– Я читала ваши статьи о Кубе. Они очень, очень хорошо написаны, – сказала Колли, обращаясь к Йоуку.
   – Спасибо, – польщенный комплиментом, ответил Йоук. Колли предприняла еще одну попытку вовлечь его в беседу. И через несколько минут Йоук уже рассказывал о Кубе. Даже Тоуд оторвал свой взгляд от Риты, чтобы послушать, изредка задавая вопросы.
   Поначалу это были, главным образом, поверхностные впечатления очевидца, но, похоже, слушатели вскоре раззадорили Йоука. Джейк тоже прислушался.
   – …что на меня произвело впечатление, так это преображение этих людей, простых людей, рабочих. Они обретали нечто. Я понял, чего они хотели – демократии, права голосовать за своих избранников, которые сотворят обязательные для всех законы. Понимаете, мы все это давным-давно имеем и поэтому просто не замечаем. Мы можем вышучивать политиков, издеваться над политиканами, которые готовы продаться за пожертвования на избирательную кампанию и бесстыдно клянчить голоса. Но когда ты по уши увяз в диктатуре, когда тобой помыкал какой-нибудь самозваный Цезарь с великими идеями в маленькой башке, демократия выглядит чертовски привлекательной.
   Судя по лицам слушателей, они разделяли его мнение, и Йоук стал дальше развивать свою мысль.
   – Удивительно, но в основе демократии лежит простейшая мысль из тех, которые когда-либо способствовали формированию государственности в человеческом обществе – большинство чаще оказывается правым, нежели наоборот. Задумайтесь над этим! Ошибки – это часть системы. Они неизбежны, поскольку политические пристрастия подобны отливам и приливам. А в долгосрочной перспективе все преходящее становится несущественным.
   – Смогут ли те страны, которые только что стали демократическими, набраться терпения, чтобы пережить ее ошибки и дождаться ее плодов? – спросил Джейк Графтон, впервые за время обеда подав голос.
   Йоук через стол посмотрел на капитана.
   – Я не знаю, – сказал он. – Нужно верить в добродетельность и мудрость свободного народа. Наверняка кое-где демократия начнет пробуксовывать. Я думаю, у нее должны быть сильные, глубокие корни, иначе ее сметет первым же мощным порывом. Всегда найдется кто-то с обещаниями мгновенно решить все проблемы, как только его допустят к рычагам управления.
   – А что вы думаете о демократии в Америке, идет ли она на убыль или все еще в силе?
   – Джейк Графтон! – предостерегла Колли. – Что за вопросы!
   – Хороший вопрос, – возразил ей Йоук. – Распространенной ошибкой является стремление разрушить существующую систему. У нас в Америке много проблем. И двести пятьдесят миллионов людей, которые имеют свои взгляды на пути их решения. Я знаю – свою жизнь я трачу на то, чтобы публично обсуждать эти проблемы.
   – Вы не ответили на вопрос, – с улыбкой вмешался Тоуд Таркингтон.
   – Я не знаю ответа, – сказал Джек Йоук.
   – Не думаю, что нас сможет что-либо заставить отказаться от республиканской формы правления, – заявила Колли.
   – А что вы думаете, капитан? – спросила Тиш Сэмьюэлз.
   Джейк хмыкнул.
   – Корни-то глубоко, с этим все в порядке, но если ураган окажется достаточно сильным… Кто хочет кофе, кроме меня?
   Пока Колли наливала кофе, Джейк заметил, как Рита что-то тихо говорила Эми. Девушка слушала, ее лицо все сильнее хмурилось, затем она внезапно вскочила и выбежала из комнаты.
   Джейк сложил салфетку и извинился. Но ему не удалось пройти мимо Колли. Она всучила ему кофейник, а сама последовала за Эми в спальню.
   – Тебе как, Тоуд? – Джейк склонился над лейтенантом.
   – В чашку, если можно, капитан.
   – Рита, научи этого клоуна чему-нибудь новенькому, он начинает повторяться.
