- На каких условиях вы дали Холодовой деньги?
- Можно сказать, на льготных. Я, понимаете, до безумия люблю хорошие книги. Поэтому предложил, чтобы Саня постепенно возвращала мне долг книгами. Надо сказать, она давно уже со мной расплатилась.
- А замужество вы Холодовой не предлагали?
Реваз Давидович заразительно расхохотался:
- Вы, оказывается, шутник, дорогой!.. Ой, шутник!.. Нет, такого предложения я не делал. Саня в дочери мне годится.
- Ваша теперешняя жена ровесница Холодовой...
Карие глаза Реваза Давидовича прищурились:
- Понимаете, какая ситуация... Моя теперешняя жена и Саня Холодова противоположные натуры. Нина - женщина от земли. Ее в первую очередь интересует не столько мужчина, сколько хозяин в доме, за спиной которого можно жить, как за каменной стеной. Саня - другого поля ягода. Она рассуждает по русской пословице: "Был бы милый по душе, проживу и в шалаше..." - Реваз Давидович скептически усмехнулся: - Посмотрите на меня... На роль "милого" я давно уже не подхожу...
Степнадзе говорил так спокойно и убедительно, как может говорить только человек с незапятнанной совестью. Из всех эмоциональных оттенков в его голосе сквозила лишь нотка назидательности, свойственная очень уверенным в себе пожилым людям, разговаривающим с начинающими жизнь юнцами. Учитывая возрастную разницу Антона и Реваза Давидовича, ничего странного в такой назидательности не было.
Обстоятельно пересказав известную ему часть из запутанных отношений Холодовой и Деменского той поры, когда они жили в Омске и Челябинске, Степнадзе не утаил, что Юрий Павлович звонил из Свердловска и убедительно просил купить в Адлере четыре мотка хорошего мохера. При разговоре сказал, что встретит Реваза Давидовича в Новосибирске и расплатится за покупку. Однако вместо Деменского на вокзал пришла Холодова. При ней были черная дамская сумочка и увесистый красный чемодан. Как после узнал Степнадзе, Саня хотела попутно сдать в стирку скопившееся у Юрия Павловича постельное белье, но прачечная оказалась закрытой, и, чтобы не опоздать к адлеровскому поезду. Сане пришлось нести чемодан с бельем на вокзал.
- Вот так, понимаете, неожиданно я снова увидел Саню. - Реваз Давидович покосился на микрофон: вроде бы тот по-прежнему смущал его, чуть передохнул. - Передал ей привезенный мохер, получил деньги за покупку и помог донести чемодан до квартиры Юры Деменского.
- Значит, вы с Холодовой пришли в квартиру... - начал Бирюков, но Степнадзе не дал договорить:
- Да, мы пришли в квартиру Юрия Павловича. Саня обрадовалась мохеру, как ребенок. Стала угощение собирать - вина в доме не оказалось. Пришлось, понимаете, в знак старой дружбы достать из портфеля бутылку армянского коньяка. Выпили по рюмочке, поговорили...
- И все?
Карие глаза Степнадзе лукаво прищурились.
- Понимаю вас, дорогой... Саня красивая женщина, но, как видите, у меня не озорной возраст.
- Я хотел вас спросить: кто букет гладиолусов в квартиру Деменского принес?
- Цветы я подарил Сане в знак наших дружеских отношений, - без тени смущения ответил Реваз Давидович.
- Что вам известно о последних отношениях Холодовой с Деменским?
Степнадзе задумался.
- Не пойму я их, дорогой. Саня как будто помирилась с Юрой и в то же время жаловалась на него. Какое-то старое письмо нашла, сказала: "Если Деменский опять обманет, сама покончу с жизнью!"
- Разве Юрий Павлович раньше обманывал Холодову?
- Тонкий такой обман, понимаете. Мальчик у Сани есть от Юры, только Юра не хочет признать его сыном, видать, алиментов боится.
- Холодова имела ребенка до знакомства с Деменским, - возразил Бирюков.
Глаза Степнадзе опять лукаво прищурились:
- Кто, кроме самих Юры и Сани, знает, когда они близко познакомились? Знакомство молодых людей - штука тонкая...
Антону показалось, что, заговорив о взаимоотношениях Холодовой с Деменским, Реваз Давидович начал сгущать краски. Во всяком случае, о себе он рассказывал совершенно в иной тональности. И причина появления с Холодовой в квартире Деменского, и оставленная на кухне недопитая бутылка коньяка были преподнесены так, что не давали никаких оснований обвинять Степнадзе в чем-то предосудительном. Необъяснимой оставалась самая серьезная улика - отпечатки рубцеватых пальцев на балконной двери, и Антон внезапно спросил:
- Реваз Давидович, когда вы закрыли балконную дверь в квартире Деменского?
Степнадзе чуть помешкал:
- Я, дорогой, не закрывал дверь... Я открывал ее. Понимаете, выпив коньяка, Саня стала курить сигарету за сигаретой. Чтобы проветриться от табачного дыма, я открыл... Понимаете?..
Бирюков, не выказывая разочарования, утвердительно кивнул. Ускользнула очень важная нить: если Реваз Давидович оставил отпечатки своих пальцев, действительно открывая дверь, то тот, кто закрывал, мог не прикасаться к ней руками, а прижать, скажем, ногой.
- Отчего Холодова так много курила? - спросил Антон.
- Нервничала Саня. Говорила, безумно любит Юру, как преданная собака, по первому зову к нему бежит, а Юра - ревнивец, мучитель...
Когда Бирюков предъявил Степнадзе для опознания дамскую сумку и мотки мохера, Реваз Давидович опознал их, однако на лице его появилась тревога.
- Саня обвинила меня в спекуляции? - И, не дав ответить, заторопился: - Я взял от Сани сто восемь рублей. Клянусь, ровно столько заплатил своих денег на рынке в Адлере!
- Вы держали сумку Холодовой в руках?
- Конечно! Помогал укладывать мохер. - В голосе Степнадзе опять зазвучала назидательность. - Вас, дорогой, ввели в заблуждение. Как бывший юрист, понимаю: что-то случилось серьезное, и вы подозреваете меня. Но, клянусь, я ни в чем не грешен. Я был в поездке, и сослуживцы подтвердят мое алиби.
- Почему вы так внезапно уехали во внеплановую поездку?
- Понимаете, сентябрь на носу. У меня богатый мичуринский сад урожай надо собирать. Поехал два раза подряд, чтобы потом полмесяца заниматься урожаем.
- Двое суток назад вы прилетали в Новосибирск?
- Нет, дорогой.
- Покажите ваш паспорт.
Реваз Давидович вынул из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник. Развернул его, вытащил новенькую красную книжицу с изображением государственного герба и спокойно протянул Бирюкову:
- Пожалуйста, дорогой.
Антон глянул на отчетливую крупную фотокарточку, перелистнул несколько страничек и тут же достал из стола обтрепанный по углам паспорт старого образца.
