— Любая информация по этому делу может оказаться существенной. Любая, Мэнни. Сейчас я кое-что скажу, а ты, если я ошибусь, поправь меня.
   — В чем же? — спросил Мэнни.
   — О Джеке Потрошителе я читал довольно давно, но помню, что между ним и нашим убийцей имеется, на мой взгляд, существенная разница.
   — Согласен. Наш убийца лишает своих жертв головы, — сказал Мэнни. — Но между прочим, у жертв Потрошителя горло было взрезано так широко и так глубоко, что несчастные были почти обезглавлены.
   — Именно что «почти», а наш парень срубал головы с плеч долой.
   — А в чем еще состоит отличие между Джеком Потрошителем и нашим убийцей? — спросил Джек.
   — В количестве крови — вот в чем! Вокруг были целые реки крови, когда работал Потрошитель. А наш парень… как бы это сказать… сцеживает из тела кровь всю без остатка.
   — Некоторые врачи, обследуя тела жертв Потрошителя, наоборот, утверждали, что крови не так много, как могло бы быть, — бросил Мэнни.
   — Как уже было замечено… — пробормотал Джек.
   — Что замечено? — сердито спросил Шон.
   — Это Новый Орлеан — вот что.
 
   Мэгги очень не понравилось, что Шон не взял ее с собой, и она пришла в сильное волнение. Приехав в офис, Мэгги переоделась, села за рабочий стол и попыталась сделать хоть что-то полезное, но работа валилась у нее из рук. Когда Энд-жи, глянув через плечо на ее работу, сдавленно ахнула, Мэгги поняла: с ней что-то происходит.
   — Что это, скажи на милость, ты рисуешь? — спросила Энджи.
   Мэгги, посмотрев на рисунок, который выходил из-под ее дрожащих рук, была поражена не меньше Энджи.
   Она рисовала улицу — темную, с тенями по стенам. На проезжей части лежала крохотная скрюченная фигурка женщины. С первого взгляда было ясно, что женщина эта мертвая.
   Мэгги в ужасе оттолкнула от себя лист бумаги и поднялась из-за стола.
   — Хотя мне нравится лейтенант Кеннеди, по-моему, тебе следует на время забыть о полицейских и преступлениях. Уж слишком все это действует на тебя! — проговорила Энджи.
   — Ну при чем здесь Шон? — возразила Мэгги.
   — Он вовлекает тебя в свои дела, а ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Тебе надо развеяться!
   Хотя в мыслях у Мэгги было совсем другое, она сделала вид, что вняла словам подруги.
   — А ведь ты права. Пойду-ка прогуляюсь. Надеюсь, ветер освежит меня. А потом зайду в кафе и выпью что-нибудь.
   — Мэгги, тебе не следует гулять одной, — напомнила ей Энджи.
   — Сейчас день. Ничего со мной не случится.
   Потрепав подругу по плечу, Мэгги спустилась по лестнице на первый этаж и, послав воздушный поцелуй Джемме и Элли, вышла на улицу.
   У нее не было никакого конкретного плана, но через некоторое время она поняла, что ноги сами несут ее в сторону креольского ресторанчика Мамми Джонсон.
   В четыре часа дня ничего необычного в появлении Мэгги в баре ресторана не было. Она села на высокий стул и заказала себе коктейль «Манхэттен». Что и говорить, мужчины поглядывали на нее, но Мэгги отвечала им взглядом, который отпугнул бы и северного медведя. Тем не менее не прошло и пяти минут, как на стул рядом с ней кто-то присел. Это была сама хозяйка заведения Мамми Джонсон.
   — Я не сомневалась, что ты придешь, — сказала она.
   — Почему?
   — Не знаю.
   Мэгги улыбнулась и отпила из бокала.
   — Что ж, я тоже не знаю, почему сюда пришла.
   Мамми положила руку ей на плечо.
