Страница:
— Простите, — сказал Вито, — они, наверное, где-то в пути. Найдутся — фильм ведь не может потеряться, сами знаете.
Юрист взглянул на трех мужчин, стоявших перед ним, преисполненных вежливости. Завтра они получат повестку, и Ор-сини придется отдать фильм, но до тех пор он больше ничего не мог поделать. Работа в юридическом отделе киностудии научила его житейской мудрости.
— С удовольствием выпью. И я еще не ужинал. Осталось что-нибудь поесть?
Билли стояла в уголке в окружении открыто восторгавшихся мужчин, когда Вито тронул ее за локоть и шепнул, что им пора уходить. Сначала она подумала, что еще слишком рано, но потом решила, что теперь, когда картина закончена, он, наверное, хочет отпраздновать это, занявшись любовью.
Она попрощалась с новыми друзьями и поспешила уйти. Вито обнаружил боковую дверь, так что они смогли улизнуть из толпы незамеченными, и, держа ее за локоть, перешел на бег, спеша к машине. Торжество Билли было недолгим: в машине их ждал Файфи. Они поехали домой в молчании, которое у Билли хватило благоразумия не нарушать.
Едва закрыв входную дверь, Вито объяснил Билли, как и много недель назад Файфи и Свенбергу, каковы намерения Арви. Через минуту Билли поняла, что «Положение о смене владельца» может быть применено независимо от того, вышел Вито из бюджета или нет.
— Мне некогда доказывать, что они не правы, — мрачно сказал Вито.
— Но что они могут с ней сделать? — спросила огорченная, ничего не понимающая Билли, безвинно страдая. — Все на пленке, рабочая копия готова, весь фильм сделан, так чего они теперь хотят?
— Если рабочая копия попадет к ним в лапы, они отдадут ее одному из своих штатных монтажеров, тот ее искромсает, как ему заблагорассудится, скорее всего изуродует, схалтурит в спешке, а мы и не увидим, какое рагу из нее сделали. Им ничто не помешает взять для фона самую дешевую музыку. Потом, зная Арви и его характер, полагаю, он состряпает все поскорее, вставит парочку звуковых эффектов и выпустит в прокат фильм, истекающий кровью. Они могут сделать с этим фильмом такое, что никто не поверит, что его поставил Файфи и снял Свенберг. Послесъемочная работа может создать фильм или загубить его.
— Ох, Вито, — простонала Билли. — Я этого не вынесу!
— Я тоже, дорогая. Поэтому я тщательно упрятал фильм и запер на замок в Форт-Брэгге. Негативы я забрал из лаборатории в Сан-Франциско и сдал на склад под свое имя. Как только Мэгги предупредила меня, я решил принять эти меры предосторожности.
— А что Арви? — спросил Файфи, который все время знал о каждом шаге Вито. — Он это так не оставит.
— У этой сволочи нет выбора, — мрачно и сосредоточенно ответил Вито. — Я не собираюсь отдавать фильм на студию, пока он не закончен, пока не смонтирован, не озвучен и не перезаписан.
— Торонто? Ты там собираешься все это сделать? — спросил Файфи.
— Нет, будем работать в Голливуде. Ты знаешь, у нас лучшие техники. Даже если снять номера в отеле, все можно сделать. Мы так уже работали.
Билли взволнованно перебила его, на нее нахлынула радость от того, что и она наконец может внести свою лепту.
— Номера в отеле? Когда у нас есть дом! Вито, все прекрасно, разве не видишь? Частная собственность, места полно, охранники не впустят никого из посторонних. О, Вито, ты не можешь отказаться! Пожалуйста, позволь мне, — взмолилась она, видя нерешительность на его лице.
— Охранники? Что за охранники?
Билли слегка покраснела. Ей и в голову не приходило, что он не знает.
— С тех пор как умер Эллис, у меня вооруженная охрана работает по двадцать четыре часа в сутки. Я… вроде как боюсь, что кто-то попытается… ну, я не знаю… проникнуть в дом и украсть мои драгоценности, или, скажем, похитить меня, или что-то такое. Их не замечаешь, если не знаешь, куда смотреть. Кроме того, у ворот есть сторожка.
Мужчины удивленно молчали. Главари мафии, рок-звезды, Сэмми Дэвис-младший — у них есть охрана, но Билли? Тот, кто богат, как Билли, не стал бы раздумывать дважды. Для Билли охранники были таким естественным делом, что она месяцами о них не вспоминала. Расходы на них не так уж велики. Это как колготки. Раз в год она покупала сразу по дюжине каждого оттенка, чтобы вдруг не оказаться без нужной пары — просто предусмотрительность.
— Дом уже не станет прежним, — предостерег Вито.
— Соглашайся, Вито, или я сам соглашусь, — сказал Файфи. — Билли, дорогая, надеюсь, у тебя найдется лишняя комната для гостей? Я переселяюсь. Если собираешься работать по восемнадцать часов в сутки, надо жить со вкусом.
— Двадцать четыре часа в сутки, Файфи, — ответил Вито, — и начинаем прямо сейчас. Возьмем фургон и поедем в Форт-Брэгг за фильмом. Не оставим ни клочка. Билли, собери наши вещи, пока мы с Файфи грузим. Нам нужно перевезти двадцать больших ящиков, вернемся через два часа. Если ехать всю ночь, успеем добраться до дома, прежде чем юрист выспится.
— Да, дорогой, — сказала Билли с хорошо скрытым разочарованием: не лучшее время предложить ему заняться любовью, так сказать, прямо посреди дороги.
Кроме Файфи, в доме сразу появились еще два постояльца: монтажер Брэнди Уайт, блистательная дама, с которой Вито в прошлом часто работал, и ее любовница и ассистентка Мэри Уэбстер. Они объявили всем подругам, что вместе уезжают в отпуск, — в их кружке талантливых лесбиянок это никого не удивило — и поселились у Билли в самой большой комнате для гостей.
— Нам понадобится еще комната для секретарши, — сказал Вито во время долгой ночной поездки из Мендосино в Лос-Анджелес.
— А что она должна делать? — спросила Билли.
— Записывать все, что говорят во время просмотров монтажер, Файфи и я, а потом печатать, чтобы к следующему дню у нас были записи, а еще принимать сообщения, отвечать на телефонные звонки, при всем присутствовать и все фиксировать.
— Этим займусь я, — заявила Билли.
— Послушай, дорогая, я понимаю, ты хочешь помочь, но ты не представляешь, какая это нудная и скрупулезная работа — ты через неделю с ума сойдешь.
