Кинсейл Лаура. Цветы из бури

   Когда рука Мэдди начала позволять ей больше свободы в действиях, Жерво сообщил жене за завтраком, что модистка пригласила ее на примерку. Мэдди пришла точно в назначенное время. Мягкий вкрадчивый цвет ткани, которую он выбрал, убивал в ней последнюю надежду получить удовольствие от наряда.
   Модистка помогла снять платье, так как Мэдди самостоятельно сделать этого все еще не могла.
   — Это будет слишком высоко для шеи, — сказала модистка.
   Прежде чем Мэдди все осознала, модистка откинула ее нижнее белье до талии.
   Мэдди задержала дыхание и быстро прикрыла груди руками. Как раз в этот момент Жерво вошел в комнату.
   Он взглянул на жену, встречая испуганный взгляд Мэдди. Пока модистка с помощницей суетились вокруг Мэдди, он сел в кресло с таким видом, будто был большим специалистом по дамским платьям.
   Мэдди тихо застонала, когда ассистентка поймала ее руку и попыталась надеть рукав.
   — Осторожнее, — резко сказал Жерво. Модистка тут же стала вежливо извиняться. Они стали работать более внимательно. Мэдди знала, что теперь она стояла совсем неприкрытая перед Жерво, а он даже не пытался отвести от нее глаз хоть на мгновение.
   Модистка придерживала платье на спине, ибо на Мэдди не было корсета. Жерво подпер подбородок рукой и в первый раз опустил глаза.
   — А, — модистка выпрямилась и слегка усмехнулась, — я понимаю, чего вы хотите, ваша милость.
   Жерво поднял глаза и оглядел жену с ног до головы. Мэдди покраснела.
   Он кивнул.
   Ассистентка придвинула большое зеркало, и Мэдди впервые увидела себя.
   Она была потрясена. Бледная ткань выгодно оттеняла цвет ее кожи, она мерцала в зеркале слабыми отблесками света и преломляла его в причудливом свечении.
   Простой покрой платья в венецианском стиле неминуемо приводил глаза к глубокому декольте на ее груди. Рукава соответствовали простому покрою, они доходили только до локтей, но зато из них как будто струился мерцающий переливающийся свет.
   Это была удивительная трансформация простоты и изящества в великолепный пышный наряд.
   — Я не могу, — воскликнула она.
   — Мадам, — тихо сказала модистка, — оно прекрасно.
   Мэдди посмотрела на Жерво.
   — Я не могу. Ты должен знать.
   Кристиан улыбнулся, но ничего не сказал, как будто знал ее желания лучше, чем она сама.
   Модистка подошла, чтобы поправить на ней платье:
   — Если мадам не нравится, я заберу платье. Думаю, большая часть моих клиентов сейчас же…
   — Нет, — сказал Жерво, — она наденет его. — Он опустил руку в карман и извлек из него коробочку, вид которой был очень хорошо знаком Мэдди.
   — О, нет, — сказала она, — не хочу. Мне не нужны украшения. Неужели ты не можешь понять этого?
   Жерво поднялся. Он открыл коробочку. Модистка и ее ассистентка не были так наивны, они издали вздох удивления, когда увидели великолепную диадему с тремя камнями, величиной чуть ли не с яйцо. Диадема переливалась всеми цветами. Прекрасные зеленые изумруды были окаймлены аметистами, бриллиантами и жемчугом.
   Мэдди уже имела некоторое представление о деньгах и о том, что можно купить на них. Такое украшение может носить только принцесса и королева — одни только изумруды чего стоили!
   Она отступила назад, когда он хотел надеть диадему ей на голову.
   — Где ты достал ее? — она надеялась, что это была фамильная драгоценность, которую всегда надевают герцогини во время представления обществу. Но Жерво только ответил:
   — Купил… Ты думала… украл?
   — Жерво, — воскликнула она, — опять? Ты…
   Его предупреждающий взгляд остановил Мэдди. Она только вздохнула, когда он продел ободок через ее волосы и закрепил под косой.
