Страница:
Я юркнул в кусты, быстренько сделал всё, что требовалось, зарыл, забросал всё свежим песочком, отряхнул лапы, подмылся и только собрался было вылезать на свет Божий, как вдруг увидел поверх кустов пожилую даму в больших тёмных очках, которая говорила по-французски:
– Лола, дорогая… Ну, сделай пи-пи!.. Мамочка умоляет тебя, Лола!.. Пис-пис, пис-пис… Ну, пожалуйста, Лола!..
Затем я услышал шорох, и прямо на меня выползло какое-то ну совершенно небесное создание!.. Это была Кошка такой неземной красоты, какой я в жизни ещё не встречал…
На её пушистой шейке красовался очаровательный голубенький бантик, и Кошечка была на поводке. Но не с ошейником, а с такой системой ремешочков, очень похожей на парашютную подвесную систему. Я как-то смотрел по телевизору соревнования парашютистов на точность приземления и отметил для себя, что особо драгоценные породы Кошек и маленьких Собачек, типа Дженни, непременно одевают вот в такие сбруйки. У этой красотки Лолы поводок крепился именно так.
Второй конец поводка этой фантастической Кошечки уходил через кусты наверх – в руки Хозяйки, которая буквально не закрывала рта:
– Лолочка, детка! Ну, не стесняйся, сделай пи-пи…Умоляю! Ты же всю машину уже загадила, стерва!!! Там же дышать невозможно!.. Лола, пупсик, ну, пожалуйста!..
Красотка Лола увидела меня, и глаза её мгновенно зажглись совершенно бесовски-блядским светом! Изображая внезапно нахлынувшее на неё сумасшедшее желание, она разинула рот, сладострастно облизнулась и, прикрывая глаза в любовном томлении, мордой потянулась ко мне…
От такой откровенной прямолинейности я несколько опешил. За свою долгую, бурную и не всегда разборчивую сексуальную жизнь я впервые столкнулся с таким чётким исключением из каких-либо Кошачье-Половых правил – ложного «сопротивления», фальшивого «нежелания», притворной «боязни» забеременеть и тому подобного, – что так свойственно нашим российским Кошкам…
– Ты что же это, гадишь в машине? – строго спросил я её, чтобы скрыть своё замешательство.
– Ненавижу автомобили! Это моя форма протеста… – прошептала она и тут же недвусмысленно стала задирать хвост вверх и чуть вбок, подворачивая под меня свой задик. – Ну!.. У тебя есть другие предложения?
– О чёрт!.. – на секунду растерялся я.
Оставляя свой задранный хвост у самого моего носа, Лола изогнулась так, что сумела повернуть свою наглую, сытую, холёную рожицу дорогой потаскухи ко мне и спросить, глядя мне прямо в глаза:
– А может быть, ты – кастрат?..
– Вот я тебе сейчас покажу, какой я кастрат, шалава французская! – рявкнул я и показал этой Лоле всё, на что я был способен.
Выяснилось, что на нервной почве я был способен на многое. Достаточно сказать, что я затрахал эту красотку с бантиком так, что в руках её Хозяйки, которая совершенно не понимала, что там в кустах происходит с её Лолочкой, чуть не лопнул поводок! А он мне, кстати, изрядно мешал. Если бы не поводок, я бы ей вообще «показал небо в алмазах»! Я не очень представляю себе, что это такое, но в сходных ситуациях так всегда говорил Шура Плоткин. А Шура, как известно, знает толк в таких штуках…
Я первым выдрался из этих кустов, подбежал к скамейке, где сидели Водила, Лысый и Алик, и сам впрыгнул в сумку.
– Ай да Кыся!.. Ай да умница… – ласково сказал Водила и очень трогательно погладил меня своей шершавой огромной лапой.
Уже из сумки я видел, как Хозяйка вытащила Лолу за поводок из-под кустов к мусорному баку. Но, Боже мой, в каком виде?! Бывший бантик, теперь мокрая, измочаленная моими зубами, драная грязно-голубая ленточка неопрятно свисала до самой земли, роскошная белая шубка свалялась и была вся забита каким-то пересохшим мусором, у сбруйки поводка лопнул один из ремешочков, сбруйка перекосилась, съехала Лоле на морду, и она, лёжа на спине, пыталась содрать её с себя всеми четырьмя лапами. Поэтому из кустов Лолу удалось вытащить только волоком. Хозяйка была в ужасе!..
Но мне на это было уже наплевать. Уж слишком эта французская говнюшка была целенаправленна! Слишком механистична. Вот уж точно – «ни любви, ни тоски, ни жалости…», как говорил Шура. И потом, это гнусное свойство, которое я ненавижу и в Кошках, и в Котах в равной степени. Когда во время ЭТОГО думают только о себе, только о своих ощущениях. Будто партнёр для них – всего лишь бездушная трахательная машина.
Ну, хорошо – я ЭТО всегда могу. А попадись ей другой Кот? Да у него от такого хамского напора и наплевательского отношения вообще на эту Лолу не встал бы никогда! Несмотря на её внешнюю привлекательность.
Поэтому сейчас, с лёгким сердцем и пустыми яйцами, я с удовольствием покачивался в сумке, которую нёс на своём широком плече мой Водила, и всё дальше и дальше удалялся от тех кустов, откуда слышался голос Лолиной Хозяйки:
– Так ты сделала наконец это своё «пи-пи» или нет, я тебя спрашиваю, лахудра?!
Водила снял с плеча сумку и протянул её Алику и Лысому:
– Подержите Кысю, ребята. Я схожу отолью и заскочу в лавочку – чего-нибудь попить в дорожку прихвачу. А ты, Кыся, слушай всё, что дяди будут говорить, – потом мне доложишь.
Алик и Лысый рассмеялись, но как только Водила скрылся в туалете, Алик тут же засунул руку ко мне в сумку, тщательно обшарил её и с улыбкой сказал Лысому:
– Киса – кисой, а диктофончик тоже мог оказаться в сумочке. Ты уже разговаривал с ним?
– Да вы что?! Когда? Вы бы видели, что у нас в порту было!
– Я видел, – спокойно сказал Алик. – Вы этого кота должны под хвост целовать, идиоты. То есть не вы идиоты, а те, кто придумал такой способ транспортировки. Инструмент от Бармена получил?
– Какой инструмент?..
– Который пиф-паф делает.
– А… Да, получил.
– Я так и думал. Вот и засунь его себе в задницу. Или выброси к чертям собачьим. Один кретин дал, второй кретин взял. Когда же вы наконец всё поймёте, что тут вам не Россия-матушка – с пистолетами разгуливать. Здесь полиция не шутит и в лапу не берёт.
– А если он не захочет?.. Как же…
– Никак. Всё, что надо будет, я сам сделаю.
В это время мой Водила вышел из туалета.
