Единственного террориста, схваченного живьем, подстрелили в спину, когда он бежал по коридору второго этажа. Ему удалось убить около дюжины людей и еще девятерых ранить до того, как охранник-женщина послала в него пулю.
* * *
   Видя на телеэкране этот ад кромешный – через двадцать минут после начала событий каждая телекомпания уже имела в Капитолии свою съемочную группу, а две даже отправили вертолеты, которые кружили над ним, – глава администрации Белого дома Уильям С. Дорфман звонил из своего кабинета дежурному офицеру ФБР.
   – Сколько их там было?
   – Мы не знаем.
   – Вы их взяли?
   – Пока не ясно.
   – Пострадавшие есть?
   – Скорее всего, да.
   – Ладно, проклятье, перезвоните мне тотчас, как узнаете что-либо точно, гребаный вы идиот! – прорычал Дорфман и с такой силой швырнул трубку, что пластиковый корпус аппарата треснул.
   Подобные вспышки гнева относились к большим недостаткам его характера и только вредили его политической карьере. Дорфман знал это и всячески пытался себя контролировать. Пока…
   Через минуту телефон снова ожил. Звонил вице-президент Куэйл.
   – Я собираюсь в Капитолий. Хочу, чтобы вы поехали со мной.
   – Мистер вице-президент, я не думаю, что это удачная идея, – ответил Дорфман и нажал на кнопку пульта дистанционного управления, чтобы убавить звук в телевизоре. – Я только что говорил с дежурным из ФБР, они даже не знают, арестованы ли террористы. Страна не может позволить себе потерять и вас…
   – Я еду, Дорфман. А вы поедете со мной. Через пять минут жду вас у выхода в Розовый сад. Распорядитесь подать машины.
   И телефон замолчал.
   – Да, сэр, – произнес Дорфман, обращаясь в пустоту.
   Администрация президента сидит на бомбе с тлеющим бикфордовым шнуром, а шнур этот слишком короток.
   Террористы! Не на Ближнем Востоке, не в какой-нибудь вонючей дыре третьего мира, о которой никто никогда и не слышал, а здесь! В Вашингтоне, столице Соединенных Штатов! Теперь нужно ждать сообщений о том, что эти безумцы устраивают взрывы и убивают людей в Колумбусе, Талсе и Остине. Боже мой!
   По крайней мере, следует отдать должное реакции Дэна Куэйла, который осознал всю серьезность положения. Нетрудно понять, почему он лично хотел посетить место кровавой бойни в Капитолии и утешить всех, оставшихся в живых; нужно, чтобы вся Америка видела, как он это делает. Это поможет успокоить всех от Бостона до Лос-Анджелеса, наверняка начавших уже испытывать первые приступы паники.
   Дорфман теперь уже жалел, что сначала посоветовал Куэйлу не ездить. Куэйл обладал политическим чутьем. Он прав.
   Дорфман вызвал машину и в течение полуминуты имел беседу на повышенных тонах с дежурившим в тот момент старшим агентом секретной службы, которому абсолютно до лампочки была вся эта политика, но вот за вверенную ему жизнь вице-президента он отвечал головой. Затем Дорфман позвонил Гидеону Коэну и сказал, чтобы тот, вместе с директором ФБР, ожидал вице-президента в Капитолии.
   Дорфман поехал с вице-президентом, который взял с собой главу собственного аппарата, Кэрни Робинсона, паркетного шаркуна, в прежние времена сделавшего себе имя в сфере общественных отношений.
   Дорфман извинился перед Куэйлом за свой неудачный совет воздержаться от поездки в Капитолий.
   – Это мудрое решение, – сказал он.
   Но ни Куэйл, ни Робинсон не промолвили ни слова. Они молча сидели в машине и смотрели на зевак, толпившихся на тротуаре и глазевших в свою очередь на них.
   Некоторое время спустя Куэйл кашлянул.
   – Возьмите телефон, Уилл. Позвоните в Пентагон генералу Лэнду и попросите его встретиться с нами в Капитолии.
   Не говоря ни слова, Дорфман снял телефонную трубку.
* * *
   В десять часов утра Генри Чарон вернулся в квартиру на Гэмпшир-авеню и включил автомат для варки кофе. Затем он принял душ, почистил зубы и побрился. Оделся, надев даже ботинки и свитер. И только после этого наполнил чашку горячим напитком и включил телевизор, чтобы узнать, в чем преуспели охотники.
   В недоумении он застыл перед телевизором и, глядя на экран, пытался понять, что происходит. Группа террористов? Капитолий?
