Кертц Кэтрин. Шахматы Дерини

придвинулся ближе к Дункану уже с серьезным лицом.
-- Кстати, -- прошептал он, едва шевеля губами, -- я еще не рассказал
тебе о том, что меня так напугало прошлой ночью.
-- А?
-- Кажется, боковой алтарь в церкви Святого Неота был посвящен Святому
Камберу. В какой-то момент я даже испугался, что у меня опять видения.
Дункан с трудом удержался от желания оглянуться и уставился на
родственника.
-- И что же ты? -- спросил он как можно тише.
-- Я испугался крысы, -- саркастически усмехнулся Морган. --
По-видимому, у меня совсем расшатались нервы. Как видишь, ты не одинок.
Он присмотрелся к движению на дороге и толкнул Дункана в бок.
Из-за поворота показались всадники, и Моргана сразу удивило то, что они
не мчались галопом, но ехали неторопливым шагом. На них были ливреи цветов
королевского двора -- голубого и белого, и пока Морган с Дунканом
разглядывали всадников, за ними следом показалась еще пара, а за ней -- еще
и еще.
Они насчитали уже шесть пар всадников, когда из-за поворота появился
небольшой экипаж. Окна кареты были завешены голубым, в нее была запряжена
четверка лошадей, украшенных белыми и голубыми попонами и перьями. Одних
только вооруженных всадников в ливреях, показавшихся на грязной дороге этим
весенним утром, хватило бы, чтобы привлечь внимание паломников, но
щегольской экипаж сразу затмил все предыдущие впечатления.
В Дхассу направлялась какая-то важная особа; учитывая нейтральное
положение города, это было необычно.
Экипаж со всем эскортом был уже близко, когда из часовни воротился
зашедший туда паломник с ярким значком на остроконечной кожаной шапочке. Так
как Морган не двигался с места и не проявлял никакого желания войти
следующим, Дункан отстегнул свой меч и проворно направился к входу -- никто
не имел права входить в гробницу Святого Торина с оружием.
Всадники остановили коней почти рядом с конем Моргана. Когда они прошли
мимо, он разглядел блеск батистовых плащей, услышал приглушенный звон
кольчуг под этими плащами, бряцание шпор и оружия. Кони, запряженные в
экипаж, были выше колен забрызганы грязью -- Морган заметил это, как только
они достигли ограды. Затем, въехав в лужу грязи всеми колесами, экипаж резко
остановился, и кони больше не могли сдвинуть его с места.
Кучер взмахнул кнутом и закричал что-то, но не выругался, и это
показалось Моргану странным. Двое всадников взялись за поводья ведущих
лошадей и принялись тянуть их вперед, но безуспешно -- экипаж как прилип.
Морган спрыгнул с ограды, на которой сидел, и внимательно осмотрел
застрявшую карету, понимая, что сейчас ему придется помочь. Всадники в
богатых ливреях не захотят пачкать руки -- для этого всегда найдутся
простолюдины, а герцог Корвинский как нельзя лучше подходил для этой роли --
ведь сегодня он и был простолюдином. Что ему еще оставалось?
-- Эй, вы, там! -- позвал один из всадников, поворачивая коня к Моргану
и другим паломникам и указывая кнутовищем на экипаж. -- Идите сюда и
помогите-ка вытащить карету ее милости!
Значит, в карете леди. Теперь понятно, почему кучер не обругал своих
подопечных.
С почтительным поклоном Морган поспешил к карете и, упершись плечом в
заднее колесо, нажал изо всех сил. Карета не шевельнулась. Другой путник
уперся в колесо впереди Моргана и попытался толкнуть экипаж, в то время как
остальные налегали с другой стороны.
-- Когда я скажу, -- крикнул кучеру всадник, -- поддай лошадям кнута, а
вы, мужики, толкайте. Ну, готовы?
Кучер кивнул и поднял кнут; Морган набрал полную грудь воздуха.
