Кертц Кэтрин. Шахматы Дерини

Дерри увидел Моргана и поднял руку в приветственном жесте, не прекращая
пререкаться с кузнецом. Лошади поистине занимали особое место в жизни юного
Дерри. Он считал, и не без оснований, что неплохо разбирается во всем, что
их касается. Во всяком случае, кузнецу его так просто не переспорить.
Морган был доволен, что Дерри не отправился следом за ним. Как бы ни
был проницателен молодой гофмейстер, он не всегда мог понять настроение
своего господина, и как бы ни нравилось Моргану общество Дерри, он
чувствовал, что сейчас не расположен к беседе с ним. Не случайно же он
сбежал от Роберта, удрал от его счетов при первой же возможности. Нынче
ночью у него будет и так достаточно забот и хлопот.
Он миновал боковые ворота, взяв влево от большого зала. Сады как будто
вымерли после долгой зимы, и Морган надеялся, что хотя бы здесь он сможет
побыть один. Еще левее, недалеко от конюшен, сокольничий чистил клетки, но
Морган знал, что этот человек его ничем не может побеспокоить -- сокольничий
был нем, хотя при этом обладал обостренными зрением и слухом. Старик
виртуозно подражал клекоту и свисту птиц и, похоже, довольствовался общением
с ними. Вряд ли он обратит внимание на герцога, уединившегося в пустынном
саду.
Сцепив руки за спиной, Морган медленно двинулся по тропинке, уводящей
от конюшен, снова задумавшись о том, что не давало ему сегодня покоя.
Близятся события, развязка которых была лишь отсрочена победой Келсона над
Сумеречной минувшей осенью. Кариеса мертва, и ее преступный сообщник Ян --
тоже, но едва ли не более грозная враждебная сила спешила теперь занять их
место. Как ему доложили, разведчики Венцита Торентского уже добрались до гор
на северо-востоке.
Беспокоила его и Кардоса. Как только сойдет снег, Венцит тотчас опять
начнет ломиться в ворота горной крепости. После первой же недели весеннего
половодья переход по горным тропам к востоку от Кардосы не составит труда. А
на западе, откуда должна прийти помощь, -- Кардосский перевал, который с
марта по май представляет собой сплошной мощный водопад. Так что, пока не
закончится половодье, в Кардосу невозможно послать войска, а через два
месяца будет слишком поздно.
Он подошел к одному из зеркальных прудов замерзшего сада и рассеянно
заглянул в его глубину. Садовники уже убрали зимний мусор и наполнили
водоем, так что теперь длиннохвостые золотые рыбки и тонкие водоросли
покачивались в неподвижной воде у него перед глазами, словно подвешенные вне
пространства и времени.
Он улыбнулся, представив себе, как сейчас он позовет рыбок, и они
приплывут к нему. Но сегодня эта мысль почему-то не развлекла его. В
следующую минуту он уже внимательно всматривался в поверхность воды,
разглядывая, чуть отклонившись назад, свое отражение.
Большие серые глаза на продолговатом лице, бледном после долгой зимы;
золотые волосы, поблескивающие в слабых лучах весеннего солнца,
подстриженные коротко, так, чтобы не мешали в сражении; большой рот, полные
губы над открытым подбородком, длинные бакенбарды, оттеняющие выступающие
скулы.
Он с досадой дотронулся до пуговицы короткого зеленого камзола,
взглянув на отражение золотого грифона, что эффектно, но вопреки всем
правилам геральдики украшал его грудь.
Это платье ему не нравилось. Корвинский грифон должен быть зеленым на
черном, а вовсе не золотым на зеленом. А маленький, украшенный
драгоценностями, кортик на поясе -- разве не пародия на настоящее оружие :
это изящное, но бесполезное снаряжение, которое, как утверждал его
камердинер, лорд Ратхольд, соответствует его герцогскому достоинству?