– Сейчас, мужики! Секунду. Только в лавку заскочу ещё… – И распахнул перед собой стеклянную дверь магазина. Прямо из сумки я видел через широкие окна, как Водила стал набирать разные продукты в маленькую корзиночку, которую он взял у входа.
– Бармен сказал, что пакет нужно перегрузить к вам в машину во время ночёвки в Нюрнберге, – почтительно произнёс Лысый и показал на Водилу.
– А он и не собирается ночевать в Нюрнберге, – усмехнулся Алик, а у меня мороз пошёл по коже. – Ты не видел, сколько он солярки заправил в оба бака? А я видел. И сейчас, смотри, он запасается питьём и едой до самого Мюнхена. С одной стороны, это неплохо – чем дольше товар будет у него в машине, тем меньше риска…
Ну надо же! Как этот молоденький сукин сын всё просекает?!
Вот уж действительно Профессионал.
А ещё я чувствовал, как Алик смотрит на Лысого и холодно прикидывает, когда удобнее всего будет переселить Лысого с этого света на другой – до перегрузки или сразу же после? Ибо теперь нужды в Лысом уже почти не было. Всё, что мог, он уже сделал – обеспечил погрузку товара в машину моего Водилы, проследил за отправкой, а вот самое важное – поговорить с Водилой, попытаться его купить, дать возможность «фирме» всегда иметь под руками такого Водилу – мужика крепкого и авторитетного и, судя по всему, к сожалению, очень неглупого, – Лысый так и не смог сделать. То ли перетрусил, то ли упустил подходящий момент для такого разговора, а может быть, и решил сэкономить для себя те пять тысяч зелёных, которые предназначались моему Водиле…
Теперь этот глуповатый и алчный лысый человек представлял собой очень опасное свидетельское звено в этой и без того бездарной цепочке. А это звено нужно было ещё на корабле отсечь самым безжалостным образом! Там это сделать было так удобно…
Всё это дерьмо теперь должен своими руками разгребать Алик – человек тонкий, интеллигентный и глубоко порядочный в своём деле. За достаточно серьёзный куш, однако не избавляющий от целого ряда омерзительных ощущений, не говоря уже о прямом риске.
– Сколько весит этот пакет с фанерой?
Ответ Лысого сразу же продлил ему жизнь почти до Мюнхена:
– Сто семьдесят килограммчиков. Полтора метра на полтора. Сам грузил…
Алик понял, что одному ему такой пакет не перегрузить, а Водила вряд ли будет ему помощником, и милостиво сказал Лысому:
– Ладно. Поживём – увидим. Тормознём его у самого Мюнхена.
Наверное, Водиле показалось, что такого слабого заверения для меня явно недостаточно, и он добавил в своей обычной манере:
– И на хитрую жопу есть хуй с винтом, Кыся…
Водила это добавил с такой святой убеждённостью, что, несмотря на тревожность ситуации и нависшую над нами опасность, я тут же живо представил себе, как может выглядеть «хитрая жопа» и «хуй с винтом»!
Это показалось мне таким смешным, что я расхохотался по-своему и от хохота свалился со спинки пассажирского кресла прямо на сиденье. Глядя на то, как я валяюсь на спине и от смеха дрыгаю всеми четырьмя лапами, Водила тоже развеселился. И даже спел, как говорит Шура, «ни к селу ни к городу»:
Мне почему-то всё время казалось, что Водила явно недооценивает опасность ситуации. То ли потому, что он с такими штуками никогда не сталкивался, то ли потому, что ощущал себя вот таким большим, сильным, мощно-сексуальным самцом, а это всегда несколько обманчиво гипертрофирует уверенность в самом себе. Со мной тоже иногда происходит такое. Естественно, в моих собственных масштабах.
Но в отличие даже от очень умных и чутких Людей я обладаю даром предвидения, неким мистическим Котово-Кошачьим необъяснимым свойством почти точно предсказывать ближайшее будущее. Я уже об этом как то говорил…
Я снова вспрыгнул на спинку пассажирского сиденья, чтобы лучше видеть дорогу и всё вокруг. Умылся, привёл себя в порядок и достаточно решительно и волево сказал Водиле:
«Всё, Водила. Всё! Закончили хиханьки и хаханьки. Вернёмся к козе».
– Какой ещё «козе»?! – удивился Водила.
«Которую ты обещал заделать Лысому и Алику».
– А… Это только так говорится – «заделать козу». Тут надо будет соображать по ходу…
«Нет. Мы должны всё продумать заранее. Может случиться так, что у тебя не будет времени соображать по ходу».
– А что ты предлагаешь, Кыся?
«Полное смирение! Никакого героизма. Они оба вооружены, а…» – закончить мысль мне не удалось, потому что Водила прервал меня и закончил за меня её сам:
– …а против лома нет приёма, да, Кыся? Это ты хочешь сказать?
Ура-ура-ура! Да здравствует гениальный доктор Ричард Шелдрейс! Да здравствуют Люди, решившие перевести и издать эту книгу у нас в России! Шура говорил, что сегодня это равносильно подвигу или самоубийству. Он имел в виду именно такие книги.
И конечно же, да здравствует Мой Шура Плоткин, который от одиночества (Я – не в счёт. Я – Кот. Я говорю о Человеческом одиночестве) насобачился читать мне вслух разные умные книжки!
А чуть ли не ежедневные половые упражнения с разными девицами или Кошками, как выяснилось, от одиночества не спасают. Это я и по себе знаю,
– Ты про кого это, Кыся? – осторожно спросил меня Водила.
«Да так… Ты не знаешь. Про одного своего друга».
– Давай, Кыся, не отвлекаться, – сказал мне Водила, и я услышал в его голосе лёгкие нотки ревности. – Значит, ты считаешь, что я должен взять у них пять штук зелёных, на всё согласиться и помочь им перегрузить пакет? А они мне сразу же после этого засандалят пулю в лоб! Да?
«Нет, не сразу», – подумал я…
…И вдруг сначала не очень отчётливо, а потом всё яснее и яснее УВИДЕЛ, как это произойдёт! Вот ОНО – наше, Кошачье-Котовое! Я же говорил!.. Это внезапное озарение БУДУЩЕГО. Как? Что? Откуда?.. В голове не укладывается… Но ЭТО же ЕСТЬ!!!
– А если я не захочу остановиться? – донёсся голос Водилы.
«Ты будешь вынужден это сделать», – с сожалением заметил я…
Впереди нас по-прежнему катился грузовик Лысого, и в правом большом боковом зеркале я видел бегущую за нами «тойоту» Алика.
– Кыся… У тебя совесть есть? Я тебе кыскаю, кыскаю и так, и эдак, а ты – ноль внимания, – обиделся Водила.
Я спохватился и потёрся мордой о Водилино ухо и виновато промурчал: «Прости, Водила… Задумался. Извини меня, пожалуйста…»
– То-то же! – обрадовался Водила. – Я говорю, глянь, чего я тебе на дорожку в той лавке припас!..
