– Помните об этом всегда, – наставлял Грей своих сотрудников. – И делайте все, чтобы это никогда не повторилось.

В Национальном разведывательном центре велся подсчет числа жертв и учет материальных потерь, которые могли бы понести Соединенные Штаты и их зарубежные друзья в результате потенциальных террористических актов, предотвращенных усилиями центра. По самым скромным оценкам, сотрудники НРЦ спасли жизнь девяносто трем тысячам американцев и тридцати одной тысяче иностранцев. Объем же сохраненной собственности оценивался примерно в сто миллиардов долларов. Эти цифры были известны только в самых высших эшелонах разведывательного сообщества, и американская общественность, по вполне понятным причинам, ничего о них не знала. Если бы американцы знали, сколько раз оказывались на волосок от гибели, то большая их часть просто отказалась бы выходить из дома.

Грей поднялся в лифте на тот же этаж, где был вчера, но теперь зашел в другой кабинет. За прямоугольным столом там сидели пятеро мужчин и две женщины. Грей занял свое место и открыл стоящий перед ним ноутбук.

– Доложите о результатах прошлого вечера, – начал он.

– Аль-Омар от сотрудничества отказался, – сказал один из его помощников.

– Меня, по правде говоря, это не удивляет.

– Как поступить с его сыном, господин министр? Вы хотите, чтобы мы его забрали?

– Нет. Мальчик пусть останется с матерью. Ребенку необходим хотя бы один из родителей.

– Ясно, сэр, – сказал помощник, давая понять, что вынесенный шефом смертный приговор отцу будет приведен в исполнение.

– В вашем распоряжении – одна неделя, в течение которой вы должны выжать из мистера аль-Омара максимальный объем информации.

– Будет сделано, сэр, – бросила одна из женщин.

– Как дела с Рональдом Тиросом – нашим доморощенным неонацистом? – далее спросил Грей.

– Мы уже начали снимать с него информацию.

– Как другие?

– Ким Фонг проинформировал нас о предстоящей доставке взрывчатки, которая не идентифицируется контрольной аппаратурой аэропортов. По сообщению Фонга, курьер прибудет в аэропорт Лос-Анджелеса через неделю.

– Проследите продвижение товара вплоть до получателя. Я хочу знать имена ученых, имена их спонсоров и набор оборудования, необходимого для производства этого вещества… Одним словом, весь спектр. Как остальные?

– Все остальные от сотрудничества отказались, – ответил помощник. – Должны ли мы прибегнуть к обычной стратегии отхода?

Тем, кто находился здесь, и раньше доводилось работать с Греем, и все они благоговели перед шефом. Они принимали совместные решения, многие из которых были незаконны, а зачастую аморальны. Вот уже много лет эти специально натренированные и высокообразованные мужчины и женщины выполняли приказ отыскивать и уничтожать людей, которые, по чьему-то мнению, представляют собой опасность для Соединенных Штатов. Без колебаний сидящие тут сотрудники повиновались приказаниям, ибо в этом и состояла их работа. В лишении человека жизни не было для этих людей чего-то нового и необычного, однако окончательное решение об уничтожении «врага» должен был принять кто-то один. Все почтительно вслушивались в то, что говорит шеф.

– Нет, – произнес он. – Отпустите их. Но так, чтобы за ними потянулся след. Дайте знать, где надо, что эти люди во время бесед с нами оказались излишне разговорчивыми.

– Пусть их прикончат свои же, – заметила вторая дама.

– Именно. Постарайтесь, чтобы каждый акт был зафиксирован на пленку. И даже в том случае, если они окончательно откажутся нам помогать, сюжет о том, как террористы убивают террористов, обязательно окажется в вечерних «Новостях». Теперь перейдем к самым последним событиям.

Тот, кому предстояло сейчас взять слово, был самым молодым из сидящих за столом. Однако несмотря на свой возраст, он был весьма опытным оперативником и разбирался в тонкостях полевой работы значительно лучше, чем большинство его старших коллег. Том Хемингуэй и на службе выглядел безупречно. В рабочее время он был одет столь же продуманно, как и в баре «LEAP». Восходящая звезда НРЦ и ведущий эксперт Центра по Ближнему и Среднему Востоку. Кроме того, Том был отлично знаком с проблемами Дальнего Востока, поскольку первые двадцать лет жизни провел в этом регионе вместе со отцом. Старший Хемингуэй был послом в Китае, а затем в Иордании. Прослужив некоторое время в Саудовской Аравии, он снова вернулся послом в Китай.

