Кертц Кэтрин. Шахматы Дерини

осторожно сел. Он продолжал рассматривать Хью через стекло бокала, стоящего
перед ним. Келсон, закончив читать, разглаживал пергамент на столе.
-- Я благодарен вам за эти сведения, отец мой, -- сказал Келсон
священнику, жестом предлагая ему встать. -- И я прошу прощения за нелюбезный
прием. Надеюсь, вы понимаете, чем это вызвано.
-- Конечно, государь, -- пробормотал Хью, -- вы никак не могли знать,
кто я такой. Слава Богу, что здесь отец Дункан, -- не то бы меня погубило
собственное нетерпение.
Дункан кивнул, явно думая о другом; его побледневшие пальцы нервно
теребили ножку серебряной рюмки. Келсон, кажется, не заметил, как он еще раз
просмотрел пергамент.
-- По-видимому, это письмо должно быть отправлено сегодня, -- сказал
он. Хью утвердительно кивнул.
-- Отец Дункан, если я правильно понял, это значит, что..?
-- Да, черт бы побрал их обоих со всеми потрохами, -- невольно
вырвалось из уст Дункана. Он резко вскинул голову и, словно осознав, что
произнес, покачал головой и выпустил из рук рюмку, которую до сих пор
терзали его пальцы так, что она из круглой стала овальной.
-- Простите, мой принц, -- пробормотал он. -- Все это значит, что Лорис
и Карриган в конце концов замыслили что-то против Аларика. Я уже много
месяцев ждал чего-нибудь в этом роде, но мне и в голову не приходило, что
они решатся проклясть целое герцогство из-за одного человека.
-- Стало быть, решились, -- озабоченно сказал Келсон. -- Мы можем им
помешать?
Дункан глубоко вздохнул, заставляя себя сдержать гнев.
-- Вряд ли. Не надо забывать, что для Лориса и Карригана Аларик -- ключ
ко всему вопросу о Дерини, он -- самый высокопоставленный из всех Дерини в
королевстве, и это известно всем. И хотя явно он своими силами никогда не
пользовался, после смерти Бриона ему пришлось сделать это, чтобы защитить
вас.
-- А для архиепископов, -- вмешался Нигель, -- любая магия есть зло,
так уж обстоит дело. К тому же они никогда не забудут, как Аларик оставил их
в дураках во время коронации. Представляю себе, что нас еще ждет, пока все
это будет позади.
Келсон, усевшись поудобнее в кресле, рассматривал рубиновое кольцо на
среднем пальце.
-- То есть это война с Дерини, да? Отец Дункан, но мы ведь не можем
превращать религиозный спор во всеобщую войну! Как это остановить?
Дункан покачал головой.
-- Не знаю. Надо посоветоваться с Алариком. Хью, тебе известно, кто
повезет это письмо?
-- По милости Лориса -- монсеньор Горони, -- ответил монах, глаза
которого округлились от удивления после всего, что он здесь услышал. -- Он с
вооруженным эскортом отправится на барке до Конкардина, а там пересядет на
торговое судно.
-- Я знаю Горони, -- кивнул Дункан. -- Ему велено что-нибудь передать
на словах, что-нибудь, чего нет в письме? -- Он коснулся пергамента холеным
ногтем.
-- Не знаю, -- сказал Хью. -- Я снимал с него чистовую копию, -- он
указал на письмо, лежащее на столе, -- и видел, как оба подписали его и
поставили печать. Не знаю, что они сказали Горони, когда я вышел, и, честно
говоря, не представляю, что они могли сказать ему заранее.
-- Понимаю, -- кивнул Дункан. -- У тебя еще есть что-нибудь для нас?
Хью опустил глаза и сложил руки на груди. Конечно, у него было еще одно
дело. Но он был поражен тем, как сильно взволновало Дункана предыдущее
сообщение, и не знал, как помягче сообщить ему новость, касающуюся его
самого. Впрочем, как ни скажи, суть от этого не изменится.
-- Есть еще... еще кое-что, для тебя, Дункан. Он сделал паузу. -- Я не
думал, что встречу тебя здесь, но я сегодня переписывал еще одну бумагу.
