В обычных обстоятельствах невозможно было представить, чтобы мусульманские женщины находились в одной террористической ячейке с мужчинами, поскольку весьма жесткие правила и племенные обычаи запрещали не состоящим в родстве мужчинам и женщинам быть рядом. Однако очень скоро стало ясно, что мусульмане-мужчины попадали в Америке под тщательное наблюдение, в то время как женщины-мусульманки имели большую свободу. Одним словом, в террористические группы теперь стали рекрутировать все больше и больше женщин.
Джамиля подружилась с молодым человеком, вместе с которым проходила тренировочный курс. Он был иранцем, что вначале вызывало у девушки подозрение, поскольку отношения между Ираном и ее страной всегда были, мягко говоря, далеки от гармонии. Впрочем, жизнь в Тегеране он описывал совсем не так, как говорилось о ней в Ираке.
– Люди хотят счастья, – говорил он Джамиле. – Но они не могут быть счастливы, если не свободны. Можно любить Бога и преклоняться перед ним и без того, чтобы другие указывали, как следует жить.
Молодой человек говорил о том, что иранские женщины могут водить машину, имеют право голоса и даже занимают места в парламенте. Они закрывают лишь голову и тело, и их не вынуждают скрывать лицо. Они даже пользуются косметикой. Этот юноша сказал, что в страну контрабандой ввозится множество антенн спутникового телевидения и, что даже более удивительно, мужчины и женщины сидят бок о бок в машинах, слушая музыку. Если знаешь, куда пойти и что сказать, то можно обойти многие правила. Нужно жить полной жизнью, пусть хоть и недолго, говорил он, и Джамиля внимательно вслушивалась в его слова.
Он сказал Джамиле, что ее имя, по-арабски означающее «красивая», очень ей подходит. «Очень подходит» он произнес с уважением и восхищением, глядя в сторону. Услыхав эти слова, Джамиля ощутила себя счастливой. Они открывали ей будущее, хотя она и считала свои мечты нереалистичными. В то же время молодой человек часто говорил о своей близкой смерти и даже записал в дневнике точные день и час, когда отправится на свидание с Аллахом. Но он так и не показал девушке избранную им дату.
Джамиля не знала, исполнил ли он свое желание. Ей было неизвестно, куда его направили. Она могла бы прочитать в газетах о его гибели или увидеть его фотографию, но пока этого не случилось. Интересно, думала Джамиля, читает ли он газеты, чтобы узнать о ее гибели?
Молодой человек был начинающим поэтом, мечтавшим о том, чтобы его произведения вышли в свет и стали доступны другим арабам. Его стихи были исполнены трагизма, который, как понимала Джамиля, проистекал из долгих лет царившего в Иране насилия и страданий. Перед расставанием он сказал ей: «Когда теряешь все, кроме жизни, это вовсе не означает, что жизнь становится более ценной. Более действенной становится лишь твоя жертва, когда ты отдаешь свою жизнь». Она никогда не забудет эти слова. Они придавали ей силы и наполняли ее жизнь смыслом.
В Коране сказано, что каждый мужчина и каждая женщина попадают в рай, если они верили в Бога и вели правильную жизнь. Но Джамиля узнала, что единственным средством, гарантирующим немедленный пропуск в рай, служит мученическая смерть во время «священной войны». Если так – а Джамиля каждый день молилась о том, чтобы это было правдой, – то она охотно пойдет на жертву. Жизнь после смерти должна быть намного лучше существования на земле. Бог ни за что не допустил бы, чтобы было иначе.
Иногда Джамиля представляла, как воссоединится в раю со своим поэтом и они будут жить там – в вечном мире. Это была единственная мысль, которая все еще могла вызвать у нее улыбку. Да, Джамиле хотелось снова увидеть его! Очень хотелось. Не важно когда – в жизни или после смерти. Это не имело ни малейшего значения.