Нахмурившись, Морган мрачно созерцал эту выряженную фигуру,
отражающуюся в воде. Если бы у него был выбор, он предпочел бы темный бархат
и мягкую блестящую кожу платья для верховой езды. Именно они, а не этот
яркий батист и драгоценный кортик должны, по его мнению, воплощать в глазах
людей герцогское достоинство. Пока, однако, он должен был пойти на некоторые
уступки в отношении одежды. Жители Корвина большую часть года не видели
своего герцога, покидавшего резиденцию то ради придворной службы в Ремуте,
то по другим делам. И если уж он появился, они имеют право лицезреть своего
герцога одетым так, как это полагается по сану. И нужно держаться так, чтобы
ни у кого и мысли не возникло, что он не получает от всего этого никакого
удовольствия. Конечно, никого бы особенно не удивило то, что драгоценная
игрушка за поясом -- не единственное его оружие; еще у него, как и других
воинов, был стилет в потертых кожаных ножнах на левом запястье. Однако,
несомненно, его вассалы были бы разочарованы, узнай они, что под пышным
нарядом на нем будет легкая кольчуга; ведь такое нарушение этикета в их
глазах означало бы недоверие к кому-либо из гостей. "К счастью, это,
пожалуй, последний официальный прием на ближайшее время, -- думал Морган,
снова трогаясь с места. -- Как только растают снега, нужно возвращаться в
Ремут, на королевскую службу". Конечно, в этом году и служба будет другая --
Бриона больше нет. А последние депеши от Келсона говорили о том...
Скрип гравия справа прервал его размышления. Морган обернулся и увидел
лорда Хилари, командира замковой охраны, приближающегося так стремительно,
что плащ цвета морской волны развевался на ветру у него за спиной. Лицо у
него было растерянное.
-- Что случилось, Хилари? -- спросил Морган, когда тот подошел ближе и
поспешно отдал честь.
-- Точно не знаю, ваша светлость, но дозорные из порта сообщают, что
приближается ваша эскадра и в порт она войдет до наступления ночи.
Флагманское судно, "Рафаллия", идет впереди и подает сигналы о том, что
несет на борту королевское послание. Думаю, что это приказ о выступлении,
милорд.
-- Сомневаюсь, -- покачал головой Морган, -- Келсон не решился бы
отправить морем такое важное распоряжение. Он бы, скорее, послал гонца. --
Герцог помедлил. -- Думаю, что на этот раз флот направляется не дальше
Конкардина.
-- Странно то, что они идут в особом порядке и к тому же возвращаются
на день раньше.
-- Действительно странно, -- пробормотал Морган, словно забыв, что
рядом стоит Хилари. -- Ну, ладно, посылайте эскорт встречать "Рафаллию",
когда она встанет на якорь, и доставьте мне королевское послание. И,
пожалуйста, сообщите, когда они появятся.
-- Да, милорд.
Когда Хилари ушел, Морган озадаченно взъерошил волосы и двинулся
дальше. В самом деле, странно, с чего бы это Келсону посылать депешу морем,
тем более сейчас, когда погода на севере такая неустойчивая. Это на него не
похоже. И если только это не сон, то все приобретает какой-то зловещий
оттенок.
Вдруг он вспомнил сон, приснившийся ему сегодня ночью, и подумал, что
сон этот был продолжением тех забот, которые преследовали его целый день.
Спал он плохо, хотя обычно засыпал и пробуждался, когда хотел. Но
прошлой ночью его до утра мучили кошмары: яркие, ужасные сцены, от которых
он просыпался в холодном поту.
Он видел Келсона -- тот напряженно внимал кому-то, чьего лица Морган не
мог разглядеть, видел Дункана -- его лицо, обычно такое спокойное, на этот
раз было искажено тревогой и гневом: он знал своего преподобного кузена
совсем не таким. И еще тот, прозрачный лик, под капюшоном, лик из легенды,
что впервые привиделся ему осенью -- лик Камбера Кульдского, святого --
покровителя магии Дерини.