Она... касается лично тебя...
-- Меня? -- Дункан посмотрел на Келсона и Нигеля. -- Продолжай. Здесь
ты можешь говорить свободно.
-- Это... это не то. -- Хью тяжело вздохнул. -- Дункан, Карриган
подозревает тебя. Он хочет вызвать тебя на заседание Совета, чтобы обличить
в причастности к ереси, может быть, завтра утром.
-- Что?
Дункан выпрямился, его лицо посерело. Хью не мог поднять глаз.
-- Прости, Дункан, -- прошептал он. -- Кажется, архиепископ считает,
что ты причастен к тому, что произошло на коронации его величества.
Простите, государь. -- Хью взглянул на Келсона. -- Он дал мне час на то,
чтобы переписать письмо, просил сделать это как можно быстрее. Я отдал его
переписать одному из своих клириков, а сам рассчитывал найти тебя, как
только доложу его величеству о других делах.
Он пристально посмотрел на Дункана и прошептал:
-- Ты что, действительно замешан в магии?
Дункан, как во сне, подошел к очагу, его глаза округлились.
-- Заподозрен... -- пробормотал он, не ответив на вопрос Хью. -- И
вызван на суд.
Он посмотрел на Келсона.
-- Мой принц, может быть лучше, чтобы завтра, когда это письмо придет,
меня здесь не было. Нельзя сказать, что я боюсь, вы знаете... но если
Карриган сейчас арестует меня...
Келсон кивнул.
-- Я понимаю. Что вы хотите предпринять?
Дункан, подумав мгновение, бросил умоляющий взгляд на Нигеля, затем на
Келсона.
-- Пошлите меня к Аларику, государь. Его все равно нужно предупредить,
а при этом и сам я буду в безопасности. А может быть, уговорю даже епископа
Толливера повременить с отлучением.
-- Я дам вам дюжину лучших моих людей, -- ответил Келсон. -- Что еще?
Дункан покачал головой, стараясь осмыслить план, возникший в голове.
-- Хью, ты сказал, что Горони поедет морем. Это три дня пути или чуть
меньше при попутном ветре, и если потом они будут мчаться во всю прыть.
Нигель, в каком сейчас состоянии дорога отсюда в Аларикову столицу?
-- В ужасном. Но если почаще менять лошадей, ты можешь опередить
Горони. И потом, дальше к югу дорога получше.
Дункан провел рукой по своим каштановым волосам и кивнул.
-- Хорошо, попытаюсь. По крайней мере, я буду вне власти Карригана, как
только пересеку границу Корвина. С епископом Толливером мы вроде были
когда-то дружны. Я сомневаюсь, что он арестует меня только на основании слов
Горони. И потом, Горони, надеюсь, не знает о распоряжении Карригана на мой
счет, даже если тот их уже сделал.
-- На том и порешим, -- сказал Келсон, вставая и кланяясь Хью. -- Отец
мой, благодарю вас за верность. Я не забуду этого. Но безопасно ли для вас
сейчас возвращаться в архиепископский дворец? Если хотите, я могу оказать
вам покровительство. А то можете поехать с отцом Дунканом.
Хью улыбнулся:
-- Благодарю вас, государь. Но я думаю, вам будет от меня больше
пользы, если я вернусь к своим обязанностям. Пока меня ни в чем не
подозревают, и, возможно, я смогу вам сообщить что-нибудь еще.
-- Хорошо, -- кивнул Келсон. -- Всего доброго, отец мой.
-- Благодарю вас, государь, -- поклонился Хью. -- А ты, Дункан, -- он
сжал его руку и заглянул в глаза,-- будь осторожен, мой друг. Уж не знаю,
что ты наделал, да и знать не хочу, но мои молитвы с тобой.
Дункан, ободряющим жестом коснувшись его плеча, кивнул, и Хью вышел.
Как только дверь за ним затворилась, Дункан взял письмо и стал складывать
его -- пергамент поскрипывал в тишине. Сейчас он знал, что делать, и это
помогало ему совладать с ужасом и отчаянием. Пряча письмо в карман
фиолетовой сутаны, он посмотрел на Келсона. Мальчик отрешенно стоял,
прислонившись к спинке кресла, словно забыв, что в комнате есть еще кто-то.
