Элли вспыхнула, и на лице у нее появилась принужденная улыбка.
   — Хорошо.
   — Вы уверены?
   — Нет, правда, у меня все отлично. Я так рада, что снова вышла на работу. Без нее жизнь кажется пустой.
   — Я тоже рада, что ты к нам вернулась. Но кстати, почему ты все еще в магазине? По-моему, тебе уже пора домой. А эту работу я закончу за тебя.
   — Как это мило с твоей стороны. Я сегодня как раз договорилась пообедать вместе с подругой, и Джемма пообещала меня подвезти.
   — Вот и хорошо. Отправляйтесь вместе с Джеммой туда, куда вам нужно. Я же закончу работу и запру магазин.
   Джемма, расправлявшая на манекене складки роскошного бального платья, навострила ушки:
   — Так нам можно ехать? Ты точно не передумаешь, Мэгги?
   — Не передумаю. Говорю еще раз: я отпускаю вас.
   Помахав Мэгги на прощание, дамы вышли из магазина, а их начальница сконцентрировала внимание на груде лежавших перед ней чеков. Через несколько минут Мэгги услышала слабое треньканье колокольчика у входа. Она подняла голову и тут поняла, что забыла запереть за своими сотрудницами дверь.
   — Извините, но мы уже закрылись, — начала она, но тут увидела того, кто вошел в магазин.
   Он был высок и широкоплеч, с классически правильными чертами лица и золотистыми глазами.
   — Привет, Мэгги! — сказал он.
   — Боже мой! — воскликнула она, и чеки посыпались из ее ослабевших пальцев на пол.
   — Как-то не похоже, Мэгги, что ты рада видеть старого друга. Хотел предупредить тебя, что я в городе, и поэтому заявился к тебе в магазин, где обнаружил пожилую даму, которая угостила меня кофе. Она тебе, случайно, об этом не говорила?
   У Мэгги пересохло во рту.
   — Нет, она ничего мне не сказала. У нее случилась амнезия — временная потеря памяти. Она провела ночь в госпитале.
   — Жаль. Мне эта дама понравилась.
   — Ты не причинил ей вреда?
   — Нет, Мэгги, я ее и пальцем не тронул. Просто пригласил погулять. Чудесная получилась прогулка. Мы шли и болтали о всяких милых пустяках. Потом я довел ее в целости и сохранности почти до самого магазина.
   — Спасибо… — В душе Мэгги боролись страх, гнев и удивление.
   — Не стоит благодарности.
   — Но что ты делаешь в Новом Орлеане? Ведь не для того же ты сюда приехал, чтобы гулять по улицам с пожилыми дамами?
   Люсьен устремил взгляд на свои ухоженные длинные ногти.
   — Нет, конечно. Будь на то моя воля, я находился бы сейчас на горном курорте в Швейцарии. В это время года там удивительно красиво.
   — Зачем же ты приехал сюда?
   Он подошел к ней и присел на край прилавка.
   — В память о старых годах, моя дорогая. — Люсьен коснулся ее щеки. — Я постоянно о тебе вспоминаю, Мэгги, и мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-то случилось.
   — Если не ошибаюсь, между нами давно уже все кончено!
   — Хм… Возможно. Так, во всяком случае, ты сейчас думаешь. Но не забывай, что у таких существ, как мы, всегда есть будущее.
   — Нет у нас никакого будущего.
   — В таком случае я могу сию же минуту исчезнуть.
   — Подожди!
   — И чего же мне ждать? — поинтересовался Люсьен.
   — Прошу тебя, скажи мне правду: почему ты вдруг объявился в Новом Орлеане? Как снег на голову свалился… Надеюсь, ты не был?..
   — Где?
   — Люсьен, я…
   — Нет, не был.
   — Тогда?..
   Надменная улыбка, появившаяся у него на губах, исчезла. Некоторое время он внимательно всматривался в Мэгги.
   «А ведь он и в самом деле питает ко мне какие-то чувства, — подумала Мэгги, — правда, на свой лад».
