Баркер Клайв. Имаджика

   – Ты что-то хочешь сообщить мне?
   – Да, Босс. От Юдит.
   – Куда она подевалась?
   – В Изорддеррекс. Это часть того, что я должен вам передать.
   – Ты видел, как она отправилась?
   – Нет. Она велела мне выйти и подождать снаружи, ну я и послушался.
   – А другая часть?
   – Она сказала мне... – Он скорчил мину, выражавшую всю степень его сосредоточенности. – ...чтобы я сказал тебе, куда она отправилась, и это я уже сделал, а потом она сказала мне, чтобы я сказал тебе, что в Примирении таится опасность, и ты не должен ничего делать, пока она не свяжется с тобой снова.
   – Таится опасность? Она так сказала?
   – В точности ее слова. Без обмана.
   – А у тебя есть какие-нибудь представления о том, что она имела в виду?
   – Нет, Босс. Хоть обыщи меня. – Он вгляделся в самый темный угол комнаты. – Я не знал, что у тебя есть обезьяна, – сказал он. – Ты привез ее из путешествия?
   Миляга посмотрел в угол. Отдохни Немного, судя по всему, прокравшийся в комнату ночью, тревожно смотрел на Маэстро.
   – Она ест гамбургеры? – спросил Понедельник, опускаясь на корточки.
   – Можешь попробовать, – ответил Миляга рассеянно. – Понедельник, это все, что сказала Юдит: таится опасность?..
   – Все, Босс. Клянусь.
   – Вы вошли в Убежище, и она сразу же сказала тебе, что не хочет возвращаться?
   – Не-е-ет, она там долго валандалась, – сказал Понедельник, строя рожи мнимой обезьяне, которая покинула свой угол и двинулась к протянутому гамбургеру.
   Он хотел было подняться, но обезьяна оскалила зубы с такой яростью, что он передумал и просто протянул руку как можно дальше, чтобы не подпускать тварь к своему лицу. Приблизившись, она блаженно втянула в себя запах гамбургера и, подняв крошечные лапки, с неподражаемым изяществом взяла кушанье.
   – Ну, так рассказывай, – сказал Миляга.
   – Ах да! Так вот, когда мы туда завалились, там был один придурочный, ну, она и стала с ним трепаться.
   – Она знала этого человека?
   – Да, точно.
   – И кто это был?
   – Забыл имя, – сказал Понедельник. Увидев, как Миляга нахмурил брови, он начал протестующе оправдываться. – Это не входило в послание, Босс. А иначе я бы обязательно запомнил.
   – Все равно вспоминай, – сказал Миляга. – Кто это был?
   Понедельник выпрямился и нервно затянулся.
   – Никак не могу вспомнить. Там, знаешь, все эти птицы, пчелы, ну и всякое такое. Я толком ничего и не слышал. Имя какое-то короткое, типа Дрын или Даун или...
   – Дауд.
   – Точно! Оно самое! Это был Дауд. И на нем живого места не было.
   – Но он был жив.
   – Да, недолго. Ну, как я сказал, они там трепались.
   – И после этого она сказала, что отправляется в Изорддеррекс?
   – Точно. Она сказала, чтобы я отвез тебе камни и передал послание.
   – И то, и другое ты исполнил. Спасибо тебе.
   – Рад стараться, Босс, – сказал Понедельник. – Я больше не нужен? Если понадоблюсь, я на крыльце. Жара будет охренительная.
   Он загрохотал вниз по лестнице.
   – Дверь закрыть или оставить открытой? – спросил Отдохни Немного, поедая гамбургер.
   – Что ты вообще здесь делаешь?
   – Я почувствовал себя так одиноко, Освободитель, – принялся канючить он.
   – Ты обещал полное повиновение, – напомнил ему Миляга.
   – Ты не доверяешь ей, ведь правда? – сказал Отдохни Немного в ответ. – Ты думаешь, что она смылась, чтобы встать на сторону Сартори.