   — Я обещала поглядывать по сторонам на тот случай, если сюда вдруг заявится убийца Бесси, но считаю это делом безнадежным. Уверена, газеты он читает, знает, что я его запомнила, и уверен, что в полиции меня попросили сообщить о его появлении. Вряд ли он зайдет сюда — даже для того, чтобы убить меня, — здесь слишком много народу. К тому же, как мне кажется, стрельба в баре по живой мишени — эскапада не в его духе.
   — Значит, если ему понадобится… хм… девушка легкого поведения, он пойдет в другое место?
   Мамми кивнула.
   — И куда же?
   Мамми ухмыльнулась:
   — В этом городе как минимум сотня уютных местечек, куда он может направиться.
   — Верно. Но по-моему, у ваших девушек есть то, чего мет у других, — класс.
   Мамми пожала пухлыми плечами:
   — Классные девицы есть на заметке и у других дам вроде меня. Мы, видите ли, не держим шлюх у себя, но предоставляем, так сказать, эскортные услуги. Другими словами, обеспечиваем хорошую компанию приличному мужчине в приличном уединенном месте.
   Мэгги вздохнула. Как бы это ни называлось, все равно это торговля женским телом. Вопрос только в цене. Ну и конечно, известную роль играл антураж.
   — Шону очень хотелось бы узнать, когда этот человек проклюнется — пусть не у вас, так в другом месте, — сказала Мэгги, потягивая коктейль. — Сами понимаете, той, другой девушке, которую этот человек выберет, необходимо обеспечить надежное прикрытие.
   — Конечно, — согласилась Мамми.
   — Послушайте меня, Мамми. — Мэгги решительно положила руку на ладонь темнокожей женщины. — Я… я просто не хочу, чтобы пострадал кто-нибудь еще…
   — Шлюхи только и пострадали — больше никто.
   — А шлюхи что, не люди? Я хочу помочь спасти человеческие жизни. Вполне возможно, я знаю, кто убийца. И если это тот, о ком я думаю, он больше всех ненавидит меня. Поэтому, если он объявится, прошу вас поставить в известность прежде всего меня.
   — Нет, нет и нет! Даже и не уговаривай. Хватит шутки шутить. Ты что же, хочешь принести себя в жертву? — замахала руками донельзя разволновавшаяся Мамми. — Или ты считаешь, что справишься с этим типом сама?
   — Я не шучу шуток, Мамми. Просто у меня есть враг.
   — Расскажи об этом Шону.
   — Не могу.
   — Почему?
   — Он меня не поймет.
   Мамми вздохнула и сложила руки на животе.
   — Тогда тебе придется рассказать об этом мне.
   Мэгги покачала головой:
   — Даже если я вам все расскажу, вы все равно мне не поверите.
   Мамми наморщила коричневый лоб, скова покачала головой, потом взяла бокал Мэгги и одним духом осушила его. Махнув бармену, чтобы он принес им еще по одному коктейлю, Мамми сказала:
   — Я, дорогуша, родом с залива. Мои предки были жрецами вуду, и даже сейчас у меня иногда проявляется способность видеть. Я знаю, ты нуждаешься в моей помощи, так что выкладывай все как на духу.
   — Для меня очень важно, чтобы вы мне поверили, — тихо сказала Мэгги.
   — Мой разум открыт для восприятия.
   — Но язык-то за зубами вы держать сможете? Мне и вправду нужна ваша помощь, Мамми, но еще больше я нуждаюсь в конфиденциальности.
   — Поговори со мной, детка. Я, если разобраться, старая шлюха и сводня, и ничего больше, но сердце у меня золотое. Клянусь, никто о твоих тайнах от меня не узнает.
   Мэгги тяжело вздохнула и начала рассказывать.
   Вторая половина дня перешла в вечер, а она все говорила.
   Мамми слушала и слушала. Недоверие, которое она поначалу испытывала, сменилось сомнением, а потом удивлением, граничившим с изумлением.

Глава 12

   Мать приехала за Келли и увезла ее в клинику в Денвере. Рутгер вышел под залог и куда-то запропастился, но теперь это уже не имело значения — Келли он достать уже не мог.