   — Почему, почему, почему? — спросила она. — Ты же знаешь, я ненавижу такие вещи. Где твое чувство меры?
   — Маленький подарок, — ответил Жерво.
   — Маленький?! О, не преуменьшай. Ты должен был заплатить за него…
   Кристиан прикрыл ее губы рукой. Мэдди отшатнулась. Она не могла разрешить ему дотрагиваться до нее, не могла позволить вновь возникнуть тому чувству любви и желанию, которое он так часто вызывал у нее.
   Кристиан отошел от нее.
   — Может, тебе и не нравится, — в его голосе послышалась холодная угроза, — но ты… продемонстрируешь свое величие…
   Мэдди стояла как вкопанная.
   Он опять сел в кресло, вытягивая ноги. Критически изучив жену, он повернулся к модистке и спросил:
   — Ваше мнение?
   Женщина посмотрела на Мэдди профессиональным взглядом и медленно кивнула:
   — Необычайно, шокирующе.
   — Король, — спросила Мэдди тихим голосом, — король будет?..
   Жерво поднял руку, модистка поспешила снять диадему с волос Мэдди и бережно передала ее Жерво. Украшение вновь исчезло в коробочке. Кристиан встал и направился к двери.
   — Жерво, — настойчиво повторила Мэдди. — Король приедет на бал?
   Он обернулся и пожал плечами:
   — Возможно.
   Дверь закрылась за ним.
   — Quette chance!^[1] — модистка скрестила руки на груди. — О, мадам, — взволнованно прошептала она. — Какое событие! Король приедет к вам…
 
   После этого намека слухи поползли по всему Лондону. Жерво больше не рисковал появляться на людях.
   Он поручил Дарэму и Фейну уладить все дела и собрать ответы на приглашения.
   Один только Бог знал, перерезал ли он себе горло этой последней ставкой не на жизнь, а на смерть. Подготовка к балу поглотила наличность, которую он смог выудить из своего годового дохода.
   Когда-то король Георг разменял на мелочи эту диадему. Эту безделушку Бонапарт однажды уступил императрице Марии-Луизе по возмутительной цене пятидесяти тысяч фунтов, выплачиваемой в течение многих лет. Теперь никто не соглашался взять ее, поверенный Его Величества был не настолько честен в политике, чтобы дать настоящую цену, — но Кристиан заплатил.
   Приглашения на бал были приняты почти всеми, ибо главное событие — возможность появления короля — имело на всех возбуждающий эффект.
   Король был всемогущ. Если он примет приглашение Жерво, значит, родственники герцога поймут, что проиграли.
   Кристиан обедал с Мэдди. Он пытался заняться вычислением каких-то математических задач, лишь бы чем-то заняться, кроме наблюдения за тем, как она едва притрагивается к пище, словно несчастная забитая птичка.
   Жерво терял Мэдди. Она просто ускользала от него. Ее тело было здесь, но его Мэдди, которая смеялась над его глупыми шутками и всегда восторженно смотрела на него, превратилась в какое-то безмолвное привидение.
   Жерво не дотрагивался до нее. Сначала боялся вновь причинить ей боль, потом из-за возросшей в ней чопорности. Мэдди сразу отодвигалась в сторону, когда он подходил к ней. Она сделала из него ходячую энциклопедию правил хорошего тона. Жерво теперь много работал, все время тоскуя по прошедшим веселым временам. Теперь не было у них ни слов, ни будущего, только ее тело и его попытки к общению.
   В тот день, когда должен был состояться бал, Дарэм доложил, что королева, возможно, не придет. Кристиан пытался не думать об этом. Он не был уверен, выдержит ли Мэдди бал.
   За завтраком она выглядела больной, едва прикасалась к еде, пока Кристиан и секретарь обсуждали некоторые детали.
   — Платье? — спросил он Мэдди. — Ты наденешь его?
   — Да, — ответила она.
   — Перчатки?