   До этого момента подобные мысли не приходили ему в голову. Но теперь, будучи произнесенным вслух, это предположение не показалось ему таким уж маловероятным. Юдит призналась в своих чувствах к Сартори в этом самом доме, и, вне всяких сомнений, она верила, что он отвечает ей пламенной любовью. Возможно, когда Понедельник отвернулся, она просто-напросто выскользнула из Убежища и отправилась на поиски отца своего ребенка. Если это действительно так, то ведет она себя на редкость парадоксально. Ну не странно ли бросаться в объятия человеку, врагу которого она только что помогла подготовиться к победе? Но сегодня не тот день, чтобы тратить время на разгадки подобных головоломок. Что сделала, то и сделала, и Бог ей судья.
   Миляга уселся на подоконник (этот насест частенько служил ему для составления планов на будущее) и попытался прогнать от себя все мысли о ее предательстве, но комнату он для этого выбрал не самую подходящую. Ведь именно здесь располагалась та утроба, в которой она была сотворена. В щелях наверняка остались песчинки из того круга, в котором она лежала, а в доски глубоко впитались пролитые капельки тех снадобий, которыми он умастил ее наготу. И как он ни пытался прогнать от себя эти мысли, одна неизбежно тянула за собой другую. Подумав о ее наготе, он представил, как его липкие от масел руки ласкают ее тело. А потом свои поцелуи. А потом свое тело. Не прошло и минуты, как им овладело сильное половое возбуждение.
   И это надо же – предаваться подобным размышлениям в такое утро! Ухищрениям плоти не должно быть места в том деле, что его ожидает. Они и так уже привели последнее Примирение к трагедии, но теперь он не позволит им сбить себя с предначертанного Богом пути. Он с отвращением опустил глаза на вздувшийся в паху бугор.
   – Отрежь себе эту штуку, – посоветовал Отдохни Немного.
   Если бы он мог сделать это, не превратив себя в инвалида, он бы немедленно последовал этому совету, и с большой радостью. К тому, что вздымалось у него между ног, он не испытывал ничего, кроме презрения. Это был идиот с разгоряченной башкой, и он хотел от него избавиться.
   – Я могу его контролировать, – сказал Миляга.
   – Сказал человек, падая в жерло вулкана, – добавил Отдохни Немного.
   В ветвях дерева появился черный дрозд и завел свою безмятежную песню. Миляга посмотрел на него, а потом перевел взгляд дальше, сквозь хитросплетение ветвей на ослепительно голубое небо. Созерцая его, он слегка развеялся, и к тому времени, когда на лестнице раздались шаги Клема, несущего еду и питье, приступ похоти миновал, и он встретил своих ангелов-хранителей с ясной головой.
   – Теперь будем ждать, – сообщил он Клему.
   – Чего?
   – Пока вернется Юдит.
   – А если она не вернется?
   – Вернется, – ответил Миляга. – Здесь она родилась, и здесь ее дом, даже если ей этого не хочется. В конце концов она должна сюда вернуться. И если она вступила в заговор против нас, Клем, – если она перешла на сторону врага, – то, клянусь, я сделаю круг прямо здесь... – Он указал на доски у себя под ногами. – ...и уничтожу ее до последнего атома, словно она никогда и не существовала.

Глава 55

1

   Опровергающие закон тяготения воды обращались с ней бережно. Хотя они и несли Юдит по дворцу с приличной скоростью, грохоча по коридорам, уже лишенным мебели и гобеленов, ее не швыряло ни о стены, ни о колонны. Ровная, спокойная волна влекла ее вперед, туда, где находилась конечная цель этого путешествия. Вряд ли могли возникнуть какие-нибудь сомнения по поводу того, где было расположено это место. Мистическим центром лабиринта Автарха всегда была Башня Оси, и хотя Юдит своими собственными глазами видела начавшуюся в ней катастрофу, ее не покидала уверенность, что именно там ей предстоит сойти на берег. Молитвы и прошения десятилетиями стекались туда, привлеченные силой Оси. Кто бы ни занял ее место, призвав туда эти воды, он поместил свой трон на руинах поверженного божества.