   «Хоть это хорошо, — сказал себе Шон. — Должны же быть в этом деле хоть какие-то положительные моменты».
   Поскольку новых идей у него не было, он решил, что патрулирование улиц способно принести ничуть не меньше пользы, чем сидение над известными до мелочей бумагами, и отправился з сторону Джексон-сквер.
   Там среди десятков странных и подозрительных типов Шон довольно быстро засек женщину, по описанию походившую на жрицу вуду Мари Лескар — знакомую Мамми Джонсон.
   Шон подошел к ней.
   Две юные туристки с восточного побережья со смехом и шутками уговаривали Мари продать им приворотное зелье. Древняя, как Мафусаил, старуха, изъяснявшаяся на островном диалекте, всячески отнекивалась и говорила, что зельями не торгует, а в бутылочках у нее обыкновенные травяные настои для улучшения цвета лица. Потом, однако, она призналась, что у этих настоев чудесный запах, поэтому мужчины слетаются на него, как мухи на мед.
   Пока девушки, торгуясь со старухой, покупали у нее волшебные снадобья, Шон стоял рядом и разглядывал выставленный старухой на продажу товар: пучки высушенных трав, всевозможные амулеты, камушки с дырками для ношения на шее и тому подобные предметы и сувениры.
   Когда девицы удалились, старуха посмотрела на Шона:
   — Лейтенант Кеннеди?
   — Это Мамми сказала вам обо мне?
   — Я знала, что ты придешь, — ответила старая женщина, пристально глядя маленькими выцветшими глазками на Шона. Она и в самом деле знала, что он придет, и никакая Мамми ей об этом не говорила. Просто знала — и все тут.
   — Вы Мари Лескар?
   — Ты сам отлично об этом знаешь. — Старуха улыбнулась. Для ее возраста у Мари были потрясающие зубы. Шон невольно спросил себя, какое снадобье она изготовила и жевала, чтобы сохранить в полной неприкосновенности зубную эмаль.
   — Это настоящее имя или псевдоним? — тоже с улыбкой спросил Шон. — Уж больно оно напоминает имя жриц вуду, ставших в этом городе настоящими знаменитостями, — я имею в виду Мари Лаво и ее дочь.
   Старуха ухмыльнулась.
   — Мари — очень популярное французское имя. Оно также широко распространено у католиков на островах Южных морей. А Лескар — фамилия моего покойного мужа.
   Шон смутился.
   — Не красней, лейтенант. Ты хороший человек.
   Шон пожал плечами:
   — Спасибо за комплимент.
   Если Мамми о нем не говорила, откуда, спрашивается, старуха знает его имя и звание? Впрочем, никакая это не мистика. Фотографии Шона с соответствующей подписью были опубликованы во всех газетах Нового Орлеана.
   — Решил, значит, ко мне обратиться, — заметила между тем Мари Лескар.
   — Мамми Джонсон посоветовала мне поговорить с вами.
   — Пришел, значит, посмеяться над старухой?
   Шон подумал, что она в каком-то смысле права: никакой серьезной информации получить от нее он не рассчитывал. Сказал Шон, однако, другое:
   — Я пришел потому, что готов на все, лишь бы остановить ужасные убийства.
   Старухе, казалось, его слова пришлись по вкусу. Она закивала — вот, дескать, и в полиции о ней вспомнили.
   — Ты в большой опасности — знаешь об этом или нет?
   — Я полицейский и все время хожу по острию ножа.
   Мари покачала головой:
   — Ты старая душа, лейтенант. Очень старая душа.
   — Не понимаю…
   — Послушай меня, лейтенант. — Мари подняла свою высохшую костлявую руку. — Мы знаем, что есть черный цвет и белый. Мы знаем также, что есть ночь и день, есть зло и добро. Зло существует, хотя мы подчас не видим его, точно так же, как мы не всегда можем увидеть или потрогать руками добро. В городе сейчас действуют разные силы — и злые, и добрые. Между ними идет борьба.
   Шон сделал над собой усилие.
