– Сначала ты упустил адвоката и бабу, теперь… – сердито начал Эдон уже на подходе к Лабони.
   – Никуда эта парочка не денется. Они вернутся, – спокойно возразил Лабони. – Их вещи здесь, да и ее машина тоже.
   – Одному Богу ведомо, где они сейчас и что делают, – проговорил Эдон. – Баба звонила миссис Долл, но не сказала, где она. Интересно, как их теперь найти?
   – Ты же умный человек, – едва заметно улыбнулся Лабони. – Сделай так, чтобы они сами к тебе вернулись.
   Недовольный сомнительным комплиментом насчет своего ума, Эдон пожал плечами.
   – Ты должен был найти Холлиза. Почему ты не сделал этого?
   – Леса в нашей местности большие, дремучие, – неопределенно ответил Лабони.
   – А почему ты решил, что он именно здесь, в лесу?
   – Ему негде больше быть.
   – Тогда ищи получше, черт тебя побери! Неужели трое нормальных парней не могут найти одного дурака? Завтра же отправляйся на поиски вместе с помощниками!
   – Не получится. Я использовал все отгулы, пора возвращаться на работу.
   – Возьми бюллетень на несколько дней!
   – Хорошо. Взять еще людей?
   – Нет, не надо. Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
   Лабони, наслаждавшийся беспомощностью шефа, словно невзначай обронил:
   – Мы видели следы его присутствия в лесу.
   – Что? – поднял голову Эдон.
   – Он бродит где-то возле ранчо.
   – Возле ранчо?
   – Кто-нибудь на днях пристрелил собаку?
   – Да, Феликс стрелял в какую-то дворнягу.
   – Большая белая суха?
   – Да.
   – И что он потом сделал с трупом?
   – Оттащил в лес, что же еще! – воскликнул Эдон, теряя терпение и не совсем понимая, в чем дело.
   – Кто-то похоронил ее, – сказал Лабони. – Честь по чести, и даже соорудил каменное надгробие. Свити нашла эту, с позволения сказать, могилу.
   – О Боже! – с отвращением ахнул Эдон.
   – Поскольку ни один нормальный человек не стал бы этого делать, подозрения падают на Холлиза. Только он мог положить на могилу собаки цветы и… крест, сделанный из веточек.
   Лабони порылся в нагрудном кармане и достал оттуда что-то, завернутое в белый носовой платок. Это оказался умело сделанный крестик из обструганных карманным ножом веточек.
   – Мы нашли это захоронение совсем недалеко от твоего дома, Эдон, приблизительно в полумиле. Думаю, он наблюдает за тобой.
   Эти слова подействовали на Эдона словно удар хлыстом.
   – Наблюдает? Зачем?
   – Может, боится тебя и хочет знать, что ты делаешь.
   – Вот сукин сын! Чертов болван! Вы обыскали это место?
   – Не успели, уже стемнело.
   – Завтра же найди его, слышишь?! – гневно заорал Эдон, пряча за криком страх.
   – Будет сделано.
   – Только моя жена ничего не должна видеть или слышать! Она очень пугается, когда слышит выстрелы.
   Лабони кивнул. Если в тот момент, когда Холлиз будет найден, рядом окажется Бобби, он сумеет сделать все одним выстрелом. В крайнем случае навинтит глушитель.
   – Первым делом завтра утром найди Холлиза. – Эдон грузно зашагал к своему джипу. Лабони молча смотрел, как он уселся за руль, завел двигатель и рывком тронул машину. Обуреваемый сильными эмоциями, Эдон не вполне справлялся с управлением мощным автомобилем.
 
   При свете луны Холлиз перезахоронил собаку в другом, более укромном и дальнем, уголке леса, снова соорудив подобие надгробного камня. Он знал, что этого не следует делать, но не мог удержаться. Его преследовала мысль о том, что ее нужно похоронить, скрыть от посторонних любопытствующих глаз.
