Страница:
-- Нет, государь. Думаю, это и Моргана удивляет. -- Он улыбнулся и
опустил глаза. -- Как он, государь? Вы ему сказали?
Келсон покачал головой.
-- Зачем? Чтобы доставить ему еще большую печаль? Он и так уже едет
сюда. Получается, опять едет на похороны, как тогда к моему отцу. Пусть хоть
в дороге не беспокоится.
-- Хорошо, государь. А когда я найду эту Бетану -- доставить ее сюда?
-- Да. Я хочу знать, какова во всем этом ее роль. Но будьте осторожны.
В ее колдовство уже вкралась ошибка, умышленная или нет -- посмотрим. В
общем, лучше пусть умрет она, чем вы, если придется выбирать.
-- Я буду осторожен, -- улыбнулся Дерри.
-- Что ж, тогда все. -- На губах Келсона мелькнула печальная улыбка. --
Вам пора идти.
-- Сию минуту, государь.
...Келсон, как только Дерри выскользнул из комнаты выполнять его
поручение, вновь обратил взор на горестную сцену. Отец Ансельм стоял на
коленях вместе с семьей и ближними слугами, и воздух оглашали слова литании:
"Kyrie eleison
Christie eleison
Kyrie eleison
Pater noster, qui es in coelis".
Король, опустившись на одно колено, слушал их, вспоминая тот день,
когда он так же стоял у мертвого тела отца в Кандорском ущелье, тоже
умерщвленного с помощью магии. И слова эти было так же тяжело слышать
сейчас, как и пять месяцев назад.
-- Во царствие свое пришли их, Господи...
И да сияет над ними свет невечерний...
Келсон вздохнул, встал и вышел из комнаты, словно пытаясь уйти от
всепроникающего голоса смерти. Эти слова придется услышать еще раз через два
дня, и это едва ли будет легче, чем теперь.
Едва ли вообще когда-нибудь это будет легко.
ГЛАВА XVII
"Будут также ереси между вами, которым избранные ваши предадутся перед
вами"[15].
Вечером того же рокового дня, когда Келсон скорбел, а Морган с Дунканом
спешили к месту плача, Гвинеддская Курия в Дхассе все заседала.
Лорис собрал своих епископов в большом Зале Курии в центре дворца:
недалеко отсюда этой ночью было провозглашено отлучение. Но хотя сессия шла
весь день, с небольшими перерывами для трапезы, до принятия решения было так
же далеко, как и в начале.
Два человека завели Курию в тупик, а именно: Ральф Толливер и Вольфрам
де Бланнет, одни из двенадцати странствующих Гвинеддских епископов без
определенной епархии. Толливер был не согласен с самого начала сессии --
ведь отлучение Корвина ударило бы и по нему. Но именно Вольфрам расстроил
дело окончательно.
Суровый старый прелат явился в середине утреннего заседания, вместе с
семью собратьями, напуганными тем, что вопрос об отлучении Корвина
обсуждается всерьез. Появился он с большим шумом, и пока дряхлые, вялые
епископы собирались с мыслями, их противник успел произнести речь,
решительно не соглашаясь с тем, что задумал Лорис против Корвина. Да,
корвинский герцог (как согласились вчера Арилан с Кардиелем) заслужил
наказание за то, что учинил в церкви Святого Торина, как и его кузен Дерини,
который столько лет скрывал свое истинное лицо под маской священника, --
тоже. Но наказывать целое герцогство за грехи правителя, к тому же когда сам
он уже соответствующим образом наказан -- что может быть глупее!
И тут начались дебаты. Кардиель и Арилан, понимая, как далеко может
зайти вспыльчивый старик Вольфрам, держались пока в стороне, чтобы не выдать
своих намерений раньше времени. Оба понимали, что споры, вызванные речью
Вольфрама, помогут им найти возможных союзников, а это, в свою очередь,
подскажет, как действовать дальше.
Арилан механически постукивал пальцами по столу, пока старый епископ
Карстен разглагольствовал о каких-то запутанных статьях канонического права,
имеющих отношение к делу.
Вольфрам, конечно, поддержит того, кто выступит против отлучения, и это
значит, что он, когда настанет время, будет на стороне Кардиеля. Из его семи
собратьев Сивард и простодушный Гилберт могут тоже поддержать их; трое --
скорее на стороне Лориса, и двое колеблются. Из старших епископов двое:
Браден и Ивор -- соблюдают осторожный нейтралитет; это было видно по
выражению их лиц во время дебатов. Однако Лацей и Креода пойдут за Лорисом,
как и этот хриплоголосый старый Карстен. Карриган, конечно, человек Лориса с
самого начала, поэтому из старших епископов остается только Толливер. К
счастью, с ним нет никаких вопросов.
Итого восемь за отлучение, четверо колеблются, и шестеро против. Не
слишком впечатляет, потому что колеблющиеся могут в любой момент оказаться
на стороне тех, кто сильнее, и уж точно не станут ссориться из-за этого дела
с Курией. А это значит -- двенадцать голосов против шести, разве что у
кого-нибудь хватит смелости воздержаться. И если их останется всего шестеро
-- они явно противопоставят себя Курии, что грозит им самим отлучением.
Арилан посмотрел на другой конец большого стола, похожего на подкову,
где сидел Лорис, и встретил взгляд Кардиеля. Тот едва заметно кивнул и вновь
внимательно прислушался к заключительным словам Карстена. Когда старый
епископ сел, Кардиель поднялся. Время настало.
-- Милорд архиепископ?
Кардиель заговорил негромко, но едва прозвучал его голос, шепот
прекратился и все взгляды обратились к основанию стола-подковы, туда, где он
стоял. Он тихо ждал, пока спорящие займут свои места и успокоятся, а затем
поклонился Лорису.
-- Могу я говорить, ваше преосвященство?
-- Да, конечно.
Кардиель поклонился еще раз.
-- Благодарю вас, милорд. Я слушал нынче весь день споры и рассуждения
братьев моих во Христе и как здешний епископ хотел бы выразить свое
суждение.
Лорис нахмурился.
-- Мы же предоставили вам слово, епископ Кардиель, -- насторожившись, с
раздражением сказал он.
Кардиель сдержал улыбку и, обежав глазами зал, остановился взглядом на
Арилане и Толливере. Когда Лорис замолчал, отец Хью, секретарь Карригана,
опустил глаза и поднял их только тогда, когда епископ набрал грудью воздух,
чтобы произнести свою речь.
-- Милорды епископы, братья мои, -- спокойно начал Кардиель. --
Обращаюсь к вам нынче как брат, как друг, а также как епископ места,
избранного для этого заседания Курии. Я нынче весь день достойно играл свою
роль, ибо мне пристало хранить нейтралитет, дабы не повлиять на решение
других. Но дело, мне кажется, зашло слишком уж далеко, и я более не могу
молчать, ибо иначе я обману доверие, оказанное мне церковью.
Его глаза еще раз обежали зал, и он заметил напряженный взгляд Лориса.
Хью писал что-то, склонившись, и его глаз не было видно; все остальные,
затаив дыхание, смотрели на Кардиеля.