— Вито, я секретарь. Если тебе не понравится моя работа, можешь меня заменить, я не обижусь. Но я не хочу путаться под ногами и сосать палец, пока вы заканчиваете картину. Я кровно заинтересована в успехе фильма, ты не забыл? Я жена продюсера. И к тому же секретарь! Это единственная область, где я умею делать что-то для вас полезное.
— А как же дом — ведь ты отдала его нам?
— Вито, речь не о том, что я предлагаю вам нечто, чем по воле случая владею благодаря деньгам, которые мне довелось унаследовать. Я хочу вложить свои навыки, время и энергию, разве ты не понимаешь?
Вито неохотно согласился, убежденный, что Билли недолго продержится в душной темноте и напряженной атмосфере монтажной комнаты, но через день все надежно привитые у Кэти Гиббс навыки вернулись к Билли. В работе ей помогало вечно подавляемое ею прежде стремление приносить пользу, она была внимательна и старательна. День шел за днем. Билли училась говорить на языке кино так же, как когда-то на французском. Потихоньку она стала лучше разбираться в том, что делают с фильмом, как его искусно лепят из «сырого материала», привезенного из Мендосино. Она начала понимать, почему при монтаже даже идеально снятых и прекрасно сыгранных сцен жизненно важен глаз художника, увидела, как выбор ближнего плана вместо среднего полностью меняет настрой сцены, как иногда приходится вырезать даже самые изысканные фрагменты, чтобы сохранить темп или настроение.
Библиотека Билли, уставленная взятым напрокат оборудованием, превратилась в монтажную. В большей из двух гостиных устроили просмотровый зал. В бывшей игорной за «Стейнвеем» сидел Мик Силверстейн, композитор, и прорабатывал ритмы для «Зеркал». Через неделю прибыли два звукорежиссера и целыми днями так и проколдовали над каждой законченной катушкой. Даже загнанные в дальний угол огромного дома, они производили такой шум, что пришлось выселить их в гараж. Столовой пользовались непрерывно, потому что невозможно было заранее предугадать, когда у кого найдется время перекусить. Файфи, Вито, Билли, Брэнди и Мэри завтракали в семь часов. С одиннадцати утра до полуночи горячая еда должна была быть всегда наготове.
Познания Билли в домоводстве сводились к двум правилам: как застирывать кровяные пятна холодной водой и как нанимать прислугу. Первому ее научила тетя Корнелия, когда Билли достигла подросткового возраста, второму — Эллис. «Нанимай только лучших из профессионалов, — говорил он, — обращайся с ними как можно уважительнее, плати на двадцать процентов больше существующих расценок, и можешь быть в них уверена». Дворецкий и шеф-повар Билли проработали у нее много лет, но спустя десять дней непрерывной суматошной готовки холодного и горячего изнеженный повар удрал, бормоча что-то о странном поведении и невежливых работодателях. Дворецкий, однако, был из более крепкого теста. Он нанял еще двух кухарок и привез двоих приятелей-поваров, с которыми во Вторую мировую вместе служил в интендантских войсках. Три постоянные горничные по возможности содержали дом в чистоте, хотя их выводили из себя горы неизвестно откуда взявшегося хлама, наваленные кругом кучи сигаретных окурков, надписи на стенах, проплешины в персидских коврах от взятого напрокат оборудования. Несмотря на все их старания, ковер в столовой выглядел так, словно по нему прошагала армия, разбрасывая по дороге куски тушеного мяса.
В команду входил и Джош Хиллмэн — тяжелая артиллерия, из своей конторы отражавший бесконечные запросы, направляемые Вито студии, заградительным огнем ответных бумаг. Приехав однажды к Билли, он, беседуя с суровыми охранниками при входе, заметил трех человек, бесстрастно дожидавшихся снаружи, пока Вито выйдет из поместья, чтобы вручить ему повестку с вызовом в суд.
— Арви лишен воображения, — сказал он Билли. — Если бы он и вправду хотел, он бы нанял вертолет, приземлился с армейцами на лужайке, силой ворвался в дом и вручил Вито повестку.
Билли устало рассмеялась.
— Может, и до этого дойдет. Он так зол. Кто знает, что он еще выкинет?
Хиллмэн едва узнавал Билли в рабочей одежде: махровый спортивный костюм, обвисший сзади, теннисные туфли, волосы небрежно стянуты в хвост. Если бы не великолепные бриллианты в ушах, он бы не выделил ее из толпы — так не похожа была на Билли Айкхорн эта не слишком ухоженная, деловитая, наспех одетая женщина. Она выглядела, как землекоп, вкалывающий без выходных, только с бриллиантами в ушах, подумал он. Безумный рабочий ритм профессионалов стал для нее привычным, восьмичасовой рабочий день вызывал улыбку, тихий напряженный аврал стал нормой, расслабленность — отклонением.
— Я отогнал их, но с трудом, — сказал он Билли. — Сколько еще это будет продолжаться? Сколько времени вам нужно?
— Конец уже виден, — вздохнула она. — Мы каждый день возим фильм туда и обратно в лабораторию для перезаписи, оптических эффектов, титров. Остальное я не совсем понимаю.
— Как вам удается провозить его мимо этих головорезов у ворот? — с любопытством спросил Джош. Он имел дело только со словами и бумагами, а не с самим фильмом, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор.
— На грузовиках со съемными бортами. Иногда на них написано «Пайонир Хардвеар», иногда — «Юргенсен». Перевернешь — завтра на них красуется «Рото-рутер». — Билли гордилась этой уловкой, она сама ее придумала.
— Через сколько недель вы закончите?
— Монтажа осталось недели на две. Вчера вечером звонил агент Файфи и сказал, что Арви внес его в черный список студии и вместе с гильдией режиссеров подал на него в суд, утверждая, что он нарушил контракт, причастен к воровству. Агент боится, что Файфи может потерять режиссерскую лицензию.
— И что сделал Файфи? — встревоженно спросил Джош.
— Велел агенту передать Арви нечто непроизносимое и сказать, что проживет и без студии, что члены гильдии его друзья и что Арви ничего от них не добьется.
— Надеюсь, он окажется прав, — мрачно сказал Джош.
На следующий день снова позвонил агент Файфи, еще более взволнованный.
— Слушай, Робин Гуд, — раздраженно сказал он, — сматывался бы ты лучше из Шервудского леса. Мне сегодня звонили из «Метро» и «Парамаунт». Если ты помнишь, они собирались дать тебе следующую работу. Арви наговорил им про тебя кучу всего, и они хотят отказаться от своих планов, а на бумаге у нас ничего нет. Ты что, решил покончить с собой? Я серьезно, Файфи, все твое будущее под вопросом, а гильдия режиссеров не станет сражаться за тебя со студиями. Останешься в «Зеркалах» — снова будешь снимать рекламные ролики. Юридически этот фильм не твой, как бы ты ни старался себя разубедить.
