Страница:
То ли европейские тюрьмы закалили старика, то ли он с рождения был такой двужильный, но маленький, худенький, голенастый, он был удивительно деятелен, подвижен и безумно хотел казаться моложе своих верных семидесяти пяти лет. Что ему, несомненно, и удавалось!
Так же задорно и щеголевато выглядел его старенький «фольксваген». На таких древних «фольксах» даже у нас в России уже стесняются ездить. А этот сверкал, изнутри был обвешан разными куколками и обезьянками, а снаружи обклеен яркими гербами других стран. Наверное, это были страны, в тюрьмах которых когда-то сидел старик. А так чего бы это ему их клеить, подумал я…
Старик увидел меня, по-детски всплеснул руками и воскликнул:
– Какой прекрасный экземпляр!.. Какой экземпляр!
И, весело разглядывая меня выцветшими от старости голубыми глазками, вдруг неожиданно добавил по русски:
– Ну и Кыся!.. Ай да Кыся!..
Тут я жутко зауважал этого нелепого, суетливого старого живчика в шляпке с султанчиком!
Хельга вчера как раз много о нём рассказывала…
Ведь больше пятидесяти лет человек не был в России. Онемечился вплоть до баварского костюмчика, который сидел на нём в десять раз лучше, чем на многих настоящих баварцах. Я их в «Биргартене» Английского парка навидался!..
За полжизни отсидок старик изучил пять иностранных языков в тюремных камерах чуть ли не всей Европы. По-немецки говорил, как доктор филологии Мюнхенского университета!.. И ходил старик не в немецкую кирху грехи свои замаливать, а в православную русскую церковь. И жёны были все русские! И своей последней женой – толстухой из города Кимры (кто-нибудь помнит, где это?..) – гордился самым трогательным образом. Её молодостью, в сравнении с его возрастом, её прошлой секретарской деятельностью в родной когда-то коммунистической партии, от которой он и улепетнул на Запад ещё полстолетия тому назад…
И за эти полвека не растерял русский язык. Не поднимал глазки к небу, вроде наших Котов-эмигрантов, не спрашивал фальшивым голоском: «Как это называется по-русски?..» А наоборот, назвал меня, как говорил Шура Плоткин, «самым что ни есть исконно-посконным» российским словом – «КЫСЯ». Не «КИСА», а именно «КЫСЯ», сознательно сделав в этом слове фонетическую ошибку!
Очень мне это в старике понравилось!
– Сейчас сделаем три фото, – сказал старик. – Два, как в уголовной карточке – в профиль и анфас, для русских документов, и ещё одно фото – для рекламы. Тут нужно, чтобы ваша Кыся выглядела посвирепее; с прижатыми ушами, раскрытой пастью, клыки – напоказ… Ну и так далее.
Он рысцой смотался к своей машине и приволок оттуда фотоаппарат. Я такой в жизни не видел. У нас с Шурой в Петербурге был совершенно другой.
Старик подошёл ко мне совсем близко, нацелился на меня аппаратом и нажал кнопку. Послышалось лёгкое жужжание, и прямо на меня стал выползать бумажный квадратик.
– Раз! – сказал старик, перехватил квадратик, передал его Хельге и спросил у Эриха: – Кто из вас с ним наиболее близко контактирует?
Эрих растерянно посмотрел на меня, попытался открыть было рот, но его опередил Руджеро Манфреди:
– В основном, конечно, фрау Шрёдер. А что?
– Фрау Шрёдер, не могли бы вы попросить вашего котика сесть? – спросил старик. – А я бы его снял в профиль…
«Надо же всё так усложнить?!» – подумал я и тут же сел, повернувшись к старику в профиль.
Мало меня Шура фотографировал!.. А то я не знаю, как себя вести перед камерой!
Эрих Шрёдер разволновался и стал заглядывать всем в глаза, словно хотел сказать: «А я вам что говорил?!»
Хельга и Руджеро испуганно переглянулись.
– Грандиозный кот! – по-русски пробормотал старик и сделал снимок моего профиля.
Из аппарата снова полез тёмный бумажный квадрат. Я присмотрелся к первому квадрату в руке у Хельги и увидел очень хорошую цветную фотографию собственной морды.
Вот это аппаратик! Нам бы с Шурой такой… Чтобы не мудохаться с проявкой плёнки, увеличителем, сушкой – словом, со всем тем, с чем обычно возится Шура, устраивая дикий бардак в ванной и кухне. Можно, конечно, отдавать плёнку в лабораторию, но, как говорит Мой Плоткин, «тут никаких штанов не хватит…».
– Ну а теперь главный снимок – для рекламы! – торжественно сказал старик. – Фрау Шрёдер, вы не могли бы попросить вашего Кысю оскалиться? Причём пострашнее.
– Как вы это себе представляете? – рассмеялась Хельга. – Я должна ему промяукать что-то оскорбительное? Или промурлыкать какую-нибудь гадость, чтобы он вышел из себя?..
– Надо в него просто ткнуть палкой! – тупо предложил Руджеро Манфреди.
«Ещё чего! Только попробуй, болван итальянский!..» – подумал я и показал Манфреди, что может с ним произойти, если он ткнёт в меня палкой.
Причём я не сделал ничего особенного. Я только раскрыл пасть, сказал это своё «Кх-х-хааа!!!», дал возможность этому идиоту взглянуть на мои клыки и припал к земле, словно собирался прыгнуть и вцепиться ему в глотку.
Манфреди в испуге отпрянул. Старик же страшно обрадовался и завопил на весь сад:
– Вот! Вот именно так!.. Ах, если бы можно было это повторить ещё разок… И в мою сторону!..
«Господи!.. Делов-то!» – внутренне усмехнулся я и повернулся к старику.
Для этого старика я был готов сыграть даже Крокодила! Мы как-то с Шурой смотрели по телевизору передачу об этих жутких тварях, и мне показалось, что ничего страшнее и отвратительнее в Животном мире не существует…
Как только я увидел, что старик принял стартовую позицию и направил аппарат прямо на меня, я резко встал на задние лапы, передние поднял врастопырку над головой, что было силы раззявил пасть и скорчил такую страшную рожу, что встреть меня в такой позе и с таким выражением морды тот же самый Крокодил, он бы от страху обгадился!
– Осторожней!.. – тревожно крикнула старику Хельга.
Но старый жулик не испугался. Он всё про меня понял! Он подмигнул мне и стал делать снимок за снимком, восторженно приговаривая:
– Не волнуйтесь! Это гениальный кот!.. Он мне специально позирует!!!
К счастью, старик успел сделать три снимка, потому что уже в следующее мгновение всё внимание переключилось на Эриха Шрёдера.
