Келли Кэти. Мужчины свои и чужие

   Она повесила трубку и крикнула:
   – Мерседес!
   Мерседес была очаровательной француженкой лет девят­надцати, которая вполне подошла бы для обложки «Вог» и которая никогда не проявляла инициативу. Ее всегда прихо­дилось просить. Высокая, стройная, с бесконечными ногами, длинными платиновыми волосами и большими голубыми глазами, она вошла в кухню, пощелкивая каблуками, в чер­ных джинсах и розовой блузке, чьи концы были небрежно за­вязаны на талии.
   – Qui! – выдохнула она.
   – Ты не могла бы погулять с Клоди? – спросила Хан­на. – Мне надо еще в несколько мест позвонить, а она хны­чет.
   – Но я же должна сделать себе маникюр! – жалобно ска­зала Мерседес.
   У самой Ханны ногти были не покрашены, и, скорее всего, таковыми и останутся, потому что ей предстояла еще куча дел по Организации вечеринки, которую они вообще-то не могли себе позволить.
   – Мерседес, пожалуйста! – взмолилась Ханна. – Завтра можешь взять себе выходной.
   На какое-то мгновение Ханна вспомнила свою работу в офисе, где она могла уволить кого угодно. Теперь же ей при­ходилось умолять собственную няньку о помощи. Предпола­галось, что Мерседес работает по шесть часов пять дней в не­делю. Но через месяц, после того как ей удалось вывести де­вушку из тоски по дому, Ханна, по сути, начала заменять ей мать, а Мерседес вела себя так, как она, по-видимому, вела себя дома. Часами висела на телефоне, часто впадала в тоску, считала за труд даже вытаскивание посуды из посудомоечной машины. Она любила Клоди, но терпеть не могла ее кормить и менять пеленки. Заставить Мерседес погулять с девочкой было сложнее, чем вынудить главарей НАТО принять едино­гласное решение.
   К счастью, обещание выходного помогло. Мерседес обо­жала проводить время со своими друзьями, часами пить кофе в Ковент-Гарден, строить глазки красивым юношам и тра­тить деньги, присланные родителями, на кокетливые одежки.
   – Ну, хорошо, – согласилась Мерседес и, поскольку она была девушкой доброй, спросила: – А вы не хотите сходить в парикмахерскую, Ханна? Я посижу с Клоди.
   Ханна готова была ее расцеловать. Уж коли Мерседес ре­шила помочь, ее щедрости не было предела. Вот только Клоди их планы не понравились. Она завопила и швырнула бутылкой в Мерседес.
   Ханна взяла ее на руки и прижала к себе, в который раз удивляясь, насколько глубокими и сильными оказались ее чувства к дочери. С первой же секунды появления Клоди на свет любовь к ней целиком захватила Ханну. Она обожала каждый локон на ее головке, прислушивалась к каждому ее вздоху, постоянно сидя у колыбели, как будто так она могла защитить ее от всех невзгод. В подобных обстоятельствах было просто удивительно, что Клоди оставалась милой и добродушной. Впрочем, невзирая на все свое обожание, Ханна жутко боялась избаловать девочку, и малышка уже знала, что иногда ее мама может уйти куда-то без нее.
   Клодия немного покапризничала, когда Ханна надевала на нее красный капор и теплый костюмчик. Стоял дивный апрельский день, но Ханна очень боялась простуды. Под за­навес она напомнила Мерседес звонить ей в парикмахер­скую, если возникнут какие-нибудь проблемы.
   «Какая радость – иметь несколько часов в своем личном распоряжении!» – подумала она через десять минут, остав­шись дома одна. Их дом не был таким большим, как обещал Феликс, уговаривая ее переехать в Лондон, – кухня в полу­подвале, две симпатичные гостиные на первом этаже и три небольшие спальни – на втором. И все-таки Ханне он нра­вился, жаль только, что у них не нашлось денег на ремонт. Все упиралось в деньги! Феликс уже два месяца не работал, и в результате его бездумных трат они оказались на мели. Именно поэтому Ханна так возражала против сегодняшней вечеринки.
