Кертц Кэтрин. Шахматы Дерини

родить сына, если Риммель этого захочет. Но сейчас Бетане нужно совсем
Другое.
Ей нужны обращения в Баазаму -- это вещь очень действенная. Но нет,
покачала она головой с неодобрением, это темные, смертоубийственные чары.
Дарелл давно уговорил ее оставить эти штучки. Кроме того, она ни в коем
случае не желала ничего дурного этой молодой красивой женщине, чей портрет
был в медальоне. Когда-то она сама, может быть, была похожа на эту леди.
Если и не так, все равно Дарелл говорил ей, что она красива.
Она засмотрелась на портрет, и какое-то воспоминание тенью скользнуло в
памяти.
Не встречала ли она раньше эту женщину? Это было много лет назад, когда
она лучше видела и не была такой старой и безобразной. Да! Она ее встречала!
Бетана вспомнила прелестное белокурое дитя; с девочкой были еще трое
старших братьев, или кузенов. Они катались на шотландских пони, неторопливо
пощипывающих зеленую травку, покрывающую летом весь склон холма. И это были
благородные дети, дети могущественного герцога Кассанского, того самого, чей
слуга сидит на полу перед Бетаной.
Бронвин! Теперь она вспомнила. Девочку звали Бронвин. Леди Бронвин де
Морган, племянница герцога Яреда, наполовину Дерини. Это ее портрет.
Бетана съежилась и виновато оглянулась. Итак, леди Дерини. А она,
Бетана, обещала ее околдовать. Как она посмела? Да подействуют ли ее чары на
леди, которая наполовину Дерини? Бетана вовсе не хочет сделать ей больно.
Маленькая Бронвин улыбалась ей тогда на лугу, много лет назад, улыбалась,
как родная дочь, которой у Бетаны никогда не было. Она гладила ягнят и
овечек и разговаривала с Бетаной, нисколько не боясь сморщенной старой
вдовы, пасущей в горах свое стадо. Нет, Бетане этого не забыть.
Старуха поджала губы и заломила руки -- она ведь и Риммелю обещала. Как
она не любила попадать в подобное положение. Если она поможет архитектору,
то может повредить девушке, а она этого вовсе не хочет.
Взглянув на Риммеля, она снова погрузилась в свои мысли. Кошелек с
золотом у архитектора на запястье был тяжел, а мешок, который он бросил на
пол у входа, -- полон хлеба, сыра и других вкусных вещей, которых она не
пробовала уже несколько месяцев. Размышляя, она вдыхала сладкий аромат
свежих продуктов, наполнивший пещеру Если она не сдержит обещание, Риммель
заберет еду и золото и уйдет
"Ну хорошо. Я заколдую ее совсем немного. Это будет заклинание,
вызывающее сомнение. Да, так правильно. Только сомнение -- чтобы прелестная
Бронвин не так спешила выходить за своего избранника. А интересно, кто этот
ее избранник? Женщина-Дерини не может рассчитывать на хорошую партию. Хотя
не так уж много и осталось их из этого давно преследуемого рода в наше
беспокойное время. А раз так, то нечего бояться обидеть благородного лорда,
и тогда почему бы не заколдовать ее посильнее, чтобы Риммель получил то, что
хочет?"
Решительно кивнув, она, кряхтя, поднялась на ноги и стала рыться в
обшарпанном сундуке, стоящем в глубине пещеры. В нем была тьма всякой
всячины, и кое-что из этого Бетане сейчас понадобится. Она взволнованно
ворошила свое богатство: причудливо отделанные камешки, перья, порошки, яды
и другие орудия, необходимые в ее ремесле.
Вытащив маленькую, отполированную временем кость, она задумчиво
склонила седую голову, затем нахмурилась и решительно отбросила ее. Такая же
судьба постигла какой-то высохший лист, маленькую фигурку барашка,
вырезанную из камня, пучок трав, перевязанный скрученным стеблем, небольшой
глиняный горшочек. Наконец она достигла дна и обнаружила то, что искала, --
кожаный мешок, полный камней. Она подтянула мешок к краю сундука, с
ворчанием вытащила его и почти что бросила на пол. Развязав стягивающий его
ремень, Бетана стала перебирать содержимое мешка.
