Страница:
Несколько мгновений она смотрела на него невидящим взором. Подобие улыбки искривило ее губы.
— Женщинами из клуба? С актрисами стриптиза, лейтенант? С проститутками?
Он почувствовал, что краснеет. Она опустила глаза, потом снова посмотрела на него и сказала:
— Разумеется. Я ведь уже видела некоторые из этих его картин. О Боже, молюсь, чтобы тот факт, что его образ жизни хорошо известен, помог вам найти тех, кто на него напал. Джон, наверное, знает, кто так изранил его, но… — Она прерывисто вздохнула. Марк боялся, что она разрыдается, но она хорошо владела собой. — Но прежде всего, — продолжила она, понизив голос, — я молюсь за то, чтобы он остался жив.
— Миссис Марсел, он что-нибудь вам сказал? Может быть, он что-то вам передал или обронил в вашей квартире?
— Передал мне? Что, например?
— Он ничего вам не давал?
— Лейтенант, как только я открыла дверь, он ввалился в дом и рухнул на пол. Нет, он ничего мне не давал.
— Он ничего не сказал вам, когда вы его навещали? — спросил Марк.
— О чем? — вопросом на вопрос ответила она, явно заподозрив подвох в его словах.
— О сегодняшнем вечере? О том, что случилось?
Она затрясла головой, облизывая губы. Энн лгала, а лгать она не умела. И не любила. Но сейчас она вела себя, как медведица, охраняющая раненого детеныша. Она была полна решимости защитить своего мужчину. И кажется, полагала, что полиция ищет совсем не там.
— Ради всего святого, — неожиданно взорвался Джимми, — должны же вы что-то знать! Вы знаете, и он наверняка сказал что-нибудь, когда добрался до вас, или кое-что уронил!
— Например? — огрызнулась Энн.
— Джимми! — предупреждающе воскликнул Марк.
Но было поздно.
— Например, орудие убийства, — выпалил Марк.
— Орудие убийства? — повторила она, пораженная. — Да что с вами! — Она с отвращением тряхнула головой. — Офицер… — она начала сердиться.
— Детектив, — поправил ее Джимми.
— Детектив, сэр, — нетерпеливо продолжила Энн, — когда Джон ввалился в мою квартиру, из него кровь хлестала, как вода из крана. Он — жертва, у него не было орудия убийства. Вы оба, кажется, упускаете самое главное. Подумайте получше, сообразите! На Джона напали. Чуть не убили. И сейчас, в эту минуту, он борется за то, чтобы выжить.
Джимми был уже готов сердито перебить ее, но Марк остановил его взглядом. Джимми поднял руку, выражая сожаление и показывая, что сдается, пусть Марк объясняет ей ситуацию.
— Миссис Марсел, боюсь, вам пока не все известно.
Она была напряжена и настороженно переспросила:
— Не все?
Он наблюдал за ней очень внимательно и после недолгой паузы сказал:
— Миссис Марсел, молодая женщина, актриса стриптиза, была убита в нескольких кварталах от вашего дома. Кровавый след, оставленный вашим мужем, тянется от трупа девушки прямо к вашему порогу.
Энн резко поднялась на ноги, чуть не опрокинув полицейского вместе со стулом. Он едва успел вовремя вскочить.
— Ах вы, жалкие негодяи! — тихо прошипела она. — Я-то думала, что вы здесь для того, чтобы найти мерзавца, который сделал это с Джоном…
— Миссис Марсел…
— А вы хотите облегчить себе дело и обвинить его самого в том, чего он не совершал!
— Миссис Марсел! — проскрежетал Марк. — Вы должны отдавать себе отчет в том, что факт есть факт. Молодая женщина мертва…
— А Джон на пороге смерти!
— Он оставил кровавый след!
— Да! Но это его кровь!
Джимми осторожно кашлянул:
— Вообще-то нужно дождаться результатов анализа, но визуально все свидетельствует о том, что на вашем муже окажется кровь девушки.
Фарфоровое, с совершенными чертами личико Энн Марсел стало белым как полотно. Марк подумал, что она вот-вот грохнется в обморок, и протянул руку, чтобы поддержать ее, но она отбросила ее с гневом:
— Джон никого не убивал! Можете сколько угодно твердить о своих «очевидных доказательствах»! Я их не видела и не желаю видеть, мне ясно как день, что кто-то хотел убить эту молодую женщину, а Джон попытался защитить ее, в результате чего сам чуть не погиб!
— Миссис Марсел… — примирительно начал Джимми.
— Он этого не делал!
— Если бы вы захотели нам помочь… — попытался убедить ее Марк.
— Жена всегда все узнает последней, — пробормотал Джимми себе под нос. Но Энн его услышала.
— Не будьте идиотом, офицер! — неприязненно заметила она ему. — Вы что, совсем не заинтересованы в том, чтобы открыть истину? Довольствуетесь лишь поверхностными фактами?
Марк предупреждающе взглянул на Джимми. Она может пожаловаться окружному прокурору на травлю со стороны полиции, а он хотел сам закончить это дело.
— Миссис Марсел, боюсь, улики действительно очевидны, а следовательно, нет иного выхода, кроме как принять их во внимание. У нас нет никаких причин желать зла мистеру Марселу, но, к сожалению, в настоящий момент улики свидетельствуют против него.
— Значит, вы уже накинули ему петлю на шею?
— В Луизиане преступников не вешают: им делают смертельную инъекцию яда, — неприязненно вставил Джимми.
Энн задохнулась от негодования.
— Джимми! — укоризненно сказал Марк.
Женщина резко развернулась к нему:
— Он невиновен, и это будет доказано. А вы — негодяй!
— Эй, постойте минутку…
— По-вашему выходит, что полиция жестоко подтасовывает улики? — взорвался Джимми. — Ах, какая бессердечная полиция!
— О Господи! — взмолился Марк.
Но миниатюрная блондинка снова глядела на него с возмущением. Плечи расправлены, осанка гордая и прямая — само воплощение несгибаемости и презрения.
— Джон невиновен. Он сам мне это сказал.
— Что? — резко спросил Марк. — Значит, кое-что вам известно?
Она решительно тряхнула головой, на ее бледном лице стал проступать едва заметный румянец, длинные ресницы прикрыли мерцающие зеленые глаза.
— Добравшись до моей квартиры, как раз перед тем, как потерять сознание, он сказал: «Я этого не делал». Тогда я понятия не имела, о чем он говорит. Теперь, разумеется, знаю. А он наверняка уже и тогда был уверен, что ленивые полицейские постараются как можно скорее свалить вину на него. Но я вам говорю: я знаю Джона и ни минуты не сомневаюсь в том, что он хотел защитить бедную женщину, спасти ей жизнь!
