миллионов человек были вынуждены сменить место жительства только потому, что англичане провалили дело. Возникший при этом хаос привел к гибели полумиллиона человек. А еще раньше из разных кусков на скорую руку был создан Ирак, что породило кучу конфликтов, с которыми нам и сейчас приходится иметь дело. Можно привести десятки подобных примеров. Сильные страны подавляют более слабых, а позже делают все, чтобы не нести ответственность за проблемы, которые сами же и создали.
– Все это лишь доказывает, что мы прогнили насквозь.
– Я хочу сказать, что мы никогда ничему не учимся.
– И каким, по-твоему, должно быть решение? – спросил Капитан Джек и, не дождавшись ответа, двинулся к дверям. На пороге он задержался: – Сомневаюсь, что мы с тобой когда-нибудь снова встретимся, если ты вдруг не решишь посетить островок в южной части Тихого океана. Если решишь, то я приму тебя с радостью. Если ты, конечно, не будешь в то время бегать от властей. Если же окажешься в бегах, то прости, дружище. Я предоставлю тебя судьбе.
Глава двадцать шестая
Выйдя из бара, Алекс Форд заскочил в близлежащую закусочную. Втиснувшись между двумя сидящими за стойкой здоровенными копами, он взахлеб обсудил с двоюродными братьями по оружию животрепещущие служебные проблемы и обменялся устаревшими слухами. Жизнь была настолько прекрасна, что Алексу хотелось вскочить на стойку и громогласно возвестить о предстоящем свидании с самой красивой женщиной округа Колумбия, которая сама пригласила его. Но вместо этого он молча пропихнул в себя поочередно чизбургер, картофель фри и здоровенный кус черничного пирога, залив все черным кофе. И отправился на службу – просмотреть рабочую почту.
Сайкс еще не откликнулся, хотя Алекс получил подтверждение, что шеф открыл отправленный по электронной почте доклад. Он побродил по коридорам офиса со слабой надеждой наткнуться на Сайкса и узнать что-нибудь о ходе расследования. За годы службы Алекс написал тысячи докладов, но этот прямиком отправился на самый верх, что не часто случалось с сочинениями тех, кто трудился на земле и кого не готовили к продвижению по служебной лестнице. Когда вы узнаете, что глаза начальника обращены на ваши жалкие попытки логически изложить события, волосы на вашей голове встают дыбом и вы не можете удержать дрожь.
Проходя мимо доски с назначениями, он обратил внимание на то, что его фото и фото Симпсон помещены в рубрике «Специальные задания».
– Джей-Гало, – прошептал он, взглянув на взирающую со снимка смуглую леди.
Было бы гораздо лучше, если бы она вернулась в Алабаму, подумал он. И папочке бы это очень понравилось.
Алекс убил еще немного времени за своим письменным столом, но потом решил, что, если он понадобится Сайксу, тот найдет его.
Оказавшись на улице, Алекс полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и улыбнулся, вспомнив о Кейт Адамс. И зашагал по тротуару – легкой походкой, о существовании которой почти успел забыть. Ему хотелось вернуться домой, но еще больше хотелось с кем-нибудь поговорить. Однако все его лучшие друзья были женаты, а это означало, что свои редкие свободные от дежурства часы они проводили в кругу семьи. А с молодой порослью секретной службы у Алекса было очень мало общего.
Подумав об этом, он снова вспомнил, что через три года ему предстоит принять кардинальное решение. Он должен будет решить, выходить ли ему в чистую отставку или поступить на службу в другую контору. Если продолжить трудовую деятельность, жить он смог бы в основном на свою пенсию, откладывая зарплату. Это именовалось «двойной кормушкой» и нисколько не противоречило закону. Многие федеральные служащие поступали так, чтобы создать подстилку для пенсионного фонда. Это был хороший способ улучшить финансовое положение после многих лет работы в госсекторе, где доходы, как известно, ниже, чем в коммерческих организациях. Большая часть сознательной жизни Алекса являла собой одно расплывчатое пятно, состоявшее из ловли плохих парней в восьми полевых офисах и работы в отряде охраны, где все часы бодрствования он проводил, перепрыгивая из самолета в самолет и переезжая из одного города в другой. Помимо всего прочего ему постоянно приходилось держать в поле зрения все тайные пружины, приводившие в действие секретную службу. Алекс тратил столько времени на обеспечение безопасности других, что у него не оставалось сил беспокоиться о безопасности собственной. И вот теперь, когда настало время подумать о будущем, Алекс вдруг понял, что абсолютно ничего не знает. Что делать? С чего начинать? Он чувствовал, что им то и дело овладевает паника. И это был не тот вид паники, от которого можно было избавиться с помощью лишней порции мартини.