Заклинания любви и заклинания ненависти. Заклинания смерти и заклинания
жизни. Заклинания, насылающие на врага чуму. Простые заклинания, дабы
сберечь здоровье. Сложные заклинания, дабы сберечь душу. Заклинания для
богатых. Заклинания для бедных. Заклинания, еще не произнесенные, но ждущие
мига, когда она их выговорит.
Что-то монотонно напевая себе под нос, Бетана выбрала голубой камень с
кроваво-красными вкраплениями, как раз такой, что свободно вместится в
мужскую ладонь. Затем она порылась в сундуке еще, нашла небольшой мешочек из
козьей кожи и положила камень в него. После этого она убрала на место
большой мешок и закрыла сундук.
Прихватив камень и мешочек, она вернулась к фонарю, села напротив
Риммеля и спрятала эти предметы в складках своих лохмотьев.
Риммель сидел, зачарованный, перед коптящим фонарем, с протянутыми
вперед пустыми, сложенными "лодочкой" ладонями и закрытыми глазами. Бетана
взяла желтую бутылку, наполнила его ладони водой и опять поднесла
раскачивающийся медальон к поверхности воды. Заканчивая свою песнь, она
осторожно протянула руку ко лбу Риммеля и коснулась его брови. Архитектор
кивнул, словно вышел из забытья, и снова стал вглядываться в медальон, не
ведая, что он спал, и не имея понятия о том, что произошло за эти минуты.
Бетана умолкла и зажала медальон в кулаке, потом наклонилась и извлекла
камень с кровавыми вкраплениями. Она на мгновение сжала его в ладонях,
прикрыв глаза и бормоча что-то такое, чего Риммель никак не мог разобрать.
Потом она положила камень прямо под руками Риммеля, возложила свои когтистые
пальцы на его ладони и посмотрела ему в глаза.
-- Раздвинь ладони, дай воде протечь на камень, -- сказала она голосом,
режущим слух. -- Как тебе было угодно, колдовство закончено, я, стало быть,
свободна!
Риммель вздохнул, несколько раз моргнул, затем послушно разжал руки.
Вода омыла камень, сразу впитавший ее, и удивленный архитектор вытер руки об
одежду.
-- Что, уже все? -- недоверчиво спросил он. -- Моя госпожа меня любит?
-- Пока еще нет, -- ответила Бетана, подцепив камень и положив его в
мешочек из козьей шкуры. -- Но полюбит. -- Она уронила мешочек в протянутые
ладони Риммеля и села на место.
-- Возьми с собой этот кисет. Там лежит то, что ты видел. Не вынимай
это, пока не окажешься там, куда твоя леди точно придет одна. Ты должен
открыть кисет и вытащить то, что внутри, не касаясь его. С того момента, как
этот кристалл попадет на свет, у тебя будет лишь несколько секунд, чтобы
бежать и самому уберечься от его действия. Тут колдовство и начнется, и для
его завершения нужно будет только лишь присутствие твоей леди.
-- И она будет моей?
Бетана кивнула.
Она будет окована чарами. Теперь иди. -- Колдунья подняла и бросила
Риммелю медальон, а он спрятал и его, и мешочек под плащом.
-- Покорно благодарю вас, госпожа Бетана, -- пробормотал он, вздыхая и
теребя пальцами кошелек, висящий на запястье. -- Как, как мне отблагодарить
вас? Я принес вам еды, как требует обычаи, но...
-- А у тебя есть еще и золото в поясе?
-- Есть, -- прошептал Риммель, нащупывая и извлекая маленький тяжелый
мешочек, -- немного, но... -- Он осторожно положил мешочек на пол рядом с
фонарем и благоговейно посмотрел на Бетану.
Бетана взглянула на этот мешочек, затем снова пристально посмотрела на
Риммеля.
-- Сыпь сюда!