Глава тридцать четвертая
Стоун вернулся в свой коттедж, почистил одежду, приложил к лицу лед и уселся ждать, когда спадет отек. Затем, воспользовавшись взятым взаймы сотовым телефоном, позвонил Робину и Калебу. Договорившись о встрече этим же вечером, он попробовал связаться с Милтоном, но из этого ничего не получилось.
После этого он подмел кладбище и показал каким-то людям могилу, которую те искали. Много лет назад церковь переписала всех, кто нашел здесь последний приют, но список с тех пор успели потерять. Последние два года Стоун занимался тем, что проверял каждый надгробный камень и работал в местном архиве, чтобы восстановить список. Он изучил историю кладбища «Гора Сион» и выступал в качестве неофициального гида, рассказывая о некрополе изредка появляющимся там группам.
Показав посетителям могилу, Стоун вернулся к работе. Его лицо горело. И горело оно не столько от удара, сколько от смущения. Он повел себя как последний дурак. И сделал это в присутствии Адельфии! Стоун все еще ощущал тяжесть ножа в ладони. «Какая глупость!»
Затем он решил проехаться к Милтону на метро. Стоуну не терпелось узнать, удалось ли другу определить владельца машины по номеру. Кроме того, он хотел убедиться, что с Милтоном все в порядке. Люди, с которыми они имели дело, могли без всяких проблем идентифицировать его по отпечаткам пальцев.
Шагая к станции подземки, Стоун услыхал за спиной сигнал клаксона. Обернувшись, он увидел агента Форда. Тот остановил свой «краун-вик» у тротуара и опустил стекло.
– Вас подвезти? – поинтересовался Алекс и тут же изменился в лице: – Что, черт побери, с вами случилось?!
– Я упал.
– Вы в порядке?
– Мое эго пострадало гораздо сильнее, чем лицо, – сказал Стоун, забираясь в машину.
Алекс нажал на газ.
Выждав, как ему показалось, достаточно приличное время, Стоун сказал:
– Я думал о нашем вчерашнем разговоре. Как продвигается расследование?
– Продвигается настолько хорошо, что меня вышибли в группу охраны.
– Агент Форд…
– Знаете, Оливер, после всех этих лет вы вполне можете обращаться ко мне по имени.
– Надеюсь, Алекс, что не мой совет доставил вам неприятности?
– Я уже большой мальчик. А вы оказались правы. Но я не принял во внимание все факты, и теперь за это расплачиваюсь.
– Какие факты?
– Боюсь, что я не вправе этого говорить. Скажите лучше, куда вы направляетесь?
– На встречу с друзьями.
– Надеюсь, что они важные шишки. Чем больше в друзьях шишек, тем лучше.
– Боюсь, что среди моих друзей таковых нет.
– Так же как и у меня. Но оказалось, что мой партнер, или, скорее, партнерша – термин «партнер» я использую тут с большой натяжкой, – имеет именно таких друзей. В частности, не далее как сегодня утром она сообщила мне, что ее крестным отцом является Картер Грей.
– Как зовут вашу партнершу? – поднял на него глаза Стоун.
– Джеки Симпсон.
– Дочь Роджера Симпсона? – напрягшись всем телом, спросил Стоун.
– Как вы догадались?
– Вы упомянули о высокопоставленных друзьях, и вряд ли кто-то из них может сидеть выше, нежели Роджер Симпсон. Он работал в ЦРУ, но это было несколько десятков лет назад.
– Я этого не знал, но это объясняет его интерес к разведке.
– Сколько лет этой женщине?
– Джеки Симпсон? Лет тридцать пять.
– И она только что начала работать в секретной службе?
– Прежде чем поступить к нам, она была копом в Алабаме.
– Что она собой представляет?
– В моем списке говнюков отныне она занимает одно из первых мест. Именно эта леди спустила меня в канализацию сегодня утром.
– Я хотел спросить, как она выглядит.
– Почему вас это вдруг заинтересовало?
– Простое любопытство, – ответил Стоун.
