Страница:
— Я не знаю, — с грустью произнесла Мэдди. Жерво в изнеможении прикрыл глаза.
— Только не назад… Плохое… Безумное… место! — Кристиан на секунду открыл глаза, взглянул на Мэдди и решительно произнес: — Нет!
Она хотела солгать, сказать, что черное белое, а ложь — истина. Но не могла. Самое простое в ее теперешнем положении — сказать, что она не знает. Но даже это не было правдой, и она с трудом произнесла эти слова, потому что они были отступлением от ее жизненных принципов.
— Ты должен завтра показать свой разум, — сказала она. — Говори спокойно. Ты должен доказать им, что они ошибаются.
Кристиан продолжал сжимать ее руку.
— Ты можешь, — тихо проговорила она, закусив губу, чтобы не застонать от боли.
Кристиан посмотрел на дверь. Мэдди сразу поняла, о чем он думает.
— Заперто? — хрипло спросил он. Она не стала врать. Лучше уж вообще промолчать. Кристиан отпустил ее руку и прошел к двери. Ручка поддалась удивительно легко.
Он придержал дверь и обернулся.
— Идти, — сказал он сквозь зубы.
Мэдди продолжала сидеть неподвижно.
Кристиан смотрел на нее, держась за дверную ручку.
— Двум… идти, — выдавил он. — Оба.
— Нет, — прошептала Мэдди. — Я не могу. И ты не должен.
Жерво нахмурился, как будто своими словами она воздвигла непреодолимое препятствие на его пути. Осторожным движением Кристиан раскрыл дверь чуть шире и выглянул, скрываясь за дверным косяком. Луч света из холла упал на его лицо. Лицо дьявола…
Губы герцога скривились в презрительной усмешке. Он закрыл дверь.
— Да, сломал, — сказал он. — Руку.
Ее глаза понемногу привыкали к слабому освещению. Он повернулся к Мэдди лицом и прислонился спиной к двери.
— Девочка Мэдди, — произнес он. — Назад… на… — Он запнулся на полуслове. — На смерть…
Она не смогла ничего ответить.
Кристиан подошел к Мэдди, присел рядом и протянул к ней руки.
— Только не… назад! Нет!
— Не мне принимать решение.
— Идти! — в его голосе звучала мольба. — Сейчас!
Не зная, что делать, она подтолкнула его вперед.
— Тогда иди! Я не стану тебя останавливать…
Кристиан остался на месте и покачал головой.
— Двоим. Двоим идти.
— Нет, — несчастным голосом возразила она. — Невозможно!
Кристиан склонил голову, из его уст вырвался звук, похожий на стон.
— Нет… один… не… Мэдди! — Жерво обнял ее. — Не могу! — Он притянул ее к себе и прижался лицом к ее груди. — Мэдди! Девочка Мэдди! Не один! Не могу!..
Кристиан надавил подбородком на ее шею. Мэдди поняла, что он таким образом просит уйти вместе с ним. Жерво разрывался между ней и свободой. Мэдди поняла, что Кристиан не уйдет. Даже если бы дверь была заперта, а она отдала бы ему ключ, но он все равно не ушел бы.
У него не хватало для этого мужества. Даже на себя самого, не говоря о двоих…
Но, с другой стороны… Возвращаться в то страшное место… В камеру… К Обезьяне…
Жерво прижался к ней всем телом. Мэдди чувствовала, что его бьет дрожь, и догадалась, какими мыслями она вызвана. Кристиан испугался.
— Жерво, — Мэдди коснулась рукой его волос. Она говорила как будто через силу. — Завтра. Ты должен успокоиться. Доказать, что ты не болен. Ты должен показать свой здравый ум!
— Мэдди, — приглушенно отозвался Кристиан.
Это было все, что он мог сказать.
Кристиан качнул головой. У него не было ни здравого ума… Ни психической уравновешенности… Ему оставалось только бежать. Жерво весь дрожал.
Мэдди склонила голову, прижалась своей щекой к его лицу. Ее рука медленно гладила его волосы. Жерво чуть повернул голову. Мэдди стала для него самым дорогим существом во вселенной, единственной связью с реальностью. Кристиан издал какой-то звук, наполненный страстью. Он пытался сказать ей то, что нельзя выразить словами; хотел просить ее быть рядом с ним.
Жерво услышал, как она судорожно вздохнула. По ее щеке побежал тоненький соленый ручеек. Мэдди прошептала:
— Бог свидетель, я, наверное, люблю тебя…
Кристиан вздрогнул. Мощнейший импульс прошел по его мышцам. Что она сказала?! Ему не послышалось?! Он отпрянул и посмотрел на Мэдди удивленными глазами.
Слабый свет отражался на мягком изгибе ее шеи, на подбородке, на щеках… Но Кристиан не видел ее глаз. Он почувствовал прикосновение руки Мэдди к своей руке. Потом это ощущение исчезло, видимо, она убрала руку.
Жерво почувствовал сильное смущение. Черт возьми, он слишком глуп, чтобы понять ее! Кристиану казалось, что он не ослышался, но переспросить он не мог.
Мэдди освободилась от его объятий и опустила глаза.
Затем Кристиан поднялся. Ему хотелось идти куда-то, выбраться из хаоса. Хуже всего было то, что она плакала. Это его раздражало. Жалость? Или другая причина?
Почему она плакала? Из-за того, что он — животное, которое боится покинуть свою клетку? Из-за того, что он не может сказать ни слова? Из-за того, что в его голове вертится какой-то беспорядочный мусор вместо обыкновенных мыслей нормального человека? Кристиан ушел в темный конец комнаты, где спали портреты его отца, деда и прадеда. Он упал лицом вниз на кровать и, раскинув руки, прижался щекой к прохладным шелковистым простыням. Ребра саднили. Если бы Жерво помнил хоть одну молитву, то стал бы молиться. Он попросил бы у Господа мужества и помощи, хотя никогда прежде этого не делал.
Жерво считал, что Бог ничего ему не должен. Кристиан был уверен, что имел все, только растерял, растратил… Горящие пламенем озера и воющие демоны никогда еще не вставали так отчетливо перед его мысленным взором, никогда еще не пугали его так сильно…
Черт возьми… Теперь он знал, как выглядит ад.
Глава 13
— Только не назад… Плохое… Безумное… место! — Кристиан на секунду открыл глаза, взглянул на Мэдди и решительно произнес: — Нет!
Она хотела солгать, сказать, что черное белое, а ложь — истина. Но не могла. Самое простое в ее теперешнем положении — сказать, что она не знает. Но даже это не было правдой, и она с трудом произнесла эти слова, потому что они были отступлением от ее жизненных принципов.
— Ты должен завтра показать свой разум, — сказала она. — Говори спокойно. Ты должен доказать им, что они ошибаются.