Морган поднял глаза и обнаружил, что стоит возле входа в Грот Часов --
мрачную глубокую пещеру, которая уже три столетия служила герцогам
Корвинским местом для уединения и медитации. Садовники побывали и тут, они
убрали и сожгли палую листву, но у самого входа все еще лежал мусор.
Помедлив, Морган решительно толкнул скрипучие железные двери и вошел. Взяв
зажженный факел из железной скобы в стене, он носком сапога разгреб
оставшийся от зимы мусор и двинулся в холодный мрак.
Внутри Грот Часов был совсем небольшой. Снаружи его свод выступал футов
на двадцать над землей и был похож на обломок скалы, выходящий на
поверхность посреди садовой дорожки. Весной и летом на нем зеленели деревца
и кусты, покрытые пестрыми цветами. По одному склону постоянно стекали
прозрачные струи небольшого водопада.
Изнутри, грот, как и было задумано, казался настоящей пещерой с сырыми,
грубо обтесанными стенами. Едва Морган вошел во внутренний зал, он отчетливо
ощутил над головой близость низкого сводчатого потолка; тонкий лучик света
пробивался сквозь забранное решеткой окно на противоположной стене и падал
на холодный черный мрамор саркофага, особенно бросавшегося в глаза в той
части покоя -- это была гробница Доминика, первого герцога Корвинского. В
центре зала находилось кресло, вытесанное из камня и обращенное к гробнице.
На крышке саркофага стоял металлический подсвечник, потускневший за зиму, а
огарок свечи погрызли мыши.
Однако Морган вошел сегодня в грот не для того, чтобы
засвидетельствовать почтение своему далекому предку. Он направился в самый
конец зала, где боковую стену, гладкую и ровную, украшали мозаичные портреты
тех, чье благословение, как полагали, хранило Корвинский двор.
Морган внимательно вглядывался в изображение Троицы, архангела Михаила,
побеждающего дракона, святого Рафаила-целителя, святого Георгия, поражающего
змея. Там были и другие, но сейчас Моргана интересовал лишь один.
Повернувшись налево, он сделал три шага и, приблизившись к противоположной
стене, поднял свечу прямо к портрету Камбера Кульдского, лорда Дерини из
Кульда, "Защитника людей".
Морган до сих пор так до конца и не раскрыл тайну притягательной силы
этого изображения. Да и само значение Камбера он осознал только прошлой
осенью, когда они с Дунканом плечом к плечу сражались за своего законного
короля.
Тогда его и посетило "видение". Сначала это было мимолетное ощущение
чьего-то присутствия, суеверное чувство, что чьи-то посторонние руки, чья-то
воля помогают его собственным. А потом он увидел, или ему показалось, что
увидел, это лицо. И всякий раз оно появлялось, когда случалось нечто,
имеющее отношение к легендарному святому -- Дерини.
Святой Камбер. Камбер Кульдский. Это имя, кажется, еще прогремит в
истории Дерини. Ведь это он, Камбер, в черные дни междуцарствия обнаружил,
что могущество Дерини, внушающее благоговейный страх, иногда может быть
даровано и людям. Это он, Камбер, положил начало Реставрации и отдал власть
людям.
За это он был причислен к лику святых. Людская благодарность не могла
найти лучшей награды тому, кто избавил их от ненавистной деспотии Дерини. Но
человеческая память коротка. И через некоторое время сыны смертных забыли,
что спасение пришло к ним, так же как и страдания, от Дерини. Волну
жестокости, захлестнувшую тогда одиннадцать королевств, большинство людей
предпочло бы забыть. Тысячи ни в чем не повинных Дерини погибли от меча либо
были убиты другим, более изощренным способом, получив отмщение за то, что,
по укоренившемуся мнению, творили их отцы. Уцелела всего лишь кучка Дерини,
одни -- скрываясь, другие -- находясь под покровительством тех немногих
лордов, что помнили еще, как все было на самом деле. Без сомнения, ими
двигало и почтение к памяти Святого Камбера.