   Днем Холлиз слышал в лесу мужские голоса. Он замер в своем убежище при их приближении и даже перестал дышать, словно это могло сделать его невидимым. И люди действительно прошли мимо, не заметив ничего подозрительного!
   Позднее, выйдя из своего убежища, Холлиз увидел, что они нашли собачью могилу и разрыли ее. Это кощунство привело его в ужас. Смерть не приняла его услугу, не хотела простить его.
   Темной ночью Холлиз вышел на опушку леса и, держась в тени, качал наблюдать за домом старого Хансингера.
   Во всем доме тускло светилось лишь одно окно. Это была комната самого Хансингера. Холлиз коснулся маленькой медицинской сумочки, висевшей у него на шее. Ее оставил ему Лютер, сказав, что в ней ключ ко всему.
   Холлиз знал, что ему не следует подходить так близко к дому, но его неудержимо тянуло туда. По его щекам потекли слезы. Он вытирал их грязным рукавом и продолжал смотреть на окно доктора, не отдавая себе отчета в том, зачем это делает.
 
   Выбранная Джей гостиница, довольно старая, но ухоженная и комфортабельная, при свете луны казалась романтичной. Во дворе, отгороженном от остального мира кованой чугунной оградой, пышно разрослись гибискусы, азалии, магнолии. Но Тернер, почти не обращая внимания на пейзаж, любовался профилем Джей. Мягкий свет фонарей отражался золотом на ее блестящих волосах, длинные ресницы отбрасывали на щеки загадочные тени, призывно-влажные губы напоминали полураскрывшийся розовый бутон.
   В этот миг он считал, что Джей прекраснее всех на свете, и уже хотел сказать ей об этом, но вместо этого произнес совсем другое:
   – Тебе снова нужно звонить матери?
   Джей смущенно улыбнулась.
   – Она будет волноваться, если я не позвоню. А ей это сейчас совсем ни к чему.
   – Хорошо, тогда я оставлю тебя на некоторое время в одиночестве, мне тоже нужно созвониться с людьми мистера Д.
   – И мне нужно позвонить адвокату.
   Тернер понимающе кивнул. Днем адвокат Джей не сообщил ей никакой интересной информации и попросил позвонить вечером ему домой. Эта задержка была на руку Тернеру. Ему требовалось время, чтобы перестать мечтать о том, что и как он будет делать с этой женщиной в постели, и придумать наконец, как выманить у нее этот чертов список.
   И тут его осенило! Если он будет хорош в постели – а в своих отменных качествах любовника Тернер не сомневался – и сумеет постепенно завоевать ее доверие, Джей сама отдаст ему список, а также всю добытую для нее брокером информацию. И это будет к лучшему, послужит для ее же блага, потому что его люди гораздо быстрее и эффективнее работают в подобных ситуациях.
   Значит, он убьет сразу двух зайцев, сочетая полезное с приятным!
 
   Вестибюль гостиницы производил не лучшее впечатление. Выложенный кафельной плиткой пол когда-то был ровным и гладким, как каток. Теперь же он был потрескавшимся и с выбоинами. Мебель тоже оказалась изрядно потрепанной, хотя, вероятно, очень качественной изначально. Хрустальные подвески люстр потускнели от времени, шелковые гобелены на стенах были заметно потерты на стыках.
   В небольшой комнате Джей не было ни телевизора, ни телефона. Зато удобная кровать была застелена чистым бельем. Покрывала и шторы из красного атласа придавали комнате богатый и порочный вид.
   Присев на край постели, Джей достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер Ноны. Та оказалась в приподнятом настроении, потому что целых пять минут разговаривала с Патриком по телефону.
   – Он сказал, что соскучился по моему пирогу с арахисовым маслом! – возбужденно сообщила Нона. – Сказал, что нигде в Бельгии нельзя купить такой пирог! Я сейчас же испеку ему пирог и еще его любимые вафельные трубочки с кремовой начинкой, а потом пошлю в Бельгию экспресс-почтой!