   Рита улыбнулась Джейку в ответ.
   – Я знаю. Но я надеялась, раз он работает в твоей конторе, может, ты ему сможешь помочь.
   – Вы работаете у капитана Графтона? – спросил Тоуда Йоук.
   – Пожалуй, мне следует заглянуть к Колли и Эми, я на минутку, – сказала Рита и встала из-за стола. Она сделала это, не привлекая общего внимания. Джейк и Тоуд проводили ее взглядом, пока за ней не закрылась дверь.
   – Да, – ответил Тоуд, обращаясь к журналисту. – Капитану не удастся избавиться от меня. Действительно, в прошлом я выполнял кое-какие мелкие поручения капитана Графтона, оказывая ему помощь в его героической борьбе против сил зла в защиту свободного мира и прочее. Вчера я предложил ему приобрести бэтмобиль,[42] я бы временно мог хранить его у себя, пока он не понадобится капитану. Ведь у него здесь нет гаража.
   – А чем вы занимаетесь в Пентагоне? – спросил Йоук.
   – Тш-ш-ш, это страшная тайна, – понизив голос, доверительно сообщил Тоуд. – Мы разрабатываем сверхсекретные планы на случай, если Канада нападет на нас. По нашим предположениям, первым делом они захватят автомобильные заводы в Детройте.[43] Неожиданный удар. Возможно, в воскресенье утром. Затем…
   – Тоуд, – зарычал Джейк.
   Таркингтон сделал беспомощный жест в сторону улыбавшейся Тиш.
   – Мой рот на замке. Как хотите, но это настоящая военная тайна, высшего сорта. Если канадцы когда-нибудь узнают…
   Когда они убирали со стола, Джейк сказал Тоуду:
   – Мне кажется, Рита совсем оправилась после прошлогодней катастрофы.
   – Шрамы остались, – ответил Тоуд, – но она удивила врачей. И меня тоже.
   Они сложили посуду в мойку и перешли в гостиную пить кофе. В этот момент из спальни, держась за руки, появились Рита и Эми. У обеих еще не высохли следы слез на лице. Колли отправилась на кухню, и Джейк последовал за ней.
   – Что там произошло?
   – Эми боготворит Риту и потеряла голову из-за Тоуда. – Колли закатила глаза: – Гормоны!
   – Ох.
   Колли улыбнулась и обняла Джейка.
   – Я люблю тебя.
   – Я тоже люблю тебя. Но нам лучше вернуться к гостям.
   – Ты не рад, что мы пригласили Джека Йоука?
   – Он хороший малый.
* * *
   Страх в геометрической прогрессии усиливается по мере приближения к объекту, внушающему страх. Харрисон Рональд сделал это открытие по пути к логову Фримэна Мак-Нэлли в северо-западной части Вашингтона.
   Он чувствовал, как страх парализует его мозг. Его мутило, и хотелось бежать без оглядки.
   Он все меньше обращал внимания на дорогу, прекрасно это сознавая, но ничего не мог с собой поделать. Это еще одна сторона страха – в малом количестве он обостряет чувства, заставляет действовать на пределе возможностей в опасной ситуации. Однако чрезмерный страх парализует. Страх становится невыносимым, перерастает в ужас, от него цепенеют мышцы, мозг отказывается работать. И стоит только дать слабину, ужас превращается в панику, и все мышцы получают от ущербного мозга лишь один приказ – бежать.
   Он ехал все медленнее и медленнее. Когда зажегся зеленый, пришлось заставить себя нажать на акселератор. Водитель ехавшего следом автомобиля газанул и промчался мимо, красноречиво покрутив пальцем у виска. Форд даже не обратил на него внимания.
   Несмотря ни на что, он все же добрался до цели. Медленно проехал по переулку и припарковал машину на стоянке позади дома Мак-Нэлли. В тени ограды стоял охранник. Форд заглушил двигатель. Он не собирался накладывать в штаны. Нет, сэр. Ни при каких обстоятельствах он не должен этого допустить.
