Келли Кэти. Мужчины свои и чужие

   – Прости, дорогая, – улыбнулась Анна-Мари, тщетно пытаясь застегнуть пуговицы платья. – Я почему-то разозли­лась на тебя там, у Кирстен. Извини, я не хотела. Не знаю, что на меня нашло.
   – Все нормально, мама, – сказала Эмма, застегивая ей пуговицы. – Скажи мне, вот ты говорила, что все забываешь. Что именно ты забываешь?
   Мать рассеянно моргнула.
   – Куда что-то положила, ничего теперь не могу найти. И мне стало трудно читать. Надо будет сменить очки, они не­достаточно сильные. Понимаешь, слова слишком маленькие и все время скачут. Я попробовала читать с лупой Джимми, но тоже ничего не вышло. Ты съездишь со мной за новыми очками, Эмма?
   Эмме пришлось прикусить губу, чтобы не расплакаться.
   – Конечно, мамочка. Но сначала тебя должен посмот­реть доктор.
   Семейный доктор, пожилой джентльмен с мягкими рука­ми и очаровательными манерами, осмотрел Анну-Мари с ног до головы, но ничего не обнаружил. Она, как обычно, непре­рывно болтала с ним, извиняясь, что ему пришлось приехать перед Новым годом, добавив, что ее дорогие зятья излишне беспокоятся.
   – Вы в полном порядке, дорогая, – сказал он, выходя из комнаты.
   – Из того, что вы мне рассказали, можно сделать вывод, что у нее депрессия, – задумчиво поведал он Эмме, Питу и Джимми. – При депрессиях люди иногда ведут себя агрес­сивно. Хотя это может быть и припадок. Нам нужно проде­лать все анализы, чтобы действительно разобраться…
   – Никаких анализов! – сердито заявил Джимми. – Она просто перенапряглась, вот и все.
   – Нет, не все, – возразила Эмма, не обращая внимания на грозный взгляд отца. – Она говорит странные вещи, постоянно что-то теряет, тут как-то она пыталась открыть банку венчиком для сбивания яиц. Все вроде мелочи, но я чувствую, с ней что-то происходит. Только что она мне ска­зала, что не может читать, и считает, что все дело в очках. Но я так не думаю.
   – Она впервые повела себя так странно? До этого все было совершенно нормально? – спросил врач.
   – Нет. Несколько месяцев назад нечто подобное произо­шло в магазине. Она стала кричать, не узнавала меня… Я не могла ее успокоить, она все время звала папу, хотя его с нами не было.
   – Ты мне ничего не рассказывала, – упрекнул ее отец..
   – Сейчас говорю, – довольно резко ответила Эмма.
   – Моя жена находится в депрессии, – решительно по­ставил диагноз Джимми. – Пара таблеток – вот все, что ей требуется. Если бы это было что-то серьезное, разве могла бы она болтать с вами так, будто ничего не случилось?
   – И все-таки привезите ее к нам на следующей неделе, я хотел бы понаблюдать за ней.
   – Старый болван! – прошипел Пит, когда врач, откла­нявшись, вышел из комнаты. – У твоей матери может быть опухоль мозга, а этот человек даже не догадается. Ей нужно к специалисту.
   – С ней все будет хорошо! – провозгласил Джимми, проводив врача до входной двери.
   Эмма отправила Пита и Патрика по домам. Ей самой со­всем не хотелось оставаться с отцом, но она чувствовала, что не может бросить мать. Они втроем посидели перед телеви­зором, пока Анна-Мари не сказала, что хочет лечь спать, хотя было всего половина девятого. Она не возражала, когда Эмма прошла с ней наверх и помогла раздеться, – наоборот, явно радовалась ее обществу.
   – Поговори со мной, Эмма, – сонным голосом попро­сила мать, – мне нравится слышать твой голос.
   Эмма начала тихо рассказывать о том, что собирается де­лать на следующий день. Ее голос, похоже, успокаивал мать, потому что она очень скоро заснула, все еще держа дочь за руку.