Выдрючиваясь перед старым мошенником, я краем глаза видел, что Эрих напряжённо следит за мной с отвалившейся нижней челюстью и остекленевшим глазом. Я только упустил момент, когда он начал терять сознание и падать плашмя на землю…
– Эрих, дорогой… Плюнь на всех врачей-психиатров. Не ходи больше к ним, – говорил я ему как можно мягче. – Психически ты совершенно здоров!..
– Тогда каким же образом мы с тобой разговариваем? – шептал Эрих. – Или мне это снится?..
– Мы не разговариваем с тобой, Эрих. Ты просто понимаешь, что бы я хотел тебе сказать. Это и называется – Телепатический Контакт, – терпеливо пытался я ему объяснить.
Я не мог оставаться верным своему решению – ни с кем не вступать в Контакт и накапливать психическую энергию для Человека, который купит меня. Чтобы впоследствии уговорить его на поездку в Россию…
Но когда Эрих упал в обморок, только потому что не мог найти объяснения происходящему, я не имел права молчать и заниматься расчётливой экономией собственных сил.
Контакт с ним я установил за считанные минуты – так он был подготовлен ко всем «чудесам», так был нервно взвинчен, так раскрыт навстречу любому объяснению – сошёл он с ума или нет?!
Или этот огромный Кот с рваным ухом, со шрамом через всю морду, с яйцами, как у призового жеребца – выражение Шуры Плоткина, – действительно всё сечёт с полуслова, и в присутствии этого Кота становится совершенно неясно, кого тут нужно считать «меньшим братом» – этого Кота или, к примеру, Руджеро Манфреди?..
– Эрих, – сказал я, – всё происходит из-за твоей, прости меня, элементарной неграмотности. Ну как же можно было, занимаясь подобным ремеслом, не почитать Конрада Лоренца – грандиозного специалиста по Котам и Собакам?! Как можно было не заглянуть в восхитительную книжку английского биолога доктора Ричарда Шелдрейса?! Ты вообще что-нибудь по своей професии читаешь? Ну хотя бы на сон грядущий?..
– Да, читаю… – слабо сопротивлялся Эрих. – В прошлом году Хельга читала нам куски из книги Чарльза Платта – «Как стать счастливым котом». И ещё вторую книжку… Забыл фамилию… Называется «Кот без дураков»! Мы очень смеялись…
– О Господи!.. – Я почувствовал, что начинаю выходить из себя. – Эти книжки ты мог бы и не читать. Я прекрасно помню статью в «Литературке»… Это у нас в России газета такая…
– Ты что, действительно из России?! – поразился Эрих.
– Да. Но сейчас не в этом дело. Так вот, один мой друг иногда читает мне вслух, эту «Литературную газету». Там и была статья: об этих двух книжках. Кстати, второго автора звали… Дай Бог память!.. Терри Претчер! И как мы поняли из этой статьи, книжки очень милые, смешные, но абсолютно ПРИДУМАННЫЕ! А я тебе пытаюсь толковать о серьёзных, научных исследованиях в области Телепатического Контакта между Животным и Человеком…
– Значит, ты считаешь, что я здоров? – с надеждой спросил меня Эрих. – И мне не кажется, что ты всё понимаешь?..
– Ты – здоров, и я – всё понимаю, – ответил я. – Иногда даже больше, чем мне хотелось бы.
– И у тебя есть имя?
– Да. Меня зовут Мартын.
– Наверное, МАРТИН?.. – поправил меня Эрих.
– Нет. Map-тын! Это нормальное русские имя. Но ты можешь называть меня просто Кыся…
– А в документах как записать?
– Пиши «Мартын-Кыся». Или наоборот… Всё равно. У вас же есть двойные имена – Ханна-Лори, Мария-Луиза, Отто-Вильгельм…
– Да, да, конечно!.. – благодарно прошептал Эрих. – Я вот, например, Эрих-Готфрид…
– Ну вот видишь!
– Значит, ты считаешь, что я психически здоров? – переспросил меня Эрих. – Ты в этом уверен?..
– Естественно!
– Боже мой… Как я тебе признателен!.. У меня просто нет слов… – В глазах у Эриха блеснули благодарные слёзы, и он двумя руками осторожно пожал мне правую переднюю лапу.
Надо сказать, что я тоже не вынес благостности этой сцены, не удержался и лизнул его в щёку. Что-то я стал излишне сентиментален!
– Не знаю, как ты отнесёшься к моему предложению, – робко и растроганно произнёс Эрих и приподнялся на подушках. – Но я хотел бы выпить с тобой по рюмочке…
Тэк-с… «Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю…» Начинаются эти Человеческие заморочки! Мало я их насмотрелся на нашей кухне в Ленинграде, когда Шура после развода с женой пил вмёртвую с кем ни попадя! Неужто и здесь я влипаю в ту же историю?
Да нет, пожалуй… Что ни говори, а Шура Плоткин был настоящий РУССКИЙ человек! И «русскости» в Шуре было больше, чем в разных там Пилипенках, которые обзывают Шуру жидом и евреем. Помню, что бы Шура ни начинал делать – пить ли, сочинять ли, трахаться ли, – так всё без меры! Как пел его любимый Розенбаум, «…гулять – так гулять, стрелять – так стрелять!».
А Эрих всё-таки – немец. Существо, как я посмотрел, более дисциплинированное во всём. Начиная от трат и кончая половухой. Нету в нём той российской ШуроПлоткинской широты и безудержности, которая кого-то, наверное, пугает, а для меня – чревычайно притягательна!
Я вот уже две недели здесь, в Оттобрунне, а ведь Эрих всего один-единственный раз куда-то смылился вечерком на пару часов, а когда вернулся – от него ЭТИМ самым ТРАХАТЕЛЬНЫМ ДЕЛОМ пахло.
Да разве б мой Шура вынес такое длительное воздержание?! Да ни в жисть, как сказал бы Водила. Да и сам бы Водила тоже…
Так что вряд ли Эрих-Готфрид Шрёдер с одной рюмки запьёт на неделю. Тут, наверное, я могу быть абсолютно спокоен.
– Ну что ж, – сказал я ему, – если у тебя есть немножко валерьянки…
Как обычно в таких случаях философски замечает Шура Плоткин: «Чем лучше с вечера, тем хуже утром…»
А с вечера было действительно симпатично. Эрих принёс для себя начатую бутылку дешёвого виски, лёд и минеральную воду. Для меня – пузырёк валерьянки, а на закуску целое блюдце сырого мясного фарша, уже размороженного и приготовленного Хельгой на завтра для обеденных котлет.
Кончилось тем, что, выкушав полбутылки виски под одну минеральную воду, Эрих посреди ночи дико захотел жрать! Что меня лишний раз убедило, что алкоголизм ему не грозит.