– Она невысокая, у нее черные волосы, голубые глаза и сильнейший южный акцент, когда она по-настоящему выходит из себя. Девица всегда прет на рожон и говорит то, что у нее на уме. Застенчивым цветочком ее никак не назовешь.
– Понимаю. Привлекательная?
– Почему вы так ею заинтересовались? – ухмыльнулся Алекс.
– Старики всегда интересуются молодыми женщинами.
– Она хорошенькая, – пожал плечами Форд, – если не обращать внимания на ее резкие манеры.
«Тридцать пять, – подумал Стоун. – Черные волосы. Голубые глаза. Резкие манеры».
– Вы когда-нибудь встречали Картера Грея? – спросил Стоун.
– Я встретился с ним этим утром.
– Ну и каково ваше мнение?
– Чертовски впечатляющий тип.
– Значит, из-за этого у вас начались неприятности? Вы столкнулись с Греем?
– Я попросил пару агентов НРЦ проверить почерк на предсмертной записке, решив, что это откроет мне доступ в центр. Идея поначалу показалась мне просто замечательной. Но получилось так, что я схлопотал по роже. Надо сказать, что я даже не увидел удара.
Но Стоун не слышал последней фразы. Его внимание привлекли слова о том, что записка попала в руки НРЦ. Были ли на ней отпечатки пальцев Милтона?
– Ну и как? Пошли агенты НРЦ на сотрудничество?
– Не очень. Я, должен признаться, терпеть не могу этих пугал, как бы они себя ни называли – Национальным разведывательным центром, Центральным разведывательным управлением или Разведывательным управлением Министерства обороны. Эти мерзавцы не скажут правды, даже если от этого зависит жизнь чьей-то из их матерей.
– Ни за что не скажут, – едва слышно пробормотал Стоун.
Когда до дома Милтона осталось примерно полпути, Стоун попросил остановить машину.
– Я могу доставить вас до места, Оливер, – сказал агент секретной службы. – Директор освободил меня от работы до конца дня, чтобы я смог поразмыслить о своих грехах.
– Мне надо пройтись.
– Покажите вашу челюсть доктору.
– Сделаю.
Как только Алекс отъехал, Стоун достал мобильный телефон и позвонил Милтону. С одной стороны, его огорчило, что агента секретной службы отстранили от расследования, с другой – радовало, что Алекс окажется вне опасности. Что касается остальных, то в их безопасности он вовсе не был уверен.
Голос Милтона прервал эти невеселые размышления.
– Алло?
– Ты где, Милтон?
– У Частити.
– Давно?
– С утра. Почему это тебя интересует?
– Ты ничего не заметил, когда выходил из дома?
– Нет.
– Домой не возвращайся. Встретимся где-нибудь в другом месте. Ну… скажем, на «Юнион-стейшн». Ты сможешь быть там через полчаса или около того?
– Думаю, смогу.
– Я буду стоять у книжной лавки. Ты смог проверить номер?
– Без проблем. У меня есть его имя и адрес. Слушай…
– Все скажешь при встрече. А теперь послушай меня! Ты должен убедиться, что за тобой нет слежки.
– Что ты узнал? – испуганно спросил Милтон.
– Расскажу при встрече. Да, и вот что еще! Не мог бы ты навести справки о Джеки Симпсон – дочери сенатора Симпсона? Она агент секретной службы.
Стоун отключился и тут же, позвонив Робину и Калебу, поставил их в известность о последних событиях. После этого он прошел к ближайшей станции метро и вскоре уже стоял в книжном магазине, отхватившем изрядный кусок массивного здания вокзала. Лениво перелистывая книги, он то и дело поглядывал в сторону выхода из метро, откуда, по его расчетам, вот-вот должен был появиться Милтон.
Когда Милтон появился совершенно с другой стороны, Стоун удивленно вскинул брови.
– Меня подвезла Частити, – пояснил Милтон. – Что у тебя с лицом? Ты так часто меняешь внешность в последнее время…
– Не имеет значения. Частити здесь? – Стоун не отреагировал на шутку.