   — Скажите, а Мэгги Монтгомери — зло?
   К огромному его облегчению, Мари покачала головой.
   — Но будь настороже! Береги себя. Она не такая, какой кажется.
   — Она, случайно, не исповедует вудуизм?
   Мари улыбнулась, вновь продемонстрировав свои великолепные зубы. Потом опять покачала головой:
   — Опасайся ночи, лейтенант.
   — Скажите, Мари…
   — Ничего больше сказать я тебе не могу. Не забывай, что в этом городе всегда были в чести волшебство и магия. Черная и белая. Будь настороже, береги себя. Размышляй о звере и думай, какое оружие выбрать, чтобы поразить его. Открой глаза и смотри на мир непредвзято. Это самое главное. Помни, что легенды чаще всего основаны на реальных фактах. Ты веришь в Бога, лейтенант?
   — Верю. Я родом из католической семьи…
   — Ты не видишь Его, не знаешь Его, но между тем веришь, что Он существует. Вера — это принятие и признание того, что ты не можешь увидеть. В мире много такого, что нельзя увидеть глазами или потрогать. Мир не простой и не плоский, как доска. И в этом мире возможно все. Взгляни на небо, на землю, на звезды. Вспомни о ночи. О черном и белом. Помни, что красная жидкость, которая течет в наших венах, есть сок жизни. И прими одну волшебную вещицу, которую я для тебя припасла.
   С этими словами она вложила что-то в руку Шона.
   — Я не должен ничего от вас принимать… — снова смутился он. Мари исповедовала вудуизм и наверняка нуждалась в деньгах — иначе не сидела бы на Джексон-сквер. Уже это одно не позволяло Шону принять от этой женщины подношение.
   — Нет, ты просто обязан принять это от меня.
   — Сколько я вам должен?
   — Ничегошеньки. Это подарок. На свете есть зло и добро. Ты добрый человек, и я — добрый. Прими даяние одного доброго человека другому.
   Хотя Шон не имел права принимать подарки от посторонних граждан, он разогнул пальцы и посмотрел на дар старухи. Крест! Ни тебе кроличьих или лягушачьих лапок, ни амулетов в виде драгоценных камней, от которых он мог бы с чистой совестью отказаться. Это было старинное изделие из серебра примерно в шесть сантиметров длиной, прикованное к серебряной же цепочке.
   Шон улыбнулся.
   Против креста он, как потомственный католик, ничего возразить не мог.
   Повернувшись, Шон двинулся прочь.
   — Лейтенант!
   Он обернулся. Мари Лескар снова обратилась к нему:
   — Обязательно носи его на груди!
   Это было сказано так доброжелательно и искренне, что Шон кивнул и поклонился старухе.
   Он надел крест на шею. Если бы это был какой-нибудь глупый, с точки зрения горожанина, амулет, Шон бы еще сто раз подумал, носить его или нет — как-никак, он был полицейский, значит, лицо официальное, — но крест на груди не вызывал у него дискомфорта. В конце концов, Шон был католиком, как и все его предки.
   Сворачивая с Джексон-сквер, он, к своему удивлению, отметил, что ноги сами понесли его к заведению Мамми.
   Шон заказал себе коку и сандвич. Пришла Мамми и сказала ему, что того человека она не видела.
   — Не думаю, что он снова сюда заявится.
   — Напрасно. Это вполне возможно.
   — Наверняка он видел свой портрет в газетах.
   — И что же? Он считает себя слишком умным, чтобы его схватили. Если бы он пришел, это был бы своего рода вызов властям, который потешил бы его самолюбие. Вы его боитесь, не так ли?
   — Разве что самую малость. Вы ведь обеспечите мне прикрытие?
   — Между прочим, вокруг вас копы так и вьются. Разве вы не заметили? — спросил Шон, прожевывая сандвич с говяди-ной.
   — Еще как заметила. Ваши парни способствуют процветанию моей торговли.
   — Я полицейский, и мне бы следовало вас кое за что арестовать. Вы отдаете себе в этом отчет?