   – Ну, как ты не понимаешь? – сердился Феликс. – Это же необходимо для моей карьеры! Билли приведет с собой очень важного директора по кастингу. Он может мне здорово помочь.
   Ханна знала, где следует отступить. Карьера Феликса – самое главное, особенно сейчас, когда ее собственная пого­рела. Но им непременно надо начать экономить. Например, вполне можно обойтись без Мерседес. Ханна вообще отказы­валась от няньки: ей хотелось самой все время быть с Клоди, но Феликс настоял, потому что «так делают все», а она сама сможет чаще выходить из дома и даже устроиться на работу. – Ты же не хочешь превратиться в клушу, у которой нет никакого дела вне четырех стен ее кухни, – заметил он.
   Ханна провела приятный час в маленьком местном салоне, читая журналы, которые она раньше сама покупала, и на­слаждаясь сладким чаем. Феликс ходил подкрашивать воло­сы к Нику Кларку, но оба они не могли позволить себе такой роскоши.
   – Подумать только, а я-то думала, что цвет натураль­ный! – смеялась Ханна, проводя пальцами по его шелковис­тым блондинистым волосам в тот день, когда она узнала, что он красит волосы у профессионалов.
   – В детстве я был очень светлым, – обиженно возразил он, как будто Ханна расстраивалась, что он – не то золотое существо, за которое она выходила замуж.
   Она ласково поцеловала его.
   – Я никому не скажу, обещаю!
   Феликс покрасил волосы накануне и сейчас отправился на встречу с Билли в клуб с таким видом, будто он преуспевает и занят по горло, а не сидит без работы и нервничает. Билли очень много пила, и Ханна надеялась, что она будет держаться подальше от дорогого виски, когда явится к ним на вечеринку, иначе она примется щипать мужиков за задни­цы. Билли меняла мужчин с той же скоростью, как Клоди подгузники. Хотя если она действительно приведет какого-то важного деятеля, то постарается вести себя прилично. Во всяком случае, Ханна на это надеялась.
   По дороге домой Ханна вдруг остановилась у магазина и купила себе помаду и лак для ногтей в тон. Последнее время она несколько распустилась, бродила по дому в драных джинсах, почти не красилась и уж точно не красила ногти. Иногда она даже забывала причесаться. Феликс был очень мил и никогда не жаловался, если она ложилась в постель в огромной футболке и носках, а не в тщательно выглаженной шелковой рубашке. Но ведь он знал, какой вымотанной она себя чувствовала после родов. Клоди почти не спала по ночам, просыпалась каждые два часа и блажила. А когда ты так устала, что с трудом держишь глаза открытыми, тебе не до секса и макияжа.
   Но сегодня она напомнит Феликсу о шикарной, чувст­венной женщине, на которой он женился! При этой мысли губы Ханны изогнулись в улыбке. Когда вечеринка кончится, она приведет его наверх, скрестит пальцы, чтобы Клоди не проснулась, – и соблазнит его. Медленно, сексуально – так, как он любит.
   – Чего ради они пришли? – сердито спросил Феликс, врываясь на кухню, куда Ханна отправилась за вином.
   – Фредди и Мишель – наши соседи, – раздраженно прошептала Ханна. – И если ты не хочешь боевых действий на нашей улице, ты должен приглашать соседей на вечерин­ки. Если Билли слетит с катушек и начнет бегать по улице голой со стаканом виски и розой в заднице, лучше иметь со­седей на своей стороне. Ты так не считаешь?
   Феликс нахмурился. Ему нечего было сказать. Билли по­явилась в клубе значительно позже, чем договаривались, и без директора по кастингу. Теперь Феликс был слегка пьян, Билли же лыка не вязала, хотя и очень старалась это скрыть. Ханна давно уже стала специалистом по определению степе­ни опьянения. Она сунула в руку Билли чашку крепкого кофе и отправила ее в сад прохладиться, а Феликсу сделала бутерброд с ветчиной. Все это было час назад. Теперь стали постепенно собираться гости, начиная с соседей, у которых были маленькие дети, поэтому они предпочитали приходить на вечеринки пораньше: ведь на следующее утро им вставать ни свет, ни заря.