С усилием, почти осязаемым в неподвижном воздухе пещеры, Риммель
развязал мешочек и высыпал содержимое на пол перед собой. Монеты посыпались
со звоном, как может звенеть только чистое золото, но Бетана не отводила
взгляда от лица архитектора.
-- Так как ты думаешь, сколько мне полагается за мою службу, мастер
Риммель? -- спросила она, наблюдая за выражением его лица.
Риммель облизал губы, глаза его сверкнули, когда он взглянул на
внушительную кучу золота. Затем он быстрым движением пододвинул сразу все
монеты к Бетане. Старуха улыбнулась своей щербатой улыбкой и кивнула, потом
наклонилась и отсчитала себе шесть золотых. Остальное она отодвинула назад,
к Риммелю. Архитектор был очень удивлен.
-- Я... я не понимаю, -- заговорил он дрожащим голосом, -- вы не
возьмете больше?
-- Я взяла ровно столько, сколько мне нужно, -- прохрипела Бетана, --
просто я хотела проверить, во сколько ты сам оцениваешь мою службу. А что до
остального, то может быть, ты вспомнишь и помянешь вдову Бетану в своих
молитвах. В эти сумеречные годы я нуждаюсь в молитвах Всемогущему больше,
чем в золоте.
-- Я... я сделаю это, госпожа Бетана, -- заикаясь, произнес Риммель,
подбирая золото и складывая его обратно в кошелек. -- Но неужели это все,
что я могу сделать для вас?
Бетана покачала головой.
-- Приведи ко мне в гости своих детей, архитектор Риммель. А теперь
оставь меня. Ты получил то, что просил, получила и я.
-- Благодарю вас, госпожа Бетана, -- пробормотал Рим-мель и крутнулся
на каблуках, в восторге от своей удачи. ---Я буду за вас молиться, --
донесся его голос уже снаружи из-за козьей шкуры, закрывающей вход.
Когда архитектор покинул пещеру, Бетана вздохнула и тяжко опустилась
рядом с фонарем
-- Ну что ж, мой Дарелл, -- прошептала она, поднеся к губам золотое
кольцо, -- дело сделано Я сотворила колдовство, чтобы дать этому юноше то,
что он хочет. Ты же не думаешь, что я сделала что-то дурное, поколдовав
против Дерини, правда?
Она помолчала, как будто слушая ответ, и кивнула.
-- Знаю, знаю, милый. Раньше я никогда не насылала чары ни на кого из
вашего таинственного племени. Но они подействуют. Кажется, я правильно
припомнила все слова. Да в любом случае это и неважно, пока ты со мной...

Уже совсем стемнело, когда Морган наконец дал команду остановиться.
Оставив Корот, они с Дунканом ехали почти без остановок с раннего утра, лишь
ненадолго прервав путь в полдень, чтобы напоить коней и немного поесть из
дорожных припасов. Теперь они приближались к вершине Лендорской горной
гряды, за которой проходил легендарный Гонорский путь. Он вел к гробнице
Святого Торина, южным воротам вольного святого города Дхассы.
Утром, отдохнув после тяжелого пути, они должны будут отдать дань
уважения святому Торицу -- церемония, обязательная для того, чтобы путнику
позволили пересечь широкое озеро и войти в город. Да, только после этого они
смогут войти в Дхассу, куда ни одна коронованная особа не осмелилась бы
войти без разрешения горожан; но Моргану нужно было попасть туда
обязательно, и желательно неузнанным, дабы предстать перед Гвинеддской
Курией.
Сквозь завесу моросящего дождя в сгущающихся сумерках впереди смутно
виднелись развалины, и Морган пустил коня шагом. Его серые глаза, прикрытые
ладонью от мороси, перебегали со стены на ступеньки, ведущие к вершине
осыпавшейся башни, выискивая следы постороннего присутствия. Но ничего
такого он не заметил, и, значит, здесь можно было спокойно остановиться на
ночь.