— Может, вы позволите нам узнать, что еще он вам сказал? — вкрадчиво спросил Джимми.
— Это все. Я вам все сказала. Ах нет, подождите минутку. Он еще сказал: «О Господи! Я этого не делал». Теперь все. Вы хотите меня арестовать? Я ведь тоже вся в крови.
— Миссис Марсел… — попытался урезонить ее Марк.
— Да, я с ног до головы вымазана кровью! Это значит, что я тоже убийца? — с вызовом выкрикнула Энн.
— Миссис Марсел, если вы не расскажете нам все, что знаете, вас могут обвинить в том, что вы препятствуете расследованию убийства, — неожиданно для самого себя взорвался Марк. — И вы правы, мы имеем полное право арестовать вас, если…
— Марк! — теперь настала очередь Джимми урезонивать Марка. Что, черт возьми, с ним происходит?
Женщины!
Десять раз глубоко вздохнуть. Ему случалось бывать и в более сложных переделках, когда люди визжали и плевали ему в лицо, но он и тогда умел сохранять ледяное спокойствие. Еще недавно ему хотелось обнять и успокоить это нежное создание. Теперь он едва сдерживался, чтобы не ударить ее.
Она протянула ему руки:
— Ну что ж, лейтенант, вперед! Арестуйте меня, наденьте на меня наручники, — она вызывающе улыбнулась, сверкнув своими изумрудными глазищами, — мои адвокаты упрячут вас в тюрьму раньше, чем вы успеете глазом моргнуть!
— Неужели?
— Он этого не делал, — тихо, но упрямо повторила она.
Марк тяжело вздохнул, не сводя с нее глаз. Даже испачканная кровью, заплаканная, она все равно оставалась очень привлекательной.
Похоже, нет в мире справедливости. Он обязан найти убийцу. Убийцей, вполне вероятно, окажется ее муж. И она готова сражаться с ним, с Марком, не на жизнь, а на смерть.
Джина Лаво была стриптизеркой и проституткой, но и Джина заслуживает справедливости, как любой другой человек. И Марк был полон решимости сделать все, чтобы справедливость восторжествовала.
— Джон Марсел сказал вам что-нибудь еще? — снова спросил он. — Он говорил с вами, когда вы навещали его в реанимации?
Она уставилась на него широко открытыми зелеными глазами и бесстрастно ответила:
— Нет.
Она лгала, он не сомневался в этом.
Но сегодня это еще невозможно доказать.
— Отвезти вас домой, миссис Марсел?
— Нет, благодарю.
— Но улицы в столь поздний час небезопасны.
— Как же им быть безопасными, лейтенант, если охраняете их вы со своим напарником?
— И все же мы вас проводим…
— Я намерена остаться здесь.
Марк привычно достал из внутреннего кармана визитку:
— Если…
— Знаю. Если я что-нибудь вспомню, позвонить вам.
Он мрачно улыбнулся:
— А если вы вспомните что-нибудь в течение ближайших нескольких часов, можете найти меня по телефону в морге. Не забывайте, убита женщина.
Она опустила глаза, щеки ее снова побелели, но уже в следующий миг она снова пристально смотрела ему прямо в лицо.
— Джон Марсел невиновен, лейтенант. Я абсолютно уверена, что он лежит сейчас при смерти только потому, что он хороший человек и пытался спасти жизнь этой женщине.
— Ваша вера весьма похвальна, миссис Марсел, но ее недостаточно. Нам нужно знать все и вся. Джон Марсел действительно ничего больше вам не сказал?
— Нет.
— Совсем ничего?
— Я уже передала вам, лейтенант, то, что он сказал.
— И кроме этого — ничего?
— Нет.
Он кивнул. Ему очень хотелось в лицо назвать ее лгуньей и сказать, что лгать она не умеет. Вероятно, она почти всегда говорит правду.
Но в настоящий момент эта женщина защищала близкого человека, и, чтобы заставить ее признаться, пришлось бы прибегнуть к средневековым пыткам, вроде вздергивания на дыбе или вырывания ногтей. Впрочем, под каким бы неприятным давлением ни оказалась полиция, бесстрастно заметил он про себя, к вырыванию ногтей прибегнуть все равно придется.
— Джимми, полагаю, здесь мы закончили, — обратился он к напарнику, не сводя, однако, глаз с Энн Марсел. — Миссис Марсел, совершенно очевидно, что ни мое общество, ни общество моего напарника не доставляет вам удовольствия. Прошу вас не делать глупостей по этой причине. Рано или поздно вам придется отправиться домой, принять душ, сменить платье и кое-что другое. Не ходите одна. Офицер Холли Сивере с радостью проводит вас, когда вы соберетесь. Не знаю, закончила ли полиция сбор улик в вашей квартире, но Холли может остаться и присмотреть за вами.
— Благодарю вас, лейтенант. Не думаю, что за мной нужно присматривать, — холодно ответила Энн.
— Не думаете? — Марк скрестил руки на груди. — Если вы правы и на вашего мужа действительно напали, вы сами, миссис Марсел, находитесь в опасности. Особенно если вы не рассказали нам все, что знаете, не сообщили все, что, возможно, сказал вам муж.
Она не ответила. Побледнела как мел, но и только.
— Доброй ночи, миссис Марсел. Не ходите домой одна.
На этот раз она не стала с ним спорить.
Она стояла, как прелестная скульптура, пусть и покрытая запекшейся кровью, — маленькая, изящная, с пушистыми светлыми волосами, обрамлявшими восхитительное личико.
Эта женщина умеет быть твердой как скала, мысленно заметил Марк.
В этом не приходилось сомневаться: обернувшись, чтобы уйти, он почти физически ощутил стену, которую она воздвигла вокруг себя.
Она лгала через силу.
Марсел, несомненно, сказал ей что-то еще.
Что-то, что может иметь значение.
Марк знал это точно — так подсказывала профессиональная интуиция.
Ее муж сообщил ей что-то, что является ключом ко многим разгадкам. Но что, черт возьми?
И как, будь она проклята, ему это из нее вытянуть?
Глава 4
— Женщинами из клуба? С актрисами стриптиза, лейтенант? С проститутками?
Он почувствовал, что краснеет. Она опустила глаза, потом снова посмотрела на него и сказала:
— Разумеется. Я ведь уже видела некоторые из этих его картин. О Боже, молюсь, чтобы тот факт, что его образ жизни хорошо известен, помог вам найти тех, кто на него напал. Джон, наверное, знает, кто так изранил его, но… — Она прерывисто вздохнула. Марк боялся, что она разрыдается, но она хорошо владела собой. — Но прежде всего, — продолжила она, понизив голос, — я молюсь за то, чтобы он остался жив.