Кристиан продолжал сжимать ее руку.
— Ты можешь, — тихо проговорила она, закусив губу, чтобы не застонать от боли.
Кристиан посмотрел на дверь. Мэдди сразу поняла, о чем он думает.
— Заперто? — хрипло спросил он. Она не стала врать. Лучше уж вообще промолчать. Кристиан отпустил ее руку и прошел к двери. Ручка поддалась удивительно легко.
Он придержал дверь и обернулся.
— Идти, — сказал он сквозь зубы.
Мэдди продолжала сидеть неподвижно.
Кристиан смотрел на нее, держась за дверную ручку.
— Двум… идти, — выдавил он. — Оба.
— Нет, — прошептала Мэдди. — Я не могу. И ты не должен.
Жерво нахмурился, как будто своими словами она воздвигла непреодолимое препятствие на его пути. Осторожным движением Кристиан раскрыл дверь чуть шире и выглянул, скрываясь за дверным косяком. Луч света из холла упал на его лицо. Лицо дьявола…
Губы герцога скривились в презрительной усмешке. Он закрыл дверь.
— Да, сломал, — сказал он. — Руку.
Ее глаза понемногу привыкали к слабому освещению. Он повернулся к Мэдди лицом и прислонился спиной к двери.
— Девочка Мэдди, — произнес он. — Назад… на… — Он запнулся на полуслове. — На смерть…
Она не смогла ничего ответить.
Кристиан подошел к Мэдди, присел рядом и протянул к ней руки.
— Только не… назад! Нет!
— Не мне принимать решение.
— Идти! — в его голосе звучала мольба. — Сейчас!
Не зная, что делать, она подтолкнула его вперед.
— Тогда иди! Я не стану тебя останавливать…
Кристиан остался на месте и покачал головой.
— Двоим. Двоим идти.
— Нет, — несчастным голосом возразила она. — Невозможно!
Кристиан склонил голову, из его уст вырвался звук, похожий на стон.
— Нет… один… не… Мэдди! — Жерво обнял ее. — Не могу! — Он притянул ее к себе и прижался лицом к ее груди. — Мэдди! Девочка Мэдди! Не один! Не могу!..
Кристиан надавил подбородком на ее шею. Мэдди поняла, что он таким образом просит уйти вместе с ним. Жерво разрывался между ней и свободой. Мэдди поняла, что Кристиан не уйдет. Даже если бы дверь была заперта, а она отдала бы ему ключ, но он все равно не ушел бы.
У него не хватало для этого мужества. Даже на себя самого, не говоря о двоих…
Но, с другой стороны… Возвращаться в то страшное место… В камеру… К Обезьяне…
Жерво прижался к ней всем телом. Мэдди чувствовала, что его бьет дрожь, и догадалась, какими мыслями она вызвана. Кристиан испугался.
— Жерво, — Мэдди коснулась рукой его волос. Она говорила как будто через силу. — Завтра. Ты должен успокоиться. Доказать, что ты не болен. Ты должен показать свой здравый ум!
— Мэдди, — приглушенно отозвался Кристиан.
Это было все, что он мог сказать.
Кристиан качнул головой. У него не было ни здравого ума… Ни психической уравновешенности… Ему оставалось только бежать. Жерво весь дрожал.
Мэдди склонила голову, прижалась своей щекой к его лицу. Ее рука медленно гладила его волосы. Жерво чуть повернул голову. Мэдди стала для него самым дорогим существом во вселенной, единственной связью с реальностью. Кристиан издал какой-то звук, наполненный страстью. Он пытался сказать ей то, что нельзя выразить словами; хотел просить ее быть рядом с ним.
Жерво услышал, как она судорожно вздохнула. По ее щеке побежал тоненький соленый ручеек. Мэдди прошептала:
— Бог свидетель, я, наверное, люблю тебя…
Кристиан вздрогнул. Мощнейший импульс прошел по его мышцам. Что она сказала?! Ему не послышалось?! Он отпрянул и посмотрел на Мэдди удивленными глазами.
Слабый свет отражался на мягком изгибе ее шеи, на подбородке, на щеках… Но Кристиан не видел ее глаз. Он почувствовал прикосновение руки Мэдди к своей руке. Потом это ощущение исчезло, видимо, она убрала руку.
Жерво почувствовал сильное смущение. Черт возьми, он слишком глуп, чтобы понять ее! Кристиану казалось, что он не ослышался, но переспросить он не мог.
Мэдди освободилась от его объятий и опустила глаза.
Затем Кристиан поднялся. Ему хотелось идти куда-то, выбраться из хаоса. Хуже всего было то, что она плакала. Это его раздражало. Жалость? Или другая причина?
Почему она плакала? Из-за того, что он — животное, которое боится покинуть свою клетку? Из-за того, что он не может сказать ни слова? Из-за того, что в его голове вертится какой-то беспорядочный мусор вместо обыкновенных мыслей нормального человека? Кристиан ушел в темный конец комнаты, где спали портреты его отца, деда и прадеда. Он упал лицом вниз на кровать и, раскинув руки, прижался щекой к прохладным шелковистым простыням. Ребра саднили. Если бы Жерво помнил хоть одну молитву, то стал бы молиться. Он попросил бы у Господа мужества и помощи, хотя никогда прежде этого не делал.
Жерво считал, что Бог ничего ему не должен. Кристиан был уверен, что имел все, только растерял, растратил… Горящие пламенем озера и воющие демоны никогда еще не вставали так отчетливо перед его мысленным взором, никогда еще не пугали его так сильно…
Черт возьми… Теперь он знал, как выглядит ад.
Глава 13
Юридическая корпорация «Линкольнз Инн» выглядела так, как будто здесь был целый провинциальный городок. Листва бесшумно опадала с величественных деревьев, зеленели лужайки, мир и покой молитвенного дома нарушали лишь шорохи шагов нескольких человек, проходивших по Заваленной опавшими листьями аллее в своих черных мантиях… Навстречу сумеркам. Здесь, в центре Лондона, самым громким звуком был крик вороны, сидевшей на ветке. А внизу, по аллеям и дорожкам, торжественно и медленно бродили ее черные братья и сестры, останавливаясь времени ми и осматриваясь по сторонам.
Мэдди сидела с отцом у самого окна, слева от нее стоял кузен Эдвардс, справа — Жерво. Ларкин — в нескольких шагах.
В комнате было много народа. У камина на красивых креслах отдыхали вдовствующая герцогиня и леди де Марли. За ними расположились леди Клеменсия, леди Шарлотта и еще две сестры Жерво. Мужья всех четырех молодых дам стояли тесной группой в другом конце комнаты, тихо переговаривались между собой и время от времени обращались с вопросами к мужчине в парике, который стоял в дверях и перебирал какие-то бумаги.