   – Может, ему нельзя посылать съестное, – осторожно предположила Джей. – Все-таки его держат в боксе…
   – Но ему уже значительно лучше! – перебила ее Нона, страстно желающая верить в это. – Он скоро выпишется и вернется домой, разве ты так не думаешь?
   Джей была не в силах разочаровывать Нону.
   – Хорошо, отправь ему пирог и вафельные трубочки, – ответила она, отлично понимая, что улучшение здоровья Патрика – временное явление.
   – Тут у нас все молятся за здоровье Патрика и за то, чтобы ты поскорее нашла его кровных родственников, – и брат Мейнард, и другие монахи… Я знаю, у тебя получится!
   Давно переставшая верить в чудеса, Джей только вздохнула. Порой девушке казалось, что ей никогда не удастся совершить задуманное и найти донора для Патрика.
   – И Патрик снова станет здоровым, – оживленно продолжала Нона. – Ты молишься за него?
   – Да, – ответила Джей, и это было правдой, хотя свои молитвы она возносила не в церкви. Ее не привлекали церковные ритуалы и обряды; она относилась к религии как к чему-то глубоко личному, почти интимному.
   Распрощавшись с Ноной, Джей позвонила своему адвокату. Выяснилось, что брокер кое-что нашел для нее, и адвокат предложил переслать информацию по факсу. Джей дала номер факса гостиничной администрации, не пожелав воспользоваться компьютером Тернера. Это давало ей чувство независимости, в которой она всегда нуждалась.
   Вскоре адвокат перезвонил Джей и сообщил, что уже послал факс на указанный ею номер, а завтра, возможно, пришлет что-нибудь еще.
   – Послушай, Джей, – сказал адвокат напоследок. – Как зовут того адвоката, с которым ты сейчас вместе путешествуешь?
   – Тернер Гибсон. Он из Филадельфии, занимается семейным правом.
   – Хочешь, я проверю его досье? Или ты полностью доверяешь ему?
   – Доверяю, – не слишком решительно отозвалась Джей. Она вспомнила, как лежала в объятиях Тернера, и у нее не хватило духу попросить адвоката навести о нем справки.
   – Ну хорошо, детка, – хмыкнул он. – Кажется, к старости я стал слишком подозрительным и чересчур навязываю свою опеку. Береги себя!
   На этом они закончили разговор, и Джей направилась в административный офис за факсом адвоката Мюррея.
 
   Прошел целый час, а Джей все не звонила. Тернер не знал, что и думать, и решил позвонить сам. Она почти сразу сняла трубку.
   – У тебя все в порядке? – осторожно спросил он.
   – Да, – ответила она каким-то странным голосом.
   _ Ты звонила матери?
   _ Да.
   _ Там все нормально?
   _ Да.
   _ Дозвонилась своему адвокату?
   _ Да.
   Ее лаконичные ответы злили Тернера.
   – Ну и как? Твой брокер раздобыл для тебя нужную информацию?
   – Да, он… он передал мне ее по факсу.
   – По факсу? Сюда? – удивился Тернер. В этой паршивой гостинице не было даже телефонов в номерах, не говоря уже о факсимильных аппаратах связи.
   – Факс есть в администрации, – пояснила Джей. – Он отправил информацию именно по факсу администрации. Я его уже забрала…
   “Ах вот оно в чем дело!” – догадался Тернер. Видимо, присланный факс сильно расстроил ее.
   – Можешь зайти ко мне сейчас? – вдруг спросила Джей.
   – Разумеется! Буду у тебя через секунду.
   Тернер не знал, что происходит, но в голосе Джей не было ни тени сексуальности. И все же на всякий случай он захватил с собой предусмотрительно купленную бутылку дорогого вина.
   Не успел Тернер постучать в дверь ее номера, как она распахнулась.
   – Заходи.
   Тернер с разочарованием увидел, что Джей полностью одета и ни в глазах, ни в тоне нет ни малейшего намека на стремление к любовным утехам.
   Присев на край постели, Джей смотрела на пачку факсимильных распечаток, лежавшую на красном атласном покрывале.