   Наконец, он устроился на софе и, положив ноги на стул, стал понемножку отхлебывать из чашки обжигающую жидкость.
   Одно стало ясно – он сам оказался лишь одной из фигур какого-то более обширного и сложного замысла. Ну, что же, чем больше паники, тем лучше.
   С этими мыслями он допил кофе и налил себе еще одну чашку. Сделав пару глотков, он подошел к окну и постоял, глядя на улицу. Людей на улицах было немного. Почти все места на стоянках заняты. Еще один серый день глубокой осени.
   Теперь ФБР долго будет ошиваться вокруг. Или ФБР, или полиция. Будут разыскивать террористов и убийцу, значит, будут шнырять по домам, стучать в двери и задавать вопросы. Тут бояться нечего.
   Мысли снова вернулись к Капитолию. Он вспомнил служебное здание, расположенное восточнее Верховного Суда. Сколько от него до Капитолия, ярдов пятьсот или шестьсот?
   Сможет ли он выстрелить с такого расстояния?
   Если взять ту винтовку, из которой на расстоянии сто ярдов он положил все три пули в пределах дюйма, то теоретически с пятисот ярдов точный выстрел должен поразить цель в пределах окружности с радиусом пять дюймов. Под действием силы тяжести пуля «просядет» примерно на пять-шесть дюймов от точки прицеливания. Если бы удалось сделать точный выстрел. И не было бы ветра. И расстояние было бы точно пятьсот ярдов. При ветре и ошибке хотя бы ярдов в пятьдесят ему не попасть.
   Для этого Генри Чарону не пришлось вспоминать баллистику, он прекрасно ее знал. И знал также, как трудно будет попасть с пятисот ярдов в цель размером с человека, особенно если этот человек не стоит на месте. Вот это будет хорошая задачка.
   Он смотрел на редких прохожих и голые ветви деревьев и пытался вспомнить, как выглядел сектор обзора с верхнего этажа того самого здания.
   Вернувшись в гостиную, он задержался у телевизора, не выпуская из рук чашки. Вице-президент находится на пути в Капитолий, сообщил диктор. Вскоре он появится там. Оставайтесь на нашем канале.
   Наконец, приняв решение, Чарон выключил телевизор, отключил кофеварку, накинул куртку, погасил свет, вышел и запер за собой дверь.
* * *
   – Сколько убитых? – спросил Дэн Куэйл спецагента, который встретил их у входа и проводил внутрь здания через заслон полицейских. Журналисты выкрикивали им вслед вопросы, камеры, не переставая, снимали каждое движение.
   – Шестьдесят один, сэр. Еще двое-трое находятся в скверном состоянии и, видимо, не выживут. Сорок три человека ранено.
   – Что известно о нападавших?
   – Колумбийцы, сэр, – ответил агент. – Выполнив задание, они должны были покончить с собой. Один из них до сих пор жив, но долго не протянет. Он кое-что сказал, прежде чем потерять сознание от внутреннего кровотечения и шока. Один из наших агентов, который знает испанский, записал все, что смог. Вероятно, в прошлый уик-энд они нелегально проникли в страну, а на сегодняшнее утро было назначено нападение.
   – Им заплатили за самоубийство? – недоверчиво переспросил Дорфман.
   – Да, сэр. Пятьдесят тысяч долларов до отъезда сюда и еще пятьдесят тысяч их вдовам или родителям после выполнения задачи.
   Это привело всех в замешательство, и они некоторое время продолжали шагать молча. Агент отвел их в зал для слушаний комитета, где семнадцать мужчин и женщин вместе со своим убийцей так и лежали там, где их застала смерть. Раненых уже унесли, и фотографы вместе с экспертами принялись за дело. Они не обращали внимания на разинувших рты политиков и агентов спецслужб, застывших рядом с пистолетами в руках.
   Куэйл стоял, широко расставив ноги, не вынимая рук из карманов пальто, и медленно поворачивал голову то вправо, то влево. Повсюду валялись пустые автоматные магазины, в стенах зияли дыры от пуль. Всюду кровь и очерченные мелом скрюченные человеческие тела.
   – Зачем?
   – Сэр?
   – Зачем, черт побери, кому-то нужны деньги, чтобы совершить убийство и потом покончить с собой?