   – Сейчас или никогда, – громко произнес он, успокаиваясь от звука собственного голоса, с которым ему все же удалось более-менее справиться, и открыл дверь. Охранник, не вынимая рук из карманов пальто, двинулся ему навстречу.
   О, проклятье. Вот оно.
   – Это ты, Зэт?
   – Да, приятель.
   – Здесь никого нет. Тебе надо поехать в Сэнитэри и забрать там груз.
   Форд застыл возле машины, не спуская с охранника глаз. Это не входило в его планы. Думай, будь ты проклят! Думай! Сэнитэри Бэйкери…
   – Там тебя встретят.
   Форд повернулся и открыл дверь машины. Сел и попробовал вспомнить, куда он сунул ключи. В этом кармане нет, и в этом нет… здесь! Он вставил ключ в замок зажигания и повернул.
   Двигатель заработал, и волна облегчения накатила на него. Он двинул рычаг передачи чуть-чуть назад и задним ходом выехал со стоянки в переулок. Все спокойно. Все тихо и спокойно, как в гробу.
   Оглянись назад, идиот! Не сбей столб. Как только охранник исчез в тени, Форд прибавил скорость. Облегчение сменилось разочарованием. Из-за чего же он тогда мучился целый день? Все напрасно!
   Может, теперь пора смываться. Почему бы нет? Он уже доказал сегодня, что способен справиться с собой. Это главное. Сегодня вечером уже ничего не произойдет, так почему он должен снова везти это дерьмо для Мак-Нэлли? У ФБР наберется доказательств, чтобы подготовить обвинительное заключение из двухсот сорока одного пункта. К чему добавлять еще один. Что ты пытаешься доказать, Харрисон? Ты ночи не спал, умирал от страха все эти десять месяцев. Ты убил человека. У тебя достаточно доказательств, чтобы упечь Мак-Нэлли и его дружков в тюрьму на такой срок, что, когда они вернутся, крэк уже будут употреблять вполне легально, а тебе нужно остаться в живых, чтобы дать свидетельские показания. Зачем ошиваться там еще одну ночь? Не забывай главного – сегодня ты одержал победу.
   Но он знал ответ. Направив автомобиль в сторону авеню Джорджия, он нажал на педаль газа.
* * *
   – Как хорошо вы знаете капитана Графтона? – спросил Таркингтона Йоук. Было уже около десяти, и они стояли на балконе, глядя на город. Подмораживало, но ветра почти не было.
   – О, наверное, как любой младший офицер может знать старшего. Мне кажется, лично он питает ко мне дружеские чувства, но на службе я для него – один из его подчиненных.
   – В ВМС у него репутация одного из лучших офицеров.
   – Он лучший из всех, кого я когда либо встречал. И точка, – сказал Тоуд. – Вам нужно подготовить документ – капитан Графтон вам предложит наилучшую формулировку. Вам трудно найти правильное решение или отстоять свою позицию – он тот, кто вам поможет. Вам нужен человек, который поведет в бой остальных, – выберите Графтона. Вы хотите слетать к черту на рога и вернуться невредимым обратно – лучше его с этим никто не справится. Если вам нужен офицер, который всегда поступает правильно, независимо от обстоятельств, – значит, вам нужен Джейк Графтон.
   – А вы?
   – Я? Я обыкновенный лейтенант. Лечу, когда прикажут, сплю, когда прикажут, и даже по большой нужде хожу по распорядку.
   – Как же удается капитану Графтону поступать всегда правильно?
   – Это что? Допрос? Что вызывает такой интерес к Графтону?
   – Простое любопытство. Я не собираюсь писать о нем.
   – Лучше не надо. Иначе я сломаю ваш карандаш.
   – Так что ему позволяет всегда поступать правильно?
   – Здравый смысл. Редкое качество в этом городе. А здравый смысл – предмет гордости Джейка Графтона.
   Йоук усмехнулся.
   – Смотрите, – предостерег Тоуд Таркингтон, – не вздумайте смеяться, иначе лишитесь своего корреспондентского удостоверения. Здесь ваши колкости могут не понять.