   Поставив вино на туалетный столик, Тернер спросил:
   – Это и есть присланная твоим брокером информация?
   Она кивнула.
   – Позволишь мне прочитать ее?
   – Читай, если хочешь. – Джей пожала плечами.
   – Похоже, тебе сейчас не мешало бы выпить. Я открою бутылку?
   – Открывай.
   – Что все-таки случилось? – спросил Тернер, вынимая пробку. – Почему ты такая мрачная?
   – Джуди Свенстар продала нам ключи от пяти дверей. Похоже, одна из них ведет в никуда. Я имею в виду ту, которая называется Донна Джин Цвайтек.
   – Последнее имя из списка, – вспомнил Тернер.
   – Правильно, она… она уже умерла. Семь лет назад в возрасте сорока двух лет. О Боже! – В голосе Джей прозвучало отчаяние.
   – Но ведь это не значит, что мы в тупике, – возразил он, наливая вино в бокалы. – У нее остались родственники, друзья. Они тоже могут дать нам полезную информацию.
   – Она была медсестрой в Кенийской миссии, в Африке. Там и умерла в девяносто третьем году во время вспышки какой-то местной лихорадки…
   – Держи, тебе надо выпить. – Тернер протянул ей бокал с вином.
   – Она прожила в Африке девятнадцать лет, там ее и похоронили.
   Стараясь скрыть разочарование, Тернер подошел к туалетному столику и налил себе вина.
   – В Штатах у нее остались родственники?
   – Ее родители давно умерли, осталась только старшая сестра. Она – монахиня-кармелитка, давшая обет молчания. Она может разговаривать только с другими монахинями, но не с мирянами. И разумеется, не сделает для нас исключения.
   – Ну что ж, хоть эта дверь и закрылась для нас, но ведь остались еще четыре. И одна из них откроется уже завтра.
   – Не хочу даже думать об этом. Мне нужна не моя мать, а мать Патрика, черт побери!
   – Возможно, завтрашняя встреча будет способствовать тому, чтобы найти ее.
   – А может, и не будет! Возьми предпоследний лист и прочти его.
   Взяв бумагу, Тернер прочитал: Диана Инглунд-Кляйн.
   – Зачем мне теперь эта информация, когда мы уже нашли ее и она даже согласилась поговорить с нами? – фыркнула Джей.
   – Это поможет нам понять, говорит она правду или нет.
   – Да? – оживилась Джей.
   Ей явно и в голову не приходило, что Диана может обмануть их.
   – Предлагаю проверить информацию твоего брокера через моих брокеров, – предложил Тернер. – Согласна?
   – Да, если это не станет пустой тратой времени и денег для тебя… и мистера Д.
   – В такой ситуации нельзя пренебрегать ни одним, даже самым призрачным, шансом нащупать верный след. Ведь речь идет о жизни твоего брата.
   – И о сыне твоего клиента, – напомнила ему Джей.
   – Вот именно, – кивнул Тернер, хотя в этот момент ему было плевать на своего клиента и его внебрачного сына. – Тогда давай выпьем за успех. – Он поднял бокал.
   – Давай.
   Они чокнулись и выпили.
   Поставив свой бокал на прикроватную тумбочку, Тернер склонился над Джей и осторожно взял в ладони ее прекрасное заплаканное лицо.
   – Ты плакала, когда читала факс?
   – Да, немножко…
   Она прикусила нижнюю губу, словно стыдясь своих слез, и от этого жеста у Тернера сжалось сердце.
   – Боишься завтрашней встречи с Дианой?
   – Ужасно боюсь.
   – Опасаешься, что не удастся ничего узнать насчет кровных родственников Патрика?
   – Да.
   – Или того, что узнаешь о себе больше, чем тебе хотелось бы?
   – И этого тоже…
   Джей избегала смотреть ему в глаза. Наклонившись к ее губам, Тернер заметил выражение муки в глазах Джей, и отстранился.