-- Ну, поехали!
Морган и его сотоварищи налегли изо всех сил. Лошади рванулись --
колеса дрогнули, и экипаж начал медленно выбираться из рытвины. Дав карете
продвинуться на несколько футов вперед, кучер натянул вожжи. Всадник,
возглавляющий эскорт, подъехал к Моргану и остальным паломникам.
-- Ее милость благодарит всех вас, -- произнес он, отдавая кнутом
приветственный салют. Морган и остальные путники поклонились.
-- Ее милость сама хочет поблагодарить вас, -- раздался из кареты
нежный, мелодичный голос.
Морган увидел голубые глаза на бледном, утомленном лице несравненной
красоты. Лицо это было окружено облаком великолепных золотисто-рыжих волос,
ниспадающих на плечи как два языка пламени и оплетающих голову витой
короной. Маленький носик был слегка вздернут, а округлые благородные губы
были такого оттенка, что сравнить их по праву можно было лишь с розой.
Эти неправдоподобно голубые глаза некоторое время смотрели на него --
достаточно долго, чтобы ее образ навсегда запечатлелся о его сознании. И
только спустя несколько мгновений Морган пришел в себя настолько, чтобы
отступить на шаг я отдать неуклюжий поклон. Вспомнив вдруг, что сейчас он не
учтивый и блестящий лорд Аларик Морган, он вовремя изменил фразу, которую
собирался произнести.
-- Для Алана-охотника счастье служить вам, моя госпожа, -- пробормотал
он, пытаясь не встречаться с ней взглядом.
Глаза эскорта кашлянул, подъехал и легко, но твердо коснулся концом
кнутовища плеча Моргана.
-- Довольно, охотник, -- сказал он тоном человека, имеющего власть и не
желающего ее утратить, -- ее милость торопится.
-- Конечно, добрый господин, -- пробормотал Морган, пятясь от кареты,
не в силах оторвать взгляда от леди. -- Счастливого пути, моя госпожа!
Леди кивнула и стала снова задергивать занавески, как вдруг из окна
высунулась маленькая взъерошенная рыжая голоска и широко распахнутые
глазенки уставились на Моргана. Леди покачала головой и что-то шепнула
ребенку на ухо, затем улыбнулась Моргану, и они исчезли ил виду. Морган тоже
улыбнулся, но карета тронулась с места и двинулась дальше по дороге. Дункан
вышел из часовни со значком Торина, приколотым к его охотничьей шапочке, и
снова опоясал себя мечом. Со вздохом Морган вернулся к лошадям и избавился
от меча, а потом решительным шагом двинулся через двор ко входу в
усыпальницу
Переступив порог, он оглядел резную ажурную решетку, прикрывающую все
стены, прислушался к гулкому эху, сопровождавшему каждый его шаг по
паркетному полу На другом конце комнаты он увидел тяжелые резные двойные
двери, ведущие в саму гробницу. Почувствовав справа, за перегородкой, чье-то
присутствие, Морган посмотрел туда и поклонился.
Там был монах, который обычно находился в часовне, -- и для того, чтобы
исповедовать кающихся, желающих облегчить душу, и для -того, чтобы наблюдать
за порядком -- в гробницу должен был входить только один паломник.
-- Да благословит вас Бог, отец мой, -- произнес Морган как можно более
набожно.
-- И тебя так же, и тебя, -- ответил монах суровым шепотом.
Морган кивнул в знак признательности за благословение и двинулся к
двойной двери. Уже положив руку на дверную ручку, он услышал, как монах
зашевелился в своем деревянном закутке, и у него мелькнула мысль, что,
возможно, что-то в нем привлекает внимание. Он оглянулся, надеясь, что не
возбудил в монахе излишнего интереса к себе, тот в это время закашлялся.
-- Не желаешь ли ты исповедоваться, сын мой, -- проскрежетал в тишине
его голос.