— Миссис Марсел, он что-нибудь вам сказал? Может быть, он что-то вам передал или обронил в вашей квартире?
— Передал мне? Что, например?
— Он ничего вам не давал?
— Лейтенант, как только я открыла дверь, он ввалился в дом и рухнул на пол. Нет, он ничего мне не давал.
— Он ничего не сказал вам, когда вы его навещали? — спросил Марк.
— О чем? — вопросом на вопрос ответила она, явно заподозрив подвох в его словах.
— О сегодняшнем вечере? О том, что случилось?
Она затрясла головой, облизывая губы. Энн лгала, а лгать она не умела. И не любила. Но сейчас она вела себя, как медведица, охраняющая раненого детеныша. Она была полна решимости защитить своего мужчину. И кажется, полагала, что полиция ищет совсем не там.
— Ради всего святого, — неожиданно взорвался Джимми, — должны же вы что-то знать! Вы знаете, и он наверняка сказал что-нибудь, когда добрался до вас, или кое-что уронил!
— Например? — огрызнулась Энн.
— Джимми! — предупреждающе воскликнул Марк.
Но было поздно.
— Например, орудие убийства, — выпалил Марк.
— Орудие убийства? — повторила она, пораженная. — Да что с вами! — Она с отвращением тряхнула головой. — Офицер… — она начала сердиться.
— Детектив, — поправил ее Джимми.
— Детектив, сэр, — нетерпеливо продолжила Энн, — когда Джон ввалился в мою квартиру, из него кровь хлестала, как вода из крана. Он — жертва, у него не было орудия убийства. Вы оба, кажется, упускаете самое главное. Подумайте получше, сообразите! На Джона напали. Чуть не убили. И сейчас, в эту минуту, он борется за то, чтобы выжить.
Джимми был уже готов сердито перебить ее, но Марк остановил его взглядом. Джимми поднял руку, выражая сожаление и показывая, что сдается, пусть Марк объясняет ей ситуацию.
— Миссис Марсел, боюсь, вам пока не все известно.
Она была напряжена и настороженно переспросила:
— Не все?
Он наблюдал за ней очень внимательно и после недолгой паузы сказал:
— Миссис Марсел, молодая женщина, актриса стриптиза, была убита в нескольких кварталах от вашего дома. Кровавый след, оставленный вашим мужем, тянется от трупа девушки прямо к вашему порогу.
Энн резко поднялась на ноги, чуть не опрокинув полицейского вместе со стулом. Он едва успел вовремя вскочить.
— Ах вы, жалкие негодяи! — тихо прошипела она. — Я-то думала, что вы здесь для того, чтобы найти мерзавца, который сделал это с Джоном…
— Миссис Марсел…
— А вы хотите облегчить себе дело и обвинить его самого в том, чего он не совершал!
— Миссис Марсел! — проскрежетал Марк. — Вы должны отдавать себе отчет в том, что факт есть факт. Молодая женщина мертва…
— А Джон на пороге смерти!
— Он оставил кровавый след!
— Да! Но это его кровь!
Джимми осторожно кашлянул:
— Вообще-то нужно дождаться результатов анализа, но визуально все свидетельствует о том, что на вашем муже окажется кровь девушки.
Фарфоровое, с совершенными чертами личико Энн Марсел стало белым как полотно. Марк подумал, что она вот-вот грохнется в обморок, и протянул руку, чтобы поддержать ее, но она отбросила ее с гневом:
— Джон никого не убивал! Можете сколько угодно твердить о своих «очевидных доказательствах»! Я их не видела и не желаю видеть, мне ясно как день, что кто-то хотел убить эту молодую женщину, а Джон попытался защитить ее, в результате чего сам чуть не погиб!
— Миссис Марсел… — примирительно начал Джимми.
— Он этого не делал!
— Если бы вы захотели нам помочь… — попытался убедить ее Марк.
— Жена всегда все узнает последней, — пробормотал Джимми себе под нос. Но Энн его услышала.
— Не будьте идиотом, офицер! — неприязненно заметила она ему. — Вы что, совсем не заинтересованы в том, чтобы открыть истину? Довольствуетесь лишь поверхностными фактами?
Марк предупреждающе взглянул на Джимми. Она может пожаловаться окружному прокурору на травлю со стороны полиции, а он хотел сам закончить это дело.
— Миссис Марсел, боюсь, улики действительно очевидны, а следовательно, нет иного выхода, кроме как принять их во внимание. У нас нет никаких причин желать зла мистеру Марселу, но, к сожалению, в настоящий момент улики свидетельствуют против него.
— Значит, вы уже накинули ему петлю на шею?
— В Луизиане преступников не вешают: им делают смертельную инъекцию яда, — неприязненно вставил Джимми.
Энн задохнулась от негодования.
— Джимми! — укоризненно сказал Марк.
Женщина резко развернулась к нему:
— Он невиновен, и это будет доказано. А вы — негодяй!
— Эй, постойте минутку…
— По-вашему выходит, что полиция жестоко подтасовывает улики? — взорвался Джимми. — Ах, какая бессердечная полиция!
— О Господи! — взмолился Марк.
Но миниатюрная блондинка снова глядела на него с возмущением. Плечи расправлены, осанка гордая и прямая — само воплощение несгибаемости и презрения.
— Джон невиновен. Он сам мне это сказал.
— Что? — резко спросил Марк. — Значит, кое-что вам известно?
Она решительно тряхнула головой, на ее бледном лице стал проступать едва заметный румянец, длинные ресницы прикрыли мерцающие зеленые глаза.
— Добравшись до моей квартиры, как раз перед тем, как потерять сознание, он сказал: «Я этого не делал». Тогда я понятия не имела, о чем он говорит. Теперь, разумеется, знаю. А он наверняка уже и тогда был уверен, что ленивые полицейские постараются как можно скорее свалить вину на него. Но я вам говорю: я знаю Джона и ни минуты не сомневаюсь в том, что он хотел защитить бедную женщину, спасти ей жизнь!
— Может, вы позволите нам узнать, что еще он вам сказал? — вкрадчиво спросил Джимми.
— Это все. Я вам все сказала. Ах нет, подождите минутку. Он еще сказал: «О Господи! Я этого не делал». Теперь все. Вы хотите меня арестовать? Я ведь тоже вся в крови.
— Миссис Марсел… — попытался урезонить ее Марк.
— Да, я с ног до головы вымазана кровью! Это значит, что я тоже убийца? — с вызовом выкрикнула Энн.