   – Наверное, сейчас не время для этого… – пробормотал он и тут же пожалел о сказанном.
   – Ах, Тернер, – вздохнула она, прижимаясь к нему всем телом. – Обними меня… Прошу тебя, обними меня покрепче… Я хочу не думать ни о чем, кроме тебя… Хотя бы на короткое время забыть обо всем на свете…

Глаза 16

   Чувствуя, как сильно бьется сердце, она потянулась навстречу его губам.
   Тернер притянул Джей к себе и с нежной страстью поцеловал. В ней вспыхнуло острое желание.
   Обняв Джей за плечи, Тернер поднял ее.
   – Сними свитер…
   Его глаза потемнели от страсти. Джей стянула с себя свитер и небрежно бросила на пол. Тернер удовлетворенно улыбнулся:
   – Остальное я сниму с тебя сам. Я хочу видеть тебя всю, какая ты есть, без одежды…
   Он начал медленно раздевать ее, хотя на самом деле ему хотелось сделать это как можно быстрее – жажда обладания разгоралась все сильнее.
   Когда к ногам Джей упал кружевной лифчик, она вздрогнула и напряглась всем телом.
   – Боже мой! – пробормотал Тернер, любуясь обнаженной полной грудью. – Как ты прекрасна…
   Не в силах больше сдерживаться, он сжал ладонями ее грудь, умело лаская розовые соски. Когда они затвердели от возбуждения, Тернер попросил:
   – А теперь ты раздень меня…
   Дрожащими руками она расстегнула его сорочку. На шее блеснула золотая цепочка. Джей прильнула губами к груди Тернера. Курчавые волоски защекотали ее щеку, она ощутила запах одеколона, услышала частое биение его сердца. Тернер впился в ее рот горячими губами. Его руки страстно ласкали спину, бедра, ягодицы Джей. Набухший пенис настойчиво толкался в горячий треугольник между ее ног. Джей опьянела от его дерзких ласк и неповинующимися от возбуждения пальцами стала расстегивать ремень на брюках. Когда она справилась с этим, Тернер быстро стянул с себя оставшуюся одежду, и оба предстали друг перед другом такими же нагими, как в день сотворения.
   Тернер прильнул губами к ее груди. Он целовал и ласкал ее до тех пор, пока Джей не достигла оргазма только от его прикосновений.
   Когда он вошел в нее, Джей потеряла остатки контроля над собой и дико вскрикнула от сладостной муки.
   Ей хотелось блаженного забвения в сексе, и Тернер был готов давать это забвение многократно.
 
   Джей заснула у него на плече. Тернер старался не шевелиться, чтобы не разбудить ее. Ему самому не спалось. Он вглядывался в темноту, размышляя о том, что происходит между ним и Джей. Тернер отлично понимал, что это не только секс.
   Он слишком увлекся Джей, слишком нуждался в ней. К деловым отношениям неожиданно для него добавились чувства. При этом Тернер с горечью сознавал, что с ее стороны этих чувств гораздо меньше. Он страстно хотел Джей, она же страстно желала… забвения.
   Он раздел ее, но не совсем. Тернер не снял тот голубой бантик, который она до сих пор носила на мизинце в знак памяти о брате. У него было странное, почти мистическое чувство, что в постели их не двое, а трое. Рядом всегда незримо присутствовал Патрик.
   Нет, Тернер не сомневался, что в любви Джей к брату нет ничего сексуального, но эта всепоглощающая любовь отнимала у нее много сил и эмоциональной энергии.
   Тернеру казалось ужасно глупым ревновать к умирающему от страшной болезни человеку, и все же он испытывал именно ревность. Патрику повезло в одном – его любила Джей.
   Никто и никогда не любил Тернера так глубоко и самоотверженно, как Джей своего брата. Впрочем, это, наверное, к лучшему, что Джей не любит его, Тернера. Потому что иначе это означало бы, что она влюбилась в созданный им образ, а не в него.
   Так кто же он на самом деле?