Леди де Марли настояла, чтобы Мэдди и ее отец присутствовали здесь. Торжественно мрачный, тихоголосый адвокат уже допросил Тиммсов в отдельной комнате, выясняя особенности поведения герцога и вообще все, что с ним связано. Интересовался, сколько времени Тиммс занимается математикой. Когда Мэдди и ее отцу позволили уйти, она понятия не имела, что из всего этого может получиться.
Затем пришел советник и увел куда-то леди де Марли и Жерво. Когда Кристиан вернулся, Мэдди заметила, что уровень внутреннего напряжения у него значительно повысился, хотя внешне он был тих и спокоен. Теперь Жерво стоял рядом с ней и безучастно смотрел в окно. Герцог был безупречно одет слугой-камердинером, который без всяких церемоний выставил утром Мэдди из его туалетной комнаты. На нем был не цветистый, а белый жилет без всяких украшений, белые бриджи до колен и темно-синий пиджак, о котором с удовлетворением отозвалась леди де Марли. Она же и порекомендовала его в ультимативной форме. Герцог выглядел строго, совсем как квакер. Только Мэдди никогда не видела у квакеров такого выражения лица… Пожалуй, только однажды, когда одного исключили из церковной общины, отказав в праве посещать молитвенные сходы.
Собственно, то же самое ждало и бедного Жерво. Во всяком случае, Мэдди так оценивала ситуацию. Его хотели лишить прав, от него отрекались, его изгоняли. Изгоняли из семьи, из привычного мира. Они уже достаточно долго просидели все вместе в этой комнате, чтобы Мэдди все поняла. Ей никто ничего не говорил, но она все поняла. Отречься от него хотели его же родственники: сестры, их мужья, даже мать… Даже мать! На стороне Жерво и Мэдди оставалась только одна леди де Марли. Больше рассчитывать было не на кого. Наконец леди де Марли, а за ней и все остальные поднялись со своих мест, однако к лорду-канцлеру звали одного герцога.
Леди де Марли раздраженно ударила концом своей трости по полу и села обратно.
— Не подведи меня, — прошипела она племяннику.
В дверях Кристиана поджидал адвокат. Он был, как и все здесь, в парике. Адвокат отличался от остальных квадратной челюстью и отсутствием всякого выражения на лице. Жерво бросил в сторону Мэдди беспомощный взгляд. Она судорожно обняла себя за плечи. Было невозможно сказать все, что хотелось. Мэдди стало очень больно и обидно, потому что в самую ответственную минуту она не могла подойти к Кристиану и внушить ему мужество и веру.
— Ваша светлость, — сказал адвокат. — Господин лорд ждет вас.
По лицу герцога пробежала гримаса… ненависти. Он был напуган. Жерво посмотрел на членов своей семьи, переводя взгляд со своих сестер на их мужей, затем на мать… Как будто запоминал их лица. Затем герцог быстро прошел туда, куда показывал адвокат.
Иногда сознание Кристиана на какое-то мгновение прояснялось и вновь восстанавливалась его связь с реальностью. Когда Жерво увидел человека, к которому шел, его как будто осенило. Он узнал его: Линдхерст… Канцлерская мантия… Кристиан вспомнил его! Герцогу как будто открылась целая часть прожитой, но уже забытой жизни.
Линдхерст нервно барабанил пальцами по столу. Когда Жерво вошел в кабинет, лорд-канцлер прекратил стучать и поднял глаза. Когда Линдхерст понял, что Кристиан стоит совершенно тихо и спокойно, он облегченно вздохнул. Тревога ушла с его лица. Линдхерст встал из-за стола и направился к герцогу, протягивая руку.
Кристиан знал его. Линдхерст считался не самым гнусным старикашкой в Палате Лордов. Так значит, теперь он — лорд-канцлер! Лихо. Смело. Доходно. Кристиан стал смутно вспоминать детали. Кризис консерваторов, бесконечные разговоры, споры, чувство неопределенности… Он поморщился, но так и не вспомнил, как давно все это было. Жерво не имел понятия и о том, что происходило после. Какое сейчас правительство, кто стоит во главе его…
Революции, по крайней мере, не было. Это ясно. У Линдхерста другой стиль. Хотя вот стал лорд-канцлером…
Линдхерст хлопнул Кристиана по плечу и потряс его руку. Жерво словно ударило током. Линдхерст не сразу отдернул руку. Кристиан попытался улыбнуться.
— Неплохо выглядите, сэр! Очень хорошо!
Кристиан кивнул.
— Ну проходите, садитесь. Поговорим кое о чем. Я хочу услышать ответы на два-три вопроса. Словом, много времени наша беседа не отнимет…
Линдхерст указал на стул перед камином, затем сам сел рядом. Кружева на его мантии заколыхались. Он снял верхнее парадное одеяние и передал его клерку, который выскользнул в дверь и торжественно удалился с пурпурным свертком в руках. Линдхерст водрузил на нос очки. В комнате находилось еще несколько человек, которые стояли чуть поодаль и шуршали бумагами.
— Несколько простых вопросов, сэр, а?
Он кинул на Кристиана взгляд, в котором было смущение и вместе с тем надежда. Прокашлялся. Человек в парике подал ему какие-то бумажки.
С минуту Линдхерст сидел неподвижно, разглядывая разрозненные листки. Затем, не поднимая на Жерво глаз, он спросил:
— Ваше полное имя, сэр.
Кристиан судорожно схватился руками за шишечки на подлокотниках стула. В камине подрагивал огонь. У него дико колотилось сердце.
После неловкой паузы Линдхерст поднял на него глаза и повторил:
— Имя?
Кристиан Ричард Николас Френсис Лангленд.
Нет, он не может выговорить это вслух!
Страх стал подступать к горлу. Слова не хотели срываться с языка. У него участилось дыхание. Жерво испуганно взглянул на Линдхерста, отчаянно пытаясь обратить шумные выдохи в слова.
Один из находившихся в кабинете что-то быстро сказал. Кристиану эти слова показались беспорядочным набором звуков. Ему на колени положили несколько листов бумаги и дали перо.
Жерво дотронулся концом пера до поверхности листа. Ничего не произошло. Затем он взял перо левой рукой. Кристиан попытался представить себе буквы, их очертания, попробовал сообразить, с чего начать. Он искоса взглянул на Линдхерста и увидел, что тот подался вперед и озабоченно смотрит на чистый лист бумаги.
— Вы можете написать свое имя?
Кристиан откинулся на спинку стула. Обезьяна… Страшное место… Его снова запрут там! Он почувствовал, как немеют руки. В голове уже царил только страх, который отгонял возникающие слова как можно дальше от языка, разбивал их и смешивал между собой, превращая в бессмысленную груду мусора. Надежды не оставалось.