На следующее утро место Файфи за завтраком оказалось пустым, а под дверью комнаты Вито и Билли лежала записка, являвшая смесь глубоких извинений и оправданий, ссылок на очевидную необходимость.
— Я не могу его винить, — мрачно сказал Вито. — Он сделал больше, чем я имел право ожидать. Но, господи, если бы он побыл здесь еще две недели…
— У меня страниц тридцать записей по последней части, — сказала Билли.
— Сколько?
— Тридцать, может, больше. Он потратил массу времени, снова и снова просматривая весь фильм, и, когда он что-нибудь говорил, я записывала. Я думала, он может забыть: что-то повторялось, какие-то места он менял по два-три раза, но все здесь. Я сразу все перепечатала.
— Для начала, — воскликнул преобразившийся Вито, — позавтракай поплотней: работающей девушке нужны все силы! Я сам закончу монтаж — Брэнди, Мэри, я и записи Файфи. Боже! Я люблю тебя, Билли!
— А теперь, — сказала Билли, — могу я произнести: «Говорила я тебе!»?
— Разумеется!
За завтраком Вито рассказал Брэнди и Мэри, что произошло, и предупредил, что с ними может случиться то же самое.
— Пусть Арви делает что хочет, я смогу это пережить, — медленно произнесла Брэнди. — В конце концов, Вито, ты не знаешь, как управляться с монтажным столом, и будь я проклята, если разрешу тебе с ним баловаться. У меня шесть лет ушло на то, чтобы получить лицензию монтажера, и я не собираюсь раскрывать тебе хоть один мой секрет. Не волнуйся, мы не сбежим с корабля. Мы здесь до конца. Так, Мэри?
— Так, Брэнди, — ответила Мэри, повторив слова, которые с начала работы произносила по сто раз на дню.
Окончательной стадией создания «Зеркал» была перезапись, она заняла пять ночей работы в независимой студии, где никому не задают вопросов, даже постановщикам самого жесткого порно, пока счета исправно оплачиваются. Тем не менее в виде дополнительной предосторожности инженерам сказали, что они работают над фильмом под названием «Случай в Мендосино». В процессе перезаписи сводились вместе музыкальная дорожка, голосовая дорожка и звуковые эффекты, и получившаяся звуковая дорожка накладывалась на изображение, в результате получалась так называемая «первая копия».
— Покажите мне первую копию, — сказал Вито, указывая на шесть сдвоенных роликов пленки, лежавших в двух металлических коробках, жестом, сочетавшим благодарственную молитву и усталый триумф, — и я скажу, каков будет фильм.
По крайней мере, вяло подумала Билли, замужество расширило ее словарный запас.
В двух коробках лежал конечный результат многомесячной безостановочной работы, плод сотрудничества сотен людей, продукт полного самоотречения небольшой группы, содержались расходы в два с лишним миллиона долларов и неисчислимое множество маленьких чудес. Ибо во время съемок не случилась плохая погода, не заболел никто из актеров, не было несчастных случаев в лабораториях — словом, не произошло ничего из того, что может помешать съемкам. Неизбежные малые и большие кризисы отступали перед целеустремленностью Вито, решившего сделать фильм, и сделать его быстро. Удача и Билли были на его стороне.
Вито закончил первую копию к середине ноября. Керт Арви был в Нью-Йорке. Трения с Вито просто разъяряли его, когда он вспоминал о грандиозном провале, который грозил студии в связи с ее основной постановкой, битком набитой звездами, — мюзиклом по «Запискам Пиквикского клуба» Диккенса. Этот фильм обошелся в пятнадцать миллионов долларов и предназначался для показа перед Рождеством и для семейного просмотра. «Пиквик!» должны были закончить несколько месяцев назад, но работа все еще на месяц отставала от графика, и фильм с каждым днем увязал все больше. Бюджет оказался превышен уже на три миллиона долларов, и совет директоров вызвал Арви в Нью-Йорк для объяснений. Согласие на показ «Пиквика!» дали двести пятьдесят тщательно отобранных, первоклассных премьерных кинотеатров, и стало очевидным, что никакое «стечение обстоятельств» не поможет студии не выполнить свои обязательства.
Вито позвонил Оливеру Слоуну, руководителю отдела продаж киностудии «Арви».
— Твои ребята могут посмотреть первую копию «Зеркал», Оливер, — небрежно бросил он.
— Господи! Это же… — Руководитель сдержал неподобающее удивление, испытанное от известия о невероятной скорости послесъемочной обработки картины. — Я перезвоню тебе, Вито.
— Когда угодно, — ответил Вито, понимая, что Слоун сможет что-нибудь сказать только после того, как обо всем доложит Арви.
Оливер Слоун с трудом разыскал своего шефа в номере отеля в Манхэттене. После краткой беседы он повесил трубку и со вздохом сказал ассистенту:
— Арви велел сжечь эту чертову первую копию, как только Орсини переступит порог, а его самого бросить в каталажку.
— И ты так и сделаешь?
— Прежде чем сжигать, думаю, сначала посмотрим. Мистер Арви был не в лучшем настроении.
Слоун позвонил Вито и назначил просмотр на следующий день. Голос его был мрачен, как у патологоанатома, собирающегося на десятитысячное вскрытие.
На следующий день в два часа большой просмотровый зал был наполовину заполнен высшими чиновниками отделов продажи, рекламы и проката. Всего собралось человек шестнадцать. Четверо из них привели секретарей, которые, сообразно своему положению и традиции, часто снисходили до просмотра новых фильмов. В «Зеркалах» не снялась ни одна звезда, поэтому они проявляли мало интереса к самому фильму, но каждой хотелось первой из секретарского племени студии узнать, что покажет муж Билли Айкхорн.
Шестнадцать мужчин, по-своему обыкновению, не выразили отношения к картине ни единым звуком, кроме нескольких покашливаний и шороха при закуривании сигарет. Когда фильм кончился, четыре секретарши как можно незаметнее выскользнули в боковую дверь, а мужчины посидели некоторое время в традиционном уклончивом молчании, но на этот раз молчание это было глубже и дольше, чем обычно. Все ждали реакции Оливера Слоуна. Наконец он сказал: «Благодарю, Вито. Увидимся» — и вышел. За ним вышли и остальные, вполголоса обсуждая деловые вопросы, не обращая внимания на Вито или приветствуя его легким, ничего не выражающим кивком. Вито подождал, пока не удалился последний зритель, и быстро выскочил из просмотрового зала. Он прошел через холл в мужской туалет для руководства. Там он проскользнул в кабинку и притаился. Первое, что он услышал, был голос Оливера Слоуна.