— Миссис Марсел, если вы не расскажете нам все, что знаете, вас могут обвинить в том, что вы препятствуете расследованию убийства, — неожиданно для самого себя взорвался Марк. — И вы правы, мы имеем полное право арестовать вас, если…
— Марк! — теперь настала очередь Джимми урезонивать Марка. Что, черт возьми, с ним происходит?
Женщины!
Десять раз глубоко вздохнуть. Ему случалось бывать и в более сложных переделках, когда люди визжали и плевали ему в лицо, но он и тогда умел сохранять ледяное спокойствие. Еще недавно ему хотелось обнять и успокоить это нежное создание. Теперь он едва сдерживался, чтобы не ударить ее.
Она протянула ему руки:
— Ну что ж, лейтенант, вперед! Арестуйте меня, наденьте на меня наручники, — она вызывающе улыбнулась, сверкнув своими изумрудными глазищами, — мои адвокаты упрячут вас в тюрьму раньше, чем вы успеете глазом моргнуть!
— Неужели?
— Он этого не делал, — тихо, но упрямо повторила она.
Марк тяжело вздохнул, не сводя с нее глаз. Даже испачканная кровью, заплаканная, она все равно оставалась очень привлекательной.
Похоже, нет в мире справедливости. Он обязан найти убийцу. Убийцей, вполне вероятно, окажется ее муж. И она готова сражаться с ним, с Марком, не на жизнь, а на смерть.
Джина Лаво была стриптизеркой и проституткой, но и Джина заслуживает справедливости, как любой другой человек. И Марк был полон решимости сделать все, чтобы справедливость восторжествовала.
— Джон Марсел сказал вам что-нибудь еще? — снова спросил он. — Он говорил с вами, когда вы навещали его в реанимации?
Она уставилась на него широко открытыми зелеными глазами и бесстрастно ответила:
— Нет.
Она лгала, он не сомневался в этом.
Но сегодня это еще невозможно доказать.
— Отвезти вас домой, миссис Марсел?
— Нет, благодарю.
— Но улицы в столь поздний час небезопасны.
— Как же им быть безопасными, лейтенант, если охраняете их вы со своим напарником?
— И все же мы вас проводим…
— Я намерена остаться здесь.
Марк привычно достал из внутреннего кармана визитку:
— Если…
— Знаю. Если я что-нибудь вспомню, позвонить вам.
Он мрачно улыбнулся:
— А если вы вспомните что-нибудь в течение ближайших нескольких часов, можете найти меня по телефону в морге. Не забывайте, убита женщина.
Она опустила глаза, щеки ее снова побелели, но уже в следующий миг она снова пристально смотрела ему прямо в лицо.
— Джон Марсел невиновен, лейтенант. Я абсолютно уверена, что он лежит сейчас при смерти только потому, что он хороший человек и пытался спасти жизнь этой женщине.
— Ваша вера весьма похвальна, миссис Марсел, но ее недостаточно. Нам нужно знать все и вся. Джон Марсел действительно ничего больше вам не сказал?
— Нет.
— Совсем ничего?
— Я уже передала вам, лейтенант, то, что он сказал.
— И кроме этого — ничего?
— Нет.
Он кивнул. Ему очень хотелось в лицо назвать ее лгуньей и сказать, что лгать она не умеет. Вероятно, она почти всегда говорит правду.
Но в настоящий момент эта женщина защищала близкого человека, и, чтобы заставить ее признаться, пришлось бы прибегнуть к средневековым пыткам, вроде вздергивания на дыбе или вырывания ногтей. Впрочем, под каким бы неприятным давлением ни оказалась полиция, бесстрастно заметил он про себя, к вырыванию ногтей прибегнуть все равно придется.
— Джимми, полагаю, здесь мы закончили, — обратился он к напарнику, не сводя, однако, глаз с Энн Марсел. — Миссис Марсел, совершенно очевидно, что ни мое общество, ни общество моего напарника не доставляет вам удовольствия. Прошу вас не делать глупостей по этой причине. Рано или поздно вам придется отправиться домой, принять душ, сменить платье и кое-что другое. Не ходите одна. Офицер Холли Сивере с радостью проводит вас, когда вы соберетесь. Не знаю, закончила ли полиция сбор улик в вашей квартире, но Холли может остаться и присмотреть за вами.
— Благодарю вас, лейтенант. Не думаю, что за мной нужно присматривать, — холодно ответила Энн.
— Не думаете? — Марк скрестил руки на груди. — Если вы правы и на вашего мужа действительно напали, вы сами, миссис Марсел, находитесь в опасности. Особенно если вы не рассказали нам все, что знаете, не сообщили все, что, возможно, сказал вам муж.
Она не ответила. Побледнела как мел, но и только.
— Доброй ночи, миссис Марсел. Не ходите домой одна.
На этот раз она не стала с ним спорить.
Она стояла, как прелестная скульптура, пусть и покрытая запекшейся кровью, — маленькая, изящная, с пушистыми светлыми волосами, обрамлявшими восхитительное личико.
Эта женщина умеет быть твердой как скала, мысленно заметил Марк.
В этом не приходилось сомневаться: обернувшись, чтобы уйти, он почти физически ощутил стену, которую она воздвигла вокруг себя.
Она лгала через силу.
Марсел, несомненно, сказал ей что-то еще.
Что-то, что может иметь значение.
Марк знал это точно — так подсказывала профессиональная интуиция.
Ее муж сообщил ей что-то, что является ключом ко многим разгадкам. Но что, черт возьми?
И как, будь она проклята, ему это из нее вытянуть?
Глава 4
Приготовления к вечернему представлению в «Аннабелле» были в полном разгаре, когда девушки в задней гримерной начали нервно перешептываться. Джина Лаво называла эту комнату раздевалкой. Покачивая головой, Синди Маккена смахнула слезу со щеки: в то, что произошло, трудно было поверить.
Все шло в клубе сегодня вечером своим ходом. Затем знакомый коп, бывший в этот день выходным, принес весть о смерти Джины Лаво. Парень, который это сделал, находился в больнице при смерти, возможно, уже агонизировал. Он оказался художником, сообщил коп. Уроженец Нового Орлеана, отличный белый парень, красавец, взбесившийся, наверное, из-за чего-то, что сказала ему Джина. Странно, но именно сегодня открылась выставка, на которой демонстрировался цикл картин этого самого Джона Марсела под названием «Дамы красного фонаря». «Если я правильно понимаю, — сказал коп, — теперь его картины будут рвать из рук».
Чужое горе всегда подогревает людское любопытство, неприязненно подумала Синди.
Портрет Джины на выставке представлен не был. Джон Марсел его не закончил. Еще не закончил. Однако Синди видела картину, и она была прекраснее всех. Художнику удалось запечатлеть все лучшее и красивое, что было в Джине. Джон утверждал, что никогда не продаст этот портрет.