Благодаря странствиям отца младший Хемингуэй оказался чуть ли не единственным оперативником, владеющим арабским, ивритом, мандаринским диалектом китайского языка и фарси. Коран он читал в оригинале и мир ислама знал лучше, чем кто бы то ни было из американцев, – старший Хемингуэй, разумеется, в счет не шел. Именно эти качества наряду с физической и умственной выносливостью (не считая особой одаренности в искусстве шпионажа как такового) обеспечили ему головокружительный взлет по карьерной лестнице. В итоге Том, несмотря на свою молодость, вошел в узкий кружок наиболее доверенных людей Грея.

Хемингуэй нажал на кнопку клавиатуры компьютера. На дальней стене кабинета на экране засветилась переданная со спутника карта Ближнего Востока.

– Как явствует из этого изображения, оперативным работникам ЦРУ и НРЦ удалось добиться заметных успехов в Иране, Ливии, Сирии, Ираке, Объединенных Арабских Эмиратах, Бахрейне и Йемене. Так же как и в недавно образованной Курдской республике, – добавил Том. – Нам удалось внедриться более чем в два десятка известных террористических организаций и в несколько отколовшихся от них групп. Мы твердо следуем путем, который, по нашим расчетам, вскоре будет приносить нам крупные дивиденды.

– Да, будет. Но только в том случае, если ваши оперативные работники случайно не окажутся голубоглазыми блондинами, ни слова не знающими по-арабски, – сухо произнес кто-то из присутствующих.

– Что делать? Других людей у нас не было вот уже несколько десятилетий, – вмешался Грей. – Вынужден признать, сейчас действительно ощущается острая нехватка полевых агентов, владеющих арабским.

– Кабул и Тикрит как место продолжения карьеры не слишком популярны среди наших людей, – заметил кто-то с дальнего конца стола.

– Потери? – пропустив мимо ушей замечание, кратко спросил Грей.

– В среднем каждый месяц мы теряем двух оперативников, – ответил Хемингуэй. – Потери пока на прежнем уровне, но чем крупнее выигрыш, тем выше степень риска.

– Я хочу, чтобы все поняли – безопасность агентов и их своевременная эвакуация из страны являются для нас делом первостепенной важности. – Грей обвел взглядом присутствующих.

Все каким-то образом выразили свое согласие – хотя и без особого энтузиазма. С теми, кто подозревался в шпионаже, террористы кончали без всяких проволочек. Сцены обезглавливания они запечатлевали на пленке и распространяли картинку по всему свету, дабы убедить других не вставать на место казненного. Следовало признать, что подобный метод убеждения действовал весьма эффективно.

– Потери армии в этом регионе составляют десять человек ежедневно, – продолжил Хемингуэй. – А после открытия нового фронта на сирийской границе потери, вне всякого сомнения, возрастут. В то же время движение за исламскую независимость в Чечне, Кашмире, Таиланде и Минданао ведет к тому, что влияние радикального ислама постоянно растет, не встречая на своем пути серьезного сопротивления. Африка также являет собой целый букет проблем. Большая часть северной Нигерии живет строго по законам шариата. Там до смерти забивают камнями неверных жен и отрубают конечности мелким воришкам. Должен отметить, что вербовка и обучение террористов осуществляются главным образом через Интернет. Для тайного передвижения используются фальсификация личности и ряд иных приемов, финансирование осуществляется по неофициальным каналам. Какого-то центрального командования, по сигналу которого наши войска могли бы нанести удар, не существует. Поэтому единственной действенной стратегией для нас остается проведение тайных операций.

– Но в Ираке существует законно избранное народом демократическое правительство, – заметил один из участников совещания. – Несмотря на взрывы и свист пуль, люди пришли на выборы и отдали свои голоса. Посмотрите, каких успехов сумели добиться Ливан, Кувейт, Афганистан и Марокко. Все же, как мне кажется, демократия пусть и медленно, но распространяется по региону. Это настоящее чудо, которым как мы, так и мусульмане можем законно гордиться.