Морган высвободил из стремян и с удовольствием вытянул ноги. Они уже
приближались по неровной тропе к воротам. Кони устали не меньше всадников,
они спотыкались, их копыта скользили в жидкой грязи. Пони, бредущий за
Дунканом, подозрительно косился на все тени, шарахаясь в сторону и
вздрагивая от каждого звука или едва заметного движения. Вдобавок на
продуваемом всеми ветрами плато они промерзли до костей.
-- Что ж, здесь мы и переночуем, -- произнес Морган, когда они
приблизились к разрушенным воротам. Копыта коней уже не хлюпали по грязи, а
стучали по мощенной булыжником дороге, ведущей в старинный двор. Несмотря на
дождь, там стояла мертвая тишина, и Дункан невольно прошептал, подъехав
ближе к Моргану:
-- Что это за место такое, Аларик?
Морган направил коня в проем разрушенной двери и пригнулся, проезжая
под полуобвалившейся балкой.
-- Святой Неот. До Реставрации -- цветущий монашеский орден, прибежище
всего братства Дерини. Церковь осквернили и разграбили, а монахов убивали
прямо на ступенях алтаря. Местные жители обходят это место, как зачумленное.
Мы с Брионом здесь бывали.
Морган проехал на коне в сухой, частично прикрытый еще кровлей угол и
стал выборочно дергать балки у себя над головой, проверяя их надежность.
-- Насколько я знаю, во времена своего расцвета Святой Неот был не хуже
знаменитого Конкардинского университета или школы Варнаритов в Грекоте.
Тогда, конечно, быть Дерини было более почетно, чем сейчас. -- Он дернул
последнюю балку, удовлетворенно кивнул и, усевшись в седле, отряхнул
запачкавшиеся перчатки.
-- Думаю, здесь достаточно сухо. И крыша, по крайней мере, на нас не
обрушится.
Спешившись, он осмотрелся -- эти развалины были ему знакомы. В
несколько минут они с Дунканом расседлали лошадей и сложили свое снаряжение
возле сухой стены. Когда Морган вернулся, привязав коней в развалинах
конюшни, Дункан уже готовил ужин на костре, аккуратно сложенном в углу.
Морган одобрительно хмыкнул, сбросил промокшие перчатки и плащ и вытянул
руки над огнем.
-- Б-р-р, я-то думал, что уже никогда не согреюсь; Дункан, ты превзошел
самого себя.
Дункан помешал варево в котелке и начал рыться в седельной сумке.
-- Ты не представляешь, друг мои, как мы были близки к тому, чтобы
остаться вообще без огня. Дерево сырое, да и нелегко было найти место,
откуда огонь не виден снаружи. Что, кстати, здесь было раньше?
-- Думаю, трапезная. -- Морган принес к огню несколько веток из сухой
расщелины. -- Правее были кухни, дальше -- стойла и кладовые, еще дальше --
монашеские кельи. Все это сейчас в худшем состоянии, чем было, когда я
заглядывал сюда последний раз. Несколько суровых зим -- и вот каков
результат. -- Он сложил руки вместе и подышал на них. -- А нельзя ли сделать
костер побольше?
Дункан усмехнулся и открыл флягу с вином.
-- Можно, если ты собираешься сообщить всем и каждому в Дхассе о нашем
прибытии. Я же сказал, у меня черт знает сколько времени ушло на то, чтобы
найти место даже для такого пустякового костерка, как этот. Чтобы по твоей
милости...
Морган засмеялся:
-- Мне нравится твоя логика. Я не больше, чем ты, хочу лишиться головы
либо оказаться с перерезанным горлом. -- Он наблюдал, как Дункан разливает
вино в два маленьких глиняных стаканчика и кладет в каждый по маленькому
камешку. Раскаленные камешки зашипели, согревая холодное вино. Морган
добавил: -- Как я уже говорил, в Дхассе есть свои способы борьбы со
шпионами, особенно с Дерини.
-- Избавь меня от деталей, -- отозвался Дункан. Он достал из
стаканчиков камешки и протянул вино кузену -- Лучше выпей. Последнее
фианское вино.
Морган со вздохом опустился на пол перед огнем и отхлебнул горячего
вина, которое согрело и укрепило его после тяжкого дня пути.