Тогда я решил научить Эриха делать настоящий «татарский бифштекс», о котором он даже понятия не имел!.. Хотя чего тут удивительного? Я, например, всю жизнь прожил в Ленинграде и Санкт-Петербурге и тоже ни разу не был в Эрмитаже.
Короче, в половине четвёртого утра я послал Эриха на кухню за солью, соевым соусом, одним сырым куриным яйцом, половинкой солёного огурчика и четвертушкой луковки. Сардинки, которая была очень даже хороша в «татарским бифштексе», как говорил Водила, в доме не оказалось, но зато Эрих притащил в постель весь остальной фарш, предназначенный для завтрашних котлет.
К пяти часам утра мы этот фарш и прикончили. Эрих – с приправами, а я – без. Эрих – с остатками виски, но уже без минеральной воды, а я докушал валерьянку из пузырька.
И чего, спрашивается, завелись?..
Я понимаю, иногда после длительного нервного или физического напряга расслабуха просто необходима! Что Котам, что Людям. Тут никакой разницы.
Но неплохо бы начинать расслабляться, когда дело, на которое ушли все силы, уже завершено. Удачно или неудачно – не Имеет значения. Важна строгая поэтапность: Напряжёнка, Дело, Релаксуха! Вот тут – «гуляй, Вася…». Кто тебе чего скажет?
Мы же с Эрихом наподдавались малость преждевременно. В пике нашего обоюдного напряжения. Практически даже не приступив к основному делу – поиску клиента для «SIBIERISCHEWILDKATZE, потомка древнейшего рода, полученного от скрещения „Сторожевой Кошки шведского короля Карла Двенадцатого и Боевого Кота Государя Всея Руси Петра Великого“, как было написано псевдославянским шрифтом на „старинной“ бумаге, кстати, собственноручно изготовленной старым русским жуликом в баварском костюмчике.
Честно говоря, я даже не представлял себе, на кого рассчитана вся эта «липа». Неужели никто не обратит внимания, что в документе почти трехсотлетней давности вклеены совершенно современные цветные фотографии, сделанные, как мне ночью объяснил Эрих, фотоаппаратом «Полароид»?..
А может быть, я чего-то не понял? Или чего-то не знал? Вполне вероятно, что раз царь Пётр был «Великим», он запросто мог быть и первооткрывателем русской цветной фотографии.
Однако наша ночная поддача с Эрихом имела и свои положительные стороны. Не говоря уже об очевидном – возвращении Эриху полной уверенности в психической полноценности, – мы с ним успели этой ночью договориться и ещё кое о чём…
Ну, во-первых, я взял с него слово держать язык за зубами! Ни Хельга, ни Руджеро Манфреди о нашем с Эрихом Контакте знать не должны. Если же между ними возникнут какие-то споры в отношении решения моей судьбы, я всегда буду рядом и мысленно смогу помочь Эриху сделать так, как это нужно ему и мне.
А мне, как известно, было необходимо лишь одно – как можно быстрее попасть в Петербург. Для этого был нужен состоятельный, независимый и решительный Клиент, со склонностью к перемене мест, любовью к разным женщинам, грехам и непредсказуемым поступкам. Эрих заявил, что в ОДНОМ НЕМЦЕ такого созвездия чёрт характера нам никогда не найти! Пара таких чёрточек сидит буквально в каждом, но девяносто девять процентов сами успешно подавляют в себе эти черты, а если и проявляют их изредка, то лишь по пьянке или во время отпуска вне родной Германии.
Тут нужен очень, очень, очень богатый…
Эрих долго не мог найти подходящего слова, а такого определения, как «распиздяй», которым зачастую пользуется Шура Плоткин, в немецком языке отродясь не было.
Поэтому Эрих сказал: «…очень, очень богатый несерьёзный свободный человек». Желательно с родовыми аристократическими корнями. Тогда ему сам чёрт не брат! Ибо в Германии это жутко ценится.
Но у него, у Эриха-Готфрида Шрёдера, на таких людей «выхода» нет. У него, конечно, есть парочка интеллигентных знакомых, которые время от времени совершают разные необдуманные поступки, но это совсем не то, что мне нужно.
Люди, о которых говорил я, – это совершенно другой слой общества! Это – небожители, и рядовой немец никогда с ними не соприкасается.
– А вероятность случая равна – ноль, ноль, ноль чёрт знает какой доли процента… – заплетающимся языком с трудом выговорил Эрих. – Тут ты, Мартин, должен сам понять»…
Наиболее ярким внешним нарушением привычного домашнего уклада было моё переселение из подвальной клетки в гостиную и комнату Эриха.
Сам Эрих, обретя во мне союзника и партнёра, неожиданно почувствовал себя Хозяином дома и Главой предприятия.
Он недвусмысленно дал это понять Хельге и Руджеро Манфреди, самым естественным образом проложив между собой и ними некий барьер, чётко разделяющий их положения.
Растерянные и потрясённые таким крутым поворотом, Хельга и Руджеро нашли единственно верный выход из создавшейся ситуации – они ещё теснее сплотили свои ряды и сблизились настолько, что их женитьба, откладывавшаяся уже несколько лет по целому ряду социально-экономических причин, стала вполне осязаемым ближайшим будущим.
Трахаться они стали не только днём, насмотревшись на мою «предпродажную подготовку» их Кошек, но и ночью, когда я уже к этому не имел никакого отношения. Что лишний раз говорило об их возросшей близости и неотвратимости ремонта не только отопительной системы, но и всего ветхого дома. Ибо слышимость была фантастической!
Кстати, именно эта слышимость, помноженная на вновь обретённую уверенность в себе, плюс моя всесторонняя поддержка и возможность поделиться со мной всем тем, что должно быть сокрыто от глаз и ушей Людских, подвигнули Эриха-Готфрида Шрёдера – доброго и скромного жулика Кошколова с незаконченным высшим ветеринарным образованием – на целый ряд житейских открытий.
Во-первых, Эрих понял, что трахаться минимум пять раз в неделю гораздо лучше, чем максимум один раз в две недели.
Во-вторых, я привёл ему на память любимую цитату Шуры Плоткина из Публия Сира, одного жутко древнеримского поэта: «Где нет разнообразия – нет и удовольствия».
Эриху это так понравилось, что, кроме своей постоянной дамы сердца, дочки владельца магазина подержанных автомобилей «хонда», он тут же завёл себе кельнершу из «Виннервальда» – это такая куриная закусочная, и кассиршу из оттобрунновского плавательного бассейна «Халленбад».
К открытиям чисто экономического характера вконец расковавшийся Эрих пришёл уже своим умом. Путём простейших логических сопоставлений и при некоторой помощи теории какого-то очень пожилого немца, в которой всё время повторялось заворожившее Эриха словосочетание: «товар – деньги – товар».