-- Позвольте мне заявить со всеми полагающимися формальностями -- я
надеюсь, что отец Хью впишет их, как и надлежит, что я также против
отлучения, которое наш брат из Валорета хочет наложить на Корвин.
-- Что?
-- Вы что, повредились в рассудке, Кардиель?
-- Он сумасшедший!
Кардиель подождал, пока вскочившие снова займут свои места. Пальцы
Лориса вцепились в ручку кресла, но выражение его лица не изменилось.
Кардиель с силой сжал руки и еще раз внимательно осмотрел слушающих, прежде
чем заговорил снова:
-- Это нелегкое решение, братья мои. Я думал и молился много дней, с
того часа, как узнал, что предлагает нашей Курии архиепископ Лорис. А
дальнейшая дискуссия укрепила меня в этом мнении.
Отлучение Корвина -- зло. Того, против кого оно направлено, в Корвине
уже нет. Он уже понес наказание этой ночью, когда вы отлучили его и
Мак-Лайна.
-- Вы тоже поддержали отлучение Моргана, Кардиель, -- вмешался
Карриган. -- Вы признали это, приняв участие в процессе вместе с
архиепископом Лорисом и со мной. И Толливер, епископ Корвина -- тоже.
-- Да, я это сделал, -- спокойно ответил Кардиель. -- По существующему
праву Морган и Мак-Лайн осуждены правильно, и это остается в силе, пока они
не приведут доказательств своей невиновности или не объяснят своих действий
перед церковным собором. Их личное отлучение -- вопрос бесспорный.
-- Тогда что же -- спорный вопрос? -- спросил один из епископов. --
Если вы признаете, что Морган с этим священником виновны в страшных грехах,
то...
-- Я не выносил им нравственного приговора, милорд. Они совершили то,
что было перечислено вчера ночью. Допустим. Но выносить приговор тысячам
людей, лишать их церковной благодати за действия их герцога! Разве так
годится?
-- Это вытекает из церковных законов, -- начал Лорис.
-- Так не годится! -- повторил Кардиель, гневно ударяя рукой по столу.
-- И я не могу этого допустить. Отцы мои, если вы будете настаивать на
отлучении, я вынужден буду покинуть собрание!
-- Так сделайте это! -- сказал Лорис, поднимаясь из-за стола; его лицо
покраснело. -- Если вы думаете, что напугаете меня этим, вы заблуждаетесь!
Дхасса не единственный город в одиннадцати королевствах. Не сможем собраться
здесь -- соберемся в другом месте. А может быть, в Дхассе очень скоро
появится новый епископ!
-- А почему бы в Валорете не появиться новому епископу? -- сказал
Вольфрам, поднимаясь на ноги и глядя на Лориса. -- Что до меня, милорд, я
ваших угроз не боюсь -- пока я жив, я -- епископ. И ни вы, ни кто другой не
отнимет то, что дал мне Бог! Кардиель, я уйду вместе с вами!
-- Это неслыханно! -- воскликнул Лорис. -- Вы что думаете, будто два
епископа могут помешать всей Курии?
-- Больше двух, милорд, -- сказал Арилан, и они с Толливером встали и
подошли к Кардиелю.
Карриган воздел руки к небу.
-- О Господи, защити нас от неискушенных людей! Что же, прикажете нам
учиться у мальчишек?
-- Я старше, чем был наш Господь, когда он спорил с фарисеями и
книжниками, -- холодно ответил Арилан. -- Сивард? Гилберт? Вы остаетесь с
нами или с Лорисом?
Двое переглянулись, посмотрели на Вольфрама и встали.
-- С вами, милорд, -- сказал Сивард. -- Мы не хотим отлучения.
-- Надумали бунтовать? -- закричал Лорис. -- Да понимаете ли вы, что я
могу совсем изгнать вас отсюда, даже отлучить от церкви...
-- За отсутствие на заседании? -- усмехнулся Арилан. -- Я не думаю, что
за это полагается анафема. Лишить нас сана -- что ж, это в вашей власти. Но
на наши действия угрозы ваши не повлияют. И мы не перестанем наставлять тех,
кто идет за нами.
-- Это безумие! -- закричал старый Карстен, посмотрев на них
округлившимися глазами. -- Вы надеетесь победить?
-- Считайте, что мы защищаем свою честь, -- сказал Толливер, -- и свои
права слуг Божьих. Мы не хотим видеть отлучения края за грехи двух человек.
-- Так сейчас прямо и увидите! -- воскликнул Лорис. -- Отец Хью, готов
ли у вас для подписи текст отлучения?
Лицо Хью было мертвенно-бледным, когда он посмотрел на Лориса. Он долго
молчал и в конце концов достал и положил перед архиепископом свиток
пергамента.
-- Итак, -- сказал Лорис, беря у Хью перо и подписываясь. под
документом, -- "сим объявляю герцогство Корвин, со всеми городами и
поселениями, вне церкви, пока герцог Аларик Морган и его родич Дерини не
предстанут пред сей Курией для суда". Кто подпишет со мной?
-- Я, -- сказал Карриган, подходя к Лорису и беря перо.
-- И я, -- отозвался Лацей.
Кардиель молча смотрел, как Карриган ставит свою подпись.
-- А вы подумали, что скажет король, когда узнает об этом, Лорис? --
спросил он.
-- Король -- слабый ребенок! -- возразил Лорис. -- Он не может
противопоставить себя всему Гвинеддскому клиру -- даже потом, когда войдет в
возраст. Он одобрит это отлучение.
-- Так ли? -- сказал Арилан, в раздумье опираясь на стол. -- Не так уж
он был слаб, когда заставил в прошлом году Регентский Совет освободить
Моргана. Или когда одержал победу в схватке с Кариссой. Уж если кто тогда и
проявил слабость, то никак не он!
Лорис побагровел и яростно взглянул на подошедшего Лацея.
-- Подписывайте же, де Лацей, -- прошептал он. -- Посмотрим, сколько
народу окажется на стороне этого юного хвастуна и сколько поддержит правое
дело.
Когда Лацей подписался, еще восемь епископов подошли и поставили свои
подписи под документом, и только Браден оставался на месте. Лорис посмотрел
на Брадена, приподняв бровь, но заулыбался, когда тот поднялся и поклонился
ему.
-- Я встал, милорд архиепископ, -- сказал тот, -- но не для того, чтобы
подписать ваш документ.
Кардиель и Арилан переглянулись в изумлении -- что заставило старого
ученого из Грекоты принять их сторону?
-- К сожалению, я не могу помирить вас, уважаемые господа, -- продолжал
Браден, -- но я не могу и поддержать это отлучение -- по своим собственным
соображениям. Однако также я не могу согласиться с теми, кто спорит с Курией
и вносит в нее раскол.
-- Что же вы в таком случае намерены делать, милорд? -- спросил
Толливер.
Браден пожал плечами.
-- Я вынужден воздержаться. А поскольку пользы ни одной из сторон я
принести не могу, я удаляюсь в свое схоластическое общество в Грекоте и буду
молиться за вас.