Морган покачал головой и опять шагнул к двери, но остановился и
обернулся, задумчиво и настороженно глядя в сторону перегородки. О чем-то
он, наверное, забыл Легкая улыбка тронула уголки его губ, он полез к себе за
пояс и вытащил оттуда небольшую золотую монетку.
-- Благодарю тебя, нет, мой добрый брат, -- сказал он, сгоняя улыбку.
-- Но возьми вот это за твою заботу. -- Двигаясь неуклюже от смущения и
неловкости, он прошел к решетке и опустил золотой в узкую щель. Уже отойдя,
он услышал, как монета с тихим звоном провалилась в желоб, и следом -- плохо
скрываемый вздох облегчения.
-- Иди с миром, сын мой, -- уже в дверях усыпальницы услышал он
бормотание монаха -- Да обрящешь ты то, что ищешь.
Морган вошел, закрыл за собой дверь и подождал, пока его глаза
привыкнут к еще более тусклому освещению. Гробница Святого Торина не
представляла собой ничего особенного, Морган бывал в более внушительных и
роскошных усыпальницах, построенных для более известных и почитаемых святых
Но здесь витала какая-то особая прелесть, покорившая Моргана.
Прежде всего, часовня вся была построена из дерева. Деревянными были
стены и потолок, алтарная плита была выдолблена из гигантского дуба. Даже
пол покрывали тонкие деревянные пластины разных оттенков, выложенные в
строгом порядке, образующие крестообразный узор. Стены из необработанного
дерева были украшены грубо вытесанными распятиями в человеческий рост.
Высокий сводчатый потолок поддерживался такими же грубо обтесанными
крестообразными балками.
Особенно же привлекла внимание Моргана алтарная часть часовни. Кто бы
ни возвел эту стену позади алтаря, это, несомненно, был настоящий мастер,
знавший все породы дерева, которые только могла дать его земля, и как их
правильно расположить, и как соединить между собой. Мозаичные струи стекали
с обеих сторон и позади распятия, словно навечно застывшие воды,
символизируя ожидание вечной жизни. Статуя Святого Торина, стоящая слева,
была вырезана из цельной сучковатой ветви гигантского дуба. А распятие перед
алтарем, напротив, было строгим и официальным -- светлая фигура на темном
дереве, руки, простертые по сторонам в виде буквы Т, запрокинутая голова,
взгляд, направленный к небесам. Царь царей, а не страдающий на кресте
человек.
Морган подумал, что ему не нравится это холодное изображение Бога. В
нем не было человечности, и оно почти уничтожало то тепло, которое источали
живые стены часовни. Даже голубоватое сияние неугасимых лампад и золотые
огоньки свечей, поставленных паломниками, едва скрашивали холодное
спокойствие, исходившее от Царя Небесного.
Морган смущенно окунул пальцы в сосуд со святой водой и перекрестился,
пройдя по узкому нефу. Первое ощущение безмятежности, прошедшее после того,
как он более внимательно осмотрел часовню, было теперь окончательно
вытеснено чувством опасности. Ему явно не хватало клинка на боку и хотелось
поскорее уйти из этого места.
Он задержался у столика в центре нефа, чтобы зажечь тонкую свечку,
которую полагалось перенести в центр часовни и оставить у алтаря. Пока
загорался фитиль, в его памяти вспыхнуло на мгновение другое пламя -- пламя,
которым горели на солнце волосы той женщины в карете. Свеча разгорелась,
Морган почувствовал капли горячего воска на пальцах и направился к алтарю.
Алтарные врата были закрыты, и Морган, опустившись на одно колено,
поклонился, коснувшись замка, висящего на входе в алтарь. Свечи,
поставленные другими паломниками, мерцали на полочках позади алтарной
ограды, перед образом святого. Морган стал подниматься, и в тот же миг замок
со щелчком открылся. Он отдернул руку, почувствовав, что уколол тыльную
сторону ладони обо что-то острое. На коже выступила капля крови. Он
машинально поднес пораненную руку ко рту и, уже отходя от ограды, подумал,
что там не должно быть ничего острого. Морган вернулся, все еще облизывая
ранку, наклонился к замку, чтобы рассмотреть его внимательнее, как вдруг
комната завертелась у него перед глазами. Не имея сил выпрямиться, он
почувствовал, что его затягивает бешено кружащийся вихрь, смешавший все
краски вокруг в одну.