Нигель по-прежнему сидел за столом напротив Дункана, но и он тоже был
погружен в свои мысли.
Дункан поднял и осушил свою рюмку, заметив, что она сплющена, и
подумав, что это, должно быть, его рук дело. Он отодвинул рюмку и вновь
посмотрел на Келсона.
-- Я собираюсь взять письмо Хью с собой, если вы, мои принц, не
возражаете. Аларику захочется посмотреть на него.
-- Да, конечно, -- ответил Келсон, выходя из оцепенения. -- Дядя, вы
позаботитесь об эскорте? И отправьте с ним Ричарда, отцу Дункану может
понадобиться хороший спутник.
-- Конечно, Келсон.
Нигель легко выпрямился и двинулся к двери. Проходя мимо Дункана, он
дружески похлопал его по плечу. Дверь закрылась, и они остались вдвоем.
Келсон подошел к очагу и, прислонившись лбом к каминной решетке, пристально
смотрел на огонь.
Дункан, сложив руки, опустил глаза в пол. Были вещи, о которых он
говорил только с Келсоном и Алариком, и, очевидно, мальчика тревожило сейчас
нечто подобное. Конечно же, сегодняшние события -- тяжелое испытание для
Келсона, но и отложить отъезд он не может. Вероятно, Карриган отправит
приказ нынче же вечером. И чем больше он, Дункан, будет мешкать, тем ближе к
Корвину будет Горони со своим недобрым посланием.
Дункан осторожно прокашлялся и заметил, как вздрогнули плечи Келсона.
-- Келсон, -- мягко сказал он, -- мне пора.
-- Я знаю.
-- Есть еще какие-нибудь поручения к Аларику?
-- Нет, -- тихим, осипшим голосом сказал мальчик. -- Ну скажите ему --
скажите...
Он повернул к Дункану бледное, полное отчаяния лицо. Дункан в тревоге
подошел к нему, взял его за плечи и заглянул в испуганные детские глаза.
Мальчик словно окаменел -- он стоял, сжав кулаки, но не от гнева, а от
страха. И его полные слез серые глаза были теперь не глазами храброго
короля, вступающего в битву со злыми силами, дабы сохранить свой трон, а
ребенка, который слишком долго притворялся взрослым в этом сложном и
враждебном мире. Дункан мгновенно почувствовал все это и ободряюще посмотрел
на Келсона -- при всей неожиданной зрелости молодого короля, сейчас он был
всего лишь четырнадцатилетним мальчиком -- мальчиком испуганным.
-- Келсон?
-- Будьте, пожалуйста, осторожны, отец мой, -- прошептал тот дрожащим
от слез голосом.
Дункан внезапно прижал Келсона к груди, обняв его за плечи. Гладя
иссиня-черные волосы мальчика, он почувствовал, как напряжение покинуло
Келсона. Он обнял его еще крепче и тихо сказал:
-- Может, поговорим в другой раз, Келсон? Все не так страшно, как
кажется, если хорошенько разобраться.
-- Да, -- пробормотал Келсон, уткнувшись в плечо Дункана.
-- Я не люблю перечить королям, но боюсь, сейчас с вами не все в
порядке, Келсон. Положим, самое страшное случилось. Подумаем, что можно
сделать?
-- Х-хорошо.
-- Отлично, итак... Что вас особенно тревожит?..
Келсон отстранился от Дункана и, взглянув на него, вытер глаза и
повернулся к камину. Дункан продолжал ободряюще поддерживать его под локоть
левой рукой.
-- Что, -- прошептал мальчик, -- что, если они возьмут вас и Аларика,
отец мой?
-- Хм-м, это зависит от того, кто именно и при каких обстоятельствах.
-- Скажем, вас захватит Лорис?
Дункан задумался.
-- Ну, тогда прежде всего я должен буду держать ответ перед Святейшим
Советом. Если они найдут в чем обвинить меня после дебатов, они смогут
лишить меня сана. Может быть, даже заточить.