Когда зазвонил мобильный телефон, Алекс, словно разбитый параличом, стоял на углу, размышляя о том, как лучше распорядиться остатком жизни. Некоторое время экран оставался чистым, затем на нем возникло имя – Энн Джефриз. Невеста покойного Патрика Джонсона?!
– Алло?
– Неужели вы считаете, что я не знала бы, что человек, за которого я собиралась выйти замуж, чтобы пробыть с ним всю жизнь, торгует наркотиками?! – сразу выкрикнула она так громко, что ему пришлось отвести трубку от уха.
– Мисс Джефриз…
– Я намерена подать в суд! Я вчиню иск ФБР и секретной службе. И вам лично. И этой вашей сучке-партнерше!
– Потише, потише. Я понимаю ваше огорчение…
– Огорчение?! Это слово не имеет ничего общего с тем, что я чувствую. Вам мало было убить Пата, вам надо еще и замарать его репутацию!
– Мисс Джефриз, я всего лишь выполняю свою работу…
– Приберегите свои жалкие оправдания для моего адвоката! – прокричала она и отключилась.
Алекс спрятал телефон и глубоко вздохнул. Куда теперь позвонит эта женщина? – думал он. В «Вашингтон пост»? В программу «60 минут»? Всем его боссам, прошлым и настоящим? Он набрал личный номер Джерри Сайкса и в режиме звуковой почты доложил о краткой, но взрывоопасной беседе с невестой Патрика Джонсона. Итак, он сделал все, что мог. Однако дальнейшего разлета дерьма, видимо, не избежать… Желание идти домой куда-то исчезло. Теперь ему хотелось немного пройтись и хорошенько подумать. Бесцельная прогулка привела Алекса, как это часто с ним случалось, к Белому дому. Кивнув знакомым агентам секретной службы, он остановился поболтать со старым приятелем – тот сидел в черном «шевроле» и лениво потягивал кофе. Вместе с этим парнем Алекс начинал службу в Луисвилле, но потом их пути разошлись.
Приятель сообщил ему, что президент этим вечером дает обед, а завтра отправляется в предвыборный вояж на Средний Запад. Вернувшись, он посетит церемонию в Нью-Йорке в память одинадцатого сентября.
– Мне нравится, как вкалывает наш босс, – заметил Алекс.
Большинство президентов США натирали мозоли на заднице, сидя двенадцать часов в день за письменным столом, а затем, облачившись в смокинг, отправлялись на одно из вашингтонских сборищ. Покончив с этим столичным тустепом и вернувшись в свои резиденции, они почти до рассвета сидели на телефоне. Впрочем, в истории страны бывали и такие президенты, которые целый день прогуливались по парку и отходили ко сну вместе с птицами. Алекс считал, что пост главы исполнительной власти создан вовсе не для прогулок.
Проходя через парк Лафайет, он страшно удивился, увидев свет в палатке Стоуна. Неужели он нашел наконец существо, с которым можно поговорить?
– Оливер? – негромко позвал он, остановившись возле палатки.
Полог откинулся. Но это был вовсе не Оливер Стоун.
– Простите, – сказал Алекс, – я ищу…
– Агент Форд? – Незнакомец вышел из палатки.
– Оливер!
Стоун улыбнулся и потер ладонью гладко выбритый подбородок:
– Каждому человеку время от времени надо начинать новую жизнь.
– Я к вам заглядывал вчера вечером.
– Адельфия мне говорила. Мне очень не хватает наших шахматных матчей.
– Боюсь, я вам не соперник.
– С годами вы играете все лучше, – великодушно откликнулся Стоун.