И Водила выкладывает на моё сиденье коротенькую колбаску, величиной с нормальную сардельку, в прозрачной упаковке, сквозь которую видно, что это никакая не колбаска, а самый настоящий сырой фарш! Такой же, как тот, который я лопал в столовой на Ганноверской заправке. Только там это называлось «татарский бифштекс».
Я спрыгнул со спинки кресла вниз на сиденье, обнюхал эту колбаску, и несмотря на то что она была с обоих концов запакована металлическими скобками, я всё-таки почувствовал, что к фаршу там явно примешан и сырой лук, с которым у меня с детства натянутые отношения.
Мне очень не хотелось огорчать Водилу, и я промолчал. Но Водила тут же сказал:
– Я посмотрел там в столовке, как ты этот фарш трескаешь, так сразу сообразил – надо моему Кысе эту хреновину на дорожку купить. «Цвибельнвурст» называется. Там лучок, приправки всякие. Я его лично – жутко обожаю! Но ты не стесняйся, если тебе с луком не по вкусу, – найн проблем! Я и ветчинкой отоварился. Так что – выбирай. И молока я тебе пакет купил. Честно скажу – пожиже. Всего полтора процента жирности. А то… По себе знаю, я как тут в Германии нормального молока попью, потом дрищу как умалишённый! Извини за выражение – сутки с горшка не слезаю. Непривычные наши русские желудки к нормальному молоку – нам, как всегда, подавай разбавленное, бля…
Спустя часа полтора стало быстро темнеть. Встречные машины уже почти все шли с зажжёнными фарами. Мы тоже включили «ближний свет», как сказал мне Водила.
Теперь, когда за окнами стала опускаться на землю тёмно-серая мгла, в нашей кабине, достаточно симпатичной и при дневном освещении, от мягкой зелёной подсветки приборов стало удивительно уютно и благостно.
На какое-то мгновение вдруг показалось, что нет в мире никакого кокаина, пистолетов с глушителями, Барменов, Лысых и разных профессиональных Аликов…
– Нет, Кыся, нам главное, чтоб нас никто до Мюнхена не тормознул! – упрямо сказал Водила, напрочь разрушив мои сладкие иллюзии, навеянные мягким светом приборного щитка, – Не станут же они пулять в центре большого города?! Там-то мы уж как-нибудь отмахнёмся. Мне бы товарища «Калашникова». Я бы им, блядям, показал светлое будущее! Ладно, хер с ними пока… Давай-ка перекусим лучше.
Очень ловко, не снижая скорости и не снимая левую руку с руля, одной правой рукой и зубами Водила разорвал целлофановый пакет с ветчиной, «колбаску» с фаршем, открыл коробочку с сыром и вытащил булочки. Всё это он разложил на бумажном полотенце прямо на моём сиденье, для себя открыл большущую бутылку кока-колы. Мне же Водила ухитрился налить молока в неизвестно откуда появившуюся квадратную пластмассовую коробочку.
– Ты не брезгуй этой посудкой, – сказал мне Водила – Она из-под мороженого, чистая. Я её специально для тебя в лавке попросил. Так что прошу к столу, Кыся!..
Когда до Мюнхена оставалось километров десять и в лилово-чёрном небе уже светилось гигантское розовое зарево большого вечернего города, я увидел, как белый микроавтобус «тойота» выехал из правого ряда в средний, мгновенно поравнялся с нами, а затем…
Вымотанный дальней дорогой, Водила смотрел только вперёд. Я же, чтобы лучше видеть, что произойдёт дальше, перелез со спинки своего кресла на спинку кресла Водилы и привалился боком к его затылку. Мало ли куда ещё захочет выстрелить этот страшненький Алик?.. А так я хоть смогу успеть наклонить голову Водилы пониже…
Водила рассмеялся, сказал мне хриплым от усталости голосом:
– Точно, Кыся… Давай помассируй мне шею, а то затекла, чёрт бы её побрал! Старею, Кыся. Мать её за ногу – судьбу шофёрскую…
Затем я увидел, как автоматически опустилось правое стекло кабины «тойоты» и оттуда высунулась худенькая рука Алика с большим пистолетом и навинченным длинным глушителем из американских телевизионных сериалов.
Мало того, я увидел лицо Алика… Левой рукой он держал руль, поглядывал на дорогу, бежавшую нам навстречу со скоростью сто двадцать километров в час, и старался перегнуться от руля в нашу сторону так, чтобы точно попасть из пистолета нам в левое переднее колесо.
В какой-то миг он увидел меня, стоящего на задних лапах, в ужасе прилипшего к стеклу, и тут произошло то, чего не было в том моём ВИДЕНИИ! Алик усмехнулся, подмигнул мне весело и выстрелил…
Выстрела я не слышал. Я только почувствовал, как резко вильнула наша машина в сторону, услышал, как под нашей кабиной что-то тревожно зашлёпало, и Водила хрипло выматерился такими словами, каких я не мог бы услышать ни в каком моём самом фантастическом видении!..
«Ах, ебть!.. Передний скат спустил, бля, сука!!! Мать их…» – были самыми-самыми приличными. Просто для детей дошкольного возраста. Остальные слова были чудовищным и бессмысленным нагромождением омерзительно грязного мата, призванного выразить всего лишь два вида нормальных человеческих ощущений – злости и удивления.
Под нескончаемые матюги Водила стал притормаживать и, когда в свете наших фар появилась табличка «Р – 200 м», хрипло выдохнул:
– Слава те, Господи!.. Есть хоть куда съехать……
Всё было как в моём видении – параллельная автобану «Зона отдыха», скрытая плотным высоким кустарником и деревьями, слабый свет трех фонарей, врытые в землю деревянные столы и скамейки, мусорные баки и… И то, чего я не мог бы вообразить себе даже в самом ярком своём озарении – чистенький, весёлый домик с двумя дверцами, на одной из которых красовался маленький силуэтик женской фигурки, на второй – мужской.
Но Водила мой был сейчас так раздражён, что обрушился даже на это достижение немецкой дорожной цивилизации:
– Сральник они умудрились поставить, а нормально осветить площадку – кишка тонка, ети их в глотку мать! Всё экономят, суки! А у меня, бля, скат спустил…
«Он не спустил, – сказал я Водиле. – Это Алик прострелил тебе колесо, чтобы ты остановился…»
– Та-а-ак… Тогда приплыли мы с тобой, Кыся, – потерянно проговорил Водила и остановил машину под слабым светом двух фонарей. – Что делать-то будем?..
В боковом зеркале я видел, как сзади к нам уже подъезжала «тойота» Алика. Я понял, что нельзя терять ни секунды:
«Соглашайся на всё! Нужно выиграть время… Что-то должно произойти! Я чувствую – нам что-то поможет!!!»