   – Видите ли, тот парень, что до сих пор еще жив, рассказал, что у него в Колумбии есть жена и восемь детей. Было десять, но двое умерли, потому что ему нечем было их кормить, кроме кукурузы и риса, и у него не было денег, чтобы пригласить доктора, когда дети заболели. Они живут в лачуге, без водопровода и туалета. У него нет работы и нет надежды когда-либо ее найти. Поэтому, когда ему предложили такие деньги, он посмотрел на жену и детей и решил, что это единственная возможность. Так он сказал, по крайней мере.
   – Шестьдесят один убитый, – повторил Куэйл так тихо, что Дорфману пришлось сделать шаг вперед, чтобы расслышать его слова. – Нет, это слишком мягко сказано. Забиты, как скот. Уничтожены. Истреблены.
   Они вышли из помещения и продолжили свой путь дальше по коридору к кафетерию. По пути им попалось несколько тел. В отличие от Куэйла Дорфман старался не смотреть на лица. Вице-президент на секунду или две склонялся над каждым, затем двигался дальше. Он так и держал руки в карманах, и шел, опустив плечи.
   В кафетерии к ним присоединились Гидеон Коэн и генерал Лэнд в сопровождении нескольких офицеров. «Капитан ВМС, Графтон», машинально скользнул по нагрудной нашивке одного из них Дорфман. Он внимательно слушал, его лицо ничего не выражало.
   – Тот, что остался жив, сообщил, что, по его мнению, должны быть еще такие же группы, которые нелегально проникли в страну.
   – Как же они сюда попали?
   – Самолетом. В аэропорту их встретили, куда-то отвезли, дали еду и оружие. А сегодня утром в автофургоне привезли сюда и высадили.
   – Где же остальные? Что они намерены делать? – спросил Дорфман.
   – Неизвестно.
   Тут вмешался Генеральный прокурор.
   – Адвокат Альданы сообщил нам, что его клиент вчера днем заявил о своей ответственности за попытку покушения на жизнь Президента. Это, естественно, конфиденциальная информация.
   – Ублюдок лжет, – опять воспламенился Дорфман.
   – Я бы не стал с этим спорить, – бесстрастно возразил Коэн. – В Колумбии до наших людей дошли слухи. Много слухов.
   Группа в окружении агентов секретной службы продолжала двигаться дальше.
   – Давайте найдем место, где можно поговорить, – предложил Куэйл.
   Агенты провели их в пустую комнату одного из комитетов – все комнаты, где раньше располагались комитеты, теперь пустовали, – и, проверив ее, остались охранять снаружи.
   Куэйл опустился на стоявший в проходе стул. Остальные устроились на соседних стульях. В этот момент вошел директор ФБР в сопровождении одного из своих подчиненных.
   – Так это те же люди сбили вертолет Президента? – спросил вице-президент, продолжая начатый разговор.
   – Вы имеете в виду террористов, убитых здесь? – переспросил сопровождавший их агент ФБР. – Оставшийся в живых отрицает это, но его слова ничего не стоят.
   Директор ФБР кивнул говорившему агенту:
   – Вы можете вернуться к своим обязанностям.
   Тот поднялся, произнес:
   – Удачи вам, джентльмены, – и ушел.
   Директор обратился у Куэйлу.
   – Мистер вице-президент! Со мной спецагент Томас Хупер. Он возглавляет подразделение по борьбе с распространением наркотиков, а сейчас работает в группе, которая занимается поисками людей, стрелявших в президентский вертолет. Перед тем как прийти сюда, в течение пяти минут мы беседовали с нашими работниками, осуществлявшими эту операцию… – и он сделал неопределенный жест. – Хупер, расскажите им то, что вы рассказывали мне.
   Том Хупер обвел взглядом окружавших его людей, некоторые из них смотрели на него, другие – в сторону. Он заговорил:
   – То, чему мы являемся свидетелями, – это классический наркотеррористический удар. Его осуществили люди, получившие минимально необходимую подготовку, исполнители конкретной задачи, которую поставили другие. Количество убитых или раненых здесь не имеет большого значения – резонанс от их акции все равно был бы шокирующим. Это зверство является политическим актом. Попытка покушения на Президента имеет несколько иной характер. Она скрупулезно планировалась и тщательно готовилась, в расчете на предоставляющуюся возможность. Другими словами, ее осуществил профессиональный убийца.
   – Всего лишь один? – спросил кто-то.
   – Вполне возможно, – ответил Хупер. – Мы нашли то место, откуда были выпущены ракеты, – это небольшая площадка для отдыха на берегу Потомака, по всей видимости, в течение дня там находился всего лишь один человек. Мы нашли его следы повсюду. На нем была, вероятно, какая-то резиновая обувь, скорее всего, он среднего роста, вес около ста шестидесяти фунтов. Конечно, это всего лишь предварительные данные, их надо уточнять.