   — Я приехал в Новый Орлеан, чтобы предупредить тебя об опасности.
 
   Когда Энджи и Сисси, приняв душ и переодевшись, спустились в магазин, Мэгги сидела на прежнем месте в полном одиночестве. Ее остановившийся взгляд был устремлен на входную дверь.
   — С тобой все в порядке? — спросила Энджи.
   Мэгги кивнула.
   — Эй, девушка, давай выкладывай, что у тебя случилось. — Сисси остановилась прямо перед Мэгги. — Ты здесь одна? Кажется, я слышала голоса?
   — Я… хм… одна, — помолчав, ответила Мэгги. Потом, пожав плечами, добавила: — В последнюю минуту в магазин заглянул какой-то покупатель.
   Энджи подошла к двери и сквозь стеклянную створку посмотрела на удалявшегося мужчину.
   — Вот это покупатель! Парень, что называется, на все сто! Интересно, что же он хотел приобрести?
   — Любовь и благодарность своей последней подружки, я полагаю, — пробормотала Мэгги.
   — Что?
   — Кому, по-твоему, мужчина покупает дорогую, стильную одежду? — с нарочитой небрежностью осведомилась Мэгги. — Конечно же, своей новой любовнице. Этот тип, впрочем, так ничего и не купил.
   — Не купил — ну и Бог с ним! Так как же насчет обеда? Идешь с нами или нет? — спросила Энджи.
   Мэгги посмотрела на подруг:
   — Шон будет с вами?
   — Извини, дорогуша, сегодня мы без Шона, — ответила Энджи.
   — В таком случае я, пожалуй, с вами пойду. Обузой для вас я не буду. Перехвачу что-нибудь на скорую руку — и домой.
   — Ты составишь нам отличную компанию, — заявила Энджи. — Наши парни тоже будут сегодня на редкость мрачными.
   — Это почему же?
   — Последнюю новость ты, стало быть, еще не слышала? — спросила Энджи. — Это все по нашей с Сисси глупости и невнимательности. Только что по радио передали, что найден еще один труп.
   Еще один труп! Мэгги стало трудно дышать.
   — Неужели?
   — Убили еще одну проститутку. Диктор сказал, что женщина была прехорошенькая. У нее остался малютка сын. Ужас, да? Говорю же вам: нам все время надо держаться вместе. Мы не позволим тебе разгуливать одной, что бы там ни творилось в твоей личной жизни, — заявила Энджи.
   — Если вы не позволите мне уйти, обедать с вами я не пойду, — отрезала Мэгги.
   — Мы же будем в обществе двух полицейских и после обеда все вместе проводим Мэгги домой, — предложила Сисси.
   — Сегодня я буду ночевать на фирме, так что вам придется снова тащиться сюда. Как вам такой расклад?
   Сисси и Энджи обменялись взглядами.
   — Хорошо, мы проводим тебя сюда. Какие проблемы? — сказала Энджи.
 
   Девушки не ошиблись. И красавец Майк по прозвищу Адонис, и очаровашка Джек — оба были как в воду опущенные. Хотя тело нашли вчера, информацию по обыкновению придержали, опасаясь вмешательства журналистов на ранней стадии расследования дела.
   Энджи напомнила парням, что, хотя они и полицейские, в их обязанности искоренение зла как такового все-таки не входит, и предложила им проще смотреть на вещи.
   Майк согласился с ее доводами, но сказал, что это дело особенно неприятное и сильно отражается на его психике.
   — Все убийства ужасны, — заметила Мэгги.
   — Вы, конечно, правы, но Шон после этого дела вроде как помешался. Полгорода изъездил — все искал улики и, между прочим, кое-что нарыл.
   — И что же? — осведомилась Мзгги.
   — Хотя нам не положено трепать языком, скажу, что ему вроде бы удалось получить описание внешности убийцы.
   — Описание внешности? — пробормотала Мэгги.
   — Извини, Мэгги, больше ничего сообщить тебе не можем — не имеем права, сама понимаешь, — сказал Джек.