-- Плохо, что они не пьют такое там, в Дхассе. Ничто так не помогает,
как фианское вино, когда ты продрог и устал. Я затрудняюсь даже
предположить, какой дряни нам придется хлебнуть в следующие дни.
-- А ты собираешься остаться здесь надолго? -- усмехнулся Дункан. --
Надеешься, что тебя так никто и не узнает, пока мы не предстанем перед
нашими дорогими архиепископами? -- Он откинулся назад и, опершись о стену,
смаковал вино. -- Кстати, знаешь, говорят, будто в Дхассе даже для причастия
используют эль, настолько плохое там вино.
-- Наверное, это неудачная шутка?
-- Да нет, вполне серьезно. Они используют эль для причастия. -- Он
наклонился и помешал похлебку -- Ты есть собираешься?
Спустя четверть часа каждый нашел по клочку сухой земли, чтобы устроить
себе постель, и они стали готовиться ко сну. Дункан пытался читать свой
требник при слабеющем свете костра, а Морган достал меч и прясел на
корточки, внимательно вглядываясь в темноту. Ветер завывал среди развалин,
вторя слабым звукам падающих дождевых капель. Где-то совсем рядом в темноте
Морган слышал удары железных подков по каменному полу стойла. Чуть в стороне
пискнула и сразу затихла какая-то ночная птичка. Морган несколько минут
смотрел на тлеющие угли, потом резко встал и поплотнее завернулся в плащ.
-- Думаю, мне не помешает немного прогуляться, -- пробормотал он,
застегивая плащ и отходя от костра.
-- Что-то случилось?
Морган в замешательстве посмотрел на носок сапога и покачал головой.
-- Мы с Брионом были здесь когда-то, очень давно. Я вдруг вспомнил об
этом, вот и все.
-- Что ж, понятно.
Пониже надвинув капюшон, Морган медленно вышел из круга, очерченного
светом костра, в полную тьму. Его преследовали мысли о Брионе. Не желая
давать волю воспоминаниям, он шел и шел куда-то, и сам не заметил, как
очутился под выгоревшим во время пожара куполом старой церкви.
Морган удивленно огляделся вокруг, так как не ожидал, что попадет сюда.
Когда-то этот храм был построен на совесть. Сейчас правая стена и часть
алтаря обрушились -- то ли от пожара, то ли от времени; с высоких фонарей
давно осыпались последние осколки. И все-таки здесь сохранялся дух святости.
Даже мысль о кощунственном убийстве монахов Дерини на этом самом месте не
уничтожила тот переполнявший Моргана трепет, что всегда вызывала в нем
освященная земля.
Он взглянул в сторону разрушенного алтаря: на мгновение ему показалось,
что он видит пятна крови на его ступенях, и он помотал головой, чтобы
рассеять наваждение. Монахи Дерини погибли здесь два века назад, и кровь их
давно смыта ливнями, обрушивающимися на эти горы каждую весну и осень. Если
призраки умерших монахов поначалу и являлись в церковь Святого Неота, как
поговаривали крестьяне, то теперь этого уже не может быть.
Он повернулся, прошел н дверь, что чудом уцелела позади разрушенного
нефа, и улыбнулся, обнаружив, что лестница, ведущая на колокольню, тоже еще
цела, хотя и начала осыпаться по краям. Морган стал подниматься вверх,
прижимаясь к стене я осторожно переставляя ноги, -- ступени были завалены
обломками, едва различимыми в темноте. Добравшись до первой площадки, он,
держась стены, подошел к окну, поплотнее закутался в кожаный плащ и присел
на подоконник.
"Как давно я вот так же сидел у этого окна, -- изумился он, оглядываясь
вокруг. -- Десять лет назад? Двадцать?
Нет, -- напомнил он себе, -- это было четырнадцать лет назад,
четырнадцать лет и несколько месяцев".
Он забрался на подоконник с ногами, обхватил колени и стал вспоминать.