   Эмма пожалела, что в комнате нет слабого ночника на случай, если мать вдруг проснется и не сможет вспомнить, где находится.
   Эмма вспомнила маленькую лампочку со стрекозой внут­ри, которая давала достаточно зеленоватого света, чтобы отпугнуть плохие сны. Мать когда-то купила ее Кирстен. Может быть, по этой причине сестра никогда не видела пло­хих снов.
   Прислушавшись к ее ровному дыханию Эмма осторожно высвободила руку и начала прибирать в комнате. Сложила одежду, расставила все на свои места на туалетном столике. Раньше здесь всегда был идеальный порядок – Анна-Мари невероятно гордилась чистотой в своем доме, никогда не до­пускала пыли, терпеть не могла разбросанных вещей. То, что творилось в ее комнате теперь, тоже подтверждало, что не все в норме.
   Под стулом небрежно валялась материнская сумка; замок открылся, демонстрирую содержимое. Вместо привычных помады, пудры, очков и носовых платков Эмма увидела там ворох обрывков бумаги. Она вынула их и начала читать над­писи. «Пакетики с чаем в синей банке», «Очки на туалетном столике». На одной из бумажек был записан домашний теле­фон Эммы, причем цифры были сначала записаны непра­вильно, потом зачеркнуты и заменены другими. Создавалось впечатление, что мать смогла вспомнить ее телефонный номер только с третьего раза.
   Она разворачивала одну бумажку за другой, читая груст­ные записки, которые Анна-Мари писала сама себе. Больше всего Эмма расстроилась при чтении бумажки, на которой мать написала свое имя и адрес. Как будто она могла поте­ряться и не найти дороги домой…
   – Заснула? – спросил отец, появляясь в дверях спальни.
   Эмма молча кивнула – она была слишком сердита, чтобы разговаривать с ним сейчас. Сегодня он поступил так, как поступал всю жизнь: навязал всем свое собственное мне­ние. Анна-Мари серьезно больна, а Джимми, как обычно, не желает с этим считаться.
   Что ж, в таком случае он может столкнуться с реальнос­тью уже сегодня. И пусть делает это в одиночку. Эмма не со­биралась оставаться и помогать ему отрицать, что его жена нездорова.
   Телефонный звонок разбудил ее и Пита в половине седь­мого утра. Эмма, не открывая глаз, нащупала трубку.
   – Слушаю, – пробормотала она.
   – Эмма, это твой отец, – послышался растерянный го­лос. – Не могла бы ты приехать? Мне одному не справиться.

20

   «Ничто не способно принести такого глубокого удовлетворения, как хорошо сделанная работа, – с гордостью думала Ханна, когда звонила в контору с сообщением, что дом номер 26 по Уэлдон-драйв наконец продан. – Ни первый бокал вина после тяжелой недели, ни потрясающий секс – ничего!» Не то чтобы у нее за последнее время имелся большой опыт потрясающего секса. Сказать по правде, никакого секса не было уже месяц. Даже месяц и два дня.
   Впрочем, у одиночества есть свои преимущества. Например, можно не беспокоиться, хорошо ли выбрит лобок. Все равно никто, кроме женщин, в душе при спортзале, тебя не видит. Так зачем волноваться?
   «Все равно, – решила Ханна, – это безобразие – так себя запускать. Надо будет на днях сходить в салон красоты. Отсутствие Феликса вовсе не повод снижать планку».
   Она закрыла и заперла входную дверь дома 26 и с удовольствием взглянула на садик, заросший крокусами самых разных цветов. Женщина, продавшая этот дом, явно любила свой сад. Ей бы еще побольше обращать внимания на внутренний интерьер, не пришлось бы мучиться четыре месяца с продажей дома. Его выставили на продажу в ноябре, а сейчас уже февраль, и контора почти отчаялась его продать. Ничего удивительного, если учесть присущий этому дому запах кошачьей мочи и нестираного белья.
   Ханне поручили этот дом среди других пяти. Старшим агентам давали одновременно по пятнадцать домов, некоторые из которых выставлялись на аукцион, ей же, как младшему агенту, поручили пять, и продать их следовало по частной договоренности.