– Чтобы добраться до выборов в Ираке, нашей стране пришлось выложить более пятисот миллиардов долларов, – взглянув на Грея, веско произнес Хемингуэй. – Если дела пойдут такими темпами, мы через пять лет станем банкротами. Не надо забывать, что Багдад, мягко говоря, был вне себя от ярости, когда курды объявили о своей независимости. А сунниты вот-вот начнут бунт против господства шиитов. Тем временем отстраненные от дел баасисты и иностранные инсургенты продолжают усиливать насильственные действия. Но и это еще не все. Поговаривают о том, что правительство Ирака вскоре попросит США покинуть страну, поскольку заключило тайную сделку с баасистами о бескровной смене власти. После этого мирного переворота бывшие сторонники партии Баас начнут последнюю схватку с инсургентами, выступающими за создание проталибского правительства. В конечном итоге Ирак окажется менее стабильным, чем когда-либо, и легион свежеиспеченных террористов будет готов к нападению на нас. Вот за что мы в конечном итоге заплатили жизнями наших солдат, не говоря о том, что потратили огромные деньги.

– Мне это известно, – кивнул Грей. – Мы знаем, что такой день неизбежно наступит. Но сейчас, к нашему величайшему сожалению, мы уйти не можем. Положение слишком нестабильное.

– Так бывает, – с нажимом произнес Хемингуэй, – когда имеешь дело со страной, искусственно созданной колониальной державой, соединившей в единых границах три совершенно несовместимых между собой группы людей. Внедрение одномасштабной, если можно так выразиться, демократии – никуда не годная политика, когда имеешь дело с различными культурами. Западный тип демократии основан на разделении Церкви и государства. Продать или подарить эту фундаментальную идею мусульманам практически невозможно. В силу этого обстоятельства только две мусульманских страны считаются подлинно свободными. Это Мали и Сенегал.

– Не мы, Том, формируем внешнюю политику Соединенных Штатов. Мы всего-навсего пытаемся немного разгрести навоз и максимально снизить ущерб, – спокойно произнес Грей. – А как поживают Индия с Пакистаном?

Том Хемингуэй глубоко вздохнул и продолжил:

– Положение продолжает ухудшаться. Согласно текущим оценкам, потери в случае ядерного конфликта между этими странами в первый день войны составят двадцать пять миллионов человек и еще двадцать получат смертельные ранения. Для решения этой проблемы у остального мира нет никаких возможностей. Индия и Китай с каждым днем становятся все ближе и ближе друг к другу – как в экономическом, так и в военном плане. Это не может не вызывать самой серьезной озабоченности.

– А как Египет? – спросил Грей.

– На грани взрыва. Так же как Индонезия и Саудовская Аравия, – ответил Хемингуэй. – После бойни у храма Царицы Хатшепсут туристическая индустрия Египта отправилась в помойку. А экономические трудности, как известно, открывают дорогу для переворота.

– С туризмом в Египте все ясно. – Грей откинулся на спинку стула. – У находящихся на отдыхе людей нет ни малейшего желания быть застреленными или забитыми насмерть.

– Теперь Северная Корея… – начал Хемингуэй, но Грей не дал ему закончить.

– Безумец у власти, третья по численности армия в мире, ракеты с ядерным зарядом, способные поразить Сиэтл. Основной статьей экспорта этой страны являются фальшивые американские доллары. Я хочу, чтобы самые свежие прогнозы дальнейшего развития событий оказались на моем столе через двадцать четыре часа. Что можешь сказать о наркотерроре?

Хемингуэй щелкнул клавишей, и изображение на экране сменилось.

– В выделенных на карте районах наркобароны Ближнего Востока вступили в формальный альянс с дальневосточными наркокартелями и в ряде случае взяли под контроль все операции с наркотиками. В центральноазиатских республиках мы имеем дело с подлинным взрывом. Производство наркотиков – наиболее быстро развивающаяся отрасль их экономик. А поскольку эти республики во времена Советского Союза служили свалкой радиоактивных отходов, мы скоро будем иметь дело с ближневосточными террористами, торгующими в Соединенных Штатах радиоактивным героином и крэком.

– Забавный вывод, – заметил один из присутствующих. – Мусульмане не притрагиваются даже к алкоголю, а к крэку – тем более.

– Мне приходилось летать в одном самолете с саудитами, – покачав головой, сказал Хемингуэй. – Они начинали прикладываться к бутылке, как только лайнер убирал шасси.