— Господи! В первый раз за четыре дня мне удалось облегчиться. Эта работа год от года все сильней крепит.
— Грех тебе жаловаться! У меня неделю понос был.
— Господи, Джим, да Арви кондрашка хватит, но эта картина способна прикрыть его задницу. Мы ее сдадим в прокат вместо «Пиквика!». Чертов Орсини — фильм фантастический. Прекрасно! Прекрасно до чертиков!
— Да, это пойдет, Оли, это сработает. Сколько копий закажем?
— Скажем, двести семьдесят пять, на всякий случай. Чертов Орсини!
— А почему девочки удрали? Они в запарке?
— По-моему, в полном смятении. Побежали за носовыми платками. Всю дорогу будут слезы ронять.
— Секретарши — народ впечатлительный.
— Да-а, господи, при счастливом финале всегда так бывает. Женщины, они своими чувствами-не владеют. Мне показалось, Грейси едва не начала всхлипывать вслух, мне пришлось покрепче прижать ее. Кто этих девок разберет? Грейси за обедом питается воздухом, а потом ударяется в сантименты.
Вито услышал достаточно. Улыбаясь, как Цезарь-триумфатор, он вышел из кабинки и встал у входа в мужской туалет, обращаясь к четырем начищенным ботинкам, выглядывавшим из-под дверей.
— Я рад, что вам понравилась моя картина, господа. Приятно облегчиться. Я угощаю.
После безумного дня работы в «Магазине грез» Вэлентайн растянулась во весь рост, с наслаждением вытянув ноги на мягкой кушетке. В открытые двери террасы врывался ноябрьский бриз, и она знала, что, если полежит так несколько часов, увидит восход луны. Ну и денек выдался! Сегодня впервые она не сможет предложить Джошу ничего более экзотического, чем пицца, но от усталости у нее не было сил даже позвонить по телефону и заказать ее. В этот день состоялась окончательная примерка для свадебного торжества в Портленде, штат Орегон: платья шили все участники торжества — от невесты и ее подруг до родителей невесты и жениха, да еще заказали все невестино приданое. Вэлентайн спросила себя, будет ли девушка носить в Портленде все эти наряды. Она смутно представляла, что Портленд — промышленный город где-то на севере, но, с другой стороны, приданое по цене в сорок тысяч долларов предполагает праздничные выходы.
Она также закончила эскизы для зимнего круиза миссис Байрон. Раз уж миссис Байрон в восемьдесят два года все еще видит себя роковой женщиной на корабле, Вэлентайн, по крайней мере, нужно убедиться, что ее морщинистые руки и плечи надежно прикрыты. И разумеется, все самые нелюбимые клиентки словно сговорились прийти сегодня, чтобы заказать платья к Рождеству и Новому году. Любимые клиентки, как и полагается всяким разумным женщинам, заказали туалеты в конце августа. Вэлентайн сморщила хорошенький носик, представив, что есть люди, которые так плохо разбираются в шитье, что способны отвести на индивидуальный пошив платья всего шесть недель, но она знала, что сумеет сделать их вовремя. Она чрезвычайно гордилась богатством своей модельерской фантазии и производительностью труда ателье. Она могла в считаные секунды переключиться с хитроумного наряда из соблазнительных черных кружев, предназначенного для поблекшей важной дамы, на свадебное платье такой чистоты линий, что невеста могла бы носить его еще лет пять. Она любила в работе сталкиваться с трудностями. Создание коллекций готовой одежды было слишком узкомасштабным по сравнению с работой в «Магазине грез», и, бог свидетель, никто ей не указывает, что делать, а что нет. Билли исчезла совсем, лишь время от времени звонила, чтобы поздороваться. Вэлентайн знала, что с Орсини происходит что-то таинственное, потому что Джош ей кое-что рассказывал. Но странно, что уже несколько месяцев со дня свадьбы Билли ни разу не заказала новой одежды. Теперь она вспомнила, что Билли совсем не подобрала гардероб на осень и не приобрела ничего, кроме джинсов. Билли — и джинсы. Вот уж не сочетается, подумала она, соскальзывая в легкую дремоту.
Через час ее разбудил звонок домофона. Она не пожелала перенастраивать пульт внизу, чтобы Джош мог заходить, предварительно не объявив о себе. Ей не нравилась мысль, что он сможет входить без предупреждения. У него есть ключ от ее квартиры — этого достаточно. Джоша это обижало и даже злило, но она оставалась сама себе хозяйкой.
Сегодня вечером, подумала она, еще не до конца проснувшись, он выглядит несколько не так, как обычно. Казалось, он старается подавить какое-то беспокойство, внутреннее волнение. Волосы у него, как всегда, идеально причесаны, консервативный костюм за четыреста пятьдесят долларов безупречно сидит на его хорошо сложенной фигуре, но в глазах, в серьезных серых глазах светится какое-то чувство, которое она заметила, но не может определить. Она всмотрелась в него внимательнее. Даже галстук завязан безукоризненно, но все равно он выглядел так, словно в дверях на него только что налетел ураган.
— Джош, у меня сил нет позвонить. Может, закажешь пиццу? Как ты думаешь, нам хватит одной большой или заказать большую и маленькую?
Он пропустил ее слова мимо ушей и опустился на колени возле кушетки, на которой она лежала, потягиваясь и зевая. После короткого сна у нее кружилась голова, словно она перелетела через Атлантику.
Джош целовал ее округлую белую шею, нежные полупрозрачные сгибы локтей, глаза, губы, пока не уверился, что она окончательно проснулась.
— Моя дорогая, сегодня никакой пиццы. Надень самое нарядное платье. Мы едем ужинать. Я заказал столик в «Бистро» на девять часов.
— Джош!
Из всех ресторанов Лос-Анджелеса в «Бистро» они скорей, чем где-либо, могли встретить друзей Джоша и Джоанны Хилл-мэн. Они, как и многие из их круга, когда-то были в числе первых, кто финансировал модный ресторан. Ужинать в «Бистро» с кем-то, кроме жены, — самый неразумный поступок, какой только может совершить мужчина.
Юрист взглянул на трех мужчин, стоявших перед ним, преисполненных вежливости. Завтра они получат повестку, и Ор-сини придется отдать фильм, но до тех пор он больше ничего не мог поделать. Работа в юридическом отделе киностудии научила его житейской мудрости.
