– Джентльмены, американский народ уже достаточно натерпелся. И я тоже. Мы собираемся положить конец наркобизнесу. Мы не можем позволить продолжаться этому безобразию.
   Вмешался сенатор Хирам Дьюкен.
   – Мистер Президент, сейчас все свихнулись, но рано или поздно они придут в себя. Я не собираюсь сидеть и смотреть, как полицейские и солдаты, охотясь за ведьмами, растаптывают права американских граждан.
   – Мы не охотимся на ведьм, Хирам, – ответил Президент. – Мы охотимся за наркодельцами и контрабандистами.
   Его замечание было встречено несколькими натянутыми улыбками.
   – Как долго продлится чрезвычайное положение? – наступал Дьюкен. Раньше Джейку Графтону приходилось встречаться с сенатором Дыокеном – год назад, во время работы над проектом А-12.[39] Определенно он за последние двенадцать месяцев не изменился в лучшую сторону.
   – Я не вводил чрезвычайного положения.
   – Называйте это как угодно, – взорвался в ответ Хирам Дьюкен. – На какое время?
   – Пока мы не получим результатов.
   – Для обмена денег потребуется много средств, – заметил другой сенатор. – Вы собираетесь повторить это и на следующий год?
   – Я не знаю.
   – Это бракосочетание ФБР и ДЕА, – вмешался Боб Черри. – Я думаю, что в Конгрессе оно не пройдет. Последнее, что нужно этой стране, – большая и мощная машина полицейской бюрократии.
   – Я добиваюсь эффективности.
   Брови Боба Черри поползли вверх.
   – Вам не добиться этого таким путем. Чем больше всяких клерков, тем меньше толку, а не наоборот. Увеличение числа бюрократов приведет к еще большей инертности. Повторяю, тяжеловесная машина полицейской бюрократии, которую невозможно остановить, – это последнее, что требуется нашей стране.
   – Я хочу попробовать, – настаивал Президент.
   – Удачи, – ответил Черри.
   – И в этом нужны мне вы, Боб. Я прошу о двухпартийной поддержке. Я прошу вашей помощи.
   – Мистер Президент, у нас в Конгрессе разгорелись такие же, если не больше, чем у вас, страсти по поводу вчерашнего инцидента. Люди хотят знать, почему, для того чтобы посетить столицу нашей страны, туристы должны рисковать быть убитыми на улице. Мой офис сегодня утром превратился в сумасшедший дом. Мы вынуждены были отключить телефоны. Но Конгресс не желает отступать. Я могу обещать вам, мы немедленно рассмотрим ваши предложения, и те, что имеют шанс сработать, примем. Немедленно. А те, что нет… – Он пожал плечами.
* * *
   В тот вечер за обедом Джейк Графтон рассказывал жене, как у него прошел день.
   – По телевидению один из комментаторов сказал, что Президент в панике, – сказала Колли.
   Джейк фыркнул.
   – А в прошлом году они говорили, что он проявил нерешительность. Этим дьяволам ничем не угодишь.
   – Эти меры сработают? Можно ли вообще разрешить проблему наркотиков?
   Капитан задумался.
   – Легких решений не бывает. Существует множество мелочей, которые оказывают то или иное влияние на проблему. Но нет такого простого и гениального радикального решения, которое бы лежало на поверхности в ожидании, что кто-то его обнаружит. Нет.
   – Ты говоришь, с наркотиками придется смириться.
   – В какой-то степени, да. Люди привыкли жить с алкоголем, табаком и проституцией. Придется научиться жить и с наркотиками.
   – Даже если они губят людям жизнь? – спросила Эми.
   Джейк Графтон прожевал кусок ветчины, обдумывая слова дочери.
   – Существует множество вещей, которые губят людям жизнь. Люди толстеют, из-за этого отказывает сердце. Они буквально съедают сами себя. Стоит ли по этому поводу издавать закон, регулирующий количество съеденного?
   – Но наркотики – это совсем другое дело, – настаивала Эми.