- Как это объяснить?..
Степнадзе посмотрел на Бирюкова таким укоризненным взглядом, каким старый добрый педагог смотрит на способного, но не в меру задиристого ученика:
- Это я утерял весной прошлого года.
- Вместе с водительским удостоверением? - почти машинально спросил Антон.
- Совершенно правильно, дорогой. По забывчивости оставил пиджак с документами в собственном саду, на даче в Шелковичихе. Утром хватился - ни пиджака, ни документов. Заявлял участковому милиции - бесполезно. Пришлось платить штраф и получать новые документы.
Нависшая было над головой Степнадзе туча, казалось, неопровержимых улик с каждым ответом Реваза Давидовича все больше и больше превращалась в безобидное парящее облачко. Встретясь со спокойным взглядом лукаво прищуренных карих глаз, Бирюков решил повернуть разговор по-другому:
- Реваз Давидович, у вас есть недоброжелатели?
Степнадзе развел руками:
- Не могу сообразить, кому перешел дорогу. - Лицо Реваза Давидовича нахмурилось. Недолго поколебавшись, он вдруг вытащил из бумажника сложенный телеграфный бланк и протянул Бирюкову. - Вот, дорогой, еще вам одна загадка...
Телеграмма срочной категории было отправлена из Новосибирска в Ростов-на-Дону и адресовалась дежурному железнодорожного вокзала "Для передачи проводнику вагона No 8 поезда No 112 Степнадзе". "ЗВОНИЛ ГИВИ ЗПТ ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО БОЛЕН ТЧК ПРОСИЛ ТЕБЯ НЕМЕДЛЕННО ПРИЛЕТЕТЬ ОМСК ТЧК ЦЕЛУЮ ТВОЯ НИНА", - прочитал Бирюков и вопросительно посмотрел на Степнадзе.
- Это авантюра, - хладнокровно ответил тот. - Когда я прилетел к брату, Гиви был совершенно здоров. Он не звонил моей жене, и Нина не давала этой телеграммы.
- Кто мог ее дать?
- Не представляю.
Антон разложил на столе несколько фотографий, предназначенных для опознания.
- Реваз Давидович, охарактеризуйте вот этих людей.
Степнадзе уставился на фотоснимки с такой сосредоточенностью, как будто, играя в карты, держал банк. После долгих раздумий отодвинул в сторону фотографию Деменского:
- О Юре, кроме того, что уже сказал, ничего не могу добавить.
Бирюков придвинул фото Овчинникова:
- А об этом?
- Анатолий Николаевич каждый год мне помогает найти мастеров по ремонту квартиры. Понимаете, побелка, покраска и все такое. Общительный, неунывающий человек, но, по-моему, выпивает лишнего. Учился в школе с моим племянником... - Степнадзе указал пальцем в фотоснимок Зарванцева и улыбнулся: - Ну о родном племяннике разве я могу сказать что-то плохое?
- Надеюсь на вашу объективность.
- Понимаю, дорогой. - Реваз Давидович заметно погрустнел. - Алик жертва безвольного характера. Природа наделила его талантом живописца, но совершенно не дала уверенности в своих силах и настойчивости. После училища он хорошо начинал, однако его затоптали другие, более пробивные и нахальные. В искусстве скромностью не удивишь, там отстаивать свои произведения надо. Алику это оказалось не по зубам, поэтому он занялся такой работой, которая гарантирует кусок хлеба. Пожалуй, все...
Антон придвинул снимок Сипенятина. Степнадзе недоуменно пожал плечами:
- Этого человека не знаю. - И сразу показал на Пряжкину. - А вот эта девушка работает в вокзальной парикмахерской. Я у нее много раз подстригался.
- Значит, Люсю Пряжкину знаете? - уточнил Бирюков.
- Бряжкину?.. Какую Бряжкину?.. - Реваз Давидович, словно умышленно, дважды исказил фамилию. - Парикмахера?.. Говорю, подстригался у нее много раз. Хорошо стрижет.
У Бирюкова имелось еще не меньше десятка вопросов к Ревазу Давидовичу, но все они пока были преждевременными. Собрав со стола фотографии, Антон, будто из чистого любопытства, спросил:
- Как в Ростове погода, Реваз Давидович?
- Жара ужасная.
- Долго там были?
- Полный день в аэропорту просидел, - не моргнув глазом, ответил Степнадзе и, видимо, для убедительности добавил: - Кое-как, понимаете, билет купил. Пришлось лететь с пересадкой в Челябинске.
- Понятно, - сухо сказал Антон.
Глава XXI
Подколов подписанный Ревазом Давидовичем протокол в скоросшиватель, Бирюков нажал кнопку микрофона и попросил включить запись допроса на прослушивание. Едва только ему доложили, что лента к прослушиванию готова, в кабинет порывисто вошел Слава Голубев и прямо от порога нетерпеливо спросил:
- Ну как Степнадзе?
- Садись, слушай, - мрачно ответил Бирюков.
Запись получилась превосходной, со всеми оттенками интонаций. Изредка переглядываясь, Антон и Слава сосредоточенно прослушали ее до конца. Услышав ответ Реваза Давидовича о Ростове, Голубев проговорил:
- Надо же так сорваться на пустяке... Все отвечал убедительно, а под конец откровенная ложь. - Слава помолчал. - Заходил я в ОБХСС. Рассказал ребятам о похождениях Степнадзе в Адлере и Ростове. В один голос заявляют: "Дело откровенно пахнет спекуляцией книгами и взяточничеством".
- Возможно, ребята и правы, но смерть Холодовой, по-моему, ни со спекуляцией, ни со взяточничеством не связана, и Степнадзе о смерти Сани пока не знает.
- Почему так думаешь?
- Совершив убийство, даже самый матерый преступник начинает страшно беспокоиться за свою собственную жизнь. А Степнадзе после происшествия с Холодовой вел себя на юге так, будто ничего не случилось.
- Может, это он и считает своим козырем!
- Нет, Слава, что-то тут не то... - Антон передал Голубеву телеграмму, полученную Ревазом Давидовичем в Ростове, и постановление об изъятии корреспонденции. - Вот тебе срочное поручение. Надо отыскать подлинник этой телеграммы. Начни с Главного телеграфа. Попутно интересуйся всем, что поступает на "до востребования" Степнадзе.
- Надо к прокурору за санкцией идти?
- Обязательно. Я уже с ним договорился, санкция будет.
Резко зазвонил телефон. Бирюков узнал голос пухлощекого лейтенанта из ГАИ:
- Товарищ капитан, у нас жена Степнадзе, жалуется на мужа.
- Почему она в ГАИ жаловаться пришла?
- С "Волгой" не могут разобраться...
- Доставьте срочно ко мне.
Нина Степнадзе вошла в кабинет так независимо, как входят к своему начальнику избалованные вниманием хорошенькие секретарши. Однако, увидев Бирюкова, она потускнела и робко поздоровалась. Как и вчера, на ней был брючный костюм, а вместо замысловатой прически золотистые волосы скромно удерживались заколотыми по сторонам двумя простенькими гребенками.