   Лишенный многих детских радостей, мальчик постепенно вырос и превратился в преуспевающего адвоката с единственной мечтой: удалиться от дел в сорок лет, имея пять миллионов долларов в ценных бумагах. Он занялся уголовным правом не из любви к справедливости, а, что называется, наперекор судьбе.
   Его отец был полицейским – жестоким и коррумпированным. Ему всегда все сходило с рук. Мать сильно пила, чтобы забыться. Брат Тернера умер от передозировки наркотиков. Тернер же сосредоточился на одной цели: разбогатеть. Он ненавидел отца, возмущался пьянством матери, не понимал брата.
   Джей ненавидела ложь, а Тернеру приходилось лгать ей. Он не видел никакого смысла открывать всю правду в данный момент. Сделав это, он навсегда потеряет ее.
   Тернер смертельно устал от Дельвехо. Как коварный дьявол, старик цепко держал его в когтях, заставив кровью подписать контракт о сотрудничестве. И даже теперь, лежа в постели с обожаемой женщиной, Тернер должен был позаботиться о выполнении своих обязанностей, а для этого незаметно выскользнуть из комнаты Джей, пойти в свой номер и воспользоваться сотовым телефоном и компьютером.
   Приподнявшись на локте, он осторожно погладил шелковистые волосы Джей, с трудом удержавшись от желания поцеловать ее в губы.
   Она пошевелилась.
   – Я должен идти, любимая, – прошептал Тернер.
   – Тернер, ты очень хороший, – сонно пробормотала она. – Очень добрый…
   – Спи, милая, – сказал Тернер, думая о том, что он вовсе не хороший к не добрый. – Увидимся утром.
   Он выбрался из постели, чувствуя себя совершенно опустошенным и одиноким.
 
   Барбара заснула прямо на кушетке, так и не выпустив из рук вязанье. Белая собачонка свернулась у нее в ногах. Она походила на игрушку, сделанную из страусовых перьев.
   В комнату тихо вошел Феликс.
   – Он хочет видеть вас, – чуть слышно сказал управляющий Эдону.
   Тот довольно неуклюже поднялся с кресла. Пожалуй, он выпил слишком много джина, ничем его не разбавив. Старик, конечно, заметит это. Он всегда замечал то, что было важно для него.
   – Останься с ней, Феликс. – Эдон взглянул в сторону спящей Барбары.
   Феликс кивнул, сел в кресло хозяина и взял газету, которую Эдон не смог читать, потому что буквы плясали у него перед глазами.
   Стараясь не качаться, Эдон поднялся на второй этаж, постучал в дверь Хансингера и, выждав несколько секунд, вошел.
   Телевизор, как всегда, работал. Хансингер смотрел родео. Ему нравились отлично обученные умные лошади, которых использовали для заманивания молодых бычков, но еще больше увлекала его скачка на диком быке. В молодости на глазах Хансингера бык вспорол рогами живот неудачливого пикадора. Это произвело на Хансингера сильнейшее впечатление, и теперь, на склоне лет, он надеялся вторично увидеть подобную сцену.
   – Здравствуй, папа. – Эдон старался говорить отчетливо.
   – Феликс сказал, что Барбара уже спит.
   – Да, – кивнул Эдон.
   – Что-то она в последнее время слишком много спит и очень похудела. Что с ней? Она больна?
   – Врач говорит, это синдром хронической усталости, – солгал Эдон и, подтянув стул, сел на обычное место.
   – В мои дни такого не было, – презрительно фыркнул старик. – Все это выдумки, ей просто не хватает железа. Заставь жену есть печенку, и все вернется в норму.
   – Хорошо, – кивнул Эдон.
   – Теперь женщины стали слишком уж худыми. Тощие как палки и похожи на мальчиков. Вот Мэрилин Монро – это настоящая женщина! Все при ней – сиськи, задница, животик. Так и хочется потрогать.
   Здона затошнило. Искалеченный старик похотливо говорил об умершей более тридцати лет назад женщине. Но он покорно пробормотал:
   – Это уж точно.