Камбер Кульдский, Защитник людей. Камбер Кульдский, покровитель магии
Дерини. Камбер Кульдский, на портрет которого один из наследников этого рода
взирал с нетерпением и любопытством, стараясь понять ту странную связь,
возникшую, как ему казалось, между ним и давно умершим лордом Дерини.
Морган приблизил факел к портрету и рассматривал его, стараясь не
упустить ни малейшей детали на шероховатой поверхности мозаики. Со стены на
него смотрели сияющие глаза. Он видел только их да волевой, жесткий
подбородок -- остальные черты едва проступали, затененные низко надвинутым
монашеским капюшоном. Моргану почему-то казалось, что под капюшоном --
белокурые волосы; возможно, это только воспоминание, связанное с одним из
посетивших его видений?
Он надеялся, что видение когда-нибудь повторится, и ждал этого. Его
вдруг пронзил благоговейный трепет, однако ему на смену пришло сомнение: а
Камбер ли тот, из его видений? Святого уже давным-давно нет в живых. Но
может быть, это не имеет значения, и он все же видел именно его?
Опустив факел, Морган сделал шаг назад, все еще вглядываясь в мозаичный
портрет. Его вера была не слишком истовой, и. сама мысль о том, что в его
жизнь вмешиваются какие-то таинственные внешние силы, пусть даже на его
стороне, смущала его. Мало приятного -- постоянно чувствовать себя под
чьим-то наблюдением.
Да, но если это был не Святой Камбер, то кто же тогда? Другой Дерини?
Ни один человек не смог бы помочь ему в том, что он тогда сделал. А если это
был другой Дерини, почему он не назвал себя? Наверняка он представлял, как
Морган относится к таким явлениям. Конечно, он нуждался в помощи, но к чему
такая таинственность? Может быть, это все-таки был Святой Камбер?
Он пожал плечами и сосредоточился, заставив себя рассуждать здраво --
воспоминания совсем растревожили его. Нужно прийти в себя как можно скорее.
Внезапно Морган уловил какой-то шум снаружи и прислушался. Сначала он
различил торопливые шаги, а потом услышал голос Дерри:
-- Милорд! Милорд!
Проскользнув в открытую дверь, Морган воткнул свой факел в ту же скобу
и вышел на свет. Дерри, заметив его, развернулся и побежал к герцогу через
унылый сад.
-- Милорд! -- кричал Дерри, раскрасневшийся и возбужденный. -- Выйдите
во двор! Посмотрите, кто приехал!
-- Но "Рафаллия" еще не вошла в порт, так ведь? -- спросил Морган,
повернувшись к молодому человеку.
-- Нет, сэр, -- рассмеялся Дерри, качая головой, -- вы должны увидеть
сами. Идите же!
Заинтригованный, Морган двинулся в обратный путь по саду, удивленно
приподняв бровь. Он догнал Дерри и пошел за ним следом. Гофмейстер сиял от
уха до уха -- обычно это означало, что где-то рядом добрый конь, красивая
женщина или...
-- Дункан! -- во весь голос крикнул Морган, входя в ворота и увидев
своего кузена, слезающего с серого, забрызганного грязью боевого коня. Его
черный, промокший плащ. развевался на ветру, открывая взору порванный и
грязный край дорожной рясы. Десять или двенадцать стражников Келсона в
малиновых ливреях стояли вокруг него; среди них Морган узнал королевского
оруженосца, юного Ричарда Фитцвильяма -- тот придерживал поводья коня, пока
Дункан спешивался.

-- Дункан! Старый нечестивец! -- воскликнул Морган, широко шагая по
мокрому булыжнику двора. -- Какого черта ты делаешь в Корвине?