   – Кто же нанял убийцу? – спросил Дорфман.
   – Без понятия, сэр, – ответил Хупер. – Догадок много, но я не стану биться с вами об заклад, если вы будете настаивать, что за всем этим стоят одни и те же люди.
   – Альдана, – произнес Дорфман с гримасой отвращения, будто само это имя могло быть отравленным.
   – Вопрос в том, – медленно начал Дэн Куэйл, подбирая слова, – что нам предстоит сделать, чтобы не допустить дальнейшей резни?
   – Надо найти остальных колумбийцев, – сказал Дорфман.
   – Усиленная охрана вокруг всех общественных зданий и торговых центров, – добавил кто-то.
   – Вряд ли это их остановит. – Слова прозвучали тихо, но твердо. Все посмотрели на говорившего. Это был капитан Джейк Графтон. Он продолжал: – Эти люди намеренно совершают зверства, им нужна атмосфера террора, чтобы заставить правительство выполнить их волю. Так или иначе, они найдут себе новую цель. В Колумбии они взрывают универмаги, железнодорожные вокзалы и авиалайнеры. У нас все это есть, как и многое другое. Близится Рождество… – Он замолчал.
   – Я хочу привлечь к делу Национальную гвардию, – сказал Куэйл. – Нам нужно обеспечить охрану общественных зданий во что бы то ни стало, а также столько торговых центров, сколько сможем найти для этого людей. Кроме того, для поиска колумбийцев можно использовать войска.
   – Вы собираетесь вводить военное положение? – спросил генерал Лэнд.
   – Мне все равно, как вы это назовете.
   – Но войска никогда не смогут обнаружить террористов, – возразил председатель КНШ. – Мы не можем бросить на поиски войска, чтобы они ходили от двери до двери, обыскивая каждый дом. Они этому не обучены. Для этого существуют ФБР и полиция.
   – ФБР, ваше мнение? – обратился к директору ФБР Куэйл.
   – Ситуация неординарная. Нам нужно быстро получить результат. А чтобы добиться этого, требуется много людей. Но когда все закончится, общественность обвинит ФБР и военных, если будут допущены какие-либо перегибы, что неизбежно.
   Уильям Дорфман вскочил на ноги.
   – Американцы вправе возложить на нас ответственность, если эти нелюди не будут своевременно схвачены, и притом как можно скорее. Мы должны горы свернуть, но восстановить контроль над ситуацией, иначе страна просто развалится. Это первостепенная задача. Лучше отправить в тюрьму нескольких невиновных и позже освободить их, чем оставить на свободе преступников.
   – А если какой-нибудь девятнадцатилетний мальчишка в форме с М-16 в руках застрелит ни в чем не повинного человека? – спросил Дорфмана генерал Лэнд.
   – Не будьте дураком, – вскипел Дорфман. – Ваша работа в том и заключается, чтобы этого не произошло. Если вы не справляетесь со своей работой…
   Под испепеляющим взглядом Хайдена Лэнда Дорфман понял, что лучше будет не продолжать. Джейк Графтон сомневался, найдется ли еще такой человек, который набрался бы высокомерия назвать генерала Лэнда в лицо дураком.
   Наступившее после тирады Дорфмана молчание затянулось.
   – Почему бы нам все же не использовать регулярные войска? – предложил Гидеон Коэн, бросив взгляд в сторону генерала Лэнда. – Отобрать офицеров и сержантский состав. Ведь это федеральный округ. Мне кажется, это законно. В определенной степени оправданно. Пусть даже это в конечном счете незаконно, но оно таковым станет только после того, как Верховный Суд скажет свое слово.
   – Нет, – сказал Дэн Куэйл. – Национальная гвардия. – Он поднялся. – Когда вернемся в Белый дом, нужно будет объявить об этом и подготовить приказ. Тем временем все важные правительственные здания надо поставить под усиленную охрану, а работников отправить по домам.
   Куэйл вышел первым, окруженный агентами секретной службы. Джейк Графтон чувствовал себя глубоко подавленным. Генерал Лэнд, очевидно, находился в таком же состоянии. На минуту они задержались у тела, прикрытого простыней, которое санитары вот-вот должны были вынести. Отверстия от пуль и кровь, куски штукатурки и пыль от нее на полу. Из-под края белой материи выглядывал носок женской туфли.