   Мамми хмыкнула:
   — Слава Богу, шеф убойного отдела у нас душка.
   — Кстати, я перекинулся словом с вашей знакомой на Джексон-сквер.
   — Неужели пошли к Мари?
   Шон кивнул.
   — Вы ей говорили, что я к ней приду?
   Мамми покачала головой:
   — И не думала.
   Шон скептически улыбнулся:
   — Она сама меня узнала.
   — Ничего удивительного. Она жрица вуду.
   — Бросьте, Мамми, эти глупости.
   — Есть добро и зло. Есть день и ночь. Она вам это говорила?
   Шон кивнул:
   — Она мне еще и не то говорила, а кроме того, подарила крест, и я надел его. Стоило мне это делать, как по-вашему?
   — Он вам пригодится, — заверила его Мамми.
   — Крест?
   Мамми кивнула.
   — А что, кресты отпугивают злых духов?
   — Если вы поговорили с Мари, лейтенант, то поняли, надеюсь, что мир разнообразен и многомерен. Есть силы, которые превыше человека. Хотите, кстати, хлеба с чесноком?
   Шон прищурился:
   — Я, Мамми, обычно ем поджаренный хлеб.
   — Чесночный хлеб принесет вам пользу.
   — Я не люблю чесночного хлеба… я…
   — Вам обязательно надо вывести ее на прогулку сегодня ночью.
   — Что?
   — Не что, а кого. Вашу девушку. Отведите ее в хороший итальянский ресторан. А себе закажите блюдо с чесноком.
   — Вам не нравится Мэгги?
   — Напротив. Я отношусь к ней прекрасно.
   — Зачем же в таком случае вы хотите, чтобы я испортил отношения с Мэгги, дыша на нее чесноком?
   Мамми покачала головой.
   — Как я уже вам сказала…
   Но тут она замолчала.
   — Итак, чеснок.
   Она пожала плечами.
   — Послушайте, Мамми. Мы с вами рассуждаем о добре и зле, о черном и белом, о культе вуду, наконец… Это все понятия отвлеченные, философские, даже, так сказать, этнографические. Но при чем здесь чеснок и крест? В детстве я видел фильмы с Питером Кушингом и Кристофером Ли — там тоже все говорили о чесноке и крестах. Похоже, вы думаете, что в наш город съехались вампиры?
   — Откуда вам знать, так это или нет? Кто вы такой? — холодно осведомилась Мамми.
   — Мы с вами только что говорили об убийце из плоти и крови. Поэтому не пытайтесь сбить меня с толку. — Шон поднялся из-за стола и вынул из кармана бумажник.
   — За счет заведения, — отрезала Мамми.
   — Может, мне все-таки заплатить? — Шон подмигнул ей.
   — Не надо мне ваших денег. Возможно, вы сегодня едите в последний раз в жизни, — мрачно заметила Мамми.
   Шон ухмыльнулся и поцеловал ее в щеку.
   — Со мной все будет в порядке. На мне крест вашей подруги.
   — Вот и хорошо.
   — Имейте же совесть, Мамми! Я пошел к жрице вуду, как вы мне посоветовали, ношу ее крест — а вы все еще недовольны!
   — Потому что вы не понимаете главного…
   У Мамми были чудные лучистые глаза с золотистыми искорками.
   — Вы должны надеть на себя то, что я для вас приготовил.
   — Что такое?
   Он смущенно пожал плечами.
   — Парень из ФБР, который у меня служит, принес мне необычные часы. Это что-то вроде пейджера, который будет обеспечивать связь между мной и вами. Вы нажимаете вот на эту кнопочку, а я, где бы я ни был, буду знать, что с вами что-то происходит. Начну вибрировать.
   Мамми расхохоталась:
   — Как это мило с вашей стороны, лейтенант! Значит, если я нажму на эту кнопку, у вас в кармане что-то завибрирует? Но мне кажется, что вы и так достаточно вибрируете, без этого пейджера. Она ведь вам очень нравится — эта ваша птичка Мэгги Монтгомери, верно?