   Теперь она могла убедиться в правильности своих предположений. Из голых коридоров воды увлекли ее в еще более аскетические окрестности Башни. Наконец замедлив свой бег, они внесли ее в пруд, который казался почти твердым из-за набившегося в него мусора. Из плавающих обломков поднималась лестница, и ей удалось выбраться на нижние ступеньки. Тело ее охватила слабость, голова кружилась, но радостное возбуждение не проходило. Воды нетерпеливо плескались вокруг лестницы, как во время бурного весеннего паводка, и их очевидное желание поскорее подняться вверх оказалось заразительным. Через некоторое время Юдит поднялась на ноги и стала взбираться по ступенькам.
   Хотя лампы впереди не горели, сверху навстречу ей лился яркий свет. Он был окрашен в те же радужные цвета, что и ореолы вокруг фонтанов, наводя на мысль о том, что впереди ее также ожидает вода, проникшая во дворец другими путями. Не успела она одолеть и половины пролета, как сверху появились две женщины, устремившие на нее внимательные взгляды. Обе были одеты в простые рубахи из небеленого полотна. На той, что потолще, рубаха была расстегнута, и она кормила грудью младенца. Несмотря на великанские размеры, вид у нее был почти таким же детским, как и у ребенка: жиденькие короткие волосы, круглое лицо с молочно-белой кожей и яркими пятнами румянца. Другая женщина была старше и более худой. Кожа ее была значительно темнее, чем у спутницы, а седые волосы ниспадали ей на плечи, словно капюшон серой рясы. На ней были перчатки и очки, и на Юдит она смотрела едва ли не с профессорской строгостью.
   – Еще одна спасенная душа, – сказала она.
   Юдит остановилась. Хотя ни та, ни другая женщина не проявили никаких признаков враждебности, ей хотелось войти в это волшебное место желанной гостьей.
   – Мне можно подняться?
   – Конечно, – ответила женщина с ребенком на руках. – Ты пришла, чтобы встретиться с Богинями?
   – Да.
   – Стало быть, ты из Бастиона?
   Прежде чем Юдит успела ответить, вмешалась другая женщина.
   – Конечно же, нет! Ты только посмотри на нее!
   – Но ведь воды принесли ее.
   – Воды принесут любую женщину, у которой наберется достаточно смелости. Нас-то они принесли, верно?
   – А много здесь других женщин? – спросила Юдит.
   – Сотни. А сейчас, может быть, уже и тысячи.
   Юдит это не удивило. Если даже она, жительница Пятого Доминиона, заподозрила, что Богини до сих пор существуют, то сколько же веры должно было быть у здешних женщин, выросших на легендах о Тишалулле и Джокалайлау?
   Когда Юдит поднялась на верхнюю площадку, женщина в очках представилась.
   – Меня зовут Лотти Йеп.
   – А меня – Юдит.
   – Мы рады видеть тебя, Юдит, – сказала другая женщина. – Меня зовут Парамарола. А этого паренька... – Она опустила взгляд на младенца. – ...Билло.
   – Твой? – спросила Юдит.
   – Интересно, где бы я нашла для этого мужчину? – сказала Парамарола.
   – Мы провели во Флигеле девять лет, – объяснила Лотти Йеп. – Под гостеприимным кровом Автарха.
   – Пусть его колючки сгниют, а ягоды засохнут, – добавила Парамарола.
   – А ты откуда? – спросила Лотти.
   – Из Пятого, – ответила Юдит.