– Нет. Я сказал, чтобы она ехала домой.
– Милтон, ты уверен, что за вами не было «хвоста»?
– Учитывая, как водит машину Частити, такое просто невозможно.
Они прошли к кофейне, расположенной на противоположной стороне вокзала, взяли кофе и уселись за столик в дальнем углу.
Милтон достал сотовой телефон и нажал на какую-то кнопку.
– Кому ты звонишь? – поинтересовался Стоун.
– Никому. В моем мобильнике есть диктофон. Я должен позже позвонить Частити и включил функцию напоминания. Тот аппарат, который я отдал тебе, обладает теми же возможностями. Кроме того, он и фотокамера.
Милтон произнес в трубку несколько слов и убрал аппарат.
– Итак, как зовут этого человека? – спросил Стоун.
– Тайлер Рейнке. Живет неподалеку от Пурсевилля. У меня есть его точный адрес.
– Я знаю это место? Удалось узнать, где он работает?
– Я влез во все, во что было можно, но ничего не нашел. А влезть, как тебе известно, я могу во множество мест.
– Это может означать, что он трудится в НРЦ. Думаю, что даже ты туда влезть не можешь.
– При желании и это возможно.
– А о Джеки Симпсон ты что-нибудь узнал?
– Довольно много. Вот тебе распечатка. – Он передал Стоуну небольшую папку.
Стоун открыл ее. Алекс прав, подумал он, уставившись на распечатанную на лазерном принтере фотографию женщины. Характер ее и в самом деле проявляется в чертах лица. Был в папке и ее домашний адрес. Джеки Симпсон жила неподалеку от вашингтонского офиса секретной службы. На работу она скорее всего ходит пешком, подумал Стоун. Закрыв папку, он спрятал ее в свой рюкзак и объявил Милтону, что предсмертная записка попала в руки НРЦ, не забыв при этом упомянуть, что на ней могли остаться отпечатки его пальцев.
– Я знал, что мне не следовало к ней прикасаться! – глубоко вздохнув, произнес Милтон.
– Как ты считаешь, твоя персона все еще фигурирует в базе данных Национального института здоровья?
– Скорее всего да. Кроме того, секретная служба брала мои отпечатки, когда я послал это глупое письмо относительно Рейгана. Тогда я был страшно разозлен тем, что были урезаны статьи бюджета, направленные на поддержание психического здоровья.
– Я хотел провести собрание сегодня вечером у Калеба, но, боюсь, теперь это небезопасно.
– Где же мы тогда встретимся?
В этот момент у Стоуна зазвонил телефон. Это был Робин. Судя по голосу – в сильном волнении.
– Встретился я тут с одним своим старым дружком – мы вместе дрались во Вьетнаме, потом поступили в военную разведку. До меня дошли слухи, что из разведки он ушел, вот я и решил посидеть с ним, выпить и по возможности узнать новости. Он сказал мне, что НРЦ довел всех до белого каления своим требованием передать файлы на террористов в центр. Даже база данных ЦРУ подверглась чистке. Грей понимает, что если будет контролировать информацию, то будет контролировать все.
– Выходит, все разведывательные службы должны делиться сведениями с НРЦ?
– Точно. И НРЦ знает, чем занимаются все остальные.
– Но согласно закону, Робин, НРЦ обязан контролировать другие ведомства.
– Кого интересуют твои законы?! Неужели ты думаешь, что ЦРУ станет сообщать всю правду?
– Нет, не думаю, – ответил Стоун. – Передача правдивой информации контрпродуктивна и вдобавок не имеет исторических прецедентов. Шпионы всегда врут.
– Мы встречаемся сегодня у Калеба? – спросил Робин.
– Я не уверен, что Калеб… – Конец фразы повис в воздухе. – Калеб… – протянул он.
– Оливер! Ты все еще там?
– С тобой все в порядке, Оливер? – в свою очередь, участливо поинтересовался Милтон.
– Робин, где ты сейчас? – торопливо спросил Стоун.