   — Да, у меня есть перчатки.
   Жерво посмотрел на нее.
   — Твоя рука — болит?
   — Нет, все в порядке.
   — Мэдди, — он хотел оправдаться. — Прошу тебя.
   Напряженность достигла критической точки. Жерво оказался в тупике. Он не мог дотронуться до нее, не мог зависеть от нее.
   Она подняла голову.
   — Жерво, — сказала она решительным голосом. Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее.
   — Ты должен понять. Я не смогу делать реверансы, произносить все жуткие почетные титулы короля, — сказала она.
   «О, прекрасно, — подумал Жерво. — Я предвкушаю эту картину».
   Ужин должен быть в полночь в столовой. Жерво пригласил квартет музыкантов в библиотеку.
   Для танцев и оркестра был отведен голубой салон, откуда мебель была передвинута в гостиную. Гостиная преобразилась из обычной комнаты в великолепную спальню, обитую белым, золотым.
   Комната, где предполагалось встретить короля, выглядела великолепно. В ней специально отводилось место для жены короля, для фаворита короля, доктора Кигнтона; достаточно места для всех, кого пожелает увидеть король, а также специальное место для музыкантов, которые должны во время завтрака ублажать слух короля итальянской музыкой.
   Кристиан облокотился о дверной косяк. За спиной послышалось вежливое покашливание. Жерво обернулся и взял принесенное ему письмо, стараясь скрыть свое упавшее настроение, когда он узнал печать, поставленную на конверте. Жерво вздохнул и направился в бильярдную, где налил себе коньяку и сломал печать, скрепляющую конверт.
   «Ваша светлость, — писала леди Сазерленд, намеренно подчеркивая, как ему показалось, сарказм, заключенный в этих словах. — Я получила достойное предложение выйти замуж от мистера Ньюдигейта из Бомбея. Он предан мне еще со времен моего первого замужества, состоятелен и его намерения чисты. Как я понимаю, мне не стоит ждать достойного отношения к себе со стороны тех, от кого я заслужила большего. Поэтому я уезжаю немедленно. Мистер Ньюдигейт предоставил все необходимое для моего путешествия, хотя ему неизвестно о пакете, который я вынуждена оставлять здесь, ибо не имею возможности перевезти его в Шотландию. Так как Вы проявили острую заинтересованность в нем, я укажу вам, где он находится. Я действительно надеюсь, что ваша маленькая квакерша-няня не принесет вам ужасных затруднений во время вечера, который вы устраиваете, мой дорогой. Ваша сестра говорит, что вы не совсем здоровы. Интересно, как вам удалось все организовать? По-моему, это глупо».
   Дерзкий тон послания заставил Кристиана стиснуть зубы. Хорошо. Он сам вернет малютку в Шотландию, так как его бывшая возлюбленная не пошевелит и пальцем. По крайней мере, она, кажется, не расположена тащить ребенка в Индию.
   Он установил пишущую машинку, торопливо написал короткий ответ, обращая внимание на ошибки. Вынув листок, он запечатал конверт и срочно отправил его адресату.

Глава 33

   Мэдди стояла в халате, безразлично глядя в окно спальни, где ее одевали. Она увидела, как экипаж остановился перед лестницей. Когда дверь кэба открылась, у нее перехватило дыхание при виде квакерской шляпы и темного пальто. Служанка уже раскладывала перед ней платье серебристого цвета. Мэдди отпрянула от окна.
   — Быстро что-нибудь. — Ее повседневное платье было оставлено внизу. — Помоги мне срочно одеться! — Она схватила бальное платье и сунула его испуганной служанке. Через минуту, едва застегнув пуговицы и крючки, Мэдди стремительно сбегала по ступенькам.
   Она появилась в холле как раз в тот момент, когда спешивший лакей отставил в сторону поднос со стаканами, чтобы открыть дверь.