Люди в париках смотрели на Кристиана мрачно-торжественно. Ему вспомнилось его последнее выступление в Палате Лордов. Он говорил тогда об образовании, механических обществах, науке… И Линдхерста прекрасно помнил. Тогда он что-то торопливо писал, очевидно, конспектируя доклад, и изредка перешептывался с соседями — обычное занятие тори. А теперь лорд-канцлер и его помощники смотрят на герцога Жерво так же, как близкие родственники, собравшись у смертного одра, глядят на умирающего. Взгляды соответствующие, тяжеловатые и одновременно любопытные.
Кристиан был одним из них, одет так же, как и они, когда-то сидел в Палате Лордов… Судьба… Случилось же с ним такое!..
Линдхерст шумно вздохнул, откинулся на своем стуле, покачал головой и сделал какую-то запись в блокноте.
Смертный ужас опалил мозг Кристиана. Он опустил растерянный взгляд на чистый лист бумаги, и вдруг неожиданно для себя вывел на нем алгебраическое выражение расстояния между двумя точками с учетом ортогональной оси.
— Что это? — спросил Линдхерст, заглядывая в листок Кристиана.
Один из людей в парике, тот, у которого была квадратная челюсть, что-то сказал канцлеру на ухо.
— А! — тут же кивнул Линдхерст, поправляя очки. Он взглянул на Кристиана. — А ну-ка… Можете написать число двадцать?
Двадцать? Все присутствующие с ожиданием смотрели на его лист. Кристиан понял, что его просят вывести эту цифру. На этот раз рука уже охотнее подчинилась герцогу. Он написал на листе: «20».
— А теперь от одного до двадцати, пожалуйста.
Чувствуя прилив уверенности, Кристиан изобразил на бумаге набор последовательных чисел так, как делают математики: «1, 2, 3… 20».
Линдхерст, казалось, еще чего-то ждал. Потом он вздохнул и еще раз покачал головой. В одно мгновение уверенность Кристиана улетучилась без следа. Он сделал что-то неправильно! Ужас ледяными кольцами вновь стал подниматься по его телу…
Человек в парике опять что-то негромко сказал, и Линдхерст отсутствующе кивнул. Через минуту дверь в кабинет открылась и клерк ввел мать Кристиана. Жерво поднялся. Герцогиня даже не посмотрела на сына, а просто остановилась у двери. Прошла минута, клерк коснулся ее руки, и она молча покинула кабинет. Дверь закрылась.
Кристиан постоял еще с минуту, пребывая в замешательстве. Затем снова сел.
— Вы знаете эту женщину?
В нем стал закипать гнев. Игра! Просто игра, с помощью которой они хотели повеселиться!..
— Кто это была?
Да как они смеют!..
— Имя? — не отставал Линдхерст.
Кристиан закрыл глаза. Он попытался сказать им имя матери. Голова гудела. Язык как будто онемел. Ничего не вышло.
— Вы не знаете?
Черт! Шумно выдыхая сквозь зубы, Кристиан устремил на Линдхерста прямой взгляд.
Один из людей в парике взял с каминной полки подсвечник и поставил на стол перед Кристианом. Затем он подал ему листок бумаги, свернутый в фитиль.
Фитиль и свеча. Бумага и огонь… Кристиан на знал, куда девать руки, за что браться сначала, а за что — потом.
Линдхерст взял у него из руки фитиль, ткнул в угли и дождался, пока тот разгорелся. Затем протянул фитиль Кристиану.
Кристиан осторожно принял горящую трубочку. Он напряженно смотрел на сине-желтый язычок пламени и бело-серый дымок.
Один из людей в парике перегнулся через плечо герцога и сильно дунул на фитиль, загасив огонь.
Кристиан нахмурился. Они должны дать ему время. Но времени ему никто не давал. Выражение лица человека в парике вызвало в Жерво приступ ярости, но он сдержался. Прикрыв глаза, герцог нащупал на углу стола подсвечник и взял его в руку.
Он сейчас покажет им! Кристиан взглянул на фитиль, прислонил его к свече и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть. Правой рукой герцог перевернул свечу. Левой ткнул дымящийся конец фитиля в воск. Микроскопические кусочки сажи посыпались ему на колени. Жерво перевернул подсвечник и снова ткнул туда фитиль. Вдруг бумага сломалась у него в руках и упала на пол. Кристиан в отчаянии посмотрел на нее.
Линдхерст что-то промычал себе под нос и сделал очередную запись в блокноте. Клерк осторожно взял из рук Кристиана перевернутый подсвечник, потом он передал лорд-канцлеру несколько денежных купюр и пригоршню монет. Линдхерст перегнулся к Кристиану и высыпал деньги ему на колени.
— Сосчитайте.
Кристиан поднес к лицу однофунтовую банкноту. Он взглянул на Линдхерста. Лорд-канцлер встретил его затравленный взгляд доброй улыбкой. Сочувствующей.. В его улыбке читалась жалость…
Жерво швырнул банкноту на пол, резко встал и бросил бумагу в огонь. Монеты со звоном покатились в разные стороны.
— Нет! Нет! Нет! Нет! — Это было единственное слово, которое далось ему. — Нет! Нет! Нет! Нет!
Сердце лихорадочно стучало. Он чувствовал себя загнанным зверем. К нему обращены испуганные взгляды.
Сумасшедший! Сумасшедший! Назад в камеру! Назад в цепи! Для того чтобы умереть! Или еще хуже — жить!
Сумасшедший! О Боже! Проклятый и приговоренный безумец! Сумасшедший!
Чтобы успокоить его, в кабинет позвали Мэдди и кузена Эдвардса. Мэдди вошла, чувствуя, как бешено колотится сердце. Погрома она не увидела… Жерво не буйствовал. Он неподвижно стоял у перевернутого стула. Около стены стояли изумленные, притихшие адвокаты и лорд-канцлер.
Жерво увидел Мэдди. Он поднял и сразу же уронил руки, показывая свои боль и отчаяние.
Кузен Эдвардс поставил стул как надо и спокойно обратился к герцогу:
— Успокойтесь. Не заставляйте нас прибегать к смирительной рубашке. Неужели вы хотите появиться в таком виде перед вашей матушкой?
Жерво ударил его.
Кузен Эдвардс зашатался, нелепо взмахнул руками, и, получив еще пару ударов, полетел спиной на им же поставленный стул. Адвокаты, все как один, бесстрашно устремились к Жерво, стремясь остановить избиение. С полминуты продолжалась суматоха: шум, удары, охи, крики, отчаянно скрипел пол… Затем появился Ларкин. Профессиональным боксерским ударом слева он уложил герцога лицом на стол. Несмотря на то, что за руки Кристиана цепко держали двое адвокатов, герцог попытался вырваться. Ларкин прижал его сверху и замкнул свои сильные руки на его горле.