Поэтому все ворованные Кошки, лишённые возможности бороться за призовые места и титулы на Кошачьих выставках в силу того, что там, на выставках, запросто могут столкнуться нос к носу со своими бывшими владельцами, должны быть немедленно распроданы по сниженным для скорости ценам!
Согласно теории того старого чудака «товар – деньги – товар», средства, вырученные от продажи этих Кошек, нужно немедленно бросить на нашего уважаемого «Вальдвильдкатце» (это значит – на меня!), которого ОН РЕШИЛ назвать старинным русским именем – МАРТЫН. Не Мартин, а именно Мартын.
Дать объявления в газетах, напечатать рекламные листовки и через специальное бюро распространить их по всему городу. Непременно поместить сообщение о Мартыне в еженедельник «Курц унд Фундиг», при помощи которого можно не только продать Кота, но даже приобрести подержанного Слона в приличном состоянии!..
И конечно же, всенепременнейше засадить мощнейшую рекламу по мюнхенскому телевизионному каналу «Байерн-Бильд»! С фотографией «дикого» Мартына, с его легендарной родословной, за изготовление которой старый русский мошенник уже получил двести марок!..
И тогда он, Эрих-Готфрид Шрёдер, гарантирует своим уважаемым компаньонам – сестре Хельге Шрёдер и почти родственнику, ближайшему другу Руджеро Манфреди такие дивиденды, которые смогут покрыть не только ремонт отопительной системы дома, но и позволят усилить межкомнатные перегородки. Ибо еженощные завывания Хельги и рычания Руджеро теперь очень мешают ему, Эриху Шрёдеру, размышлять об укреплении и дальнейшем процветании их общего предприятия.
Не скрою, к одному из предложений Эриха я довольно серьёзно приложил собственную лапу. Это я подсказал Эриху смену Кошачьего парка как одну из статей быстрого дохода – продать срочно этих и натырить других.
Однако теперь я могу признаться, что, предлагая Эриху эту комбинацию, я преследовал ещё и личные, как сказал бы Шура Плоткин, шкурнические цели. За последние три недели мне так надоело трахать одних и тех же Кошек, что, когда Эрих нашёл моему предложению и экономическое обоснование, я был ему чрезвычайно признателен.
Через два дня моя морда красовалась чуть ли не на всех углах Мюнхена, а листовки с моими «дикими позитурами» и номерами телефона и факса герра Э. Шрёдера торчали из всех домашних почтовых ящиков трех самых богатых районов Города – Богенхаузена, Харлахинга и, конечно же, Грюнвальда! Ау, Дженни, где ты там?..
Текстик, сопровождавший плакатики и листовки, был, по выражению. Шуры Плоткина, «я тебе дам!». Автором текста был Руджеро Манфреди. Редактировала текст Хельга.
– Это текст для идиотов! – возмущалась Хельга.
– Правильно, – соглашался с ней Руджеро. – Любая реклама рассчитана на идиотов.
– Но мы же хотим, чтобы Мартина (Хельга не выговаривала нашу букву «Ы»…) купил богатый человек!..
– А ты считаешь, что в вашей стране нет богатых идиотов?! По-моему, у вас их гораздо больше, чем бедных!
– Ну да! Конечно!.. – взвивалась Хельга. – У вас же в Италии каждый крикливый итальянец, от мойщика окон до вашего проворовавшегося президента, по меньшей мере – Спиноза!
Ни я, ни Руджеро Манфреди и понятия не имели, кто такой Спиноза, но мне было наплевать, а Руджеро обиделся за всю нацию:
– Ты не имеешь права оскорблять народ, давший миру автомобиль «феррари» и Папу Римского!!!
– Это всё, что ты знаешь про свою Италию?! – презрительно расхохоталась Хельга. – Так вот, Папу Римского вам экспортировали поляки, а в разработке «феррари» принимали участие в основном наши немецкие евреи, бежавшие от нацизма! Слышишь, ты, неуч?!
– Эрих!!! Я убью её!.. – орал благим матом Руджеро Манфреди и осторожно бился головой об стенку,
На стук выходил Эрихи спокойно говорил Хельге и Руджеро:
– Мне абсолютно всё равно, что вы сделаете друг с другом, но текст должен быть у меня на столе через тридцать минут. Я уезжаю в редакции газет и на телевидение.
В такие минуты я смотрел на Эриха с умилением и гордостью. Как Пигмалион на Галатею. Помню, Шура при мне рассказывал одной девице эту сказочку, и она мне жутко понравилась! Сказочка. Девица как раз оказалась полная дура! Ни хрена не поняла…
…Ещё через день мы все четверо – Хельга, Эрих, Руджеро и я – уселись вечером в гостиной у телевизора и где-то, как говорил Шура Плоткин, когда хотел подчеркнуть дальность расстояния, «у Муньки в заднице», на двадцать девятом канале нашли рекламную программу «Байерн-Бильд».
Через минуту, сразу же после объявления о продаже автомобиля «Ауди-100» выпуска тысяча девятьсот семьдесят второго года («ви нойе!» – дескать, «как новый!», всего за восемьсот пятьдесят марок, однако – «ферхандлунгбазис», как говорится, цена ориентировочная, можно и торговаться), на экране появилась новая рубрика – «Антик-Тиере». В слове «Тиере» – ударение на букву «и». То есть «Антикварные животные».
Эрих горделиво улыбнулся, и все трое замерли, с уважением посмотрев на меня.
А затем на экране телевизора возникла цветная фотография какого-то кошмарного Кота-психопата, стоящего на задних лапах, нелепо растопырив над головой передние, с одним торчащим рваным ухом, второе прижато к башке, с раззявленной по-идиотски пастью и искажённой мордой злобного дебила. Это и был Я!!!
Голос диктора нёс какую-то несусветную бредятину про диких сибирских хищных Котов, которых отлавливают в зауральской тайге с ужасной опасностью для жизни отважных Котоловов, с невероятным трудом приручают их и делают, в таёжных сибирских домах СТОРОЖЕВЫМИ КОТАМИ вместо самых больших и свирепых Собак, которые этим Котам и в подмётки не годятся!
Потом, слава Богу, фотография уменьшилась вполовину, освободив место для творения рук старого симпатяги – русского мошенника.
На экране возник «мой» документ на собственноручно изготовленной стариком «древней» бумаге, и пошёл неслабый текстик из этого документа – и про шведского короля Карла, и про Петра Первого…
Так же задорно и щеголевато выглядел его старенький «фольксваген». На таких древних «фольксах» даже у нас в России уже стесняются ездить. А этот сверкал, изнутри был обвешан разными куколками и обезьянками, а снаружи обклеен яркими гербами других стран. Наверное, это были страны, в тюрьмах которых когда-то сидел старик. А так чего бы это ему их клеить, подумал я…
Старик увидел меня, по-детски всплеснул руками и воскликнул:
– Какой прекрасный экземпляр!.. Какой экземпляр!