Бирюков пригласил неожиданную посетительницу сесть и участливо спросил:
- Что случилось, Нина Владимировна?
Она растерянно хлопнула роскошно загнутыми кверху подклеенными ресницами.
- Собственно, ничего... Я пришла в автоинспекцию, а меня в уголовный розыск привезли. Зачем?
- Сотрудники ГАИ разбором жалоб на мужей не занимаются.
- Да?..
- Да. Так что выкладывайте свою обиду мне.
- Муж обалдел от ревности. - Нина бесцеремонно сняла жакет и демонстративно показала обнаженные плечи. - Смотрите, каких синяков наставил...
На загорелом упитанном теле действительно темнели крупные пятна кровоподтеков. Убедившись, что Бирюков хорошо их разглядел, Нина, похоже, хотела заплакать, но, видимо, сразу вспомнив о декоративных ресницах, вовремя спохватилась.
- Хочу на него в суд подать. Как считаете, стоит за такое дело?.. И, не дожидаясь ответа, заговорила с откровенным возмущением: Невыносимым стал старик. Сначала допытывался, куда бензин из "Волги" делся, потом очки свои стал искать - будто я их продала... Мало того, телеграммой какой-то начал тыкать! Представляете, какая кошмарная ночь была?!
"А Реваз Давидович заявился утром в уголовный розыск совершенно спокойный", - подумал Антон и спросил:
- Кто же, по-вашему, послал телеграмму в Ростов?
- У Реваза полно на работе завистников. Могли зло пошутить. Он же передо мной трагедию разыгрывает. - Нина перешла на шепот: - Я понимаю политику Реваза. Задумал избавиться от меня и начал сочинять. Посудите сами: если нам развестись по-хорошему, то половина имущества достанется мне. Ревазу это невыгодно. Он все законы знает и наверняка придумал что-то такое, чтобы побольше себе урвать...
Внимательно слушая, Бирюков старался уловить в словах Нины скрытый смысл. Если бы на ее месте сидела невзрачная старуха, стремление Реваза Давидовича избавиться от такой жены можно было бы объяснить. Судебная практика знает немало случаев, когда ловеласы, избавляясь от престарелых жен, шли на самые гнусные подлости, вплоть до убийства. Однако пышущей здоровьем Нине до старости было еще очень далеко. Что заставило бы Степнадзе избавляться от такой женщины? Чем она ему насолила?..
У Антона появилось желание лишить Нину неубедительных доводов: сказать ей, что при разводе делится пополам все совместно нажитое имущество, независимо от морального облика одной из сторон, но Нина тем временем продолжала:
- Пропавший из машины бензин, даю голову на отсечение, - это дело рук Реваза. Посудите сами: ключ от гаража есть только у меня и у него. Кто, кроме нас, может открыть гараж? Последние двое суток я безвылазно сидела дома - все было нормально. Стоило всего на один вечер в оперный сходить бензин пропал! Видно, пока я "Князя Игоря" слушала, Реваз куда-то на машине ездил...
- Он же в это время в поездке находился, - вроде ничего не зная, сказал Бирюков.
- Да?.. - Лицо Нины покривилось в усмешке. - Ревазу из поездки прилететь в Новосибирск легче, чем мне в парикмахерскую сходить.
- Часто прилетает?
- Не часто, но бывало такое. По-моему, в этот раз старик вместо Омска домой завернул.
- Так думаете?
- Конечно!
- На основании чего?
- Когда из оперного пришла, кто-то ключ вставлял в замочную скважину, хотел в квартиру попасть. Кроме Реваза, некому. Не зря он какую-то телеграмму о болезни брата сочинил...
- В оперу одни ходили? - внезапно спросил Антон.
- Естественно. - Нина из жакетного кармашка достала корешок театрального билета. - Вот даже сохранила...
- Зачем?
- Чтобы Ревазу доказать, билет-то один...
- Наивное доказательство...
- За кого меня принимаете?
- В тринадцатом ряду на двадцатом месте сидели... - рассматривая на корешке цифры, проговорил Бирюков.
Нина насторожилась:
- Что в этом особенного?
- Ничего. - Антон положил корешок билета перед собой. - Нина Владимировна, а ведь вы виноваты перед мужем.
Загнутые кверху ресницы Нины тревожно дрогнули:
- Старик уже побывал у вас? Кому вы поверили? Он же...
- Какие дела вы решали с Овчинниковым до трех часов ночи, вернувшись домой из оперного театра? - перебил Антон.
На красивом, чуть уставшем лице Нины не появилось ни малейшего намека на испуг или смущение. Она недоуменно пожала плечами и заговорила как ни в чем не бывало:
- Анатолий Овчинников напросился проводить меня после спектакля. Когда на такси подъехали к дому, ему, видите ли, нестерпимо пить захотелось. По простодушию впустила в квартиру и до трех часов не могла выпроводить. Такой нахал - подумать страшно!
Бирюков решил "копнуть" глубже:
- Овчинников говорит иное...
- Естественно. Разве Толян сознается, что не на ту нарвался? Никогда! - Нина брезгливо поморщилась. - Можно подумать, Овчинников - мой любовник... Смешно...
- Зачем же в провожатые его выбрали?
- Сказала же, сам напросился. Да и боязно было одной в полночь из театра возвращаться.
Антон встретился с Ниной взглядом:
- Расскажите правду: почему Овчинников ушел от вас так поздно?
Нина опустила глаза:
- Глупо, конечно, получилось, но, честное слово между мною и Анатолием ничего... такого не было.
- Меня "такое" и не интересует, - сказал Бирюков. - Мне другое важно знать: в тот вечер Степнадзе был в Новосибирске или нет?
- Конечно, был!
С каждым ответом Бирюков все больше склонялся к тому, что Нина без зазрения совести компрометирует мужа, однако не мог понять: для чего это делается? Прикидывая различные версии, Антон поинтересовался мнением Нины о каждом из причастных к происшествию. О Сипенятине и Люсе Пряжкиной она "понятия не имела", Овчинникова назвала "трепачем, нахалом", Алика Зарванцева определила как "ни рыба ни мясо", а когда очередь дошла до Деменского, игриво улыбнулась:
- Юра - лопух. Не может с вертихвосткой разобраться.
- С кем?
- С Санькой Холодовой. Есть такая фифочка в Челябинске, бывшая любовница Реваза.
- Бывшая?.. - насторожился Антон.
- Естественно. - Нина бросила на Антона высокомерный взгляд. - Можно подумать, что Реваз стал бы заниматься такими делами при мне...
- До вас, выходит, занимался?
- Не на общественных же началах Холодова ему посылки с книгами много лет слала.
- Реваз Давидович - книголюб?
Нина усмехнулась:
- Старик ничего не читает.
- Зачем в таком случае ему книги?