-- Тебя хотел навестить, -- ответил Дункан, обнимая Моргана. Его глаза
блестели от удовольствия. -- В Ремуте дела приняли плохой оборот, и я
подумал, а не побеспокоить ли мне любезного моего кузена. Откровенно говоря,
наш архиепископ, наверно, рад-радешенек, что от меня отделался.
-- Да, хорошо, что он сейчас тебя не видит, -- сказал Морган, широко
улыбаясь, пока Дункан снимал с коня седельные сумки, которые он затем
перекинул через плечо. -- Посмотрел бы он на тебя -- до чего грязен и
воняешь лошадьми. Пойдем, надо тебе помыться. Дерри, проследи, чтобы
позаботились о свите Дункана, хорошо?
-- Слушаюсь, милорд, -- с улыбкой произнес Дерри, поворачивая к группе
всадников и уже на ходу отвешивая легкий поклон, -- рад снова приветствовать
вас в Короте, отец Дункан!
-- Спасибо, Дерри.
Дерри отправился исполнять распоряжение герцога, а Морган и Дункан
поднялись по ступенькам и вошли в большой зал. Там вовсю кипела работа --
готовились к предстоящему балу. Десятки слуг и мастеров сооружали
внушительные столы для пиршества и такие же скамьи; стелили, предварительно
вычистив их, драгоценные ковры. Поварята толпились в зале, растапливая
камины и приготовляя жаровни для мяса. Несколько пажей усердно полировали
резные деревянные стулья, расставленные у высокого стола.
Лорд Роберт стоял неподалеку, наблюдая за происходящим. Как только
слуги воздвигли последний стол, Роберт велел поварятам протереть столы
маслом, чтобы удалить патину, выступившую за многие годы, а сам стал следить
за тем, как устанавливают огромные оловянные канделябры.
Справа от него лысеющий сенешаль Коротского замка лорд Гамильтон
занимался размещением музыкантов, приглашенных для вечернего приема. В эту
минуту он о чем-то горячо спорил с прославленным и блистательным трубадуром
Гвидионом, чье выступление должно было стать главным сюрпризом предстоящего
вечера.
Когда Морган и Дункан приблизились, низкорослый артист, выглядевший как
павлин в своей оранжевой куртке с широкими рукавами и таком же колпаке,
сердито пританцовывал и раздраженно сверкал черными глазами. Наконец, топнув
ногой, он в досаде отвернулся от Гамильтона. Морган добродушно усмехнулся и
поманил Гвидиона пальцем. В последний раз смерив Гамильтона надменным
взглядом, трубадур приблизился к герцогу, небрежно поклонившись.
-- Ваша светлость, я больше не могу работать с этим человеком. Он
самонадеян, груб и ничего не смыслит в искусстве!
Морган попытался сдержать улыбку.
-- Дункан, я имею несколько своеобразное удовольствие представить тебе
прославленного маэстро Гвидиона ап Пленнета, последнее и самое блестящее
приобретение моего двора. Должен также добавить, что во всех одиннадцати
королевствах он исполняет баллады лучше кого бы то ни было -- конечно, когда
не занят склоками с моими приближенными. Гвидион, а это мой преподобный
кузен -- монсеньор Дункан Мак-Лайн.
-- Приветствую вас в Короте, монсеньор, -- пробормотал Гвидион,
пропустив мимо ушей многозначительные намеки Моргана. -- Его светлость не
раз и с большей похвалой говорил о вас. Я уверен, что вам здесь понравится.
-- Благодарю вас, -- ответил Дункан, в свою очередь поклонившись, -- в
Ремуте вас считают лучшим трубадуром со времен лорда Левелина. Убежден, что
вам еще представится возможность подтвердить эту репутацию до того, как я
уеду.
-- Гвидион будет выступать сегодня вечером, если только ему позволят
расположить музыкантов по своему усмотрению, монсеньор. -- Трубадур
поклонился и взглянул на Моргана. -- Но если лорд Гамильтон будет продолжать
преследовать меня с таким же маниакальным упорством, я, наверное, просто
потеряю голову и уж тогда точно не смогу выступать.