   Она любила свою новую работу. Ей нравилось ездить от дома к дому, организовывать показы и встречаться с клиентами. Она тщательно изучала аукционную процедуру, ходила на занятия раз в неделю, а иногда по выходным, и поклялась сдать экзамены в рекордное время. Ей очень помогала Дон на, посвящая ее в хитрости профессии, подсказывая, как лучше обращаться с клиентами. За годы в этом бизнесе у нее накопилось много забавных историй. Например, о мокром псе, пробравшемся в дом в отсутствие хозяев и не желавшем его покинуть.
   – Мне пришлось скормить ему пачку печенья, прежде чем он согласился выйти в сад, – смеялась Донна. – Показ был назначен на половину второго, а у меня огромное мок­рое животное мечется по дому, прыгая на постели и пачкая все вокруг.
   Ей даже довелось однажды наткнуться на парочку, зани­мающуюся любовью на обеденном столе как раз в тот мо­мент, когда она вошла в дом.
   – Женщина оказалась хозяйкой дома, вот только мужчи­на не был ее мужем. Я с трудом сдержалась, чтобы не расхо­хотаться. Они были так смущены…
   Теперь уже и у Ханны накопилась парочка забавных ис­торий. Например, тот случай, когда она потеряла все ключи от дома. Обыскала все – и не нашла. Когда она сообщила об этом Дэвиду, боясь, что он разозлится, босс только усмехнулся.
   – Из тебя не получится агент, если ты хоть раз не поте­ряешь ключи, – добродушно сказал он. – Скажи клиенту, что мы сменим замки за наш счет.
   Ханна позвонила Лиони, чтобы убедиться, что их догово­ренность насчет ленча остается в силе. Ей надо было попасть сегодня в Уиклоу, где продавался дом, вот она и предложила Лиони встретиться на полпути и перекусить.
   – У тебя получится? – спросила она, когда Лиони нако­нец подошла к телефону.
   – Да, – со слезами в голосе ответила Лиони.
   – Что случилось? – встревожилась Ханна. – Опять Эбби?
   – Морская свинка укусила. Знаешь, как больно! Ханна невольно рассмеялась:
   – И это все?
   – Надо, чтобы тебя хоть раз укусила морская свинка, ми­лочка, – обиделась Лиони. – У них зубы, как резцы. И те­перь она завывает, как итальянский тенор. Можно подумать, это ее укусили. Паршивка. И, знаешь, как эту дрянь зовут? Не поверишь: Персик. Ну и имена люди дают животным. Если судить по ее руладам, следовало назвать ее Паваротти.
   – Так ты оправишься от общения с Персиком через пол­часа, чтобы встретиться со мной? – спросила Ханна.
   – Если только мне перепадет кусок сырного пирога, – начала торговаться Лиони. – У меня сегодня праздник.
   – Какой?
   – Сначала купи мне пирог.
   – Ну, выкладывай! – приказала Ханна, с грохотом ставя на стол поднос с их ленчем. – Что ты празднуешь? Если речь идет о мужчине, знать ничего не желаю. Несчастные старые одиночки, вроде меня, не любят слушать рассказы о чужой сексуальной жизни. Лиони рассмеялась.
   – Не так быстро, – пошутила она. – Особенно если учесть, что я его еще и в глаза не видела.
   – Значит, все-таки мужчина! – возмутилась Ханна. – Я так и знала. Ты ужасная потаскушка, Лиони. Начинаешь светиться изнутри, как только речь заходит о мужчине.
   – Все может потухнуть, стоит мне его увидеть, – замети­ла Лиони. – Он один из ответивших на мое объявление. Я набралась храбрости и вчера ему позвонила. Мне он сразу очень понравился – такой дружелюбный, умный, чувстви­тельный и… – Она поморщилась. – Но потом я снова стала сомневаться, вспомнив про Боба. С ним ведь тоже было при­ятно говорить по телефону, так что этот парень вполне может оказаться таким же занудой.