– В своей жалкой развалюхе. А что?
– Не мог бы ты прихватить меня на «Юнион-стейшн» и отвезти в мое хранилище?
– Конечно, могу. Но ты не ответил на мой вопрос. Мы собираемся сегодня у Калеба или нет?
– Нет. Мы встретимся здесь, на «Юнион-стейшн».
– «Юнион-стейшн»? – переспросил Робин. – Не самое уединенное место!
– Я же не сказал, что мы проведем там собрание.
– Что-то ты говоришь загадками… – проворчал Робин.
– Все объясню позже. А пока забирай меня отсюда, и как можно быстрее. Буду ждать тебя у главного входа!
И Стоун закрыл телефон.
– А зачем тебе в хранилище? – спросил Милтон.
– Мне надо там взять кое-что. Нечто такое, что, возможно, прольет свет на кое-какие факты.
Глава тридцать пятая
– Похоже, никого нет дома, – сказал Тайлер Рейнке; они с Петерсом следили за жилищем Милтона, не выходя из машин. Заглянув в досье Милтона Фарба, Рейнке сухо продолжил: – Угроза подсыпать яду в любимое драже президента Рейгана скверно отражается на карьере! Может быть, потому они и не пошли в полицию?
– Какая разница! Я всего лишь хочу узнать, почему они той ночью оказались на острове Рузвельта, – хмуро отозвался Петерс.
– Я предлагаю немного выждать, а затем порыться в его норе. Если парень прячется, то в его доме мы сможем найти указания на то, где он может быть.
– А тем временем давай еще раз махнем в Джорджтаун, – предложил Петерс. – Возможно, той ночью кто-нибудь что-нибудь видел…
– И заодно будет совсем не вредно еще разок осмотреть лодку, – добавил Рейнке.
Капитан Джек поправил шляпу, погладил желтую розу на лацкане пиджака и с удовольствием оглядел свою новую собственность. Обширный гараж имел три просторных рабочих станции. Однако два рабочих места были свободны и лишь один автомобиль проходил полное «техническое обслуживание». Из смотровой ямы в полу появился иранец Ахмед и вытер ладонью лоб.
– Как дела? – спросил Капитан Джек.
– Все идет по плану. Вы говорили с женщиной?
– Эта деталь стоит на нужном месте и готова к действию. Но больше никогда не задавай подобных вопросов, Ахмед, – произнес Капитан Джек ледяным тоном.
Иранец коротко кивнул и исчез в своей яме. Через пару секунд помещение гаража заполнил шум электроинструментов. Капитан Джек вышел на солнечный свет.
Ахмед выждал еще несколько минут, затем выбрался из ямы, подошел к верстаку и извлек из-под промасленной одежды длинный нож, заранее припрятанный им среди инструментов. После этого он открыл заднюю дверцу автомобиля и спрятал под коврик нож.
А Капитан Джек влез в свой «ауди» и двинулся к дому напротив больницы Милосердия. Один из афганцев впустил его в квартиру.
– Оружие здесь? – спросил он.
– Как вы сказали, мы переносили его по частям в фирменных бумажных пакетах местного супермаркета.
– Покажи!
Афганец подвел его к большому телевизору в углу комнаты. Вместе они отодвинули телевизор в сторону, и афганец при помощи отвертки поднял ковер, обнажив мягкую подложку и пол. Доски пола в этом месте были заменены листом фанеры. Под фанерой Капитан Джек увидел две снайперские винтовки с мощными оптическими прицелами.
– Я слышал об «М-50», – заметил Капитан Джек, – но пользоваться ими мне не доводилось.
– Калибр винтовки двадцать один миллиметр, а прицел имеет цифровую оптику. Патрон снабжен анализатором внешней среды и тепловым локатором. Оружие обладает способностью нейтрализовывать непроизвольное подергивание мышц.
– Мне такие хитрые приборы никогда не требовались, – деловым тоном произнес Капитан Джек.