В то время, когда Алекс нес службу в отряде охраны президента, он, если позволяло расписание, каждый раз навещал Стоуна. Поначалу он это делал, чтобы предотвратить возможное возникновение проблем вблизи Белого дома, поскольку считал врагом каждого, кто находился на расстоянии мили от резиденции, не имея на лацкане значка агента секретной службы. Оливер Стоун в этом отношении исключением не был. Самым интригующим было то, что он, похоже, являлся человеком из прошлого. До Алекса доходили слухи, что Стоун когда-то находился на государственной службе, и Алекс изучил все доступные ему базы данных, чтобы почерпнуть хоть какие-нибудь сведения о нем. Но никаких сведений там не оказалось. Он не искал под именем «Оливер Стоун», понимая, что это всего лишь псевдоним. Вместо этого Алекс незаметно снял отпечатки пальцев этого таинственного типа и прокрутил их через электронные идентификационные системы Федерального бюро расследований и вооруженных сил. Не обнаружив ничего, он обратился к другим военным банкам данных, к компьютерным файлам секретной службы и всем иным известным ему хранилищам информации. Результат оставался по-прежнему нулевым. Выходило, что, с точки зрения правительства Соединенных Штатов Америки, Оливера Стоуна просто не существовало.
Проследив как-то за ним до самого его коттеджа на кладбище, Алекс обратился в церковь, которая выделила Стоуну это жилье, но и там ему толком ничего не смогли рассказать, а на то, чтобы делать какие бы то ни было официальные запросы, у Алекса не было законных оснований. Тем не менее он не раз наблюдал, как Стоун работает на кладбище, а однажды, когда тот ушел, даже вознамерился тайком обыскать коттедж. Но, вспомнив, каким Оливер Стоун обладал внутренним достоинством и насколько искренне держался, Алекс от этой затеи отказался.
– Итак, зачем я вам понадобился? – спросил Стоун.
– Да я просто проходил мимо. Адельфия сказала, что вы на каком-то собрании.
– Она обожает сгущать краски. Я всего лишь встречался на Эспланаде с друзьями. Мы любим побродить вечером. – Он немного помолчал. – Как идут дела в Вашингтонском офисе?
– Рад, что снова могу заниматься расследованием.
– Я слышал, что погиб один из ваших коллег.
– Да, – кивнул Алекс. – Патрик Джонсон. Он работал в Национальном центре по оценке опасности, но я вовлечен в это дело, поскольку Джонсон находился в двойном подчинении, включая нашу службу.
– Вы вовлечены в дело? Означают ли эти слова, что вы участвуете в следствии?
Алекс не знал, что ответить. Причин отрицать свое участие у него не было никаких. Строго говоря, расследование не считалось секретным.
– Да, меня попросили слегка покопаться, но, похоже, дело раскрыто.
– А вот это для меня новость!
– В доме Джонсона нашли героин. ФБР считает, что парня прикончили сообщники. – О звонке Энн Джефриз Алекс решил не говорить, поскольку публично об этом не объявлялось.
– А что по этому вопросу думаете вы?
– А что мы? – пожал плечами Алекс. – Мы лишь подпорка для ФБР.
– Но ведь это все же убийство.
– Да, мне это известно! – Агент вопросительно взглянул на Стоуна.
– Вот уже несколько лет я внимательно слежу за вами, агент Форд. Вы наблюдательный и очень упорный человек. У вас превосходное чутье. Мне кажется, сейчас вам следует пустить в ход свои таланты. Если человек работал в сфере, жизненно важной для безопасности государства, то лишняя пара внимательных глаз во всем этом деле определенно не помешает.
– Я сделал все, что мог, Оливер. Но если это не наркотики, тогда что?
– В этом-то и суть! Что это может быть, если наркотики отпадают? Я считаю, что тут надо покопать. Не исключено, что разгадка таится в его работе. Наркотики могли быть подброшены с целью скрыть нечто иное.
– Маловероятно, – с сомнением произнес Алекс. – А если быть до конца откровенным, Центр национальной безопасности не тот мешок с дерьмом, в который следует запускать лапы за три года до почетной отставки.
– Три года – срок короткий, агент Форд. Он не идет ни в какое сравнение с теми годами, которые вы посвятили служению своей стране. Но, как это ни печально, человека обычно запоминают по тому, как шла его служба, а не по тому, как она закончилась.
– Но если я сделаю хоть один неверный шаг, может получиться, что продолжения карьеры у меня просто не будет.
– Вам, Алекс, следует понять одну очень простую вещь. Наиболее ярко в вашей памяти останутся именно последние годы работы. Сожалеть же о них вам, возможно, придется несколько десятилетий. А это, поверьте, очень большой срок!
Покинув Стоуна, Алекс медленно побрел к своей машине. В словах этого человека было много смысла. В смерти Патрика Джонсона действительно много неясного. Наркотики в его доме, как казалось Алексу, пришлись как-то слишком кстати. Были и еще кое-какие детали, не укладывающиеся в официальную версию. А если быть до конца честным с самим собой, то он занимался расследованием спустя рукава, охотно отдав бразды правления ФБР.