   – Если Барбара останется такой худышкой, она не сумеет забеременеть. Я ей уже говорил это.
   “Бесчувственный старый хрен!” – с негодованием подумал Эдон, но вслух сказал:
   – Я тоже говорил ей об этом.
   – Ты пьян! – вдруг догадался старик.
   – Немножко не рассчитал, – примирительно отозвался Эдон, мысленно посылая тестя ко всем чертям.
   – Настоящий мужчина знает свою меру. Или ты уже не мужчина? Поэтому Барбара и не может забеременеть?
   Эдон был готов убить тестя прямо сейчас, голыми руками, но знал, что это будет слишком сильным ударом для Барбары.
   – Она не жалуется, – процедил он сквозь зубы.
   – Моя дочь была самой красивой девушкой в округе, – проворчал старик, – от женихов отбою не было. Но она, черт знает почему, выбрала тебя. Я не стал ей перечить… И вот теперь, когда мой сын погиб, у меня не осталось наследника. А ведь я помог тысяче детей появиться на свет…
   – Ирония судьбы, – ухмыльнулся Эдон.
   – Теперь я завишу от тебя. Порой мне кажется, что зря я поручил тебе все дела. Ты не знаешь меры, когда пьешь, не способен сделать ребенка. Тот, первый, оказался больным. Ты не можешь дать мне полноценного наследника!
   Эдон с ненавистью уставился в темноту, где, по его предположениям, находилось изуродованное лицо тестя. Единственный ребенок Барбары родился с поврежденным мозгом. “Если Барбара умрет раньше тебя, ублюдок, я убью тебя собственными руками!” – с ненавистью подумал Эдон.
   Повисла пауза. С экрана телевизора доносились возбужденные крики зрителей и участников родео.
   – Эта баба из Бостона звонила сегодня миссис Долл, но не сказала, где она, – сквозь зубы процедил Эдон.
   – Ее надо остановить, она опасна для всех нас, – проскрипел старик. – Ты не должен был выпускать эту бабу из города.
   – Это все из-за Лабони, он поехал за Джуди Свенстар, вместо того чтобы заняться бабой и адвокатом.
   – За конечный результат отвечаешь ты, а не Лабони. Его ошибка – твоя ошибка!
   – Неужели так необходимо убрать ее?
   – Будь ты проклят, идиот! Ты хочешь всех нас погубить? От нее надо избавиться любой ценой!
   Эдону вдруг стало душно, словно чья-то рука закрыла ему рот и нос.
   – А что делать с этим адвокатом?
   – Разве сам этого не знаешь?
   “Убийствам не будет конца, пока мы сами не ляжем в могилу”, – обреченно подумал Эдон.
 
   Джей знала, что Оксфорд находится в южном штате Миссисипи, но все же не ожидала увидеть здесь буйную тропическую растительность всех цветов и оттенков.
   Утренний воздух был напоен сладким ароматом жасмина и цветов оливы. Джей и Тернер сидели на мягкой кушетке, перед ними па кофейном столике стоял изящный поднос с красным кофейником и такими же чашками.
   Напротив них расположилась в кресле Диана Инглунд-Кляйн. Она очень нервничала. В ней не было и сотой доли самоуверенности Риты Уолш. Эта невысокая женщина с круглым румяным лицом, светлыми вьющимися волосами, вздернутым носиком и пухлыми губами была в длинном синем домашнем платье.
   – Миссис Кляйн, – сказал Тернер, – весьма любезно, что вы согласились встретиться с нами. Поверьте, мы очень благодарны вам за это.
   Диана слабо улыбнулась, подбородок у нее задрожал, и она опустила глаза.
   Джей испугалась, что Диана сейчас расплачется. Зря они с Тернером настояли на встрече. Ей было ужасно жаль эту женщину.
   – Полагаю, если мы будем задавать вопросы, а вы – отвечать на них, это облегчит нашу общую задачу. Вы согласны со мной? – продолжил Тернер.