Джон не убивал Джину. Синди это знала. Точно знала. Он любил Джину. Он любил всех девочек в клубе. Они были ему интересны. Как интересны писателю его персонажи или любому человеку интересны люди, историю жизни которых он хочет понять и рассказать другим. Просто Джон Марсел рассказывал людские судьбы с помощью кисти и красок. Значит, копы схватили не того.
И никакого значения не имеет тот факт, что на Джоне Марселе обнаружили кровь Джины. Марсел ее не убивал и точка. Интересно, удастся ли Синди увидеть Джона? Может, она пойдет завтра утром в церковь и помолится за него. Может, навестит Маму Лили Маэ, живущую в Дельте, и попросит ее поколдовать, чтобы он остался жив. А может, сделает и то и другое: пусть и молитва, и ритуалы вуду помогут ему. Синди Маккена покинула дом и почти четыре года проучилась в колледже Айвилиг, однако правду говорят, что девушка может убежать из Дельты, но не от нее. Добрая католичка из Дельты ходила в церковь.
Но ходила она и к Маме Лили Маэ.
— Синди, твой выход, — напомнила Эйприл Джэггер. В ее голосе звучало предостережение. Эйприл была высокой, пластичной, поразительно красивой девушкой. Ее темная кожа казалась такой шелковистой, что было трудно справиться с искушением и не прикоснуться к ней. Но никто не прикасался. Эйприл была замужем. Она выступала в клубе, но это ничего не значило. Просто этим она зарабатывала деньги. У нее была годовалая дочка, и они были намерены через несколько лет переехать куда-нибудь подальше от Луизианы. Эйприл не имела возможности учиться в колледже, но была от природы умна. Ее отец погиб во время шторма, рыбача на чужой лодке. Мать поднимала одна восьмерых детей. Эйприл и ее муж Марти, один из четырех мужчин-танцовщиков клуба, уже выгодно поместили свои сбережения.
— Дорогая, твой выход, — повторила Эйприл.
Дюваль делал отметки в журнале, если девушки опаздывали на свой выход. Он был очень строгим хозяином. У Хэрри Дюваля, как и у многих его девушек, было нелегкое детство, которое он провел отчасти в Дельте, отчасти на улице. Он обладал поразительной внешностью, поскольку в нем смешались белая и черная кровь: медного цвета кожа прекрасно гармонировала с удивительно зелеными глазами на решительном лице хорошей лепки. И он держал себя в отличной форме. В свои почти шестьдесят лет он был строен и физически силен. Он никогда не ударил ни одной из своих девушек, насколько было известно Синди, а по нынешним временам многие хозяева клубов поколачивали своих женщин. Он честно платил им. Когда кто-то из девушек уединялся с мужчиной, он получал комиссионные, но никого из девушек не принуждал к проституции. Конечно, печально, что приходилось работать на Хэрри, а Синди, которая имела счастье получить образование, тем более страдала от этого, но жизнь есть жизнь, у Синди были свои обязательства в этой жизни, и Хэрри помогал ей их выполнять.
— Иду, уже иду, — ответила Синди.
Обычно девушки шутили, иногда подначивали друг друга. Но только не сегодня. Сегодня обе были бледны. Джину убили.
— С тобой все в порядке, дорогая? — спросила Эйприл.
— Да.
Эйприл била дрожь.
— А со мной — нет. Я хочу сказать, что мне трудно поверить: встретила девушка порядочного парня, все хорошо, а он… О Господи, ты думаешь он мог это сделать?
— Ты имеешь в виду Джона?
— Да, Джона.
— Нет. Нет, не думаю, — ответила Синди.
— Случаются и более странные вещи, полагаю.
— Да, конечно. Но…
— Но — что?
Синди пожала плечами.
— Джина встречалась со многими, у нее была масса друзей. — Синди колебалась. — Джина притягивала к себе, как магнит. В нее влюблялись, ее любили. Порой из-за любви к ней сходили с ума. Друзья становились врагами и тому подобное.
— Послушай, будь поосторожнее, слышишь меня? У меня есть Марта, и я не выйду отсюда без него, можешь быть уверена.
— Я буду осторожна. Очень осторожна, — пообещала Синди, теперь она тоже дрожала.
— Ну иди! — подтолкнула ее Эйприл.
Синди поспешила из гримерной через коридор, ведущий в кулисы. Запыхавшись, она добежала до сцены как раз в тот момент, когда объявляли ее номер.
— А вот и она, джентльмены, и вы, дамы, там, позади, любительницы восхитительного джаза, который можно послушать только в «Аннабелле», — наша прелестница из Дельты мисс Делайла Де-лайт! — перекрывая гул зала, выкрикнул конферансье осипшим голосом зазывалы. Некоторые девушки выступали под собственными именами или под псевдонимами, в которых обыгрывались их собственные имена. Синди — нет. На сцене она становилась совсем другим человеком.
Когда Синди занимала исходную позицию возле фаллического жезла в центре сцены, свет был притушен. При первых звуках музыки она начала медленно вращаться. Следуя ритму музыки, она волнообразно изгибалась, и ее греческий костюм, прикрывавший «стратегические» места и державшийся на тонких тесемках, чувственно колыхался.
Зал был полон. За столиками у самой сцены теснились мужчины. Только мужчины. Женщины, и немало, тоже захаживали в клуб. Иногда бывали нувориши, иногда туристы, иногда и местные, которые прекрасно знали, где можно послушать лучший в городе джаз. А кроме того, здесь выступали и четверо танцовщиков-мужчин — каждый со своим оттенком кожи и каждый сложен, как Адонис. Но даже когда выступали они, женщины оставались сидеть за столиками в глубине зала, скрываясь в тени. Некоторые из них целовались и обнимались со своими спутниками, другие потягивали напитки. Иногда они следили и за выступлениями девушек, иногда — нет.
Синди хорошо знала свой номер. Исполнять его ей было так же легко, как дышать. Поэтому она могла танцевать, несмотря на то что мысли ее были далеко.
С Джиной.
Джина мертва. И они готовы распять Джона Марсела за то, что случилось.
А убийца Джины останется на свободе.
Останется на свободе… может быть. О Боже, неужели они действительно повесят это на Джона? Не окажутся ли теперь все, кто был связан с Джиной, в опасности?
Ближе к концу номера от этих мыслей ее отвлек какой-то диссонанс: знакомая партия трубы вдруг неожиданно оборвалась. Но остальные музыканты быстро подхватили мелодию, так что не очень искушенные в джазовой музыке слушатели могли даже ничего и не заметить.
Синди бросила взгляд на возвышение в другом конце зала, на котором сидел оркестр «Дикси-бойз».