   Йоук улыбнулся:
   – Я заслужил этого. Простите мне мой сарказм во время первой встречи. Тогда у меня кошки скребли на душе.
   – У меня тоже, – пробурчал Таркингтон. Он постучал ногами одна о другую. – Я уже замерз, пойдемте внутрь.
* * *
   Харрисон Рональд стоял возле своего «мустанга», уставившись на переднее колесо. Спустило.
   Мимо него по авеню Род-Айленд проносились автомобили. Почувствовав биение руля и услышав характерный звук, он свернул и съехал на стоянку у магазина.
   Судьба, решил он, открывая багажник и роясь там в поисках домкрата и гаечного ключа. По пути на свидание со своей судьбой конь Дон Кихота потерял подкову. Почему такое не происходит в кино?
   Он поддомкратил передок, но гайки заржавели. Проклятый Фримэн, он никогда не балансирует колеса, не регулирует сход-развал. Платит столько денег, но ни о чем не заботится.
   Тут нужна монтировка или молоток. Разозленный, он плюхнулся на тротуар и пнул гаечный ключ. Тот отлетел в сторону, оставив на поверхности гайки царапины. Он попробовал снова. Еще раз. Наконец, гайка повернулась.
   На стоянку въехал полицейский патрульный автомобиль и остановился перед магазином. Два белых копа. Они вышли из машины, задержались на минуту, молча наблюдая за тем, как Форд борется с ключом, и затем вошли в дверь.
   Господи, как они не заметили очертания пистолета у него за спиной, под пальто? Пустоголовые. В первую очередь они должны обращать внимание на оружие.
   Справившись с последней гайкой, он посмотрел на витрину. Через стекло было видно, как копы пили кофе и любезничали с девушкой за стойкой.
   Возясь с ключом, он содрал себе кожу на пальце. Теперь это место кровоточило. Ничего, скоро пройдет. Грязь и масло попадут в рану и остановят кровь. Его отец всегда приходил с содранными руками. От грязи и масла раны медленно, очень медленно заживали, пока он не сдирал их заново. Ребенком он разглядывал большие и тяжелые руки отца и недоумевал, неужели они не болят.
   Отец, где бы ты ни был, мои руки окоченели и чертовски болят, у меня замерзла задница от долгого сидения на тротуаре, и из носа течет.
   Он вытер нос рукавом.
   Чего же ты ждал? Что копы бросятся тебе помогать? Приди в себя!
* * *
   Джек Йоук поймал себя на том, что неотрывно смотрит на Тиш Сэмьюэлз. Он уже несколько минут наблюдал за ней, когда, наконец, осознал это и от неожиданности вздрогнул. Он огляделся, не заметил ли кто-нибудь. Джейк Графтон перехватил его взгляд. Йоук улыбнулся и отвернулся.
   О'кей, она, конечно, не для «Плэйбоя» и никогда не попадет на обложку «Космополитэн». Но по-своему хороша.
   Наблюдая за ее движениями и жестами, он вспомнил кубинскую мадонну на крыле грузовика с ребенком у груди. Как долго смотрел он на ту женщину? Секунд тридцать? Минуту? Та женщина олицетворяла саму жизнь, которая шла с ним по дороге. Невзирая на войну, революцию, нищету, голод, она смело направлялась из прошлого в будущее.
   Он снова посмотрел на Тиш и попытался представить ее на крыле того грузовика. Она вполне могла бы быть там, решил он. За ней будущее.
   Он налил себе еще выпить и устроился на диване, продолжая наблюдать за Тиш Сэмьюэлз.
   Наверное, он просто стареет. Собственные амбиции для него уже не представляют такого большого значения, как прежде, к тому же он начал разочаровываться в своих убеждениях. Сколько его коллег действительно верит в мудрость избирателей? Самоуверенные, эгоистичные, – и среди них Джек Йоук, – они верили только в самих себя.