   — Ладно, не извиняйся. Все я понимаю, — отозвалась Мэгги.
   Покончив с обедом, они все вместе вернулись к магазину.
   — Иди к себе и покрепче запри двери, — мрачно предупредил Джек.
   — Обязательно последую твоему совету. Доброй ночи. — Мэгги помахала на прощание подругам и их приятелям.
   Мэгги вошла в дом, зная, что все они стоят на улице и ждут, когда она закроет замки на ключ. Сделав это, Мэгги прислонилась к перилам лестницы и подумала, что невероятно сильно чувствует отсутствие Шона. А еще она была чертовски напугана и до предела взвинчена.
   Решив, что пора действовать, Мэгги взбежала по лестнице в свой кабинет, торопливо пролистала телефонную книгу, уточнила кое-какие адреса и стала собираться. Не прошло и пяти минут, как она, дробно простучав каблучками по ступеням, снова спустилась на первый этаж и вышла на улицу.
   Было темно. Луна скрылась за облаком.
   Мэгги быстро двинулась вниз по улице, вглядываясь в лица прохожих.

Глава 8

   Шон очнулся и сразу же попытался отделаться от призраков странного сновидения: помнится, он куда-то ехал верхом на лошади, только вот куда?..
   Осталось ощущение, что он по-прежнему куда-то мчится. Но на этот раз Шон твердо знал, что гонится за своим врагом, хотя и не знает, где его искать.
   Странное чувство, но вместе с тем завораживающее. Вот бы ему сейчас и вправду проскакать верхом на лошади по улицам Нового Орлеана и схватить убийцу!
   Шон потянулся и понял, что задремал у себя дома перед включенным телевизором. К счастью, сведения о зверском убийстве еще только начали просачиваться в прессу и диктор сообщил о происшествии лишь несколько слов — ровно столько, сколько было нужно, чтобы не вызвать у горожан паники.
   «В данный момент, — подумал Шон, — у меня в деле две мертвые проститутки и один сутенер. Большинство горожан тешит себя иллюзиями, что убийца охотится только за аморальными типами и на достойных людей внимания не обращает. Возможно, эта иллюзия позволит удержать панику в разумных пределах и не позволит ей распространиться подобно лесному пожару и завладеть сердцами людей».
   Как ни крути, Новый Орлеан — греховный город, и если убийства будут продолжаться, скоро горожане, у которых на совести немало тайных грешков, станут смотреть на жертвы не как на грешников, а как на обычных людей, и тогда произойдет обвал и паника охватит всех.
   Сейчас у него есть приблизительный портрет убийцы, который со слов Мамми воплотил на бумаге полицейский художник — а это уже кое-что. Кроме того, Мамми получила задание держать ухо востро и при первом же появлении господина, хотя бы отдаленно похожего на преступника, звонить в убойный отдел.
   Поднявшись с дивана, Шон прошел на кухню к холодильнику, чтобы достать себе пива. Он владел домом на Конт-стрит, которому было уже сто пятьдесят лет. Нижний этаж Шон сдавал приятельнице своей сестры, Даниэль Боне, державшей там один из лучших креольских ресторанов в городе. Приличному состоянию дома Шон был обязан в основном ее усилиям. Она же посылала ему два раза в неделю служанку, прибиравшую его холостяцкое жилье. К тому же время от времени Шон получал от Даниэль деликатесы в знак признательности за то, что не увеличивал арендную плату, хотя ее заведение процветало.
   Все это превращало холостяцкие апартаменты Шона в весьма комфортабельное и даже роскошное жилище, несравнимое с его убогим офисом в отделе убийств, где он, кстати сказать, проводил большую часть суток.
   Открыв бутылку с пивом, он сказал:
   — Твое здоровье, Даниэль! — После чего сделал глоток.