Я врал самым беспардонным образом! Ничего я не чувствовал! Никакой помощи ниоткуда не ждал… Но мне так нужно было сейчас хоть как-то взбодрить Водилу!.. Я же видел, как неожиданно этот большой, сильный и решительный Человек вдруг растерялся и утратил над собой контроль. Он даже внешне обмяк – будто из него воздух выпустили…
«Не нервничай! Умоляю – возьми себя в руки. У тебя есть какое-нибудь оружие?» Я даже взмок от напряжения, чего с Котами никогда не бывает.
Водила-достал из-за спинки своего кресла метровый кусок электрического кабеля толщиной с бывшую краковскую колбасу.
– Вот… От хулиганья держу. Когда ночью из гаража возвращаюсь.
«Отлично!!! Прекрасно!.. – фальшиво возликовал я только для того, чтобы поддержать в Водиле боевой дух сопротивления. – Засунь свой кабель под куртку. Держи его наготове…»
Спереди на нас надвигался задним ходом грузовик Лысого. Нас попросту запирали со всех сторон!
– Ты ж смотри, чего делают… – в отчаянии проговорил Водила.
«Водила! Послушай, что ты обычно делаешь, когда у тебя спускает колесо?» – быстро спросил я.
– Ставлю запасное…
«Замечательно! Начинай немедленно ставить запасное, будто ничего не произошло. Ни слова о том, что ты знаешь, КАК спустило это колесо. На всякий случай не выключай мотор. Ты сможешь им объяснить, почему ты его не выключаешь?»
– Смогу.
«Очень хорошо!.. Я попытаюсь тебя подстраховать, как смогу. Помни, Водила, я всё время с тобой! Начинаем! Пошёл, Водила!..»
Водила засунул кусок электрического кабеля под куртку, застегнулся, открыл дверь кабины, тяжело спрыгнул на землю и несколько раз присел, разминая затёкшие ноги.
Я тут же вскарабкался на крышу кабины и уселся как ни в чём не бывало. Единственное, что могло бы выдать моё волнение, это внезапно напавшая на меня нервная зевота. Но такое понять могли бы только Коты, Кошки и Шура Плоткин.
Кстати, по любимому выражению того же Шуры Плоткина, – «дальше всё шло уже, как в посредственном кино».
…Лысый выскочил из кабины – правая рука в кармане куртки. Он явно не последовал совету Алика – засунуть пистолет Бармена себе в задницу, достал его из заначки и теперь, в кармане, сжимал его рукоять потной и скользкой от страха ладонью.
– Ну ты даёшь! Ты чего в Нюрнберге на ночёвку не встал?! Я тебе что, двужильный?! – начал он тут же орать на моего Водилу. – Куда тебя, бля, понесло?..
– Вольному – воля, спасённому – рай, – неожиданно очень спокойно проговорил мой Водила и стал натягивать брезентовые рукавицы. – Устал – остановись, отдохни. Хочешь спать – залезай в койку и дави ухо. Чего ты за мной попёрся? Ты чё, в детском саду, что ли?
Водила надел рукавицы и стал доставать разные инструменты, вытаскивать запасное колесо.
Тут наконец вылез из своей «тойоты» и Алик. Внимательно огляделся и, не подходя близко, улыбаясь, спросил Водилу:
– Чего бы тебе двигатель не заглушить?
– Аккумулятор – говно. Банка замыкает – идёт саморазряд… Заглушу – потом ни в жисть не завести. Пускай пока на генераторе помолотит, – легко ответил Водила, не прекращая что-то доставать, что-то отвинчивать…
В голосе его не было даже намёка на растерянность, на испуг. Человек делал своё привычное дело и был абсолютно уверен в благополучном его исходе.
Ай да Водила! Как мгновенно сумел перестроиться…
Я так и знал, что он очень сильный Человек! Поэтому он имеет полное право и на минутную растерянность, и на естественное чувство страха, и на целый ряд слабостей, совершенно нормальных для всех нас! Ибо ни о чём не думают и ничего не боятся —одни идиоты. У нас в Питере среди уличных Котов, десятками погибающих под колёсами автомобилей, таких кретинов – величайшее множество!
Но тут в руке у Алика внезапно появился уже знакомый мне большой автоматический пистолет с глушителем, и Алик ласково, но твёрдо сказал:
– Внимание, детки! Не двигаться! Или, как говорят наши друзья немцы: «Кайне бевегунг!» А то эта штучка, которая у меня в руке, очень быстро стреляет. А теперь, детки, начнём передачу «В гостях у сказки». Ты, жлоб с деревянной мордой…
Алик навёл пистолет на Лысого.
– Я тебе что сказал болван? Чтобы ты даже не притрагивался к оружию. А ты?.. Вот теперь осторожно и аккуратненько возьми там у себя в кармане свой пистолетик за ствол двумя пальцами… За ствол, а не за рукоятку! Только двумя пальцами – большим и указательным. Понял, дубина? И по моей команде будешь тихохонько вытаскивать его из кармана. И даже не мечтай, что ты сможешь выстрелить раньше меня. Ясно?
– Да… – в ужасе выдохнул Лысый.
– Тогда прекрасно, – улыбнулся Алик и подмигнул моему Водиле. – Вот видишь, какой он у нас понятливый?
Водила молчал, со спокойным интересом переводя взгляд то на Лысого, то на Алика. Но я чувствовал, что в его голове сейчас творится чёрт знает что!..
Я перепрыгнул с крыши кабины на фургон и будто ни в чём не бывало неторопливо прошёл по нему к задней части фуры – поближе к Алику. Когда Алик со своим пистолетам оказался почти подо мной, я уселся и стал (с понтом) умываться. А сам весь напружинился, приготовившись к прыжку. Кто его знает, а вдруг он начнёт целиться в моего Водилу?
– Так ты всё понял? – переспросил Алик и двумя руками поднял пистолет до уровня лба Лысого. – За ствол двумя пальцами… А теперь вынимай эту бяку, детка. И не трясись. Вынимай, вынимай!..
Лысый медленно вытащил свой пистолет из кармана куртки так, как ему приказал Алик – за ствол и только двумя пальцами.
– Умничка, – похвалил его Алик, продолжая держать Лысого на мушке. – А теперь сделай два шага назад, подними крышечку мусорного бака и брось туда эту гадость. Вот так… Молодец! И отойди от бака к чёртовой матери.
Алик перевёл ствол пистолета в сторону моего Водилы, а я, в свою очередь, присел на задние лапы и свесил голову вниз с фургона, чтобы в одно мгновение влететь когтями всех четырех лап в физиономию Алика…
– Лола, дорогая… Ну, сделай пи-пи!.. Мамочка умоляет тебя, Лола!.. Пис-пис, пис-пис… Ну, пожалуйста, Лола!..