   – Ерунда. Возможно, он просто прелесть. – Ханна отку­сила от своего бутерброда с тунцом.
   – Я надеюсь увидеть Адониса ростом в шесть футов, фи­гурой – умереть можно, и целительными руками, – мечта­тельно произнесла Лиони и вдруг вздрогнула. Ну вот, она почти точно описала Феликса. Лиони удалось увидеть его по телевизору, и он показался ей великолепным. Вот только все это великолепие где-то бродит. – Прости, – пробормотала она.
   – За что простить? – Ханна вроде ничего не заметила и спокойно продолжала есть свой сандвич. – Мне надо быть у дома через полчаса, так что спешу съесть бутерброд, – из­винилась она. – Рассказывай про нового парня.
   – Его зовут Хью.
   – Замечательное имя, – заметила Ханна.
   – Он работает в банке, – продолжила Лиони, – совет­ником по инвестициям. И он тоже разведен.
   – Прекрасно!
   – Он на пять лет старше меня и без ума от собак. У него их три: Ладлум, Харрис и Уилбер, в честь писателей. Он обо­жает книги про приключения.
   – И ты все это выяснила по телефону? Разговорчивый парнишка.
   – Верно, – радостно подтвердила Лиони. – Представля­ешь, вдруг мы поженимся и перед свадьбой будем вспоми­нать, как познакомились. И я скажу, что влюбилась в него сразу же, когда он рассказал, как спас Уилбера. Его хотели утопить, когда он был щенком, – сунули в мешок и бросили в канал. Если бы не Хью, бедный Уилбер был бы мертв, – мечтательно закончила Лиони.
   Пришло время Ханне вернуть ее на землю:
   – Лиони, перестань путать людей, которые любят собак, с теми, кто сможет полюбить тебя. Это не одно и то же. И на твоем месте я бы о свадьбе пока не упоминала. Мужчины от­носятся к этому вопросу иначе, чем женщины.
   Лиони покончила с сандвичем и уставилась на кусок пи­рога.
   – Ты права. Я несколько помешалась на свадьбах с тех пор, как Рей и Флисс поженились. Ничего не могу с собой поделать. Это платье от Кевина Клайна меня преследует. Каждый раз, когда я прохожу мимо салона для новобрачных, я заглядываю в окно, нет ли там чего-нибудь новенького и элегантного, чтобы внести первый взнос. Настоящее без­умие! Мел тут как-то застала меня за этим занятием, так мне пришлось сделать вид, что я поправляю шляпу.
   – Когда свидание?
   – Вечером в субботу.
   – Это хорошо, поскольку ясно, что он и в самом деле разведен, – не подумав, заметила Ханна.
   Лиони удивленно посмотрела на нее.
   – Есть мужики, которые пользуются такими объявле­ниями, чтобы разнообразить свою жизнь, хотя они люди се­мейные, – пояснила Ханна, жалея, что вообще об этом заго­ворила. – Но свидание в пятницу или субботу – хороший признак.
   – Не знаю, что тогда вообще можно считать хорошим признаком, – проворчала Лиони.
   – Извини. Мне очень жаль, что я начала этот разговор. Я сейчас настолько настроена против мужчин, что превраща­юсь в обозленную старую кошелку. Судя по твоему рассказу, Хью – славный малый, и очень хорошо, что ты набралась смелости и позвонила ему. Кстати, спроси, нет ли у него брата, – усмехнулась она. – Нет! Не надо, я шучу. Я сейчас не в форме. Да и не нужны мне мужчины. От них одни не­приятности.
   – От Феликса ничего? – робко спросила Лиони. Ханна покачала головой.
   – Ни звука. Между прочим, он забыл очень хорошую футболку от Поля Смита в корзине для грязного белья, я только вчера ее обнаружила. Так я порезала ее на куски и те­перь чищу ею унитаз, – с удовлетворением сказала она. Лиони хихикнула.
   – И вообще, я уже все пережила. Феликс – лишнее до­казательство, что мне не следует связываться с мужчинами. А может, наоборот, завести регулярного любовника? Я тут прочитала про женщину, которая успешно делает карьеру и встречается раз в неделю с любовником. А его грязные носки стирает жена.