– Кроме того, винтовка покрыта камуфлексом и после нажатия вот этой кнопки сливается по цвету с окружающей средой. Ствол изготовлен методом нанотехнологий, и угол отклонения на расстоянии тысячи метров составляет одну стотысячную минуты. Все это, конечно, перебор, но делу не вредит. У нас есть пара «МР-5» и примерно две тысячи патронов к ним.
Когда-то Капитан Джек совершил непростительную ошибку, введя барометрическое давление после поправки на высоту и использовав при этом данные бюро погоды. Снайпер должен вводить фактическое давление безотносительно к поправке на высоту. Это и было основной ошибкой, поскольку плотность холодного воздуха выше, чем теплого, и звук распространяется медленнее. Последнее особенно важно, если используешь сверхзвуковые боеприпасы. Поэтому объект не был убит, а получил лишь ранение, что совершенно недопустимо, когда речь идет о жизни главы государства.
– А где боевое обеспечение? – спросил Капитан Джек.
Афганец, повернувшись к телевизору, снял заднюю панель.
Капитан Джек увидел несколько дюжин полностью снаряженных магазинов для «М-50» и аккуратно уложенные коробки с патронами.
– Как видите, мы нечасто смотрим телевизор, – без всякой на то необходимости сказал афганец.
– А как насчет двух других винтовок и боеприпасов, которые вам предстоит использовать?
– Они под полом в другом месте и готовы к бою. Мы тренировались с ними более пятидесяти часов. Не волнуйтесь, мы не промахнемся.
– На день игры предсказывают хорошую погоду, но в этих краях она меняется быстро.
– На такой дистанции стрельба не представляет трудности, – пожал плечами афганец. – Я без всякого труда поражал цель на расстоянии, в три раза большем, причем противоположная сторона вела ответный огонь.
Капитан Джек знал, что это не пустое бахвальство. И именно в силу этого обстоятельства афганец появился здесь.
– Но ты никогда не делал этого так, как предстоит это сделать теперь. Расстояние и маршрут полета будут несколько иными.
– Я все учел, поверьте.
Капитан Джек прошел в ванную комнату и с отвращением посмотрел в зеркало. Сняв шляпу, он внимательно изучил свои густые, чуть тронутые сединой волосы, а также усы и бороду. Затем снял темные очки, и из зеркала на него глянули голубые глаза. На одном крыле его длинного толстого носа виднелся небольшой шрам. Как и борода, волосы его тоже были фальшивыми. На самом деле он был лыс и гладко выбрит. У него были карие глаза, на носу – длинном и тонком – не было никакого шрама.
Он надел шляпу и вернул на место очки. В своей жизни ему приходилось исчезать множество раз, порой находясь на чьей-либо службе, включая правительство Соединенных Штатов. Иногда он выступал самостоятельно, продавая свое снайперское искусство и железные нервы тем, кто готов был платить больше. Хемингуэю же Капитан Джек сказал, что его следующее исчезновение будет последним.
Капитан проехался к тому месту, где должна была состояться церемония. Находилось оно примерно в десяти минутах езды от центра города, но Капитан Джек знал, что за десять минут может случиться очень многое.
Выходить из машины он не стал. Вместо этого медленно объехал территорию, фиксируя внимание на некоторых важных точках, которые давно и прочно осели в его памяти. Все пространство будущего торжества было обнесено металлической оградой вроде той, что окружают свои владения фермеры. Входов для тех, кто явился пешком, было несколько, но автомобили могли въехать только через одни ворота. Въезд обрамляли шестифутовые кирпичные колонны, и именно между ними должен был проследовать кортеж. «Зверю» этот проезд мог показаться узковатым.