-- Браден... -- начал Лорис.
-- Нет, Эдмунд, на меня вы не повлияете. Не спорьте, я вам не помощник.
И все собрание с изумлением смотрело, как Браден, поклонившись в обе
стороны, идет к двери. Когда дверь за ним закрылась, Лорис посмотрел на
Кардиеля. В его глазах вспыхнула ярость. Он медленно вышел из-за колонны и
двинулся в сторону мятежных епископов.
-- Я лишу вас сана, Кардиель, как только мне предоставят все нужные
бумаги. Я не потерплю такого посягательства на мой авторитет.
-- Пишите ваши бумаги, Лорис, -- сказал Кардиель. -- Без подписи
большинства членов Курии все ваши отлучения, епитимьи -- бумагой и
останутся.
-- Одиннадцать епископов... -- начал Лорис.
-- Одиннадцать из двадцати двух -- это не составляет большинства. Из
одиннадцати неподписавшихся -- шестеро здесь перед вами, и они ничего не
подпишут, а один вообще отказался играть в ваши игры; остальные четверо --
странствующие епископы без определенной епархии, живущие то здесь, то там.
Вам понадобятся, может быть, недели, чтобы отыскать одного из них, и еще
недели -- чтобы заставить его подписаться.
-- Мне все равно, -- прошипел Лорис. -- Одиннадцать или двенадцать,
разницы мало. Курия признает ваши голоса недействительными, и настоящие
христиане арестуют Моргана и доставят сюда при первой же возможности. Ради
этого все и делается.
-- Вы уверены, что это не развяжет новую священную войну против Дерини,
архиепископ? -- спросил Толливер. -- Можете запрещать ее сколько угодно, но
мы же с вами знаем -- стоит Варину де Грею узнать про отлучение, он устроит
такую резню, какой мы двести лет не видели. С вашего благословения!
-- Да вы с ума сошли, если думаете такое.
-- Неужто? -- возразил Толливер. -- Не вы ли рассказывали нам, как
встречались с этим Варином и разрешили ему захватить Моргана, если это будет
возможно?
-- Но ничего больше! Варин -- это...
-- Варин -- фанатичный враг Дерини, как и вы, -- бросил Арилан. -- И
вопрос для него только в том, как начать войну. Он не смирится с тем, что
Корвин стал убежищем Дерини, что те, кто бежал от ваших преследований из
Валорета, оседают здесь и живут в спокойствии и безопасности. Но я не думаю,
что сейчас они позволят перебить себя без сопротивления, как это бывало
раньше, Лорис.
-- Я не палач! -- воскликнул Лорис. -- Я не казню без достаточных
оснований. Но Варин прав. Эта скверна Дерини должна быть стерта с лица
земли. Мы сохраним им жизнь, но о своих проклятых силах они должны забыть
навеки. Они должны отречься от этих сил, запретить себе использовать их.
-- А поймет ли это простой человек, Лорис? -- спросил Кардиель. --
Варин скажет ему -- убей, и он будет убивать. Сможет он отличить отрекшегося
Дерини от неотрекшегося?
-- До этого не дойдет, -- возразил Лорис. -- Варин будет действовать
под моим...
-- Довольно! -- крикнул Кардиель. -- Довольно, пока я не забыл, что я
священник, и не сделал того, о чем буду после жалеть. Вы утомили меня,
Лорис, и я, как хозяин, прошу очистить зал.
-- Вы хотите...
-- Я сказал -- довольно!
Лорис кивнул, его глаза сверкнули, как угли, на смертельно бледном
лице.
-- Значит, война, -- прошептал он. -- Что ж, с врагами нужно и
обходиться, как с врагами. Другого пути нет.
-- Лорис, я не желаю видеть вас в Дхассе. Толливер и вы, Вольфрам,
Сивард, Гилберт, не сомневайтесь -- они уедут. Скажем охране, что они должны
покинуть Дхассу до полуночи, и сами потом проверим.
-- С удовольствием, -- ответил Вольфрам.
Бледный от гнева, Лорис обернулся и пошел к выходу. За ним последовали
епископы и клирики, а также четверо из шести мятежных епископов --
сторонники Кардиеля. Когда дверь закрылась, остались только Кардиель, Арилан
и Хью. Последний так и продолжал сидеть на своем месте с испуганно опущенной
головой. Арилан первым заметил его и, подав знак Кардиелю, подошел к
священнику.
-- Остались шпионить, отец Хью? -- тихо спросил он, беря того за руку и
осторожным, но твердым движением поднимая его из-за стола.
Хью, потупясь в пол, оправлял края сутаны.
-- Я не шпион, милорд, -- чуть слышно сказал он. -- Я... я хочу
присоединиться к вам.
Арилан посмотрел на своего товарища. Кардиель, сложив руки на груди,
спросил:
-- Что привело вас к такому решению, отец мой? Вы ведь столько лет были
секретарем Карригана?
-- Я не изменился, ваше преосвященство, -- во всяком случае, я не имею
никаких личных обид. На прошлой неделе, когда я узнал о готовящемся
отлучении Корвина, я доложил об этом его величеству. Я обещал ему, что
останусь при Карригане и буду сообщать все новости. Но дольше оставаться я
не могу.
-- Я, кажется, понимаю, -- улыбнулся Кардиель. -- Что же, Денис?
Принимаем его?
Арилан улыбнулся:
--Я -- за.
-- Хорошо. -- Кардиель протянул Хью руку. -- Что ж, милости просим,
отец Хью. Нас немного, но, как сказал псалмопевец, вера наша крепка. Может
быть, вы поделитесь с нами тем, что знаете о дальнейших намерениях Лориса и
Карригана? Ваша помощь сейчас была бы очень кстати.
-- Возможно, я и могу помочь вам, ваше преосвященство, -- пробормотал
священник, наклоняясь, чтобы поцеловать руку Кардиеля. -- Спасибо.
-- Ну уж, без церемоний, -- улыбнулся Кардиель. --. Нас ждут важные
дела. Найдите, пожалуйста, моего секретаря, отца Эванса, -- вы оба
понадобитесь нам через четверть часа. Нужно будет отправить несколько писем.
-- Конечно, ваше преосвященство, -- сказал Хью и, поклонившись, вышел.
Кардиель вздохнул, опустился на свободное кресло и, закрыв глаза, потер
лоб рукой, а потом взглянул на Арилана, стоящего в конце стола. Тот
улыбнулся:
-- Что ж, мы сделали это, друг мой. Раскололи церковь накануне войны.
Кардиель повел бровью и устало улыбнулся:
-- Войны с Венцитом и гражданской войны. Если вы думаете, что это нас
не затронет...
Арилан пожал плечами.
-- Чему быть, того не миновать. Вот Келсона мне жаль. Следующей жертвой
Лориса будет он. Полукровка Дерини, как и Морган. Да еще особые силы,
унаследованные от отца.
-- Из этого следует одно: Келсон -- реальное доказательство тому, что
силы Дерини могут быть благотворны и чисты, -- сказал Кардиель. Он вздохнул,
заложил руки за голову и посмотрел в потолок. -- Что вы думаете о Дерини,
Денис? Действительно ли они так страшны, как считает Лорис?