   — Это ко мне, — сказала Мэдди, в отчаянии думая, почему Ричард пришел именно сейчас. Куда ей пригласить гостей. В задней комнате — невозможно, в столовой полно итальянских музыкантов, кладовая Кальвина заставлена до потолка корзинами с шампанским. Она толкнула незапертую дверь биллиардной комнаты. — Проведите его сюда. Она вошла и закрыла за собой дверь.
   Из вестибюля донесся какой-то приглушенный шум, и потом слуга распахнул дверь.
   — Мистер и миссис Литл, мистер Бонд, мистер Осборн.
   На какое-то мгновение Мэдди растерялась. Это был не Ричард.
   Она стояла лицом к лицу со старейшинами ее общины. Сердце замерло в груди.
   Слуга закрыл дверь. Губы у Мэдди шевелились, но она не могла издать ни звука, — Архимедия Тиммс, — сказал Элиас Литл, — мы зашли, заботясь о тебе. Хотим увидеть тебя в доме неверующего безбожника.
   Трое других квакеров стояли, угрюмо глядя на нее, стоящую в серебристом бальном платье.
   Элиас говорил спокойно.
   — Мы тебя спрашиваем, ты вышла замуж за этого человека?
   Мэдди знала, что когда-нибудь это случится, они придут поговорить с ней. И она не могла предположить, как это произойдет. Она боялась встречи с людьми, которых искренне любила. Констанция Литл молчала.
   Мэдди закрыла глаза и отвернулась. Она молча кивнула.
   — О, Мэдди, — прошептала Констанция.
   Казалось, что они до сих пор не верили в ее замужество. Элиас бросил взгляд на богатую кожаную и позолоченную мебель в комнате. Потом пристально посмотрел на биллиардный стол, его доброе лицо выразило страдание.
   — Это действительно печально для Друзей, — сказал он своим сильным голосом, раскаты которого Мэдди так часто слышала по воскресеньям.
   — Община направила нас съездить к тебе и довести до твоего сознания чувство твоей неправоты. Другу не только не следует соединяться с кем-то из мира, но и создавать семью без согласия и одобрения общины. — Элиас протянул руку, прикоснулся к ее запястью, говоря очень доброжелательно: — Архимедия, наши правила не бесцельны. Они — защита, которая не позволяет попадать во вражескую западню. Юное существо может ошибаться на дороге жизни. Поэтому мы сначала сами решаем все вопросы, помогаем мудро, с божьей помощью поступать правильно. Понимаешь ты, что это истина?
   Мэдди с трудом вымолвила:
   — Да. О, да. Я понимаю.
   — Но ты не можешь управлять своими страстями. Ты не послушалась нас и пошла неверной дорогой.
   Мэдди хотела ответить, но потом крепко сжала губы. Она молчала.
   — Понимаешь, почему мы пришли.
   Мэдди издала слабый страдальческий стон и повернулась к ним спиной.
   Зашелестели бумаги. Элиас откашлялся.
   — Архимедия Тиммс, ты с детства шла с нами, несла слово божье, ты родилась квакером. Но ушла от Истины и стала женой мирского человека. На нас возложена обязанность сделать торжественное заявление. Ты больше не, — тут его голос дрогнул, — больше не являешься членом нашего братства.
   Горячие соленые слезы хлынули из глаз Мэдди, скатываясь по подбородку.
   Элиас глубоко вздохнул.
   — Кроме того, ты опозорила наше братство, предала наши принципы. Для сохранения доброго имени Общества мы рекомендуем тебе публично рассказать правду, записав все на бумагу. Тем самым все узнают, что твой неравный брак не был одобрен и не получил поддержки Друзей. Перепиши это письмо. Одно Собранию для зачтения, другое — священнику, который выполнял обряд бракосочетания, а последнее — в газеты, чтобы ты не вводила в заблуждение весь мир.
   Мэдди закрыла глаза. Газеты! Жерво — герцог и поэтому каждый должен знать о его жизни. Она подняла руку и вытерла пальцами глаза, потом быстро обернулась.
   — Я сейчас сделаю это.