"Мераша!" -- пронзило его сознание.
Она, должно быть, была на замке ограды, и когда он поранил руку, попала
ему в кровь. Хуже того, это было не просто помутнение разума от мераши,
обычно поражающее Дерини, -- его сознание столкнулось с чем-то другим, с
какой-то нарастающей могущественной силой, затягивающей его в забвение.
Он упал на четвереньки, пытаясь еще противостоять ей и с ужасом
осознавая, что уже поздно, что нападение было слишком неожиданным, а отрава
слишком сильной.
Потом чья-то огромная рука потянулась к нему, заполняя собой всю
комнату, заслоняя плывущий, дрожащий свет, клубящийся вокруг него.
Он хотел позвать Дункана, но боль уже поглотила его разум. В последний
раз он попытался стряхнуть с себя эту зловещую, одолевающую его силу, но все
было бесполезно. Казалось, его крики могут расколоть небесный свод, но
незамутненной частью своего сознания он понимал, что и голос его поглощается
этой силой.
Он чувствовал, как падает и беззвучно кричит, цепенея и проваливаясь в
пустоту.
Потом настала тьма.
И забвение.

Глава XIII
"Спускаясь в чертоги смерти..."^[11]
С тех пор, как Морган четверть часа назад вошел в гробницу Святого
Торина, небо заметно потемнело. Во дворе Не было никого, кроме Дункана.
Сырой, гнетущий ветер шевелил его каштановые волосы и выдувал длинные пряди
Из хвоста вьючного пони прямо ему в лицо, пока он пытался оторвать от земли
левую заднюю ногу животного. Наконец пони поднял ногу, и священник смог
счистить грязь с его копыт кинжалом. Где-то за горизонтом прогремел гром,
возвещая приближение новой грозы, и Дункан, не отрываясь от своего занятия,
нетерпеливо посмотрел на часовню.
Что Аларик делает там так долго? Он вошел уже давно. Может быть,
что-нибудь случилось?
Он отпустил ногу пони и спрятал кинжал в ножны.
Это не похоже на Аларика -- так долго копаться. Конечно, нельзя назвать
его кузена безбожником, но проводить столько времени в никому не известной
усыпальнице, когда Гвинеддская Курия собралась в полном составе, чтобы
осудить их?
Дункан нахмурился и наклонился над мешком, навьюченным на пони,
поглядывая поверх крупа животного на вход в часовню. Сняв кожаную шапочку,
он вертел ее и теребил приколотый к ней знак Торина. Наверное, что-то не
так. Что-то его там задержало.
Решительным жестом водворив шапку на место, Дункан пошел через двор.
Потом он вернулся, решив отвязать коней на случай, если придется спасаться
бегством, и снова направился к гробнице. Когда он вошел, за перегородкой
послышалась какая-то возня, и тотчас раздался скрипучий голос монаха:
-- Сюда нельзя входить с оружием. Ты это знаешь. Это священная земля.
Дункан нахмурился. Он вовсе не собирался нарушать местных обычаев, но и
решился бы остаться без оружия при теперешних обстоятельствах. Если -Аларик
в опасности, придется сражаться за двоих. Левая рука Дункана невольно
потянулась к рукоятке меча.
-- Я ищу того человека, который вошел сюда сразу после меня. Вы его не
видели?
-- Никто сюда не заходил с тех пор, как ты совершил поклонение, --
последовал надменный ответ. -- Ну что, ты сам расстанешься со своим оружием,
или мне позвать на помощь?