   – Конечно, другое, – согласилась Колли и искоса взглянула на мужа, выразительно подняв брови. Меняя тему разговора, она спросила: – Ты читал в сегодняшней газете эту страшную статью о Кубе, которую написал Джек Йоук?
   – Да.
   – Я приглашу его с подружкой к нам на обед в субботу, если он уже вернулся с Кубы. Я позвоню ему завтра в газету.
   – О.
   – Перестань, Джейк, не заводись. Он учился у меня целый семестр, и он замечательный молодой человек, у него талант. Ты должен найти время, чтобы познакомиться с ним.
   – Непохоже, что у меня есть выбор.
   – Пожалуйста, дорогой, не ерепенься.
   – О'кей, о'кей. Приглашай его. Если ты считаешь его прекрасным парнем, я верю, что так оно и есть. В конце концов, посмотрим, поскольку ты оказалась права в отношении меня.
   – Пожалуй, тебе придется изменить свое мнение, Колли, – едко ввернула дочь и отправилась к себе в комнату делать уроки.

Глава 16

   Ветер силой пятнадцать-двадцать узлов дул с северо-запада. Мелкие хлопья снега почти горизонтально летели над полынью и можжевельником, покрывавшими берега пересохшего ручья. Выше, на вершинах холмов, сосны уже укрылись белой пеленой, но грунтовая дорога, проходившая по руслу, еще была свободна от снега.
   Генри Чарон выглянул из окна своей гостиной и еще раз окинул взглядом окрестности.
   За день снегу наберется изрядно, а за ночь еще прибавится. Все зависит от того, сколько влаги накопилось в облаках, пришедших со Скалистых гор. В воздухе ощутимо похолодало. Сквозняком тянуло сквозь щели в дверях и окнах, кожей лица он чувствовал движение холодного воздуха в комнате.
   Чарон сунул в печурку еще одно сосновое полено. Потом прошел в спальню и достал свой старый «кольт» сорок пятого калибра, который всегда хранил в ящике комода. Проверил, заряжен ли пистолет и есть ли патрон в патроннике. Все в порядке. Сунул его сзади за пояс и прикрыл свитером, чтобы не было видно. Затем возвратился обратно в гостиную.
   Он любил сидеть в старом мягком кресле у печки, справа от окна, из которого виднелись сарай, дорога и холмы на горизонте. Сегодня утром горы, обычно хорошо различимые, были закрыты облаками.
   В самом деле, подумать только, как жаль, что жизнь не тянется вечность. Зимы он проводил бы, сидя у окна, а летние вечера коротал на крылечке, слушая пение жаворонка и стрекот сверчка. Утречком хорошо пройтись с ружьем под мышкой, выследить оленя или лося на заре, когда небо загорается от восходящего солнца. Он делал так всю свою жизнь, получая при этом удовольствие.
   Огромное удовольствие.
   Но эта охота совсем другого рода, настоящее испытание. Рано или поздно охота на лосей, оленей и медведей закончится. А ему придется платить по счетам. Он уяснил это из собственного жизненного опыта. Возможно, последнее утро он так спокойно сидит здесь, подбрасывает в печурку полешки и смотрит на падающий снег. Он еще раз окинул взглядом сосны и кусты можжевельника, чтобы запечатлеть их в памяти.
   Около десяти он увидел машину, которая поднималась по дороге. Снег повалил сильнее. Чарон надел пальто и вышел на крыльцо.
   – Привет, – сказал Тассоун, вылезая из машины.
   – Входите.
   – У меня есть кое-что для вас в багажнике. Помогите донести.
   В багажнике лежали чемодан и две матерчатые сумки армейского образца. Оставив чемодан, они внесли сумки в дом. На сумках защитного цвета виднелись надписи «Армия США» и болтались замки.
   Войдя внутрь, Тассоун невольно передернул плечами.
   – У вас здесь прохладно.
   – Зима наступила.
   Тассоун бросил Чарону связку ключей, а сам прислонился спиной к печке.