И, весело разглядывая меня выцветшими от старости голубыми глазками, вдруг неожиданно добавил по русски:
– Ну и Кыся!.. Ай да Кыся!..
Тут я жутко зауважал этого нелепого, суетливого старого живчика в шляпке с султанчиком!
Хельга вчера как раз много о нём рассказывала…
Ведь больше пятидесяти лет человек не был в России. Онемечился вплоть до баварского костюмчика, который сидел на нём в десять раз лучше, чем на многих настоящих баварцах. Я их в «Биргартене» Английского парка навидался!..
За полжизни отсидок старик изучил пять иностранных языков в тюремных камерах чуть ли не всей Европы. По-немецки говорил, как доктор филологии Мюнхенского университета!.. И ходил старик не в немецкую кирху грехи свои замаливать, а в православную русскую церковь. И жёны были все русские! И своей последней женой – толстухой из города Кимры (кто-нибудь помнит, где это?..) – гордился самым трогательным образом. Её молодостью, в сравнении с его возрастом, её прошлой секретарской деятельностью в родной когда-то коммунистической партии, от которой он и улепетнул на Запад ещё полстолетия тому назад…
И за эти полвека не растерял русский язык. Не поднимал глазки к небу, вроде наших Котов-эмигрантов, не спрашивал фальшивым голоском: «Как это называется по-русски?..» А наоборот, назвал меня, как говорил Шура Плоткин, «самым что ни есть исконно-посконным» российским словом – «КЫСЯ». Не «КИСА», а именно «КЫСЯ», сознательно сделав в этом слове фонетическую ошибку!
Очень мне это в старике понравилось!
– Сейчас сделаем три фото, – сказал старик. – Два, как в уголовной карточке – в профиль и анфас, для русских документов, и ещё одно фото – для рекламы. Тут нужно, чтобы ваша Кыся выглядела посвирепее; с прижатыми ушами, раскрытой пастью, клыки – напоказ… Ну и так далее.
Он рысцой смотался к своей машине и приволок оттуда фотоаппарат. Я такой в жизни не видел. У нас с Шурой в Петербурге был совершенно другой.
Старик подошёл ко мне совсем близко, нацелился на меня аппаратом и нажал кнопку. Послышалось лёгкое жужжание, и прямо на меня стал выползать бумажный квадратик.
– Раз! – сказал старик, перехватил квадратик, передал его Хельге и спросил у Эриха: – Кто из вас с ним наиболее близко контактирует?
Эрих растерянно посмотрел на меня, попытался открыть было рот, но его опередил Руджеро Манфреди:
– В основном, конечно, фрау Шрёдер. А что?
– Фрау Шрёдер, не могли бы вы попросить вашего котика сесть? – спросил старик. – А я бы его снял в профиль…
«Надо же всё так усложнить?!» – подумал я и тут же сел, повернувшись к старику в профиль.
Мало меня Шура фотографировал!.. А то я не знаю, как себя вести перед камерой!
Эрих Шрёдер разволновался и стал заглядывать всем в глаза, словно хотел сказать: «А я вам что говорил?!»
Хельга и Руджеро испуганно переглянулись.
– Грандиозный кот! – по-русски пробормотал старик и сделал снимок моего профиля.
Из аппарата снова полез тёмный бумажный квадрат. Я присмотрелся к первому квадрату в руке у Хельги и увидел очень хорошую цветную фотографию собственной морды.
Вот это аппаратик! Нам бы с Шурой такой… Чтобы не мудохаться с проявкой плёнки, увеличителем, сушкой – словом, со всем тем, с чем обычно возится Шура, устраивая дикий бардак в ванной и кухне. Можно, конечно, отдавать плёнку в лабораторию, но, как говорит Мой Плоткин, «тут никаких штанов не хватит…».
– Ну а теперь главный снимок – для рекламы! – торжественно сказал старик. – Фрау Шрёдер, вы не могли бы попросить вашего Кысю оскалиться? Причём пострашнее.
– Как вы это себе представляете? – рассмеялась Хельга. – Я должна ему промяукать что-то оскорбительное? Или промурлыкать какую-нибудь гадость, чтобы он вышел из себя?..
– Надо в него просто ткнуть палкой! – тупо предложил Руджеро Манфреди.
«Ещё чего! Только попробуй, болван итальянский!..» – подумал я и показал Манфреди, что может с ним произойти, если он ткнёт в меня палкой.
Причём я не сделал ничего особенного. Я только раскрыл пасть, сказал это своё «Кх-х-хааа!!!», дал возможность этому идиоту взглянуть на мои клыки и припал к земле, словно собирался прыгнуть и вцепиться ему в глотку.
Манфреди в испуге отпрянул. Старик же страшно обрадовался и завопил на весь сад:
– Вот! Вот именно так!.. Ах, если бы можно было это повторить ещё разок… И в мою сторону!..
«Господи!.. Делов-то!» – внутренне усмехнулся я и повернулся к старику.
Для этого старика я был готов сыграть даже Крокодила! Мы как-то с Шурой смотрели по телевизору передачу об этих жутких тварях, и мне показалось, что ничего страшнее и отвратительнее в Животном мире не существует…
Как только я увидел, что старик принял стартовую позицию и направил аппарат прямо на меня, я резко встал на задние лапы, передние поднял врастопырку над головой, что было силы раззявил пасть и скорчил такую страшную рожу, что встреть меня в такой позе и с таким выражением морды тот же самый Крокодил, он бы от страху обгадился!
– Осторожней!.. – тревожно крикнула старику Хельга.
Но старый жулик не испугался. Он всё про меня понял! Он подмигнул мне и стал делать снимок за снимком, восторженно приговаривая:
– Не волнуйтесь! Это гениальный кот!.. Он мне специально позирует!!!
К счастью, старик успел сделать три снимка, потому что уже в следующее мгновение всё внимание переключилось на Эриха Шрёдера.
Выдрючиваясь перед старым мошенником, я краем глаза видел, что Эрих напряжённо следит за мной с отвалившейся нижней челюстью и остекленевшим глазом. Я только упустил момент, когда он начал терять сознание и падать плашмя на землю…
* * *
Ночью я сидел у него в комнате, прямо на его одеяле, в полуметре от его растерянной и поцарапанной физиономии, и успокаивал его как мог!– Эрих, дорогой… Плюнь на всех врачей-психиатров. Не ходи больше к ним, – говорил я ему как можно мягче. – Психически ты совершенно здоров!..