Затем я услышал шорох, и прямо на меня выползло какое-то ну совершенно небесное создание!.. Это была Кошка такой неземной красоты, какой я в жизни ещё не встречал…
На её пушистой шейке красовался очаровательный голубенький бантик, и Кошечка была на поводке. Но не с ошейником, а с такой системой ремешочков, очень похожей на парашютную подвесную систему. Я как-то смотрел по телевизору соревнования парашютистов на точность приземления и отметил для себя, что особо драгоценные породы Кошек и маленьких Собачек, типа Дженни, непременно одевают вот в такие сбруйки. У этой красотки Лолы поводок крепился именно так.
Второй конец поводка этой фантастической Кошечки уходил через кусты наверх – в руки Хозяйки, которая буквально не закрывала рта:
– Лолочка, детка! Ну, не стесняйся, сделай пи-пи…Умоляю! Ты же всю машину уже загадила, стерва!!! Там же дышать невозможно!.. Лола, пупсик, ну, пожалуйста!..
Красотка Лола увидела меня, и глаза её мгновенно зажглись совершенно бесовски-блядским светом! Изображая внезапно нахлынувшее на неё сумасшедшее желание, она разинула рот, сладострастно облизнулась и, прикрывая глаза в любовном томлении, мордой потянулась ко мне…
От такой откровенной прямолинейности я несколько опешил. За свою долгую, бурную и не всегда разборчивую сексуальную жизнь я впервые столкнулся с таким чётким исключением из каких-либо Кошачье-Половых правил – ложного «сопротивления», фальшивого «нежелания», притворной «боязни» забеременеть и тому подобного, – что так свойственно нашим российским Кошкам…
– Ты что же это, гадишь в машине? – строго спросил я её, чтобы скрыть своё замешательство.
– Ненавижу автомобили! Это моя форма протеста… – прошептала она и тут же недвусмысленно стала задирать хвост вверх и чуть вбок, подворачивая под меня свой задик. – Ну!.. У тебя есть другие предложения?
– О чёрт!.. – на секунду растерялся я.
Оставляя свой задранный хвост у самого моего носа, Лола изогнулась так, что сумела повернуть свою наглую, сытую, холёную рожицу дорогой потаскухи ко мне и спросить, глядя мне прямо в глаза:
– А может быть, ты – кастрат?..
– Вот я тебе сейчас покажу, какой я кастрат, шалава французская! – рявкнул я и показал этой Лоле всё, на что я был способен.
Выяснилось, что на нервной почве я был способен на многое. Достаточно сказать, что я затрахал эту красотку с бантиком так, что в руках её Хозяйки, которая совершенно не понимала, что там в кустах происходит с её Лолочкой, чуть не лопнул поводок! А он мне, кстати, изрядно мешал. Если бы не поводок, я бы ей вообще «показал небо в алмазах»! Я не очень представляю себе, что это такое, но в сходных ситуациях так всегда говорил Шура Плоткин. А Шура, как известно, знает толк в таких штуках…
Я первым выдрался из этих кустов, подбежал к скамейке, где сидели Водила, Лысый и Алик, и сам впрыгнул в сумку.
– Ай да Кыся!.. Ай да умница… – ласково сказал Водила и очень трогательно погладил меня своей шершавой огромной лапой.
Уже из сумки я видел, как Хозяйка вытащила Лолу за поводок из-под кустов к мусорному баку. Но, Боже мой, в каком виде?! Бывший бантик, теперь мокрая, измочаленная моими зубами, драная грязно-голубая ленточка неопрятно свисала до самой земли, роскошная белая шубка свалялась и была вся забита каким-то пересохшим мусором, у сбруйки поводка лопнул один из ремешочков, сбруйка перекосилась, съехала Лоле на морду, и она, лёжа на спине, пыталась содрать её с себя всеми четырьмя лапами. Поэтому из кустов Лолу удалось вытащить только волоком. Хозяйка была в ужасе!..
Но мне на это было уже наплевать. Уж слишком эта французская говнюшка была целенаправленна! Слишком механистична. Вот уж точно – «ни любви, ни тоски, ни жалости…», как говорил Шура. И потом, это гнусное свойство, которое я ненавижу и в Кошках, и в Котах в равной степени. Когда во время ЭТОГО думают только о себе, только о своих ощущениях. Будто партнёр для них – всего лишь бездушная трахательная машина.
Ну, хорошо – я ЭТО всегда могу. А попадись ей другой Кот? Да у него от такого хамского напора и наплевательского отношения вообще на эту Лолу не встал бы никогда! Несмотря на её внешнюю привлекательность.
Поэтому сейчас, с лёгким сердцем и пустыми яйцами, я с удовольствием покачивался в сумке, которую нёс на своём широком плече мой Водила, и всё дальше и дальше удалялся от тех кустов, откуда слышался голос Лолиной Хозяйки:
– Так ты сделала наконец это своё «пи-пи» или нет, я тебя спрашиваю, лахудра?!
* * *
Туалеты находились рядом с прозрачным магазином, сквозь широкие стёкла которого просматривалась почти вся стоянка грузовиков и заправочные колонки под уютными навесами.Водила снял с плеча сумку и протянул её Алику и Лысому:
– Подержите Кысю, ребята. Я схожу отолью и заскочу в лавочку – чего-нибудь попить в дорожку прихвачу. А ты, Кыся, слушай всё, что дяди будут говорить, – потом мне доложишь.
Алик и Лысый рассмеялись, но как только Водила скрылся в туалете, Алик тут же засунул руку ко мне в сумку, тщательно обшарил её и с улыбкой сказал Лысому:
– Киса – кисой, а диктофончик тоже мог оказаться в сумочке. Ты уже разговаривал с ним?
– Да вы что?! Когда? Вы бы видели, что у нас в порту было!
– Я видел, – спокойно сказал Алик. – Вы этого кота должны под хвост целовать, идиоты. То есть не вы идиоты, а те, кто придумал такой способ транспортировки. Инструмент от Бармена получил?
– Какой инструмент?..
– Который пиф-паф делает.
– А… Да, получил.
– Я так и думал. Вот и засунь его себе в задницу. Или выброси к чертям собачьим. Один кретин дал, второй кретин взял. Когда же вы наконец всё поймёте, что тут вам не Россия-матушка – с пистолетами разгуливать. Здесь полиция не шутит и в лапу не берёт.
– А если он не захочет?.. Как же…
– Никак. Всё, что надо будет, я сам сделаю.
В это время мой Водила вышел из туалета.
– Сейчас, мужики! Секунду. Только в лавку заскочу ещё… – И распахнул перед собой стеклянную дверь магазина. Прямо из сумки я видел через широкие окна, как Водила стал набирать разные продукты в маленькую корзиночку, которую он взял у входа.
– Бармен сказал, что пакет нужно перегрузить к вам в машину во время ночёвки в Нюрнберге, – почтительно произнёс Лысый и показал на Водилу.