Борьба прекратилась. Хрипя и откашливаясь, герцог перестал делать попытки освободиться. Он просто закрыл глаза и отвернулся.
Ларкин медленно разжал побелевшие руки, сунул в нагрудный карман резиновый кастет. Адвокаты подняли с пола слетевшие во время драки парики. Они выглядели растерянно и неловко. Ларкин сказал им:
— Поднимите его, сэры. Он больше не будет дурить.
Жерво поставили на ноги. Казалось, он ничего не замечал. Герцог стоял, глядя в пол. Когда его отпустили, он так и остался стоять неподвижно. Его великолепный пиджак был разорван на плече, из дыры выглядывала белая сорочка.
Кузен Эдвардс подошел к герцогу, профессионально натянул краги Кристиану на руки и туго зашнуровал. Чувствовалась большая практика. Из губы у него сочилась кровь. На лице Жерво следов драки не осталось, хотя он получил удар намного сильнее, чем доктор.
— Что случилось, — раздался в кабинете ледяной голос леди де Марли.
Лорд-канцлер, с грустью рассматривавший треснувшую оправу очков, поднял на нее глаза, развел руками и только проговорил:
— Миледи…
За спиной леди де Марли появилась вдовствующая герцогиня. Дальше толпились прочие члены его семьи. Мэдди оттеснили в угол. Проходя мимо, ее оттолкнул кто-то из мужей сестер герцога. Он, правда, обернувшись, бросил короткое: «Прошу прощения», но, кажется, без большого чувства.
Жерво стоял неподвижно со связанными руками и невидяще глядел в пол.
Лорд-канцлер оглядел собравшихся, потом суховато и раздраженно сказал:
— Ну, что ж… Раз вы все здесь, позвольте сообщить вам мое решение по поданному ходатайству о признании его светлости Кристиана Ленгленда, герцога Жерво… душевнобольным.
Леди де Марли угрожающе стукнула концом своей клюки и диктаторским голосом начала:
— Линдхерст…
— Миледи! — решительно прервал ее лорд-канцлер. — Позвольте…
С этими словами он опустился в кресло перед камином и показал леди де Марли на кресло рядом. Посмотрев на клерка, Линдхерст потянул за чем-то руку.
Тот засуетился, поднял с пола бумаги и тут же протянул их лорду-канцлеру. Он разложил их в требуемом порядке и поднес сломанные очки к глазам.
— Я проверял герцога с целью выяснить, в состоянии ли он самостоятельно вести дела? И что же? Он не мог произнести вслух свое имя, не смог написать его. Герцог продемонстрировал свою неспособность сосчитать от одного до двадцати. Насколько я понял, он не узнал свою мать. Во всяком случае, не назвал ее. Ему было предложено зажечь свечу в подсвечнике. Он не смог. Когда герцога попросили определить сумму выложенных денег, он швырнул их в огонь. Все это… — Лорд-канцлер повысил голос, заметив, что леди де Марли собирается перебить его. — Все это является основанием для удовлетворения поступившего к нам ходатайства, миледи!
Леди де Марли подалась вперед, сурово посмотрела на лорда-канцлера и тут же откинулась обратно на спинку кресла.
— Ваша светлость, прошу не забывать, что перед вами герцог Жерво! — ее взгляд мог испепелить что угодно. — Герцог Жерво!
Наступила решающая минута. В конфликте сошлись два главных человека, две мощные воли… В комнате повисла напряженная тишина. Клерки и члены семьи герцога затаились, боясь шевельнуться. Все наблюдали за безмолвным поединком леди де Марли и лорда-канцлера. Что же касается самого Жерво, то он ничего не видел, так как не поднимал головы, продолжая обреченно взирать на пол.
Наконец Линдхерст откашлялся и стал шуршать бумагами.
— Итак, мы имеем ходатайство, поданное в интересах и от имени ее светлости вдовствующей герцогини Жерво, лордом Тилгейта, лордом Маннингом и мистером Персивалем. Совместно и от каждого в отдельности. Так. Так, так, так… По вопросу о признании душевнобольным… Да, душевнобольным. Позвольте-ка… — Он оглянулся на одного из своих советников. — Мистер Темпл, в документах какая-то ошибка?.. Я полагал, требовалось установить обычное расстройство психики, что я и сделал в результате проверки герцога. — Он окинул слушающую его аудиторию бесстрастным взглядом. — Для меня совершенно ясно, что в данном случае мы имеем дело с расстройством рассудка, видимо, временным и неглубоким, но никак не с душевной болезнью. Особенно в той форме, которая указана в ходатайстве, — идиотизм. Признаков идиотизма проверкой не замечено. Разумеется, вы можете внести изменения в ходатайство и заново подать его на рассмотрение. Тогда мы вернемся к этому вопросу.
Мэдди не могла понять, почему леди де Марли так ликует. Отсрочку дела Жерво она почему-то восприняла как свою полную победу. Что касается мужей сестер Кристиана, тихо переговаривавшихся между собой, то было совершенно ясно, что они не удовлетворены решением лорда-канцлера. Когда леди де Марли величественным шагом прошла к двери, Мэдди расслышала, как один из мужей прошептал:
— Боже правый, еще как минимум полгода?! — Она обернулась и увидела, как этот человек поймал за руку проходящего мимо адвоката и воскликнул: — Но ведь к тому времени поместье может прийти в окончательный упадок!
Остальные мужья зашикали на него. Мэдди прошла в холл. Сестры герцога и их мужья провожали ее мрачными взглядами, отступив к стене. Мэдди задержалась у лестницы.
Через шеренгу зрителей прошел, опустив глаза, и Жерво. Слева его сопровождал Ларкин, справа — кузен Эдвардс. Кристиан шел как преступник. Связанный. Он ни на кого не обращал внимания, как будто был совершенно один. Проходя мимо Мэдди, Кристиан сделал попытку остановиться, но Ларкин бесцеремонно толкнул его вперед. Они ушли.
В нем не осталось ни ненависти, ни гнева, ни печали. Он говорил, что умрет, если его отправят обратно в Блайтдейл Холл. Мэдди на минуту показалось, что он уже умер. Она хотела протянуть руку, чтобы дотронуться до него, но… не сделала этого.
Нет. Так лучше. Лучше не останавливать его. Не заставлять вновь переживать. Не выводить из прострации. Так легче. За ее спиной тихо переговаривались члены его семьи. Мэдди приподняла подол юбки и стала быстро спускаться по лестнице.
Мэдди сидела с отцом у самого окна, слева от нее стоял кузен Эдвардс, справа — Жерво. Ларкин — в нескольких шагах.