   Шон мог бы сейчас еще раз съездить в номер отеля, где Бесси встретилась со своим убийцей, и постараться понять, почему при таких травмах она потеряла совсем немного крови — на полу было лишь несколько капель. Он мог засесть в баре у Мамми и провести там хоть всю ночь, наблюдая за клиентами, ведь среди них мог оказаться убийца. Занятие это было неблагодарное, зато не слишком утомительное, и Шон решил, что ему лучше всего отправиться в бар. Там, устроившись в глубоком мягком кресле, можно было неплохо отдохнуть, а Шон — Господь свидетель — очень нуждался в отдыхе.
   Неожиданно позвонили в дверь, и Шон, распахнув ее, к огромному своему удивлению, увидел Мэгги.
   — Я… пришла сказать вам: мне жаль, что все так вышло.
   — Хм!
   Шон даже не предложил ей войти. Ничего, кроме изумления и душевной опустошенности, он в этот момент не ошущал.
   — Я слышала о третьей жертве. Весьма сожалею о случившемся.
   — Это ваша работа?
   — Что?!
   — Это вы ее убили?
   — Конечно же, нет!
   — Почему в таком случае вы выражаете сожаление?
   Она всплеснула руками, придя, видимо, в полное замешательство. Казалось, еще немного — и Мэгги повернется и уйдет. Тем не менее она все же объяснила:
   — Я просто горюю об утраченных человеческих жизнях — вот и все.
   Хотя Мэгги была смущена, выглядела она великолепно. Сегодня она была в белом платье без рукавов и в белых туфлях. Ее рыжие волосы полыхали, как золотая корона.
   Когда Мэгги собралась уходить, Шон спросил:
   — Зачем вы все-таки пришли сюда?
   — Что?
   Он увидел перед собой ее полыхающие от возмущения глаза.
   — Да, зачем вы пришли ко мне? Думаете, я скажу «Как мило, что вы заглянули» и предложу вам бокал шампанского? — продолжал Шон. — Я еще не забыл, как вы выставили меня из своего дома. Поэтому мне крайне любопытно узнать, что привело вас ко мне.
   — Если вы будете говорить мне дерзости и вести себя со мной грубо…
   — Я никогда не выдавал себя за деликатного человека. Поэтому я хочу знать правду: что вы здесь делаете?
   — Если честно, то все это секс. Мне понравилось спать с вами. Но если вы заняты… или бутылка пива заменяет вам ласки женщины… Что ж, я приду в другое, более удобное время — когда, к примеру, у вас кончится этот продукт.
   — На свете нет иного времени, кроме настоящего. — С этими словами Шон втащил Мэгги в свою квартиру.
   Подойдя к столу и поставив на него пивную бутылку, Шон приблизился к Мэгги и обнял ее. Она ответила ему страстными объятиями.
   Зацепившись за край коврика при входе, Шон оступился и упал на пол, увлекая Мэгги за собой. Под платьем на ней ничего не было. Она торопливо расстегнула на нем брюки и сжала его пенис. Все произошло так быстро, что ни он, ни она не успели опомниться.
   Страсть, охватившая их, была настолько острой и мучительной, что когда Шон вошел в нее, они оба закрыли глаза.
   Потом, гладя Мэгги, такую нежную и желанную, Шон задался вопросом, как прожил без нее эти два бесконечно долгих дня.
 
   Лондон, 1888 год
   Приехав в Лондон, наследница рода Монтгомери Меган поселилась в апартаментах на площади Сент-Джеймс. Апартаменты рядом с ней занимала молодая пара — доктор Питер Остин с супругой Лорой. Это были приветливые, милые молодые люди, и скоро Меган начала проводить с ними все больше и больше времени. В конце весны они с Лорой стали близкими подругами. Меган рассказала супругам о своем родовом поместье под Новым Орлеаном, а также о том, что женщины из ее семейства обычно подолгу живут в Европе. Она сообщила также, что ее мать покинула родные края в самом начале Гражданской войны, нашла себе мужа в Нью-Йорке и в Новый Орлеан уже больше не вернулась. Теперь же, поскольку ее отец и мать умерли, Меган намеревалась впервые в жизни посетить родные места.