— С удовольствием выпью. И я еще не ужинал. Осталось что-нибудь поесть?
Билли стояла в уголке в окружении открыто восторгавшихся мужчин, когда Вито тронул ее за локоть и шепнул, что им пора уходить. Сначала она подумала, что еще слишком рано, но потом решила, что теперь, когда картина закончена, он, наверное, хочет отпраздновать это, занявшись любовью.
Она попрощалась с новыми друзьями и поспешила уйти. Вито обнаружил боковую дверь, так что они смогли улизнуть из толпы незамеченными, и, держа ее за локоть, перешел на бег, спеша к машине. Торжество Билли было недолгим: в машине их ждал Файфи. Они поехали домой в молчании, которое у Билли хватило благоразумия не нарушать.
Едва закрыв входную дверь, Вито объяснил Билли, как и много недель назад Файфи и Свенбергу, каковы намерения Арви. Через минуту Билли поняла, что «Положение о смене владельца» может быть применено независимо от того, вышел Вито из бюджета или нет.
— Мне некогда доказывать, что они не правы, — мрачно сказал Вито.
— Но что они могут с ней сделать? — спросила огорченная, ничего не понимающая Билли, безвинно страдая. — Все на пленке, рабочая копия готова, весь фильм сделан, так чего они теперь хотят?
— Если рабочая копия попадет к ним в лапы, они отдадут ее одному из своих штатных монтажеров, тот ее искромсает, как ему заблагорассудится, скорее всего изуродует, схалтурит в спешке, а мы и не увидим, какое рагу из нее сделали. Им ничто не помешает взять для фона самую дешевую музыку. Потом, зная Арви и его характер, полагаю, он состряпает все поскорее, вставит парочку звуковых эффектов и выпустит в прокат фильм, истекающий кровью. Они могут сделать с этим фильмом такое, что никто не поверит, что его поставил Файфи и снял Свенберг. Послесъемочная работа может создать фильм или загубить его.
— Ох, Вито, — простонала Билли. — Я этого не вынесу!
— Я тоже, дорогая. Поэтому я тщательно упрятал фильм и запер на замок в Форт-Брэгге. Негативы я забрал из лаборатории в Сан-Франциско и сдал на склад под свое имя. Как только Мэгги предупредила меня, я решил принять эти меры предосторожности.
— А что Арви? — спросил Файфи, который все время знал о каждом шаге Вито. — Он это так не оставит.
— У этой сволочи нет выбора, — мрачно и сосредоточенно ответил Вито. — Я не собираюсь отдавать фильм на студию, пока он не закончен, пока не смонтирован, не озвучен и не перезаписан.
— Торонто? Ты там собираешься все это сделать? — спросил Файфи.
— Нет, будем работать в Голливуде. Ты знаешь, у нас лучшие техники. Даже если снять номера в отеле, все можно сделать. Мы так уже работали.
Билли взволнованно перебила его, на нее нахлынула радость от того, что и она наконец может внести свою лепту.
— Номера в отеле? Когда у нас есть дом! Вито, все прекрасно, разве не видишь? Частная собственность, места полно, охранники не впустят никого из посторонних. О, Вито, ты не можешь отказаться! Пожалуйста, позволь мне, — взмолилась она, видя нерешительность на его лице.
— Охранники? Что за охранники?
Билли слегка покраснела. Ей и в голову не приходило, что он не знает.
— С тех пор как умер Эллис, у меня вооруженная охрана работает по двадцать четыре часа в сутки. Я… вроде как боюсь, что кто-то попытается… ну, я не знаю… проникнуть в дом и украсть мои драгоценности, или, скажем, похитить меня, или что-то такое. Их не замечаешь, если не знаешь, куда смотреть. Кроме того, у ворот есть сторожка.
Мужчины удивленно молчали. Главари мафии, рок-звезды, Сэмми Дэвис-младший — у них есть охрана, но Билли? Тот, кто богат, как Билли, не стал бы раздумывать дважды. Для Билли охранники были таким естественным делом, что она месяцами о них не вспоминала. Расходы на них не так уж велики. Это как колготки. Раз в год она покупала сразу по дюжине каждого оттенка, чтобы вдруг не оказаться без нужной пары — просто предусмотрительность.
— Дом уже не станет прежним, — предостерег Вито.
— Соглашайся, Вито, или я сам соглашусь, — сказал Файфи. — Билли, дорогая, надеюсь, у тебя найдется лишняя комната для гостей? Я переселяюсь. Если собираешься работать по восемнадцать часов в сутки, надо жить со вкусом.
— Двадцать четыре часа в сутки, Файфи, — ответил Вито, — и начинаем прямо сейчас. Возьмем фургон и поедем в Форт-Брэгг за фильмом. Не оставим ни клочка. Билли, собери наши вещи, пока мы с Файфи грузим. Нам нужно перевезти двадцать больших ящиков, вернемся через два часа. Если ехать всю ночь, успеем добраться до дома, прежде чем юрист выспится.
— Да, дорогой, — сказала Билли с хорошо скрытым разочарованием: не лучшее время предложить ему заняться любовью, так сказать, прямо посреди дороги.
* * *
В последующие недели Билли едва удавалось улучить секунду, чтобы спросить себя, как ей могло прийти в голову, что монтировать фильм дома — очень веселое занятие. Жизнь не подготовила ее к бесконечной, денной и ночной работе, целеустремленной, лихорадочной, захватывающей, которая целиком поглотила и ее, и всех, кто был связан с монтажом фильма. Ее большой роскошный особняк в стиле Тюдор напоминал одновременно завод, работающий по конвейерной потогонной системе, котельную, странного рода вечеринку, подводную лодку в боевых условиях, кафетерий высокого класса и не скупящийся на расходы приют для умалишенных.Кроме Файфи, в доме сразу появились еще два постояльца: монтажер Брэнди Уайт, блистательная дама, с которой Вито в прошлом часто работал, и ее любовница и ассистентка Мэри Уэбстер. Они объявили всем подругам, что вместе уезжают в отпуск, — в их кружке талантливых лесбиянок это никого не удивило — и поселились у Билли в самой большой комнате для гостей.
— Нам понадобится еще комната для секретарши, — сказал Вито во время долгой ночной поездки из Мендосино в Лос-Анджелес.
— А что она должна делать? — спросила Билли.
— Записывать все, что говорят во время просмотров монтажер, Файфи и я, а потом печатать, чтобы к следующему дню у нас были записи, а еще принимать сообщения, отвечать на телефонные звонки, при всем присутствовать и все фиксировать.