Выпрямившись и скрестив руки на груди, трубадур всем своим видом дал
понять, что разговор окончен. Морган внимательно и бесстрастно изучал
потолок -- только это и помогало ему до сих пор не расхохотаться.
-- Ну хорошо, -- произнес он и, чтобы скрыть улыбку, откашлялся. --
Скажи Гамильтону, что я позволяю тебе расположить музыкантов так, как ты
пожелаешь. И хватит, не надо больше ссориться, хорошо?
-- Конечно, ваша светлость.
Слегка кивнув, он повернулся на каблуках и, все еще со скрещенными на
груди руками, зашагал к лорду Гамильтону.
Завидев его, Гамильтон посмотрел на Моргана, ища поддержки, но герцог
только покачал головой и движением подбородка указал на Гвидиона. Со
вздохом, который было слышно на другом конце зала, Гамильтон неохотно кивнул
и скрылся за дверью. Гвидион тотчас же встал на его место, рассаживая
музыкантов в совершенно ином порядке, задаваясь при этом, как боевой
петушок.
-- Он всегда столь неукротим? -- спросил с удивлением Дункан, дойдя с
Морганом до выхода из зала и ступив на узкую лестницу.
-- Нет, не всегда. Обычно -- еще хуже.
Они поднялись по лестнице. Морган отворил тяжелую дверь, за которой, в
нескольких футах от первой, была другая, ореховая, с инкрустацией --
Корвинским грифоном, изображенным на эмали. Морган дотронулся до глаза
грифона печаткой перстня, и дверь бесшумно открылась. За дверью находился
кабинет Моргана, его святая святых, где он уединялся для занятий магией.
Кабинет представлял собой круглую комнату приблизительно тридцати футов
в диаметре, расположенную на самом верху самой высокой башни герцогского
замка. Стены из тяжелых камней прерывались семью узкими окнами с зелеными
стеклами, которые, начинаясь на уровне глаз, подымались до самого потолка.
Башня возвышалась, как маяк, и ночью, когда в этом кабинете допоздна горели
свечи, на многие мили вокруг были видны семь горящих в ночном небе зеленых
окон.
Под прямым углом от входа у стены был огромный камин с плитой,
украшенный лепниной, выступавшей на шесть-восемь футов. Над камином висело
шелковое знамя с таким же, как на двери, грифоном. На каминной полке стояло
множество разнообразных предметов. Вытканная на ковре карта одиннадцати
королевств покрывала стену прямо напротив входа, а под ней стоял громадный,
плотно заставленный книгами книжный шкаф, слева от которого располагались
великолепный письменный стол и кресло резного дерева, а также широкая
кушетка, покрытая черным мехом. Дункан знал, что, обернувшись, он нашел бы с
левой стороны двери небольшой переносной алтарь с простым молитвенным
столиком черного дерева.
В комнате было немало интересного, но внимание Дункана сразу же
привлекло таинственное небесное сияние в центре ее. На столике шириной в
локоть, к которому были придвинуты два удобных с виду кресла, обтянутых
зеленой кожей, покоился в лапах золотого Корвинского грифона небольшой,
около четырех дюймов в диаметре, полупрозрачный шар янтарного цвета.
Дункан присвистнул и поспешно шагнул к столику. Он уже было наклонился,
чтобы дотронуться до шара, но опомнился и остановился, пораженный. Морган
улыбнулся и встал рядом с кузеном, опираясь на спинку кресла.
-- Как тебе это нравится? -- спросил он. Вопрос был чисто риторическим,
так как было видно, что Дункан восхищен.
-- Поразительно! -- прошептал Дункан с тем благоговейным трепетом,
который охватывает мастера при виде вышедшей из-под его рук поистине
великолепной вещи. -- Где это ты достал такой из ряда вон выходящий
экземпляр -- это ведь ширский кристалл, не правда ли?