   Если она сию минуту не напишет эту бумагу, то потом не хватит мужества. Она окинула комнату безумным взглядом, избегая смотреть на слезы Констанции, затем взяла письменные принадлежности герцога. Она достала маленький открытый ящичек и нашла ручку и чернила. Бумаги там не было, она открыла большой ящик и схватила несколько листов, которые рассыпались по столу.
   На одном листе почерком Жерво было нацарапано «ПОШЛИ ТЕКСТ МНЕ». Мэдди зачеркнула его слова так резко, что перо сломалось.
   — Архимедия, — сказал Элиас, — ты не должна писать возбужденно.
   Мэдди бросила ручку и села на скамью.
   — Я не могу. — По ее щекам покатились слезы. — Я хочу вернуться. — Она затряслась от рыданий и посмотрела вверх. — О, Констанция, я хочу домой! Неужели я не могу вернуться домой?
   Констанция бросилась к ней, упала на колени, хватая ее за руки.
   — Мэдди, ты хочешь вернуться назад? Ты должна прийти ко мне! Светлая Истина, и приди, и живи в Свете!
   Мэдди посмотрела поверх ее на Элиаса с неистовой и внезапной надеждой.
   — Ты должна знать, что мы не отстраняем никого от Общества, Архимедия, — сказал он. — Но ты не можешь являться Другом и быть замужем за этим человеком.
   — Но я могу вернуться назад?
   — Я не могу отвечать за все Общество, — ответил Элиас. Мы только пришли сказать, что бумага должна быть написана. Она склонила голову.
   — Да, да, я…
   Дверь в биллиардную неожиданно распахнулась. Мэдди резко выпрямилась, ухватившись за руки Констанции.
   Жерво остановился на пороге. Он, казалось, медленно приходил в себя, пристально глядя на Элиаса Литла.
   Потом он перевел взгляд на Мэдди, посмотрел на ее руки, сцепленные с руками Констанции и на разбросанные листы бумаги. Выражение подозрения появилось на его лице.
   Мэдди медленно перевела дыхание, когда заметила, что он не собирается разразиться гневом. Она высвободила свои руки.
   — Жерво, — сказала она, вздернув подбородок, — Друзья пришли поговорить со мной.
   Он ничего не произнес в ответ, просто стоял, настороженно глядя на визитеров.
   — Это мой муж, — сказала Мэдди спокойно.
   Жерво был одет в строгий френч, в накрахмаленную, кружевную рубашку, с изумрудной булавкой. Высокий и спокойный, образец чувственного, ищущего наслаждений мужчины.
   — Поговорить о чем? — спросил он несколько вызывающе.
   — Мы пришли торжественно заявить, что Архимедия больше не состоит в нашем братстве, — сказал Элиас мрачно, — потому что ушла от Истины и вышла замуж.
   Жерво посмотрел на заплаканное лицо Мэдди и снова на Элиаса.
   — По этой причине… вы кричали.
   — То, что мы сказали, это не так просто.
   Жерво был поражен. Вместо того чтобы разразиться гневом, он только сказал.
   — Конец?
   — Мы сказали то, что нам было поручено сказать.
   Жерво отпрянул назад и схватился за дверь. Констанция поспешно повернулась к Мэдди и обняла ее.
   — Пойдем к нам, — прошептала она, прежде чем выйти из комнаты. Остальные медленно последовали за ней. Никто не обернулся и ничего не сказал.
   Мэдди осталась стоять на месте, глядя на мужа.
   Жерво поднял перо и бумаги. Собрал все и отложил в сторону, потом закрыл ящик и смял листок, который Мэдди перечеркнула. Он посмотрел в ее сторону.
   — Не огорчайся… Мэдди, — сказал Жерво подчеркнуто холодно. — Ты плачешь… но я ни в чем не виноват.