Арилан слегка улыбнулся:
-- Думаю, что есть разные Дерини. Ну как и среди всех, есть хорошие, но
есть и дурные люди. Я не думаю, что Келсон, Морган и Дункан -- злодеи, если
вы это имеете в виду.
-- Хм. Я удивлен. В первый раз вы прямо сказали, что думаете об этом.
-- Он повернулся к Арилану. -- Не знай я вас лучше, я бы усомнился -- уж не
Дерини ли вы?
Арилан удивленно вскинул брови и положил руку Кардиелю на плечо.
-- Странные вещи вы говорите, Томас. Идемте. Надо действовать, не то
настоящий Дерини постучит в двери.
Кардиель встал и покачал головой:
-- Боже сохрани.
ГЛАВА XVIII
"Оставайся же со всеми волшебствами и со множеством чародейств твоих,
которыми занималась ты от юности своей"[16].
До начала следующего дня оставалось еще несколько часов, когда Морган и
Дункан подъехали к городским стенам Кульда. Они не сходили с седел около
двадцати часов, после короткой остановки в Ремуте, где узнали, что Келсон
уже уехал, не дождавшись их, в Кульд.
Нигель, замещавший Келсона в столице, был испуган словами Дункана о
собрании в Дхассе и согласился, что прежде всего необходимо сообщить новости
Келсону, и как можно быстрее. Рано или поздно известие о происшествии в
Святом Торине достигнет Келсона, может быть, в форме официального декрета
Дхасской Курии об отлучении; а тогда молодому королю небезопасно будет
самому посылать за двумя осужденными Дерини. Тем временем Нигель продолжал
собирать войска для предстоящей кампании. Но если смута на юго-востоке не
утихнет, их придется использовать для внутренних нужд: гражданской войны
допустить нельзя.
Итак, Морган и Дункан выехали в Кульд, не зная, что ожидает их в этом
городе, кроме встречи с молодым королем. Когда в свежих утренних сумерках
они достигли главных ворот, привратник выглянул в окошко и с подозрением
осмотрел их. После трех дней пути они выглядели и впрямь так, что не
вызывали доверия, тем более в столь ранний час.
-- Кто хочет попасть в город до рассвета? Назовите себя, или
предстанете перед городскими властями.
-- Герцог Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн хотят видеть короля, --
громко сказал Дункан. -- Пожалуйста, открывай быстрее, мы спешим.
Привратник возбужденно пошептался с кем-то, кого не было видно, потом
появился в окошке снова и кивнул.
-- Отойдите чуть назад, милорды. Сейчас выйдет капитан.
Морган и Дункан отъехали на несколько шагов и привстали в седлах.
Морган осмотрелся и вдруг увидел чью-то седую голову на пике над воротами.
Он нахмурился и, коснувшись плеча Дункана, движением головы указал ему на
пику.
-- Сколько знаю, так наказывают предателей, -- сказал Морган, удивленно
рассматривая голову. -- Давно здесь такого не было, однако. И случилось это,
по-видимому, на днях.
Дункан повел бровью и пожал плечами.
-- Я не знаю его. Лицо молодое, а волосы совсем белые. Интересно, что
он натворил?
Тут загремела задвижка, тронулись с места стальные затворы, ворота
приоткрылись, и показался всадник.
Морган удивленно посмотрел на Дункана -- обычно гостей встречали в
Кульде не так. С другой стороны, они никогда еще не въезжали в город до
рассвета. Да и в любом случае силы к Моргану вернулись, и теперь им были не
особенно страшны опасности.
Дункан въехал в ворота и пересек маленький двор, Морган последовал за
ним. Внутри стояли стражники в темных плащах, держа коней под уздцы. Капитан
со значком личной охраны Келсона подошел к Аларику и взял уздечку его коня.
-- Добро пожаловать в Кульд, ваша светлость, и вы, монсеньор Мак-Лайн,
-- сказал он, не сводя с них глаз. Лошадь Моргана вдруг подалась вперед, и
он поспешно отступил. -- Эти люди будут сопровождать вас для большей
безопасности.
Он отпустил лошадь Моргана, и тот вновь удивленно вскинул брови. Во
дворе было темно, но в факельном свете Морган разглядел креповую повязку на
руке этого человека. Как странно, что офицер Келсона публично носит траур!
Кто же умер?
Эскорт двинулся, стражники держали факелы в вытянутых руках. Морган с
Дунканом поехали следом за ними. Улицы Кульда были пусты в этот утренний
час, и стук копыт гулко отдавался в воздухе. Городская охрана молча
пропускала прибывших, видя их эскорт. Взглянув на окна королевской
резиденции, Дункан и Морган увидели, что окна покоев, где обычно
останавливался Келсон, освещены.
Вот это уже действительно странно. Что подняло молодого короля в столь
ранний час? Обычно он встает поздно; должно было случиться нечто необычное,
чтобы он поднялся за час до рассвета. Что же произошло?
Они натянули поводья и спешились. Грум провел мимо чью-то лошадь, то и
дело останавливаясь и качая головой при взгляде на вконец заморенное
животное.
"Только гонец мог так загнать коня, -- подумал Морган. -- Гонец,
принесший Келсону срочное послание. Потому-то и горит свет в окне
королевской спальни".
На лестнице их ждала еще одна неожиданность. Узнав старого привратника,
знакомого с детства, они остановились и поклонились ему, дав знак освещавшим
дорогу пажам подождать. Но он прятал от них глаза, и на нем тоже была
креповая повязка.
"Кто умер? -- спросил себя Морган, и страшное предчувствие обожгло его
сердце. -- Дай Бог, не король".
Морган переступал через две ступеньки, Дункан едва поспевал за ним.
Расположение комнат было известно обоим, и Морган тревожно устремился к
двери короля. Она была не заперта.
Келсон сидел за письменным столом, осунувшийся, с взъерошенными
волосами. Пламя свечи, стоявшей на столе, задрожало, когда открылась дверь,
но Келсон этого не заметил: он что-то сосредоточенно писал, изучая лежащий
перед ним на столе документ. Рядом с ним стоял Дерри и читал пергамент,
заглядывая ему через плечо. У очага ждал молодой кавалер, на его плечах был
один из малиновых плащей Келсона. Он потягивал горячее вино; один паж
стягивал с него сапоги, другой -- готовил ему завтрак.
Келсон посмотрел на дверь, и его глаза расширились, когда он увидел
Моргана и Дункана. Все остальные тоже обернулись к двери; как только Келсон
встал и положил перо, Дерри отошел и виновато взглянул на Моргана. Во всем
-- даже в том, как были расставлены свечи, -- чувствовалась какая-то большая
беда.
Келсон подал знак пажам и кавалерам выйти и не двигался с места, пока
дверь за ними не закрылась. Только после этого он вышел из-за стола. Но все
еще не было сказано ни слова; Морган вопросительно посмотрел на Дерри, потом
на короля.
-- Что случилось, Келсон?