   – Пойди пообщайся! – прошипела Ханна своему кра­савцу мужу, который в данный момент любовался своим от­ражением в серебряной тарелке.
   – Из моих еще никого нет, – ответил он, поправляя во­ротник коричневой рубашки, которая так шла к его глазам и золотистой коже.
   – Не хочешь ли ты сказать, что все соседи – это мои скучные друзья, а актеры и прочая богемная публика – твои? – сердито спросила Ханна.
   – Не заводись, – попросил Феликс, – я пойду и пооб­щаюсь.
   Ханна пошла следом с вином и наблюдала, как он при­ветствовал Фредди и Мишель – будто несколько часов не­терпеливо ждал их прихода. Он вогнал Мишель в краску, по­целовав в знак приветствия так, словно она была прелестнее Клаудии Шиффер, а вовсе не упитанная банкирша, изводя­щая себя диетами.
   – Фредди! – восторженно воскликнул Феликс. – Когда же ты наконец сыграешь со мной в сквош? Ты ведь обещал!
   «Какой он очаровательный, когда захочет», – подумала Ханна, наблюдая за этой сценой. Люди его обожали. Феликс вносил в комнату свет, привлекал все взгляды, и неудиви­тельно, что он был так хорош на экране.
   В самом лучшем отзыве о нем писали: «Феликс Андретти на экране притягивает все взоры. Если он в кадре, все смот­рят только на него. Это качество необходимо звезде, но озна­чает ли оно наличие актерского таланта? Время покажет, но на всякий случай запомните это имя».
   Феликс и Билли были в восторге от этого отзыва, а Ханну он напугал. Больше всего она боялась, что Феликс, благодаря своей роскошной внешности, продвинется до какого-то пре­дела, но не сможет ничего достичь всерьез по той простой причине, что бездарен как актер. И это его убьет.
   – Дорогая! – позвал Феликс, бросая на нее взгляд, в ко­тором она прочитала мольбу спасти его. – Иди сюда с вином, пока мы все не умерли от жажды.
   Она подошла к нему, Феликс раздал бокалы и по-хозяй­ски обнял ее за талию.
   – Разве она не прекрасна? – спросил он присутствую­щих. – Не знаю, что бы я без нее делал.
   . Все дружно закивали головами, и тут пришла очередь Ханны покраснеть. Она всегда подозревала, что является для Феликса частью резюме – наряду с его участием в плохих пьесах, сезоном в Америке и фотографиями в роли Гамлета в современной одежде, сделанными в Чикаго. Ей же отводи­лась роль миленькой жены-ирландки, воспитывающей пре­лестную дочурку и присматривающей за домом. Домашний рай каждого актера, без которого им «просто не справиться», как они все говорят репортерам.
   – Мне надо пойти и открыть дверь, – поспешно сказ; она.
   – Разве кто-то звонил? – удивилась Мишель. – Мне казалось, звонок у вас такой же громкий, как у нас, а я его слышала.
   К счастью, в этот момент громко зазвенел звонок.
   – Ну вот, опять, – соврала Ханна и ускользнула из гос­тиной.
   В дом наконец ввалилась актерская братия.
   Закуски исчезли в мгновение ока, равно как и бесчислен­ные бутылки вина. Актерые смели всю еду, как стая саранчи, и приналегли на шампанское, которое Феликс заказал без ведома Ханны. «Зря потраченные деньги», – хмуро думала она, оглядывая бардак на кухне и размышляя, во что же им все это обойдется. Она морщилась от каждого хлопка пробки и вспоминала, что они давно превысили свой кредит в банке. Если бы хоть важный приятель Билли появился, пришел бы в восторг от Феликса и дал бы ему роль в каком-нибудь фильме! Но он так и не пришел, а сейчас уже одиннадцать, так что вряд ли он вообще появится.