– А он и не собирается ночевать в Нюрнберге, – усмехнулся Алик, а у меня мороз пошёл по коже. – Ты не видел, сколько он солярки заправил в оба бака? А я видел. И сейчас, смотри, он запасается питьём и едой до самого Мюнхена. С одной стороны, это неплохо – чем дольше товар будет у него в машине, тем меньше риска…
Ну надо же! Как этот молоденький сукин сын всё просекает?!
Вот уж действительно Профессионал.
А ещё я чувствовал, как Алик смотрит на Лысого и холодно прикидывает, когда удобнее всего будет переселить Лысого с этого света на другой – до перегрузки или сразу же после? Ибо теперь нужды в Лысом уже почти не было. Всё, что мог, он уже сделал – обеспечил погрузку товара в машину моего Водилы, проследил за отправкой, а вот самое важное – поговорить с Водилой, попытаться его купить, дать возможность «фирме» всегда иметь под руками такого Водилу – мужика крепкого и авторитетного и, судя по всему, к сожалению, очень неглупого, – Лысый так и не смог сделать. То ли перетрусил, то ли упустил подходящий момент для такого разговора, а может быть, и решил сэкономить для себя те пять тысяч зелёных, которые предназначались моему Водиле…
Теперь этот глуповатый и алчный лысый человек представлял собой очень опасное свидетельское звено в этой и без того бездарной цепочке. А это звено нужно было ещё на корабле отсечь самым безжалостным образом! Там это сделать было так удобно…
Всё это дерьмо теперь должен своими руками разгребать Алик – человек тонкий, интеллигентный и глубоко порядочный в своём деле. За достаточно серьёзный куш, однако не избавляющий от целого ряда омерзительных ощущений, не говоря уже о прямом риске.
– Сколько весит этот пакет с фанерой?
Ответ Лысого сразу же продлил ему жизнь почти до Мюнхена:
– Сто семьдесят килограммчиков. Полтора метра на полтора. Сам грузил…
Алик понял, что одному ему такой пакет не перегрузить, а Водила вряд ли будет ему помощником, и милостиво сказал Лысому:
– Ладно. Поживём – увидим. Тормознём его у самого Мюнхена.
* * *
– Не боись, Кыся. Уж какую-нибудь козу мы им обязательно заделаем! – успокоил меня Водила, когда на подъезде к Касселю я закончил рассказ о том, что говорил и про что думал наш новый знакомый Алик.Наверное, Водиле показалось, что такого слабого заверения для меня явно недостаточно, и он добавил в своей обычной манере:
– И на хитрую жопу есть хуй с винтом, Кыся…
Водила это добавил с такой святой убеждённостью, что, несмотря на тревожность ситуации и нависшую над нами опасность, я тут же живо представил себе, как может выглядеть «хитрая жопа» и «хуй с винтом»!
Это показалось мне таким смешным, что я расхохотался по-своему и от хохота свалился со спинки пассажирского кресла прямо на сиденье. Глядя на то, как я валяюсь на спине и от смеха дрыгаю всеми четырьмя лапами, Водила тоже развеселился. И даже спел, как говорит Шура, «ни к селу ни к городу»:
Мы ещё немножко с Водилой похихикали – каждый по-своему, а потом я посчитал необходимым не давать ему так уж расслабляться.
Ах, не гляди, тётя, в окошко,
Твоя щучья голова,
Твоя дочка согрешила —
Мне на праздничек дала!
Мне почему-то всё время казалось, что Водила явно недооценивает опасность ситуации. То ли потому, что он с такими штуками никогда не сталкивался, то ли потому, что ощущал себя вот таким большим, сильным, мощно-сексуальным самцом, а это всегда несколько обманчиво гипертрофирует уверенность в самом себе. Со мной тоже иногда происходит такое. Естественно, в моих собственных масштабах.
Но в отличие даже от очень умных и чутких Людей я обладаю даром предвидения, неким мистическим Котово-Кошачьим необъяснимым свойством почти точно предсказывать ближайшее будущее. Я уже об этом как то говорил…
Я снова вспрыгнул на спинку пассажирского сиденья, чтобы лучше видеть дорогу и всё вокруг. Умылся, привёл себя в порядок и достаточно решительно и волево сказал Водиле:
«Всё, Водила. Всё! Закончили хиханьки и хаханьки. Вернёмся к козе».
– Какой ещё «козе»?! – удивился Водила.
«Которую ты обещал заделать Лысому и Алику».
– А… Это только так говорится – «заделать козу». Тут надо будет соображать по ходу…
«Нет. Мы должны всё продумать заранее. Может случиться так, что у тебя не будет времени соображать по ходу».
– А что ты предлагаешь, Кыся?
«Полное смирение! Никакого героизма. Они оба вооружены, а…» – закончить мысль мне не удалось, потому что Водила прервал меня и закончил за меня её сам:
– …а против лома нет приёма, да, Кыся? Это ты хочешь сказать?
Ура-ура-ура! Да здравствует гениальный доктор Ричард Шелдрейс! Да здравствуют Люди, решившие перевести и издать эту книгу у нас в России! Шура говорил, что сегодня это равносильно подвигу или самоубийству. Он имел в виду именно такие книги.
И конечно же, да здравствует Мой Шура Плоткин, который от одиночества (Я – не в счёт. Я – Кот. Я говорю о Человеческом одиночестве) насобачился читать мне вслух разные умные книжки!
А чуть ли не ежедневные половые упражнения с разными девицами или Кошками, как выяснилось, от одиночества не спасают. Это я и по себе знаю,
– Ты про кого это, Кыся? – осторожно спросил меня Водила.
«Да так… Ты не знаешь. Про одного своего друга».
– Давай, Кыся, не отвлекаться, – сказал мне Водила, и я услышал в его голосе лёгкие нотки ревности. – Значит, ты считаешь, что я должен взять у них пять штук зелёных, на всё согласиться и помочь им перегрузить пакет? А они мне сразу же после этого засандалят пулю в лоб! Да?
«Нет, не сразу», – подумал я…
…И вдруг сначала не очень отчётливо, а потом всё яснее и яснее УВИДЕЛ, как это произойдёт! Вот ОНО – наше, Кошачье-Котовое! Я же говорил!.. Это внезапное озарение БУДУЩЕГО. Как? Что? Откуда?.. В голове не укладывается… Но ЭТО же ЕСТЬ!!!
– А если я не захочу остановиться? – донёсся голос Водилы.
«Ты будешь вынужден это сделать», – с сожалением заметил я…
* * *
– Кыся, а Кыся!.. – услышал я голос Водилы. – Ну-ка очнись, родимый. Ты чего это замер, как памятник Ленину? Гляди, чего я тебе купил на той заправке!..Впереди нас по-прежнему катился грузовик Лысого, и в правом большом боковом зеркале я видел бегущую за нами «тойоту» Алика.
– Кыся… У тебя совесть есть? Я тебе кыскаю, кыскаю и так, и эдак, а ты – ноль внимания, – обиделся Водила.