— Этим займусь я, — заявила Билли.
— Послушай, дорогая, я понимаю, ты хочешь помочь, но ты не представляешь, какая это нудная и скрупулезная работа — ты через неделю с ума сойдешь.
— Вито, я секретарь. Если тебе не понравится моя работа, можешь меня заменить, я не обижусь. Но я не хочу путаться под ногами и сосать палец, пока вы заканчиваете картину. Я кровно заинтересована в успехе фильма, ты не забыл? Я жена продюсера. И к тому же секретарь! Это единственная область, где я умею делать что-то для вас полезное.
— А как же дом — ведь ты отдала его нам?
— Вито, речь не о том, что я предлагаю вам нечто, чем по воле случая владею благодаря деньгам, которые мне довелось унаследовать. Я хочу вложить свои навыки, время и энергию, разве ты не понимаешь?
Вито неохотно согласился, убежденный, что Билли недолго продержится в душной темноте и напряженной атмосфере монтажной комнаты, но через день все надежно привитые у Кэти Гиббс навыки вернулись к Билли. В работе ей помогало вечно подавляемое ею прежде стремление приносить пользу, она была внимательна и старательна. День шел за днем. Билли училась говорить на языке кино так же, как когда-то на французском. Потихоньку она стала лучше разбираться в том, что делают с фильмом, как его искусно лепят из «сырого материала», привезенного из Мендосино. Она начала понимать, почему при монтаже даже идеально снятых и прекрасно сыгранных сцен жизненно важен глаз художника, увидела, как выбор ближнего плана вместо среднего полностью меняет настрой сцены, как иногда приходится вырезать даже самые изысканные фрагменты, чтобы сохранить темп или настроение.
Библиотека Билли, уставленная взятым напрокат оборудованием, превратилась в монтажную. В большей из двух гостиных устроили просмотровый зал. В бывшей игорной за «Стейнвеем» сидел Мик Силверстейн, композитор, и прорабатывал ритмы для «Зеркал». Через неделю прибыли два звукорежиссера и целыми днями так и проколдовали над каждой законченной катушкой. Даже загнанные в дальний угол огромного дома, они производили такой шум, что пришлось выселить их в гараж. Столовой пользовались непрерывно, потому что невозможно было заранее предугадать, когда у кого найдется время перекусить. Файфи, Вито, Билли, Брэнди и Мэри завтракали в семь часов. С одиннадцати утра до полуночи горячая еда должна была быть всегда наготове.
Познания Билли в домоводстве сводились к двум правилам: как застирывать кровяные пятна холодной водой и как нанимать прислугу. Первому ее научила тетя Корнелия, когда Билли достигла подросткового возраста, второму — Эллис. «Нанимай только лучших из профессионалов, — говорил он, — обращайся с ними как можно уважительнее, плати на двадцать процентов больше существующих расценок, и можешь быть в них уверена». Дворецкий и шеф-повар Билли проработали у нее много лет, но спустя десять дней непрерывной суматошной готовки холодного и горячего изнеженный повар удрал, бормоча что-то о странном поведении и невежливых работодателях. Дворецкий, однако, был из более крепкого теста. Он нанял еще двух кухарок и привез двоих приятелей-поваров, с которыми во Вторую мировую вместе служил в интендантских войсках. Три постоянные горничные по возможности содержали дом в чистоте, хотя их выводили из себя горы неизвестно откуда взявшегося хлама, наваленные кругом кучи сигаретных окурков, надписи на стенах, проплешины в персидских коврах от взятого напрокат оборудования. Несмотря на все их старания, ковер в столовой выглядел так, словно по нему прошагала армия, разбрасывая по дороге куски тушеного мяса.
В команду входил и Джош Хиллмэн — тяжелая артиллерия, из своей конторы отражавший бесконечные запросы, направляемые Вито студии, заградительным огнем ответных бумаг. Приехав однажды к Билли, он, беседуя с суровыми охранниками при входе, заметил трех человек, бесстрастно дожидавшихся снаружи, пока Вито выйдет из поместья, чтобы вручить ему повестку с вызовом в суд.
— Арви лишен воображения, — сказал он Билли. — Если бы он и вправду хотел, он бы нанял вертолет, приземлился с армейцами на лужайке, силой ворвался в дом и вручил Вито повестку.
Билли устало рассмеялась.
— Может, и до этого дойдет. Он так зол. Кто знает, что он еще выкинет?
Хиллмэн едва узнавал Билли в рабочей одежде: махровый спортивный костюм, обвисший сзади, теннисные туфли, волосы небрежно стянуты в хвост. Если бы не великолепные бриллианты в ушах, он бы не выделил ее из толпы — так не похожа была на Билли Айкхорн эта не слишком ухоженная, деловитая, наспех одетая женщина. Она выглядела, как землекоп, вкалывающий без выходных, только с бриллиантами в ушах, подумал он. Безумный рабочий ритм профессионалов стал для нее привычным, восьмичасовой рабочий день вызывал улыбку, тихий напряженный аврал стал нормой, расслабленность — отклонением.
— Я отогнал их, но с трудом, — сказал он Билли. — Сколько еще это будет продолжаться? Сколько времени вам нужно?
— Конец уже виден, — вздохнула она. — Мы каждый день возим фильм туда и обратно в лабораторию для перезаписи, оптических эффектов, титров. Остальное я не совсем понимаю.
— Как вам удается провозить его мимо этих головорезов у ворот? — с любопытством спросил Джош. Он имел дело только со словами и бумагами, а не с самим фильмом, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор.
— На грузовиках со съемными бортами. Иногда на них написано «Пайонир Хардвеар», иногда — «Юргенсен». Перевернешь — завтра на них красуется «Рото-рутер». — Билли гордилась этой уловкой, она сама ее придумала.
— Через сколько недель вы закончите?
— Монтажа осталось недели на две. Вчера вечером звонил агент Файфи и сказал, что Арви внес его в черный список студии и вместе с гильдией режиссеров подал на него в суд, утверждая, что он нарушил контракт, причастен к воровству. Агент боится, что Файфи может потерять режиссерскую лицензию.
— И что сделал Файфи? — встревоженно спросил Джош.
— Велел агенту передать Арви нечто непроизносимое и сказать, что проживет и без студии, что члены гильдии его друзья и что Арви ничего от них не добьется.
— Надеюсь, он окажется прав, — мрачно сказал Джош.
На следующий день снова позвонил агент Файфи, еще более взволнованный.