   — Она отличается от всех, кого я знаю, и это непреложный факт.
   — Не очень-то в нее влюбляйтесь, лейтенант, — предупредила Мамми.
   — Не суйте свой нос куда не следует, Мамми, — сказал Шон и добавил: — Помните: если что, жмите на кнопочку…
   Выйдя из заведения Мамми Джонсон, Шон из машины позвонил в офис Мэгги. Выяснилось, что она за него волнуется и хочет знать, что с ним происходит и как у него дела. Он сообщил ей, что Келли уехала, а Рутгер скрылся.
   — А что случилось в морге?
   — Ну… ты же знаешь, как бывает в моргах. Там полно тел.
   — Это все я, конечно, знаю, но…
   Ему нравился звук ее голоса. Они не виделись всего несколько часов, а Шон уже скучал по ней. Тем не менее он решил не посвящать ее во все свои секреты и держать на расстоянии.
   — Обстановка такая, что сегодня ночью мне придется задержаться, — сказал он.
   — Ах!
   Шон заколебался, но потом добавил, не смог промолчать:
   — Но если ты «сова», тебе ничего не стоит…
   Он назвал ее «совой»! По ночам такими «совами» были заполнены улицы города. Шон ухмыльнулся. Вместе с этими людьми, которым по той или иной причине не спалось, ночной город заполняли, если, конечно, верить Мамми, вампиры, вудуисты и прочая нечисть. Как известно, все они любят темноту.
   И убийца тоже любил темноту.
   — Позвони мне, когда освободишься. В любое время, — сказала Мэгги. — Хоть в четыре утра.
   — Отлично.
   — Шон?
   — Да…
   — Я люблю тебя, — тихо сказала она.
   У него внутри все растаяло.
   Повесив трубку, Шон включил зажигание и поехал. Поначалу он даже не знал, куда, собственно, едет, но потом понял, что направляется на плантацию Оуквиль.
   — Привет, отец! — сказал Шон, подкатив к дому и увидев Кеннеди-старшего.
   — Привет, сын. Рад тебя видеть. Что тебя занесло на плантацию в середине недели?
   Шон вышел из машины и присоединился к сидевшему на веранде отцу.
   — Пива хочешь? — спросил Дэниэл, с любопытством поглядывая на сына. Сунув руку в переносной холодильник, он извлек оттуда бутылочку новейшего пива собственного приготовления. Вкус его оказался очень приятным.
   — Так в чем дело-то? — поинтересовался Дэниэл, когда сын утолил жажду.
   — Мне нужны ответы на миллион всяких вопросов.
   — Тебе нужны отпечатки пальцев, ответы экспертов и показания свидетелей…
   — Это все у меня уже есть. Догадайся: какую новую информацию мне удалось нарыть?
   — Откуда мне знать? Скажи, раз уж приехал.
   Шон рассказал отцу об обезглавленном трупе, о встрече с Мари Лескар и о недавнем разговоре с Мамми Джонсон. Упомянул он и о кресте.
   — Все это очень любопытно, — глубокомысленно заметил Дэниэл.
   — Еще бы! Мог бы ты сказать, что тебе напоминает это дело?
   — Конечно.
   — Вот и хорошо. Помоги мне разобраться со всем этим.
   — Это похоже на работу Джека Потрошителя.
   Шон вздохнул:
   — Папочка! Свое последнее убийство Джек Потрошитель совершил в ноябре 1888 года. Так, во всяком случае, утверждают ведущие ученые, продолжающие изучать жизнь Джека Потрошителя.
   — А ты, оказывается, почитал кое-что по этой проблеме.
   Шон пожал плечами.
   — Под моим началом специальная группа. И все ее члены изучают публикации по этому вопросу.