В комнате было много народа. У камина на красивых креслах отдыхали вдовствующая герцогиня и леди де Марли. За ними расположились леди Клеменсия, леди Шарлотта и еще две сестры Жерво. Мужья всех четырех молодых дам стояли тесной группой в другом конце комнаты, тихо переговаривались между собой и время от времени обращались с вопросами к мужчине в парике, который стоял в дверях и перебирал какие-то бумаги.
Леди де Марли настояла, чтобы Мэдди и ее отец присутствовали здесь. Торжественно мрачный, тихоголосый адвокат уже допросил Тиммсов в отдельной комнате, выясняя особенности поведения герцога и вообще все, что с ним связано. Интересовался, сколько времени Тиммс занимается математикой. Когда Мэдди и ее отцу позволили уйти, она понятия не имела, что из всего этого может получиться.
Затем пришел советник и увел куда-то леди де Марли и Жерво. Когда Кристиан вернулся, Мэдди заметила, что уровень внутреннего напряжения у него значительно повысился, хотя внешне он был тих и спокоен. Теперь Жерво стоял рядом с ней и безучастно смотрел в окно. Герцог был безупречно одет слугой-камердинером, который без всяких церемоний выставил утром Мэдди из его туалетной комнаты. На нем был не цветистый, а белый жилет без всяких украшений, белые бриджи до колен и темно-синий пиджак, о котором с удовлетворением отозвалась леди де Марли. Она же и порекомендовала его в ультимативной форме. Герцог выглядел строго, совсем как квакер. Только Мэдди никогда не видела у квакеров такого выражения лица… Пожалуй, только однажды, когда одного исключили из церковной общины, отказав в праве посещать молитвенные сходы.
Собственно, то же самое ждало и бедного Жерво. Во всяком случае, Мэдди так оценивала ситуацию. Его хотели лишить прав, от него отрекались, его изгоняли. Изгоняли из семьи, из привычного мира. Они уже достаточно долго просидели все вместе в этой комнате, чтобы Мэдди все поняла. Ей никто ничего не говорил, но она все поняла. Отречься от него хотели его же родственники: сестры, их мужья, даже мать… Даже мать! На стороне Жерво и Мэдди оставалась только одна леди де Марли. Больше рассчитывать было не на кого. Наконец леди де Марли, а за ней и все остальные поднялись со своих мест, однако к лорду-канцлеру звали одного герцога.
Леди де Марли раздраженно ударила концом своей трости по полу и села обратно.
— Не подведи меня, — прошипела она племяннику.
В дверях Кристиана поджидал адвокат. Он был, как и все здесь, в парике. Адвокат отличался от остальных квадратной челюстью и отсутствием всякого выражения на лице. Жерво бросил в сторону Мэдди беспомощный взгляд. Она судорожно обняла себя за плечи. Было невозможно сказать все, что хотелось. Мэдди стало очень больно и обидно, потому что в самую ответственную минуту она не могла подойти к Кристиану и внушить ему мужество и веру.
— Ваша светлость, — сказал адвокат. — Господин лорд ждет вас.
По лицу герцога пробежала гримаса… ненависти. Он был напуган. Жерво посмотрел на членов своей семьи, переводя взгляд со своих сестер на их мужей, затем на мать… Как будто запоминал их лица. Затем герцог быстро прошел туда, куда показывал адвокат.
Иногда сознание Кристиана на какое-то мгновение прояснялось и вновь восстанавливалась его связь с реальностью. Когда Жерво увидел человека, к которому шел, его как будто осенило. Он узнал его: Линдхерст… Канцлерская мантия… Кристиан вспомнил его! Герцогу как будто открылась целая часть прожитой, но уже забытой жизни.
Линдхерст нервно барабанил пальцами по столу. Когда Жерво вошел в кабинет, лорд-канцлер прекратил стучать и поднял глаза. Когда Линдхерст понял, что Кристиан стоит совершенно тихо и спокойно, он облегченно вздохнул. Тревога ушла с его лица. Линдхерст встал из-за стола и направился к герцогу, протягивая руку.
Кристиан знал его. Линдхерст считался не самым гнусным старикашкой в Палате Лордов. Так значит, теперь он — лорд-канцлер! Лихо. Смело. Доходно. Кристиан стал смутно вспоминать детали. Кризис консерваторов, бесконечные разговоры, споры, чувство неопределенности… Он поморщился, но так и не вспомнил, как давно все это было. Жерво не имел понятия и о том, что происходило после. Какое сейчас правительство, кто стоит во главе его…
Революции, по крайней мере, не было. Это ясно. У Линдхерста другой стиль. Хотя вот стал лорд-канцлером…
Линдхерст хлопнул Кристиана по плечу и потряс его руку. Жерво словно ударило током. Линдхерст не сразу отдернул руку. Кристиан попытался улыбнуться.
— Неплохо выглядите, сэр! Очень хорошо!
Кристиан кивнул.
— Ну проходите, садитесь. Поговорим кое о чем. Я хочу услышать ответы на два-три вопроса. Словом, много времени наша беседа не отнимет…
Линдхерст указал на стул перед камином, затем сам сел рядом. Кружева на его мантии заколыхались. Он снял верхнее парадное одеяние и передал его клерку, который выскользнул в дверь и торжественно удалился с пурпурным свертком в руках. Линдхерст водрузил на нос очки. В комнате находилось еще несколько человек, которые стояли чуть поодаль и шуршали бумагами.
— Несколько простых вопросов, сэр, а?
Он кинул на Кристиана взгляд, в котором было смущение и вместе с тем надежда. Прокашлялся. Человек в парике подал ему какие-то бумажки.
С минуту Линдхерст сидел неподвижно, разглядывая разрозненные листки. Затем, не поднимая на Жерво глаз, он спросил:
— Ваше полное имя, сэр.
Кристиан судорожно схватился руками за шишечки на подлокотниках стула. В камине подрагивал огонь. У него дико колотилось сердце.
После неловкой паузы Линдхерст поднял на него глаза и повторил:
— Имя?
Кристиан Ричард Николас Френсис Лангленд.
Нет, он не может выговорить это вслух!
Страх стал подступать к горлу. Слова не хотели срываться с языка. У него участилось дыхание. Жерво испуганно взглянул на Линдхерста, отчаянно пытаясь обратить шумные выдохи в слова.
Один из находившихся в кабинете что-то быстро сказал. Кристиану эти слова показались беспорядочным набором звуков. Ему на колени положили несколько листов бумаги и дали перо.
Жерво дотронулся концом пера до поверхности листа. Ничего не произошло. Затем он взял перо левой рукой. Кристиан попытался представить себе буквы, их очертания, попробовал сообразить, с чего начать. Он искоса взглянул на Линдхерста и увидел, что тот подался вперед и озабоченно смотрит на чистый лист бумаги.
— Вы можете написать свое имя?