- Знакомым отсылает, связи налаживает. Он без связей шагу шагнуть не может.
Ушла Нина от Бирюкова так демонстративно, как обычно уходят от следователя чрезмерно гордые люди, оскорбленные незаслуженным подозрением.
Глава XXII
Допрос Степнадзе и непредвиденная беседа с его супругой отняли у Антона в общей сложности больше трех часов. Яркое августовское солнце на голубом небе поднялось уже к зениту. Среди тополей под окнами уголовного розыска, задиристо чирикая, наслаждались жизнью воробьи-первогодки. Глядя на неугомонно порхающие серые комочки, Бирюков задумался. Сложное и противоречивое ощущение осталось у него от беседы с супругой Реваза Давидовича. Казалось, на протяжении всего разговора в Нине боролись два чувства: кровная обида на мужа за нанесенные побои и тревожное опасение потерять его, а вместе с ним и обеспеченную жизнь.
Из всех причастных лиц, пожалуй, один Альберт Евгеньевич Зарванцев мог в какой-то мере высветить туманные отношения Нины с Ревазом Давидовичем и хотя бы попытаться объяснить Нинину противоречивость. Сняв телефонную трубку, Антон набрал квартирный номер Зарванцева - телефон оказался занятым. Не откладывая в долгий ящик, Бирюков тут же отправился по знакомому адресу.
После первого звонка за дверью послышалось тявканье собачонки. Вскоре раздались шаги, и Зарванцев открыл дверь. На этот раз одет он был в поношенный длинный халат, перетянутый в талии широким поясом с замызганными кистями. Увидев Бирюкова, Альберт Евгеньевич нисколько не удивился, словно встреча была заранее обусловлена.
- Пра-а-ашу... - нараспев проговорил он.
В квартире Зарванцева все было по-прежнему. На старых местах стояла скромная мебель, а на стенах все так же улыбались и плакали обнаженные красавицы, резвились в волнах грудастые русалки и отчаянно кололи заморских чудищ мускулистые гладиаторы. Как и в прошлый раз, усадив Бирюкова в старое кресло, Зарванцев присел на диван, однако вместо белозубой обаятельной улыбки теперь на его смуглом крупноносом лице держалась плотная тень озабоченности.
- Мне только что звонила жена дяди, - вдруг сказал он. - Жаловалась, что дядя сильно избил ее, и она заявила об этом в уголовный розыск. Видимо, Нина у вас на приеме была?
Такого оборота дела Бирюков не предполагал, но ответил спокойно:
- У меня.
- Любопытно, что между моими родственничками произошло?
Антон улыбнулся:
- Как раз этот вопрос, Альберт Евгеньевич, и привел меня к вам. Действительно, что могло произойти между Ниной и Ревазом Давидовичем?
Зарванцев сильно нахмурился, потеребил кисти халата и, вроде бы смущаясь, ответил:
- Видимо, извелся от ревности дядя. Представьте себе, Нина на тридцать лет моложе его! Как тут быть спокойным?..
- Вероятно, у Реваза Давидовича есть основания для беспокойства?
- Отнюдь! - Зарванцев поморщился. - Нина вполне порядочная женщина.
- Уверены?
Альберт Евгеньевич будто продемонстрировал в улыбке свои ярко-белые, красивые зубы:
- Щепетильный вопрос задали, товарищ Бирюков. Женщины - натуры сложные, иной раз такой номер выкинут, что руками разведешь.
- Вы, кажется, с Ниной знакомы давно?
- Порядком.
- Говорят, хотели жениться на ней...
На смуглом лице Апьберта Евгеньевича мелькнуло недоумение:
- Кто вам такое наговорил?
- Какое это имеет значение...
- Любопытно знать, кто из моих знакомых фантазирующий сплетник. Зарванцев невесело усмехнулся. - Не скрою, какое-то время мы с Ниной общались, однако далеко наши отношения не зашли. Нина позировала мне как художнику. Натурщица она эффектная, но с нею, знаете, скучно. И я ничуть не удивился, когда Нина выбрала в мужья Реваза Давидовича. Обеспеченная жизнь - предел ее мечтаний.
- А какие отношения у Нины с Овчинниковым?
- С Овчинниковым?.. - переспросил Альберт Евгеньевич и, как показалось Антону, облегченно вздохнул. - Изредка они, по-моему, встречаются, но Нина никогда не сменяет обеспеченного мужа на нищего пустозвона.
- Чем же вызваны их встречи?
- Не знаю, товарищ Бирюков. - Зарванцев потуже затянул пояс халата и, словно извиняясь за неосведомленность, виновато добавил: - Я всего-навсего один раз видел, как Анатолий встретил Нину у оперного театра и уехал с ней на такси.
- Это было два вечера назад? - спокойно спросил Антон.
- Правильно, товарищ Бирюков.
- Расскажите подробнее.
Зарванцев какое-то время помешкал. Затем, теребя загорелыми длинными пальцами кисти пояса, стал рассказывать уже известное Антону от Овчинникова: как неожиданно заявилась к нему Люся Пряжкина с билетами на восьмичасовой сеанс в "Аврору", как Овчинников взял у нее два билета, еще недолго попозировал и отправился в кино. При этом Анатолий сказал, что пригласит с собой Фросю Звонкову...
- С той поры Пряжкину не видели?
- Нет, не видел.
- Вам она тоже предлагала билет?
- Предлагала, но я отказался. "Есению" смотрел, и, кроме того, у меня на этот вечер были иные планы... Я собирался в оперный театр.
Бирюкову стоило немалых трудов, чтобы сдержать удивление, однако и на этот раз у него хватило выдержки. Он, пожалуй, лишь чуточку ироничней, чем следовало, сказал:
- С Ниной Владимировной решили вечер провести...
То ли от этой ироничности, то ли еще от чего Альберт Евгеньевич усмехнулся:
- Не совсем так, товарищ Бирюков. Представьте себе, утром в тот день позвонила Нина и попросила достать ей билет на московскую оперу. У нас ведь второй месяц москвичи гастролируют. Такая просьба показалась странной - Нина раньше не интересовалась оперой, и я из чистого любопытства, покупая через знакомого администратора билет, тоже решил сходить на "Князя Игоря".
- Билет у вас сохранился? - внезапно спросил Антон.
- Не помню...
Зарванцев открыл щелястый платяной шкаф, поискал в карманах белого пиджака и обрадованно воскликнул:
- Вот он!
На корешке с аккуратно оторванным "контролем" типографские цифры указывали ряд 30, место 21, а отштампованная на обороте дата совпадала с датой билета Нины Степнадзе. Увидев, что Антон положил билет к себе в карман, Зарванцев испугался:
- Простите, зачем вам это?..
- На всякий случай, если придется доказывать ваше алиби.
На лице Альберта Евгеньевича появилось умоляющее выражение.
- Товарищ Бирюков, прошу этот факт не рекламировать хотя бы потому, что я откровенен с вами до конца.