-- А что, если они узнают, что вы полу-Дерини? -- спросил мальчик. --
Могут они убить вас? Дункан задумчиво поднял бровь.
-- Мое родство с Дерини им, конечно, совсем не понравится. -- Он
нахмурился. -- Думаю, в этом случае я обязательно буду арестован. И уже
этого одного достаточно, чтобы ни в коем случае не даться им в руки. Просто
не хочется говорить, что может случиться.
Келсон улыбнулся -- назло собственному страху.
-- Не хочется говорить. Но допустим -- это случилось. Вы могли бы убить
их, если бы пришлось?
-- Пожалуй, нет, -- ответил Дункан, -- вот и еще причина, чтобы не дать
захватить себя врасплох.
-- А Морган?
-- Аларик? -- Дункан задумался. -- Трудно сказать, Келсон. В сущности,
Лорис, кажется, рассчитывает на его раскаяние. Если Аларик отречется от
власти и пообещает не стремиться к ней вновь, Лорис отменит отлучение.
-- Аларик никогда не отречется, -- сказал Келсон.
-- О, я тоже в этом уверен, -- ответил Дункан. -- Однако в таком случае
отлучение падет на Корвин и начнется не только церковная, но и политическая
смута.
-- Политическая? Что же случится? -- удивился Келсон.
-- Ну, поскольку корвинцы понимают, что все дело в Аларике, они могут
перестать повиноваться ему как раз перед летней кампанией. А это, не
забывайте, пятая часть ваших сил. Затем Аларик будет заточен, как и я, а там
очередь за вами.
-- За мной? Как это?
-- Просто. Мы с Алариком в один прекрасный день будем преданы анафеме,
и наше заточение станет вечным. Всех, кого заподозрят в связи с нами,
постигнет та же участь. Но у вас всегда есть выбор: либо вы признаете диктат
архиепископов и предадите нас, что лишит вас лучшего генерала накануне
войны, либо пошлете архиепископов к черту и защитите Аларика, правда
отлучение падет на весь Гвинедд.
-- Это невозможно!
-- Но все идет к тому. Пока еще ваш сан выручает вас, только боюсь, и
это ненадолго. Ваша мать предвидела нечто подобное.
Келсон опустил голову, вспоминая сцену, происшедшую неделю назад, когда
его мать, неосознанно, быть может, предрекла то, что случилось сегодня.

-- Но я не понимаю, почему вам надо ехать так далеко, -- спорил Келсон.
-- Почему обитель Святого Жиля? Вы же знаете -- оттуда всего несколько часов
езды до границы Восточной Марки, а там через несколько месяцев будут тяжелые
бои.
Джеанна спокойно продолжала собираться, выбирая необходимое из своего
гардероба и передавая фрейлине, которая складывала вещи в обтянутый кожей
дорожный саквояж. Королева все еще была в трауре -- прошло лишь четыре
месяца со смерти Бриона. Но ее блестящие волосы были не покрыты, длинные
рыже-золотистые пряди свободно спадали на спину, стянутые только золотой
цепочкой. Она обернулась, посмотрела на Келсона и стоящего за ним Нигеля и
снова вернулась к своей работе, все так же холодно и бесстрастно.
-- Почему Святой Жиль? -- спросила она. -- Наверное, потому, что я
останавливалась там много лет назад, еще до твоего рождения, Келсон. Мне
нужно кое-что сделать, а для этого надо остаться наедине с собой.
-- Есть дюжина мест, где ты можешь уединиться, если это тебе так
необходимо, -- ответил Нигель, рассеянно теребя фалды темно-синего плаща. --
А что, если какая-нибудь разбойничья шайка похитит тебя или случится
что-нибудь еще похуже?
Джеанна улыбнулась и покачала головой, заглянув герцогу королевства в
глаза.
-- Дорогой Нигель, брат мой, как тебя понимать? Я должна ехать. И
должна ехать в Шаннис-Меир. Если я останусь здесь, зная, что происходит,
зная, что Келсон пользуется своей силой, где и когда хочет, мне однажды
придется применить свою, чтобы остановить его. Умом я понимаю, что не должна
этого делать, но душой, сердцем я знаю -- нельзя ему использовать эти силы,
они страшные, дьявольские. -- Она повернулась к Келсону. -- Если я останусь,
я погублю тебя.