Я спохватился и потёрся мордой о Водилино ухо и виновато промурчал: «Прости, Водила… Задумался. Извини меня, пожалуйста…»
– То-то же! – обрадовался Водила. – Я говорю, глянь, чего я тебе на дорожку в той лавке припас!..
И Водила выкладывает на моё сиденье коротенькую колбаску, величиной с нормальную сардельку, в прозрачной упаковке, сквозь которую видно, что это никакая не колбаска, а самый настоящий сырой фарш! Такой же, как тот, который я лопал в столовой на Ганноверской заправке. Только там это называлось «татарский бифштекс».
Я спрыгнул со спинки кресла вниз на сиденье, обнюхал эту колбаску, и несмотря на то что она была с обоих концов запакована металлическими скобками, я всё-таки почувствовал, что к фаршу там явно примешан и сырой лук, с которым у меня с детства натянутые отношения.
Мне очень не хотелось огорчать Водилу, и я промолчал. Но Водила тут же сказал:
– Я посмотрел там в столовке, как ты этот фарш трескаешь, так сразу сообразил – надо моему Кысе эту хреновину на дорожку купить. «Цвибельнвурст» называется. Там лучок, приправки всякие. Я его лично – жутко обожаю! Но ты не стесняйся, если тебе с луком не по вкусу, – найн проблем! Я и ветчинкой отоварился. Так что – выбирай. И молока я тебе пакет купил. Честно скажу – пожиже. Всего полтора процента жирности. А то… По себе знаю, я как тут в Германии нормального молока попью, потом дрищу как умалишённый! Извини за выражение – сутки с горшка не слезаю. Непривычные наши русские желудки к нормальному молоку – нам, как всегда, подавай разбавленное, бля…
Спустя часа полтора стало быстро темнеть. Встречные машины уже почти все шли с зажжёнными фарами. Мы тоже включили «ближний свет», как сказал мне Водила.
Теперь, когда за окнами стала опускаться на землю тёмно-серая мгла, в нашей кабине, достаточно симпатичной и при дневном освещении, от мягкой зелёной подсветки приборов стало удивительно уютно и благостно.
На какое-то мгновение вдруг показалось, что нет в мире никакого кокаина, пистолетов с глушителями, Барменов, Лысых и разных профессиональных Аликов…
– Нет, Кыся, нам главное, чтоб нас никто до Мюнхена не тормознул! – упрямо сказал Водила, напрочь разрушив мои сладкие иллюзии, навеянные мягким светом приборного щитка, – Не станут же они пулять в центре большого города?! Там-то мы уж как-нибудь отмахнёмся. Мне бы товарища «Калашникова». Я бы им, блядям, показал светлое будущее! Ладно, хер с ними пока… Давай-ка перекусим лучше.
Очень ловко, не снижая скорости и не снимая левую руку с руля, одной правой рукой и зубами Водила разорвал целлофановый пакет с ветчиной, «колбаску» с фаршем, открыл коробочку с сыром и вытащил булочки. Всё это он разложил на бумажном полотенце прямо на моём сиденье, для себя открыл большущую бутылку кока-колы. Мне же Водила ухитрился налить молока в неизвестно откуда появившуюся квадратную пластмассовую коробочку.
– Ты не брезгуй этой посудкой, – сказал мне Водила – Она из-под мороженого, чистая. Я её специально для тебя в лавке попросил. Так что прошу к столу, Кыся!..
* * *
А через два с половиной часа произошло то, что я уже один раз ВИДЕЛ.Когда до Мюнхена оставалось километров десять и в лилово-чёрном небе уже светилось гигантское розовое зарево большого вечернего города, я увидел, как белый микроавтобус «тойота» выехал из правого ряда в средний, мгновенно поравнялся с нами, а затем…
Вымотанный дальней дорогой, Водила смотрел только вперёд. Я же, чтобы лучше видеть, что произойдёт дальше, перелез со спинки своего кресла на спинку кресла Водилы и привалился боком к его затылку. Мало ли куда ещё захочет выстрелить этот страшненький Алик?.. А так я хоть смогу успеть наклонить голову Водилы пониже…
Водила рассмеялся, сказал мне хриплым от усталости голосом:
– Точно, Кыся… Давай помассируй мне шею, а то затекла, чёрт бы её побрал! Старею, Кыся. Мать её за ногу – судьбу шофёрскую…
Затем я увидел, как автоматически опустилось правое стекло кабины «тойоты» и оттуда высунулась худенькая рука Алика с большим пистолетом и навинченным длинным глушителем из американских телевизионных сериалов.
Мало того, я увидел лицо Алика… Левой рукой он держал руль, поглядывал на дорогу, бежавшую нам навстречу со скоростью сто двадцать километров в час, и старался перегнуться от руля в нашу сторону так, чтобы точно попасть из пистолета нам в левое переднее колесо.
В какой-то миг он увидел меня, стоящего на задних лапах, в ужасе прилипшего к стеклу, и тут произошло то, чего не было в том моём ВИДЕНИИ! Алик усмехнулся, подмигнул мне весело и выстрелил…
Выстрела я не слышал. Я только почувствовал, как резко вильнула наша машина в сторону, услышал, как под нашей кабиной что-то тревожно зашлёпало, и Водила хрипло выматерился такими словами, каких я не мог бы услышать ни в каком моём самом фантастическом видении!..
«Ах, ебть!.. Передний скат спустил, бля, сука!!! Мать их…» – были самыми-самыми приличными. Просто для детей дошкольного возраста. Остальные слова были чудовищным и бессмысленным нагромождением омерзительно грязного мата, призванного выразить всего лишь два вида нормальных человеческих ощущений – злости и удивления.
Под нескончаемые матюги Водила стал притормаживать и, когда в свете наших фар появилась табличка «Р – 200 м», хрипло выдохнул:
– Слава те, Господи!.. Есть хоть куда съехать……
Всё было как в моём видении – параллельная автобану «Зона отдыха», скрытая плотным высоким кустарником и деревьями, слабый свет трех фонарей, врытые в землю деревянные столы и скамейки, мусорные баки и… И то, чего я не мог бы вообразить себе даже в самом ярком своём озарении – чистенький, весёлый домик с двумя дверцами, на одной из которых красовался маленький силуэтик женской фигурки, на второй – мужской.
Но Водила мой был сейчас так раздражён, что обрушился даже на это достижение немецкой дорожной цивилизации:
– Сральник они умудрились поставить, а нормально осветить площадку – кишка тонка, ети их в глотку мать! Всё экономят, суки! А у меня, бля, скат спустил…
«Он не спустил, – сказал я Водиле. – Это Алик прострелил тебе колесо, чтобы ты остановился…»
– Та-а-ак… Тогда приплыли мы с тобой, Кыся, – потерянно проговорил Водила и остановил машину под слабым светом двух фонарей. – Что делать-то будем?..