Стояло начало ноября. Осень в том году была поздняя. Раз поутру они с
Брионом выехали из Корота на обычную загородную прогулку. С утра было ясно,
но ветрено, уже давала о себе знать приближающаяся зима. Брион был в
превосходном настроении, и когда он попросил, чтобы Морган показал ему эти
развалины, молодой лорд Дерини сразу согласился.
В те дни Морган уже не был просто слугой короля -- он уже проявил себя
годом раньше, участвуя на стороне Бриона в битве с Марлуком. К тому же ему
исполнилось пятнадцать; по Гвинеддским законам он уже год как был
совершеннолетним, а значит, и полноправным герцогом Корвинским.
Словом, теперь он скакал рядом с Брионом на быстром вороном коне в
черном кожаном плаще с изображением изумрудного Корвинского грифона, а не в
малиновой ливрее. Коня тяжело дышали и фыркали от удовольствия, когда
всадники, натянув поводья, остановились перед входом в старую церковь.
-- Посмотри! -- воскликнул Брион. Он подогнал своего белого жеребца к
двери и, прикрыв ладонью глаза от солнца, заглянул внутрь. -- Аларик,
кажется, эта лестница, ведущая на колокольню, цела. Давай посмотрим.
Он проехал еще несколько шагов и спрыгнул с коня, отпустив красную
кожаную уздечку так, чтобы животное могло пастись, пока они осматривают
храм. Морган тоже спешился и последовал за Брионом в глубину полуразрушенной
церкви.
-- Да, величественное когда-то было место, -- воскликнул Брион,
перелезая через обвалившуюся балку и прокладывая себе путь среди обломков.
-- Как ты думаешь, сколько их тут было?
-- Во всем монастыре? Я думаю, сотни две-три, государь. Это, конечно,
считая монахов, слуг и учеников -- всех вместе. А вообще, в ордене состояло
около ста монахов.
Брион преодолел первые несколько ступеней, разгребая носком сапога
камни в поисках прочной опоры, с каждым шагом поднимая известковую пыль.
Яркие дорожные одежды короля горели малиновым огнем на фоне выцветшего
серого камня, а белоснежное перо на красной охотничьей шапочке беспечно
раскачивалось в такт его шагам.
Оступившись, но удержав равновесие, он хмыкнул, затем выпрямился и
продолжил путь.
-- Смотрите, куда ступаете, милорд, -- тревожно сказал Морган,
поднимаясь следом за ним. Не забывайте, что этим ступеням больше четырехсот
лет. Если они обрушатся, Гвинедд останется без короля.
-- Ах, ты чересчур беспокоишься, Аларик! -- воскликнул Брион. Он уже
добрался до первой площадки и подошел к окну. -- Посмотри-ка! Отсюда видно
половину пути до Корота.
Пока Морган одолевал последние ступени, Брион, смахнув перчаткой
обломки и осколки, уселся на подоконнике, упершись сапогом в противоположный
косяк.
-- Смотри! -- сказал он, показывая кнутовищем в сторону гор на севере.
-- Через месяц все это скроется под снегом. И засыпанная снегом дорога будет
все равно так же красива, как сейчас, когда луга лишь тронуты инеем.
Морган улыбнулся и прислонился к оконному косяку.
-- В такое время здесь можно хорошо поохотиться, государь. Вы уверены,
что не хотите подольше остаться в Короте?
-- Ах, Аларик, ты же знаешь, что я не могу, -- ответил Брион,
безнадежно пожав плечами. -- Мои обязанности зовут меня настойчиво и строго.
Если я в течение недели не вернусь в Ремут, лорды-советники поднимут
переполох, как толпа нервных дамочек. Боюсь, они до сих пор так и не
поверили вполне, что Марлук действительно мертв и что война закончена. А
кроме того, там Джеанна.
"Да, кроме того, там Джеанна", -- мрачно подумал Морган.