   – Это не для тебя, – возразила Лиони. – Тебе нужно либо все, либо ничего.
   – Увы, ты права. Так что пусть будет ничего, – твердо заявила Ханна. – Никаких мужчин, никогда!
   Позднее, когда она спокойно сидела за своим столом, за­звонил телефон. Ханна машинально сняла трубку, думая только о работе, и вдруг оцепенела. Она сразу узнала этот голос. Низкий, беспечный, легкомысленный, как будто что-то его забавляет, и он посмеивается потихоньку, пока разго­варивает с тобой.
   – Ханна, ужасно приятно тебя слышать.
   Она шмякнула трубку с такой силой, что Джиллиан, за­шедшая в кабинет, вздрогнула и удивленно уставилась на нее.
   – Связь прервалась, и раздался какой-то визг, – соврала Ханна.
   Не собиралась она говорить, что некто Гарри Спендер явился не запылился через полтора года из Латинской Аме­рики, где прекрасно проводил время, тогда как она пыталась по кусочкам собрать свою жизнь. Как он смеет? Как он, черт возьми, смеет? Документ, над которым она работала, исчез с экрана. Она сердито ударила по клавише, документ возник снова, и тут же зазвонил телефон. Ханна сняла трубку.
   – Здравствуйте. Говорит Ханна Кэмпбелл.
   – Не вешай трубку, Ханна! – умоляюще сказал Гарри, на этот раз уже без всякого веселья.
   «Жди!» – подумала она и молча положила трубку.
   – Наверное, линия неисправна, – с невинным видом сказала она.
   Когда телефон зазвонил в следующий раз, это оказался клиент, которому она утром показывала дом. Ханна с облег­чением вздохнула. Слава богу, до него дошло. Он не станет больше звонить. Она мельком подумала, откуда у него номер ее рабочего телефона, но сообразила, что людям свойственно сплетничать и кто-нибудь из ее бывших друзей ему его сооб­щил. Ведь Дублин такой маленький город.
   Она просидела на работе до шести, стараясь наверстать упущенное. Дела в конторе шли превосходно, о чем Дэвид Джеймс накануне с гордостью им сообщил, но это также оз­начало, что в сутках слишком мало часов. Ханна старательно работала, но не могла перестать думать о Гарри. Он ее бросил после десяти лет совместной жизни, и сначала казалось, что хуже ничего не может быть. Потом боль ушла, вот только влюбляться она больше ни в кого не собиралась. Странно, что вылечил ее от этого не Гарри, а Феликс…
   Выключив компьютер и немного прибрав на столе, Ханна заглянула к Донне.
   – Выпить не хочешь? – спросила она, охваченная вне­запным желанием поговорить с кем-нибудь о Гарри и его звонке. Ей нравилось разговаривать с Донной: она никогда никого не судила, не делала поспешных выводов и не сплет­ничала.
   – Я бы с удовольствием, – призналась Донна, – но мне надо через час забрать Таню от подруги, а я еще здесь не за­кончила. Извини.
   – Да ладно, в другой раз. До завтра. Я собираюсь прийти пораньше, так что даже непонятно, с чего это я заговорила о выпивке. – Ханна рассмеялась. – До завтра!
   Она вышла на улицу, мельком взглянув на припаркован­ную рядом машину. Ей бы никогда не пришло в голову, что это машина Гарри. Когда-то он ездил на старом «Фиате», таком древнем, что годился в антиквариат. А это была вполне респектабельная новая машина, так что Ханна очень удиви­лась, когда дверца открылась, и появился Гарри. Она устави­лась на него, надеясь, что это мираж, и зная, что это не так. Целую минуту, показавшуюся ей вечностью, Ханна не могла сказать ни слова. Наконец голова снова начала работать. – Какого черта ты здесь делаешь? – окрысилась она.