   О'кей, Джек. А если твоих мудрых мыслей окажется недостаточно, что тогда? Во что ты будешь верить?
   Размышляя, он сосредоточенно разглядывал носки своих ботинок, а в голове одна за другой сменялись картины людских толп, которые брели по дороге в Гавану, брели в клубах пыли, под палящим солнцем, с надеждой брели в неизвестность.
* * *
   Перед Сэнитэри Бэйкери Харрисон Рональд решил развернуться и, сдав назад, поставил автомобиль рядом с остальными. Шесть машин. Тесновато сегодня.
   Он подошел к двери и постучал.
   Охранник, заперев за ним дверь, задвинул засов и кивнул головой.
   – Они велели тебе подниматься, второй этаж, в самом конце.
   Внутри склада было пусто и темно. Единственный свет от уличных фонарей проникал сюда сквозь грязные окна высоко под потолком. Здесь все казалось знакомым, и как только глаза привыкли к темноте, он уверенно двинулся вперед.
   Второй этаж в конце. Господи, там же ничего нет, кроме нескольких пустых комнат с толстым слоем пыли, грязи, крысиного дерьма и кое-какой поломанной мебели, за ненадобностью оставленной прежним владельцем.
   Он потрогал пистолет за поясом и проверил положение предохранителя. Порядок. Не прострелить бы себе задницу, Харрисон Рональд.
   Поднявшись по лестнице, он повернул налево к восточной стороне здания. Раздался чей-то стон. Голос мужской.
   Он замер. Кто-то стонал протяжно и не по-человечески.
   Харрисон Рональд будто окаменел, прислушиваясь к звукам. Вот! Опять!
   Он сунул руку под пальто и снова прикоснулся к рукоятке пистолета.
   Никого не видно. Только окна, тусклый свет и черные контуры колонн, что поддерживают крышу. И этот звук.
   Ужас вновь завладел им. Его затрясло, когда низкий животный стон достиг его ушей и эхом, едва слышно, отозвался в глубине огромной и пустой темной комнаты.
   Кто-то уже просто не мог кричать, кто-то, чьи легкие разорвались от крика, кто истратил все слова мольбы и молитвы, кто уже не думал о жизни. Этот человек стонал только потому, что все еще дышал.
   Что-то было еще. Запах! Он внимательно принюхался. Паленое мясо. Да, паленое мясо. Запах подгорелого жира, острый и едкий.
   – О, Боже!
   Харрисон Рональд Форд двинулся вперед. Через щель в неплотно притворенной двери сочился свет.
   Стоны стали громче, послышался голос.
   – Ты предал своих братьев, своих братьев по крови. Продался белым ублюдкам, продал свое тело и кровь, продал… – Фримэн Мак-Нэлли. Харрисон Рональд узнал этот голос. Фримэн Мак-Нэлли. – Чем они тебя купили? Деньгами? Ты теперь никогда не сможешь их истратить. Женщинами? Тебе их никогда не трахнуть, с тем, что у тебя осталось. Ха!
   Казалось, Мак-Нэлли обезумел. Сумасшедший. Его голос, на октаву выше чем обычно, звучал на грани истерики.
   – Убей меня!
   Молчание.
   Звериный вопль:
   – Убей меня!
   Харрисон Рональд Форд толкнул дверь и вошел. Воняло нестерпимо.
   Посреди комнаты, привязанный к стулу, сидел обнаженный мужчина. Над ним висела электрическая лампочка без абажура. Во всяком случае, пока он еще оставался мужчиной. С его тела свисали куски плоти. В паху не осталось живого места. На его лице – Харрисон подошел ближе, чтобы разглядеть его лицо, – остался только один глаз, вместо второго зияла пустотой обгоревшая глазница. На груди еще больше ожогов. Удивительно, но крови почти не было.
   – Убери пистолет, Сэмми.
   Он огляделся. Остальные сидели на стульях, расставленных вдоль стены. На полу стоял огромный утюг с прилипшими к нему кусками мяса, которые до сих пор дымились.