Келсон уставился на свои ночные туфли, чтобы не встречать взгляда
опустил глаза. -- Как он, государь? Вы ему сказали?
Келсон покачал головой.
-- Зачем? Чтобы доставить ему еще большую печаль? Он и так уже едет
сюда. Получается, опять едет на похороны, как тогда к моему отцу. Пусть хоть
в дороге не беспокоится.
-- Хорошо, государь. А когда я найду эту Бетану -- доставить ее сюда?
-- Да. Я хочу знать, какова во всем этом ее роль. Но будьте осторожны.
В ее колдовство уже вкралась ошибка, умышленная или нет -- посмотрим. В
общем, лучше пусть умрет она, чем вы, если придется выбирать.
-- Я буду осторожен, -- улыбнулся Дерри.
-- Что ж, тогда все. -- На губах Келсона мелькнула печальная улыбка. --
Вам пора идти.
-- Сию минуту, государь.
...Келсон, как только Дерри выскользнул из комнаты выполнять его
поручение, вновь обратил взор на горестную сцену. Отец Ансельм стоял на
коленях вместе с семьей и ближними слугами, и воздух оглашали слова литании:
"Kyrie eleison
Christie eleison
Kyrie eleison
Pater noster, qui es in coelis".
Король, опустившись на одно колено, слушал их, вспоминая тот день,
когда он так же стоял у мертвого тела отца в Кандорском ущелье, тоже
умерщвленного с помощью магии. И слова эти было так же тяжело слышать
сейчас, как и пять месяцев назад.
-- Во царствие свое пришли их, Господи...
И да сияет над ними свет невечерний...
Келсон вздохнул, встал и вышел из комнаты, словно пытаясь уйти от
всепроникающего голоса смерти. Эти слова придется услышать еще раз через два
дня, и это едва ли будет легче, чем теперь.
Едва ли вообще когда-нибудь это будет легко.
ГЛАВА XVII
"Будут также ереси между вами, которым избранные ваши предадутся перед
вами"[15].
Вечером того же рокового дня, когда Келсон скорбел, а Морган с Дунканом
спешили к месту плача, Гвинеддская Курия в Дхассе все заседала.
Лорис собрал своих епископов в большом Зале Курии в центре дворца:
недалеко отсюда этой ночью было провозглашено отлучение. Но хотя сессия шла
весь день, с небольшими перерывами для трапезы, до принятия решения было так
же далеко, как и в начале.
Два человека завели Курию в тупик, а именно: Ральф Толливер и Вольфрам
де Бланнет, одни из двенадцати странствующих Гвинеддских епископов без
определенной епархии. Толливер был не согласен с самого начала сессии --
ведь отлучение Корвина ударило бы и по нему. Но именно Вольфрам расстроил
дело окончательно.
Суровый старый прелат явился в середине утреннего заседания, вместе с
семью собратьями, напуганными тем, что вопрос об отлучении Корвина
обсуждается всерьез. Появился он с большим шумом, и пока дряхлые, вялые
епископы собирались с мыслями, их противник успел произнести речь,
решительно не соглашаясь с тем, что задумал Лорис против Корвина. Да,
корвинский герцог (как согласились вчера Арилан с Кардиелем) заслужил
наказание за то, что учинил в церкви Святого Торина, как и его кузен Дерини,
который столько лет скрывал свое истинное лицо под маской священника, --
тоже. Но наказывать целое герцогство за грехи правителя, к тому же когда сам
он уже соответствующим образом наказан -- что может быть глупее!
И тут начались дебаты. Кардиель и Арилан, понимая, как далеко может
зайти вспыльчивый старик Вольфрам, держались пока в стороне, чтобы не выдать
своих намерений раньше времени. Оба понимали, что споры, вызванные речью
Вольфрама, помогут им найти возможных союзников, а это, в свою очередь,
подскажет, как действовать дальше.
Арилан механически постукивал пальцами по столу, пока старый епископ
Карстен разглагольствовал о каких-то запутанных статьях канонического права,
имеющих отношение к делу.
Вольфрам, конечно, поддержит того, кто выступит против отлучения, и это
значит, что он, когда настанет время, будет на стороне Кардиеля. Из его семи
собратьев Сивард и простодушный Гилберт могут тоже поддержать их; трое --
скорее на стороне Лориса, и двое колеблются. Из старших епископов двое:
Браден и Ивор -- соблюдают осторожный нейтралитет; это было видно по
выражению их лиц во время дебатов. Однако Лацей и Креода пойдут за Лорисом,
как и этот хриплоголосый старый Карстен. Карриган, конечно, человек Лориса с
самого начала, поэтому из старших епископов остается только Толливер. К
счастью, с ним нет никаких вопросов.
Итого восемь за отлучение, четверо колеблются, и шестеро против. Не
слишком впечатляет, потому что колеблющиеся могут в любой момент оказаться
на стороне тех, кто сильнее, и уж точно не станут ссориться из-за этого дела
с Курией. А это значит -- двенадцать голосов против шести, разве что у
кого-нибудь хватит смелости воздержаться. И если их останется всего шестеро
-- они явно противопоставят себя Курии, что грозит им самим отлучением.
Арилан посмотрел на другой конец большого стола, похожего на подкову,
где сидел Лорис, и встретил взгляд Кардиеля. Тот едва заметно кивнул и вновь
внимательно прислушался к заключительным словам Карстена. Когда старый
епископ сел, Кардиель поднялся. Время настало.
-- Милорд архиепископ?
Кардиель заговорил негромко, но едва прозвучал его голос, шепот
прекратился и все взгляды обратились к основанию стола-подковы, туда, где он
стоял. Он тихо ждал, пока спорящие займут свои места и успокоятся, а затем
поклонился Лорису.
-- Могу я говорить, ваше преосвященство?
-- Да, конечно.
Кардиель поклонился еще раз.
-- Благодарю вас, милорд. Я слушал нынче весь день споры и рассуждения
братьев моих во Христе и как здешний епископ хотел бы выразить свое
суждение.
Лорис нахмурился.
-- Мы же предоставили вам слово, епископ Кардиель, -- насторожившись, с
раздражением сказал он.
Кардиель сдержал улыбку и, обежав глазами зал, остановился взглядом на
Арилане и Толливере. Когда Лорис замолчал, отец Хью, секретарь Карригана,
опустил глаза и поднял их только тогда, когда епископ набрал грудью воздух,
чтобы произнести свою речь.
-- Милорды епископы, братья мои, -- спокойно начал Кардиель. --
Обращаюсь к вам нынче как брат, как друг, а также как епископ места,
избранного для этого заседания Курии. Я нынче весь день достойно играл свою
роль, ибо мне пристало хранить нейтралитет, дабы не повлиять на решение
других. Но дело, мне кажется, зашло слишком уж далеко, и я более не могу
молчать, ибо иначе я обману доверие, оказанное мне церковью.
Его глаза еще раз обежали зал, и он заметил напряженный взгляд Лориса.
Хью писал что-то, склонившись, и его глаз не было видно; все остальные,
затаив дыхание, смотрели на Кардиеля.