   Было уже темно, когда герцог посмотрел из окна библиотеки вниз и увидел Мэдди в опустевшем дворе, стоящую на коленях возле стены. Она склонила голову, как будто молилась. Жерво что-то сказал своему секретарю и вышел из комнаты. Во дворе он подошел к ней. Мэдди была одета в невзрачную, серую одежду. Стоя на коленях, она выдергивала стебли сорной травы, растущей вдоль основания стены, своими худенькими пальцами.
   — Мэдди, — произнес он, испытывая внезапно появившееся раздражение и приходя в смущение от столь странного занятия. — Что ты делаешь?
   Она присела на корточки и взглянула на мужа снизу, потом вновь вернулась к своей тщательной прополке.
   — Я должна чувствовать себя полезной хоть в чем-то.
   Кристиан стоял, наблюдая за ней.
   — Но не сейчас. Не много… пользы.
   Мэдди склонилась к земле еще ниже, выкапывая известковый раствор из земли голыми руками.
   — Прекрати, — сказал он резко, не желая видеть ее за такой работой.
   — Ты не позволяешь делать мне это?
   — Нет. Послушай, Мэдди.
   Она поднялась и присела на железную скамью, устремив взгляд на свои колени.
   — Что случилось? Что?
   — Мне нравится что-нибудь делать, — ответила Мэдди. — Я не приучена бездельничать.
   — Бал… — начал было он.
   — О, да, — сказала она беспечно. — Герцогиня в бальном платье, стоящая наверху лестницы и принимающая гостей. — Она отрицательно покачала головой. — Я не герцогиня. Я там чужая.
   — Мэдди. — Кристиан приблизился, чтобы прикоснуться к ней, но она неожиданно вскочила и отступила от него.
   — Я чужая, — сказала Мэдди, отворачиваясь от него.
   — Ты нужна мне… Мэдди. Если ты чего-то хочешь… Слишком трудно… бал…
   — Я ничего не знаю! — в ее голосе звучала обида. Она продолжала смотреть вниз. — У тебя есть секретарь. Ты во мне не нуждаешься. — Голос ее был едва слышен. — Я тебе не нужна.
   Кристиан пристально посмотрел на нее, стараясь держать себя в руках.
   — Что ты хочешь…
   Она слегка наклонила голову, не отвечая.
   — Квакер? — спросил он мягко. — Ричард?
   — Я не хочу забывать, кто я есть, — сказала Мэдди. Тело Жерво напряглось. Он разжал и снова сжал пальцы в кулак.
   — Моя жена. Сегодня мне необходимо… сегодня вечером… останься со мной.
   — Сегодня вечером! — воскликнула она презрительно. В жизни есть нечто более важное, кроме твоего легкомысленного бала. Есть вещи поважнее, чем строить из себя великого герцога!
   Его терпение кончилось. Кристиан тихо выдохнул, заскрипев зубами.
   — Где твое платье?
   — Я не собираюсь там присутствовать, — ответила Мэдди. Она протестующе подняла палец. — Отвратительное развлечение.
   — Развлечение? — разозлился Жерво. — Думаешь, я делаю это для… развлечения? — Он схватил ее за руку и развернул к себе. — Что изменится… если я не буду герцогом? — Он крепко держал ее. — Что изменится… для… тебя? Я снова там? — Тряся ее, Кристиан выкрикнул: — Сумасшедший! Сумасшедший! Мэдди! Думаешь, что ты можешь их остановить? Ты не сможешь. Я не смогу. Король! Король может. Если захочет. — Ярость Жерво прошла, он отпустил жену. — Никогда не возвращаться… Я не хочу терять… тебя! Прочь все! Я — буду герцогом!
   Кристиан покачнулся, круто повернулся и пошел, оставляя Мэдди в пустом дворе. У двери он остановился и посмотрел назад.
   — Спаси нас. То… что я делаю… король… легкомысленный бал. Спаси нас! — Он резко кивнул в сторону дома. — Ты хочешь… быть полезной. Хорошо! Полезной… Герцогиня! Принимай! Серебряное платье! Понимаешь?