-- Неужто так, матушка? -- прошептал Келсон. -- Неужто вы, чистокровная
Дерини, погубите своего сына за то, что он использует силы, которые от вас
же в наследство и получил?
Джеанну словно ударили -- она резко повернулась к нему спиной и тяжело
опустилась на стул, сдерживая дрожь и потупя глаза.
-- Келсон, -- начала она слабым, чуть слышным голосом, -- разве ты не
видишь? Я по крови -- Дерини, но я не чувствую себя Дерини. Я чувствую себя
человеком, думаю, как человек. И как человека меня всю жизнь учили, что быть
Дерини -- это зло, порок.
Она подняла на Келсона испуганный взгляд.
-- А если те, кого я люблю больше всех, -- Дерини, и не гнушаются
использовать эти силы, разве, Келсон, ты не понимаешь, как это для меня
страшно? Я ужасно боюсь, что люди пойдут на Дерини войной, как двести лет
назад, и не думаю, что я выдержу, если окажусь в центре всего этого.
-- Ты все равно окажешься в центре этого, -- возразил Нигель, -- хочешь
ты этого или нет. А если люди пойдут против Дерини, ты не сможешь даже
принять чью-либо сторону.
-- Я знаю, -- прошептала Джеанна.
-- Так почему Святой Жиль? -- сердито продолжал Нигель. -- Это епархия
архиепископа Лориса. Ты надеешься, что он поможет тебе разрешить твое
противоречие -- он, который известен преследованиями Дерини на севере?
Архиепископ скоро начнет действовать, он не может больше оставлять без
внимания то, что произошло во время коронации. А когда они начнут, я не
уверен, что даже положение Келсона поможет ему.
-- Ничто не изменит моих намерений, -- сухо сказала Джеанна. -- Я
сегодня же уезжаю в Шаннис-Меир, где собираюсь просить сестер обители
Святого Жиля о помощи и духовной поддержке. Я так решила, Нигель, именно
потому, что не чувствую себя ни человеком, ни Дерини. И пока я не разберусь,
кто же я все-таки, я никого не хочу видеть, я никому не нужна.
-- Вы нужны мне, матушка, -- учтиво сказал Келсон, взглянув на нее
своими серыми глазами. -- Пожалуйста, останьтесь.
-- Не могу, -- подавляя рыдания, ответила Джеанна.
-- А если... если я прикажу вам, как король, -- сдерживая слезы,
дрожащим голосом сказал Келсон, -- что тогда?
Джеанна на мгновение замерла, ее глаза потемнели от боли, она
отвернулась, и ее плечи охватила дрожь.
-- Не заставляй меня отвечать на этот вопрос, Келсон, -- с трудом
прошептала она. -- Пожалуйста, не проси меня.
Келсон двинулся было к ней, чтобы продолжить уговоры, но Нигель поднес
палец к губам и покачал головой. Он подошел к дверям и приоткрыл их, молча
ожидая, пока Келсон последует за ним.
Глухо и тяжело прозвучали их шаги в напряженной тишине, когда они
покидали комнату, а тихие рыдания за закрывшейся дверью навсегда
запечатлелись в сознании Келсона.

Келсон тяжело вздохнул, глядя на пламя очага.
-- Итак, вы думаете, что архиепископы восстанут против меня?
-- До времени, может быть, и нет, -- сказал Дункан. Однако в конце
концов они не могут слишком долго как бы не замечать, что и вы тоже Дерини.
Как только, скажем, вы отмените отлучение, они это вспомнят.
-- Я же могу уничтожить их! -- прошептал Келсон. Его кулаки сжались,
глаза сузились -- он почувствовал свою силу.
-- Но не сделаете это, -- сказал Дункан. -- Использовав свою силу
против архиепископов -- хотя бы они и заслужили это, -- вы окончательно
уверите всех в мысли, что Дерини пытаются разрушить церковь и государство,
дабы восстановить свою тиранию. Великая вражда открыто обернется против вас.
-- Но это же безвыходное положение, отец мой? Я -- против церкви?