Дункан настороженно взглянул на перегородку. Все это казалось ему
весьма подозрительным. Он осторожно спросил:
-- Так вы уверяете меня, что не видели вошедшего сюда человека в
коричневой шапочке и кожаном охотничьем костюме?
-- Я же сказал тебе, здесь никого не было. А теперь уходи
Дункан твердо сжал губы.
-- А вы не думаете, что я и сам могу посмотреть? -- холодно спросил он,
приближаясь к двойным дверям и распахивая их.
Шагнув в усыпальницу и захлопнув за собой двери, он услышал возмущенный
крик монаха, но ему было уже не до того. Особое, свойственное всем Дерини,
чутье сразу привело Дункана в середину нефа. Как и сказал монах, в маленькой
часовне никого не было -- сейчас, во всяком случае. Но куда же делся Аларик,
если здесь всего один вход?
Приблизившись к ограде алтаря, Дункан внимательно осмотрелся, пытаясь
понять, что здесь изменилось с момента его посещения. Ни одной свечи не
прибавилось на полочке у алтаря, но одна, сломанная и раздавленная, лежала
на полу возле ограды -- ее он прежде не видел. А дверца -- была ли закрыта
дверца, когда он здесь был?
Конечно, нет.
Тогда почему Аларик закрыл ее?
Точнее, Аларик ли ее закрыл? И если да, то зачем?
Он оглянулся и увидел, что двери слегка приоткрылись и в проеме
мелькнула щуплая фигура в коричневой рясе.
Ах вот как, монашек за ним шпионит! С минуты на минуту он вернется с
подмогой.
Дункан снова повернулся к алтарю и склонился над оградой, осматривая
замок. Вдруг его взгляд остановился на каком-то предмете, лежащем за
оградой, которого раньше здесь не было. Он похолодел.
Там, на полу, лежала смятая поношенная коричневая шапочка с ремешком,
который крепился под подбородком.
Шапочка Аларика?
Ужасное подозрение шевельнулось в глубине его сознания. Дункан протянул
руку за шапочкой и зацепился за что-то рукавом. Осторожно осмотрев замок, он
обнаружил вдруг острый металлический шип. Высвободив рукав, Дункан
наклонился еще ниже. Какое счастье, что он не дотронулся до замка.
Мераша!
Дункан содрогнулся от ужаса, отпрянув в холодном поту, и с трудом
удержался от желания бежать отсюда без оглядки. Припав на одно колено, он
оперся об ограду, восстанавливая дыхание и успокаиваясь.
Мераша. Теперь все понятно -- закрытая комната, шапочка, замок...
Он словно увидел все, что здесь произошло. Вот Аларик приближается с
зажженной свечой к ограде алтаря, так Же как он сам перед этим. Вот
наклоняется в поисках потайного замка. Он, конечно, настороже и готов к
опасностям, которые, возможно, таит это место, но даже не подозревает об
угрозе, заключенной в безобидном на вид замке. Вот выступающая из него
колючка пронзает не рукав, а живую плоть, посылая замутняющее разум зелье в
тело ничего не подозревающего человека.
Кто-то, затаившийся в засаде, выждал, пока отрава ослабит лорда Дерини,
а затем его, беспомощного, куда-то уволокли. И что уж там дальше --
неизвестно.
Дункан тяжело вздохнул и огляделся, вдруг осознав, как он сам был
близок к тому, чтобы тем же путем последовать за своим родственником. Надо
было торопиться. Рассерженный монашек вот-вот вернется, и не один. Но,
прежде чем покинуть это место, нужно найти хоть что-то, какую-то самую
ничтожную нить, за которую можно было бы уцепиться, чтобы найти Моргана. Он
ума не мог приложить, где Аларика искать. Каким же образом его вынесли
отсюда?