   А ведь у нее было имя, были семья и работа, свои амбиции и мечты о будущем. Теперь же она превратилась в кусок мертвой плоти, которую пустят под нож, немного погорюют и похоронят.
   Мы все в западне, размышлял Джейк, как живые, так и мертвые. Америка, которая дала жизнь этой женщине и сделала из нее ту, кем она была, вскоре сама изменится непредвиденным, непредсказуемым образом под воздействием неистовства безрассудных сил, раскаленных добела от слепой ярости. И эти перемены, вызванные войной, – никакой ошибки тут нет, это самая настоящая война, – примут необратимый характер. Джейк прекрасно осознавал, что большинство американцев, включая его самого, встретят эти перемены с чувством подавленности и страха.
   Будь прокляты террористы! Он произнес эти слова про себя как молитву.
* * *
   Чарон шел по тротуару, держа в одной руке ящик с инструментами, а другой придерживая на плече четырехфутовый обрезок трубы. В этот момент он заметил людей, стоявших на крышах. Остановившись на углу, он перекинул трубу на другое плечо и мельком окинул взглядом крыши окрестных зданий.
   Чарон подъехал с востока, и ему не составило труда найти подходящую парковку. В этот день многие не выходили на улицу.
   Не отрывая глаз от тротуара, он приблизился к входу в старое служебное здание и поднялся по ступенькам. Войдя в холл, поставил на пол ящик и вызвал лифт. В холле было пусто. Если бы тот кабинет не…
   Очутившись в лифте, он нажал кнопку самого верхнего этажа. Обветшавшее изобретение человеческого ума стало со скрипом подниматься вверх. Через несколько секунд лифт, качнувшись, остановился и двери открылись.
   Стоявшая на площадке женщина, увидев его, вздрогнула, по лицу ее пробежала тень ужаса.
   – О, Боже мой!
   Генри Чарон приветливо улыбнулся ей. Она мгновенно успокоилась.
   – Извините! О, святые небеса, пожалуйста, извините. – Дверь уже начала закрываться, но она успела проскользнуть внутрь, задев за дверь плечом.
   – Вам какой этаж? – спросил он.
   – Пятый, пожалуйста.
   Чарон нажал на кнопку, а женщина, задыхаясь, продолжала:
   – Я не ожидала, что кто-то может оказаться в лифте. Я такая взвинченная. А всё эти убийцы и террористы. Боже мой! Мне следовало остаться дома. Извините меня.
   – Забудьте.
   Она одарила его смущенной улыбкой и вышла на пятом этаже. Он снова улыбнулся ей в ответ, и дверь закрылась.
   Вот и последний, седьмой этаж. Чарон вышел. Коридор был пуст. Чарон прошел к двери с надписью «Лестница» и толкнул ее рукой. Дверь отворилась. Удовлетворившись результатом, он направился к двери в противоположном конце коридора. У двери остановился и сложил инструменты и трубу.
   На открывание замка ушло полминуты. Чарон занес инструменты и трубу, осмотрел пустую комнату и запер за собой дверь.
   Сквозь ветви деревьев проглядывала часть ступеней лестницы парадного подъезда Капитолия, которая вела к главному входу в Ротонду. На мраморных ступенях толпились люди. Через эту дверь сегодня утром и ворвались самоубийцы из Колумбии. Но Чарону видна была лишь половина лестницы. Вторую половину закрывало здание Верховного Суда.
   Оконное стекло в комнате потемнело от грязи. Он вытер его рукавом. Стало чище. Краем глаза он заметил человека на крыше здания Верховного Суда.
   Придется потрудиться.
   К счастью, на дворе глубокая осень, и листва на деревьях, окружающих Капитолий, давно облетела. Летом из-за зелени отсюда, конечно, ничего не будет видно.
   Винтовка с оптическим прицелом, аккуратно уложенная и завернутая в мягкую ткань, находилась внутри трубы. Он вынул винтовку, а следом достал три шеста, лежавших там же. С одного конца шесты были обвязаны куском шнура, поэтому, когда Чарон расставил противоположные концы шестов в стороны, получилось что-то наподобие треноги.
   Зарядив винтовку, он положил ее на пол. Затем, используя жидкость для мытья стекол, еще раз протер внутреннюю поверхность стекла. Покончив с окном, он осмотрел стоянку возле Капитолия и крыши близлежащих домов.
   На крышах Чарон насчитал четверых. Плюс сотни людей у Капитолия.