Скорчившись на полу, смыкая и размыкая ноги в такт последним аккордам музыки, она откинула волосы с лица, чтобы увидеть, что там происходит. Грегори Хэнсон. Ну конечно. Синди обожала звук его трубы, преклонялась перед талантом этого музыканта и мгновенно поняла, что именно его труба неожиданно замолчала, не окончив своей партии.
До оркестра только что дошла печальная весть о Джине.
Грегори спускался с помоста.
Это был огромный мужчина, с мускулами, как у борца-призера, с кожей цвета черного дерева, гибкий, словно пантера, сильный, неотразимый — воплощение мужественности. Синди видела, что он бредет через зал.
Его остановил Хэрри Дюваль.
Похоже, мужчины кричали: оба были в ярости, вне себя, они спорили.
Поразительно, но, кажется, никто не обращал внимания на их ссору. Никто ничего не замечал, потому что оркестр продолжал играть и мужчины, находившиеся в зале в этот момент, разразились аплодисментами, вознаграждая Синди за танец.
И за ее финальную позу — в этом она не сомневалась. Грегори ударил Хэрри Дюваля в грудь. Хэрри сощурился, глаза его недобро засверкали, но он не ответил на удар, а положил руку Грегори на плечо и заговорил быстро и увещевающе.
Они вместе вышли на улицу, растолкав сгрудившихся зрителей.
Синди хотелось узнать, когда нашли Джину и удалось ли полиции выяснить, когда ее убили. Никто из мужчин не был в клубе до десяти вечера. Она сама пришла в девять, а они все явились после нее.
Оглушительная овация не стихала. Синди поднялась, улыбнулась, поклонилась, помахала рукой. Сделав пируэт, она покинула сцену и стремглав бросилась в гримерную.
Только там она дала волю слезам, и они заструились по ее щекам. Слезы боли за подругу. И слезы… страха.
За себя.
Вскрытие Джины Лаво проводил доктор Ли Мин, один из самых известных в городе патологоанатомов. Он, Джимми и Марк часто работали вместе, и между ними установилась достаточно прочная профессиональная связь.
Выйдя из больницы, Марк отослал Джимми домой, а сам отправился в морг. Ли уже приготовился вскрывать труп, но ждал Марка.
— Я был уверен, что ты захочешь присутствовать при вскрытии, — сказал он. — Хотя и знаешь, что я дам тебе полный и подробный отчет.
Джина лежала на металлическом столе обнаженная, готовая к встрече с ножом Ли.
Можно бы пойти домой, подумал Марк. Никто не требовал его присутствия здесь. Ли действительно даст ему полный и детальный отчет, он ничего не упустит.
Марк подошел к столу и посмотрел на Джину. Мертвая танцовщица была при жизни красивой девушкой, которая пока не ожесточилась от жизни, какую сама себе избрала. Кровь вытекла из нее через глубокую рану в горле, и девушка была бела как снег. Глаза ее теперь оказались закрыты. Если бы не багровая рана на шее, она походила бы на Снегурочку с темными, густыми и все еще блестящими волосами, обрамлявшими покоящееся на подушке белое прекрасное лицо.
Теперь она была в их власти.
Отступив назад, Марк сказал, обращаясь к Ли:
— Если я тебе не помешаю, побуду, пожалуй, здесь.
Ли кивнул.
Патологоанатом начал без ножа. Он описал каждую царапину, каждый кровоподтек и каждую малейшую ранку на ее теле, четко произнося свои выводы в микрофон, подвешенный над столом, на котором лежала Джина. Говорил он медленно, методично, подробно. С помощью ассистента он взял образцы грязи из-под ногтей и мазки из всех отверстий тела. В последний день жизни Джина имела половое сношение с мужчиной, но никаких следов насилия не обнаружено. Сперму отправили на анализ, не исключено, что это поможет найти убийцу.
Ли продолжал говорить ровным голосом, пока он не нашел ничего неожиданного.
Хотя Ли и обращался с трупом профессионально и деликатно, Марк не удержался от мысли о том, сколь безличной и унизительной может быть смерть. Ему стало больно за мертвую женщину, лежащую на столе. Кусок мяса. Она мертва, и ее разделывают, словно тушу.
На трупе прочертили линии, вскрыли грудную клетку. Взяли образцы тканей и жидкостей на анализ. Удалили и поместили в посуду для дальнейшего исследования внутренние органы. Наконец Ли сделал окончательный вывод:
— Смерть наступила в результате непоправимой кровопотери, явившейся следствием разрыва сонной артерии…
Никакой тайны. Не нужно быть гением судебной медицины, чтобы понять это.
Это и я мог бы сказать, — подумал Марк. — Любой дурак сказал бы это…
Он вышел в комнату позади анатомички и в изнеможении прислонился к стене. На скольких вскрытиях ему пришлось присутствовать! Он привык ходить в морг, был благодарен ученым-патологоанатомам, порой помогавшим раскрыть преступление, которое не смогли бы разгадать и величайшие в мире детективы. Сам Шерлок Холмс ничто по сравнению с могуществом современных научных технологий.
Смерть от кровопотери, вызванной разрывом сонной артерии…
Но от вскрытия можно ожидать большего. А Ли Мин — гений. Его судебные экспертизы в прошлом способствовали раскрытию не одного преступления. Найденная в желудке убитого полупереваренная жареная картошка из забегаловки когда-то помогла полиции передать окружному прокурору материалы, доказывающие виновность мужа, задушившего жену, с которой он уже не жил. Подозреваемый утверждал, что не видел бывшую жену в день убийства, но оказалось, что он работал именно в том месте, где женщина лакомилась картофелем-фри. Перед лицом неопровержимых фактов убийца сознался.
Поэтому, независимо от того, сколь малоинтересными казались предварительные выводы Ли, Марк ценил профессиональную тщательность своего коллеги по расследованию и надеялся, что тот найдет, быть может, что-нибудь такое, что им поможет.
Кто-то сунул ему в руки чашку с горячим кофе. Марк стоял, уставившись в пол, поэтому не заметил, как Ли, сняв свое зеленое рабочее облачение, подошел и встал рядом.
— Ты паршиво выглядишь, — сказал он устало.
Все шло в клубе сегодня вечером своим ходом. Затем знакомый коп, бывший в этот день выходным, принес весть о смерти Джины Лаво. Парень, который это сделал, находился в больнице при смерти, возможно, уже агонизировал. Он оказался художником, сообщил коп. Уроженец Нового Орлеана, отличный белый парень, красавец, взбесившийся, наверное, из-за чего-то, что сказала ему Джина. Странно, но именно сегодня открылась выставка, на которой демонстрировался цикл картин этого самого Джона Марсела под названием «Дамы красного фонаря». «Если я правильно понимаю, — сказал коп, — теперь его картины будут рвать из рук».