- Можно сказать, на льготных. Я, понимаете, до безумия люблю хорошие книги. Поэтому предложил, чтобы Саня постепенно возвращала мне долг книгами. Надо сказать, она давно уже со мной расплатилась.
- А замужество вы Холодовой не предлагали?
Реваз Давидович заразительно расхохотался:
- Вы, оказывается, шутник, дорогой!.. Ой, шутник!.. Нет, такого предложения я не делал. Саня в дочери мне годится.
- Ваша теперешняя жена ровесница Холодовой...
Карие глаза Реваза Давидовича прищурились:
- Понимаете, какая ситуация... Моя теперешняя жена и Саня Холодова противоположные натуры. Нина - женщина от земли. Ее в первую очередь интересует не столько мужчина, сколько хозяин в доме, за спиной которого можно жить, как за каменной стеной. Саня - другого поля ягода. Она рассуждает по русской пословице: "Был бы милый по душе, проживу и в шалаше..." - Реваз Давидович скептически усмехнулся: - Посмотрите на меня... На роль "милого" я давно уже не подхожу...
Степнадзе говорил так спокойно и убедительно, как может говорить только человек с незапятнанной совестью. Из всех эмоциональных оттенков в его голосе сквозила лишь нотка назидательности, свойственная очень уверенным в себе пожилым людям, разговаривающим с начинающими жизнь юнцами. Учитывая возрастную разницу Антона и Реваза Давидовича, ничего странного в такой назидательности не было.
Обстоятельно пересказав известную ему часть из запутанных отношений Холодовой и Деменского той поры, когда они жили в Омске и Челябинске, Степнадзе не утаил, что Юрий Павлович звонил из Свердловска и убедительно просил купить в Адлере четыре мотка хорошего мохера. При разговоре сказал, что встретит Реваза Давидовича в Новосибирске и расплатится за покупку. Однако вместо Деменского на вокзал пришла Холодова. При ней были черная дамская сумочка и увесистый красный чемодан. Как после узнал Степнадзе, Саня хотела попутно сдать в стирку скопившееся у Юрия Павловича постельное белье, но прачечная оказалась закрытой, и, чтобы не опоздать к адлеровскому поезду. Сане пришлось нести чемодан с бельем на вокзал.
- Вот так, понимаете, неожиданно я снова увидел Саню. - Реваз Давидович покосился на микрофон: вроде бы тот по-прежнему смущал его, чуть передохнул. - Передал ей привезенный мохер, получил деньги за покупку и помог донести чемодан до квартиры Юры Деменского.
- Значит, вы с Холодовой пришли в квартиру... - начал Бирюков, но Степнадзе не дал договорить:
- Да, мы пришли в квартиру Юрия Павловича. Саня обрадовалась мохеру, как ребенок. Стала угощение собирать - вина в доме не оказалось. Пришлось, понимаете, в знак старой дружбы достать из портфеля бутылку армянского коньяка. Выпили по рюмочке, поговорили...
- И все?
Карие глаза Степнадзе лукаво прищурились.
- Понимаю вас, дорогой... Саня красивая женщина, но, как видите, у меня не озорной возраст.
- Я хотел вас спросить: кто букет гладиолусов в квартиру Деменского принес?
- Цветы я подарил Сане в знак наших дружеских отношений, - без тени смущения ответил Реваз Давидович.
- Что вам известно о последних отношениях Холодовой с Деменским?
Степнадзе задумался.
- Не пойму я их, дорогой. Саня как будто помирилась с Юрой и в то же время жаловалась на него. Какое-то старое письмо нашла, сказала: "Если Деменский опять обманет, сама покончу с жизнью!"
- Разве Юрий Павлович раньше обманывал Холодову?
- Тонкий такой обман, понимаете. Мальчик у Сани есть от Юры, только Юра не хочет признать его сыном, видать, алиментов боится.
- Холодова имела ребенка до знакомства с Деменским, - возразил Бирюков.
Глаза Степнадзе опять лукаво прищурились:
- Кто, кроме самих Юры и Сани, знает, когда они близко познакомились? Знакомство молодых людей - штука тонкая...
Антону показалось, что, заговорив о взаимоотношениях Холодовой с Деменским, Реваз Давидович начал сгущать краски. Во всяком случае, о себе он рассказывал совершенно в иной тональности. И причина появления с Холодовой в квартире Деменского, и оставленная на кухне недопитая бутылка коньяка были преподнесены так, что не давали никаких оснований обвинять Степнадзе в чем-то предосудительном. Необъяснимой оставалась самая серьезная улика - отпечатки рубцеватых пальцев на балконной двери, и Антон внезапно спросил:
- Реваз Давидович, когда вы закрыли балконную дверь в квартире Деменского?
Степнадзе чуть помешкал:
- Я, дорогой, не закрывал дверь... Я открывал ее. Понимаете, выпив коньяка, Саня стала курить сигарету за сигаретой. Чтобы проветриться от табачного дыма, я открыл... Понимаете?..
Бирюков, не выказывая разочарования, утвердительно кивнул. Ускользнула очень важная нить: если Реваз Давидович оставил отпечатки своих пальцев, действительно открывая дверь, то тот, кто закрывал, мог не прикасаться к ней руками, а прижать, скажем, ногой.
- Отчего Холодова так много курила? - спросил Антон.
- Нервничала Саня. Говорила, безумно любит Юру, как преданная собака, по первому зову к нему бежит, а Юра - ревнивец, мучитель...
Когда Бирюков предъявил Степнадзе для опознания дамскую сумку и мотки мохера, Реваз Давидович опознал их, однако на лице его появилась тревога.
- Саня обвинила меня в спекуляции? - И, не дав ответить, заторопился: - Я взял от Сани сто восемь рублей. Клянусь, ровно столько заплатил своих денег на рынке в Адлере!
- Вы держали сумку Холодовой в руках?
- Конечно! Помогал укладывать мохер. - В голосе Степнадзе опять зазвучала назидательность. - Вас, дорогой, ввели в заблуждение. Как бывший юрист, понимаю: что-то случилось серьезное, и вы подозреваете меня. Но, клянусь, я ни в чем не грешен. Я был в поездке, и сослуживцы подтвердят мое алиби.
- Почему вы так внезапно уехали во внеплановую поездку?
- Понимаете, сентябрь на носу. У меня богатый мичуринский сад урожай надо собирать. Поехал два раза подряд, чтобы потом полмесяца заниматься урожаем.
- Двое суток назад вы прилетали в Новосибирск?
- Нет, дорогой.
- Покажите ваш паспорт.
Реваз Давидович вынул из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник. Развернул его, вытащил новенькую красную книжицу с изображением государственного герба и спокойно протянул Бирюкову:
- Пожалуйста, дорогой.
Антон глянул на отчетливую крупную фотокарточку, перелистнул несколько страничек и тут же достал из стола обтрепанный по углам паспорт старого образца.