В боковом зеркале я видел, как сзади к нам уже подъезжала «тойота» Алика. Я понял, что нельзя терять ни секунды:
«Соглашайся на всё! Нужно выиграть время… Что-то должно произойти! Я чувствую – нам что-то поможет!!!»
Я врал самым беспардонным образом! Ничего я не чувствовал! Никакой помощи ниоткуда не ждал… Но мне так нужно было сейчас хоть как-то взбодрить Водилу!.. Я же видел, как неожиданно этот большой, сильный и решительный Человек вдруг растерялся и утратил над собой контроль. Он даже внешне обмяк – будто из него воздух выпустили…
«Не нервничай! Умоляю – возьми себя в руки. У тебя есть какое-нибудь оружие?» Я даже взмок от напряжения, чего с Котами никогда не бывает.
Водила-достал из-за спинки своего кресла метровый кусок электрического кабеля толщиной с бывшую краковскую колбасу.
– Вот… От хулиганья держу. Когда ночью из гаража возвращаюсь.
«Отлично!!! Прекрасно!.. – фальшиво возликовал я только для того, чтобы поддержать в Водиле боевой дух сопротивления. – Засунь свой кабель под куртку. Держи его наготове…»
Спереди на нас надвигался задним ходом грузовик Лысого. Нас попросту запирали со всех сторон!
– Ты ж смотри, чего делают… – в отчаянии проговорил Водила.
«Водила! Послушай, что ты обычно делаешь, когда у тебя спускает колесо?» – быстро спросил я.
– Ставлю запасное…
«Замечательно! Начинай немедленно ставить запасное, будто ничего не произошло. Ни слова о том, что ты знаешь, КАК спустило это колесо. На всякий случай не выключай мотор. Ты сможешь им объяснить, почему ты его не выключаешь?»
– Смогу.
«Очень хорошо!.. Я попытаюсь тебя подстраховать, как смогу. Помни, Водила, я всё время с тобой! Начинаем! Пошёл, Водила!..»
Водила засунул кусок электрического кабеля под куртку, застегнулся, открыл дверь кабины, тяжело спрыгнул на землю и несколько раз присел, разминая затёкшие ноги.
Я тут же вскарабкался на крышу кабины и уселся как ни в чём не бывало. Единственное, что могло бы выдать моё волнение, это внезапно напавшая на меня нервная зевота. Но такое понять могли бы только Коты, Кошки и Шура Плоткин.
Кстати, по любимому выражению того же Шуры Плоткина, – «дальше всё шло уже, как в посредственном кино».
…Лысый выскочил из кабины – правая рука в кармане куртки. Он явно не последовал совету Алика – засунуть пистолет Бармена себе в задницу, достал его из заначки и теперь, в кармане, сжимал его рукоять потной и скользкой от страха ладонью.
– Ну ты даёшь! Ты чего в Нюрнберге на ночёвку не встал?! Я тебе что, двужильный?! – начал он тут же орать на моего Водилу. – Куда тебя, бля, понесло?..
– Вольному – воля, спасённому – рай, – неожиданно очень спокойно проговорил мой Водила и стал натягивать брезентовые рукавицы. – Устал – остановись, отдохни. Хочешь спать – залезай в койку и дави ухо. Чего ты за мной попёрся? Ты чё, в детском саду, что ли?
Водила надел рукавицы и стал доставать разные инструменты, вытаскивать запасное колесо.
Тут наконец вылез из своей «тойоты» и Алик. Внимательно огляделся и, не подходя близко, улыбаясь, спросил Водилу:
– Чего бы тебе двигатель не заглушить?
– Аккумулятор – говно. Банка замыкает – идёт саморазряд… Заглушу – потом ни в жисть не завести. Пускай пока на генераторе помолотит, – легко ответил Водила, не прекращая что-то доставать, что-то отвинчивать…
В голосе его не было даже намёка на растерянность, на испуг. Человек делал своё привычное дело и был абсолютно уверен в благополучном его исходе.
Ай да Водила! Как мгновенно сумел перестроиться…
Я так и знал, что он очень сильный Человек! Поэтому он имеет полное право и на минутную растерянность, и на естественное чувство страха, и на целый ряд слабостей, совершенно нормальных для всех нас! Ибо ни о чём не думают и ничего не боятся —одни идиоты. У нас в Питере среди уличных Котов, десятками погибающих под колёсами автомобилей, таких кретинов – величайшее множество!
Но тут в руке у Алика внезапно появился уже знакомый мне большой автоматический пистолет с глушителем, и Алик ласково, но твёрдо сказал:
– Внимание, детки! Не двигаться! Или, как говорят наши друзья немцы: «Кайне бевегунг!» А то эта штучка, которая у меня в руке, очень быстро стреляет. А теперь, детки, начнём передачу «В гостях у сказки». Ты, жлоб с деревянной мордой…
Алик навёл пистолет на Лысого.
– Я тебе что сказал болван? Чтобы ты даже не притрагивался к оружию. А ты?.. Вот теперь осторожно и аккуратненько возьми там у себя в кармане свой пистолетик за ствол двумя пальцами… За ствол, а не за рукоятку! Только двумя пальцами – большим и указательным. Понял, дубина? И по моей команде будешь тихохонько вытаскивать его из кармана. И даже не мечтай, что ты сможешь выстрелить раньше меня. Ясно?
– Да… – в ужасе выдохнул Лысый.
– Тогда прекрасно, – улыбнулся Алик и подмигнул моему Водиле. – Вот видишь, какой он у нас понятливый?
Водила молчал, со спокойным интересом переводя взгляд то на Лысого, то на Алика. Но я чувствовал, что в его голове сейчас творится чёрт знает что!..
Я перепрыгнул с крыши кабины на фургон и будто ни в чём не бывало неторопливо прошёл по нему к задней части фуры – поближе к Алику. Когда Алик со своим пистолетам оказался почти подо мной, я уселся и стал (с понтом) умываться. А сам весь напружинился, приготовившись к прыжку. Кто его знает, а вдруг он начнёт целиться в моего Водилу?
– Так ты всё понял? – переспросил Алик и двумя руками поднял пистолет до уровня лба Лысого. – За ствол двумя пальцами… А теперь вынимай эту бяку, детка. И не трясись. Вынимай, вынимай!..
Лысый медленно вытащил свой пистолет из кармана куртки так, как ему приказал Алик – за ствол и только двумя пальцами.
– Умничка, – похвалил его Алик, продолжая держать Лысого на мушке. – А теперь сделай два шага назад, подними крышечку мусорного бака и брось туда эту гадость. Вот так… Молодец! И отойди от бака к чёртовой матери.
Алик перевёл ствол пистолета в сторону моего Водилы, а я, в свою очередь, присел на задние лапы и свесил голову вниз с фургона, чтобы в одно мгновение влететь когтями всех четырех лап в физиономию Алика…