   – Приехал посмотреть на тебя, Ханна, – сказал Гарри с таким видом, будто вполне естественно как ни в чем не бы­вало явиться к женщине, которую ты бросил полтора года назад ради путешествия в поисках себя самого.
   – Все, увидел. Теперь убирайся, – заявила она, направ­ляясь к своей машине.
   – Ханна, не надо так! Знаешь, нельзя просто так, за здо­рово живешь, выбросить десять лет.
   Она с ненавистью уставилась на него.
   – Это мой текст, Гарри. Если я правильно помню, ушел ты. Теперь можешь это сделать снова – уйти из моей жизни. И не смей появляться рядом со мной, иначе я заявлю в поли­цию!
   Кипя, как вулкан Этна, она подошла к своей машине, от­крыла дверцу и швырнула внутрь портфель. Гарри шел за ней и остановился за спиной. Она знала, что он стоит с безвольно опущенными руками – он всегда так делал, когда оказывал­ся в сложном положении. Но Ханна проигнорировала его, поражаясь кипящей в ней ненависти. Такое впечатление, что в нем соединились Гарри и Феликс, и было непонятно, к кому относится львиная доля бурлящей в ней ярости.
   – Ханна, – снова сказал он, на этот раз нерешитель­но, – подожди, поговори со мной, пожалуйста. Прости меня!
   Последняя фраза окончательно вывела ее из себя. Ни разу во время поспешного бегства из ее жизни Гарри не из­винился. Он даже не выглядел смущенным, заявляя ей, что загнивает в ее обществе. Он не попросил прощения, даже когда она без сил опустилась на край кровати, услышав, что он уходит, потому что ноги не держали ее. Даже в своем пута­ном письме из Латинской Америки он не упомянул, что жа­леет об их прежней жизни.
   Ханна резко повернулась к Гарри.
   – Простить тебя? – спокойно спросила она. – Сейчас? Не поздновато ли? Я думала, извиняться надо было, когда ты меня бросил, как мешок с картошкой, а не когда снова за­явился почти через два года, чтобы… – Она склонила голову набок и, прищурившись, оглядела его. – Чтобы что? Что тебе нужно? Жить негде? Или деньги нужны? Тебе наверняка что-то надо, Гарри, раз ты вернулся.
   Похоже, он обиделся.
   – Ты явно очень плохо обо мне думаешь, Ханна.
   – А разве ты не дал мне для этого повод? – ехидно спро­сила она.
   Он опустил глаза.
   – Мне правда очень жаль, Ханна, хотя ты мне не ве­ришь, я вижу. Я знаю, мне трудно будет добиться твоего про­щения, но я хотел поговорить, объяснить.
   Внезапно Ханну охватила дикая усталость. Не было сил сопротивляться дальше. Пусть попытается объяснить то, что объяснить невозможно.
   – Встретимся в баре «У Маккормака» через полчаса. Но мы сможем поговорить минут пятнадцать, не больше. Потом я уеду.
   Не дожидаясь его ответа, она села в машину, захлопнула дверцу и рванула по улице со скоростью машин, участвую­щих, в «Формуле-1».
   Делать ей эти полчаса было нечего, но ей требовалось время, чтобы прийти в себя после внезапного появления Гарри. Она поехала к бару и осталась сидеть в машине, раз­вернув перед собой газету. Впрочем, прочитать она ничего не могла: ей все время виделось лицо Гарри. Когда он вдруг воз­ник перед ней, она готова была откусить ему голову, а теперь даже она не знала, что ей сказать. Жаль, что она не записала на магнитофон те пьяные речи, которые держала перед самой собой, – вот тогда бы он узнал, что она о нем думает.
   Гарри выглядел хорошо, надо отдать ему должное. Все тот же мальчишеский шарм, только вокруг глаз появились морщинки, однако это ему шло. И одет он был вполне рес­пектабельно, не то что раньше. Вместо обычных широких штанов и свитера, который бы даже в благотворительной лавке не взяли, на нем были приличные брюки и новый джемпер, очень стильный. Совсем не похоже на того Гарри, которого она так хорошо знала.