- Как это объяснить?..
Степнадзе посмотрел на Бирюкова таким укоризненным взглядом, каким старый добрый педагог смотрит на способного, но не в меру задиристого ученика:
- Это я утерял весной прошлого года.
- Вместе с водительским удостоверением? - почти машинально спросил Антон.
- Совершенно правильно, дорогой. По забывчивости оставил пиджак с документами в собственном саду, на даче в Шелковичихе. Утром хватился - ни пиджака, ни документов. Заявлял участковому милиции - бесполезно. Пришлось платить штраф и получать новые документы.
Нависшая было над головой Степнадзе туча, казалось, неопровержимых улик с каждым ответом Реваза Давидовича все больше и больше превращалась в безобидное парящее облачко. Встретясь со спокойным взглядом лукаво прищуренных карих глаз, Бирюков решил повернуть разговор по-другому:
- Реваз Давидович, у вас есть недоброжелатели?
Степнадзе развел руками:
- Не могу сообразить, кому перешел дорогу. - Лицо Реваза Давидовича нахмурилось. Недолго поколебавшись, он вдруг вытащил из бумажника сложенный телеграфный бланк и протянул Бирюкову. - Вот, дорогой, еще вам одна загадка...
Телеграмма срочной категории было отправлена из Новосибирска в Ростов-на-Дону и адресовалась дежурному железнодорожного вокзала "Для передачи проводнику вагона No 8 поезда No 112 Степнадзе". "ЗВОНИЛ ГИВИ ЗПТ ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО БОЛЕН ТЧК ПРОСИЛ ТЕБЯ НЕМЕДЛЕННО ПРИЛЕТЕТЬ ОМСК ТЧК ЦЕЛУЮ ТВОЯ НИНА", - прочитал Бирюков и вопросительно посмотрел на Степнадзе.
- Это авантюра, - хладнокровно ответил тот. - Когда я прилетел к брату, Гиви был совершенно здоров. Он не звонил моей жене, и Нина не давала этой телеграммы.
- Кто мог ее дать?
- Не представляю.
Антон разложил на столе несколько фотографий, предназначенных для опознания.
- Реваз Давидович, охарактеризуйте вот этих людей.
Степнадзе уставился на фотоснимки с такой сосредоточенностью, как будто, играя в карты, держал банк. После долгих раздумий отодвинул в сторону фотографию Деменского:
- О Юре, кроме того, что уже сказал, ничего не могу добавить.
Бирюков придвинул фото Овчинникова:
- А об этом?
- Анатолий Николаевич каждый год мне помогает найти мастеров по ремонту квартиры. Понимаете, побелка, покраска и все такое. Общительный, неунывающий человек, но, по-моему, выпивает лишнего. Учился в школе с моим племянником... - Степнадзе указал пальцем в фотоснимок Зарванцева и улыбнулся: - Ну о родном племяннике разве я могу сказать что-то плохое?
- Надеюсь на вашу объективность.
- Понимаю, дорогой. - Реваз Давидович заметно погрустнел. - Алик жертва безвольного характера. Природа наделила его талантом живописца, но совершенно не дала уверенности в своих силах и настойчивости. После училища он хорошо начинал, однако его затоптали другие, более пробивные и нахальные. В искусстве скромностью не удивишь, там отстаивать свои произведения надо. Алику это оказалось не по зубам, поэтому он занялся такой работой, которая гарантирует кусок хлеба. Пожалуй, все...
Антон придвинул снимок Сипенятина. Степнадзе недоуменно пожал плечами:
- Этого человека не знаю. - И сразу показал на Пряжкину. - А вот эта девушка работает в вокзальной парикмахерской. Я у нее много раз подстригался.
- Значит, Люсю Пряжкину знаете? - уточнил Бирюков.
- Бряжкину?.. Какую Бряжкину?.. - Реваз Давидович, словно умышленно, дважды исказил фамилию. - Парикмахера?.. Говорю, подстригался у нее много раз. Хорошо стрижет.
У Бирюкова имелось еще не меньше десятка вопросов к Ревазу Давидовичу, но все они пока были преждевременными. Собрав со стола фотографии, Антон, будто из чистого любопытства, спросил:
- Как в Ростове погода, Реваз Давидович?
- Жара ужасная.
- Долго там были?
- Полный день в аэропорту просидел, - не моргнув глазом, ответил Степнадзе и, видимо, для убедительности добавил: - Кое-как, понимаете, билет купил. Пришлось лететь с пересадкой в Челябинске.
- Понятно, - сухо сказал Антон.
Глава XXI
Подколов подписанный Ревазом Давидовичем протокол в скоросшиватель, Бирюков нажал кнопку микрофона и попросил включить запись допроса на прослушивание. Едва только ему доложили, что лента к прослушиванию готова, в кабинет порывисто вошел Слава Голубев и прямо от порога нетерпеливо спросил:
- Ну как Степнадзе?
- Садись, слушай, - мрачно ответил Бирюков.
Запись получилась превосходной, со всеми оттенками интонаций. Изредка переглядываясь, Антон и Слава сосредоточенно прослушали ее до конца. Услышав ответ Реваза Давидовича о Ростове, Голубев проговорил:
- Надо же так сорваться на пустяке... Все отвечал убедительно, а под конец откровенная ложь. - Слава помолчал. - Заходил я в ОБХСС. Рассказал ребятам о похождениях Степнадзе в Адлере и Ростове. В один голос заявляют: "Дело откровенно пахнет спекуляцией книгами и взяточничеством".
- Возможно, ребята и правы, но смерть Холодовой, по-моему, ни со спекуляцией, ни со взяточничеством не связана, и Степнадзе о смерти Сани пока не знает.
- Почему так думаешь?
- Совершив убийство, даже самый матерый преступник начинает страшно беспокоиться за свою собственную жизнь. А Степнадзе после происшествия с Холодовой вел себя на юге так, будто ничего не случилось.
- Может, это он и считает своим козырем!
- Нет, Слава, что-то тут не то... - Антон передал Голубеву телеграмму, полученную Ревазом Давидовичем в Ростове, и постановление об изъятии корреспонденции. - Вот тебе срочное поручение. Надо отыскать подлинник этой телеграммы. Начни с Главного телеграфа. Попутно интересуйся всем, что поступает на "до востребования" Степнадзе.
- Надо к прокурору за санкцией идти?
- Обязательно. Я уже с ним договорился, санкция будет.
Резко зазвонил телефон. Бирюков узнал голос пухлощекого лейтенанта из ГАИ:
- Товарищ капитан, у нас жена Степнадзе, жалуется на мужа.
- Почему она в ГАИ жаловаться пришла?
- С "Волгой" не могут разобраться...
- Доставьте срочно ко мне.
Нина Степнадзе вошла в кабинет так независимо, как входят к своему начальнику избалованные вниманием хорошенькие секретарши. Однако, увидев Бирюкова, она потускнела и робко поздоровалась. Как и вчера, на ней был брючный костюм, а вместо замысловатой прически золотистые волосы скромно удерживались заколотыми по сторонам двумя простенькими гребенками.