Чужое горе всегда подогревает людское любопытство, неприязненно подумала Синди.
Портрет Джины на выставке представлен не был. Джон Марсел его не закончил. Еще не закончил. Однако Синди видела картину, и она была прекраснее всех. Художнику удалось запечатлеть все лучшее и красивое, что было в Джине. Джон утверждал, что никогда не продаст этот портрет.
Джон не убивал Джину. Синди это знала. Точно знала. Он любил Джину. Он любил всех девочек в клубе. Они были ему интересны. Как интересны писателю его персонажи или любому человеку интересны люди, историю жизни которых он хочет понять и рассказать другим. Просто Джон Марсел рассказывал людские судьбы с помощью кисти и красок. Значит, копы схватили не того.
И никакого значения не имеет тот факт, что на Джоне Марселе обнаружили кровь Джины. Марсел ее не убивал и точка. Интересно, удастся ли Синди увидеть Джона? Может, она пойдет завтра утром в церковь и помолится за него. Может, навестит Маму Лили Маэ, живущую в Дельте, и попросит ее поколдовать, чтобы он остался жив. А может, сделает и то и другое: пусть и молитва, и ритуалы вуду помогут ему. Синди Маккена покинула дом и почти четыре года проучилась в колледже Айвилиг, однако правду говорят, что девушка может убежать из Дельты, но не от нее. Добрая католичка из Дельты ходила в церковь.
Но ходила она и к Маме Лили Маэ.
— Синди, твой выход, — напомнила Эйприл Джэггер. В ее голосе звучало предостережение. Эйприл была высокой, пластичной, поразительно красивой девушкой. Ее темная кожа казалась такой шелковистой, что было трудно справиться с искушением и не прикоснуться к ней. Но никто не прикасался. Эйприл была замужем. Она выступала в клубе, но это ничего не значило. Просто этим она зарабатывала деньги. У нее была годовалая дочка, и они были намерены через несколько лет переехать куда-нибудь подальше от Луизианы. Эйприл не имела возможности учиться в колледже, но была от природы умна. Ее отец погиб во время шторма, рыбача на чужой лодке. Мать поднимала одна восьмерых детей. Эйприл и ее муж Марти, один из четырех мужчин-танцовщиков клуба, уже выгодно поместили свои сбережения.
— Дорогая, твой выход, — повторила Эйприл.
Дюваль делал отметки в журнале, если девушки опаздывали на свой выход. Он был очень строгим хозяином. У Хэрри Дюваля, как и у многих его девушек, было нелегкое детство, которое он провел отчасти в Дельте, отчасти на улице. Он обладал поразительной внешностью, поскольку в нем смешались белая и черная кровь: медного цвета кожа прекрасно гармонировала с удивительно зелеными глазами на решительном лице хорошей лепки. И он держал себя в отличной форме. В свои почти шестьдесят лет он был строен и физически силен. Он никогда не ударил ни одной из своих девушек, насколько было известно Синди, а по нынешним временам многие хозяева клубов поколачивали своих женщин. Он честно платил им. Когда кто-то из девушек уединялся с мужчиной, он получал комиссионные, но никого из девушек не принуждал к проституции. Конечно, печально, что приходилось работать на Хэрри, а Синди, которая имела счастье получить образование, тем более страдала от этого, но жизнь есть жизнь, у Синди были свои обязательства в этой жизни, и Хэрри помогал ей их выполнять.
— Иду, уже иду, — ответила Синди.
Обычно девушки шутили, иногда подначивали друг друга. Но только не сегодня. Сегодня обе были бледны. Джину убили.
— С тобой все в порядке, дорогая? — спросила Эйприл.
— Да.
Эйприл била дрожь.
— А со мной — нет. Я хочу сказать, что мне трудно поверить: встретила девушка порядочного парня, все хорошо, а он… О Господи, ты думаешь он мог это сделать?
— Ты имеешь в виду Джона?
— Да, Джона.
— Нет. Нет, не думаю, — ответила Синди.
— Случаются и более странные вещи, полагаю.
— Да, конечно. Но…
— Но — что?
Синди пожала плечами.
— Джина встречалась со многими, у нее была масса друзей. — Синди колебалась. — Джина притягивала к себе, как магнит. В нее влюблялись, ее любили. Порой из-за любви к ней сходили с ума. Друзья становились врагами и тому подобное.
— Послушай, будь поосторожнее, слышишь меня? У меня есть Марта, и я не выйду отсюда без него, можешь быть уверена.
— Я буду осторожна. Очень осторожна, — пообещала Синди, теперь она тоже дрожала.
— Ну иди! — подтолкнула ее Эйприл.
Синди поспешила из гримерной через коридор, ведущий в кулисы. Запыхавшись, она добежала до сцены как раз в тот момент, когда объявляли ее номер.
— А вот и она, джентльмены, и вы, дамы, там, позади, любительницы восхитительного джаза, который можно послушать только в «Аннабелле», — наша прелестница из Дельты мисс Делайла Де-лайт! — перекрывая гул зала, выкрикнул конферансье осипшим голосом зазывалы. Некоторые девушки выступали под собственными именами или под псевдонимами, в которых обыгрывались их собственные имена. Синди — нет. На сцене она становилась совсем другим человеком.
Когда Синди занимала исходную позицию возле фаллического жезла в центре сцены, свет был притушен. При первых звуках музыки она начала медленно вращаться. Следуя ритму музыки, она волнообразно изгибалась, и ее греческий костюм, прикрывавший «стратегические» места и державшийся на тонких тесемках, чувственно колыхался.
Зал был полон. За столиками у самой сцены теснились мужчины. Только мужчины. Женщины, и немало, тоже захаживали в клуб. Иногда бывали нувориши, иногда туристы, иногда и местные, которые прекрасно знали, где можно послушать лучший в городе джаз. А кроме того, здесь выступали и четверо танцовщиков-мужчин — каждый со своим оттенком кожи и каждый сложен, как Адонис. Но даже когда выступали они, женщины оставались сидеть за столиками в глубине зала, скрываясь в тени. Некоторые из них целовались и обнимались со своими спутниками, другие потягивали напитки. Иногда они следили и за выступлениями девушек, иногда — нет.
Синди хорошо знала свой номер. Исполнять его ей было так же легко, как дышать. Поэтому она могла танцевать, несмотря на то что мысли ее были далеко.
С Джиной.
Джина мертва. И они готовы распять Джона Марсела за то, что случилось.
А убийца Джины останется на свободе.