Кристиан откинулся на спинку стула. Обезьяна… Страшное место… Его снова запрут там! Он почувствовал, как немеют руки. В голове уже царил только страх, который отгонял возникающие слова как можно дальше от языка, разбивал их и смешивал между собой, превращая в бессмысленную груду мусора. Надежды не оставалось.
Люди в париках смотрели на Кристиана мрачно-торжественно. Ему вспомнилось его последнее выступление в Палате Лордов. Он говорил тогда об образовании, механических обществах, науке… И Линдхерста прекрасно помнил. Тогда он что-то торопливо писал, очевидно, конспектируя доклад, и изредка перешептывался с соседями — обычное занятие тори. А теперь лорд-канцлер и его помощники смотрят на герцога Жерво так же, как близкие родственники, собравшись у смертного одра, глядят на умирающего. Взгляды соответствующие, тяжеловатые и одновременно любопытные.
Кристиан был одним из них, одет так же, как и они, когда-то сидел в Палате Лордов… Судьба… Случилось же с ним такое!..
Линдхерст шумно вздохнул, откинулся на своем стуле, покачал головой и сделал какую-то запись в блокноте.
Смертный ужас опалил мозг Кристиана. Он опустил растерянный взгляд на чистый лист бумаги, и вдруг неожиданно для себя вывел на нем алгебраическое выражение расстояния между двумя точками с учетом ортогональной оси.
— Что это? — спросил Линдхерст, заглядывая в листок Кристиана.
Один из людей в парике, тот, у которого была квадратная челюсть, что-то сказал канцлеру на ухо.
— А! — тут же кивнул Линдхерст, поправляя очки. Он взглянул на Кристиана. — А ну-ка… Можете написать число двадцать?
Двадцать? Все присутствующие с ожиданием смотрели на его лист. Кристиан понял, что его просят вывести эту цифру. На этот раз рука уже охотнее подчинилась герцогу. Он написал на листе: «20».
— А теперь от одного до двадцати, пожалуйста.
Чувствуя прилив уверенности, Кристиан изобразил на бумаге набор последовательных чисел так, как делают математики: «1, 2, 3… 20».
Линдхерст, казалось, еще чего-то ждал. Потом он вздохнул и еще раз покачал головой. В одно мгновение уверенность Кристиана улетучилась без следа. Он сделал что-то неправильно! Ужас ледяными кольцами вновь стал подниматься по его телу…
Человек в парике опять что-то негромко сказал, и Линдхерст отсутствующе кивнул. Через минуту дверь в кабинет открылась и клерк ввел мать Кристиана. Жерво поднялся. Герцогиня даже не посмотрела на сына, а просто остановилась у двери. Прошла минута, клерк коснулся ее руки, и она молча покинула кабинет. Дверь закрылась.
Кристиан постоял еще с минуту, пребывая в замешательстве. Затем снова сел.
— Вы знаете эту женщину?
В нем стал закипать гнев. Игра! Просто игра, с помощью которой они хотели повеселиться!..
— Кто это была?
Да как они смеют!..
— Имя? — не отставал Линдхерст.
Кристиан закрыл глаза. Он попытался сказать им имя матери. Голова гудела. Язык как будто онемел. Ничего не вышло.
— Вы не знаете?
Черт! Шумно выдыхая сквозь зубы, Кристиан устремил на Линдхерста прямой взгляд.
Один из людей в парике взял с каминной полки подсвечник и поставил на стол перед Кристианом. Затем он подал ему листок бумаги, свернутый в фитиль.
Фитиль и свеча. Бумага и огонь… Кристиан на знал, куда девать руки, за что браться сначала, а за что — потом.
Линдхерст взял у него из руки фитиль, ткнул в угли и дождался, пока тот разгорелся. Затем протянул фитиль Кристиану.
Кристиан осторожно принял горящую трубочку. Он напряженно смотрел на сине-желтый язычок пламени и бело-серый дымок.
Один из людей в парике перегнулся через плечо герцога и сильно дунул на фитиль, загасив огонь.
Кристиан нахмурился. Они должны дать ему время. Но времени ему никто не давал. Выражение лица человека в парике вызвало в Жерво приступ ярости, но он сдержался. Прикрыв глаза, герцог нащупал на углу стола подсвечник и взял его в руку.
Он сейчас покажет им! Кристиан взглянул на фитиль, прислонил его к свече и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть. Правой рукой герцог перевернул свечу. Левой ткнул дымящийся конец фитиля в воск. Микроскопические кусочки сажи посыпались ему на колени. Жерво перевернул подсвечник и снова ткнул туда фитиль. Вдруг бумага сломалась у него в руках и упала на пол. Кристиан в отчаянии посмотрел на нее.
Линдхерст что-то промычал себе под нос и сделал очередную запись в блокноте. Клерк осторожно взял из рук Кристиана перевернутый подсвечник, потом он передал лорд-канцлеру несколько денежных купюр и пригоршню монет. Линдхерст перегнулся к Кристиану и высыпал деньги ему на колени.
— Сосчитайте.
Кристиан поднес к лицу однофунтовую банкноту. Он взглянул на Линдхерста. Лорд-канцлер встретил его затравленный взгляд доброй улыбкой. Сочувствующей.. В его улыбке читалась жалость…
Жерво швырнул банкноту на пол, резко встал и бросил бумагу в огонь. Монеты со звоном покатились в разные стороны.
— Нет! Нет! Нет! Нет! — Это было единственное слово, которое далось ему. — Нет! Нет! Нет! Нет!
Сердце лихорадочно стучало. Он чувствовал себя загнанным зверем. К нему обращены испуганные взгляды.
Сумасшедший! Сумасшедший! Назад в камеру! Назад в цепи! Для того чтобы умереть! Или еще хуже — жить!
Сумасшедший! О Боже! Проклятый и приговоренный безумец! Сумасшедший!
Чтобы успокоить его, в кабинет позвали Мэдди и кузена Эдвардса. Мэдди вошла, чувствуя, как бешено колотится сердце. Погрома она не увидела… Жерво не буйствовал. Он неподвижно стоял у перевернутого стула. Около стены стояли изумленные, притихшие адвокаты и лорд-канцлер.
Жерво увидел Мэдди. Он поднял и сразу же уронил руки, показывая свои боль и отчаяние.
Кузен Эдвардс поставил стул как надо и спокойно обратился к герцогу:
— Успокойтесь. Не заставляйте нас прибегать к смирительной рубашке. Неужели вы хотите появиться в таком виде перед вашей матушкой?
Жерво ударил его.