Бирюков пригласил неожиданную посетительницу сесть и участливо спросил:
- Что случилось, Нина Владимировна?
Она растерянно хлопнула роскошно загнутыми кверху подклеенными ресницами.
- Собственно, ничего... Я пришла в автоинспекцию, а меня в уголовный розыск привезли. Зачем?
- Сотрудники ГАИ разбором жалоб на мужей не занимаются.
- Да?..
- Да. Так что выкладывайте свою обиду мне.
- Муж обалдел от ревности. - Нина бесцеремонно сняла жакет и демонстративно показала обнаженные плечи. - Смотрите, каких синяков наставил...
На загорелом упитанном теле действительно темнели крупные пятна кровоподтеков. Убедившись, что Бирюков хорошо их разглядел, Нина, похоже, хотела заплакать, но, видимо, сразу вспомнив о декоративных ресницах, вовремя спохватилась.
- Хочу на него в суд подать. Как считаете, стоит за такое дело?.. И, не дожидаясь ответа, заговорила с откровенным возмущением: Невыносимым стал старик. Сначала допытывался, куда бензин из "Волги" делся, потом очки свои стал искать - будто я их продала... Мало того, телеграммой какой-то начал тыкать! Представляете, какая кошмарная ночь была?!
"А Реваз Давидович заявился утром в уголовный розыск совершенно спокойный", - подумал Антон и спросил:
- Кто же, по-вашему, послал телеграмму в Ростов?
- У Реваза полно на работе завистников. Могли зло пошутить. Он же передо мной трагедию разыгрывает. - Нина перешла на шепот: - Я понимаю политику Реваза. Задумал избавиться от меня и начал сочинять. Посудите сами: если нам развестись по-хорошему, то половина имущества достанется мне. Ревазу это невыгодно. Он все законы знает и наверняка придумал что-то такое, чтобы побольше себе урвать...
Внимательно слушая, Бирюков старался уловить в словах Нины скрытый смысл. Если бы на ее месте сидела невзрачная старуха, стремление Реваза Давидовича избавиться от такой жены можно было бы объяснить. Судебная практика знает немало случаев, когда ловеласы, избавляясь от престарелых жен, шли на самые гнусные подлости, вплоть до убийства. Однако пышущей здоровьем Нине до старости было еще очень далеко. Что заставило бы Степнадзе избавляться от такой женщины? Чем она ему насолила?..
У Антона появилось желание лишить Нину неубедительных доводов: сказать ей, что при разводе делится пополам все совместно нажитое имущество, независимо от морального облика одной из сторон, но Нина тем временем продолжала:
- Пропавший из машины бензин, даю голову на отсечение, - это дело рук Реваза. Посудите сами: ключ от гаража есть только у меня и у него. Кто, кроме нас, может открыть гараж? Последние двое суток я безвылазно сидела дома - все было нормально. Стоило всего на один вечер в оперный сходить бензин пропал! Видно, пока я "Князя Игоря" слушала, Реваз куда-то на машине ездил...
- Он же в это время в поездке находился, - вроде ничего не зная, сказал Бирюков.
- Да?.. - Лицо Нины покривилось в усмешке. - Ревазу из поездки прилететь в Новосибирск легче, чем мне в парикмахерскую сходить.
- Часто прилетает?
- Не часто, но бывало такое. По-моему, в этот раз старик вместо Омска домой завернул.
- Так думаете?
- Конечно!
- На основании чего?
- Когда из оперного пришла, кто-то ключ вставлял в замочную скважину, хотел в квартиру попасть. Кроме Реваза, некому. Не зря он какую-то телеграмму о болезни брата сочинил...
- В оперу одни ходили? - внезапно спросил Антон.
- Естественно. - Нина из жакетного кармашка достала корешок театрального билета. - Вот даже сохранила...
- Зачем?
- Чтобы Ревазу доказать, билет-то один...
- Наивное доказательство...
- За кого меня принимаете?
- В тринадцатом ряду на двадцатом месте сидели... - рассматривая на корешке цифры, проговорил Бирюков.
Нина насторожилась:
- Что в этом особенного?
- Ничего. - Антон положил корешок билета перед собой. - Нина Владимировна, а ведь вы виноваты перед мужем.
Загнутые кверху ресницы Нины тревожно дрогнули:
- Старик уже побывал у вас? Кому вы поверили? Он же...
- Какие дела вы решали с Овчинниковым до трех часов ночи, вернувшись домой из оперного театра? - перебил Антон.
На красивом, чуть уставшем лице Нины не появилось ни малейшего намека на испуг или смущение. Она недоуменно пожала плечами и заговорила как ни в чем не бывало:
- Анатолий Овчинников напросился проводить меня после спектакля. Когда на такси подъехали к дому, ему, видите ли, нестерпимо пить захотелось. По простодушию впустила в квартиру и до трех часов не могла выпроводить. Такой нахал - подумать страшно!
Бирюков решил "копнуть" глубже:
- Овчинников говорит иное...
- Естественно. Разве Толян сознается, что не на ту нарвался? Никогда! - Нина брезгливо поморщилась. - Можно подумать, Овчинников - мой любовник... Смешно...
- Зачем же в провожатые его выбрали?
- Сказала же, сам напросился. Да и боязно было одной в полночь из театра возвращаться.
Антон встретился с Ниной взглядом:
- Расскажите правду: почему Овчинников ушел от вас так поздно?
Нина опустила глаза:
- Глупо, конечно, получилось, но, честное слово между мною и Анатолием ничего... такого не было.
- Меня "такое" и не интересует, - сказал Бирюков. - Мне другое важно знать: в тот вечер Степнадзе был в Новосибирске или нет?
- Конечно, был!
С каждым ответом Бирюков все больше склонялся к тому, что Нина без зазрения совести компрометирует мужа, однако не мог понять: для чего это делается? Прикидывая различные версии, Антон поинтересовался мнением Нины о каждом из причастных к происшествию. О Сипенятине и Люсе Пряжкиной она "понятия не имела", Овчинникова назвала "трепачем, нахалом", Алика Зарванцева определила как "ни рыба ни мясо", а когда очередь дошла до Деменского, игриво улыбнулась:
- Юра - лопух. Не может с вертихвосткой разобраться.
- С кем?
- С Санькой Холодовой. Есть такая фифочка в Челябинске, бывшая любовница Реваза.
- Бывшая?.. - насторожился Антон.
- Естественно. - Нина бросила на Антона высокомерный взгляд. - Можно подумать, что Реваз стал бы заниматься такими делами при мне...
- До вас, выходит, занимался?
- Не на общественных же началах Холодова ему посылки с книгами много лет слала.
- Реваз Давидович - книголюб?
Нина усмехнулась:
- Старик ничего не читает.
- Зачем в таком случае ему книги?