-- Позвольте мне заявить со всеми полагающимися формальностями -- я
надеюсь, что отец Хью впишет их, как и надлежит, что я также против
отлучения, которое наш брат из Валорета хочет наложить на Корвин.
-- Что?
-- Вы что, повредились в рассудке, Кардиель?
-- Он сумасшедший!
Кардиель подождал, пока вскочившие снова займут свои места. Пальцы
Лориса вцепились в ручку кресла, но выражение его лица не изменилось.
Кардиель с силой сжал руки и еще раз внимательно осмотрел слушающих, прежде
чем заговорил снова:
-- Это нелегкое решение, братья мои. Я думал и молился много дней, с
того часа, как узнал, что предлагает нашей Курии архиепископ Лорис. А
дальнейшая дискуссия укрепила меня в этом мнении.
Отлучение Корвина -- зло. Того, против кого оно направлено, в Корвине
уже нет. Он уже понес наказание этой ночью, когда вы отлучили его и
Мак-Лайна.
-- Вы тоже поддержали отлучение Моргана, Кардиель, -- вмешался
Карриган. -- Вы признали это, приняв участие в процессе вместе с
архиепископом Лорисом и со мной. И Толливер, епископ Корвина -- тоже.
-- Да, я это сделал, -- спокойно ответил Кардиель. -- По существующему
праву Морган и Мак-Лайн осуждены правильно, и это остается в силе, пока они
не приведут доказательств своей невиновности или не объяснят своих действий
перед церковным собором. Их личное отлучение -- вопрос бесспорный.
-- Тогда что же -- спорный вопрос? -- спросил один из епископов. --
Если вы признаете, что Морган с этим священником виновны в страшных грехах,
то...
-- Я не выносил им нравственного приговора, милорд. Они совершили то,
что было перечислено вчера ночью. Допустим. Но выносить приговор тысячам
людей, лишать их церковной благодати за действия их герцога! Разве так
годится?
-- Это вытекает из церковных законов, -- начал Лорис.
-- Так не годится! -- повторил Кардиель, гневно ударяя рукой по столу.
-- И я не могу этого допустить. Отцы мои, если вы будете настаивать на
отлучении, я вынужден буду покинуть собрание!
-- Так сделайте это! -- сказал Лорис, поднимаясь из-за стола; его лицо
покраснело. -- Если вы думаете, что напугаете меня этим, вы заблуждаетесь!
Дхасса не единственный город в одиннадцати королевствах. Не сможем собраться
здесь -- соберемся в другом месте. А может быть, в Дхассе очень скоро
появится новый епископ!
-- А почему бы в Валорете не появиться новому епископу? -- сказал
Вольфрам, поднимаясь на ноги и глядя на Лориса. -- Что до меня, милорд, я
ваших угроз не боюсь -- пока я жив, я -- епископ. И ни вы, ни кто другой не
отнимет то, что дал мне Бог! Кардиель, я уйду вместе с вами!
-- Это неслыханно! -- воскликнул Лорис. -- Вы что думаете, будто два
епископа могут помешать всей Курии?
-- Больше двух, милорд, -- сказал Арилан, и они с Толливером встали и
подошли к Кардиелю.
Карриган воздел руки к небу.
-- О Господи, защити нас от неискушенных людей! Что же, прикажете нам
учиться у мальчишек?
-- Я старше, чем был наш Господь, когда он спорил с фарисеями и
книжниками, -- холодно ответил Арилан. -- Сивард? Гилберт? Вы остаетесь с
нами или с Лорисом?
Двое переглянулись, посмотрели на Вольфрама и встали.
-- С вами, милорд, -- сказал Сивард. -- Мы не хотим отлучения.
-- Надумали бунтовать? -- закричал Лорис. -- Да понимаете ли вы, что я
могу совсем изгнать вас отсюда, даже отлучить от церкви...
-- За отсутствие на заседании? -- усмехнулся Арилан. -- Я не думаю, что
за это полагается анафема. Лишить нас сана -- что ж, это в вашей власти. Но
на наши действия угрозы ваши не повлияют. И мы не перестанем наставлять тех,
кто идет за нами.
-- Это безумие! -- закричал старый Карстен, посмотрев на них
округлившимися глазами. -- Вы надеетесь победить?
-- Считайте, что мы защищаем свою честь, -- сказал Толливер, -- и свои
права слуг Божьих. Мы не хотим видеть отлучения края за грехи двух человек.
-- Так сейчас прямо и увидите! -- воскликнул Лорис. -- Отец Хью, готов
ли у вас для подписи текст отлучения?
Лицо Хью было мертвенно-бледным, когда он посмотрел на Лориса. Он долго
молчал и в конце концов достал и положил перед архиепископом свиток
пергамента.
-- Итак, -- сказал Лорис, беря у Хью перо и подписываясь. под
документом, -- "сим объявляю герцогство Корвин, со всеми городами и
поселениями, вне церкви, пока герцог Аларик Морган и его родич Дерини не
предстанут пред сей Курией для суда". Кто подпишет со мной?
-- Я, -- сказал Карриган, подходя к Лорису и беря перо.
-- И я, -- отозвался Лацей.
Кардиель молча смотрел, как Карриган ставит свою подпись.
-- А вы подумали, что скажет король, когда узнает об этом, Лорис? --
спросил он.
-- Король -- слабый ребенок! -- возразил Лорис. -- Он не может
противопоставить себя всему Гвинеддскому клиру -- даже потом, когда войдет в
возраст. Он одобрит это отлучение.
-- Так ли? -- сказал Арилан, в раздумье опираясь на стол. -- Не так уж
он был слаб, когда заставил в прошлом году Регентский Совет освободить
Моргана. Или когда одержал победу в схватке с Кариссой. Уж если кто тогда и
проявил слабость, то никак не он!
Лорис побагровел и яростно взглянул на подошедшего Лацея.
-- Подписывайте же, де Лацей, -- прошептал он. -- Посмотрим, сколько
народу окажется на стороне этого юного хвастуна и сколько поддержит правое
дело.
Когда Лацей подписался, еще восемь епископов подошли и поставили свои
подписи под документом, и только Браден оставался на месте. Лорис посмотрел
на Брадена, приподняв бровь, но заулыбался, когда тот поднялся и поклонился
ему.
-- Я встал, милорд архиепископ, -- сказал тот, -- но не для того, чтобы
подписать ваш документ.
Кардиель и Арилан переглянулись в изумлении -- что заставило старого
ученого из Грекоты принять их сторону?
-- К сожалению, я не могу помирить вас, уважаемые господа, -- продолжал
Браден, -- но я не могу и поддержать это отлучение -- по своим собственным
соображениям. Однако также я не могу согласиться с теми, кто спорит с Курией
и вносит в нее раскол.
-- Что же вы в таком случае намерены делать, милорд? -- спросил
Толливер.
Браден пожал плечами.
-- Я вынужден воздержаться. А поскольку пользы ни одной из сторон я
принести не могу, я удаляюсь в свое схоластическое общество в Грекоте и буду
молиться за вас.
-- Браден... -- начал Лорис.