   Чарон снял с сумок замки. Обе сумки оказались набиты деньгами. Пачки по двадцать и пятьдесят.
   – По пять миллионов в каждой, – сказал Тассоун, – считайте, если хотите.
   Чарон сунул руку на дно каждой из сумок, чтобы убедиться, что там одни деньги.
   – Думаю, в этом нет нужды.
   – Это большая сумма.
   – Вы хотите взяться за дело сами?
   – Нет, спасибо. Я хочу жить. Моя жизнь стоит дороже.
   – Я тоже надеюсь пожить.
   Тассоун согласно кивнул и оглядел комнату. Чарон тем временем снова повесил замки на сумки и отнес их в спальню. Вернувшись, он застал Тассоуна сидевшим в кресле и уже без пальто.
   – У меня есть кофе, если хотите.
   – Да, выпью чашечку. Черного.
   Они налили себе по чашке и сидели, прислушиваясь к вою ветра. Снег продолжал падать.
   – Что вы намерены делать? Я имею в виду, после всего этого.
   Чарон на мгновение задумался.
   – Жить здесь, я надеюсь. Мне здесь нравится.
   – Здесь одиноко, мне кажется.
   Генри Чарон пожал плечами. Он никогда так не думал.
   В наступившей тишине они допили свой кофе. Чуть погодя, Чарон подбросил еще одно полено в печку.
   – Что вы думаете об остальных, которые значатся в списке?
   – Я сделаю, что смогу. Я вам уже говорил.
   – Миллион за каждого. Я жду два или три месяца, а затем приезжаю сюда с деньгами. Если вас вдруг не окажется, хотите, чтобы я их оставил?
   – Да, – сказал Чарон, обдумывая такую возможность. – Да. Было бы неплохо. Все равно я вернусь сюда когда-нибудь. – Он надеялся. – Оставите деньги под крыльцом. Там сухо. Подходящее место.
   – Когда вы окажетесь в Вашингтоне, там одновременно с вами будут работать еще две команды.
   – Прежде вы мне об этом никогда не говорили.
   – Я и сам не знал. Теперь вот говорю. Можете отказаться, если пожелаете.
   – Я не хочу отступать, но это меняет дело, конечно.
   – Я понимаю.
   Меняет дело! Генри Чарон смотрел, как за окном падал снег. Боже мой! Они обыщут все закоулки и щели. И если ему удастся достаточно долго скрываться, одну из групп тем временем могут схватить. И это окажется тем самым ложным следом, о котором он думал.
   – Ну, ладно, – сказал Тассоун, допил остатки кофе и поставил чашку на подоконник. – Я не хочу, чтобы меня здесь засыпало снегом. Сегодня вечером улетаю из Альбукерке. Я, пожалуй, поеду. – Он поднялся и надел пальто.
   – Осторожней спускайтесь в долину. Местами дорога очень скользкая.
   – Да. Когда я поднимался, кое-где дорога уже начала подмерзать.
   – Держитесь ближе к склону и езжайте потише.
   Чарон проводил Тассоуна до крыльца и остановился там, наблюдая, как тот идет к своей машине. Затем он сунул правую руку за спину под свитер и вынул из-за пояса пистолет. Поднял его, держа двумя руками.
   Когда Тассоун приблизился к машине, Чарон выстрелил, всего один раз.
   От сильного удара Тассоун упал прямо в грязь.
   Держа пистолет наготове, Чарон спустился по ступенькам и подошел к человеку, лежавшему на земле.
   Тассоун смотрел на него снизу вверх, с выражением недоумения на лице. «Почему?» Затем мышцы расслабились и он перестал дышать.
   Чарон приставил ствол пистолета к его лбу и пощупал пульс на шее. Он почувствовал едва заметное биение, но вскоре пульс исчез. Пуля попала прямо под левую лопатку и вышла через грудь.
   Убийца осторожно спустил взведенный курок и сунул пистолет за спину под ремень. После этого вернулся в дом за курткой, шляпой и перчатками.