– Тогда каким же образом мы с тобой разговариваем? – шептал Эрих. – Или мне это снится?..
– Мы не разговариваем с тобой, Эрих. Ты просто понимаешь, что бы я хотел тебе сказать. Это и называется – Телепатический Контакт, – терпеливо пытался я ему объяснить.
Я не мог оставаться верным своему решению – ни с кем не вступать в Контакт и накапливать психическую энергию для Человека, который купит меня. Чтобы впоследствии уговорить его на поездку в Россию…
Но когда Эрих упал в обморок, только потому что не мог найти объяснения происходящему, я не имел права молчать и заниматься расчётливой экономией собственных сил.
Контакт с ним я установил за считанные минуты – так он был подготовлен ко всем «чудесам», так был нервно взвинчен, так раскрыт навстречу любому объяснению – сошёл он с ума или нет?!
Или этот огромный Кот с рваным ухом, со шрамом через всю морду, с яйцами, как у призового жеребца – выражение Шуры Плоткина, – действительно всё сечёт с полуслова, и в присутствии этого Кота становится совершенно неясно, кого тут нужно считать «меньшим братом» – этого Кота или, к примеру, Руджеро Манфреди?..
– Эрих, – сказал я, – всё происходит из-за твоей, прости меня, элементарной неграмотности. Ну как же можно было, занимаясь подобным ремеслом, не почитать Конрада Лоренца – грандиозного специалиста по Котам и Собакам?! Как можно было не заглянуть в восхитительную книжку английского биолога доктора Ричарда Шелдрейса?! Ты вообще что-нибудь по своей професии читаешь? Ну хотя бы на сон грядущий?..
– Да, читаю… – слабо сопротивлялся Эрих. – В прошлом году Хельга читала нам куски из книги Чарльза Платта – «Как стать счастливым котом». И ещё вторую книжку… Забыл фамилию… Называется «Кот без дураков»! Мы очень смеялись…
– О Господи!.. – Я почувствовал, что начинаю выходить из себя. – Эти книжки ты мог бы и не читать. Я прекрасно помню статью в «Литературке»… Это у нас в России газета такая…
– Ты что, действительно из России?! – поразился Эрих.
– Да. Но сейчас не в этом дело. Так вот, один мой друг иногда читает мне вслух, эту «Литературную газету». Там и была статья: об этих двух книжках. Кстати, второго автора звали… Дай Бог память!.. Терри Претчер! И как мы поняли из этой статьи, книжки очень милые, смешные, но абсолютно ПРИДУМАННЫЕ! А я тебе пытаюсь толковать о серьёзных, научных исследованиях в области Телепатического Контакта между Животным и Человеком…
– Значит, ты считаешь, что я здоров? – с надеждой спросил меня Эрих. – И мне не кажется, что ты всё понимаешь?..
– Ты – здоров, и я – всё понимаю, – ответил я. – Иногда даже больше, чем мне хотелось бы.
– И у тебя есть имя?
– Да. Меня зовут Мартын.
– Наверное, МАРТИН?.. – поправил меня Эрих.
– Нет. Map-тын! Это нормальное русские имя. Но ты можешь называть меня просто Кыся…
– А в документах как записать?
– Пиши «Мартын-Кыся». Или наоборот… Всё равно. У вас же есть двойные имена – Ханна-Лори, Мария-Луиза, Отто-Вильгельм…
– Да, да, конечно!.. – благодарно прошептал Эрих. – Я вот, например, Эрих-Готфрид…
– Ну вот видишь!
– Значит, ты считаешь, что я психически здоров? – переспросил меня Эрих. – Ты в этом уверен?..
– Естественно!
– Боже мой… Как я тебе признателен!.. У меня просто нет слов… – В глазах у Эриха блеснули благодарные слёзы, и он двумя руками осторожно пожал мне правую переднюю лапу.
Надо сказать, что я тоже не вынес благостности этой сцены, не удержался и лизнул его в щёку. Что-то я стал излишне сентиментален!
– Не знаю, как ты отнесёшься к моему предложению, – робко и растроганно произнёс Эрих и приподнялся на подушках. – Но я хотел бы выпить с тобой по рюмочке…
Тэк-с… «Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю…» Начинаются эти Человеческие заморочки! Мало я их насмотрелся на нашей кухне в Ленинграде, когда Шура после развода с женой пил вмёртвую с кем ни попадя! Неужто и здесь я влипаю в ту же историю?
Да нет, пожалуй… Что ни говори, а Шура Плоткин был настоящий РУССКИЙ человек! И «русскости» в Шуре было больше, чем в разных там Пилипенках, которые обзывают Шуру жидом и евреем. Помню, что бы Шура ни начинал делать – пить ли, сочинять ли, трахаться ли, – так всё без меры! Как пел его любимый Розенбаум, «…гулять – так гулять, стрелять – так стрелять!».
А Эрих всё-таки – немец. Существо, как я посмотрел, более дисциплинированное во всём. Начиная от трат и кончая половухой. Нету в нём той российской ШуроПлоткинской широты и безудержности, которая кого-то, наверное, пугает, а для меня – чревычайно притягательна!
Я вот уже две недели здесь, в Оттобрунне, а ведь Эрих всего один-единственный раз куда-то смылился вечерком на пару часов, а когда вернулся – от него ЭТИМ самым ТРАХАТЕЛЬНЫМ ДЕЛОМ пахло.
Да разве б мой Шура вынес такое длительное воздержание?! Да ни в жисть, как сказал бы Водила. Да и сам бы Водила тоже…
Так что вряд ли Эрих-Готфрид Шрёдер с одной рюмки запьёт на неделю. Тут, наверное, я могу быть абсолютно спокоен.
– Ну что ж, – сказал я ему, – если у тебя есть немножко валерьянки…
* * *
Не скажу, что этой ночью мы с Эрихом так уж сильно надрались, но утром, когда Хельга растолкала и вытащила нас обоих из-под одного одеяла, наши головы – и у меня, и у Эриха – были очень даже бо-бо!Как обычно в таких случаях философски замечает Шура Плоткин: «Чем лучше с вечера, тем хуже утром…»
А с вечера было действительно симпатично. Эрих принёс для себя начатую бутылку дешёвого виски, лёд и минеральную воду. Для меня – пузырёк валерьянки, а на закуску целое блюдце сырого мясного фарша, уже размороженного и приготовленного Хельгой на завтра для обеденных котлет.
Кончилось тем, что, выкушав полбутылки виски под одну минеральную воду, Эрих посреди ночи дико захотел жрать! Что меня лишний раз убедило, что алкоголизм ему не грозит.