   В ящике с инструментами лежал один из купленных им ранее радиоприемников. Надев миниатюрные наушники, он включил радио и настроился на частоту телевизионной станции. Через пятнадцать секунд стало ясно, что комментатор находится на ступенях Капитолия.
   Слушая слова комментатора, Чарон подготовил треногу и примерил к ней винтовку. Установив регулятор увеличения на максимум, он повернул крепежное кольцо и зафиксировал винтовку на треноге.
   Снаружи Чарона увидеть было нельзя, потому что он находился довольно далеко от окна. Изменяя положение винтовки в пределах сектора обзора, открывающегося через проем окна, он с удивлением отметил, как много ему видно. Мешали, правда, ветви деревьев, качавшиеся от ветра. Они качались взад-вперед и затрудняли точное прицеливание.
   Комментатор сообщил телезрителям, что вице-президент и сопровождающие его лица скоро покинут здание. Неважно, откуда он это узнал, подумал Чарон. Однако услышать это известие приятно.
   Если все пойдет как надо, то это будет чертовски хороший выстрел. Слушая болтовню телекомментатора, он переводил перекрестье прицела с одного человека на другого, вызывая в своей памяти все когда-либо сделанные им значительные выстрелы. Ни один из них не был настолько проблематичным, как этот, бесстрастно заключил он. Интересно, хватит ли у него выдержки. Изображение беспорядочно плясало в окуляре прицела, поскольку при девятикратном увеличении даже самые незначительные колебания вызывали чертовски большие отклонения на мишени.
   Он направил винтовку на полицейского, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и сосредоточился, чтобы удержать визир в неподвижном положении, целясь прямо в центр груди своей жертвы. И тем не менее перекрестье описывало небольшой круг. Максимум, что удавалось сделать, – это удерживать прицел между плечами человека. В тот момент, когда Чарон решил, что все в порядке, полицейский неожиданно сделал шаг.
   Сколько ему нужно времени, чтобы убраться после выстрела из здания? Шестьдесят секунд? Меньше?
   Помимо всего прочего, оконное стекло несколько изменит траекторию полета пули. А открывать окно нельзя – агент на крыше может заметить и отправить кого-нибудь проверить. Поэтому стрелять придется через стекло. Невозможно определить, насколько отклонится пуля, пройдя через стекло. Может быть, этого хватит, чтобы промахнуться с такого расстояния – чуть больше четверти мили. Может, достаточно, чтобы пуля ушла на десять – двенадцать футов в сторону.
   С этими мыслями он отрегулировал прицел по горизонтали, чтобы компенсировать отклонение пули.
   О'кей. Для такого выстрела нужно нешуточное везение. Большое везение.
   Чего ему не хватало, так это пристрелочного выстрела. Часто такая возможность у него была. Тысячи раз. Сейчас, однако, придется обойтись без этого.
   Ага! Комментатор:
   – А вот и вице-президент.
   Чарон выпрямился и передернул затвор. Снял винтовку с предохранителя, расслабил плечи, напряг ноги, зафиксировал ложе винтовки на треноге. Вдавил приклад в плечо и прижал его щекой.
   После этого он направил винтовку на дверь Капитолия. Кто-то уже установил там батарею из микрофонов. Вице-президент, не обращая на них внимания, продолжал спускаться вниз по лестнице в окружении свиты из агентов секретной службы с автоматами в руках. Они образовали нечто вроде коридора между камерой и людьми.
   Кто там позади Куэйла? Какой-то армейский офицер. Морской офицер, трое или четверо гражданских.
   Чарон попытался прицелиться в одного из гражданских, спускавшихся вниз по лестнице прямо на него. Он не сможет стрелять, пока они будут двигаться: слишком они маленькие на таком расстоянии. Пока они не остановятся, он даже не сможет определить, кто из них кто.
   У подножия лестницы, возле лимузина, армейский офицер остановился, объясняя что-то Дэну Куэйлу. О'кей, гражданские присоединились к ним. Стоят близко друг к другу.
   Кто они?
   Дорфман! Один из них Дорфман. Он есть в списке. Кто же остальные? Ага! Это Коэн, Генеральный прокурор. Тоже есть в списке.
   Теперь быстро. Глубокий вдох, медленный выдох, расслабиться и нажимать постепенно без рывка. Медленнее… Медленнее…
   Проклятые ветки – качаются… Медленнее нажимай, мягче, поправка на ветер, держи перекрестье в цен…
   Выстрел.
   В закрытой комнате звук получился оглушительным, будто взорвалась динамитная шашка. Часть оконного стекла вылетела наружу.