   Но внимание ее уже отвлеклось от женщин и обратилось к окну в залитом лужами коридоре у них за спиной – или, вернее, к тому виду, который сквозь него открывался. В благоговейном страхе и удивлении она подошла к подоконнику и оглядела необычайное зрелище. В центре дворца поток расчистил круг диаметром примерно в полмили или даже больше. Стены, колонны и крыши были сметены его мощью, а руины – затоплены. Лишь на тех местах, где стояли самые высокие башни, над поверхностью виднелись небольшие каменные островки, да кое-где возвышались обломки просторных дворцовых покоев, оставленные словно в насмешку над чрезмерными претензиями самонадеянного архитектора. Но она подозревала, что и этим руинам недолго осталось стоять над водой. Поток кружил по огромному водоему в довольно мирном настроении, но одного напора его течения было вполне достаточно, чтобы сокрушить эти последние останки шедевра Сартори.
   В центре этого неожиданно возникшего моря виднелся более крупный остров, берега которого состояли из полуразрушенных покоев, окружавших Башню Оси, прибрежные скалы – из обломков верхней части этой Башни, смешанных с крупными осколками ее обитателя, а главная вершина – из останков самой Башни, которые образовывали сверкающую пирамиду неправильной формы. Казалось, что внутри нее горит ослепительное белое пламя. Созерцая результаты деятельности потока, который в течение дней, а может быть, и часов разрушил сооружения, на проектирование и строительство которых у Автарха ушли долгие десятилетия, Юдит удивилась, что ей удалось достичь этого места целой и невредимой. Та сила, которая на нижних склонах предстала перед ней в обличье невинного, хотя и несколько взбалмошного ручейка, здесь продемонстрировала свои неограниченные способности к разрушению и изменению.
   – Вы здесь были, когда это случилось? – спросила она у Лотти Йеп.
   – Мы видели только самый конец, – ответила та, – но, доложу я тебе, вот это было зрелище! Видя, как башни рушатся у нас на глазах...
   – Мы до смерти испугались, – вставила Парамарола.
   – Ты, может, и испугалась, но не я, – ответила Лотти. – Воды освободили нас не для того, чтобы взять и утопить. Понимаешь, мы были в заключении во Флигеле. А потом дверь треснула, и внутрь хлынули воды. Стены просто-напросто смыло.
   – Мы знали, что Богини придут, верно? – сказала Парамарола. – Мы всегда в это верили.
   – Значит, вы знали, что Они не погибли?
   – Ну как они могли погибнуть? Конечно, они могли быть похоронены заживо. Может быть, спали. Или даже сошли с ума. Но умереть они не могли.
   – Она говорит правду, – заметила Лотти. – Мы всегда знали, что этот день придет.
   – К сожалению, радость может оказаться недолгой, – сказала Юдит.
   – Почему ты так считаешь? – спросила Лотти. – Ведь Автарх сбежал.
   – Да, но его Отец по-прежнему на месте.
   – Отец? – переспросила Парамарола. – Я всегда думала, что он незаконнорожденный.
   – Так кто же его отец?
   – Хапексамендиос.
   Парамарола захихикала, но Лотти Йеп пихнула ее локтем в бок, хорошо, впрочем, защищенный слоем жира.
   – Это не шутка, Рола.
   – Как так не шутка?
   – Ты же видишь, что женщина не смеется. – Она обернулась к Юдит. – У тебя есть какие-нибудь доказательства этого?
   – Нет, но...
   – Так с чего тебе это взбрело в голову?
   Юдит и раньше предполагала, что ей будет трудно заставить других поверить ее словам о происхождении Сартори, но ей владела неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что в нужный момент в ней проснется необходимая сила убеждения. Вместо этого ее охватила ярость разочарования. Если ей придется излагать всю прискорбную историю ее связи с Автархом Сартори каждой живой душе, которая встретится ей по дороге к Богиням, то самое худшее может произойти еще до того, как она одолеет половину пути. Потом ее осенило внезапное вдохновение.
   – Ось и есть доказательство, – сказала она.