– Благодарю за доклад, Том, – произнес Грей и, обращаясь к другому сотруднику, спросил: – Скажите, список лиц на уничтожение действительно обоснован?

– Да, сэр. Он составлен на весьма вероятных предположениях.

– Как подсказывает мой опыт, термин «вероятные» иногда путают с понятием «невероятные», – заметил Грей. – Однако наши полевые агенты имеют полное право реагировать на поступки «врага» любым доступным им способом. Там, где, возможно, мы должны поощрять превентивные действия. В любом случае следует действовать без промедления. Прошу вас обратить на это особое внимание.

Все участники совещания прекрасно поняли шефа. В переводе на обычный человеческий язык его слова означали: «Убивайте, и пусть юридические или политические тонкости вас не тревожат».

Затем Грей попросил проинформировать его о том, как обстоят дела на внутреннем террористическом фронте, включая действия так называемых милицейских отрядов и представителей неортодоксальных религиозных культов. Получив исчерпывающий доклад на эту тему, Грей сказал:

– А теперь потолкуем о самых свежих и горячих новостях.

Совещание продолжилось. Его участники еще два часа тщательно препарировали и анализировали возможности возникновения потенциальных кризисных ситуаций. Однако они прекрасно знали, что их анализ каждый раз теряет всякий смысл, если в воздухе вдруг взрывается очередной лайнер или погибает насильственной смертью кто-нибудь из мировых лидеров.

Картер Грей уже готов был закончить совещание, как одна из женщин, покинувшая кабинет по срочному вызову, вернулась и вручила шефу еще один файл.

Чтобы пробежать глазами четыре страницы, Грею потребовалось не более двух минут. Когда он оторвал взгляд от текста, все сразу поняли, что шеф недоволен.

– Ночное происшествие. Полиция и ФБР ведут расследование с восьми сорока пяти. А я об этом узнаю только что!

– Думаю, до того, чтобы раскрыть истинный смысл этого происшествия, еще далеко, – ответила женщина.

– Патрик Джонсон? – спросил Грей.

– Он работал аналитиком в…

– Мне это известно, – раздраженно бросил Грей. – Все это изложено в докладе, который вы только принесли. Вне зависимости от того, как он умер, могла ли эта смерть иметь связь с его работой?

– ФБР ведет расследование.

– Это меня не утешает, – резко произнес Грей. – Наши люди там есть? В докладе об этом ничего не сказано.

– Да, есть.

– Я хочу, чтобы вся история жизни Патрика Джонсона через час была на моем столе.

Женщина стрелой вылетела из кабинета. После того как дама исчезла, Грей поднялся из-за стола. В соседнем кабинете его ждали представители Федерального бюро расследований, Управления национальной безопасности и Департамента внутренней безопасности. В течение следующего часа Грей продолжал получать информацию и задавать вопросы – добрая половина присутствующих тут же начинала испытывать от них дискомфорт, иные откровенно пугались.

Завершив совещание, Грей прошел в свой кабинет – скромную, зажатую между двумя залами кризисного ситуационного анализа комнату. В этих кризисных центрах все время кипела жизнь. В кабинете же Грея была тишина. Здесь он не держал никаких личных вещей. Не было тут и увешанной фотографиями «стены славы». Хозяин офиса не имел времени созерцать свидетельства былых триумфов. Усевшись за стол, Грей устремил взгляд туда, где в нормальных помещениях должно было бы находиться окно. Однако еще на стадии проектирования здания он лично запретил делать окна – они не только служили бы обычной лазейкой для шпионов, но и отвлекали бы сотрудников от работы. Принять это решение Картеру Грею, рьяному стороннику жизни на природе, было нелегко. И вот теперь, чтобы спасти мир от гибели, он вынужден был проводить лучшие годы своей жизни в застенке – без окон, солнечного света и звуков внешнего мира… «Какая ирония! Управлять самой могущественной разведывательной организацией в мире – и не иметь возможности даже взглянуть на то, что происходит за пределами здания!» – невесело размышлял Грей.

Компьютер пискнул, он надавил на клавишу и уже через секунду полностью погрузился в жизнеописание Патрика Джонсона.