- Знакомым отсылает, связи налаживает. Он без связей шагу шагнуть не может.
Ушла Нина от Бирюкова так демонстративно, как обычно уходят от следователя чрезмерно гордые люди, оскорбленные незаслуженным подозрением.
Глава XXII
Допрос Степнадзе и непредвиденная беседа с его супругой отняли у Антона в общей сложности больше трех часов. Яркое августовское солнце на голубом небе поднялось уже к зениту. Среди тополей под окнами уголовного розыска, задиристо чирикая, наслаждались жизнью воробьи-первогодки. Глядя на неугомонно порхающие серые комочки, Бирюков задумался. Сложное и противоречивое ощущение осталось у него от беседы с супругой Реваза Давидовича. Казалось, на протяжении всего разговора в Нине боролись два чувства: кровная обида на мужа за нанесенные побои и тревожное опасение потерять его, а вместе с ним и обеспеченную жизнь.
Из всех причастных лиц, пожалуй, один Альберт Евгеньевич Зарванцев мог в какой-то мере высветить туманные отношения Нины с Ревазом Давидовичем и хотя бы попытаться объяснить Нинину противоречивость. Сняв телефонную трубку, Антон набрал квартирный номер Зарванцева - телефон оказался занятым. Не откладывая в долгий ящик, Бирюков тут же отправился по знакомому адресу.
После первого звонка за дверью послышалось тявканье собачонки. Вскоре раздались шаги, и Зарванцев открыл дверь. На этот раз одет он был в поношенный длинный халат, перетянутый в талии широким поясом с замызганными кистями. Увидев Бирюкова, Альберт Евгеньевич нисколько не удивился, словно встреча была заранее обусловлена.
- Пра-а-ашу... - нараспев проговорил он.
В квартире Зарванцева все было по-прежнему. На старых местах стояла скромная мебель, а на стенах все так же улыбались и плакали обнаженные красавицы, резвились в волнах грудастые русалки и отчаянно кололи заморских чудищ мускулистые гладиаторы. Как и в прошлый раз, усадив Бирюкова в старое кресло, Зарванцев присел на диван, однако вместо белозубой обаятельной улыбки теперь на его смуглом крупноносом лице держалась плотная тень озабоченности.
- Мне только что звонила жена дяди, - вдруг сказал он. - Жаловалась, что дядя сильно избил ее, и она заявила об этом в уголовный розыск. Видимо, Нина у вас на приеме была?
Такого оборота дела Бирюков не предполагал, но ответил спокойно:
- У меня.
- Любопытно, что между моими родственничками произошло?
Антон улыбнулся:
- Как раз этот вопрос, Альберт Евгеньевич, и привел меня к вам. Действительно, что могло произойти между Ниной и Ревазом Давидовичем?
Зарванцев сильно нахмурился, потеребил кисти халата и, вроде бы смущаясь, ответил:
- Видимо, извелся от ревности дядя. Представьте себе, Нина на тридцать лет моложе его! Как тут быть спокойным?..
- Вероятно, у Реваза Давидовича есть основания для беспокойства?
- Отнюдь! - Зарванцев поморщился. - Нина вполне порядочная женщина.
- Уверены?
Альберт Евгеньевич будто продемонстрировал в улыбке свои ярко-белые, красивые зубы:
- Щепетильный вопрос задали, товарищ Бирюков. Женщины - натуры сложные, иной раз такой номер выкинут, что руками разведешь.
- Вы, кажется, с Ниной знакомы давно?
- Порядком.
- Говорят, хотели жениться на ней...
На смуглом лице Апьберта Евгеньевича мелькнуло недоумение:
- Кто вам такое наговорил?
- Какое это имеет значение...
- Любопытно знать, кто из моих знакомых фантазирующий сплетник. Зарванцев невесело усмехнулся. - Не скрою, какое-то время мы с Ниной общались, однако далеко наши отношения не зашли. Нина позировала мне как художнику. Натурщица она эффектная, но с нею, знаете, скучно. И я ничуть не удивился, когда Нина выбрала в мужья Реваза Давидовича. Обеспеченная жизнь - предел ее мечтаний.
- А какие отношения у Нины с Овчинниковым?
- С Овчинниковым?.. - переспросил Альберт Евгеньевич и, как показалось Антону, облегченно вздохнул. - Изредка они, по-моему, встречаются, но Нина никогда не сменяет обеспеченного мужа на нищего пустозвона.
- Чем же вызваны их встречи?
- Не знаю, товарищ Бирюков. - Зарванцев потуже затянул пояс халата и, словно извиняясь за неосведомленность, виновато добавил: - Я всего-навсего один раз видел, как Анатолий встретил Нину у оперного театра и уехал с ней на такси.
- Это было два вечера назад? - спокойно спросил Антон.
- Правильно, товарищ Бирюков.
- Расскажите подробнее.
Зарванцев какое-то время помешкал. Затем, теребя загорелыми длинными пальцами кисти пояса, стал рассказывать уже известное Антону от Овчинникова: как неожиданно заявилась к нему Люся Пряжкина с билетами на восьмичасовой сеанс в "Аврору", как Овчинников взял у нее два билета, еще недолго попозировал и отправился в кино. При этом Анатолий сказал, что пригласит с собой Фросю Звонкову...
- С той поры Пряжкину не видели?
- Нет, не видел.
- Вам она тоже предлагала билет?
- Предлагала, но я отказался. "Есению" смотрел, и, кроме того, у меня на этот вечер были иные планы... Я собирался в оперный театр.
Бирюкову стоило немалых трудов, чтобы сдержать удивление, однако и на этот раз у него хватило выдержки. Он, пожалуй, лишь чуточку ироничней, чем следовало, сказал:
- С Ниной Владимировной решили вечер провести...
То ли от этой ироничности, то ли еще от чего Альберт Евгеньевич усмехнулся:
- Не совсем так, товарищ Бирюков. Представьте себе, утром в тот день позвонила Нина и попросила достать ей билет на московскую оперу. У нас ведь второй месяц москвичи гастролируют. Такая просьба показалась странной - Нина раньше не интересовалась оперой, и я из чистого любопытства, покупая через знакомого администратора билет, тоже решил сходить на "Князя Игоря".
- Билет у вас сохранился? - внезапно спросил Антон.
- Не помню...
Зарванцев открыл щелястый платяной шкаф, поискал в карманах белого пиджака и обрадованно воскликнул:
- Вот он!
На корешке с аккуратно оторванным "контролем" типографские цифры указывали ряд 30, место 21, а отштампованная на обороте дата совпадала с датой билета Нины Степнадзе. Увидев, что Антон положил билет к себе в карман, Зарванцев испугался:
- Простите, зачем вам это?..
- На всякий случай, если придется доказывать ваше алиби.
На лице Альберта Евгеньевича появилось умоляющее выражение.
- Товарищ Бирюков, прошу этот факт не рекламировать хотя бы потому, что я откровенен с вами до конца.