-- Нет, Эдмунд, на меня вы не повлияете. Не спорьте, я вам не помощник.
И все собрание с изумлением смотрело, как Браден, поклонившись в обе
стороны, идет к двери. Когда дверь за ним закрылась, Лорис посмотрел на
Кардиеля. В его глазах вспыхнула ярость. Он медленно вышел из-за колонны и
двинулся в сторону мятежных епископов.
-- Я лишу вас сана, Кардиель, как только мне предоставят все нужные
бумаги. Я не потерплю такого посягательства на мой авторитет.
-- Пишите ваши бумаги, Лорис, -- сказал Кардиель. -- Без подписи
большинства членов Курии все ваши отлучения, епитимьи -- бумагой и
останутся.
-- Одиннадцать епископов... -- начал Лорис.
-- Одиннадцать из двадцати двух -- это не составляет большинства. Из
одиннадцати неподписавшихся -- шестеро здесь перед вами, и они ничего не
подпишут, а один вообще отказался играть в ваши игры; остальные четверо --
странствующие епископы без определенной епархии, живущие то здесь, то там.
Вам понадобятся, может быть, недели, чтобы отыскать одного из них, и еще
недели -- чтобы заставить его подписаться.
-- Мне все равно, -- прошипел Лорис. -- Одиннадцать или двенадцать,
разницы мало. Курия признает ваши голоса недействительными, и настоящие
христиане арестуют Моргана и доставят сюда при первой же возможности. Ради
этого все и делается.
-- Вы уверены, что это не развяжет новую священную войну против Дерини,
архиепископ? -- спросил Толливер. -- Можете запрещать ее сколько угодно, но
мы же с вами знаем -- стоит Варину де Грею узнать про отлучение, он устроит
такую резню, какой мы двести лет не видели. С вашего благословения!
-- Да вы с ума сошли, если думаете такое.
-- Неужто? -- возразил Толливер. -- Не вы ли рассказывали нам, как
встречались с этим Варином и разрешили ему захватить Моргана, если это будет
возможно?
-- Но ничего больше! Варин -- это...
-- Варин -- фанатичный враг Дерини, как и вы, -- бросил Арилан. -- И
вопрос для него только в том, как начать войну. Он не смирится с тем, что
Корвин стал убежищем Дерини, что те, кто бежал от ваших преследований из
Валорета, оседают здесь и живут в спокойствии и безопасности. Но я не думаю,
что сейчас они позволят перебить себя без сопротивления, как это бывало
раньше, Лорис.
-- Я не палач! -- воскликнул Лорис. -- Я не казню без достаточных
оснований. Но Варин прав. Эта скверна Дерини должна быть стерта с лица
земли. Мы сохраним им жизнь, но о своих проклятых силах они должны забыть
навеки. Они должны отречься от этих сил, запретить себе использовать их.
-- А поймет ли это простой человек, Лорис? -- спросил Кардиель. --
Варин скажет ему -- убей, и он будет убивать. Сможет он отличить отрекшегося
Дерини от неотрекшегося?
-- До этого не дойдет, -- возразил Лорис. -- Варин будет действовать
под моим...
-- Довольно! -- крикнул Кардиель. -- Довольно, пока я не забыл, что я
священник, и не сделал того, о чем буду после жалеть. Вы утомили меня,
Лорис, и я, как хозяин, прошу очистить зал.
-- Вы хотите...
-- Я сказал -- довольно!
Лорис кивнул, его глаза сверкнули, как угли, на смертельно бледном
лице.
-- Значит, война, -- прошептал он. -- Что ж, с врагами нужно и
обходиться, как с врагами. Другого пути нет.
-- Лорис, я не желаю видеть вас в Дхассе. Толливер и вы, Вольфрам,
Сивард, Гилберт, не сомневайтесь -- они уедут. Скажем охране, что они должны
покинуть Дхассу до полуночи, и сами потом проверим.
-- С удовольствием, -- ответил Вольфрам.
Бледный от гнева, Лорис обернулся и пошел к выходу. За ним последовали
епископы и клирики, а также четверо из шести мятежных епископов --
сторонники Кардиеля. Когда дверь закрылась, остались только Кардиель, Арилан
и Хью. Последний так и продолжал сидеть на своем месте с испуганно опущенной
головой. Арилан первым заметил его и, подав знак Кардиелю, подошел к
священнику.
-- Остались шпионить, отец Хью? -- тихо спросил он, беря того за руку и
осторожным, но твердым движением поднимая его из-за стола.
Хью, потупясь в пол, оправлял края сутаны.
-- Я не шпион, милорд, -- чуть слышно сказал он. -- Я... я хочу
присоединиться к вам.
Арилан посмотрел на своего товарища. Кардиель, сложив руки на груди,
спросил:
-- Что привело вас к такому решению, отец мой? Вы ведь столько лет были
секретарем Карригана?
-- Я не изменился, ваше преосвященство, -- во всяком случае, я не имею
никаких личных обид. На прошлой неделе, когда я узнал о готовящемся
отлучении Корвина, я доложил об этом его величеству. Я обещал ему, что
останусь при Карригане и буду сообщать все новости. Но дольше оставаться я
не могу.
-- Я, кажется, понимаю, -- улыбнулся Кардиель. -- Что же, Денис?
Принимаем его?
Арилан улыбнулся:
--Я -- за.
-- Хорошо. -- Кардиель протянул Хью руку. -- Что ж, милости просим,
отец Хью. Нас немного, но, как сказал псалмопевец, вера наша крепка. Может
быть, вы поделитесь с нами тем, что знаете о дальнейших намерениях Лориса и
Карригана? Ваша помощь сейчас была бы очень кстати.
-- Возможно, я и могу помочь вам, ваше преосвященство, -- пробормотал
священник, наклоняясь, чтобы поцеловать руку Кардиеля. -- Спасибо.
-- Ну уж, без церемоний, -- улыбнулся Кардиель. --. Нас ждут важные
дела. Найдите, пожалуйста, моего секретаря, отца Эванса, -- вы оба
понадобитесь нам через четверть часа. Нужно будет отправить несколько писем.
-- Конечно, ваше преосвященство, -- сказал Хью и, поклонившись, вышел.
Кардиель вздохнул, опустился на свободное кресло и, закрыв глаза, потер
лоб рукой, а потом взглянул на Арилана, стоящего в конце стола. Тот
улыбнулся:
-- Что ж, мы сделали это, друг мой. Раскололи церковь накануне войны.
Кардиель повел бровью и устало улыбнулся:
-- Войны с Венцитом и гражданской войны. Если вы думаете, что это нас
не затронет...
Арилан пожал плечами.
-- Чему быть, того не миновать. Вот Келсона мне жаль. Следующей жертвой
Лориса будет он. Полукровка Дерини, как и Морган. Да еще особые силы,
унаследованные от отца.
-- Из этого следует одно: Келсон -- реальное доказательство тому, что
силы Дерини могут быть благотворны и чисты, -- сказал Кардиель. Он вздохнул,
заложил руки за голову и посмотрел в потолок. -- Что вы думаете о Дерини,
Денис? Действительно ли они так страшны, как считает Лорис?