Кроме того, Стоун был прав еще в одном. После автомобильной аварии Алекс не ушел из секретной службы, ибо не хотел, чтобы все запомнили, что он вышел в отставку инвалидом. Вот и сейчас он не имеет права вести важное расследование кое-как. Неужели он утратил профессиональную гордость? И коль скоро президенты США, находясь у власти, не должны бесцельно слоняться по парку, агентам секретной службы это и вовсе не пристало.
Когда Алекс Форд скрылся из вида, Оливер Стоун вернулся в свой кладбищенский коттедж и по подаренному Милтоном мобильнику позвонил Калебу, чтобы рассказать о последних событиях.
– Это был дар судьбы, которым я не мог не воспользоваться, – сказал он.
– Но ты ведь ничего не сказал ему о том, что мы своими глазами видели убийство? – спросил Калеб.
– Агент Форд – федеральный служащий. Если бы я ему все рассказал, то его дальнейшие действия предугадать было бы не сложно. А теперь я надеюсь, что он сможет найти в Национальном разведывательном центре нечто такое, о чем мы сами никогда не узнали бы.
– Но он сильно рискует. Если парни из НРЦ прикончили коллегу, то они точно не остановятся перед тем, чтобы убить агента секретной службы.
– Агент Форд очень толковый человек. Но и мы должны выступить в роли его ангелов-хранителей. Разве не так?
Стоун отключил телефон и вспомнил, что еще не ужинал. Он прошел в кухню, сварил суп и съел его, сидя перед камином: на кладбищах холодно вне зависимости от сезона.
Затем Стоун уселся в старое кресло и открыл книгу из своей весьма разнообразной по тематике библиотеки, собранной с помощью Калеба. Друзья, книги, некоторые теории и кое-какие воспоминания – это все, что у него осталось.
На глаза Стоуну попалась коробка с фотоальбомом, и он, понимая, что поступает глупо, отложил книгу в сторону и следующий час провел в путешествии по своему прошлому. Особенно внимательно он рассматривал фотографии дочери. На одной из них девчушка стояла с букетиком маргариток – ее любимых цветов. Стоун улыбнулся, вспомнив, как забавно она его называла: «малгалитка». На другом снимке девочка задувала свечи на торте. Нет, это не был ее день рождения. Ей тогда наложили швы на руку, после того как она упала на стекло, и торт был наградой за ее храбрость. На ее левой ладошке остался шрам в виде полумесяца. Стоун целовал его каждый раз, когда брал дочку на руки. Он бережно хранил в сердце воспоминания – их у него осталось так мало…
Затем его память обратилась к последней ночи, когда он был отцом и мужем. На том, чтобы приобрести дом на некотором отдалении, если не сказать на отшибе, настоял его работодатель. То, что стояло за этим требованием, Стоун понял слишком поздно.
Он припомнил, как скрипнула дверь. Когда прозвучали приглушенные выстрелы, они с женой едва успели выскользнуть в открытое окно. Стоун успел заметить глушители на концах стволов. Пах-пах-пах! Жена вскрикнула. Это был конец. Двух подосланных к нему убийц Стоун прикончил из их же оружия. И бежал – что ему еще оставалось? Да, той ночью он видел жену и дочь в последний раз. На следующий день дом был полностью очищен, следы смертельного нападения были устранены. Создавалось впечатление, что в доме уже давно никто не жил. Все его попытки найти дочь ни к чему не привели. Бетти. Ее полное имя было Элизабет, но он звал ее Бетти. Девочка была очень красивым ребенком, отец ею очень гордился. Он потерял ее навсегда много лет назад – той поистине дьявольской ночью.
Вызнав всю правду о той ночи, он стал вынашивать план мести. Но затем произошло нечто, заставившее его отказаться от этой мысли. Он вычитал в газете о насильственной смерти одной весьма важной персоны. Человек этот был убит за границей, а его убийц так и не нашли. У этого человека остались жена и дочь. В этом убийстве Стоун узнал почерк своего бывшего работодателя. Ведь и ему самому приходилось устранять людей.
Тогда Стоун окончательно понял, что он не имеет права на месть, несмотря на то что его жену убили, а дочь похитили. Ведь он сам когда-то, завернувшись в тогу патриотизма, взял на душу множество тяжких грехов, и это отвратило его от мести тем, кто совершил зло по отношению к его семье.