   – Убери пистолет, Сэмми. – Это Фримэн. Он стоял напротив окна с пистолетом в руке, нацеленным в Форда.
   Харрисон посмотрел вниз. Он не помнил, в какой момент «кольт» оказался у него в руке. Опустив пистолет, он еще раз взглянул на человека, привязанного к стулу.
   – Убей меня!..
   – Этот болван продал нас. Он стучал на нас легавым. В конце концов он сознался.
   Он мог бы перестрелять их всех. Мысль мелькнула у него в голове и палец непроизвольно пополз к предохранителю. Их пятеро. Семь патронов. Сначала Фримэна, потом остальных. Так быстро, как сможет нажимать на спусковой крючок.
   Фримэн подошел к Форду и остановился, скрестив на груди руки и сверля взглядом человека на стуле.
   – Разве это не дерьмо? Я знаю его столько, сколько помню себя. А он продал меня. – Фримэн хмыкнул и мотнул головой. С бровей слетели капли пота. – А ведь все это время я думал на тебя, Сэмми. Падла-а-а!
   Мак-Нэлли снова мотнул головой и отошел к окну. Затем, повернувшись, ткнул пистолетом в сторону Харрисона Форда.
   – У тебя пистолет. Убей его. – Он произнес это будничным тоном, будто заказывал пиццу.
   Человек на стуле не спускал с Форда своего единственного глаза. Его руки, вернее, то, что от них осталось, по-прежнему были связаны сзади. Сквозь обгоревшее тело проглядывали белые полосы – кости. Харрисон медлил.
   – Пристрели его, – приказал Фримэн.
   Харрисон сделал шаг. Глаз продолжал следить за его движениями. Вот обожженные губы дрогнули. Форд наклонился, чтобы расслышать.
   – Убей меня, – прошептали губы.
   Харрисон снял пистолет с предохранителя. Поднял «кольт» и направил его чуть выше свежей кровоточащей раны, в то место, где раньше находилось левое ухо жертвы. Само ухо валялось на полу рядом с утюгом.
   – Прости, Айк, – сказал Форд и нажал на спуск.

Глава 19

   Тело Айка Рэндольфа лежало в багажнике машины, когда Харрисон Рональд остановился перед зданием ФБР на улице Е. Фримэн велел ему избавиться от трупа, бросить его где-нибудь посреди улицы. Обезображенный труп заставит задуматься любого, кто когда-либо вздумает перейти дорогу Мак-Нэлли.
   Да, Фримэн. Как скажешь.
   Вчетвером они затолкали тело в багажник, и Харрисон уехал, даже не попрощавшись.
   Он все продумал.
   Солнце уже поднялось.
   Воскресенье, восемь утра. На улицах и на стоянках пусто. Через час-другой пригороды проснутся, откроются лавки, и толпы людей, не успевших купить к Рождеству подарки, заполнят стоянки и хлынут в бесчисленные храмы розничной торговли. Покупатели доберутся и до центра, но это произойдет лишь спустя пару часов. А сейчас на улицах попадались только пьяницы и бродяги. Ветер выхватывал из-под колес автомобиля пустые консервные банки и обрывки бумаги, вываливавшиеся из переполненных мусорных баков, и гнал их по улице.
   Выключив двигатель, Харрисон сидел в кабине, прислушиваясь к окружающим звукам.
   Он сделал это. И до сих пор жив.
   Руки дрожали.
   Волна облегчения обрушилась на него, как удар молота; он начал всхлипывать.
   Как же отчаянно он устал. Слезы катились по щекам, сил не осталось даже для того, чтобы пошевелиться.
   Все.
   Черт, нужно добраться до Хупера. Отдать ему ключи от катафалка с телом Айка Рэндольфа, а потом завалиться спать.
   Не забыв запереть машину, он поднялся по ступеням, которые вели в здание ФБР, вошел в дверь, пересек фойе, спустился во внутренний дворик и направился к будке с охранником. Человек в форме следил за его приближением.