   Почему? Потому что Тассоун – единственное связующее звено между Генри Чароном и теми, кто его нанял. С его исчезновением эту связь уже невозможно будет установить. Он должен был умереть, глупец. Да-да, глупец. ФБР непременно выйдет на след «стингеров» и винтовок. И этот след приведет к Тассоуну, который теперь уже мертв. А как же иначе?
   Он пристрелил Тассоуна во дворе, чтобы не оставлять следов крови и дырок от пуль в доме. Дождь и снег скроют все следы.
   Чарон выудил из кармана Тассоуна бумажник и, войдя в дом, разложил его на кухонном столе. Не густо. Чуть больше трех сотен долларов в купюрах, несколько кредитных карточек и водительское удостоверение штата Техас на имя Энтони Тассоуна. И больше ничего.
   Он аккуратно сунул кредитные карточки и удостоверение в печку. Туда же отправились деньги. Бумажник он положил в карман.
   Выйдя во двор, развернул пикап и уложил тело сзади. Вынув из багажника чемодан, внимательно осмотрел машину. Как он и предполагал, автомобиль был взят напрокат в одном из агентств в аэропорту Альбукерке. Завтра он сам отведет его и припаркует на стоянке для возвращаемых автомобилей, а ключи и документы оставит в отделении срочного возврата. С этого момента Тассоун перестанет существовать. Потом Чарон сядет на самолет до Вашингтона.
   На полу салона валялась обертка от конфеты, Чарон и ее сунул в карман.
   Содержимое чемодана, как и бумажник, ни о чем не говорило. Несколько смен белья, туалетные принадлежности и роман Джудит Кранц в мягкой обложке. Сложив все обратно, он бросил чемодан туда же, где лежало тело.
   Чтобы добраться до старой шахты, ему потребовалось проехать пять миль вверх по склону. На это ушло двадцать минут. Хоть он и включил оба моста, но все равно ехал медленно и осторожно.
   Чем выше он взбирался в гору, тем сильнее шел снег и хуже становилась дорога. Завтра, пожалуй, он уже не смог бы сюда попасть. Возле шахты видимость ухудшилась, стала меньше ста ярдов. Изъеденный непогодой и обветшавший навес из досок и бревен над входом в шахту полусгнил и готов был вот-вот рухнуть. Шахту закрыли еще в конце пятидесятых. Чарон обошел вокруг шахты, а затем вернулся на дорогу к машине. Удовлетворенный тем, что никого не встретил, он вытащил труп из пикапа, подтащил к штольне и сбросил вниз. Следом отправился чемодан.
   После этого он крепко привязал веревку к переднему бамперу пикапа и спустил ее в штольню. Вынув катушку изолированного провода из ящика с инструментами, находившегося позади кабины, он отмотал футов сто и опустил его туда же. Наконец, сунув в карман фонарь, четыре толовые шашки и взрыватель, огляделся в последний раз и спустился по веревке вниз.
   Работал он быстро. Оттащив тело футов на пятьдесят в сторону по одному из боковых тоннелей, он принес чемодан и положил его рядом с телом. Там же оставил бумажник и обертку от конфеты.
   Взрывчатку втиснул между каменной стеной и толстым дубовым крепежным брусом, поддерживавшим свод. Сняв изоляцию с провода, прикрутил оголенные концы к взрывателю, который, в свою очередь, вставил в одну из толовых шашек. После этого присыпал взрывчатку породой и мелкими камнями и, посветив фонариком, проверил все еще раз.
   Ничего не забыл?
   Ключи от машины? С собой, в кармане. Порядок.
   Чарон даже не сбился с дыхания, пока выбирался на поверхность. Затем он вытащил веревку из штольни.
   В ящике для инструментов у него имелся небольшой генератор с механическим приводом. Он прикрепил провода к клеммам, крутанул ручку и отпустил. Тут же под ногами почувствовал глухой удар. Посветив фонариком, заглянул в штольню. Всюду клубилась пыль, ничего невозможно было разглядеть.
   Чарон забрался в пикап и запустил двигатель. Видимость ухудшалась, наверное, уже меньше ста футов. Слой снега на земле достиг четырех дюймов.