Он исчез и долго странствовал по миру под вымышленными именами. Скрываться было сравнительно несложно, поскольку делать это его обучило родное правительство. После многих лет бродяжничества он, использовав единственную имевшуюся у него возможность, превратился в безобидного чудака по имени Оливер Стоун. И теперь этот Оливер Стоун внимательно следил за теми важными событиями в Америке, на которые другие, похоже, просто не обращали внимания. Но это занятие не могло приглушить ту боль, которую он испытывал от потери двух самых любимых существ.
Когда Стоун уснул в кресле, огонь в камине почти погас, но на гладких страницах фотоальбома еще можно было рассмотреть следы слез.
Глава двадцать седьмая
Джамиля проснулась в пять утра в своей маленькой квартирке на окраине города Бреннан, штат Пенсильвания. Когда рассвело, она совершила свою первую молитву. Закончив омовение, разувшись и накрыв голову, она проделала весь мусульманский ритуал. Девушка стояла, сидела, кланялась и падала ниц на своем молельном коврике. Вначале она произнесла главное кредо ислама: «Нет Бога кроме Аллаха», – а затем прочитала первую суру Корана. Молилась Джамиля молча, и ее губы лишь слегка шевелились, когда она мысленно произносила слова. Закончив намаз, она переоделась и, прежде чем отправиться на работу, позавтракала.
Обозревая свою крохотную кухню, Джамиля вспомнила недавний разговор с Лори Франклин. Джамиля тогда солгала хозяйке, но американке никогда не удастся открыть этот обман. Согласно документам она была подданной Саудовской Аравии, что позволило ей даже после одиннадцатого сентября без особого труда въехать в Соединенные Штаты. На самом деле Джамиля родилась в Ираке и исповедовала суннизм. В Ираке сунниты были в меньшинстве. Первоначально сунниты расходились с шиитами по вопросу о наследнике пророка Магомета, однако позже список разделяющих их противоречий существенно возрос, а конфликт стал значительно острее.
Шииты считали, что наследником пророка по крови является его зять и двоюродный брат Али ибн Аби Талиб. И для них местом поклонения был Мазари-Шариф, где в «Голубой мечети» покоился Али. Сунниты же, утверждая, что Магомет не назначал наследника, образовали халифаты, дабы продолжить его дело. Сунниты и шииты были согласны в том, что ни один из халифов не возвысился до уровня пророка, однако то, что трое из четырех халифов погибли насильственной смертью, говорило о глубине раскола между мусульманами по этому вопросу.
При секулярном режиме Саддама Хусейна Джамиле разрешалось водить машину, что было совершенно невозможно в Саудовской Аравии. Саудиты руководствуются законами шариата в их самом строгом виде. Согласно этим законам женщины должны постоянно скрывать лицо и руки, они лишены права голоса и могут выходить из дома, лишь имея письменное разрешение своих мужей. За соблюдением этих правил жестко следит религиозная полиция.
В Эр-Рияде получила печальную славу площадь, где каждую пятницу публично наказывали тех, кто нарушил законы шариата. Джамиля однажды с ужасом наблюдала, как пять человек лишились обеих рук, а двое – голов. Более мягким наказанием было битье палкой по пяткам, после которого не оставалось следов, но жертвы, как правило, долго не могли ходить от боли.
Остальной мир предпочитал этого не замечать, после того как король Ибн Сауд, захвативший Аравию и давший стране свое имя, пригласил геологов, чтобы те нашли для него воду. Геологи вместо воды обнаружили нефть. Имея в своих недрах четвертую часть мировых запасов черного золота, правители Саудовской Аравии могли, не опасаясь возмездия, творить все, что им заблагорассудится.
Но Джамиля не до конца соврала своим работодателям. Живя в Багдаде и будучи, как Саддам Хусейн, сунниткой, она не только одевалась как сама того хотела, но и получила хорошее образование. Несмотря на это, Джамиля ненавидела жизнь в условиях диктатуры. Ее друзья и родственники «исчезли», после того как выступили с критикой диктатора. После вторжения американцев в Ирак она молилась о свержении Хусейна, и ее молитвы были услышаны. Она и оставшиеся в живых члены ее семьи поначалу встретили американцев и их союзников как героев, вернувших народу свободу. Но вскоре все начало меняться, и меняться очень быстро.