   «Ладно, – мрачно подумала Ханна, – он изменился, ну и я тоже». На ней был прекрасный костюм с юбкой до колен и хорошие туфли от Карла Скарпа на высоченных каблуках. Под жакетом ничего, только бюстгальтер. Вместо пучка, ко­торый должен помнить Гарри, распущенные волосы до плеч. Эта блестящая грива красиво раскачивалась, когда она ходи­ла. И очки она больше не надевала, перешла на линзы. Со­здавалось впечатление сдержанной, деловой и очень сексу­альной женщины, которая сводит мужиков с ума. «Пусть Гарри немного пострадает!» – решила Ханна, доставая пома­ду с красивым малиновым оттенком.
   За несколько минут до назначенного срока Ханна вошла в бар, заняла дальний столик и прикрылась газетой. Она де­лала вид, что не замечает вошедшего Гарри, пока он не на­звал ее по имени.
   – А, Гарри! – с изумлением произнесла она, как будто полностью забыла, что назначила ему здесь встречу. – Мне содовую со льдом и лимоном.
   Он вернулся с напитками и тяжело сел напротив нее.
   – Спасибо, – весело сказала Ханна.
   Она решила для себя, что эмоционально не готова к крупной ссоре с криками и попреками на радость остальным посетителям бара. Лучше вести себя с ним, как добрая тетуш­ка с нашкодившим ребенком. Что-то вроде: «Ну, что ты на этот раз натворил, паршивец?» При этом делая вид, что ей абсолютно наплевать.
   – Выглядишь замечательно, Ханна, – честно при­знал он.
   – Спасибо. Гарри, у меня мало времени. Зачем ты меня позвал?
   – У тебя что, свидание? – лениво спросил он.
   Ханна тут же забыла про все свои благие намерения и едва не выпалила ему в лицо, что такие расставания полезны для фигуры, поскольку только тяжелыми физическими уп­ражнениями можно заставить себя забыть о предательстве.
   – Не твое дело, понял?
   – Ладно-ладно, я просто поинтересовался…
   – Так кончай интересоваться! Зачем ты пришел? Мне ка­залось, нам уже нечего сказать друг другу.
   – У меня есть, – сказал он. – Я хочу извиниться. Я так много о тебе думал, о том, как хорошо нам было вместе. Мне казалось… – он поколебался, – что еще не все кончено. Что нам не следовало расставаться, ты меня понимаешь?
   – Нет.
   – Но ты должна, Ханна! Ты ведь сама говорила, что мы подходим друг другу…
   – Гарри, если у тебя такая хорошая память, то ты вспом­нишь, что, пока я это говорила, ты собирал чемоданы. Но с той поры все изменилось. Ты полтора года развлекался и мог позволить себе иногда вспоминать о женщине, которую ты оставил, – с горькой иронией добавила она. – Ведь это ты ушел от меня, Гарри! Сам решил и сам ушел! Я же осталась в шоке. Еще каком шоке, будь ты проклят! Но я это пережила, забыла тебя, наладила свою жизнь. Так почему же ты решил, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? Неужели ты думал, я такая дура, что приду в восторг при виде тебя?
   Он схватил ее за руки.
   – Нет, я совсем не думаю, что ты дура, наоборот. Ханна вырвала руки.
   – Не смей меня трогать! – выпалила она.
   Пара за соседним столиком оглянулась. Гарри улыбнулся, извиняясь, и Ханна едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину.
   – Ты что, хочешь убедить меня снова начать с тобой встречаться? – прямо спросила она.
   – Ну, да… Вроде того. Я хочу, чтобы мы были друзья­ми, – неуверенно сказал он.
   Она чуть было не выплеснула содовую с лимоном ему в лицо, но вовремя подняла глаза – и увидела направляюще­гося к ним Феликса.
   «Наверное, здесь в кондиционере какие-то галлюциноге­ны, – решила Ханна, наблюдая, как Феликс подходит все ближе. – Иначе сегодняшние события не объяснить. Ладно, не повезло, встретила старого бойфренда, но чтобы встретить еще и второго…»