   – Каким образом? – спросила Лотти, с новым интересом разглядывая принесенную потоком женщину.
   – Он никогда не смог бы передвинуть Ось без помощи своего Отца.
   – Но Ось никогда не принадлежала Незримому, – сказала Парамарола.
   На лице Юдит отразилось смятение.
   – Рола говорит правду, – сказала ей Лотти. – Он, конечно, мог использовать ее, чтобы подчинить себе пару-тройку слабых мужчин, но Ось никогда не была его.
   – Но чья же она тогда?
   – В ней была Ума Умагаммаги.
   – А кто это?
   – Сестра Тишалулле и Джокалайлау. Двоюродная сестра Дочерей Дельты.
   – В Оси скрывалась Богиня?
   – Да.
   – И Автарх не знал об этом?
   – Даже не подозревал. Она спряталась там от Хапексамендиоса, когда Он проходил через Имаджику. Джокалайлау отправилась в горы и затерялась в снегах. Тишалулле скрылась...
   – ...в Колыбели Жерцемита, – сказала Юдит.
   – Верно, – сказала Лотти, явно впечатленная ее осведомленностью.
   – А Ума Умагаммаги спряталась в скале, – продолжила Парамарола таким тоном, словно рассказывала сказку маленькому ребенку. – Она надеялась, что Он пройдет мимо и не заметит Ее. Но Он решил сделать Ось центром Имаджики, и Его сила заточила Богиню внутри.
   Но какая же ирония таилась во всем этом!
   Архитектор Изорддеррекса возвел свою крепость, да и всю свою империю вокруг заточенной в плен Богини. Не укрылась от Юдит и параллель с Целестиной. Похоже, замуровав Целестину в подвале своего дома, Роксборо невольно продолжил мрачную традицию.
   – А где сейчас Богини? – спросила Юдит у Лотти.
   – На острове. Со временем мы будем допущены к Ним, и Они нас благословят. Но это произойдет только через несколько дней.
   – Я не располагаю днями, – сказала Юдит. – Как мне добраться до острова?
   – Тебя позовут, когда придет твое время.
   – Оно уже пришло, – сказала Юдит, окидывая взглядом коридор. – Спасибо за информацию. Может быть, увидимся снова.
   Решив идти направо, она двинулась было в путь, но Лотти ухватила ее за рукав.
   – Ты не понимаешь, Юдит, – сказала она. – Богини пришли, чтобы спасти нас. Ничто и никто не может причинить нам здесь вред. Даже Незримый.
   – Надеюсь, это действительно так, – сказала Юдит. – Надеюсь от всего сердца. Но на всякий случай я должна Их предупредить.
   – Тогда нам лучше пойти с тобой, – сказала Лотти. – Все равно в одиночку ты ни за что на свете туда не доберешься.
   – Подожди, – сказала Парамарола. – Ты уверена, что это благоразумно? Она ведь может оказаться опасной.
   – А разве все мы не опасные? – спросила Лотти. – Ты вспомни, из-за чего Они нас заперли, если уж на то пошло.

2

   Идя по улицам города, Юдит уже успела ощутить атмосферу какого-то постапокалиптического карнавала, навеянную зрелищем танцующих вод, смеющихся детей и радужного воздуха, но в коридорах, ведущих к берегу волшебного водоема, это чувство охватило ее со стократной силой. Здесь тоже были дети – девочки и мальчики не старше пяти лет. Они превратили коридоры в площадки для игр, и эхо их мелодичного смеха и радостных криков отдавалось в стенах, которым не приходилось слышать ничего подобного с момента их возведения. Конечно, здесь была и вода. Каждый квадратный дюйм пола был благословен присутствием лужи, ручейка или маленькой речушки; с замкового камня каждой арки струилась прозрачная водяная завеса; в каждой комнате бурлил освежающий родник или достающий до потолка фонтан. И в каждой журчащей струйке жил тот же трепет, который Юдит уже ощутила в принесшем ее потоке: каждая капля этой живой воды была пронизана волей Богинь. Комета поднялась в зенит, и ее ослепительные белые лучи проникали во все щели, превращая даже самую непримечательную лужу в зерцало оракула и вплетаясь сверкающими змейками в струи каждого фонтана.