   Рассказывая о своей семье, миссис Остин заметила, что ее муж родом из богатой семьи, но все свои силы и умение врача — а врачом он был, что называется, милостью Божией — отдает сирым и убогим обитателям лондонского дна.
   — Питер, — с гордостью говорила о муже Лора, — один из немногих людей, кто оказывает этим обездоленным практическую помощь: надо же что-то делать, а не сидеть сиднем и рассуждать о несчастьях бедняков и бездомных.
   Наслушавшись этих разговоров, Меган прониклась к супругам еще большей симпатией: слишком много зла в этой жизни ей довелось увидеть — войну, нищету, страдания… Тем не менее она знала, что в жестоком и суровом мире лондонских обездоленных таилась какая-то особая, присущая только этому сообществу тоскливая печаль, какой Меган не замечала в отверженных ни одного другого столичного города мира.
   Лора часто сопровождала мужа в его небезопасных странствиях по ночному Ист-Энду, но потом, поняв, что она тяжело переносит первую беременность, Меган предложила ей свои услуги.
   — Сама подумай, — говорила ей Меган. — Куда ты в таком состоянии пойдешь? К тому же ходить по трущобам просто опасно — вспомни о тяжелейших болезнях, которым подвержены обитатели этих чудовищных клоак. Ты повредишь и себе, и ребенку.
   Лора согласилась, и с тех пор по трущобам вместе с Питером ходила Меган.
   Перечислять ужасы, на которые она насмотрелась во время своих странствий, было бы слишком тяжело, но Меган пришла к выводу, что большей нищеты, грязи и бесправия не встречала ни в Америке, ни во Франции, ни в Италии. И еще — нигде, кроме Лондона, люди так не злоупотребляли крепкими алкогольными напитками.
   Меган считала Питера святым. Он не только проводил полный рабочий день у себя в приемной на площади Сент-Джеймс, но каждый вечер, несмотря на дождь или холод, устремлялся в район Ист-Энда, где оказывал услуги страждущим и бездомным.
   Как-то раз в холодную летнюю ночь они, чтобы немного передохнуть и согреться, забрели в бар на окраине, где Питер, выпив немного виски, неожиданно разговорился:
   — Я, Меган, терапевт, наделенный даром лечить людей, и мое место здесь. Но ты-то зачем таскаешься за мной? Ты красива, молода и богата, и такая жизнь — не для тебя. Найди себе достойного человека и заведи семью. Здесь, ручаюсь, такого человека ты не встретишь.
   — Когда-то я была уже влюблена, — улыбнулась Меган.
   — И что же?
   — Он умер.
   — Наверняка у тебя был и другой.
   — Нет, не было. Такие люди, как мой возлюбленный, встречаются раз в столетие. Его мне никто не заменит.
   — Но все-таки…
   — Благодарю тебя за сочувствие, но желания влюбиться у меня нет. Я счастлива уже тем, что могу помогать тебе и Лоре.
   Неожиданно Питер разрыдался. Беременность жены оказалась тяжелой, и состояние Лоры очень волновало его. Успокоившись, Питер пробормотал:
   — То, что я позволяю себе пить пиво в твоем обществе в этой грязной забегаловке, несомненно, унижает твое достоинство и дурно сказывается на твоей репутации.
   — Я не английская аристократка, а богатая американка, а потому отвергаю вашу викторианскую мораль. Клянусь, ходить с тобой по трущобам для меня предпочтительнее, чем тратить время на светские посиделки за чашкой чая.
   — Стало быть, мы останемся с тобой добрыми друзьями, несмотря ни на что?
   — Конечно.
   Они пожали друг другу руки, после чего Питер отправился к стойке за еще одной пинтой темного пива.
   Неожиданно Меган охватили озноб и странное беспокойство. Нахмурившись, она поднялась и вышла из паба. При этом Меган двигалась не по велению сознания: что-то словно вело ее за собой.
   На противоположной стороне улицы она разглядела темный силуэт мужчины. Из-за ночного тумана его было плохо видно, но Меган все же заметила, что одет он элегантно, а в руках держит небольшой чемоданчик — почти такой же, как у Питера.