— Слушай, Робин Гуд, — раздраженно сказал он, — сматывался бы ты лучше из Шервудского леса. Мне сегодня звонили из «Метро» и «Парамаунт». Если ты помнишь, они собирались дать тебе следующую работу. Арви наговорил им про тебя кучу всего, и они хотят отказаться от своих планов, а на бумаге у нас ничего нет. Ты что, решил покончить с собой? Я серьезно, Файфи, все твое будущее под вопросом, а гильдия режиссеров не станет сражаться за тебя со студиями. Останешься в «Зеркалах» — снова будешь снимать рекламные ролики. Юридически этот фильм не твой, как бы ты ни старался себя разубедить.
На следующее утро место Файфи за завтраком оказалось пустым, а под дверью комнаты Вито и Билли лежала записка, являвшая смесь глубоких извинений и оправданий, ссылок на очевидную необходимость.
— Я не могу его винить, — мрачно сказал Вито. — Он сделал больше, чем я имел право ожидать. Но, господи, если бы он побыл здесь еще две недели…
— У меня страниц тридцать записей по последней части, — сказала Билли.
— Сколько?
— Тридцать, может, больше. Он потратил массу времени, снова и снова просматривая весь фильм, и, когда он что-нибудь говорил, я записывала. Я думала, он может забыть: что-то повторялось, какие-то места он менял по два-три раза, но все здесь. Я сразу все перепечатала.
— Для начала, — воскликнул преобразившийся Вито, — позавтракай поплотней: работающей девушке нужны все силы! Я сам закончу монтаж — Брэнди, Мэри, я и записи Файфи. Боже! Я люблю тебя, Билли!
— А теперь, — сказала Билли, — могу я произнести: «Говорила я тебе!»?
— Разумеется!
За завтраком Вито рассказал Брэнди и Мэри, что произошло, и предупредил, что с ними может случиться то же самое.
— Пусть Арви делает что хочет, я смогу это пережить, — медленно произнесла Брэнди. — В конце концов, Вито, ты не знаешь, как управляться с монтажным столом, и будь я проклята, если разрешу тебе с ним баловаться. У меня шесть лет ушло на то, чтобы получить лицензию монтажера, и я не собираюсь раскрывать тебе хоть один мой секрет. Не волнуйся, мы не сбежим с корабля. Мы здесь до конца. Так, Мэри?
— Так, Брэнди, — ответила Мэри, повторив слова, которые с начала работы произносила по сто раз на дню.
Окончательной стадией создания «Зеркал» была перезапись, она заняла пять ночей работы в независимой студии, где никому не задают вопросов, даже постановщикам самого жесткого порно, пока счета исправно оплачиваются. Тем не менее в виде дополнительной предосторожности инженерам сказали, что они работают над фильмом под названием «Случай в Мендосино». В процессе перезаписи сводились вместе музыкальная дорожка, голосовая дорожка и звуковые эффекты, и получившаяся звуковая дорожка накладывалась на изображение, в результате получалась так называемая «первая копия».
— Покажите мне первую копию, — сказал Вито, указывая на шесть сдвоенных роликов пленки, лежавших в двух металлических коробках, жестом, сочетавшим благодарственную молитву и усталый триумф, — и я скажу, каков будет фильм.
По крайней мере, вяло подумала Билли, замужество расширило ее словарный запас.
В двух коробках лежал конечный результат многомесячной безостановочной работы, плод сотрудничества сотен людей, продукт полного самоотречения небольшой группы, содержались расходы в два с лишним миллиона долларов и неисчислимое множество маленьких чудес. Ибо во время съемок не случилась плохая погода, не заболел никто из актеров, не было несчастных случаев в лабораториях — словом, не произошло ничего из того, что может помешать съемкам. Неизбежные малые и большие кризисы отступали перед целеустремленностью Вито, решившего сделать фильм, и сделать его быстро. Удача и Билли были на его стороне.
Вито закончил первую копию к середине ноября. Керт Арви был в Нью-Йорке. Трения с Вито просто разъяряли его, когда он вспоминал о грандиозном провале, который грозил студии в связи с ее основной постановкой, битком набитой звездами, — мюзиклом по «Запискам Пиквикского клуба» Диккенса. Этот фильм обошелся в пятнадцать миллионов долларов и предназначался для показа перед Рождеством и для семейного просмотра. «Пиквик!» должны были закончить несколько месяцев назад, но работа все еще на месяц отставала от графика, и фильм с каждым днем увязал все больше. Бюджет оказался превышен уже на три миллиона долларов, и совет директоров вызвал Арви в Нью-Йорк для объяснений. Согласие на показ «Пиквика!» дали двести пятьдесят тщательно отобранных, первоклассных премьерных кинотеатров, и стало очевидным, что никакое «стечение обстоятельств» не поможет студии не выполнить свои обязательства.
Вито позвонил Оливеру Слоуну, руководителю отдела продаж киностудии «Арви».
— Твои ребята могут посмотреть первую копию «Зеркал», Оливер, — небрежно бросил он.
— Господи! Это же… — Руководитель сдержал неподобающее удивление, испытанное от известия о невероятной скорости послесъемочной обработки картины. — Я перезвоню тебе, Вито.
— Когда угодно, — ответил Вито, понимая, что Слоун сможет что-нибудь сказать только после того, как обо всем доложит Арви.
Оливер Слоун с трудом разыскал своего шефа в номере отеля в Манхэттене. После краткой беседы он повесил трубку и со вздохом сказал ассистенту:
— Арви велел сжечь эту чертову первую копию, как только Орсини переступит порог, а его самого бросить в каталажку.
— И ты так и сделаешь?
— Прежде чем сжигать, думаю, сначала посмотрим. Мистер Арви был не в лучшем настроении.
Слоун позвонил Вито и назначил просмотр на следующий день. Голос его был мрачен, как у патологоанатома, собирающегося на десятитысячное вскрытие.
На следующий день в два часа большой просмотровый зал был наполовину заполнен высшими чиновниками отделов продажи, рекламы и проката. Всего собралось человек шестнадцать. Четверо из них привели секретарей, которые, сообразно своему положению и традиции, часто снисходили до просмотра новых фильмов. В «Зеркалах» не снялась ни одна звезда, поэтому они проявляли мало интереса к самому фильму, но каждой хотелось первой из секретарского племени студии узнать, что покажет муж Билли Айкхорн.