   В блистающих коридорах им встречались женщины самых разнообразных очертаний и размеров. Многие из них, как объяснила Лотти, являлись, подобно им, бывшими пленницами Бастиона или его ужасного Флигеля; другие же просто забрели сюда, следуя инстинктам и течению потоков, оставив своих мужей внизу – живыми или мертвыми.
   – Здесь вообще нет мужчин?
   – Только малыши, – сказала Лотти.
   – Все они малыши, – заметила Парамарола.
   – Во Флигеле был один капитан – редкостная скотина, – сказала Лотти, – а когда воды явились нас освободить, он, должно быть, опорожнял свой мочевой пузырь, потому что его труп проплыл мимо нашей камеры со спущенными штанами...
   – Знаешь, он так и не отпускал свой член, – сказала Парамарола. – У него был выбор: держаться за член или плыть...
   – ...и он предпочел утонуть, – закончила Лотти.
   Парамаролой овладело безудержное веселье, и она разразилась гомерическим хохотом, так что в конце концов сосок выскользнул у ребенка изо рта. Молоко брызнуло младенцу в лицо, что послужило причиной новому приступу веселости. Юдит не спрашивала, откуда у Парамаролы столько молока, раз это не ее ребенок (беременной она, судя по всему, тоже не могла оказаться). Это была лишь одна из тех многочисленных загадок, которые задало ей это путешествие. А чего стоила, например, лужа, прилипшая к одной из стен и до краев забитая светящимися рыбами? Или воды, имитировавшие языки пламени, – некоторые из женщин сделали из них себе венки? Или невероятной длины угорь, пронесенный мимо, – его голова с широко разинутой пастью лежала на плече у ребенка, а тело было намотано на плечи шести женщин, причем на каждую приходилось не менее десяти витков? Если она попросит объяснить хотя бы одно из этих чудес, то придется расспрашивать и об остальных, а тогда они не уйдут от коридора дальше, чем на несколько шагов.
   В конце концов путешествие привело их к месту, где воды расчистили пространство для небольшого мелкого пруда рядом с главным водоемом. Его наполняли несколько ручейков, пробиравшихся через руины, а избыток воды переливался в сам водоем. В нем и вокруг него находилось около тридцати женщин и детей – некоторые играли, некоторые разговаривали, но большинство, сбросив с себя всю одежду, молча стояли в пруду и ждали, устремив взгляды над беспокойной поверхностью водоема к острову Умы Умагаммаги. В тот момент, когда Юдит и ее проводницы приблизились, через край пруда перехлынула волна. Две женщины, стоявшие у самого края, держась за руки устремились за ней, когда она отступала, и были подхвачены и отнесены к острову. Вся сцена была пропитана эротикой, хотя в других обстоятельствах Юдит, конечно, стала бы отрицать, что почувствовала это. Но здесь подобная стыдливая чопорность казалась излишней и даже нелепой. Она позволила своему воображению представить, что произойдет, если она присоединится к этому нагому сборищу, где единственная частица мужского начала свисала между ног у грудного ребенка, если грудь ее соприкоснется с грудями других женщин, если пальцы ее будут целовать, а шею – ласкать, а она будет дарить ответные ласки и поцелуи.
   – Водоем очень глубокий, – сказала рядом с ней Лотти. – Вода пробилась вглубь к самой горе.