   Гости были в основном бедные, но талантливые. Наибо­лее влиятельной персоной среди этой толпы оказалась пре­красно сохранившаяся английская актриса – Ханна видела фильмы с ее участием лет двадцать назад. Пришла она явно из-за того, что ей нравился Феликс. Но, к радости Ханны, он интереса к ней не проявил и даже злорадно поведал, что ее молодой муженек – голубой.
   – В ее возрасте на большее рассчитывать трудно, – бес­печно заметил Феликс.
   Зато Ханна заметила с грустью, что он долго о чем-то шептался в углу с Зигрид – датской актрисой, у которой была небольшая роль в телевизионном сериале, в котором снимался Феликс. Глядя на них, сразу можно было прийти к выводу, что они более близки друг с другом, чем положено обычным коллегам. Но. они не касались друг друга, ничего такого. Может, ей все кажется?
   Она так внимательно следила за Феликсом, что даже не расстроилась, когда кто-то вылил бокал вина на ее любимую подушку. Вернувшись из кухни, где она высыпала на не­счастную подушку фунт соли, Ханна увидела, что Феликс стоит в группе актеров, обняв за плечи женщину, которую, как она знала, он ненавидит.
   И вдруг Ханна все поняла. Он легко касается на публике людей, которых терпеть не может, но не дотрагивается до тех, кто ему нравится. Она с облегчением увидела, что Зиг­рид уехала с тем же спутником, с которым прибыла, но неко­торое неприятное ощущение осталось.
   – Все в порядке, дорогая? – спросил Феликс, похлопав ее по руке, когда Зигрид уехала.
   – Нормально, – ответила она.
   В начале первого Ханна почувствовала, что страшно уста­ла. Большинство гостей уже разошлись, за исключением не­скольких самых стойких, привыкших развлекаться допоздна. Теперь они сидели за кухонным столом вокруг бутылки виски, которую Билли разыскала среди полотенец. Когда Ханна зашла в кухню, компания с энтузиазмом смешивала с дерьмом сериал, в котором ни один из них не участвовал. Никто не обратил на нее внимания, поэтому она решила, что может со спокойной душой отправиться спать.
   Мерседес весь вечер вела себя идеально, даже забрала кроватку Клоди в свою комнату, чтобы она все время была под присмотром, и явно заслужила выходной. Ханна решила, заглянуть к девушке и сказать, что утром заберет малышку: пусть Мерседес поспит подольше. Феликса нигде не было видно, но он наверняка поймет, что она ушла спать, и сам займется гостями.
   Она на цыпочках поднялась наверх, радуясь, что вече­ринка подходит к концу. Конечно, завтра придется потру­диться, приводя дом в порядок, но об этом сейчас думать не хотелось. Ханна подошла к двери комнаты Мерседес и услы­шала какие-то глухие звуки. Она решила, что проснулась Клоди, и Мерседес переодевает ее. Постучав на всякий слу­чай, она не стала ждать ответа и вошла.
   Но увидела она вовсе не Клоди, которой меняют подгуз­ник, а Феликса в одних трусах.
   Он даже не растерялся. Напротив – слегка удивился, как будто только что проснулся и рядом с ним лежит законная жена, а не стройная Мерседес в красивом кружевном белье.
   К счастью, Клоди мирно спала, сжав в одной руке чер­ную овечку, с которой она отказывалась расставаться. Ханна никогда не простила бы Феликсу, если бы он трахал их нянь­ку под внимательным взглядом дочери.
   – Ханна, простите меня! – воскликнула Мерседес в от­чаянии. – Я не хотела, я вас так люблю, поверьте мне… Мы ничего не планировали, просто так вышло!
   «Интересно, как часто „так выходило“?» – невольно по­думала Ханна.
   – Тогда как же это произошло? – холодно спросила она, глядя на Феликса, а не на Мерседес. Она ведь всего лишь де­вятнадцатилетняя безответственная девчонка, которую вряд ли можно винить в безнравственности ее хозяина.