Останется на свободе… может быть. О Боже, неужели они действительно повесят это на Джона? Не окажутся ли теперь все, кто был связан с Джиной, в опасности?
Ближе к концу номера от этих мыслей ее отвлек какой-то диссонанс: знакомая партия трубы вдруг неожиданно оборвалась. Но остальные музыканты быстро подхватили мелодию, так что не очень искушенные в джазовой музыке слушатели могли даже ничего и не заметить.
Синди бросила взгляд на возвышение в другом конце зала, на котором сидел оркестр «Дикси-бойз».
Скорчившись на полу, смыкая и размыкая ноги в такт последним аккордам музыки, она откинула волосы с лица, чтобы увидеть, что там происходит. Грегори Хэнсон. Ну конечно. Синди обожала звук его трубы, преклонялась перед талантом этого музыканта и мгновенно поняла, что именно его труба неожиданно замолчала, не окончив своей партии.
До оркестра только что дошла печальная весть о Джине.
Грегори спускался с помоста.
Это был огромный мужчина, с мускулами, как у борца-призера, с кожей цвета черного дерева, гибкий, словно пантера, сильный, неотразимый — воплощение мужественности. Синди видела, что он бредет через зал.
Его остановил Хэрри Дюваль.
Похоже, мужчины кричали: оба были в ярости, вне себя, они спорили.
Поразительно, но, кажется, никто не обращал внимания на их ссору. Никто ничего не замечал, потому что оркестр продолжал играть и мужчины, находившиеся в зале в этот момент, разразились аплодисментами, вознаграждая Синди за танец.
И за ее финальную позу — в этом она не сомневалась. Грегори ударил Хэрри Дюваля в грудь. Хэрри сощурился, глаза его недобро засверкали, но он не ответил на удар, а положил руку Грегори на плечо и заговорил быстро и увещевающе.
Они вместе вышли на улицу, растолкав сгрудившихся зрителей.
Синди хотелось узнать, когда нашли Джину и удалось ли полиции выяснить, когда ее убили. Никто из мужчин не был в клубе до десяти вечера. Она сама пришла в девять, а они все явились после нее.
Оглушительная овация не стихала. Синди поднялась, улыбнулась, поклонилась, помахала рукой. Сделав пируэт, она покинула сцену и стремглав бросилась в гримерную.
Только там она дала волю слезам, и они заструились по ее щекам. Слезы боли за подругу. И слезы… страха.
За себя.
Вскрытие Джины Лаво проводил доктор Ли Мин, один из самых известных в городе патологоанатомов. Он, Джимми и Марк часто работали вместе, и между ними установилась достаточно прочная профессиональная связь.
Выйдя из больницы, Марк отослал Джимми домой, а сам отправился в морг. Ли уже приготовился вскрывать труп, но ждал Марка.
— Я был уверен, что ты захочешь присутствовать при вскрытии, — сказал он. — Хотя и знаешь, что я дам тебе полный и подробный отчет.
Джина лежала на металлическом столе обнаженная, готовая к встрече с ножом Ли.
Можно бы пойти домой, подумал Марк. Никто не требовал его присутствия здесь. Ли действительно даст ему полный и детальный отчет, он ничего не упустит.
Марк подошел к столу и посмотрел на Джину. Мертвая танцовщица была при жизни красивой девушкой, которая пока не ожесточилась от жизни, какую сама себе избрала. Кровь вытекла из нее через глубокую рану в горле, и девушка была бела как снег. Глаза ее теперь оказались закрыты. Если бы не багровая рана на шее, она походила бы на Снегурочку с темными, густыми и все еще блестящими волосами, обрамлявшими покоящееся на подушке белое прекрасное лицо.
Теперь она была в их власти.
Отступив назад, Марк сказал, обращаясь к Ли:
— Если я тебе не помешаю, побуду, пожалуй, здесь.
Ли кивнул.
Патологоанатом начал без ножа. Он описал каждую царапину, каждый кровоподтек и каждую малейшую ранку на ее теле, четко произнося свои выводы в микрофон, подвешенный над столом, на котором лежала Джина. Говорил он медленно, методично, подробно. С помощью ассистента он взял образцы грязи из-под ногтей и мазки из всех отверстий тела. В последний день жизни Джина имела половое сношение с мужчиной, но никаких следов насилия не обнаружено. Сперму отправили на анализ, не исключено, что это поможет найти убийцу.
Ли продолжал говорить ровным голосом, пока он не нашел ничего неожиданного.
Хотя Ли и обращался с трупом профессионально и деликатно, Марк не удержался от мысли о том, сколь безличной и унизительной может быть смерть. Ему стало больно за мертвую женщину, лежащую на столе. Кусок мяса. Она мертва, и ее разделывают, словно тушу.
На трупе прочертили линии, вскрыли грудную клетку. Взяли образцы тканей и жидкостей на анализ. Удалили и поместили в посуду для дальнейшего исследования внутренние органы. Наконец Ли сделал окончательный вывод:
— Смерть наступила в результате непоправимой кровопотери, явившейся следствием разрыва сонной артерии…
Никакой тайны. Не нужно быть гением судебной медицины, чтобы понять это.
Это и я мог бы сказать, — подумал Марк. — Любой дурак сказал бы это…
Он вышел в комнату позади анатомички и в изнеможении прислонился к стене. На скольких вскрытиях ему пришлось присутствовать! Он привык ходить в морг, был благодарен ученым-патологоанатомам, порой помогавшим раскрыть преступление, которое не смогли бы разгадать и величайшие в мире детективы. Сам Шерлок Холмс ничто по сравнению с могуществом современных научных технологий.
Смерть от кровопотери, вызванной разрывом сонной артерии…
Но от вскрытия можно ожидать большего. А Ли Мин — гений. Его судебные экспертизы в прошлом способствовали раскрытию не одного преступления. Найденная в желудке убитого полупереваренная жареная картошка из забегаловки когда-то помогла полиции передать окружному прокурору материалы, доказывающие виновность мужа, задушившего жену, с которой он уже не жил. Подозреваемый утверждал, что не видел бывшую жену в день убийства, но оказалось, что он работал именно в том месте, где женщина лакомилась картофелем-фри. Перед лицом неопровержимых фактов убийца сознался.
Поэтому, независимо от того, сколь малоинтересными казались предварительные выводы Ли, Марк ценил профессиональную тщательность своего коллеги по расследованию и надеялся, что тот найдет, быть может, что-нибудь такое, что им поможет.
Кто-то сунул ему в руки чашку с горячим кофе. Марк стоял, уставившись в пол, поэтому не заметил, как Ли, сняв свое зеленое рабочее облачение, подошел и встал рядом.
— Ты паршиво выглядишь, — сказал он устало.