-- Не церкви, мой принц.
-- Ну хорошо. Против людей, возглавляющих церковь. Это ведь одно и то
же?
-- Не совсем. -- Дункан покачал головой. -- Мы спорим не с церковью,
хотя на первый взгляд так и кажется. Мы спорим против идеи, что всякое
отклонение от общепринятого -- зло, что, если кому-то от рождения даны
необычные талант и сила, это будто бы значит, что он во власти зла, как бы
он эту силу ни использовал.
Мы оспариваем дурацкую мысль, что человек предрасположен к греху от
рождения, оспариваем, наконец, то, что из-за кучки людей, живших триста лет
назад, весь народ должен быть проклят и гоним из поколения в поколение.
Вот с чем мы воюем, Келсон. Карриган, Лорис, даже Венцит Торентский --
это просто пешки в большой войне за то, чтобы человек мог оставаться самим
собой, мог сам распоряжаться своей жизнью, обращая во зло или добро данные
ему способности. Разве все это не важно?
Келсон с гордостью улыбнулся и опустил глаза.
-- Вы говорите, как Аларик и как мой отец. От него я тоже часто слышал
такое.
-- Он бы гордился вами, Келсон. Большое счастье -- иметь такого сына.
Если бы у меня был сын...
Он посмотрел на Келсона, и их взгляды встретились. Пожав мальчику руку,
Дункан вернулся к столу.
-- Я еду, мой принц. Мы с Алариком постараемся оповещать вас о наших
делах. Доверяйте Нигелю, полагайтесь на него. И не дразните архиепископов. А
мы с Алариком тем временем попытаемся обвести их вокруг пальца.
-- Не беспокойтесь, отец, я не сделаю ни одного необдуманного шага. Я
больше не боюсь.
-- Пока это будет так -- Халдейн в ваших руках, -- с улыбкой произнес
Дункан. -- Увидимся в Кульде, примерно через неделю. Да хранит вас Господь,
мой принц.
-- И вас, отец мой, -- прошептал Келсон, когда дверь за священником
закрылась.

ГЛАВА III
"Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо"^[3].
"Итак, урожай, благодаря хорошей погоде, удвоен по сравнению с прошлым
годом. Сим заверяет Вильям, управляющий герцогскими поместьями в Доннерале,
отчет за март месяц года пятнадцатого правления его светлости лорда Аларика
Корвинского".
Лорд Роберт Тендальский оторвался от документа и неодобрительно
взглянул на своего господина. Герцог вглядывался в пустынный сад за окном
террасы, мысли его были за много миль отсюда. Его ноги покоились на
скамеечке, обтянутой зеленой кожей, а белокурая голова слегка откинулась на
высокую спинку кресла. По выражению лица молодого человека было ясно, что он
не слушает.
Лорд Роберт вопросительно кашлянул, но герцог даже головы не повернул.
Управляющий поджал губы и, задумчиво разглядывая Моргана, поднял свиток с
отчетом, который только что читал, фута на два над столом и неожиданно
выпустил его из рук. Документы и счета с шумом разлетелись в разные стороны.
Лорд Аларик Энтони Морган, вздрогнув, поднял глаза и согнал с лица
мечтательное выражение, осознав, что он здесь не один.
-- Ваша светлость, вы же не слышали ни слова из того, что я сказал, --
с укоризной проворчал Роберт.
Морган покачал головой и с улыбкой провел по лицу расслабленной рукой.
-- Мне очень жаль, Роберт, но я задумался о другом.
-- Уж это точно.
Пока Роберт приводил в порядок разбросанные документы, Морган встал и
потянулся. Он рассеянно взъерошил коротко остриженные белокурые волосы и,
оглядев незатейливо обставленную дворцовую террасу, снова сел в кресло.
-- Ну хорошо, -- вздохнул он и, склонившись над столом, начал
равнодушно изучать пергамент, -- мы занимались счетами из Доннераля, не
правда ли? Они, кажется, в порядке?
Роберт отодвинул свое кресло на несколько дюймов и бросил перо.