Капитан Джек обвел взглядом линию деревьев, пытаясь представить, где по периметру площадки могут разместиться снайперы. Сколько их может быть? Десяток? Два? Трудно сказать, даже располагая отличной разведкой. Они будут стоять в своих камуфляжных костюмах, сливаясь с окружением так хорошо, что, прежде чем их увидеть, вы на них наступите. Да, многим его людям скорее всего придется умереть на этой святой земле. Но их смерть будет быстрой и безболезненной. Сверхзвуковой мощный заряд убивает быстрее, чем мозг успевает среагировать. Смерть федаинов, увы, окажется не столь легкой.
Капитан Джек представил, как кортеж останавливается и из «Зверя» вылезает президент. Вот он приветственно машет толпе, пожимает руки, хлопает кого-то по спине, кого-то даже прижимает к груди, а затем под звуки гимна «Салют командиру» его поведут на пуленепробиваемый и бомбоустойчивый подиум.
Впервые эта песня прозвучала в качестве гимна в 1845 году, во время инаугурации президента Джеймса Полка. Супруга президента была глубоко возмущена тем, что появления ее крошечного и к тому же застенчивого муженька частенько никто не замечал. Одним словом, Сара Полк потребовала, чтобы каждый раз, когда ее супруг входит в комнату, исполнялся этот гимн. Каприз дамы с имперскими замашками выполняется до сих пор, и все президенты ему подчиняются.
Еще более забавной была история появления песни. Во всяком случае, так считал Капитан Джек. Ее словами послужил отрывок из поэмы сэра Вальтера Скотта «Леди озера», где описывалась гибель шотландского вождя, казненного после предательства друзей его заклятым врагом королем Карлом V. Разве не смешно, что песня, возвещающая о появлении президента, на самом деле посвящена убийству главы государства? Песнь пятая поэмы заканчивалась вопросом, над которым, по мнению Капитана Джека, должен серьезно задуматься каждый потенциальный политик:
О, кто же возжелает стать королем?
– Только не я, – пробормотал себе под нос Капитан Джек. – Только не я.
Бывший национальный гвардеец поудобнее уселся в кресле и взглянул на свою руку. За ним наблюдали двое мужчин.
– Теперь, когда установлена емкость, можно приступать к тренировкам, – сказал инженер.
Американец, следуя полученным инструкциям, подвигал кистью руки и запястьем. Ничего не произошло.
– Требуется практика. Очень скоро вы станете экспертом.
Два часа спустя они добились существенных успехов. Во время очередного перерыва оба мужчины уселись на стулья и химик спросил:
– Значит, вы были водителем грузовика?
Бывший солдат утвердительно кивнул и, вытянув вперед обе руки – одну с металлическим крюком, другую с протезом, – сказал:
– Не та работа, которую можно делать с такими клешнями, учитывая то, что я должен был помогать при разгрузке.
– Сколько времени вы пробыли в Ираке, до того как это случилось?
– Восемнадцать месяцев. Мне оставалось еще четыре месяца службы. Во всяком случае, я так считал. Но затем поступил приказ, продлевающий наше пребывание еще на двадцать два месяца. Четыре года! До того, как все это произошло, у меня была жена, дети и хорошая работа в Детройте. Мне пришлось копить деньги, чтобы купить себе бронежилет и навигационный приемник, поскольку у Дяди Сэма на это не было средств. Затем взрыв мины оторвал мне обе руки и вырвал часть груди. Мне пришлось четыре месяца проваляться в госпитале Уолтера Рида. Вернувшись домой, я узнал, что жена со мной разводится, что работы у меня нет и фактически я остался бездомным. – Он помолчал немного, а затем продолжил: – Я участвовал в первой войне в Заливе и принял на себя все дерьмо, которое вылил на нас Саддам. Уволившись из армии, я поступил в Национальную гвардию, чтобы иметь кусок хлеба, до того как снова встану на ноги. Выйдя в отставку, я стал водить грузовики. И вот однажды армия постучала в мои двери и заявила, что отставка не была «официально» принята. Я вежливо послал их к дьяволу. Но они уволокли меня, несмотря на то что я визжал и отбивался. И вот полтора года спустя – бах! – и у меня нет ни рук, ни нормальной жизни. Так со мной обошлась моя страна!