   Как всегда, когда он был в чем-то виноват, лицо Феликса напоминало пустой холст, на котором можно изобразить любое выражение.
   – Я жду твоих объяснений, Феликс, – сказала Ханна. Феликс, сообразив, что она не пойдет по проторенному пути и не станет обвинять другую женщину, состроил соот­ветствующую гримасу.
   – Ты прости, Ханна, – сказал он. – Я был пьян. Зашел проверить Клоди, а эта девица на меня набросилась…
   – Неправда! – взвизгнула Мерседес. – Вы за мной гоня­лись с тех пор, как я тут появилась!
   – Лживая сучка! – прошипел Феликс. – Не верь ни одному ее слову, Ханна! Она все время вела себя, как течная кошка…
   Тут проснулась Клоди, увидела, что люди, которых она любит, ссорятся, и громко закричала. Ханна нагнулась над кроваткой и взяла девочку на руки.
   – Что случилось с моей деткой? – заворковала она, при­жимая курчавую головку Клоди к груди и удивляясь, что после всего случившегося она может говорить нормально. – Феликс, отнеси, пожалуйста, кроватку в спальню.
   Он ухмыльнулся, глядя на Мерседес, как будто хотел ска­зать: «Я выиграл, она мне поверила». Нижняя губа девушки задрожала, глаза наполнились слезами. Но Ханна все эти эмоции проигнорировала и отнесла Клоди в свою спальню.
   Вскоре появился Феликс. Он поставил кроватку Клоди на место и как ни в чем не бывало уселся на супружеское ложе.
   – Даже не думай, Феликс! – предупредила Ханна, стара­ясь говорить потише, чтобы еще больше не разволновать де­вочку. – Поспи сегодня где-нибудь в другом месте. Уверена, кто-нибудь тебя охотно примет. Например, Зигрид, если уж Мерседес слишком злится, чтобы снова пустить тебя в свою постель.
   Он резко поднял голову и взглянул на Ханну, явно при­кидывая, как много она знает и о чем догадывается.
   – Ты что, считаешь меня полной дурой? – нахмурилась Ханна. – Не надо, не отвечай, потому что и так ясно, что я дура. Я умудрилась не заметить, чем ты занимаешься под од­ной крышей со мной и уж, разумеется, не предполагала, что ты трахаешь половину лондонских актрис.
   – Ничего подобного… – начал он.
   – Не трудись извиняться или объясняться. – Ханна про­шлась по комнате, легонько покачивая Клодию. – А теперь убирайся к своим гостям.
   Феликс понял, что потерпел поражение, и ушел.
   Когда Ханна через полчаса спустилась вниз за молоком для Клоди, на кухне было пусто. Гости в гостиной играли в шарады – совершенно неприличные, судя по тому, что до­носилось до ушей Ханны.
   Ханна подогрела молоко для себя и дочери. Почему-то ей захотелось молока. Наверное, дело было в том, что ее мать лечила горячим молоком все болезни от гриппа до расстроенного желудка. Ханна уже не помнила, помогало оно или нет, но сама идея умиротворяла.
   Когда Клоди наконец заснула, Ханна разделась и легла в постель. Ей не хотелось думать о том, что произошло и какие выводы из всего этого следует сделать. Она только жалела, что нельзя поговорить с Лиони, мамой или Эммой и выпла­каться. Для душевного комфорта кружки горячего молока оказалось недостаточно.
   Неожиданно она вспомнила Дэвида Джеймса. Его муже­ственное лицо и широкие плечи. На таком плече хорошо по­плакать, спрятать голову на груди и почувствовать нежное объятие сильных рук. Не таких, как у Феликса. Он боялся раздуться, как Шварценеггер, и в спортзале предпочитал под­нимать небольшой вес, желая оставаться стройным и хруп­ким. Ей трудно было представить себя плачущей на плече Феликса. Феликс был из тех, о ком женщины плачут, а не из тех, кому жалуются.