Тогда я решил научить Эриха делать настоящий «татарский бифштекс», о котором он даже понятия не имел!.. Хотя чего тут удивительного? Я, например, всю жизнь прожил в Ленинграде и Санкт-Петербурге и тоже ни разу не был в Эрмитаже.
Короче, в половине четвёртого утра я послал Эриха на кухню за солью, соевым соусом, одним сырым куриным яйцом, половинкой солёного огурчика и четвертушкой луковки. Сардинки, которая была очень даже хороша в «татарским бифштексе», как говорил Водила, в доме не оказалось, но зато Эрих притащил в постель весь остальной фарш, предназначенный для завтрашних котлет.
К пяти часам утра мы этот фарш и прикончили. Эрих – с приправами, а я – без. Эрих – с остатками виски, но уже без минеральной воды, а я докушал валерьянку из пузырька.
И чего, спрашивается, завелись?..
Я понимаю, иногда после длительного нервного или физического напряга расслабуха просто необходима! Что Котам, что Людям. Тут никакой разницы.
Но неплохо бы начинать расслабляться, когда дело, на которое ушли все силы, уже завершено. Удачно или неудачно – не Имеет значения. Важна строгая поэтапность: Напряжёнка, Дело, Релаксуха! Вот тут – «гуляй, Вася…». Кто тебе чего скажет?
Мы же с Эрихом наподдавались малость преждевременно. В пике нашего обоюдного напряжения. Практически даже не приступив к основному делу – поиску клиента для «SIBIERISCHEWILDKATZE, потомка древнейшего рода, полученного от скрещения „Сторожевой Кошки шведского короля Карла Двенадцатого и Боевого Кота Государя Всея Руси Петра Великого“, как было написано псевдославянским шрифтом на „старинной“ бумаге, кстати, собственноручно изготовленной старым русским жуликом в баварском костюмчике.
Честно говоря, я даже не представлял себе, на кого рассчитана вся эта «липа». Неужели никто не обратит внимания, что в документе почти трехсотлетней давности вклеены совершенно современные цветные фотографии, сделанные, как мне ночью объяснил Эрих, фотоаппаратом «Полароид»?..
А может быть, я чего-то не понял? Или чего-то не знал? Вполне вероятно, что раз царь Пётр был «Великим», он запросто мог быть и первооткрывателем русской цветной фотографии.
Однако наша ночная поддача с Эрихом имела и свои положительные стороны. Не говоря уже об очевидном – возвращении Эриху полной уверенности в психической полноценности, – мы с ним успели этой ночью договориться и ещё кое о чём…
Ну, во-первых, я взял с него слово держать язык за зубами! Ни Хельга, ни Руджеро Манфреди о нашем с Эрихом Контакте знать не должны. Если же между ними возникнут какие-то споры в отношении решения моей судьбы, я всегда буду рядом и мысленно смогу помочь Эриху сделать так, как это нужно ему и мне.
А мне, как известно, было необходимо лишь одно – как можно быстрее попасть в Петербург. Для этого был нужен состоятельный, независимый и решительный Клиент, со склонностью к перемене мест, любовью к разным женщинам, грехам и непредсказуемым поступкам. Эрих заявил, что в ОДНОМ НЕМЦЕ такого созвездия чёрт характера нам никогда не найти! Пара таких чёрточек сидит буквально в каждом, но девяносто девять процентов сами успешно подавляют в себе эти черты, а если и проявляют их изредка, то лишь по пьянке или во время отпуска вне родной Германии.
Тут нужен очень, очень, очень богатый…
Эрих долго не мог найти подходящего слова, а такого определения, как «распиздяй», которым зачастую пользуется Шура Плоткин, в немецком языке отродясь не было.
Поэтому Эрих сказал: «…очень, очень богатый несерьёзный свободный человек». Желательно с родовыми аристократическими корнями. Тогда ему сам чёрт не брат! Ибо в Германии это жутко ценится.
Но у него, у Эриха-Готфрида Шрёдера, на таких людей «выхода» нет. У него, конечно, есть парочка интеллигентных знакомых, которые время от времени совершают разные необдуманные поступки, но это совсем не то, что мне нужно.
Люди, о которых говорил я, – это совершенно другой слой общества! Это – небожители, и рядовой немец никогда с ними не соприкасается.
– А вероятность случая равна – ноль, ноль, ноль чёрт знает какой доли процента… – заплетающимся языком с трудом выговорил Эрих. – Тут ты, Мартин, должен сам понять»…
* * *
После нашей разгульной ночи в доме Шрёдеров стали происходить кое-какие изменения. Внешне не очень заметные, но достаточно ощутимые внутренне.Наиболее ярким внешним нарушением привычного домашнего уклада было моё переселение из подвальной клетки в гостиную и комнату Эриха.
Сам Эрих, обретя во мне союзника и партнёра, неожиданно почувствовал себя Хозяином дома и Главой предприятия.
Он недвусмысленно дал это понять Хельге и Руджеро Манфреди, самым естественным образом проложив между собой и ними некий барьер, чётко разделяющий их положения.
Растерянные и потрясённые таким крутым поворотом, Хельга и Руджеро нашли единственно верный выход из создавшейся ситуации – они ещё теснее сплотили свои ряды и сблизились настолько, что их женитьба, откладывавшаяся уже несколько лет по целому ряду социально-экономических причин, стала вполне осязаемым ближайшим будущим.
Трахаться они стали не только днём, насмотревшись на мою «предпродажную подготовку» их Кошек, но и ночью, когда я уже к этому не имел никакого отношения. Что лишний раз говорило об их возросшей близости и неотвратимости ремонта не только отопительной системы, но и всего ветхого дома. Ибо слышимость была фантастической!
Кстати, именно эта слышимость, помноженная на вновь обретённую уверенность в себе, плюс моя всесторонняя поддержка и возможность поделиться со мной всем тем, что должно быть сокрыто от глаз и ушей Людских, подвигнули Эриха-Готфрида Шрёдера – доброго и скромного жулика Кошколова с незаконченным высшим ветеринарным образованием – на целый ряд житейских открытий.
Во-первых, Эрих понял, что трахаться минимум пять раз в неделю гораздо лучше, чем максимум один раз в две недели.
Во-вторых, я привёл ему на память любимую цитату Шуры Плоткина из Публия Сира, одного жутко древнеримского поэта: «Где нет разнообразия – нет и удовольствия».
Эриху это так понравилось, что, кроме своей постоянной дамы сердца, дочки владельца магазина подержанных автомобилей «хонда», он тут же завёл себе кельнершу из «Виннервальда» – это такая куриная закусочная, и кассиршу из оттобрунновского плавательного бассейна «Халленбад».