Кузен Эдвардс зашатался, нелепо взмахнул руками, и, получив еще пару ударов, полетел спиной на им же поставленный стул. Адвокаты, все как один, бесстрашно устремились к Жерво, стремясь остановить избиение. С полминуты продолжалась суматоха: шум, удары, охи, крики, отчаянно скрипел пол… Затем появился Ларкин. Профессиональным боксерским ударом слева он уложил герцога лицом на стол. Несмотря на то, что за руки Кристиана цепко держали двое адвокатов, герцог попытался вырваться. Ларкин прижал его сверху и замкнул свои сильные руки на его горле.
Борьба прекратилась. Хрипя и откашливаясь, герцог перестал делать попытки освободиться. Он просто закрыл глаза и отвернулся.
Ларкин медленно разжал побелевшие руки, сунул в нагрудный карман резиновый кастет. Адвокаты подняли с пола слетевшие во время драки парики. Они выглядели растерянно и неловко. Ларкин сказал им:
— Поднимите его, сэры. Он больше не будет дурить.
Жерво поставили на ноги. Казалось, он ничего не замечал. Герцог стоял, глядя в пол. Когда его отпустили, он так и остался стоять неподвижно. Его великолепный пиджак был разорван на плече, из дыры выглядывала белая сорочка.
Кузен Эдвардс подошел к герцогу, профессионально натянул краги Кристиану на руки и туго зашнуровал. Чувствовалась большая практика. Из губы у него сочилась кровь. На лице Жерво следов драки не осталось, хотя он получил удар намного сильнее, чем доктор.
— Что случилось, — раздался в кабинете ледяной голос леди де Марли.
Лорд-канцлер, с грустью рассматривавший треснувшую оправу очков, поднял на нее глаза, развел руками и только проговорил:
— Миледи…
За спиной леди де Марли появилась вдовствующая герцогиня. Дальше толпились прочие члены его семьи. Мэдди оттеснили в угол. Проходя мимо, ее оттолкнул кто-то из мужей сестер герцога. Он, правда, обернувшись, бросил короткое: «Прошу прощения», но, кажется, без большого чувства.
Жерво стоял неподвижно со связанными руками и невидяще глядел в пол.
Лорд-канцлер оглядел собравшихся, потом суховато и раздраженно сказал:
— Ну, что ж… Раз вы все здесь, позвольте сообщить вам мое решение по поданному ходатайству о признании его светлости Кристиана Ленгленда, герцога Жерво… душевнобольным.
Леди де Марли угрожающе стукнула концом своей клюки и диктаторским голосом начала:
— Линдхерст…
— Миледи! — решительно прервал ее лорд-канцлер. — Позвольте…
С этими словами он опустился в кресло перед камином и показал леди де Марли на кресло рядом. Посмотрев на клерка, Линдхерст потянул за чем-то руку.
Тот засуетился, поднял с пола бумаги и тут же протянул их лорду-канцлеру. Он разложил их в требуемом порядке и поднес сломанные очки к глазам.
— Я проверял герцога с целью выяснить, в состоянии ли он самостоятельно вести дела? И что же? Он не мог произнести вслух свое имя, не смог написать его. Герцог продемонстрировал свою неспособность сосчитать от одного до двадцати. Насколько я понял, он не узнал свою мать. Во всяком случае, не назвал ее. Ему было предложено зажечь свечу в подсвечнике. Он не смог. Когда герцога попросили определить сумму выложенных денег, он швырнул их в огонь. Все это… — Лорд-канцлер повысил голос, заметив, что леди де Марли собирается перебить его. — Все это является основанием для удовлетворения поступившего к нам ходатайства, миледи!
Леди де Марли подалась вперед, сурово посмотрела на лорда-канцлера и тут же откинулась обратно на спинку кресла.
— Ваша светлость, прошу не забывать, что перед вами герцог Жерво! — ее взгляд мог испепелить что угодно. — Герцог Жерво!
Наступила решающая минута. В конфликте сошлись два главных человека, две мощные воли… В комнате повисла напряженная тишина. Клерки и члены семьи герцога затаились, боясь шевельнуться. Все наблюдали за безмолвным поединком леди де Марли и лорда-канцлера. Что же касается самого Жерво, то он ничего не видел, так как не поднимал головы, продолжая обреченно взирать на пол.
Наконец Линдхерст откашлялся и стал шуршать бумагами.
— Итак, мы имеем ходатайство, поданное в интересах и от имени ее светлости вдовствующей герцогини Жерво, лордом Тилгейта, лордом Маннингом и мистером Персивалем. Совместно и от каждого в отдельности. Так. Так, так, так… По вопросу о признании душевнобольным… Да, душевнобольным. Позвольте-ка… — Он оглянулся на одного из своих советников. — Мистер Темпл, в документах какая-то ошибка?.. Я полагал, требовалось установить обычное расстройство психики, что я и сделал в результате проверки герцога. — Он окинул слушающую его аудиторию бесстрастным взглядом. — Для меня совершенно ясно, что в данном случае мы имеем дело с расстройством рассудка, видимо, временным и неглубоким, но никак не с душевной болезнью. Особенно в той форме, которая указана в ходатайстве, — идиотизм. Признаков идиотизма проверкой не замечено. Разумеется, вы можете внести изменения в ходатайство и заново подать его на рассмотрение. Тогда мы вернемся к этому вопросу.
Мэдди не могла понять, почему леди де Марли так ликует. Отсрочку дела Жерво она почему-то восприняла как свою полную победу. Что касается мужей сестер Кристиана, тихо переговаривавшихся между собой, то было совершенно ясно, что они не удовлетворены решением лорда-канцлера. Когда леди де Марли величественным шагом прошла к двери, Мэдди расслышала, как один из мужей прошептал:
— Боже правый, еще как минимум полгода?! — Она обернулась и увидела, как этот человек поймал за руку проходящего мимо адвоката и воскликнул: — Но ведь к тому времени поместье может прийти в окончательный упадок!
Остальные мужья зашикали на него. Мэдди прошла в холл. Сестры герцога и их мужья провожали ее мрачными взглядами, отступив к стене. Мэдди задержалась у лестницы.
Через шеренгу зрителей прошел, опустив глаза, и Жерво. Слева его сопровождал Ларкин, справа — кузен Эдвардс. Кристиан шел как преступник. Связанный. Он ни на кого не обращал внимания, как будто был совершенно один. Проходя мимо Мэдди, Кристиан сделал попытку остановиться, но Ларкин бесцеремонно толкнул его вперед. Они ушли.
В нем не осталось ни ненависти, ни гнева, ни печали. Он говорил, что умрет, если его отправят обратно в Блайтдейл Холл. Мэдди на минуту показалось, что он уже умер. Она хотела протянуть руку, чтобы дотронуться до него, но… не сделала этого.
Нет. Так лучше. Лучше не останавливать его. Не заставлять вновь переживать. Не выводить из прострации. Так легче. За ее спиной тихо переговаривались члены его семьи. Мэдди приподняла подол юбки и стала быстро спускаться по лестнице.