Глава девятнадцатая

Находящийся в Джефферсон-билдинг отдел редких книг Библиотеки конгресса насчитывает более восьмисот тысяч единиц хранения. Все эти тома бесценны, но для большинства библиофилов главной жемчужиной этой литературной сокровищницы является коллекция старинных книг и гравюр Лессинга Розенвальда. Многие тома коллекции являются «инкунабулами». Это означает, что они появились на свет до 1501 года и при их создании не пользовались изобретенным Гутенбергом печатным прессом. Коллекция Розенвальда, так же как и многие другие собрания книг, хранилась в сейфах, неподалеку от читального зала отдела. Только в святилище читального зала посетители могли познакомиться (а иногда и дотронуться до изданий) не просто с книгами, а произведениями искусства.

Зал был открыт для широкой публики, и систему безопасности там довели до совершенства. Помещение круглые сутки просматривалось фиксирующими время камерами внутреннего наблюдения. Библиотекари не сводили глаз с посетителей. Ни один том не мог покинуть пределов помещения! Исключения делались лишь по согласованию с другими крупными библиотеками или по письменному разрешению главного библиотекаря конгресса. Наиболее ценные тома извлекались из сейфов только в чрезвычайных обстоятельствах. Но и в этих – весьма редких – случаях книгу в руках держал библиотекарь, а посетителю позволялось лишь прочитывать вызывающие священный трепет страницы с безопасного расстояния в несколько дюймов.

В зал не позволялось вносить сумки или ноутбуки, ничего, куда можно было бы спрятать драгоценный том. Пользоваться ручками было также запрещено, дабы ненароком не запачкать древние страницы. Писать здесь разрешалось лишь карандашами, на отдельных листах бумаги. Да и в этих случаях служащие каждый раз нервно вздрагивали, если карандаш вдруг оказывался в непосредственной близости от их обожаемой «единицы хранения».

Оливер Стоун поднялся на второй этаж, в читальный зал. Отделанные кожей и медью внутренние двери зала имели довольно сильно смахивающие на бойницы окна. Другие гигантские двери – из бронзы – стояли широко распахнутыми, так что их створки касались стен. Каждая створка состояла из трех панелей, по некоторым свидетельствам, символизировавших важнейшие вехи в истории книгопечатания. В конце рабочего дня эти двери закрывались, и тот, кто сумел бы проникнуть сюда, невзирая на электронную систему защиты и вооруженных охранников, оказался бы в западне. Этот зал был одним из самых красивых помещений Библиотеки конгресса. Интерьер его был оформлен в духе времен короля Георга и сдержанностью очень напоминал знаменитый зал Независимости в Филадельфии. Архитекторы стремились создать здесь все условия для занятия наукой и для размышлений. Их старания увенчались успехом: Стоун, войдя, сразу же ощутил удивительный покой и умиротворение.

Калеб Шоу трудился за своим рабочим столом в дальнем конце зала. Служащий справочного отдела, он был знатоком истории и частенько помогал ученым мужам в некоторых важных исследованиях. Увидев друга, Калеб встал ему навстречу, на ходу застегивая пуговицы кардигана. В зале было довольно прохладно.

– Ну, Оливер! Действительно – тебя не узнать! – воскликнул он, оценивающе глядя на Стоуна. В его взгляде читалось одобрение.

– По правде говоря, мне и самому это нравится, – сказал Стоун, косясь на камеру внутреннего наблюдения. – Похоже, зал нешуточно охраняется?

– А как же! Такой фонд! Других таких в мире нет. Ты не поверишь, но хранители сейфов каждый день проверяют, все ли тома на месте. Если случайно книга стоит не там, то никто не уйдет домой, пока не приведут все в порядок. И знаешь, те, кто закупает книги для библиотеки, не имеют доступа к базе данных и не могут вносить изменения в каталоги. А те, кто имеет доступ к базе, не имеют права закупать книги. Предусмотрительно?

– В противном случае лицо, купившее книгу, может сделать так, что она исчезнет из базы данных. От продажи можно выручить хорошие деньги! И никто об этом не узнает.

– Именно. Ты не представляешь, какое утречко у нас сегодня выдалось! – оживился Калеб. – Явился некий джентльмен – и не какой-нибудь там ученый, а просто с улицы. И дайте ему Блейка. Уильяма Блейка! «Сойдет любой Блейк», – сказал старикашка. Все всполошились. Это же почти то же, что и «мормонская Библия»! Никто не может получить Блейка без разрешения на высшем уровне. А они, уж поверь, выдаются крайне редко.

– Настолько редок Блейк?

– «Редок» не то слово. Божествен!