-- Он самый, -- кивнул Морган. -- Его отыскали для меня в Орсальском
Уделе несколько месяцев тому назад, за возмутительную, надо сказать, цену.
Подойди поближе, возьми его в руки, если хочешь.
Дункан протиснулся между двумя креслами, при этом седельные сумки, все
еще болтавшиеся у него на плече, стукнулись о столик. Дункан удивленно
посмотрел вниз, вспомнив о них лишь в эту минуту, и на его мягком лице
появилось напряжение и настороженность. Он поставил сумки на стол и хотел
что-то сказать, но Морган покачал головой.
-- Займись кристаллом, -- настоял он, видя замешательство Дункана. --
Не знаю, что ты там принес, -- наверное, что-то важное, -- но все это может
подождать.
Дункан закусил губу и бросил на Моргана долгий взгляд, потом кивнул,
неохотно соглашаясь, и опустил сумки на пол. Он глубоко вздохнул, сжал
пальцы, затем выдохнул и наклонился к кристаллу, обхватив его ладонями.
Когда он расслабился, кристалл начал светиться.
-- Прекрасно, -- вздохнул Дункан. Он успокоился, едва только опустил
руки на кристалл, чтобы изучить его как следует. -- Шар так велик, что я,
должно быть, увижу в нем образы сразу?
Снова сосредоточившись, он заглянул в кристалл и увидел, что сияние
усилилось. Легкое помутнение пропало, и шар сделался прозрачно-янтарным, и
только как будто слегка затемненным чьим-то дыханием. Затем в дымке появился
неясный образ, постепенно принимавший отчетливые очертания человеческой
фигуры. Высокий мужчина с серебряной сединой в архиепископской мантии и
митре с тяжелым драгоценным распятием в руках был очень сердит.
-- Лорис! -- догадался Морган, наклонившись, чтобы получше рассмотреть
образ. -- Какого черта он появился? Как бы то ни было, конечно, это Дункан
его так рассердил.
Дункан отдернул руки, как будто кристалл раскалился и обжег ему ладони,
и на мгновение сморщился от досады. Как только его руки перестали касаться
шара, изображение затуманилось и кристалл снова стал полупрозрачным. Дункан
вытер руки о рясу, словно удаляя с них что-то липкое, а затем, аккуратно
положив их на стол, заставил себя расслабиться. Глядя на руки, он произнес:
-- Очевидно, ты догадался, что это не просто светский визит, -- с
горечью пробормотал он, -- этого не скрыть даже от ширского кристалла.
Морган понимающе кивнул.
-- Я это почувствовал, как только ты слез с коня. -- Он внимательно
разглядывал перстень с грифоном на указательном пальце и рассеянно потирал
его. -- Может быть, ты расскажешь мне, что случилось?
Дункан пожал плечами и махнул рукой.
-- Об этом не так-то легко говорить, Аларик. Дело в том, что меня хотят
лишить сана.
-- Лишить сана? -- Морган опешил. -- За что?
-- А ты не догадываешься? -- криво усмехнулся Дункан. -- Видимо,
архиепископ Лорис убедил Карригана, что мое участие в битве, произошедшей во
время коронации, не ограничилось ролью королевского исповедника, что, к
сожалению, чистая правда. Может быть, они даже подозревают, что я наполовину
Дерини. Они собирались вызвать меня в Святейший Совет, но мой друг узнал об
этом и вовремя меня предупредил. То, чего мы опасались, случилось.
-- Мне очень жаль, Дункан, -- выдохнул Морган и опустил глаза. -- Я
знаю, как много значит для тебя твой сан. Я... я просто не знаю, что и
сказать.
-- Все гораздо хуже, чем ты думаешь, друг мой, -- едва заметно
улыбнулся Дункан, -- откровенно говоря, если бы все сводилось лишь к их
подозрениям, я бы так не беспокоился. Однако чем больше я проявляю себя как
Дерини, тем меньше, кажется, значат для меня мои обеты. -- Он наклонился к