   Тассоун пропал без вести, с ним все ясно. Но, по мнению Чарона, те, кто заплатил за убийство Джорджа Буша десять миллионов долларов, не станут особенно переживать из-за пропажи своего посыльного. А Чарон постарается убрать столько людей из списка, сколько сможет. Конечно, Тассоун уже не привезет деньги, а Чарон не знает, к кому обращаться за платой. Ну и пусть, так тому и быть. Кто-то сорвет его куш, он не жадный.
   А десяти миллионов хватит. Более чем достаточно. Таких денег Генри Чарон, пожалуй, не смог бы потратить за две свои жизни.
   Спустя пятнадцать минут Чарон попытался вытащить провод из штольни. Но тот не поддавался. Наверное, придавило камнем. Он снова сбросил веревку в штольню и спустился вниз. Пыль почти улеглась. В луче света фонарика он увидел, что боковой тоннель завалило. Огромная плита прижала провод. Чарон обрезал его и на одних руках поднялся по веревке вверх.
   Смотав веревку и провод, он сложил все в машину. На спуске с горы машину один раз повело, но он вовремя остановился. Весь обратный путь домой у него занял почти час. У дома снегу еще было немного, на дюйм – не больше.
   Войдя в дом, Чарон подбросил дров, вымыл чашку, из которой пил Тассоун, и поставил ее в буфет. Затем сварил себе свежий кофе и, наполнив чашку, растянулся в кресле.
* * *
   – Ваш клиент, назначенный на десять часов, здесь, мистер Броуди.
   Адвокат нажал на кнопку переговорного устройства:
   – Пусть войдет.
   Т. Джефферсон Броуди подошел к двери, чтобы встретить входившего Фримэна Мак-Нэлли. Аккуратно закрыв за ним дверь, Броуди пожал Фримэну руку и указал ему на красное кожаное кресло, предназначенное для клиентов.
   – Рад тебя видеть.
   – Да, Ти. Как дела?
   – Неплохо. – Броуди обошел стол и устроился в своем вращающемся кресле за тысячу восемьсот долларов, сделанном на заказ.
   – Как продвигается бизнес?
   – О, ты знаешь, – произнес Мак-Нэлли и сделал неопределенный жест рукой. – С бизнесом всегда проблемы. Что-нибудь да не так.
   – Что правда, то правда.
   – Ты не смотрел телевизор последние пару дней?
   – Ты имеешь в виду столкновение автобуса с автомобилем? Да, я слышал об этом.
   – Один из моих водителей. Кто-то из охраны хотел хапнуть груз. Ему повезло, что не убили.
   – Стало слишком горячо, – сказал Броуди, имея в виду пресс-конференцию Президента и объявленные правительством мероприятия. В газетах полно об этом.
   – Да, по этой причине я и пришел к тебе. Кое-что из того, что намерен сделать Большой человек, причинит нам неприятности. Я думаю, что настал тот самый момент, ради которого мы подкармливали всех тех сенаторов и конгрессменов.
   – Я ждал, когда же ты придешь к этому.
   – Настало время. Слияние ФБР и ДЕА вряд ли окажется на руку бизнесменам. Конечно, как заявили по телевидению, чтобы прийти к окончательному решению, им потребуется вечность, но в один прекрасный момент они все-таки будут знать слишком много. Я имею в виду, что все пойдет на одну бумажную мельницу и рано или поздно что-нибудь, чертовски неприятное для меня, всплывет.
   – Что еще?
   – Теперь эти новые предложения по обмену денег. Тоже плохо. У меня на руках около десяти миллионов долларов наличными, чтобы делать бизнес изо дня в день.
   – Я понимаю.
   – Я считаю, что все это направлено против черных, тебе не кажется? Чернокожие реже пользуются банками, поэтому они и потеряют больше всего. Черт, все белые вкладывают свои деньги в банки или инвестируют в недвижимость. Только чернокожие женщины и бедняки держат их в жестянках из-под крупы и в матрасах. Проклятые банки сегодня дерут высокую плату за открытие счета, если у тебя нет стабильного дохода, как у белых.