Шестнадцать мужчин, по-своему обыкновению, не выразили отношения к картине ни единым звуком, кроме нескольких покашливаний и шороха при закуривании сигарет. Когда фильм кончился, четыре секретарши как можно незаметнее выскользнули в боковую дверь, а мужчины посидели некоторое время в традиционном уклончивом молчании, но на этот раз молчание это было глубже и дольше, чем обычно. Все ждали реакции Оливера Слоуна. Наконец он сказал: «Благодарю, Вито. Увидимся» — и вышел. За ним вышли и остальные, вполголоса обсуждая деловые вопросы, не обращая внимания на Вито или приветствуя его легким, ничего не выражающим кивком. Вито подождал, пока не удалился последний зритель, и быстро выскочил из просмотрового зала. Он прошел через холл в мужской туалет для руководства. Там он проскользнул в кабинку и притаился. Первое, что он услышал, был голос Оливера Слоуна.
— Господи! В первый раз за четыре дня мне удалось облегчиться. Эта работа год от года все сильней крепит.
— Грех тебе жаловаться! У меня неделю понос был.
— Господи, Джим, да Арви кондрашка хватит, но эта картина способна прикрыть его задницу. Мы ее сдадим в прокат вместо «Пиквика!». Чертов Орсини — фильм фантастический. Прекрасно! Прекрасно до чертиков!
— Да, это пойдет, Оли, это сработает. Сколько копий закажем?
— Скажем, двести семьдесят пять, на всякий случай. Чертов Орсини!
— А почему девочки удрали? Они в запарке?
— По-моему, в полном смятении. Побежали за носовыми платками. Всю дорогу будут слезы ронять.
— Секретарши — народ впечатлительный.
— Да-а, господи, при счастливом финале всегда так бывает. Женщины, они своими чувствами-не владеют. Мне показалось, Грейси едва не начала всхлипывать вслух, мне пришлось покрепче прижать ее. Кто этих девок разберет? Грейси за обедом питается воздухом, а потом ударяется в сантименты.
Вито услышал достаточно. Улыбаясь, как Цезарь-триумфатор, он вышел из кабинки и встал у входа в мужской туалет, обращаясь к четырем начищенным ботинкам, выглядывавшим из-под дверей.
— Я рад, что вам понравилась моя картина, господа. Приятно облегчиться. Я угощаю.
После безумного дня работы в «Магазине грез» Вэлентайн растянулась во весь рост, с наслаждением вытянув ноги на мягкой кушетке. В открытые двери террасы врывался ноябрьский бриз, и она знала, что, если полежит так несколько часов, увидит восход луны. Ну и денек выдался! Сегодня впервые она не сможет предложить Джошу ничего более экзотического, чем пицца, но от усталости у нее не было сил даже позвонить по телефону и заказать ее. В этот день состоялась окончательная примерка для свадебного торжества в Портленде, штат Орегон: платья шили все участники торжества — от невесты и ее подруг до родителей невесты и жениха, да еще заказали все невестино приданое. Вэлентайн спросила себя, будет ли девушка носить в Портленде все эти наряды. Она смутно представляла, что Портленд — промышленный город где-то на севере, но, с другой стороны, приданое по цене в сорок тысяч долларов предполагает праздничные выходы.
Она также закончила эскизы для зимнего круиза миссис Байрон. Раз уж миссис Байрон в восемьдесят два года все еще видит себя роковой женщиной на корабле, Вэлентайн, по крайней мере, нужно убедиться, что ее морщинистые руки и плечи надежно прикрыты. И разумеется, все самые нелюбимые клиентки словно сговорились прийти сегодня, чтобы заказать платья к Рождеству и Новому году. Любимые клиентки, как и полагается всяким разумным женщинам, заказали туалеты в конце августа. Вэлентайн сморщила хорошенький носик, представив, что есть люди, которые так плохо разбираются в шитье, что способны отвести на индивидуальный пошив платья всего шесть недель, но она знала, что сумеет сделать их вовремя. Она чрезвычайно гордилась богатством своей модельерской фантазии и производительностью труда ателье. Она могла в считаные секунды переключиться с хитроумного наряда из соблазнительных черных кружев, предназначенного для поблекшей важной дамы, на свадебное платье такой чистоты линий, что невеста могла бы носить его еще лет пять. Она любила в работе сталкиваться с трудностями. Создание коллекций готовой одежды было слишком узкомасштабным по сравнению с работой в «Магазине грез», и, бог свидетель, никто ей не указывает, что делать, а что нет. Билли исчезла совсем, лишь время от времени звонила, чтобы поздороваться. Вэлентайн знала, что с Орсини происходит что-то таинственное, потому что Джош ей кое-что рассказывал. Но странно, что уже несколько месяцев со дня свадьбы Билли ни разу не заказала новой одежды. Теперь она вспомнила, что Билли совсем не подобрала гардероб на осень и не приобрела ничего, кроме джинсов. Билли — и джинсы. Вот уж не сочетается, подумала она, соскальзывая в легкую дремоту.
Через час ее разбудил звонок домофона. Она не пожелала перенастраивать пульт внизу, чтобы Джош мог заходить, предварительно не объявив о себе. Ей не нравилась мысль, что он сможет входить без предупреждения. У него есть ключ от ее квартиры — этого достаточно. Джоша это обижало и даже злило, но она оставалась сама себе хозяйкой.
Сегодня вечером, подумала она, еще не до конца проснувшись, он выглядит несколько не так, как обычно. Казалось, он старается подавить какое-то беспокойство, внутреннее волнение. Волосы у него, как всегда, идеально причесаны, консервативный костюм за четыреста пятьдесят долларов безупречно сидит на его хорошо сложенной фигуре, но в глазах, в серьезных серых глазах светится какое-то чувство, которое она заметила, но не может определить. Она всмотрелась в него внимательнее. Даже галстук завязан безукоризненно, но все равно он выглядел так, словно в дверях на него только что налетел ураган.
— Джош, у меня сил нет позвонить. Может, закажешь пиццу? Как ты думаешь, нам хватит одной большой или заказать большую и маленькую?
Он пропустил ее слова мимо ушей и опустился на колени возле кушетки, на которой она лежала, потягиваясь и зевая. После короткого сна у нее кружилась голова, словно она перелетела через Атлантику.
Джош целовал ее округлую белую шею, нежные полупрозрачные сгибы локтей, глаза, губы, пока не уверился, что она окончательно проснулась.
— Моя дорогая, сегодня никакой пиццы. Надень самое нарядное платье. Мы едем ужинать. Я заказал столик в «Бистро» на девять часов.
— Джош!
Из всех ресторанов Лос-Анджелеса в «Бистро» они скорей, чем где-либо, могли встретить друзей Джоша и Джоанны Хилл-мэн. Они, как и многие из их круга, когда-то были в числе первых, кто финансировал модный ресторан. Ужинать в «Бистро» с кем-то, кроме жены, — самый неразумный поступок, какой только может совершить мужчина.