– И как же вы поступили?

– Очень просто. Поговорили с ним. Есть основания полагать, что он потомок одного из отпрысков Блейка. Ну, принесли мы ему книгу. С иллюстрациями, с гравюрами, как ты понимаешь. Прикасаться, естественно, не позволили: мало кто знает, как надо обращаться со старинными книгами. Старикан расчувствовался – вот-вот разрыдается! В общем – все у нас тут особенное…

По всему было видно – Калеб счастлив работать здесь.

Они спустились на служебном лифте в цокольный этаж и по соединяющему все три здания комплекса («Джефферсон», «Адамс» и «Медисон») тоннелю прошли в кафетерий на нижнем этаже Медисон-билдинг. Взяв по сандвичу, они вышли на воздух и уселись за столик. Отсюда открывался прекрасный вид на Индепенденс-авеню. Джефферсон-билдинг оказался на противоположной стороне улицы, прямо за ним возвышалась громада Капитолия.

– Очень неплохой вид! – заметил Стоун.

– Только не все это замечают…

Стоун молча дожевал сандвич, затем склонился к другу и негромко произнес:

– Итак, Патрик Джонсон.

– Я заглянул в правительственную базу данных. Там ничего. Для других баз у меня нет допуска. Ты полагаешь, он работал в секретной службе? Если так, то это явно за пределами моей весовой категории. Кто я такой? Простой библиотекарь.

– Тут вот какая новость. Вчера вечером ко мне приходил с визитом один агент из секретной службы. Ну я говорил вам о нем. Мы приятельствуем.

– Вчера! Ты полагаешь, тут есть какая-то связь?

– Я не вижу никакой связи. Он явился еще до убийства. Но меня это все же тревожит.

Прозвучал сигнал телефона. Калеб достал мобильник и ответил на вызов. По мере того как он слушал, его лицо все более оживлялось.

– Милтон, – сказал он, закончив разговор. – Он ухитрился взломать базу данных секретной службы.

– Ка-а-ак?! Так быстро? – изумленно переспросил Стоун.

– Милтон может сделать с компьютером все, что захочет. Парень мог бы, работая через Интернет, сколотить себе приличное состояние. Три года назад он влез в базу данных Пентагона, чтобы, как он объяснил, убедиться в том, что армия не планирует учинить ядерный взрыв в одном из наших городов и обвинить в этом террористов. Эта схема, как полагает Милтон, позволила бы нашим воякам развязать тотальную войну против ислама.

– Да, это определенно похоже на одну из теорий Милтона. И что же он обнаружил?

– Джонсон работал в Национальном разведывательном центре. Контролировал поступающую информацию.

– НРЦ? Картер Грей?

– Именно.

– Я хочу, – Стоун поднялся из-за стола, – чтобы ты немедленно позвонил Робину и Милтону. Пусть подготовятся к выезду сегодня вечером. И нам понадобится твоя машина. Ты подберешь меня там, где всегда, а с Робином мы встретимся в доме Милтона. Это самое близкое место к точке назначения.

– И куда же мы поедем?

– В Бетесду. К дому ныне покойного Патрика Джонсона.

– Но, Оливер… Там же будет полно полиции! Расследуется убийство!

– Ничего подобного. Идет расследование в связи со смертью человека, и полиция, вне всякого сомнения, склоняется к версии самоубийства. Кроме того, если там работают полицейские, мы сможем получить ценную информацию. И еще, Калеб! Прихвати с собой Гаффа.

Калеб с недоумением уставился в спину удаляющемуся Стоуну. Взять с собой пса? Однако Калеб давно привык к странным просьбам приятеля. Отправив оставшийся от ленча мусор в бачок, он отправился к своим фолиантам.

Глава двадцатая

Покинув остров Рузвельта, Тайлер Рейнке и Уоррен Петерс прямиком отправились в НРЦ. Они забросили «предсмертную записку» экспертам, чтобы те сопоставили почерк на записке с рукой Патрика Джонсона и проверили бумагу на отпечатки пальцев. Мотивировка: на записке могут оказаться следы, ставящие версию самоубийства под сомнение. Однако парочка преследовала совсем иные цели. Если кто-то из вчерашних свидетелей прикасался к записке и его отпечатки окажутся в одной из баз данных, перед ними открывалась блестящая возможность выйти на треклятых свидетелей.