   – Хороший аргумент. Я использую его.
   – Да. И реформа закона об освобождении под залог. Это тоже направлено против черных. У белых есть дома и дорогие автомобили, которые они могут использовать в качестве залога. Черные вынуждены влезать в долги. Им нужны наличные.
   Фримэн перечислил еще два или три момента, после чего Броуди спросил:
   – Кто хотел кинуть тебя прошлой ночью?
   – Я не уверен, но думаю, что за всем этим стоит Уилли Тил. Он поставлял свой товар через Кубу. Это его и подкосило. Я думаю, он пообещал заплатить за доставку больше, и мои ребята соблазнились. Теперь в точности не узнать, все трое, что хотели меня нагреть, убиты.
   – Одной проблемой меньше, – заметил Броуди и улыбнулся.
   – Без проблем не обойтись. Людей надо заставлять быть честными с тобой, а иначе можешь бросать свой бизнес. Это условие успеха.
   Раздался зуммер переговорного устройства. Т. Джефферсон Броуди поднял палец вверх, призывая своего посетителя к молчанию.
   – Да.
   – Сенатор Черри на проводе, сэр.
   Броуди взглянул на Фримэна.
   – Получишь удовольствие. – И он нажал на кнопку. – Да.
   – Боб Черри. Как дела, Джефферсон? – голос звучал вполне доброжелательно, хотя и немного официально.
   – Прекрасно, сенатор, а у вас?
   – Неплохо, мы как раз обсуждали финансовую сторону предвыборной кампании с председателем моего избирательного комитета, вы ведь в курсе, через два года перевыборы?
   – Да, сэр. Я как раз подумал об этом.
   – Те пожертвования, которые ранее шли от вас, отличались большой щедростью. Я надеюсь, один или два ваших клиента сделают вклад в мою очередную избирательную кампанию.
   – Сэр, я должен обсудить это с клиентами. Но я настроен оптимистично. Они всегда придерживались мнения, что кто-то должен платить за хорошее правительство. – Броуди подмигнул Фримэну и тот улыбнулся в ответ.
   – Хотелось бы, чтобы побольше людей думали так же. До скорой встречи.
   Положив трубку, Броуди улыбнулся. Мак-Нэлли рассмеялся, закинув голову назад.
   – Вот так просто они звонят и клянчат деньги?
   – Именно так.
   – Если бы я был на такое способен, тут же оставил бы свое дело. Знаешь, нанял бы несколько человек, чтобы сидели на телефонах, а сам наслаждался бы жизнью.
   – Да, но ты не член Конгресса.
   – Да. Я занимаюсь более определенным делом. Скажи-ка мне, Уилли Тил не твой клиент? – следы веселья исчезли с его лица.
   – Нет.
   – Рад слышать это. А Берни Шапиро?
   – Знаешь… Буду с тобой откровенным, Фримэн. Я взял себе за правило никогда и ни с кем не обсуждать своих клиентов и их дела. Никогда. И ты об этом знаешь.
   Фримэн Мак-Нэлли поднялся и обошел комнату, останавливаясь то тут, то там.
   – У тебя здесь полно прекрасных вещей, – вкрадчиво произнес он.
   Т. Джефферсон Броуди сделал скромный жест, на который Мак-Нэлли не отреагировал.
   Стоя спиной к адвокату, Мак-Нэлли заговорил:
   – Берни Шапиро входит в группу Костелло. Они хотят отхватить себе кусок в деле отмывания денег. Мне это дорого обойдется. А я не люблю платить дважды за одну и ту же услугу.
   Броуди промолчал.
   Мак-Нэлли подошел к столу и уселся на угол, глядя на Т. Джефферсона Броуди сверху вниз.