   Интересно, что же случилось с мертвецами, общество которых, как уверял Дауд, оказало на него большое воспитательное воздействие? Может быть, воды смыли их, подобно мольбам и заклинаниям, которые стекали в ту же самую черноту из-под Башни Оси? Или они превратились в единое месиво, в котором пол мертвых мужчин был прощен, а боль мертвых женщин – исцелена, и, пропитавшись молитвами, стала частью неутомимого потока? Ей хотелось на это надеяться. Если собравшиеся здесь силы хотят оказать достойное сопротивление Незримому, то им надо привлечь к себе на помощь всех отверженных, без исключения. Стены между Кеспаратами уже были размыты, и шумные потоки объединяли город и дворец в единое целое. Однако не только настоящее, но и прошлое должно быть призвано под знамена Богинь, и все чудеса, которыми оно могло похвастаться – а ведь наверняка было чем, даже здесь, во дворце Автарха, – должны быть извлечены из своей темницы. Со стороны Юдит это было не просто абстрактным пожеланием. В конце концов, она была одним из этих чудес – женщина, созданная по образу и подобию той, что правила здесь с не меньшей жестокостью, чем ее муж.
   – Только так можно попасть на остров? – спросила она у Лотти.
   – Если ты имеешь в виду паромы, то их пока нет.
   – Тогда я, пожалуй, поплыву, – сказала Юдит.
   Одежда была ей только лишней обузой, но она еще недостаточно свободно себя чувствовала, чтобы раздеться прямо здесь и войти в воды обнаженной, так что, кратко поблагодарив Лотти и Парамаролу, она полезла через завалы глыб, громоздившихся вокруг пруда.
   – Надеюсь, что ты ошибаешься, – крикнула ей вслед Лотти.
   – Я тоже, – ответила Юдит. – Поверь мне, я тоже на это надеюсь.
   И этот обмен репликами, и ее неуклюжий спуск привлекли к себе внимание нескольких купальщиц, но ни одна из них не возразила против того, чтобы она к ним присоединилась. Однако чем ближе подбиралась она к краю водоема, тем больше беспокойства вызывал у нее предстоящий заплыв. Несколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз проплывала расстояние, превышавшее длину ее ванны, и ей овладели серьезные сомнения, что она сможет противостоять стремнинам и водоворотам, если те примутся ей мешать. Но ведь не могут же они утопить ее? В конце концов, они сами доставили ее сюда, пронеся через весь дворец целой и невредимой. Единственная разница между тем путешествием и этим (хотя, надо признаться, весьма существенная) состояла в глубине вод.
   К краю пруда приближалась очередная волна, навстречу которой устремились женщина с ребенком. Но прежде чем они успели оседлать ее, Юдит оттолкнулась и прыгнула с валуна, на котором стояла, пролетев прямо над головой у купальщиц и плюхнувшись в набегавшую волну. Она глубоко ушла под воду и принялась отчаянно барахтаться, толком не соображая, где низ, а где верх. Воды сориентировались быстрее и вытолкнули ее из глубины, словно пробку. От прибрежных скал ее отделяло уже ярдов двадцать, и воды продолжали быстро нести ее вперед. Она еще успела заметить, как Лотти высматривает ее среди волн, но потом ее закрутило в водовороте, и она уже не знала, в какой стороне остался пруд. Тогда она отыскала глазами остров и изо всех сил поплыла в его направлении. Воды охотно поддержали ее усилия, хотя при этом они еще и сносили ее немного в сторону, описывая против часовой стрелки спираль вокруг острова.
   Поверхность водоема искрилась отраженным светом Кометы, так что невозможно было разглядеть, насколько здесь глубоко, чему она, впрочем, была только рада. Хотя воды и поддерживали ее, словно буек, ей не хотелось лишних напоминаний о скрывающейся под ней бездной. Всю свою волю она вложила в то, чтобы поскорее достичь острова, не позволяя себе расслабиться в объятиях волн, ласкающих ее тело. Подобную роскошь, как и те вопросы, что ей хотелось задать по дороге Лотти и Парамароле, следует отложить для другого дня.