   – К Тому Хуперу. Вызовите его.
   – Кто вы?
   – Сэм… Харрисон Рональд Форд. Полиция Эвансвилла, штат Индиана. Он ждет меня.
   – Если подождете вон там, сэр, я позвоню и выясню, на месте ли он.
   Форд отошел и встал так, чтобы полицейский мог видеть его руки. Он слишком устал, чтобы стоять. Присев, он оперся спиной о стену и скрестил руки на коленях, а голову положил поверх них.
   Спустя шесть или семь минут, когда Томас Хупер окликнул его, он сидел в том же положении и слезы текли по его лицу.
* * *
   – Там труп в багажнике машины.
   – Кто? – Фрэдди и Хупер не сводили с Форда глаз.
   – Айк Рэндольф. Они пытали его. Сплошное месиво.
   Агенты ФБР переглянулись.
   – Нужно куда-нибудь выбросить тело.
   – Зачем? – в недоумении спросил Фрэдди.
   – Нужно, приятель, – настаивал Харрисон.
   – Послушай. В понедельник мы отправляемся в Большое жюри. В понедельник вечером или во вторник будет готово заключение по обвинению в убийстве, мы возьмем Фримэна Мак-Нэлли и его лейтенантов и посадим в каталажку. Под залог они не выйдут. За убийство под залог не выпускают. После мы представим в Большое жюри все остальное, и пусть они добавят ему еще пару сотен пунктов.
   Харрисон устал.
   – Послушай. Сегодня Фримэн дал мне выходной. Но если этот труп не всплывет где-нибудь, он почувствует неладное. Первым делом он проверит мою квартиру, нет ли меня там. Меня там, конечно, не будет, я могу это гарантировать. Я в жизни туда больше не вернусь. Тогда Фримэн все поймет. Возможно, он исчезнет. А может, будет ждать с тяжелой артиллерией наготове, когда вы за ним придете. Может, он заключит контракт на мою голову. Я не собираюсь проводить остаток своей жизни, постоянно оглядываясь.
   – Но мы же не можем вот так просто бросить труп на улице и… – недоумевал Хупер.
   – Почему нет? – спросил Харрисон.
   – Черт возьми, мы же полицейские, ради всего святого!
   – Мы бросим его, подождем полчаса и вызовем полицию. Почему нет?
   Хупер думал о Большом жюри и адвокатах. Даже если ФБР срочно потребуется обвинительное заключение, это еще не гарантия, что оно будет. На это может уйти неделя. Глядя на Форда, он понял, что придется выполнить его требование, иначе тот просто не выдержит. Форд не протянет неделю.
   – Где ты остановился?
   – Прямо перед зданием на улице Е.
   – Пошли, Фрэдди, надо этим заняться.
   – Давай хоть загоним машину во двор. Пусть ребята из лаборатории сфотографируют его.
   – Ты что, Фрэдди, совсем из ума выжил? – прорычал Харрисон. – Единственная причина… Единственная причина, по которой я до сих пор еще жив после десяти месяцев этого ада, заключается в том, что никто не знал, что я тайный агент. А теперь ты хочешь дать парням из лаборатории увидеть машину, тело и меня? Я что, похож на самоубийцу?
   – Забудем об этом, Фрэдди, – сказал Хупер. – Что-нибудь сочиним для доклада. Не в первый раз. По крайней мере, для меня.
   В машине они обо всем договорились. Они направились в сторону форта Мак-Нэйр. Восточнее армейского поста находилась огромная заброшенная автостоянка площадью в пару акров. Через трещины в асфальте пробилась трава. Повсюду валялись пустые пивные банки и мусор. С севера и с запада стоянку огораживала кирпичная стена высотой в восемь футов. За стеной виднелись большие старые здания, предназначенные для размещения старших армейских офицеров, которые останавливались в Вашингтоне. Дальше на восток, ярдах в шестидесяти, начинались частные дома, но кусты и деревья закрывали обзор. С юга к стоянке примыкала электростанция, огороженная металлическим забором.