   – Ти, дам тебе совет. Ты хороший адвокат и вполне подходишь для моих дел. Ты знаком с нужными людьми и можешь попасть туда, куда мне путь заказан. Но если я когда-нибудь услышу… Когда-нибудь… Услышу, что ты рассказываешь кому-то о моих делах без моего на то разрешения, ты умрешь спустя два часа, как только я узнаю об этом. – Он наклонил голову и посмотрел Броуди прямо в глаза. – Ты понял?
   – Фримэн, я адвокат. Все, что ты мне говоришь, остается между нами.
   – Ты понял меня, Ти?
   – Да. – Броуди с трудом шевельнул губами, выдавливая слово.
   – Хорошо. – Фримэн встал и подошел к окну. Он отодвинул шторы и выглянул на улицу.
   Секунд через десять-пятнадцать Броуди все же решил вернуться к разговору о деле. Последние десять лет он с успехом справлялся с такими подонками, как Мак-Нэлли. И хотя иногда случались напряженные моменты, нельзя было показывать свой испуг перед ними.
   – Ты собираешься работать вместе с Шапиро?
   – Не знаю. Нет, если удастся отвертеться. Думаю, что именно этот тип кокнул парня, который отмывал мои денежки. И он же наверняка разделался с парнем, который занимался кредитно-сберегательными кассами. Его звали Линкольн. Шапиро заплатил одной потаскухе по имени Суит Черри Лэйн, которая обслуживала парня, она его и подставила.
   Т. Джефферсон Броуди навострил уши.
   – Как выглядела эта Лэйн? – вкрадчиво спросил он.
   Фримэн отошел от окна и снова сел в кресло, предназначенное для клиентов.
   – Сорта шоколада, статная, с крепкими сиськами и тонкой талией, высокая, царственного вида. Настоящая цаца, клянусь.
   – Предположим, кто-нибудь хочет проучить эту стерву, ты бы оказал такую услугу?
   Медленная улыбка расплылась по лицу Фримэна.
   – Выкладывай, Ти.
   – Она ограбила меня, Фримэн. – Броуди сглотнул слюну и глубоко вздохнул. – Честно. Украла машину, часы, кучу добра из дому и еще четыреста тысяч долларов, которые Шапиро заплатил за этот кредитно-сберегательный бизнес.
   – Не может быть.
   – Да. Стерва прикинулась вдовой, подписала все бумаги, забрала чек, намешала мне «Микки» и обобрала до нитки.
   – Какой же ты к черту адвокат, Ти? Ты даже не спросил у нее удостоверения личности перед тем, как отдать четыре сотни кусков?
   – А-а, – прорычал Броуди, – эта сука обвела меня вокруг пальца! Теперь я хочу спустить с нее шкуру. Ты поможешь мне?
   При виде взбешенного адвоката улыбка исчезла с лица Фримэна Мак-Нэлли. Он поднялся.
   – Я подумаю над этим, Ти. Между тем займись сенаторами и конгрессменами. Я платил им хорошие деньги, теперь хочу что-нибудь взамен. Сделай это. Тогда и поговорим.
   Остановившись у двери, он продолжил, не глядя на Броуди:
   – Я стараюсь избегать личных проблем. Для меня главное – бизнес. Нужно владеть собой. Когда что-нибудь принимаешь близко к сердцу, начинаешь делать ошибки, рисковать понапрасну. Это плохо. – Он покачал головой. – Плохо. – После этих слов он ушел.
   Броуди, покусывая нижнюю губу, продолжал машинально смотреть на дверь.
* * *
   Отт Мергенталер возвратился с ланча в два часа тридцать минут пополудни улыбающийся. Глядя на его пружинистую походку, Джек Йоук не удержался, чтобы не спросить:
   – В старый хомут, Отт?
   Мергенталер еще шире улыбнулся в ответ и плюхнулся на стул, который Йоук успел пододвинуть ему ногой.
   – Знаешь, Джек, когда ты самый известный из пишущих по-английски обозревателей и когда тебя не было по крайней мере неделю, эти сильные мира сего просто умирают от желания излить накопившиеся секреты и пикантные новости. Если они будут слишком долго держать их в себе, у них случится запор.