   На таком расстоянии Меган приняла бы его за Питера, однако была убеждена, что это не он.
   Приглядевшись, она увидела, что у него рыжие бакенбарды и темно-русые волосы. Незнакомец улыбнулся Меган и вдруг оказался рядом с ней. Она не могла понять, как это получилось, поскольку не заметила, чтобы он шел в ее сторону.
   — А вот и милосердный ангел прибыл, — сказал незнакомец, взяв Меган под руку и прикасаясь к ее щеке. Пальцы у него были как стальные — вероятно, этот человек обладал недюжинной силой.
   Меган пронзил озноб — еще более сильный, чем прежде. Но она тоже обладала силой — не меньшей, чем у этого человека, поэтому вырвалась из его стальной хватки.
   — Пойдем со мной.
   — Глупец! Я ненавижу и осуждаю тебя. Иди, кормись в каком-нибудь другом месте.
   — Завела себе женатого любовника, а, Меган?
   — Он мой друг, но это понятие тебе недоступно.
   — Увы, ты никак не можешь взять в толк, кто ты такая.
   — Ошибаешься. Я отлично осознаю, кто я такая. Я знаю также свою силу и свою слабость. Кроме того — и это самое главное, — я точно знаю, что ты от меня отличаешься.
   Он покачал головой:
   — Нет, не отличаюсь. Ты такой же дикий зверь, как волк или любой другой хищник, который должен охотиться и убивать, чтобы жить.
   — От волков и львов мы все-таки отличаемся. Ведь не дикие же мы звери на самом деле.
   — Прости, что я постоянно это повторяю, но мы такие и есть — звери, хищники.
   — Но ты существо жестокое, и я не хочу иметь с тобой ничего общего.
   Меган захотелось от него уйти, она уже повернулась, но он, словно клещами, схватил ее за рукав пальто:
   — Если ты от меня отличаешься — сделай меня лучше, могущественнее. Тогда мы с тобой будем вместе править миром, направлять историю по своему разумению…
   — Увы, мы умеем только убивать, но изменить ход истории не можем. К тому же мне не хотелось бы жить в мире, где правили бы такие, как мы… Я бы хотела…
   Она неожиданно замолчала, ощутив острый голод.
   — И чего бы ты хотела?
   — Нормальной жизни, — прошептала она. — Дома, семьи…
   Меган повернулась и пошла от него прочь.
   — Немедленно вернись — я еще не закончил разговор с тобой!
   Не слушая его, она уходила все дальше и дальше. Рассвирепев, он в мгновение ока догнал ее и прижал к кирпичной стене. Она попыталась сопротивляться, но он был сильнее. В следующее мгновение Меган увидела у своего горла лезвие острого как бритва большого ножа.
   — Если Люсьен покровительствует тебе, это еще ничего не значит. Он тоже использовал силу, принудил тебя стать своей. И если все дело в силе, я тоже могу тебя к этому принудить. Ты станешь моей возлюбленной — или, если воспротивишься, я нанесу тебе раны, и ты будешь очень долго болеть… Вспомни, как я болел, когда ты разорвала мне горло! И это еще не самое страшное…
   — Немедленно отпусти меня!
   — Я могу убить тебя. Отрезать тебе голову.
   — Тогда Люсьен и другие сотворят с тобой то же самое.
   — Только и слышишь от тебя — Люсьен, Люсьен… Да, сейчас он царь, но я обрету большую, чем у него, силу и тоже стану царем! У Люсьена есть завиральная идейка: он надеется создать из нас нечто вроде общества школьных интеллектуалов с определенными моральными устоями. Вот что у него на первом месте, а кровь — лишь на втором! Между тем все так просто: люди для пропитания используют коров, а мы — людей!
   — Повторяю: немедленно отпусти меня!
   В этот момент из паба вышел Питер, оглянулся и крикнул:
   — Меган!