Арилан слегка улыбнулся:
-- Думаю, что есть разные Дерини. Ну как и среди всех, есть хорошие, но
есть и дурные люди. Я не думаю, что Келсон, Морган и Дункан -- злодеи, если
вы это имеете в виду.
-- Хм. Я удивлен. В первый раз вы прямо сказали, что думаете об этом.
-- Он повернулся к Арилану. -- Не знай я вас лучше, я бы усомнился -- уж не
Дерини ли вы?
Арилан удивленно вскинул брови и положил руку Кардиелю на плечо.
-- Странные вещи вы говорите, Томас. Идемте. Надо действовать, не то
настоящий Дерини постучит в двери.
Кардиель встал и покачал головой:
-- Боже сохрани.
ГЛАВА XVIII
"Оставайся же со всеми волшебствами и со множеством чародейств твоих,
которыми занималась ты от юности своей"[16].
До начала следующего дня оставалось еще несколько часов, когда Морган и
Дункан подъехали к городским стенам Кульда. Они не сходили с седел около
двадцати часов, после короткой остановки в Ремуте, где узнали, что Келсон
уже уехал, не дождавшись их, в Кульд.
Нигель, замещавший Келсона в столице, был испуган словами Дункана о
собрании в Дхассе и согласился, что прежде всего необходимо сообщить новости
Келсону, и как можно быстрее. Рано или поздно известие о происшествии в
Святом Торине достигнет Келсона, может быть, в форме официального декрета
Дхасской Курии об отлучении; а тогда молодому королю небезопасно будет
самому посылать за двумя осужденными Дерини. Тем временем Нигель продолжал
собирать войска для предстоящей кампании. Но если смута на юго-востоке не
утихнет, их придется использовать для внутренних нужд: гражданской войны
допустить нельзя.
Итак, Морган и Дункан выехали в Кульд, не зная, что ожидает их в этом
городе, кроме встречи с молодым королем. Когда в свежих утренних сумерках
они достигли главных ворот, привратник выглянул в окошко и с подозрением
осмотрел их. После трех дней пути они выглядели и впрямь так, что не
вызывали доверия, тем более в столь ранний час.
-- Кто хочет попасть в город до рассвета? Назовите себя, или
предстанете перед городскими властями.
-- Герцог Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн хотят видеть короля, --
громко сказал Дункан. -- Пожалуйста, открывай быстрее, мы спешим.
Привратник возбужденно пошептался с кем-то, кого не было видно, потом
появился в окошке снова и кивнул.
-- Отойдите чуть назад, милорды. Сейчас выйдет капитан.
Морган и Дункан отъехали на несколько шагов и привстали в седлах.
Морган осмотрелся и вдруг увидел чью-то седую голову на пике над воротами.
Он нахмурился и, коснувшись плеча Дункана, движением головы указал ему на
пику.
-- Сколько знаю, так наказывают предателей, -- сказал Морган, удивленно
рассматривая голову. -- Давно здесь такого не было, однако. И случилось это,
по-видимому, на днях.
Дункан повел бровью и пожал плечами.
-- Я не знаю его. Лицо молодое, а волосы совсем белые. Интересно, что
он натворил?
Тут загремела задвижка, тронулись с места стальные затворы, ворота
приоткрылись, и показался всадник.
Морган удивленно посмотрел на Дункана -- обычно гостей встречали в
Кульде не так. С другой стороны, они никогда еще не въезжали в город до
рассвета. Да и в любом случае силы к Моргану вернулись, и теперь им были не
особенно страшны опасности.
Дункан въехал в ворота и пересек маленький двор, Морган последовал за
ним. Внутри стояли стражники в темных плащах, держа коней под уздцы. Капитан
со значком личной охраны Келсона подошел к Аларику и взял уздечку его коня.
-- Добро пожаловать в Кульд, ваша светлость, и вы, монсеньор Мак-Лайн,
-- сказал он, не сводя с них глаз. Лошадь Моргана вдруг подалась вперед, и
он поспешно отступил. -- Эти люди будут сопровождать вас для большей
безопасности.
Он отпустил лошадь Моргана, и тот вновь удивленно вскинул брови. Во
дворе было темно, но в факельном свете Морган разглядел креповую повязку на
руке этого человека. Как странно, что офицер Келсона публично носит траур!
Кто же умер?
Эскорт двинулся, стражники держали факелы в вытянутых руках. Морган с
Дунканом поехали следом за ними. Улицы Кульда были пусты в этот утренний
час, и стук копыт гулко отдавался в воздухе. Городская охрана молча
пропускала прибывших, видя их эскорт. Взглянув на окна королевской
резиденции, Дункан и Морган увидели, что окна покоев, где обычно
останавливался Келсон, освещены.
Вот это уже действительно странно. Что подняло молодого короля в столь
ранний час? Обычно он встает поздно; должно было случиться нечто необычное,
чтобы он поднялся за час до рассвета. Что же произошло?
Они натянули поводья и спешились. Грум провел мимо чью-то лошадь, то и
дело останавливаясь и качая головой при взгляде на вконец заморенное
животное.
"Только гонец мог так загнать коня, -- подумал Морган. -- Гонец,
принесший Келсону срочное послание. Потому-то и горит свет в окне
королевской спальни".
На лестнице их ждала еще одна неожиданность. Узнав старого привратника,
знакомого с детства, они остановились и поклонились ему, дав знак освещавшим
дорогу пажам подождать. Но он прятал от них глаза, и на нем тоже была
креповая повязка.
"Кто умер? -- спросил себя Морган, и страшное предчувствие обожгло его
сердце. -- Дай Бог, не король".
Морган переступал через две ступеньки, Дункан едва поспевал за ним.
Расположение комнат было известно обоим, и Морган тревожно устремился к
двери короля. Она была не заперта.
Келсон сидел за письменным столом, осунувшийся, с взъерошенными
волосами. Пламя свечи, стоявшей на столе, задрожало, когда открылась дверь,
но Келсон этого не заметил: он что-то сосредоточенно писал, изучая лежащий
перед ним на столе документ. Рядом с ним стоял Дерри и читал пергамент,
заглядывая ему через плечо. У очага ждал молодой кавалер, на его плечах был
один из малиновых плащей Келсона. Он потягивал горячее вино; один паж
стягивал с него сапоги, другой -- готовил ему завтрак.
Келсон посмотрел на дверь, и его глаза расширились, когда он увидел
Моргана и Дункана. Все остальные тоже обернулись к двери; как только Келсон
встал и положил перо, Дерри отошел и виновато взглянул на Моргана. Во всем
-- даже в том, как были расставлены свечи, -- чувствовалась какая-то большая
беда.
Келсон подал знак пажам и кавалерам выйти и не двигался с места, пока
дверь за ними не закрылась. Только после этого он вышел из-за стола. Но все
еще не было сказано ни слова; Морган вопросительно посмотрел на Дерри, потом
на короля.
-- Что случилось, Келсон?
Келсон уставился на свои ночные туфли, чтобы не встречать взгляда