Вытерев рукавом мокрый лоб, Дункан наклонился и вытащил кожаную шапочку
между прутьями ограды. Немного подумав, он сосредоточился и вдруг
почувствовал обволакивающую его боль, путаницу в мыслях; тьма подступала к
нему со всех сторон. Судорожно прижимая к груди шапочку, он уловил отзвуки
тех страданий, что испытывал его кузен, когда ее сорвали с его головы.
И вот он уже где-то в другом месте, и мельком видит безликие тени таких
же путников, как и все на этой дороге. Он чувствовал, что это солдаты, что
они приближаются к нему с какой-то целью, но с какой -- распознать не мог.
Еще он уловил какую-то зловещую черноту, исходившую от маленького монашка за
перегородкой. Разум его наполнился ненавистью к тем, кто готовил ему
преждевременную гибель.
Узнал Дункан и кое-что еще: монашек видел, как Аларик вошел, но не
только не видел, а и не ожидал увидеть, как он покинет часовню.
Дункан вышел из транса и дрожа, в тоске привалился к ограде алтаря. Ему
надо уходить отсюда. Монах, который, очевидно, принял участие во всем, что
произошло, мог с минуты на минуту привести солдат, и, если Дункан хочет
помочь Моргану, он не может позволить себе угодить в плен.
Дункан со вздохом поднял голову и в последний раз окинул взором алтарь.
Да, ему надо бежать, и как можно скорее.
Но где же Аларик?

Он лежал на животе, его правая щека покоилась на твердой холодной
поверхности, покрытой чем-то шероховатым и затхлым. Первым его чувством,
когда он очнулся, было чувство боли -- пульсирующей, начинающейся где-то у
кончиков пальцев ног и кончающейся в затылке.
Глаза его были закрыты, и у него еще не было сил их открыть, но
сознание постепенно возвращалось. Раскаленные иглы пронизывали голову снова
и снова, с каждым ударом сердца, не давая никакой возможности
сосредоточиться.
Он крепко зажмурился и попытался отогнать боль, стараясь сосредоточить
внимание на том, чтобы пошевелить хоть какой-нибудь частью истерзанного
болью тела. Он смог наконец шевельнуть пальцами левой руки и почувствовал
под ними солому.
Его куда-то унесли из часовни?
Задав себе этот вопрос, он ощутил, как боль сконцентрировалась где-то
за глазными яблоками, и рискнул открыть глаза. Это ему, как ни странно,
удалось, хотя первые мгновения он ничего не видел.
Потом он увидел на полу, покрытом соломой, всего в нескольких дюймах от
носа свою собственную левую руку и понял, что не ослеп, а просто в
помещении, где он находится, темно, да еще пола плаща упала ему на лицо,
мешая осмотреться. Когда замутненное сознание уяснило этот факт, он уж был в
состоянии направить свой взгляд дальше, поверх руки. Он вглядывался во тьму,
не двигаясь, и уже начал различать свет и тени, хотя последние преобладали.
Он лежал в каком-то странном зале, отделанном деревом. Лежа он мог
увидеть немногое, но все же разглядел высокие, глубокие ниши в стене,
освещенные тусклым светом факелов, зажатых в черных железных скобах. В
глубине каждой ниши он смутно различил высокие неподвижные фигуры, неясно и
угрожающе поблескивающие во мраке; каждая была вооружена копьем и держала
овальный щит с каким-то темным геральдическим рисунком. Он прищурился,
пытаясь разглядеть их, и понял: это -- статуи.
Где он?
Морган попытался встать, но сделал это более резко, чем следовало бы, и
это немедленно сказалось. Тогда он попробовал, опираясь на локти, оторвать
голову от пола и приподнять ее на несколько дюймов, но к горлу снова
подступила тошнота, и голова закружилась еще сильнее. Он обхватил голову
руками, стараясь остановить этот круговорот, и наконец, разорвав пелену,
затянувшую сознание, понял, что же его мучает, -- это было головокружение,
вызванное действием мераши.