На мгновение он представил юную рыжеволосую королеву, но тут же отогнал
от себя ее образ. Все надежды на установление добрых отношений между ним и
Джеанной рухнули в тот день, когда она узнала, что он -- Дерини. Она никогда
не простит ему это, а он не может ничего изменить, даже если бы хотел. И
бессмысленно говорить об этом, растравлять эту рану. Это только еще раз
напомнит Бриону пережитое им разочарование, напомнит, что он никогда не
сможет сладить с той ненавистью, которую королева испытывает к его
ближайшему другу.
Морган перегнулся через вытянутую ногу Бриона и выглянул в окно.
-- Смотрите, государь, -- сказал он, меняя тему разговора. -- Аль Дерах
нашел себе травку, не тронутую морозом.
Брион тоже выглянул. Внизу вороной конь Моргана деловито щипал зеленую
траву футах в двадцати от подножия башни. Жеребец Бриона бродил несколькими
ярдами правее и вынужден был довольствоваться пучками пожухшей бурой травы,
которую он равнодушно ворошил носом, наступая копытами на красную кожаную
уздечку.
Брион фыркнул и снова откинулся на оконный косяк, скрестив руки на
груди.
-- Гм, этот Кедрах такой тупой! Я иногда удивляюсь, как он находит
собственный нос. Это глупое создание не сообразит оторвать от земли свои
огромные ноги, чтобы что-то найти. Ему все время кажется, что он устал.
-- А я убеждал вас, государь, не покупать лошадей в Ланнеде, --
усмехнулся Морган, -- но вы не слушали. Ланнедцы слишком много уделяют
внимания внешности и скорости, но не слишком, как видите, заботятся о
мозгах. А вот лошади из Р'Касси...
-- Хватит! -- оборвал его Брион в притворно?! негодовании. -- Ты меня
унижаешь. Короля никогда нельзя унижать.
Пытаясь скрыть смешок, Морган снова поглядел в окно на долину.
Полдюжины всадников приближалось к развалинам, и, насторожившись, он толкнул
короля под локоть:
-- Брион?
Через мгновение оба уже узнали королевское малиновое знамя в руках у
головного всадника. А под знаменем возвышалась коренастая фигура в чем-то
ярко-оранжевом. И это мог быть только лорд Эван могущественный герцог
Клейборнский. Должно быть, Эван в свою очередь увидел в окне малиновый плащ
Бриона, потому что он вдруг резко привстал на стременах и огласил горы
хриплым воинственным возгласом. Вскоре весь отряд с грохотом подъехал к
башне.
-- Какого черта? -- пробормотал Брион, вставая и всматриваясь в Звана и
его спутников, остановившихся в клубах пыли.
-- Государь! -- завопил Эван; глаза его весело сияли, а рыжие борода и
волосы развевались на ветру; в руках он сжимал королевское знамя,
победоносно размахивая им над головой.
-- Государь, у вас родился сын! Наследник Гвинеддского престола!
-- Сын! -- воскликнул Брион, и на миг онемел от восторга. -- Бог мой,
мне же говорили, что это произойдет через месяц! -- Глаза его светились от
радости. -- Сын! Ты слышал, Аларик? -- закричал он, схватив Моргана за обе
руки и закружив его в танце. -- Я стал отцом! У меня есть сын!
Оставив Моргана, он торжествующе посмотрел в окно на приветствующий его
эскорт и снова воскликнул:
-- У меня есть сын!
Затем он стрелой слетел с лестницы, и пока Морган следовал за ним по
пятам, в развалинах церкви разносился голос Бриона, полный ликования:
-- Сын! Сын! Ты слышал, Аларик, у меня есть сын!

Морган глубоко вздохнул, провел руками по лицу, не давая тоске овладеть
собой, и снова откинул голову на оконный косяк. С тех пор прошло много лет.
Тот Аларик, юноша-подросток, теперь стал лордом-генералом королевских войск,
всесильным и полноправным правителем своего края -- если все это имело
сейчас хоть какое-то значение. Брион спит вечным сном в усыпальнице предков
в подземелье Ремутского собора, павший жертвой магических чар, от которых
даже Морган не сумел его уберечь.
А сыну Бриона ("Сын! Сын! Ты слышишь, Аларик? У меня есть сын!") -- ему