   Мэдди смотрела на него пристально, не двигаясь, как будто он был кем-то, кого она прежде не видела. Он бросил на нее свирепый взгляд. Мэдди облизнула губы.
   — Это… спасет тебя? — выговорила она.
   — Обоих. Тебя и меня. Иди… одевайся, — резко бросил он и захлопнул дверь.
 
   На лестнице, в холле, где стоял запах вечнозеленых растений и женской косметики, было так шумно, что сплошной гул казался чем-то осязаемым. Кристиан здоровался с гостями. Здесь невозможно было разговаривать, говоривший не слышал самого себя. Слуга, стоявший у лестницы внизу, выкрикивал имена гостей, поднимавшихся по лестнице, но его, однако, никто не слышал.
   Мэдди стояла рядом с мужем, диадема сверкала зеленым огнем всякий раз, когда она поворачивала голову. Его девочка Мэдди уже пришла в себя, хотя еще вызывала опасения. Иногда Жерво ловил на себе ее взгляд, в котором читался тревожный вопрос, словно она спрашивала мужа, будут ли они иметь успех в том, что они задумали.
   Можно было понять, что ее больная рука причиняет ей боль. Мэдди прижимала руку к себе, стараясь тайком поддерживать ее, не сомневаясь и сознавая, что постоянно находится в поле зрения множества глаз. Кристиан дождался короткой паузы, возникшей в результате появления привлекательной леди на нижних ступенях лестницы. Он взял Мэдди за локоть и повел ее из холла, где они находились около часа, в голубой салон.
   Толпа гостей, как по волшебству расступалась на их пути, освобождая центр зала, где ковры были убраны. Очевидно, все ждали, что он и Мэдди откроют бал. Но Жерво не мог этого сделать, пока не появился король. Кристиан миновал ожидающий оркестр и начал обходить комнаты.
   Вокруг не утихал шум, в библиотеке квартет был едва слышен и не мешал беседе. Кристиан не останавливался нигде дольше, чем длилась пауза, и автоматически принимал поздравления, терпя любопытство и обмен взглядами, которыми, как он знал, провожали его…
   Это был очередной риск — не начинать танцы. Каждая минута после полуночи делала это более очевидным в конце концов. Кристиан решился подождать еще полчаса. Если король не появится, значит, Жерво поставил не на ту карту.
   Никто из его семьи на бал не пришел.
   Мэдди шла рядом, его серебряная Галатея смущала многих. Кристиан видел, что кое-кто пришел посмеяться над ней. До него доходили такие слухи — удачливая квакерша, вознесенная в свет. Но ключ к разгадке своей тайны Мэдди никому не дала.
   Завершая обход помещений, он подошел к Фейну, стоявшему немного в стороне, и увел его от группы военных, пригласив в открытую туалетную комнату, где цветы и несколько кресел создавали более-менее укромный уголок среди всеобщей сутолоки.
   — Отдохни. — Он помог Мэдди сесть в кресло. Она прильнула к нему на мгновение, что только указывало на то, как ей было страшно. Он поклонился.
   — Бокал, — сказал Жерво. — Фейн, побудь с Мэдди.
   — Почту за честь, тотчас отозвался полковник.
   Около них остановилась незнакомая Мэдди пара.
   — Действительно, вы удивительны, — произнес господин. — Ваше платье так необычно, герцогиня.
   Женщина одарила Мэдди покровительственной улыбкой.
   — Мадам Деви из Большого Парка. — Она обмахивалась веером из перьев. — Пора начинать танцы. Кажется, уже поздно! Сейчас, наверное, за полночь?
   Полковник, немного нахмурившись, порылся в глубоком кармане своего блестящего мундира.
   — Прошло двадцать пять минут, — сказал мужчина, поглядев на часы.
   — Может быть, вы начнете, герцогиня? — мелодично спросила дама.
   — Я не знаю, — ответила Мэдди.
   С легким смехом женщина поклонилась и отошла. Как только пара удалилась, полковник Фейн ухмыльнулся:
   — Волшебное убранство!