Память вдруг вернулась к нему. Мераша. Она была на Дверце в часовне. Он
попал впросак, как ленивый ученик. Вяжущий привкус на онемевшем языке
говорил о том, что зелье, помутившее рассудок, все еще действует на него, а
при сложившихся обстоятельствах это означало, что он не может освободиться с
помощью своего могущества.
Теперь, зная источник своих страданий, он знал, как можно наконец
обуздать боль, сбросить оцепенение и хоть немного остановить головокружение.
Он осторожно приподнял голову на несколько дюймов и справа от себя увидел
складки серого шерстяного плаща, а дюймов в шести от лица -- неподвижный
серый сапог. Он быстро перевел взгляд в другую сторону -- много сапог,
длинных плащей, полы которых касались грязной соломы, острия обнаженных
мечей. Морган понял, что находится в опасности и должен подняться на ноги.
Любое движение сведенных судорогой конечностей было пыткой, но он
заставил свое тело повиноваться. Сначала он приподнялся на локтях, потом
встал на четвереньки. Поднимаясь, он сосредоточился на сапоге, стоящем у
него перед глазами, но потом перевел взгляд выше, понимая, что этот сапог
вряд ли окажется пустым.
Медленно поднимая голову, он сначала увидел ноги человека, стоящего
рядом, затем -- серую кожаную куртку и эмблему с соколом во всю грудь. А
когда он дошел до уставившихся на него колючих черных глаз, то совсем упал
духом, поняв, что он, несомненно, пропал.
Человек в куртке, украшенной соколом, мог быть только Варином де Греем.

Дункан уже повернулся было на каблуках, чтобы покинуть часовню, но
помедлил, решив еще раз внимательно осмотреть алтарь.
Во всем этом было что-то необъяснимое, он упустил какую-то деталь,
деталь, от которой, может быть, зависит жизнь Аларика. Вот эта свечка -- он
ведь видел ее, когда заходил сюда в первый раз. Где он ее видел?
Наклонившись, чтобы еще раз взглянуть за ограду алтаря, он заметил
свечку, лежащую на ступенях слева от коврика в центре. Он уже протянул руку
к замку, да так и застыл в той позе, в которой его настигло чувство
исходящей отсюда опасности; выпрямившись, Дункан перекинул ногу через ограду
и попросту перелез туда. Беспокойно оглянувшись на входную дверь, он
опустился на колени рядом со свечкой и, рассмотрев ее, дотронулся до нее
вытянутым указательным пальцем.
Как он и подозревал, свечка была еще теплая, оплавленный воск не
затвердел. Дункан опять почувствовал, как Аларик судорожно цеплялся за нее,
опять уловил слабый отзвук той боли, того страха, которые Морган испытывал в
эти мгновения.
Проклятье! Дункан чувствовал, что то, что он ищет, где-то рядом. Аларик
был именно здесь. Дверца была приоткрыта, и свеча лежала слишком близко к
алтарю, она не могла просто укатиться сюда. Но куда же Аларик делся потом?
Тщательно изучив пол вокруг свечи, Дункан приметил капли воска на
некрашеном дереве. Тонкая линия еле заметных желтых капелек села от свечи к
ковру, окружающему алтарь У кромки ковра капли были раздавлены и растерты по
полу, как будто кто-то наступил на еще не застывший воск А поперек одной из
капель, самой большой, проходила чуть заметная тонкая линия, как будто...
Дункан вытаращил глаза, пораженный пришедшей вдруг мыслью, и наклонился
еще ниже. Может быть, эта трещина, разрывающая лиши; рисунка деревянных плит
пола, проходит вдоль кромки ковра вокруг всего алтаря?
Он на четвереньках перебрался на другую сторону, бросив при этом
виноватый взгляд на алтарь, чувствуя неловкость за свое по меньшей мере
странное поведение, и начал осматривать пол там.
Нашел! Едва различимая тонкая линия шла параллельно краю ковра от входа
до самого конца, так же как и на противоположной стороне алтаря. Казалось,
что кромка ковра служит ее продолжением.