-- Конечно, они в порядке, Аларик. Но вы же знаете, мы должны уладить
некоторые формальности. В этих отчетах представлена значительная часть ваших
земельных владений -- владений, которых вы скоро лишитесь, поскольку они --
приданое леди Бронвин. И даже если вы с лордом Кевином склонны попросту
договориться обо всем на словах, то отец Кевина, мой герцог, я полагаю, этим
не удовлетворится.
-- На моей сестре женится не отец Кевина, герцог! -- парировал Морган,
широко улыбнувшись. -- Уйди, Робби, будь другом, дай мне отдохнуть. Мы же
оба знаем, что отчеты безупречны. Если ты настаиваешь на том, чтобы мы их
проверили, то давай отложим это на завтра.
Роберт на миг принял суровый и непреклонный вид, но затем сдался и
примирительно поднял руки вверх.
-- Что ж, хорошо, ваша светлость, -- сказал он, собирая свитки с
отчетами и описями, -- однако, как ваш управляющий, я вынужден отметить, что
до свадьбы осталось меньше двух недель. А завтра у вас прием, а послезавтра
явится посол Орсальского Удела, и лорд Генри де Вир хочет переговорить с
вами о Варине де Грее, а еще...
-- Завтра, Роберт, завтра, -- сказал Морган с самым невинным видом, с
трудом, впрочем, сдерживая торжествующую улыбку, -- но теперь-то я могу
идти?
Роберт закатил глаза к небесам, безмолвно призывая себя к терпению, и
огорченно и безнадежно махнул рукой. Морган вскочил и поклонился с
иронически нарочитой торжественностью, после чего повернулся на каблуках и
ринулся с террасы в большой зал. Роберт проводил его взглядом, вспоминая
стройного светловолосого мальчика, теперь -- герцога Корвинского,
лорда-генерала королевских войск. Королевского Поборника, и -- друга.
Роберт поймал себя на потаенной мысли, что родство Моргана с Дерини --
это единственное, о чем он предпочел бы не помнить, думая о правителях
Корвина, которым он служил всю жизнь. Принадлежность к роду лордов Тендалей
делала его наследственным управляющим Корвина, так было заведено уже два
столетия, со времен Реставрации. И, несмотря на то, что в герцогах
Корвинских текла кровь Дерини, они были неплохими правителями. Словом, если
быть до конца справедливым, Роберту и не на что жаловаться.
Конечно, приходилось считаться с капризами и прихотями Моргана, такими,
например, как сегодня. Но это, можно сказать, входило в правила той игры, в
которую они оба играли. Очевидно, сегодня у герцога есть веская причина для
того, чтобы отложить все дела.
И все же хорошо бы когда-нибудь победить в этой игре.
Роберт собрал документы и аккуратно сложил их в кабинете у окна. Вообще
то, что герцог сократил сегодняшние расчеты, было весьма кстати. Сам-то
Морган, возможно, давно забыл, что ночью в большом зале должен состояться
официальный прием. И если он, Роберт, не позаботится обо всем, то это
событие наверняка закончится сокрушительным провалом. Морган и всегда-то
уклонялся от своих формальных обязанностей, когда не видел в этом
необходимости. А то, что на приеме будут присутствовать несколько подходящих
невест, мечтающих стать герцогиней Корвинской, вероятно, нисколько не
улучшит настроения Аларика.
Насвистывая и потирая руки, Роберт направился к большому залу, куда
только что удалился Морган. После их сегодняшних расчетов будет особенно
занятно посмотреть на замешательство Моргана под оценивающими взглядами этих
дам. Роберт ждал приема с нетерпением.

Покинув большой зал, Морган обвел двор отсутствующим взглядом, заметив
на другом его конце, возле конюшен, мальчика-конюха, бегущего рядом с
крупным гнедым конем, одним из тех жеребцов из Р'Кассана, которых на прошлой
неделе привели в Корвин его закупщики. Великолепный конь шел легкой рысью, и
каждый его шаг равнялся трем или четырем шагам бегущего рядом мальчика. А
слева, возле кузницы, стоял оруженосец Моргана -- Шон лорд Дерри и что-то
серьезно выговаривал кузнецу Джеймсу, пытаясь, по-видимому, объяснить тому,
как именно следует подковать коня.