   — Стало быть, ты хорошо осведомлен обо всех этих убийствах. Но знаешь ли ты, что некто по имени Монтегю Джон Друитт, не слишком преуспевший на ниве медицинского образования молодой человек, был извлечен мертвым из Темзы вскоре после последнего убийства? Другой молодой человек, по имени Остронг, был помещен в сумасшедший дом, поскольку называл себя убийцей. Ходили еще слухи о «потрошительнице» по имени Джилл, которая якобы все эти преступления и совершила. Существует также так называемая королевская теория, согласно которой убийства совершал член английской королевской семьи герцог Кларенс, внук королевы Виктории. Была также теория, что убивал личный врач королевской семьи по имени Уильям Джилл. Есть среди этих гипотез и новейшая, которая появилась после публикации «Дневника Джека Потрошителя». Его написал некто Мейбрик, умерший от гастроэнтерита вскоре после того, как было совершено последнее убийство.
   — Послушай, отец, но никто из этих людей не убивал проституток и сутенеров в Новом Орлеане в наши дни!
   Дэниэл пожал плечами.
   — Предполагают также, что Джек Потрошитель был настоящим монстром — вампиром или вурдалаком, что ли. Но тогда люди были темные, верили во всякую нечисть.
   — Здорово! Я прямо так начальству и газетчикам доложу: леди и джентльмены, проституток и сутенера убила нечистая сила.
   Дэниэл ухмыльнулся:
   — Скажи им, что ищешь монстра. Люди подчас превращаются в настоящих монстров, неужели не замечал?
   — И это все, что ты можешь мне сказать?
   — Был еще один случай в тюрьме в 1909 году.
   Шон нахмурился:
   — Какой еще случай?
   — Весьма интересный. Он был связан с обезглавливанием, вот почему я о нем и вспомнил.
   — Ну?
   — Один парень с задержкой в развитии — его звали Джош Юрген — был осужден на смерть за убийство своей подружки. Джош и его мать показали на следствии, что девочку убил бродяга. Многие тогда думали, что парень сказал правду, но на свете, как ты знаешь, много жестоких людей… Короче, его осудили на смерть. Мать и сын в оставшееся до казни время выплакали все глаза, ну а потом произошло то самое, о чем я хотел тебе рассказать. Даже не знаю, поверишь ли ты.
   — Папа, ты долго будешь еще испытывать мои нервы и тянуть время?
   — Ладно, не злись. Короче говоря, дело закончилось так: парня держали перед казнью в одиночке. В ночь перед повешением он покончил жизнь самоубийством.
   — Странно, — заметил Шон.
   Дзниэл ухмыльнулся:
   — Странно-то странно, но я к чему веду? Он повесился таким удивительным образом, что при этом ему начисто снесло голову с плеч. Понимаешь? Он обезглавил себя.
   — Кошмар! Твоя история — готовый сценарий для фильма ужасов.
   — В этой истории найдется еще кое-что. И для фильма ужасов, и для тебя лично.
   — Что именно? — заинтересовался Шон.
   — Мать того парня была близкой подругой Мери Монтгомери, которая твоей девушке приходится пра… прабабкой. Она, пользуясь своим влиянием, до последнего дня боролась за оправдание парнишки. Но не в этом суть. Мери была последней, кто навестил осужденного в камере.
   — Непостижимо, — пробормотал Шон, вспоминая, когда у него впервые появилась мысль о том, что Мэгги — странная женщина, не такая, как все.
   — Обитатели залива — мастера рассказывать истории, сдобренные мистикой, — сообщил Дэниэл.
   — Спасибо за напоминание, папа.
   — Полнолуние вызывает активность у оборотней и прочей нечисти. Во всех этих легендах есть и рациональное зерно. Полнолуние вызывает стрессы у людей нервных или слегка сдвинутых. Я уж не говорю о лунатиках. Справься у психолога в госпитале — он тебе такого порасскажет…
   — Да, папа, ты и вправду мне помог, — сказал Шон.
   — Стараюсь как могу, сынок. Между прочим, многие в городе исповедуют культ вампиров.
   — Еще один доллар в мою копилку…
   Дэниэл посмотрел на сына и улыбнулся.
   — У тебя серебряный крест. Тебе его, часом, не старая Мари подарила — для защиты от оборотней и вампиров?