К открытиям чисто экономического характера вконец расковавшийся Эрих пришёл уже своим умом. Путём простейших логических сопоставлений и при некоторой помощи теории какого-то очень пожилого немца, в которой всё время повторялось заворожившее Эриха словосочетание: «товар – деньги – товар».
Поэтому все ворованные Кошки, лишённые возможности бороться за призовые места и титулы на Кошачьих выставках в силу того, что там, на выставках, запросто могут столкнуться нос к носу со своими бывшими владельцами, должны быть немедленно распроданы по сниженным для скорости ценам!
Согласно теории того старого чудака «товар – деньги – товар», средства, вырученные от продажи этих Кошек, нужно немедленно бросить на нашего уважаемого «Вальдвильдкатце» (это значит – на меня!), которого ОН РЕШИЛ назвать старинным русским именем – МАРТЫН. Не Мартин, а именно Мартын.
Дать объявления в газетах, напечатать рекламные листовки и через специальное бюро распространить их по всему городу. Непременно поместить сообщение о Мартыне в еженедельник «Курц унд Фундиг», при помощи которого можно не только продать Кота, но даже приобрести подержанного Слона в приличном состоянии!..
И конечно же, всенепременнейше засадить мощнейшую рекламу по мюнхенскому телевизионному каналу «Байерн-Бильд»! С фотографией «дикого» Мартына, с его легендарной родословной, за изготовление которой старый русский мошенник уже получил двести марок!..
И тогда он, Эрих-Готфрид Шрёдер, гарантирует своим уважаемым компаньонам – сестре Хельге Шрёдер и почти родственнику, ближайшему другу Руджеро Манфреди такие дивиденды, которые смогут покрыть не только ремонт отопительной системы дома, но и позволят усилить межкомнатные перегородки. Ибо еженощные завывания Хельги и рычания Руджеро теперь очень мешают ему, Эриху Шрёдеру, размышлять об укреплении и дальнейшем процветании их общего предприятия.
Не скрою, к одному из предложений Эриха я довольно серьёзно приложил собственную лапу. Это я подсказал Эриху смену Кошачьего парка как одну из статей быстрого дохода – продать срочно этих и натырить других.
Однако теперь я могу признаться, что, предлагая Эриху эту комбинацию, я преследовал ещё и личные, как сказал бы Шура Плоткин, шкурнические цели. За последние три недели мне так надоело трахать одних и тех же Кошек, что, когда Эрих нашёл моему предложению и экономическое обоснование, я был ему чрезвычайно признателен.
* * *
Поразительная страна! Есть деньги – никаких заморочек. Платите и обрящете.Через два дня моя морда красовалась чуть ли не на всех углах Мюнхена, а листовки с моими «дикими позитурами» и номерами телефона и факса герра Э. Шрёдера торчали из всех домашних почтовых ящиков трех самых богатых районов Города – Богенхаузена, Харлахинга и, конечно же, Грюнвальда! Ау, Дженни, где ты там?..
Текстик, сопровождавший плакатики и листовки, был, по выражению. Шуры Плоткина, «я тебе дам!». Автором текста был Руджеро Манфреди. Редактировала текст Хельга.
– Это текст для идиотов! – возмущалась Хельга.
– Правильно, – соглашался с ней Руджеро. – Любая реклама рассчитана на идиотов.
– Но мы же хотим, чтобы Мартина (Хельга не выговаривала нашу букву «Ы»…) купил богатый человек!..
– А ты считаешь, что в вашей стране нет богатых идиотов?! По-моему, у вас их гораздо больше, чем бедных!
– Ну да! Конечно!.. – взвивалась Хельга. – У вас же в Италии каждый крикливый итальянец, от мойщика окон до вашего проворовавшегося президента, по меньшей мере – Спиноза!
Ни я, ни Руджеро Манфреди и понятия не имели, кто такой Спиноза, но мне было наплевать, а Руджеро обиделся за всю нацию:
– Ты не имеешь права оскорблять народ, давший миру автомобиль «феррари» и Папу Римского!!!
– Это всё, что ты знаешь про свою Италию?! – презрительно расхохоталась Хельга. – Так вот, Папу Римского вам экспортировали поляки, а в разработке «феррари» принимали участие в основном наши немецкие евреи, бежавшие от нацизма! Слышишь, ты, неуч?!
– Эрих!!! Я убью её!.. – орал благим матом Руджеро Манфреди и осторожно бился головой об стенку,
На стук выходил Эрихи спокойно говорил Хельге и Руджеро:
– Мне абсолютно всё равно, что вы сделаете друг с другом, но текст должен быть у меня на столе через тридцать минут. Я уезжаю в редакции газет и на телевидение.
В такие минуты я смотрел на Эриха с умилением и гордостью. Как Пигмалион на Галатею. Помню, Шура при мне рассказывал одной девице эту сказочку, и она мне жутко понравилась! Сказочка. Девица как раз оказалась полная дура! Ни хрена не поняла…
…Ещё через день мы все четверо – Хельга, Эрих, Руджеро и я – уселись вечером в гостиной у телевизора и где-то, как говорил Шура Плоткин, когда хотел подчеркнуть дальность расстояния, «у Муньки в заднице», на двадцать девятом канале нашли рекламную программу «Байерн-Бильд».
Через минуту, сразу же после объявления о продаже автомобиля «Ауди-100» выпуска тысяча девятьсот семьдесят второго года («ви нойе!» – дескать, «как новый!», всего за восемьсот пятьдесят марок, однако – «ферхандлунгбазис», как говорится, цена ориентировочная, можно и торговаться), на экране появилась новая рубрика – «Антик-Тиере». В слове «Тиере» – ударение на букву «и». То есть «Антикварные животные».
Эрих горделиво улыбнулся, и все трое замерли, с уважением посмотрев на меня.
А затем на экране телевизора возникла цветная фотография какого-то кошмарного Кота-психопата, стоящего на задних лапах, нелепо растопырив над головой передние, с одним торчащим рваным ухом, второе прижато к башке, с раззявленной по-идиотски пастью и искажённой мордой злобного дебила. Это и был Я!!!
Голос диктора нёс какую-то несусветную бредятину про диких сибирских хищных Котов, которых отлавливают в зауральской тайге с ужасной опасностью для жизни отважных Котоловов, с невероятным трудом приручают их и делают, в таёжных сибирских домах СТОРОЖЕВЫМИ КОТАМИ вместо самых больших и свирепых Собак, которые этим Котам и в подмётки не годятся!
Потом, слава Богу, фотография уменьшилась вполовину, освободив место для творения рук старого симпатяги – русского мошенника.
На экране возник «мой» документ на собственноручно изготовленной стариком «древней» бумаге, и пошёл неслабый текстик из этого документа – и про шведского короля Карла, и про Петра Первого…