   Дэвид пытался предупредить ее, но она отказалась его слушать. Что же ей теперь делать?
   На этот раз Ханна проснулась раньше, чем Клоди завози­лась в своей кроватке. Она прикинула, что часа три все-таки проспала, хотя несколько раз просыпалась вся в поту, вспо­миная события этой ночи. Во сне ей снился Феликс, каждый раз с новой женщиной.
   Переодев Клоди, Ханна натянула старые джинсы и серую футболку, махнув щеткой по волосам, почистила зубы – вот и все. Какой смысл наводить красоту, если твоему мужу на тебя наплевать?
   Она спустилась в кухню и приготовила Клоди бутылочку. Насколько было проще, когда она кормила ее грудью! Но мо­локо у нее почему-то пропало через месяц, и пришлось перейти на искусственное питание.
   – Теперь, когда ты ее не кормишь грудью, я смогу боль­ше помогать тебе, – заявил тогда Феликс.
   Курам на смех! Вся его помощь ограничивалась тем, что он менял дочке подгузник, если рядом оказывался фотограф. В остальном он ограничивался воркованием во время купа­ния в те редкие вечера, когда бывал дома. Он даже кормить ее из бутылки отказывался, потому что Клоди ела медленно. По дороге Ханна заглянула в гостиную и увидела, что Фе­ликс спит на диване. Сволочь!
   Ханна умудрилась выпить чашку кофе и съесть тост, пока кормила Клоди. Потом она немного прибралась и как раз за­гружала посудомоечную машину, когда на кухню нереши­тельно вошла Мерседес.
   Девушка явно не спала: личико серое, глаза опухли и по­краснели. Но одета она была, как всегда, идеально – крас­ный шарфик в горошек красиво повязан на шее и очень оживляет простую белую блузку и черные брюки.
   – Ханна, мне так жаль… Простите меня, пожалуйста! – пробормотала она, нервно сжимая руки.
   Мерседес действительно переживала. Обидно, когда чужой человек больше огорчается по поводу твоих чувств, чем собственный муж.
   Если бы Феликсу было не безразлично, он давно бы встал и умолял бы ее не бросать его. «А разве я собираюсь это сде­лать?» – беспомощно подумала Ханна.
   – Мерседес, я думаю, тебе лучше поехать домой. Я по­звоню твоим родителям…
   – Нет! – воскликнула девушка. – Ради бога, не расска­зывайте им!
   – Я и не собиралась, – успокоила ее Ханна. – Я только хотела предупредить их, какой рейс встречать. Феликс поль­зовался презервативом? – внезапно спросила она. Ей не хо­телось отправлять Мерседес домой беременной.
   Девушка покраснела:
   – Да.
   – Очень надеюсь, что ты не беременна, – вздохнула Ханна. – Вообще-то, как приедешь домой, сходи к врачу. – Как странно, она говорит с Мерседес так, будто ее муж не имеет к этому никакого отношения.
   – Все было безопасно, – пробормотала все еще красная Мерседес.
   – Прекрасно. Ситуация и так сложная, дополнительные сложности ни к чему. – Она нашла в телефонной книге страницу, где были номера авиалиний, и сунула ее Мерсе­дес. – Не сомневаюсь, мистер Андретти оплатит твой билет до дома. А мы сейчас пойдем гулять, – добавила она и вышла из кухни с Клоди на руках.
   Когда она вернулась, ни Мерседес, ни ее вещей уже не было, только записка с извинениями. Ханна сложила записку и, вздохнув, сунула ее в карман. Она успела привязаться к Мерседес.
   Феликс сидел в гостиной, пил красное вино и смотрел футбол по телевизору. Она удивилась, что после вечеринки в доме вообще осталось спиртное.
   – Привет, детка, – беззаботно произнес Феликс, когда Ханна положила Клоди на подушку на полу, чтобы она не­много подрыгала ногами.