   Она вновь оказалась одна, окутанная предрассветным туманом. Поспешив к Питеру, Меган соврала ему, будто услышала чей-то крик, выбежала из паба, но никого не обнаружила. Они вместе двинулись по улице в поисках кеба. Они слышали тяжкую поступь подкованных копыт лошадей, но из-за тумана ничего не видели.
   — Зайду за угол, гляну, что там, и сразу же вернусь, — сказал Питер.
   Меган осталась его ждать. Но Питер все не возвращался. В ужасе она бросилась искать его.
   Через сорок — пятьдесят минут Меган нашла его. Он стоял, привалившись к стене какого-то дома. Меган сразу же осмотрела его горло, но, не обнаружив на нем знакомых знаков, успокоилась. Она хотела уже позвать на помощь, но в этот момент Питер очнулся и застонал:
   — Меган? Что это было? Я оставил тебя одну в этом ужасном месте, а сам, сам… У меня какое-то затмение в голове — самый настоящий провал в памяти! Что со мной было? Может, переработал? Или просто схожу с ума?
   — Да, это небольшой провал в памяти, ты прав. Но ничего больше. Пойдем, Питер, уже скоро утро. Если Лора проснется, наше отсутствие напугает ее.
   Они пошли домой. Наконец рассвело. Солнце поднялось над землей, и утро вступило в свои права. Меган сразу же отправилась спать, но, проснувшись, ощутила, что кто-то вызывает ее к себе, и в следующую минуту предстала перед Люсьеном. Он был в ярости. Меган, однако, скоро успокоилась: ярость Люсьена была направлена на Аарона.
   — Затевая свои игры, Картер, ты испытываешь судьбу. На протяжении веков мы соблюдали одно важнейшее правило: ни в коем случае не покушаться на жизнь себе подобных и позволить им жить так, как они хотят. До тех пор, разумеется, пока они сами не начнут нарушать правила. Оставь эту женщину в покое. Нас всего несколько тысяч, а мир слишком велик — так что места хватит всем.
   — Нас могло бы быть в сотни раз больше, — огрызнулся Аарон.
   Люсьен покачал головой:
   — Не будь правил, мы не смогли бы добывать себе пропитание.
   — Если ты думаешь, Люсьен, что сможешь превратить львов в агнцев, то сильно ошибаешься! — петушился Аарон.
   — Если львы сожрут всех агнцев, они просто-напросто подохнут от голода. Природа печется о нас так же, как о всяком другом живом существе. К тому же мир меняется, и если ты этого не замечаешь, значит, ты еще больший глупец, чем я думал. Люди с каждым годом получают доступ ко все более высоким технологиям, и если мы не научимся жить с учетом всего этого, обречем себя на гибель. Предупреждаю вас обоих: еще одна стычка — и наш суд пэров приговорит вас к уничтожению. Тогда вас ждет только адское пламя, если таковое, конечно, существует.
   Аарон сделал нетерпеливый жест.
   — Ты, Люсьен, берешь что захочешь, почему я не могу?
   — У каждого из нас должен быть учитель. Так уж сложилось, что учителем Меган стал я. И она кое-чему научилась, поверь. Наших правил она, во всяком случае, не нарушает и живет, не слишком высовываясь.
   — Ты так действительно думаешь или говоришь это потому, что получил от нее то, что хотел? Потому что ты царь, Люсьен, так?
   — Да, я царь. Хотя бы потому, что чувствую разницу между истинным желанием и излишествами. Мне удалось так долго выживать потому, что я всегда знал: в нашем маленьком сообществе существуют границы, которые нельзя нарушать. Но быть может, Аарон, тебе захотелось проверить мою силу? Тогда пойдем со мной, и я докажу тебе, что я царь не только на словах.
   Хотя Люсьен говорил тихо, его улыбка не предвещала ничего хорошего.
   — Такой день настанет, Люсьен. Клянусь тебе.
   — Настанет день, когда твои садистские наклонности и непомерный аппетит погубят тебя.
   Аарон переключил внимание на Меган.