   Феликс не отводил глаз от экрана, и Ханна почувствова­ла, как в ней закипает ярость. С прошлого вечера она жила на автопилоте, решив реагировать на гнусное предательство Феликса как можно спокойнее. Но его безразличие застави­ло ее рассвирепеть. Как может он спокойно сидеть, будто ни­чего не случилось?! Как будто он не трахал их няньку в при­сутствии ребенка и не признался, по сути, что переспал с половиной актрис в Лондоне?
   – Тебе что, нечего сказать? – с горечью спросила она. Феликс передернул плечами и отбросил назад прядь волос.
   – О чем?
   И тут Ханна не выдержала.
   – Да как ты смеешь?! – закричала она. – Как можешь ты спать с кем-то еще? Я ведь люблю тебя, Феликс! Разве тебе этого мало?
   – Не будь такой идиоткой, – огрызнулся Феликс. – Все так поступают.
   – Идиоткой?! – воскликнула Ханна. – Значит, так на­зывается вера в своего мужа? Если так, то я действительно идиотка!
   – Перестань пороть ерунду! – скривил он губы. – Ты же не станешь утверждать, что сама без греха. Пока мы с тобой не начали встречаться всерьез, ты крутила романчик с Дэви­дом, не так ли? И не ври мне, я точно знаю! Ты встречалась одновременно с нами обоими. Иначе он не стал бы требо­вать, чтобы я оставил тебя в покое.
   – Что он сделал?
   Феликс рассмеялся ей в лицо.
   – Притворяешься, душечка? Дэвид заявил мне, что, если я причиню тебе боль, он перегрызет мне горло. Может, я и не гений, но в состоянии догадаться, что это могло значить.
   Ханна потеряла дар речи.
   – Но, но… – начала было она, заикаясь. – Ведь мы ни­когда…
   – Ну, конечно!
   – Да не было ничего! – настаивала она. – Я даже не знала, что нравлюсь ему!
   – Тогда с какой стати он внезапно сделал тебя младшим агентом? Потому что никогда таких способных не встречал – или потому что хотел залезть в твои трусики?
   Ханна даже отшатнулась от такой пошлости. Как это по­хоже на Феликса – бить лежачего!
   – Ты хочешь сказать, что мои способности не имели ни­какого отношения к моему продвижению по службе? Что Дэвид просто цинично использовал меня? – спокойно спро­сила она. – Ты мне льстишь, Феликс. Приятно сознавать, что ты ценишь мои лучшие качества. Подумать только, я от­казалась от перспективной работы, чтобы выйти замуж за че­ловека, который видит во мне только бессовестную потас­кушку! – Она одарила его ледяным взглядом, которым когда-то так успешно пользовалась. – Единственный чело­век, который цинично меня использовал, это ты, Феликс. Ты женился на мне, потому что беременная жена могла улуч­шить твой имидж.
   Она ждала, что он станет это отрицать, но он молчал, без­различно глядя на нее.
   Клоди заплакала, разбуженная громкими голосами. Ханна взяла ее на руки и прижала к себе, бормоча ласковые слова.
   – Раз уж ты не смог дождаться первой годовщины наше­го брака, прежде чем начать распутничать, то позволь мне тебя спросить: зачем ты на мне женился? – тихо произнесла она. – Ведь Мерседес была далеко не первой, верно? Зачем тебе другие женщины? Мне казалось, меня тебе хватает…
   Он закатил глаза.
   – Слушай, брось этот дурацкий психоанализ, Ханна! Мы поженились, мы женаты – и точка. Все женатые люди изме­няют своим партнерам, это вовсе не конец света. Жизнь ведь не «Унесенные ветром», сама понимаешь. Не всегда тебя ждет счастливый конец.
   – В «Унесенных ветром» нет счастливого конца, – заме­тила Ханна странно высоким голосом.
   – Неважно. Мы женаты, придется тебе со мной мирить­ся. Я такой и измениться не могу, – заявил он.
   – Но я думала, что ты меня любишь…
   – И люблю, но иногда мне хочется трахнуть кого-нибудь еще, – пояснил Феликс. – А тебе никогда не хотелось?